Памяти Яна Амоса Ковенского, Гольцев Виктор Александрович, Год: 1892

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Памяти Яна Амоса Ковенскаго.

(1592—1892).

XVII вкъ принесъ съ собою много горя и разоренія для средней Европы. Религіозный фанатизмъ возбудилъ жестокія войны, города и деревни разрушались, гибли люди. Германія теряла вс духовныя пріобртенія, возрожденія и реформаціи и вновь впадала въ варварство. Отъ недавней бодрой мысли не оставалось слда, гуманныя стремленія смнились грубымъ разгуломъ разнузданныхъ страстей. На мсто живой заботы о человк, объ его умственномъ и нравственномъ воспитаніи, началась безпощадная рзня между католиками и протестантами.
Но въ глубин общества продолжало теплиться стремленіе къ знаніямъ и къ справедливости въ жизни личной и общественной. Нмецкія войска опустошали Богемію. Въ теченіе многихъ и многихъ лтъ чешскій народъ мужественно отстаивалъ свою религіозную свободу, свою духовную самостоятельность. Но казалось, что грубая сила одержала, наконецъ, верхъ, что на вки утрачены вс высокія надежды лучшихъ людей этого даровитаго славянскаго народа. Исторія показала, однако, что истинныя идеи не умираютъ, и разоренная, истерзанная Богемія дала Германіи, а черезъ нее и всему міру, великаго педагога, сочиненія и личная дятельность котораго могущественно содйствовали новому и на этотъ разъ окончательному возрожденію науки и философской мысли.
Янъ Амосъ Коменскій родился въ 1592 году. Обстоятельства его жизни общеизвстны. Въ нашей литератур существуетъ много статей, посвященныхъ этому удивительному человку. Горе и несчастія преслдуютъ Коменскаго. Ужасы войны, безпощадная жестокость религіознаго преслдованія обрушиваются на него всею своею тяжестью. Гибнетъ семья Коменскаго, истребляются рукописи, въ которыхъ собраны были его глубокія наблюденія и разсужденія. Въ 1627 году издается императорскій эдиктъ, изгоняющій изъ Богеміи всхъ нежелающихъ возвратиться въ лоно католической церкви. И вотъ моравскіе братья и ихъ епископъ, Амосъ Коменскій, становятся изгнанниками.
Казалось бы, что вс эти удары судьбы должны были сломить Боменскаго, а въ его ум продолжали врть важныя и плодотворныя педагогическія идеи, въ его душ постоянно жило и крпло высокое гуманное чувство.
Слава великаго изгнанника переходила изъ страны въ страну. Въ Англію, въ Венгрію, въ Швецію приглашаютъ Коменскаго, чтобъ воспользоваться его указаніями и дать правильную постановку народному образованію. Онъ по всей Европ разносилъ смена здраваго воззрнія на задачи и средства величайшаго изъ искусствъ — искусства воспитывать человка. ея чужбин, въ глубокой старости умеръ Коменскій. Послдніе годы его жизни протекали въ Амстердам, который онъ горячо любилъ, гд онъ самъ былъ окруженъ любовью и уваженіемъ. Въ школахъ Амстердама, по словамъ Коменскаго, царствовали свобода и радость, и юношеству этого города посвящены послднія сочиненія великаго педагога.
Чего же требовалъ, чему училъ Янъ Амосъ Коменскій? Требованія его просты и естественны. Ученіе его опирается на глубокое знаніе природы человка и ставитъ для воспитателя высокія нравственныя задачи. Но вотъ прошло три вка со дня рожденія Коменскаго, а многія и многія изъ этихъ задачъ остаются недосягаемыми и для современнаго общества. Не даромъ, конечно, работала въ теченіе этого долгаго времени научная мысль. Выросло и углубилось наше знаніе дтской души, точне и лучше опредлились методы обученія и воспитанія, устранены, наконецъ, многія изъ ошибокъ и заблужденій, въ которыя не могъ не впадать мыслитель XVII столтія. Но и теперь знакомство съ его идеями въ высшей степени поучительно и представляетъ не только историческій, но и жизненный, практическій интересъ.
Амосъ Коменскій — врагъ схоластики. Онъ сторонникъ того воззрнія, по которому весь матеріалъ для нашего мышленія пріобртается черезъ посредство чувствъ, путемъ опыта. Отсюда основное педагогическое требованіе: наглядность обученія, воспитаніе чувствъ. ‘Такъ какъ въ видимомъ мір,— говоритъ Коменскій,— ничего нтъ такого, что нельзя было бы видть, слышать, обонять, вкушать и осязать, различать по существу и по качеству (quid et quale sit), то, слдовательно, ничего нтъ въ мір и такого, чего не могъ бы познать человкъ, одаренный и чувствами, и разумомъ {Великая дидактика, русскій переводъ, стр. 25. Вс остальныя цитаты изъ Великой дидактики приводятся также по этому переводу.}. Роль воспитателя поэтому громадна: подобно тому, какъ на частой доск писецъ можетъ написать, а живописецъ нарисовать, что имъ угодно, если только они свдущи въ своемъ искусств,— одинаково легко возможно начертать все въ человческомъ дух тому, кто свдущъ въ искусств обученія’.
