ПЕСЕННЫЙ СКАЗ
1924
Малым, старым будоражил кровь.
В этот день он по цареву слову
Пять удалых отрубил голов.
Кровянили все пути на Брынь.
Пятый был веселым, кудреватым,
Не хватался в страхе за вихры.
Не упал, не плакал, не просил…
Вышел к плахе, словно именинник,
Поклонился нищенской Руси:
— Вы простите, сирые и смерды!
Не вините — ради вас я сгиб!
Посытнее, царь-отец, обедай,
Голову возьми на пироги!
Усмехнулся палачу — ему:
— Ну-ка, братец, половчее хрястни! —
И скатился в земляную тьму…
Девьи щеки рдели, как кумач.
Веселились и луга, и взгорья,
Но не весел был седой палач.
Вспыхнули кресты у Покрова.
А ему все снился кудреватый,
Чудились последние слова.
Лицо вешнее,
В зарянице
Купола.
— Что же, женушка,
Не прежняя,
Отчего невесела?
Хороводиться
Со свечами али прок?
Брось угодников и угодниц-то,
Государев вспень медок!
Полнит чашу до краев,
Только вспыхнула черным заревом
От усмешливых этих слов.
Слаще пасхи-кулича!
Да почто ж глядишь с опаскою
На хрыча, на палача?
На дубовую скамью!
Да вот крикнула, да вот охнула,
Тайну выдала свою…
Что ж угодники молчат!
Ведь как молится! Только молится
Не за старого хрыча —
Палача.
Гуляет сброд.
Гроза-старик
Запоем пьет.
— Чего жалеть!
К чему добро!
Спускай и медь
И серебро!
Ха-ха-ха! Топ-топ!
А палач, как пень,
Не расхмурит лоб.
Языком звони!
— Эй, кафтан надень!
— Ковшик хватани!
— Ах, мать растак!
Винюсь: люблю
Жену твою!
Бац!
Дрожит изба!
Дьяка за дверь, —
Гугни теперь.
Языком звони!
Эй, запрячь кистень,
Ворот расстегни!
Кто там сказал про кровь?..
— Вина!
В слюде окна?
С чего знобит,
Мутит мозги?
Чей смех: руби!
— Уйди… сгинь! сгинь!
Бряк об стол, как пень.
Трень-трень-трень! Ха-ха!
Долго ль до греха?
Синим небо залило,
Солнце кинуло молельни,
В гусли загуслярило:
Выходи, не мешкая!
А не то слетят сороки,
Заклюют усмешкою!
С думами сокольими,
Чтобы молвить: не напрасно
Жили — своеволили!
Муж-запойник в третий день,
Не горят пред Спасом свечи,
Нету женки, нет нигде.
Кольца, серьги на полу.
Только кошка с пухлой рожей
Отсыпается в углу.
Вздыблю! Не уйти тебе!
Веницейские стаканы
Раззвенелись по избе.
— Да куда ж бежать с тоски? —
Перегляды, пересуды,
Чешут бабы языки.
Харкнул, сапожищем ткнул
И опять, опять в кружало
К балалайкам и вину.
Нету счета серебру!..
И опять царевна свора
Кличет к делу-топору.
Неугончивые,
Не успеешь оглянуться
И очухаться!
Заходили Русью слухи
Переметчивые,
Из конца в конец метнутся,
Послухайте-ка:
Объявился-разгулялся атаман удал,
Беспорточникам — утеха, богачам — беда.
А еще беда спесивой знати приказной,
Скольких в петлю проводили с песней озорной:
Пузо-брюхо растяси!
Будем боровом гулять
Да поганить землю-мать!
— Ну, и шалая ватага! В тыщу человек!
Атаман-то, значит, — баба! Не пымать вовек!
Даден ей зарок великий взять царя в полон —
За дружка: на месте лобном жисть окончил он.
Бают: видели на Всполье самое вчерась,
У царя со страха шапка с плеши сорвалась.
Не с того ль холопы грабят барское добро,
Не с того ли с новой плахи хлещет кровь ведром?
Не с того ли шлют заставы да на все пути,
Атамановскую славу сцапать-загасить?
Ой, и мчатся дни-быструхи,
Неугончивые,
Не успеешь оглянуться
И очухаться!
Заходили Русью слухи
Переметчивые,
Из конца в конец метнутся…
Ой, не слухайте!
