‘Русская Мысль’, No 11, 1884
Paris qui grouille par Pierre Veron, Михайловский Виктор Михайлович, Год: 1884
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Paris qui grouille par Pierre Veron. Пьеръ Веронъ принадлежитъ, безспорно, къ талантливйшимъ и симпатичнйшимъ разсказчикамъ. Всякая мелочь, выходящая изъ-подъ его пера, блещетъ остроуміемъ, иногда серьезнымъ юморомъ, нердко глубокимъ чувствомъ. Въ Копошащемся Париж (Paris qui grouille) авторъ безпощадно ржетъ правду въ глаза своимъ согражданамъ, и отъ этой, правды покоробитъ не однихъ французовъ, а кое-кого къ намъ поближе, а потому считаемъ не лишенными назидательности нкоторыя выдержки изъ лежащей передъ ними книги. На первой страниц, въ Le carnaval de la vertu (Карнавалъ добродтели) мы читаемъ:
‘Плохъ сталъ карнавалъ, никуда не годится ни качественно, ни количественно. Пожалетъ ли кто о его внезапномъ прекращеніи? Разв не вчный у насъ карнавалъ, созданный… Ну, да ладно! Я чуть-чуть не отчиталъ фразы, всми наизусть заученной. Повоздержусь… или, лучше, изъ всхъ непрерывныхъ и охватывающихъ насъ карнаваловъ я припомню только одинъ, которому недавнія событія предаютъ особый интересъ современности. Это карнавалъ добродтели. Отъ вашего вниманія, конечно, не ускользнули разсказы въ газетахъ про облавы, устроенныя въ нкоторыхъ переулкахъ, гд милыя дамы производили торговлю, которой он были и лучшимъ украшеніемъ, и главнымъ товаромъ. Исправительная полиція удостоивается даже иногда чести судить нкоторыхъ изъ этихъ героинь, держащихся нсколько иныхъ путей, чмъ оанна Д’Аркъ. Цль благая и промыселъ этихъ спеціалистовъ не совсмъ подходитъ подъ правила о выдач премій покойнаго Монтіона. Но я думалъ, что передъ закономъ равны вс французы и француженки тоже. А теперь становлюсь въ тупикъ передъ фактами поразительной неравноправности’.
Дале авторъ сопоставляетъ участь ‘милыхъ дамъ’, которыхъ полиція ловитъ по ночамъ, какъ бродячихъ собакъ, съ столь же ‘милыми дамами’, нанимающими лавченку для торговли духами и перчатками и производящими, подъ прикрышкою нсколькихъ флаконовъ съ простою водою, въ полномъ спокойствіи и безопасности отъ полиціи тотъ же торгъ, за производство котораго ‘въ разносъ хватаютъ полицейскіе агенты и сажаютъ въ тюрьму св. Лазаря исправительные суды… Въ Фоли-Бержеръ и Эденъ-Театр та же коммерція ведется столь же свободно и безнаказанно безъ всякой прикрышки пустыми флаконами и бракованными перчатками. Въ Елисейскихъ поляхъ цлый рой такихъ же дамъ красуется въ роскошнйшихъ экипажахъ. Всхъ ихъ и публика, и полиція знаетъ, газеты говорятъ о нихъ, нисколько не скрывая, какого рода заработкомъ пріобртается ихъ роскошь’. ‘На какомъ же основаніи существуютъ для одного и того же различные всы и мры? Чмъ обусловлены терпимость съ одной стороны и репрессія съ другой’?— спрашиваетъ авторъ и приходитъ къ тому выводу, что для авторитета власти было бы полезне держаться чего-либо одного, хотя бы даже просто махнуть рукой на вс ‘милыя, но погибшія созданія’. Мы бы предпочли, пожалуй, иной путь, но во всякомъ случа однообразный и равный для всхъ.
Въ ‘Moutarde aprè,s dоner’ (Посл обда горчица) авторъ возвращается къ тмъ несчастнымъ созданіямъ, которыхъ за коммерцію въ разносъ сажаютъ въ тюрьму, вмст съ воровками, гд тюремные ‘патронаты’ хлопочатъ объ обученіи ихъ грамот и пр. ‘Не поздно ли?— замчаетъ П. Веронъ.— Не будетъ ли это посл ужина горчица? Не лучше ли и не полезне ли было бы подумать о дтяхъ и направить вс заботы и силы общества на предохраненіе отъ порока, чмъ азбуками и душеполезными книжками пытаться возвратить къ добродтели?…’
Глава ‘Les tonueurs’ (Удивлятели) заслуживаетъ того, чтобы остановиться на ней именно здсь, въ отдл, въ которомъ часто приходится вдаться съ удивлятелями.