Это преувеличенное представленіе о сил воспитанія и образованія обусловливалось, конечно, психологическою ошибкой того направленія философской мысли, къ которому принадлежали великіе современники Коменскаго — Беконъ (1561—1626) и Локкъ (1632—1704). Эту ошибку раздляли и многіе изъ мыслителей XVIII вка. Одна изъ главъ извстнаго трактата Гельвеція О человк носитъ такое названіе: Воспитаніе все можетъ {De l’homme, sect. X, ch. I: L’ducation peut tout.}.
‘Человкъ,— говоритъ Коменскій,— стоитъ посреди Божьихъ твореній, обладая свтлымъ духомъ, который можно сравнить съ висящимъ въ комнат зеркальнымъ шаромъ, воспринимающимъ въ себя изображенія всхъ вещей, кругомъ находящихся’. Но въ другихъ мстахъ своихъ сочиненій Коменскій придаетъ духу активное значеніе. Намъ врождены,— пишетъ онъ,— смена знанія, добродтели и религіи. ‘Намъ врождена также жажда познанія и способность не только исполнять работу, но и стремленіе къ ней’.
Коменскій скончался въ 1671 году. Двсти двадцать одинъ годъ протекъ со дня его смерти, и теперь легко указывать на проблы, недостатки и заблужденія великаго педагога. Несравненно поучительне напомнить т здравыя взгляды, т благородныя стремленія, которыя вносилъ онъ въ свою дятельность и которыя такъ далеки отъ осуществленія въ современномъ педагогическомъ мір и въ семь.
Великая дидактика или всеобщее искусство всхъ учить всему достигаетъ, по Каменскому, этой цли: наврное, такъ чтобъ ученье не могло оставаться безъ успха, скоро, безъ отягощенія учащихъ и учащихся, вызывая не скуку, а высшее наслажденіе, основательно, раскрывая существо предмета, приводя къ истинной наук и къ добродтели. Вс области знанія и пытливой мысли должно охватить такое преподаваніе, чтобы дать впослдствіи возможность каждому, по добровольному выбору, расширять и углублять свои познанія въ той или въ другой наук. Школу должны посщать вс дти, и мальчики, и двочки, безъ всякаго различія въ сословіи и состояніи, потому что вс люди рождены для того, чтобы быть разумными существами, подобіемъ божества, властелинами природы. ‘Никто да не устраняется отъ шкоды, разв ужь кому Богъ отказалъ въ смысл и разумніи’. ‘Также точно не можетъ быть приведено достаточныхъ основаній для того, чтобы вообще устранять женскій полъ отъ изученія мудрости (будетъ ли она преподаваться на латинскомъ, или на родномъ язык), ибо женщины, какъ и мужчины, созданы по образу и подобію Божію, одинаково съ ними он соучастницы благодати и будущей жизни, одинаково одарены живымъ и воспріимчивымъ для мудрости умомъ (часто даже боле, чмъ нашъ подъ), одинаково открытъ имъ доступъ къ высокимъ званіямъ, такъ какъ и самъ Богъ часто избиралъ женщинъ для управленія народовъ, для сообщенія весьма полезныхъ совтовъ царямъ и начальникамъ, для служенія врачебному искусству и для другихъ полезныхъ человческому роду ддъ, наконецъ, избирались он и для пророческаго служенія, и для обличенія священниковъ и епископовъ. И такъ, зачмъ же мы допускаемъ ихъ къ азбук, а затмъ отъ книгъ отстраняемъ? Боимся ли ихъ легкомыслія? Но чмъ боле мы предаемся размышленію, тмъ меньше мста для легкомыслія, которое обыкновенно является отъ пустоты духа’.
Не правда ли, эти глубоко продуманныя и горячо прочувствованныя слова изъ Великой дидактики имютъ для насъ живой интересъ современности, потому что для многихъ и многихъ три столтія съ рожденія Коменскаго не принесли съ собою духовнаго перехода въ девятнадцатый вкъ?