Лишь на вышках не заснет дозор,
Да не спится палачу в светлице,
Не задремлет с давних пор.
Али правда?.. Ой, не одному
Быть в застенке! Месяц колобродит
В пасмурном заоблачном дыму.
Гавкнул пес споросонок у ворот.
Пуховую мнет палач подушку,
Шелковое одеяло рвет.
Государь-царь на расправу скор!
Будет угощеньице паскуде!
Вот уж встречу! Навострю топор!
О тебе, беспутница, везде!
Попадись! Да чьими же глазами
Побледнелый месяц поглядел?
Чьи слова шепнули тальники?
Отчего забилось сердце, сжалось,
Леденит железные виски?
Расстегнуть кафтан кармазиновый,
Полетела молвь по Москве гулять,
Будто вороны пасть разинули:
Тащут бабу-атамана
Ко приказному двору,
Ко приказному двору,
К палачеву топору.
Пустопляс, гугнявый дьяк!
Ах ты, мать его растак!
Пустопляс, гугнявый дьяк!
Выйти козырем пред селами, —
Вот сорвется смерть, вот нагнется смерть
Над глазами над сокольими.
Бирючи —
Горлачи,
Завопили
Горлачи —
Бирючи,
Созываючи,
Скликаючи
Народ
Из всех ворот:
Будут славу государеву трубить!
А палач-то лют и дюж,
А палач-то ейный муж.
Эй, гуди гудом!
Эй, на ус мотай!
Приходили
Бирючи —
Горлачи,
Провопили
Бирючи
До ночи
За царевы калачи.
В звоне сбруи, в храпе жеребцов,
В этот день к диковинному диву
Съехались-сошлись со всех концов:
Из Таганки и от деревень,
Перегрудились ордой горланной,
Где топор горел, как день.
И утихли шепоты и гул.
Индо каменный Иван Великий
Золотую голову нагнул.
Своевольные уста!
А повадка атаманская,
Не гнетет ни робь, ни страх!
Засутулились хил и дюж,
Заворчала знать глазищами:
— Вот уж встренет женку муж.
А угодникам-святителям не молится,
Не склоняется у шапки государевой,
А идет, как будто заревом одаривает!
— Не длинен правеж с бесчинницей-гадюкою!
— А и влить ей в глотку олова, сорвать кумач!
— А руби ей голову, руби, палач!
— Начинай, палач!
Грозовой топор, ой топор берет!
Зашарахались конные, пешие,
Закричал палач: — ‘Напотешусь я!’
В его буркалы бесстыжие,
Говорит ему таковы слова,
Не от тех ли слов ветры стихнули:
Да ведь правду-мать не загнать в полон!
Эй, насильники зажирелые!
Без меня мое дело сделают!
Не один алтын, не один дадут.
Как расхлопался царь глазищами,
Подлыгалы, спесь да знать!
Как взбурлили смерды, нищие,
Словно встали воевать.
Не поверить, не сгасить
Ни запугами, ни острастками
Атамановскую прыть!
А и что ж ты, палач, опустил топор?
А и что с палачом нынче деется?
И с чего ныне кровь не безделица?
Отчего твои руки, палач, дрожат?
Затрубил трубач:
— Начинай, палач!
Сброд прислужный, и кричат,
Как топор широкий грохнул
У царева у плеча:
— Взбесновался, что ли, леший!
Не бывало никогда!
И над царской дышат плешью,
А народ-то кто куда!
Руганул палач судьбу. —
Ты дозволь, дозволь мне, женка,
Во едином лечь гробу!
Неугончивые,
Не успеешь оглянуться
И очухаться!
Заходили Русью слухи
Переметчивые,
Из конца в конец метнутся,
Дослухайте-ка:
Сгиб палач у Покрова,
Умирал, зарок давал:
— Ты сними, сними, кровяник-топор,
Мой великий грех-зазор!
Ты сумей-сумей до самых плеч
Кривде голову отсечь,
Чтоб на белом на свету, свету
Позабыли маету…
Малыши, бородачи!
Видно, молвь-то неспроста,
Значит, будет вольгота!
К черту сны и марево!
Залихватски солнце вышло,
В гусли загуслярило:
За работу с песней красной,
С думами сокольими,
Чтобы молвить: не напрасно
Жили-своеволили.