ПАРАЛЛЕЛИ
ПАРАЛЛЕЛИ
1920 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Параллели, Куприн Александр Иванович, Год: 1920
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
Рослый упитанный человек, лет сорока, видный русский партийный работник, с пятнадцати лет эмигрировавший за границу, с такими бледно-голубыми глазами, какие бывают только у молочных поросят, говорил:
— Более всего меня возмущает та изумительная — скажу мягко — смелость, с которой один видный французский социалист провел параллель между двумя революциями: так называемой Великой Французской и нынешней большевистской, пролетарской, найдя в них, якобы, одинаковые исходные точки и логическую повторяемость событий…
Всем нам давно известно, что наша партия уже давно разойдясь с большевистским крылом в идеологии и методе, объявила ему войну не на жизнь, а на смерть. О, конечно не пошлую солдатскую войну, с пулеметами и сквозными ранами, и лужами крови и прочей гадостью, а настоящую войну, достойную Рыцарей Духа: на бумаге, с пером в руках, или с высоты трибуны… В этом смысле мы дали Аннибалову клятву. Ни шагу назад и ни шагу вперед.
Будущее нас рассудит. Учредительное Собрание в успокоенной России станет широким полем для нашего грозного словесного турнира. Мы победим — в этом не может быть никакого сомнения. (Гром аплодисментов).
Но!.. Тут оратор вздымает над головой указательный палец… Но ни один волос да не упадет с голов Владимира Ильича, Льва Давидовича, Григория Зиновьевича, Леонида Борисовича, Николая Ивановича, Алексея Максимовича, Федора Ивановича, Льва Борисовича и Зинаиды Петровны. Перейдя из области чистого социального мышления в область экспериментальную, они хотя и сделали несколько несущественных ошибок, но опыт, произведенный ими, колоссален по своим размерам и достоин всяческого признания и почета.
— Итак, постараемся же вникнуть в существо моего параллелизма обеих революций!
Французы предают смертной казни своего короля Людовика XVI. Весь Париж присутствует при этом торжестве. ‘Pere Duchesne’ печатает на другой день о том, что король вел себя перед лицом смерти трусливо. Через день палач Сансон помещает в газете письмо: ‘Считаю долгом свидетельствовать, что бывший король Луи Капет принял свою смерть, как подобает мужчине и христианину, держа себя с достоинством и простотой, свойственными настоящему королю. И вместе с этим письмом Сансон отказывается от своего высокого звания — Maitre de Paris. Последние слова бывшего короля до сих пор еще волнуют слабые, малосознательные, сентиментальные головы.
— Посмотрите, товарищи, как поступили у нас! Бывший царь с семьей были не казнены, а ликвидированы. От них не осталось никакой памяти. Ни последних слов, ни жестов, ни лоскутка кожи, ни кусочка кости, ни одной реликвии. Все было облито моторной смесью и уничтожено в лесу, глухой ночью. И это сделал не народ, а лишь малая кучка убежденных товарищей. Какая широта перспектив в будущем, и какой простор для личного почина! Представьте же себе по этому примеру, на какие высокие подвиги будет способен весь народ, родивший таких героев, когда он всецело проникнется идеями коммунизма!
Большевики использовали имя бывшего императора для дальнейшей агитации. Сначала центральная власть выразила свою полную солидарность с мотивами, руководившими славными екатеринбургскими борцами за свободу. Это откровенное заявление сплотило все коммунистические ячейки в одном мощном порыве пролетарского энтузиазма. Однако, когда подоспело время ожесточенной борьбы с эсерами, Московский центральный комитет не захотел скрывать тяжелой правды: в бестактном и мало мотивированном преступлении были виноваты никто иные, как эсеры, эти прихвостни западной буржуазии. И все же истина екатеринбургского происшествия окончательно выяснилась лишь во время подготовки мирного соглашения с Англией. Отвратительное убийство, вопреки человеческим планам Советской власти, было совершено случайно бандой негодяев, самовольно прикрывавшихся чистым знаменем большевизма, тяжелая кара, вплоть до смертной казни, ожидает злодеев.
Какая изумительная гениальная гибкость!
— Но я иду дальше… Французы предали смерти Лавуазье… кажется, то был химик или физик?.. Товарищи большевики считают в своих рядах профессоров Рейснера, Покровского и Гредескула. Никто не знает об их ученых трудах, но имена их услужливая история оставит в веках.