Человкъ ведетъ троякую жизнь: растительную, животную и духовную. Воспитаніе должно позаботиться о томъ, чтобы тло наше было здорово, чтобы чувства наши, которыя доставляютъ матеріалъ для нашего мышленія, были въ достаточной степени развиты. Въ школахъ, а черезъ посредство школъ и во всей жизни, необходимо стремиться къ тому, чтобы 1) природныя дарованія развивались науками и искусствами, 2) даръ слова изощрялся, 3) нравы образовывались бы для всего честнаго… 4) Богъ почитался бы искренно.
Шкоды должны быть мастерскими, и если кто-либо скажетъ, что же будетъ, если ремесленники, носильщики и женщины станутъ учеными?— то Коменскій отвчаетъ: ‘будетъ то, что если правильно введено это всеобщее обученіе юношества, то никто не будетъ имть недостатка въ матеріал для разумнаго размышленія, выбора, соревнованія и труда. Лишь бы вс знали предлы дйствій и желаній житейскихъ, границы ихъ и свое мсто между другими людьми. Кром того, посреди трудовъ и тягостей вс будутъ услаждать себя созерцаніемъ словъ и длъ Божіихъ и устранять праздность, опасную для плоти и крови, чтеніемъ Библіи и другихъ хорошихъ книгъ’.
Такъ писалъ великій славянскій педагогъ въ первой половин XVII в. А вотъ что говоритъ о народномъ образованіи въ своемъ политическомъ завщаніи знаменитый современникъ Коменскаго, кардиналъ Ришелье: какъ чудовищно было бы тло, у котораго были бы глаза повсюду, такъ чудовищно и государство, если въ немъ вс подданные будутъ образованными людьми: тогда окажется мало послушанія.
Коменскій требуетъ, чтобы всеобщее воспитаніе и обученіе приноровлялось въ ходу развитія природныхъ способностей дтей. День долженъ длиться на три части: восемь часовъ для ученья, восемь для пищи, духовныхъ развлеченій и физическихъ упражненій, восемь — на сонъ. Изъ восьми учебныхъ часовъ половину ученики проводятъ въ школ, другую употребляютъ на занятія у себя дома. Въ школ должны царить радость и бодрая мысль. Наказанія, въ особенности тлесныя, изгоняются: если учитель не уметъ заинтересовать ученика, то вина падаетъ на самого воспитателя.
Амосъ Коменскій указываетъ на одно очень важное обстоятельство, которымъ совершенно пренебрегаетъ наша средняя школа, чмъ и обусловливается, въ значительной мр, ея малоуспшность: въ каждой школ или въ каждомъ класс нуженъ только одинъ учитель. Психологическія основанія разумности такого требованія представляются мн очевидными: ученикъ знакомится съ разными предметами, связанными общностью пріемовъ и цли, короче, легче и гармоничне въ преподаваніи одного учителя, который не только учитъ тому или другому предмету, но вообще образовываетъ и воспитываетъ ученика.
Прежде и боле всего слдуетъ заботиться объ образованіи разсудка для пониманія вещей, потомъ уже воспитываются память, языкъ и рука. Память должно упражнять только существеннымъ, предоставляя остальное свободному усвоенію, и при этомъ необходимо наблюдать, чтобы запоминаемое было ‘врно понято разсудкомъ’. Чтобы объясненія легче запечатлвались, слдуетъ возможно боле упражнять вншнія чувства. ‘Такъ, напримръ, нужно постоянно соединять слухъ съ зрніемъ, слово съ осязаніемъ. То, что ученики должны усвоить, слдуетъ имъ не только разсказать, чтобы оно проникло въ ихъ уши, но полезно и нарисовать, чтобы преподаваемое запечатллось въ воображеніи и съ помощью глазъ’.
‘Школы,— впишетъ Коменскій,— до сихъ поръ не заботились о томъ, чтобы умы учениковъ, подобно молодымъ деревьямъ, развивали свою жизнь изъ собственнаго корня, он учили навшивать на себя собранныя съ разныхъ деревьевъ втки и, такимъ образомъ, подобно езоповой ворон, украсить себя чужими перьями, шкоды не только не трудились раскрывать скрытый въ ученикахъ источникъ разумнія, но торопились наполнить его водою изъ чужихъ ручьевъ’. Учителя передаютъ чужія мннія, ученики ихъ заучиваютъ. Школы учатъ видть чужими глазами, постигать предметы чужимъ разсудкомъ, тогда какъ необходимо развивать въ человк способность критическаго анализа и самостоятельнаго синтеза. Въ кругъ начальной школы должны войти и главнйшія ремесла, она должна постоянно направляться нравственными началами, такъ какъ мы учимся для жи8пи, для дятельнаго и разумнаго въ ней участія. ‘Что Соломонъ говоритъ о прекрасной, но пренебрегающей разумомъ женщин, то относится также и къ ученому человку, дурно воспитанному: что золотое кольцо на носу у свиньи, то ученость для человка, отвратившагося отъ добродтели’.
