H. А. Лейкинъ
‘Перчатка.’
‘Перчатка’, Лейкин Николай Александрович, Год: 1874
Время на прочтение: 5 минут(ы)
H. А. Лейкинъ. Веселые разсказы. Санктпетербургъ. Изданіе книгопродавцевъ Колесова и Михина. 1874.
OCR Бычков М. Н.
На дняхъ мн понадобилось купить себ нсколько аршинъ мебельнаго ситцу, и я отправился за нимъ во внутрь Александровскаго рынка, въ знакомую лавку. Въ лавк я встртилъ самого хозяина. Хозяинъ самъ продавалъ мн, нарылъ на прилавк груду товару, и когда я выбралъ ситецъ, то онъ ловко отмрилъ отъ куска, ‘припустилъ’ сверхъ требуемаго количества пальца на четыре и, съ шумомъ отрывая его, проговорилъ: ‘два вершечка въ уваженіе’.
Разговоръ зашелъ о вновь начинающихся морозахъ.
— Холодно, — сказалъ я. — Втеръ такъ и пронизываетъ.
— Чайку не прикажете-ли? Тогда маненько и поразогретесь.
— Пожалуй.
Хозяинъ молча кивнулъ молодцамъ, и т бросились исполнять требуемое. Одинъ изъ нихъ схватилъ табуретъ, смахнулъ съ него рукавомъ шубы пыль и, подставляя его къ прилавку, сказалъ: ‘пожалуйте приссть’, другой подалъ мн стаканъ чаю и поставилъ на прилавокъ жестяную коробку, изъ-подъ сардинокъ, съ сахаромъ. Я началъ пить. Хозяинъ, заложа руки въ рукава шубы, стоялъ около меня и вздыхалъ:
— Торговлишкой сегодня порасклеились. Ей-ей, — произнесъ онъ, съ самаго утра хоть шаромъ покати!
Въ лавк дйствительно, кром меня, покупателей не было. Лавка была открытая, безъ дверей. На порог стоялъ молодецъ и зазывалъ покупателей, громко выкрикивая названіе товаровъ. Мимо лавки шныряли барыни, бабы въ тулупахъ, солдаты съ сапожнымъ товаромъ подъ мышкой, и вдругъ показался толстый приземистый купецъ, въ енотовой шуб и котиковой фуражк. Увидавъ купца, хозяинъ, ни къ кому особенно не обращаясь, вдругъ крикнулъ: ‘перчатка!’ Купецъ вздрогнулъ, остановился, оборотилъ къ лавк свое побагроввшее лицо и принялся ругаться:
— Банкрутишка! Мерзавецъ! Тещу уморилъ и на кривой объхалъ! Сиротъ на лвую ногу обдлалъ! Въ каторг теб мсто!
Молодцы фыркали. Хозяинъ, не перемняя положенія, самымъ невозмутимымъ образомъ смотрлъ на купца. Я недоумвалъ. Выругавшись въ волю, купецъ пошелъ дале. Хозяинъ снова крикнулъ ему вслдъ: ‘перчатка-а-а!’
— Что это онъ? Съ чего онъ ругается?— невольно спросилъ я.
— А слова этого не любитъ. Страхъ, какъ не любитъ! Готовъ на ножи лзть, — ну, вотъ его не дразнятъ, — отвчалъ хозяинъ. — Перчатка для него все равно, что каленое желзо — такъ и обожжетъ!
— Отчего-же онъ не любитъ этого слова? Отчего его перчаткой дразнятъ, а нечмъ нибудь другимъ?— допытывался я.
— А извольте видть, тутъ цлая прокламація! Разсказывать-то долго. Чайку еще не прикажете-ли?.. Можетъ, съ медкомъ будетъ вольготне, такъ у насъ и медъ есть.
— Ну, хорошо, я выпью еще стаканъ, а вы разскажите. Это должно быть интересно?
— Хорошо, извольте, только извстно интересъ нашъ, купеческій. Изобрази и мн стакашекъ!— крикнулъ онъ молодцу.
Молодецъ подалъ намъ два стакана. Хозяинъ спрятавъ дно стакана въ рукавъ шубы, сталъ прихлебывать чай и началъ:
— Этотъ самый купецъ, что сейчасъ на меня ругательства загибалъ, Буркинымъ прозывается. Торгуетъ онъ у насъ тутъ, по близости, ленточнымъ товаромъ, а супротивъ его другой торгуетъ, по фамиліи Слаботловъ и тмъ-же товаромъ. Да, ей Богу, незанимательно, плюньте вы на него!.. Что вамъ…
Хозяинъ умолкъ.
— Полноте… Говорите, говорите, — сталъ я упрашивать.
