Борис Неандер
Борис Неандер
ПАМЯТИ АРКАДИЯ АВЕРЧЕНКО
ПАМЯТИ АРКАДИЯ АВЕРЧЕНКО
8.III.1926 г.
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Памяти Аркадия Аверченко, Неандер Борис Николаевич, Год: 1926
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
12 марта исполняется год со дня смерти милого, лучистого, радостного Аркадия Тимофеевича.
В этот день для него оборвалось гостеприимство живой Праги. А 14 марта его прах уже приняла к себе Прага мертвых, та скорбная Прага, что на Ольшанском кладбище. Там много наших дорогих могил — у новой русской церкви-часовни… Там, в сущности, продолжается и закрепляется живая русско-чешская Прага… Кто знает, может, когда-нибудь, когда Россия и мы научимся почитать наших покойников, прежде всего, сюда, к Ольшанам, будут устремляться русские путешественники, приезжающие в Чехословакию, ибо здесь они найдут останки очень многих из тех, кто сделал близкими и родными нам целый ряд других достопримечательных мест этой страны через свое служение в них русской культуре.
Едва ли кто не остановится тогда хотя бы на несколько минут, у могилы талантливого русского писателя — юмориста, честного патриота и прекрасного человека Аркадия Аверченко.
Как аскетически сурово ни смотреть на переживаемую нами эпоху, нельзя не признать, что в какой-то своей грани она связана с именем Аверченко и в какой-то части нашла в нем свое законченное выражение.
Кто помнит знаменитый ‘Сатирикон’, тому нет надобности доказывать значение роли его редактора и главного сотрудника в выявлении и бичевании политических и психологических слабостей нашего предреволюционного культурного общества. Охотников бичевать через сатиру тогда находилось много. Еще живы были воспоминания о начале карьеры А.П. Чехова, действительность давала огромный материал для сарказма, насмешки и просто смеха. Казалось, так легко пролезть в ‘остроумцы’. Однако пролезли очень немногие. И как раз только те, кто работал с Аверченко в ‘Сатириконе’. Как всегда, дело зависело не только от человеческого хотения, но и от Божьего дара — таланта. Надо было уметь подать свою сатиру в доступной, яркой и вместе с тем оригинальной и тонкой форме.
Это умение было счастливой принадлежностью Аверченко и наряду с его организаторскими способностями, секрет которых безусловно заключается в объединяющей привлекательности его личности, оно-то и создало исключительный тираж ‘Сатирикона’, исключительный и по своему количеству и, если можно так выразиться, по своему качеству. ‘Сатирикон’ читался сотнями тысяч подписчиков и розничных покупателей. Среди них находилось немало и тех, по чьему адресу направлялись удары сатирического бича первого ‘настоящего’ русского юмористического журнала.
‘Сатирикон’ читался кислой русской интеллигенцией, его веселые цветистые тетрадки находили себе место в хмурых кабинетах власть имущих, часто можно было наблюдать, как ваш солидный ‘из дельцов’ сосед по месту в трамвае понапрасну силится сдержать улыбку и вдруг, когда вы посмотрите на него с невольным удивлением, вместо всяких объяснений начинает извинительно тыкать в только что купленный у газетчика свежий, пахнущий краской номер ‘Сатирикона’.
Между прочим, постоянным читателем ‘Сатирикона’ был покойный Государь. Людям такой детски чистой души, какой обладал Николай II, свойственна любовь к здоровому юмору, и не было ничего удивительного в том, что, не довольствуясь знакомством с сатириконцами через журнал, он иногда приглашал некоторых из них, во главе с Аверченко, к себе во дворец, где вся царская семья с удовольствием слушала авторское чтение живых сатириконцев.
Та умеренная и объективно-беспартийная линия, которое определялось политическое направление ‘Сатирикона’, нисколько не мешала, по крайней мере, самому Аверченко с искренней благодарностью принимать эти приглашения и с неподдельной радостью вспоминать о них до последних дней жизни.
В Крыму, при Врангеле, мне пришлось довольно близко сойтись с покойным Аркадием Тимофеевичем, издавать его первую за годы гражданской войны книжку ‘Дюжина ножей в спину революции’ (о которой, как известно, наилучший отзыв дал ‘сам’ Ленин!) и даже вместе работать при управлении генерального штаба, по заказам которого он писал отличные юмористические прокламации, распространявшиеся в Красной армии.
Хотя тогда еще не все говорили с благоговением и любовью о последнем российском императоре, Аверченко выразил именно эти чувства, как-то рассказав нескольким друзьям об одном своем грехе перед ним.
Вскоре после отречения Государя, когда были пущены злостные слухи о том, что якобы для спасения трона он по совету генерала Эверта собирался в последние дни своего царствования открыть рижский фронт, в ‘Сатириконе’ была помещена на эту тему ужасная карикатура…
‘Вот это мой грех, — говорил Аверченко, — грех страшный и непростительный… Я же знал нашего Государя, видел его обаятельную светлую улыбку… И я не понимаю, как мог я после этого пропустить такую жуткую гадость в своем ‘Сатириконе’. Конечно, здесь не в том только дело, что я был опьянен дурацкими событиями, нет, в тот момент я просто бессовестно забыл эту улыбку. Если бы вспомнил — не пропустил бы. ‘Кто, господа, когда-нибудь будет писать мою биографию, — отметьте, пожалуйста, в главе ‘Аверченко — писатель’, в главе ‘Аверченко — гражданин’, в главе ‘Аверченко — человек’, во всех главах — отметьте, господа, ради Бога, что бедный Аверченко и как писатель, и как гражданин, и как человек, весь вообще Аверченко, жестоко раскаивается».
