Преподаватель греческого и латинского языка мужской гимназии. Поступил на работу в 1888 г., имея чин коллежского асессора (VIII класс по ‘Табелю о рангах’), то есть чин, закончившего университет. Работал до 1895 г. и уехал в Москву уже коллежским советником (VI класс). У Первова по материалам ГАЛО была самая большая недельная нагрузка в гимназии — 12 часов. Для сравнения современные учителя имеют так называемую ставку, на которую очень трудно прожить, — 18 часов в неделю. Он также подрабатывал все это время в женской классической гимназии. Прозвище ‘Колотворец’.
Нацкий Д.И. вспоминает: ‘Часто в раздражении ставил единицу. Бывало перед уроком Первова мы спрашивали учеников другого класса ‘Пашка свирепствовал?’ и обыкновенно получали положительный ответ, Первов Павел Дмитриевич зато он никогда не робел при проверках и ревизиях даже и окружного начальства, не говоря уже и о директоре. Будучи библиотекарем гимназии, давал читать несколько книг тому, кто любил чтение и даже на каникулярное время’.
В 1883-84 учебном году преподавал латинский язык и историю Бунину.
Интересным было его хобби в Елецкой гимназии. Здесь он перевел на русский язык книгу Блеза Паскаля ‘Мысли’, которая была напечатана в Петербурге в 1889 г. Издание журнала ‘Пантеон литературы’. Вместе с Розановым переводит 5 книг ‘Метафизики’ Аристотеля в 1888 и 1889 гг. до переезда Розанова в г. Белый. Сперва они переводили вместе, а потом ‘по совершенному бессилию моему’ (Розанов) разделили труд — Первов переводил, а Розанов писал ‘объяснения по существу’.
‘Метафизика Аристотеля, — переводом коей с товарищем по учительству в Елецкой гимназии, П. Д. Первовым я был занят этот (1888) и следующий год, и из нее до переезда моего в другой город мы успели перевести 5 книг.
Перевод был напечатан в ‘Журнале министерства народного просвещения’.
Судьба этого перевода странная, ‘Журнал министерства народного просвещения’ печатает всего 25 экземпляров. А в России только центральных библиотек было более 50, да еще до двух десятков университетов. Как они могли поделить 25 экземпляров?
А более 500 городов, где были классические гимназии, вообще оказались без книги.
Павел Дмитриевич не только переводил, но и писал книги по истории, философии, педагогике, которые выходили в издательстве Киммеля в Риге, специализированного на греческих и римских классиках.
Между Первовым и Розановым были дружеские отношения.
Первов и предложил Розанову назвать его речь на акте в гимназии ‘Место христианства в истории’. Розанов писал о Первове, что он был очень хороший человек, честный, серьезный и деятельный, ‘хотя и со вздорными новыми убеждениями’. Первов написал воспоминания о Розанове в Ельце ‘Философ в провинции’.
Павел Дмитриевич затем переехал в Москву получил там известность выдающегося педагога несомненно без какой-либо протекции. В Москве Павел Дмитриевич вел колоссальную литературную, учебную и просветительскую работу. Им написано много трудов по педагогике, истории, философии, прочитаны сотни лекций и докладов в народных университетах и других просветительских организациях. После революции почти каждый вечер в библиотеке ЦЕКАБУ (Центральная комиссия по улучшению быта ученых) можно было видеть седую, склонившуюся над книгами голову, он все изучал, переводил, писал. До последних дней своей жизни, будучи уже 70-летним стариком, Павел Дмитриевич сохранил кипучую энергию, жизнерадостность, мягкую улыбку на своем лице. С этой улыбкой старый могикан — просветитель и умер.
А вот как отзываются ученики о своем учителе.
Пришвин: ’30 октября. Пятница… Вспомнился отличный учитель древних языков Первов, как он однажды осенью в классе, мельком взглянув на мокрое окно, сказал: ‘Мы, люди, должны быть независимы в своих делах от погоды’. Тогда это было непонятно, но береглось в себе около семидесяти лет, а теперь я тем и живу, что навстречу непогоде за окном вызываю из себя солнце’.
Семашко Николай Александрович, нарком здравоохранения СССР до 1930 г.: ‘Скромный, замкнутый, нервный, с подергиваем глаз и щеки, тихий и добрый в обращении с учениками, он был любимцем более сознательной части класса. Когда озорники начинали глупить и раздражать его, он болезненно морщился и только твердил: ‘Ну, перестаньте же!’. И тогда мы, защищая любимого учителя, обрушивались на озорников и прекращали безобразия. Я помню, какое впечатление он произвел на нас, учащихся, я так полюбил тогда историю и древние языки, что мечтал пойти по этой части. Когда меня хотели исключить из гимназии за чтение нелегальной литературы, Павел Дмитриевич был одним из немногих, которые дали мне возможность закончить гимназию’.
Автор:Шевелюк Адольф Михайлович
Напечатано: Преподаватели Елецкой мужской гимназии. Елец, 2009.