ПЕДАГОГИКА ВНЕ ПОЛИТИКИ
ПЕДАГОГИКА ВНЕ ПОЛИТИКИ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Педагогика вне политики, Розанов Василий Васильевич, Год: 1901
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
Если есть вещь презренная, если есть вещь надоевшая, если есть вещь, которую давно пора бросить, — то это политиканство около школы. Что может быть ужаснее, как подходить к ребенку или отроку, едва раскрывающему глаза на Божий мир и ожидающему, что старшие научат его этому Божьему миру, с какою-то заднею мыслью, затаенною мыслью, и начать приставлять ему к глазам стекла разных цветов, говоря, что вот через них-то и откроется ему настоящее, подлинное и крайне нужное зрелище мира? Еще великое счастье, что тенденциозные педагоги спорят между собою и предлагают не одного цвета стеклышки, — розовые, голубые, красные, желтые. Право же, пора сказать, что все они не нужны, что на пороге школы умирает политика, что педагог, который тенденциозен, — непригодный педагог. Только история страны, эти умершие и бесстрастные памятники, имеют право на бытие в школе. Живая история, теперешняя, т. е. политика совершающаяся и волнующая взрослых, должна быть так же беспощадна изгнана из школы, как некогда Спаситель изгнал торжников из храма.
В ‘Записной книжке’, посмертно напечатанной, Достоевский бросил две важные фразы: ‘Классицизм у нас ввели дубиной и ввели в целях, чтобы идей не было, но идей они (ученики) сами наберутся’. Школа семидесятых годов была явлением не столько педагогическим, сколько политическим. Оттого греков и ввел министр, сам не знавший греческого языка, а учителями взяли не студентов духовных академий, отлично знавших греческий язык, а выписали их из Австрии. Эти бедные нищие рабы обещали такую покорность службы и до того им не было дела до русских детей и их умственного направления, что созидатели классической системы полагали наверно, что такие ‘педагоги’ не скажут в классе ни фразы, которая не была бы парафразом из Кюнера, или парафразом из гимназического ‘Устава’. И началось несчастное умственное шатайство наших гимназистов. С такими учителями они были все равно как без учителей. Ангел хранитель от наших детей был отнят и заменен полицейским дозором. Никогда педагогика, воспитание, так глубоко у нас не умирала, как в этой псевдоклассической гимназии.
Посмотрите, как иные восстали теперь против реформы. ‘О чем шумите вы, народные витии?’, — хочется бросить им пушкинский стих. Люди, ни строчки не умеющие прочесть по-гречески, распинаются за греческий язык. Но в греческом ли языке дело? В классицизме ли? В вековечных ли принципах школы, о которых они толкуют? Нет, о, нет! Дело идет о самом ядовитом и самом новеньком, самом дешевом принципе — замутить педагогику политикой. Дело идет именно о том, чтобы не допустить воскрешения в школе известного начала: ‘Прочь ваши руки от школы, гг. политики!’.
Школа, основываемая на естествознании и на изучении родины, есть школа мирная и умиротворенная. ‘Смотри на природу, как она есть, и люби ту родину, которую тебе Бог дал’ — это довольно твердый и довольно здравомысленный принцип. Но кроме, так сказать, программной стороны в реформу школы входит и воспитательный элемент. Если собрать все, что писалось сторонниками реформы о гимназии и университете, то можно объединить все написанное в лозунге: ‘Прочь чиновника из школы: не понимает ни ученика — как маленького и еще натаскиваемого на свою профессию чиновничка, ни учителя — как чиновника ледяного, жестокого, хитрого, долой все это!’. Но этот лозунг дан еще покойным Боголеповым, в его памятном прошлогоднем летнем циркуляре. Его же никто не осмелится упрекнуть ни в либерализме, ни в потакательстве распущенности воспитанников.
НВ. 1901. 17 авг. No 9142. Б.п.