Пока еще биография Аркадия Тимофеевича никем не написана, я позволяю себе отметить это признание здесь, в заключение этой небольшой заметки. Я считаю, что лучший способ почтить память всякого русского человека, не дожившего до дня всероссийского искупления, — это рассказать — иным в утешение, иным в назидание — о его признаниях в личных грехах перед Россией и теми, кто нес на себя славное и тяжкое бремя ее олицетворения.
Мертвые, успевшие при жизни такие признания совершить и подтвердить их делом, сраму не имут.
Впервые: Возрождение, 1926, 12 марта, No 283. Печатается впервые по тексту газеты.
Неандер Борис Николаевич (1893-1931 (?)) — юрист, журналист. В эмиграции сначала в Праге, в 1925 г. переехал во Францию. Во второй половине 1920-х гг. вернулся в СССР.
12 марта исполняется год со дня смерти… А 14 марта его прах уже приняла к себе Прага мертвых,… что на Ольшанском кладбище. — Писатель скончался 12 марта 1925 г. Похороны состоялись 14 марта на православном участке пражского Ольшанского кладбища (могила и надгробие сохранились там по сей день).
…не довольствуясь знакомством с сатириконцами через журнал, он иногда приглашал некоторых из них, во главе с Аверченко, к себе во дворец… самому Аверченко с искренней благодарностью принимать эти приглашения и с неподдельной радостью вспоминать о них до последних дней жизни. — Одна из устойчивых полубылей-полулегенд биографии Аверченко — история о приглашении его в Царское Село для чтения рассказов императорской семье. Существуют различные свидетельства мемуаристов о том, когда это случилось: в 1910 г. (Л.М. Камышников), в 1912 г. (А.С. Бухов), в 1913 г. (М.Г. Корнфельд), в 1914 г. (Н.Н. Брешко-Брешковский). Бухов вспоминал слова Аверченко по поводу этого приглашения: ‘Постоянным придворным чтецом я все равно не останусь, а на один раз не стоит’ (Бухов Арк. Что вспоминается // Эхо, 1925,1 апреля, No 70 (1449)). А.А. Радаков, ведущий художник ‘Сатирикона’ и ‘Нового Сатирикона’, утверждал, что Аверченко и сатириконцы никуда не ездили: ‘…мы все отказались. В гости к Никола-а-шке?! Не-е-т! Мы не удостоили его этой чести!’. Легенда обросла подробностями в книге Николая Вержбицкого ‘Записки старого журналиста’ (М., 1961). Автор вспоминал, что в 1911 г. ему предложили работу в ‘Сатириконе’, и якобы именно тогда пришел в квартиру к Аверченко ‘придворный чин и заявил, что царь соизволил пригласить’ Аркадия Тимофеевича во дворец. ‘Аверченко прекрасно понимал, что для него пойти в гости к царю — значит поставить крест на своей репутации журналиста. Но и прямо отказаться было как— то страшно. И он объявил себя больным’. Потом кто-то придумал анекдот: якобы через некоторое время Аверченко одумался, но Николай сказал: ‘Поздно спохватился!’. Далее Вержбицкий рассказывал, что Куприн, услышав об этой истории, написал на Аверченко эпиграмму:
О, нет, судьба тебя не обошла,
Не из последних ты на кухне барской, —
На заднице хранишь ты знак орла,
Как отпечаток пятки царской!
Свидетельство Бориса Неандера о том, что Аверченко к царю все-таки ездил, полностью разбивает общепринятую версию. Однако не может расцениваться как факт.
В Крыму, при Врангеле, мне пришлось… издавать его первую за годы гражданской войны книжку ‘Дюжина ножей в спину революции’… Сборник Аверченко ‘Дюжина ножей в спину революции’ был отпечатан в типографии симферопольской газеты ‘Таврический голос’ в июне 1920 г. В это время Неандер занимал должность начальника политотдела штаба Добровольческого корпуса генерала А.П. Кутепова. Если верить Неандеру, то тираж ‘Дюжины…’ был заказан и оплачен из средств Русской армии.
…вместе работать при управлении генерального штаба, по заказам которого он писал отличные юмористические прокламации, распространявшиеся в Красной армии. — Подтверждение словам Неандера содержится в рукописи мемуаров Тэффи: ‘Во время революции Аверченко оказался в Крыму, писал листовки, которые летчики сыпали на головы голодных советских солдат: ‘А мы сегодня отлично пообедали. На первое борщ с ватрушками, на второе поросенок с хреном, на третье пироги с осетриной и на заедку блины с медом. Завтра будем жарить свинину с капустой, ветер будет в вашу сторону» (Тэффи. Моя летопись // РГАЛИ. Ф.1174. Оп.2. Д.13. Л. 10).
…собирался в последние дни своего царствования открыть рижский фронт, в ‘Сатириконе’ была помещена на эту тему ужасная карикатура… — Мемуарист неточен. Карикатура работы Ре-ми, о которой вспоминал Аверченко, была напечатана в No 12 (мартовском) ‘Нового Сатирикона’ за 1917 г. На ней изображен Николай II, перекусывающий ножницами колючее проволочное заграждение на линии фронта. Подпись: ‘ПРИЗНАЛИ МЫ ЗА БЛАГО…’ как комментарий к цитате из прессы:
‘Воейков показал при допросе:
— …Узнав о революции, царь сказал: ‘В таком случае откроем немцам Минский фронт. Пусть они усмирят эту революционную сволочь».
Воейков Владимир Николаевич (1868-1947) — русский военачальник, генерал-майор Свиты Его Величества. 7 марта 1917 г. был арестован, вплоть до сентября того же года содержался в Петропавловской крепости. Допрос, протокол которого цитировали сатириконцы, вел следователь Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства В.М. Руднев.