Хозяинъ продолжалъ:
— Только торгуютъ это они насупротивъ другъ друга, и завсегда у нихъ промежъ себя то при, то брань, а то и драка, потому другъ у друга покупателей отбиваютъ и товаръ хулятъ. Разъ даже посл запору молодцы стнка на стнку пошли. Въ кровь разодрались. Теперича, къ примру, мы промёжъ себя сосди, такъ, мы живемъ въ мир и завсегда другъ у дружки заимствуемся: товаромъ-ли, коли у самыхъ нехватка, стаканомъ-ли, коли свои побиты, ну, и тамъ разное… А у нихъ этого и въ завод нтъ. Забги-ко буркинскій молодецъ къ Слаботлову въ лавку на заварку чаю попроситъ — въ желзные аршины примутъ. Ей Богу! Былъ случай, — одному переносье перешибли. Только надо вамъ сказать, что Буркинъ этотъ занимался поставками въ казенныя мста, по подряду, значитъ, а Слаботловъ по аукціонамъ ходилъ и товаръ скупалъ. Ходили они прежде и оба по аукціонамъ, и оба подряды брали да бросили, и каждый взялся за свое дло, потому только убытокъ одинъ былъ: придутъ, бывало оба на аукціонъ или на торги и давай на зло другъ дружк цны набивать. Ну, набьютъ несообразное, а посл и кряхтятъ: Враги были. По субботамъ даже въ одну баню не ходили. Разъ въ церкви къ одному образу свчки подошли ставить, такъ и тутъ чуть не разодрались.
— Кажинный день у нихъ — словно на кіатр представленіе, — вставилъ до сихъ поръ молчаливый молодецъ.
— Ну, ты молчи! Знай свое мсто… кивнулъ на него хозяинъ и продолжалъ: — Только изволите видть, тутъ какъ-то въ прошломъ году, по зим, Буркинъ и возьми подрядъ поставить во дворецъ пятьдесятъ дюжинъ блыхъ оффиціантскихъ перчатокъ. А у самаго товару всего дюжинъ съ десятокъ, значитъ скупать нужно. Подходитъ срокъ ставить, — сунулся туда-сюда, и надо же, чтобъ такой грхъ случился — оффиціантскихъ перчатокъ нигд нтъ. Весь Питеръ оббгалъ и нтъ. А надо вамъ сказать, что сосдъ Слаботловъ и врагъ евонный, за недлю передъ этимъ этихъ самыхъ перчатокъ сто дюжинъ на аукціон купилъ. И близокъ локоть да не укусишь! Какъ къ врагу идти?.. Да и сдеретъ… Думалъ, думалъ Бурковъ, хотлъ уже платить большую неустойку, но, наконецъ, смирился и пошелъ съ Слаботлову. Тотъ его принялъ звремъ. Есть-то, есть у меня, говоритъ, эти перчатки, только теб не годятся, — потому съ изъяномъ. Ничего, говоритъ, продай, какъ-нибудь, и съ изъяномъ спулимъ. Тотъ началъ ломаться: приходи, говоритъ, завтра, а я подумаю. Длать нечего, показалъ ему Буркинъ въ карман кулакъ, пришедши домой, чтобъ сердце сорвать, поколотилъ жену, переругалъ домашнихъ, а на утро, все-таки отправился къ Слаботлову. Тотъ встрчаетъ его съ улыбкой, бороду поглаживаетъ и говоритъ: ладно, если уже теб и съ изъяномъ ничего, такъ бери. А Буркинъ ему въ отвтъ: знаемъ мы этотъ изъянъ-то! Толкуй тутъ!.. Не вритъ, значитъ, думаетъ, что тотъ на зло не хочетъ ему товару дать. Нy, а какъ цна? Слаботловъ сказалъ, и такую цну несообразную заломилъ, что у Буркина даже поджилки затряслись. Начали, однако, торговаться и покончили. Присылай, говоритъ, завтра молодцевъ за товаромъ и деньги на бочку. Башъ на башъ смняемся, ты товаръ въ полу, а я деньги, потому нтъ теб отъ меня доврія. Сказано, сдлано. Буркинъ получилъ товаръ и сейчасъ его въ казенное мсто на пріемъ. Стали при пріем разсматривать, глядь — сорокъ дюжинъ перчатокъ и вс съ лвой руки. Забраковали. А это значитъ, что Слаботловъ-то сорокъ дюжинъ съ правой у себя оставилъ, а съ лвой Буркину отдалъ. На зло, значитъ.. Буркинъ, какъ тогда разъярившись, прибгаетъ съ нему въ лавку и ну, ругаться. Ругается, что ни-на-есть хуже, а Слаботловъ улыбается, бороду поглаживаетъ и говоритъ: дубина! вдь самъ покупалъ. Ну, не говорилъ-ли я теб, что товаръ съ изъяномъ? Тотъ все ругается. А Слаботловъ ему: удержи языкъ твой отъ зла и сотвори благо. Дло поправимое. У меня такое-же количество перчатокъ и съ правой руки найдется, только цна будетъ двойная, потому, самъ учти, правая рука въ двое важне лвой! Правой рукой ты и крестъ творишь, и щи хлбаешь, и деньгу берешь. Чуть Кондратій Иванычъ не хватилъ Буркина отъ этихъ словъ, однако, стерплъ онъ, пересталъ ругаться и началъ торговаться. Слаботловъ, какъ былъ, какъ уперся на своей цн, такъ и стоитъ, ни копйки не спускаетъ. Что-жъ вы думаете, вдь далъ-же Буркинъ что съ него требовали! Ей Богу! Потому ничего не подлаешь — подрядъ. А вы сами знаете, что казенный подрядъ значитъ. Вотъ съ тхъ-то поръ его и дразнятъ перчаткой, а онъ какъ зврь лютый бросается. Вдь нашимъ рыночникамъ только попадись на зубокъ, такъ бда! Проходу не дадутъ. Еще чайку стакашекъ не прикажете-ли?
Я отказался, поблагодарилъ хозяина за разсказъ и ушелъ домой, думая: ‘Азія, совсмъ Азія!..’