Французами был казнен Андре Шенье, написавший в ночь перед смертью какое-то стихотворение, настолько, должно быть, легкомысленное, что на него даже обратил свое слезливое внимание камер-юнкер и помещик Пушкин. Зато в нашей красной печати незакатными звездами сияют пролетарские имена Василия Князева, Сергея Городецкого, Иеронима Ясинского, Демьяна Бедного и Серафимовича. Большевики не угрожают им смертной казнью. Они только положили на порогах их домов по куску хлеба с маслом, и они мгновенно пропитались насквозь идеями и чувствами пролетарской революции. Товарищи! Да здравствуют законы материальной необходимости! Да здравствует категорический императив желудка!
— Французы, — продолжаю я, — шли навстречу смерти с бестолковой героичностью, высоко подняв голову. Бесполезная поза! Напрасно пропавший жест! Вспомните Дантона, Камиль Демулена, Сен-Жюста, Робеспьера и др. Какая детская игра на фоне младенческой революции. Современные вожди социализма поступают иначе. Они знают, как бесценно дорога их работа в перманентной мировой революции и поэтому дорожат своей жизнью. Их чемоданы и саквояжи всегда готовы. Бумажники их набиты валютой всех стран, а также паспортами и визами всех государств. При первой же тревоге они готовы скрыться, чтобы нести в другие страны неугасимый пламень мировой классовой борьбы!
— Наконец, товарищи, — последняя антитеза. Французы времен революции умирали радостно со словом ‘patrie’ на устах.
Наименование ‘патриоты’ служило для них знаком благонадежности, честности и доблести. О, молокососы революции!
У нас же объявили родину географическим абсурдом, любовь к ней пережитком, слово патриот сделали таким позорным, как кличка шпион и провокатор. Еще во время великой войны все наши помыслы, все наши слова и дела мы устремляли на поражение так называемой русской армии, точно так же, как и во время нынешней войны, мы употребляем все силы к тому, чтобы последовательно разложить и дискредитировать так называемые белые армии, возникающие одна за другой…
И вы сами видите, товарищи, как могуча и непобедима советская республика! Она станет еще величественнее, когда власть естественным порядком перейдет в руки нашей партии. Это произошло и произойдет именно по тем причинам, которые и исключают всякое представление о подобии или параллелизме обеих революций: французской и русской. Я кончил, товарищи.
(Голоса: ‘Браво, верно!’ Бас в задних рядах: ‘Послать телеграмму товарищу Ленину!’)
Памфлет впервые напечатан в газете ‘Общее дело’, Париж. — 1920. — No 91.
— дали Аннибалову клятву — фразеологизм, означающий твердую решимость бороться до победного конца, происходит от имени карфагенского полководца Аннибала (Ганнибала) (247-183 гг. до н.э.), давшего в детстве клятву быть непримиримым врагом Рима.
— французский король Луи Капет — после свержения в 1792 г. короля Людовика XVI республиканские власти лишили его титула короля и дали ему фамилию Капет (франц. — Capet) по имени его предка Гуго Капета, основателя династии Капетингов, ветвью которой является династия Бурбонов.
— Владимир Ильич, Лев Давидович, Григорий Зиновьевич, Леонид Борисович, Николай Иванович, Алексей Максимович, Лев Борисович… — Куприн называет имена Ленина, Троцкого, Зиновьева (ошибочно Зиновьевич, его отчество — Евсеевич), Красина, Бухарина, Горького, Каменева.
— Лавуазье — Антуан Лоран Лавуазье (1743-1794), французский ученый-естествоиспытатель, химик, во время Великой Французской революции обвинен в заговоре, в откупной деятельности и приговорен к гильотине.
— А. Шенье — Андре-Мари Шенье (1762-1794), французский поэт, казненный в годы Великой Французской революции.
— Князев, Городецкий, Ясинский, Демьян Бедный, Серафимович — поэты и писатели, которые после Октябрьской революции стали сотрудничать с советской властью.
— Дантон, Камиль Демулен, Сен-Жюст, Робеспьер — деятели Великой Французской революции, казненные в 1794 г.
— patrie — (франц.) родина, отечество.
Печатается по первой публикации.