‘Для новаго явленія необходимо создать новое слово,— такъ начинаетъ П. Веронъ.— Удивлятели — это язва нашего времени. Въ былые годы для пріобртенія извстности надо было потрудиться, взять ее съ бою шагъ за шагомъ, посл долгой борьбы. Нынче не то. Всхъ охватило нетерпніе поскоре выскочить… Этому лихорадочному стремленію добиться скоросплой репутаціи обязана своимъ возникновеніемъ секта удивлятелей, пріобртающая постоянно новыхъ послдователей и постоянно продлывающая передъ нашими глазами новыя безумія и безобразія. Штучка, сама по себ, очень простая. Если вы на улиц снимете панталоны и предъявите на показъ публик то, чего показывать не допускаетъ стыдливость, то, само собою разумется, на васъ станутъ оглядываться прохожіе и соберется толпа. Такъ-то и поступаютъ удивлятели. Въ литератур эту штучку продлываетъ натурализмъ съ его нелпыми показываніями. Онъ ли недостаточно снялъ штановъ! И штучка удалась ему, вокругъ него собралась толпа звакъ. Возмись эти люди работать понастоящему, добросовстно, большая часть изъ нихъ пребывала бы въ полной неизвстности. Сколько никому невдомыхъ талантовъ гибнетъ по чердакамъ!
А стоитъ только заявить себя удивлятелемъ, и ваше имя сразу становится извстнымъ бараноподобной толп… Кричите во все горло безстыдныя вещи, говорите кабацкимъ жаргономъ, тащите въ литературу мерзость,— успхъ вашъ обезпеченъ’. Въ искусств тотъ же фортель… Въ политик, въ биржевыхъ длахъ то же самое… ‘Берегитесь, удивлятели!— заканчиваетъ Beронъ.— Я думаю, что часъ расплаты близокъ. Отъ звука трубнаго пали стны ерихона. Для, васъ достаточно будетъ звука свистковъ’. Жаль только, что свистки медлятъ, и нахальное безстыдство удивлятелей растетъ и продолжаетъ вызывать аплодисменты Панургова стада не въ одной Франціи, но и у насъ.
Съ такою же правдивою рзкостью говоритъ авторъ о современномъ театр въ очерк ‘Le thtre d’assises’ (мы переведемъ такъ: сцен): ‘на сцен изображаются вс гадости жульничьяго міра (du monde o i’onchourine’ {Словъ: chovrin, chourineur, chouriner въ словаряхъ не ищите. Это изъ парижскаго арго: въ перевод на языкъ Хитрова рынка въ Москв и Снной въ Петербург chourin значитъ жуль, chourineur — жуликъ. На обыкновенномъ язык жуль и chourin — ножъ, жуликъ и chourineur — воръ, грабитель.}. Веронъ указываетъ на постителей верхнихъ ярусовъ,— райка, по нашему,— на то, съ какимъ напряженнымъ вниманіемъ они слдятъ за этимъ ‘курсомъ сравнительнаго преступленія’. ‘Берегитесь!— продолжаетъ авторъ.— Это представляетъ собою соціальную опасность, на которую должно обратить вниманіе и устранить которую необходимо. Говорятъ, театръ — школа…Да, было время, когда театръ каралъ порокъ смхомъ, теперь онъ развращаетъ, заставляя скучать’. Въ этомъ Веронъ винитъ не авторовъ подлыхъ пьесъ, не антрепренеровъ, ставящихъ мерзости, а публику, которая бжитъ толпами на эту гниль и носъ воротитъ отъ здоровой умственной пищи. Гд же лкарство? Гд спасенье отъ этого? Веронъ ожидаетъ таковаго отъ реакціи, долженствующей наступить, когда театръ дойдетъ до той крайности, которая замутить на душ у зрителей, какъ мутитъ въ желудк отъ испорченной пищи. Мы такой надежды съ авторомъ не раздляемъ, какъ, впрочемъ, не раздляемъ и нкоторыхъ иныхъ взглядовъ. Во всякомъ же случа Paris qui grouille заслуживаетъ полнаго вниманія.