Родной намъ чешскій народъ далъ міру Яна Гуса и Амоса Коменскаго. Массарикъ говоритъ, что необыкновенно живое, могущественное, непреодолимое рвеніе служить своему народу и человчеству есть чисто-славянское стремленіе. Амосъ Коменскій не сказалъ бы этого. Гуманность составляетъ лучшее достояніе лучшихъ людей каждаго народа. Горячо любилъ свою родину великій изгнанникъ, его высокая мысль охватывала въ своемъ полет вс народы и каждаго человка. Умирая, въ глубокой старости, на чужбин, Янъ Амосъ Коменскій благодарилъ Бога за свою долгую жизнь, переполненную тревогами, горемъ, неустаннымъ трудомъ, страстнымъ исканіемъ истины и правды. Радостно и бодро звучитъ на краю могилы голосъ этого педагога, въ благороднйшемъ смысл слова. Вся его жизнь была отдана просвщенію, всхъ призывалъ онъ въ горячихъ рчахъ къ этой плодотворной дятельности. И не даромъ мыслилъ и страдалъ творецъ Великой дидактики. Его идеи принесли добрые плоды и въ Германіи, и въ другихъ странахъ Европы. Тотъ духъ независимаго изслдованія, который ветъ въ германскихъ университетахъ, въ значительной мр обязанъ своимъ торжествомъ трудамъ славянскаго мыслителя, и нмецкій народъ достойно поминаетъ одного изъ лучшихъ своихъ духовныхъ вождей. Самостоятельнаго знанія, опытнаго знакомства съ природой, бодрой критической мысли требовалъ Амосъ Коменскій, и эти требованія направляясь высокимъ нравственно-общественнымъ идеаломъ. счастливъ народъ, который даетъ міру подобныхъ людей, и чешскій народъ справедливо гордится сыномъ моразскаго мельника. Тяжела была участь этого народа. Какъ у Коменскаго, у чеховъ отымали свободу совсти, лишали ихъ родины, какъ Коменскій, свято сберегли они свободу чистой мысли и религіознаго убжденія. Но великій учитель умеръ въ изгнаніи, а его народъ воротилъ себ родину. Идеи послдняго епископа моравскихъ братьевъ глубоко западали въ душу чешскаго народа. Онъ понялъ, въ чемъ заключается врнйшее средство вернуть подавленную національную самобытность: необходимо было впитать въ себя вс истинныя основы европейской мысли и знанія, усвоить европейскія начала общественной жизни. Эта трудная задача исполнена чехами, и они вновь являются въ исторіи міровымъ дятелемъ.
Великая объединяющая мысль, которая связывала въ міровоззрніи Амоса Коменскаго вс народы, соединяла въ гармоническое цлое и вс науки, вс предметы преподаванія. Ошибочно,— писалъ Коменскій,— съ самаго начала излагать науку въ подробностяхъ, не предпославъ напередъ элементарный общій очеркъ всего знанія, и никого не должно обучать такъ, чтобы онъ могъ считать достаточнымъ знаніе одной какой-нибудь отдльной науки, безъ отношенія ея къ другимъ. ‘Вся совокупность научныхъ занятій должна быть тщательно раздлена на классы, такъ чтобы предъидущее повсюду приготовляло и освщало путь послдующему’. Ее обученіе только должна поставить своею цлью школа, а и нравственное воспитаніе, гармонію нравовъ. Ничто не должно быть изучаемо исключительно для школы, но для жизни, дабы пріобртенное знаніе не разлетлось по втру, какъ скоро ученики оставятъ школу.
Система образованія, по Амосу Коменскому, начинаясь съ воспитанія вншнихъ чувствъ въ материнской школ, заканчивается университетомъ, который ‘образуетъ преимущественно то, что дйствуетъ опредляющимъ образомъ на волю, и достигаетъ этого посредствомъ, представляющихъ все въ гармоніи’. Въ горячихъ выраженіяхъ призываетъ Ковенскій къ великому длу воспитанія правителей, ученыхъ и родителей. Этотъ призывъ не утратилъ до нашихъ дней ничего въ своей глубокой важности и убдительности, и словами самого великаго педагога всего лучше закончить воспоминаніе объ его подвиг и его завт: ‘Да одушевитъ насъ всхъ,— молю я,— одинъ общій духъ, чтобы все, что каждый могъ бы принести для общей и полезной цли, въ вид совта, предостереженія, увщанія, исправленія, понужденія, каждый не замедлилъ бы съ ревностью исполнить, по мр силъ, для Бога и для потомства, и чтобы никто не думалъ, что это до него вовсе не касается’.

В. Гольцевъ.

‘Русская Мысль’, кн.IV, 1892

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека