Отзыв французского критика о ‘Семейной Хронике’ г. Аксакова, Аксаков Сергей Тимофеевич, Год: 1857

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Отзывъ французскаго критика о ‘Семейной Хроник’ г. Аксакова.

Кстати о литературныхъ явленіяхъ.
Русская литература стала обращать на себя въ послднее время вниманіе Европы. Въ иностранныхъ журналахъ переводятся произведенія нашихъ лучшихъ писателей, иностранные критики начинаютъ смотрть на нашу литературную дятельность, какъ на нчто, заслуживающее нкотораго вниманія. Западъ перестаетъ видть въ Россіи ту миическую Московію, въ которой, по увренію однаго извстнаго французскаго туриста, между другими курьзностями, ‘водится особая порода людей объ одной ног, называемыхъ мальчиками,’ — ‘une espace d’hommes, nomms mallchiks, qui n’ont qu’un pied.’ Конечно, и теперь еще, въ сужденіяхъ о Россіи попадаются весьма оригинальныя вещи, и теперь еще нмецкіе критики, упоминая о замчательныхъ русскихъ писателяхъ, ставятъ во глав ихъ: Пушкина, Слпушкина и Нилова,— но все же замтно, покрайней мр, желаніе покороче познакомиться съ нашимъ отечествомъ, замтна нкоторая добросовстность въ сужденіяхъ о немъ, замтно нкоторое знаніе предмета, о которомъ говорится.
Вотъ, напримръ, отзывъ, помщенный въ ‘Revue des deux Mondes’, о ‘Семейной Хроник’ г. Аксакова.
‘Г. Аксаковъ, говоритъ авторъ этого отзыва, г. Делаво: — началъ свою литературную дятельность разными очерками, въ которыхъ замтны рзкіе слды вліянія иностранныхъ литературъ и особенная любовь къ описательному роду. Поздне, онъ избралъ себ лучшую дорогу и, въ форм разсказовъ объ охот и рыбной ловл, нарисовалъ нсколько картинъ, запечатлнныхъ живою любовью къ дикимъ красотамъ русской природы. Ясно было, что талантъ писателя укрплялся терпливымъ трудомъ. Новое произведеніе г. Аксакова, о которомъ мы хотимъ говорить, показываетъ въ автор не только простаго живописца картинъ природы, но и искуснаго знатока человческаго сердца. Хотя и ученикъ Гоголя, котораго онъ былъ другомъ, г. Аксаковъ не обладаетъ нисколько юмористическимъ направленіемъ своего учителя, и на предметъ свой, во всхъ его разнообразнйшихъ проявленіяхъ, смотритъ съ совершенною ясностью. Не должно забывать, что произведеніе г. Аксакова не романъ, а просто хроника, хроника одного русскаго семейства въ царствованіе Екатерины II. Къ этой хроник авторъ присоединяетъ нсколько подробностей о своемъ дтств и воспитаніи. За неимніемъ интереса, возбуждаемаго связнымъ, послдовательнымъ дйствіемъ, разсказъ г. Аксакова иметъ достоинство врныхъ картинъ, каждый изъ описываемыхъ имъ портретовъ поясняется самыми характеристическими чертами.’
Передавая дале содержаніе ‘Семейной Хроники’ и приводя отрывки изъ главы: ‘Добрый день Степана Михайловича Багрова’, Делаво говоритъ:
‘Было бы излишне останавливаться надъ значеніемъ всхъ подробностей, сгрупированныхъ здсь русскимъ писателямъ. Въ каждой минут этого добраго дня Аксаковснаго помщика встрчаются одни и тже контрасты: дикость въ соединеніи съ патріархальнымъ спокойствіемъ, неограниченная власть главы семейства, то умряемая личною добротою, то переступающая вс границы, въ слдствіе вспышекъ запальчиваго характера. Здсь, покрайней мр, свирпость первобытныхъ инстинктовъ перевшивается еще неоспоримыми достоинствами. Отрывки, посвященные описанію характера и домашней жизни Степана Михайловича, изображая дикое состояніе нкоторой части русскаго общества при Екатерин, выставляютъ въ тоже время наружу т природныя достоинства, которыми нсколько умрялась эта дикость. Другая глава въ ‘Хроник’ ясно доказываетъ, что можетъ статься съ неистовыми и ничмъ не обуздываемыми животными инстинктами ‘
Говоря о Куролесов, французскій критикъ замчаетъ:
‘Онъ умеръ отъ паралича и, странное дло, былъ оплакиваемъ своею женою. Она не могла забыть, что любила его въ теченіе 14 лтъ и сокрушалась преимущественно о томъ, что несчастный мужъ ея скончался, неимвши времени раскаяться Таковъ характеръ русской женщины — странная смсь преданности и гордости, независимости и покорности. Замчательно также слдующее обстоятельство: Куролесову выпала судьба тхъ римскихъ цезарей, которые ужасали міръ своими поступками и становились популярными посл смерти. Г. Аксаковъ, много лтъ спустя, постилъ деревню — театръ неистовствъ Михайлы Максимовича, и былъ не мало изумленъ, слыша, какъ это имя, которое онъ почиталъ предметомъ всеобщей ненависти, произносится стариками съ почтеніемъ. Они сознавались, что майоръ имлъ дурный характеръ, но прибавляли къ этому, что онъ никогда не наказывалъ своихъ подданныхъ несправедливо и всегда заботился о ихъ благосостояніи….’
Въ заключеніе своего разбора, Делаво прибавляетъ:
‘Перемна, совершившаяся въ послднее время въ нравахъ внутри Россіи, не будучи столь рзкою какъ въ столицахъ, все-таки очень замтна: нравы значительно смягчились. Теперь уже, въ самыхъ отдаленныхъ провинціяхъ, нельзя встртить чудовищъ, подобныхъ Михайл Максимовичу, порода этихъ необузданныхъ людей перевелась точно также, какъ порода буйволовъ и дикихъ лошадей, нкогда наполнявшихъ вковые лса Россіи. Хотя званіе главы семейства въ деревняхъ почитается все еще боле, нежели въ городахъ, но оно уже не даетъ такой неограниченной власти, какъ во времена Степана Михайловича Багрова. Просвщеніе еще мало распространено между помщиками, но отношенія ихъ къ правительству совершенно измнились. Въ конц прошлаго столтія, русскіе помщики пользовались въ имньяхъ своихъ полною независимостью и не знали предловъ своему произволу. Теперь ни одинъ изъ нихъ не осмлится противиться блюстителямъ власти, и если чиновники не умютъ еще заслуживать уваженія, то, по крайней мр, умютъ заставлять себя бояться. Вообще, вс наружныя условія общественнаго порядка въ Россіи измнились значительно къ лучшему. Но рядомъ съ этимъ прогрессомъ появилось много новыхъ злоупотребленій. Чудовищные безпорядки стараго времени замнились грязными пороками и недостатками, съ такою силою описанными Гоголемъ, прямодушіе и честность помщиковъ прошлаго вка уступили мсто какой-то излишней уклончивости. Проникшая къ нимъ, вмст съ цивилизаціей, страсть къ удовольствіямъ увеличила ихъ потребности. Они захотли извлекать изъ своихъ имній доходы большіе, чмъ прежде,— и результатомъ этихъ усилій было неизбжное истощеніе имній. Обитая, сверхъ того, постоянно въ столицахъ, вдали отъ своихъ помстій, помщики утратили всякую любовь къ хозяйственнымъ занятіямъ, а съ нею вмст и тотъ практическій умъ, которымъ отличались ихъ предки. Однимъ словомъ, если возмутительныя злоупотребленія, разсказываемыя авторомъ ‘Хроники’, теперь уже въ Россіи невозможны, то страсти, порождавшія эти злоупотребленія, еще не угасли: он только измельчали и стали грязне…’
Предоставляемъ читателямъ нашимъ ршить, справедливы или нтъ сужденія г. Делаво. Но, во всякимъ случа, въ сужденіяхъ этихъ нсколько больше правды и знанія дла, нежели въ разсказахъ туриста, уврявшаго, что въ Россіи есть особенное порода людей объ одной ног.

‘Современникъ’, No 9, 1857

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека