Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания
M., ‘ТЕРРА’, 1994.
ПАРИЖСКИЕ ЗАМЕТКИ. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ ПРОГУЛКИ
Ни в одном Бэдэкере, ни в одном Guide Bieu, ни в одном проспекте Кука и сына ничего об этом не сказано, значит, об этом стоит рассказать.
…За чертой города, где уже дымят фабричные трубы, буйно растет трава, а белое вино — на целых пять су дешевле,— минуя Pont de Clichy, меж двух берегов зеленоватой Сены, на безымянном узком острове, который ждет еще своего Беклина, вы увидите кладбище, о котором не знают ни Кук, ни сын его.
Сам Плутон не мог бы выбрать места более меланхолического и уединенного.
Тишина и покой разлиты в блаженном воздухе, напоенном легким дыханием резеды, облеченном ароматом бледных роз и сладчайшей горечью лилий на несравненных и тонких стеблях.
Заботливо подстрижены аллеи, шуршит гравий под ногой, склоняются нежно анютины глазки над мрамором могильных плит.
Время стирает надписи — и уже с трудом различает глаз строки, выгравированные скорбью и безнадежностью.
‘Верному спутнику моей жизни и моего одиночества, единственному свидетелю и горя, и радости, и единственному утешению в жестоких печалях, которых было много…’
Две биографии, две книги двух разъединенных жизней: одной, которая зябла, другой, которая согревала.
Или вот еще: за низкой бронзовой оградой — колонна из серого гранита, если быть внимательным, можно прочесть:
‘Милой моей Cocotte, такой веселой-веселой, и вдруг ушедшей навсегда…’
И какие только странные прозвища, какие ласковые имена и сокращенные неразлучным общением сочетания не изобретала человеческая Нежность для нечеловеческой Преданности!..
И За-за, и Фру-Фру, и Ки-ки, и То-то, и Лулу, и Лолот, и Фифишка…
И потом еще имена, уже чеканные и значительные:
Трезор и Маркиз, и Диана, и Неро, и Трильби, и Лорд, и просто Джим, и просто Джэк…
Но не слишком удивляйтесь, о леди и джентльмены, столь нарочитой пестроте и столь неисчерпаемой краткости, ибо говорил же я вам, что с равнодушием шагал ваш голубой Гид по мосту Clichy и не остановился он пред старыми воротами, за которыми среди лилий, резеды и роз погребены целые поколения, целая раса,— аристократических догов, с редким достоинством носивших свой шотландский, мышиного цвета коверкот, и избалованных, привыкших к шелковым подушкам болонок, и огромных, рыжих сенбернаров, спасавших человеческие жизни, и миниатюрных своенравных левреток, требующих поклонения и ухода, и раздраженных, желчных мопсов, страдавших одышкой и подагрой, и по-сумасшедшему веселых фоксов, которые грызли и ножки золоченых стульев, и туфельки, шитые бисером, и распутных красавцев,— имевших бесконечные связи,— пуделей, всегда остриженных по моде, и тонконогих борзых, чутких и нервных, как влюбленные ревнивцы, и пушистых, мохнатых лягавых, и еще смешных, уморительных пойнтеров, которых водят в летний сад, и еще много, бесконечно много других — неизвестных пород и неизвестной расы…
Учительницы музыки, которые не вышли замуж, одинокие мисс — в рыжеватых веснушках, бездетные генеральши и по десяти лет не выходящие из спальни старухи, обманутые невесты и подозрительные ростовщицы, благотворительницы и вдовы, набожные и оскорбленные, расточившие себя или обокравшие других,— но почти всегда женщины и всегда одинокие,— это их слабыми и печальными руками и их любовью, неразделенной на земле, построено кладбище, единственное в мире!..
Единственное, ибо вы не встретите на нем ни братских могил, ни оскорбительных делений на кварталы — христианские, мусульманские, иудейские.
И, пожалуй, только здесь, на собачьем кладбище, не колеблют и не оспаривают преходящие ухищрения жизни великой монистической сущности смерти.
Сидя на скамье подле фамильного склепа, в котором погребены старик Боб, его верная подруга Бобэт и дети их Бобби и Топси, я думаю о стране, где собак хоронят, как людей, и — о далекой своей родине, где людей убивают, как собак.
А впрочем… на протяжении столетий — разве не все человечество и разве не больше всего боялось сентиментальности, которую оно загнало в кинематограф или в бульварный роман.
И только в антрактах между кровавыми Олимпиадами своих войн и бездарными столпотворениями своих революций оно разрешает себе помечтать под веткой сирени или пролить слезы над какой-нибудь экранной дребеденью.
И поэтому, кроме рыжеватой мисс, кто простит сентиментальный вздох над могилой грациозной Cocotte, такой веселой-веселой и вдруг ушедшей навсегда…
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказы и фельетоны, не вошедшие в книгу ‘НАША МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ’
Парижские заметки. Сентиментальные прогулки.— ПН, 30 июня, 1920. С. 3. Под рубрикой ‘Парижские заметки’. Бэдэкер — путеводитель, по имени немецкого издателя Карла Бедекера (1801—1859), основавшего издательство путеводителей по различным странам. Guide Bieu— путеводитель. Pont de Clichy— мост Клиши в Париже. Беклин — Арнольд Бёклин (1827—1901), швейцарский живописец, сочетал натуралистическую достоверность с фантастикой. Плутон — владыка подземного царства (римск. миф.) Cocotte— кокотка.