<,…>, Чтобы привлечь и подготовить учеников, Шувалов учредил при Университете две приготовительные гимназии: одну — для дворян, другую — для разночинцев, которые и были торжественно открыты в одно время с Университетом — 26 апреля 1755 года. Дворяне и не дворяне, относительно помещения, содержания и надзора, были отделены от других. Но по учению они были в общих для обеих гимназиях классах нераздельно.
В 1779 г., в одно почти время с учреждением ‘Педагогической семинарии’ при разночинской гимназии, поэт Херасков, один из трех кураторов Университета (Шувалова и Мелиссино тогда не было в Москве) открыл особые для воспитанников дворянского происхождения классы, а в 1783 г., 31 марта, он вывел их из университетского здания (на углу Моховой и Никитской) в купленное, по смежности с его двором, строение. Оно занято ныне анатомическим театром. Так положено основание Московскому Благородному Пансиону. Главным надзирателем тогда был в нем Григорий Прохорович Крупеников. Помощниками его были: майор Пальм и профессор Панкевич. Инспекторами же — то Гейм, то Страхов.
<,…>, Порядок жизни, занятий и досугов был такой: в пять часов утра звенит будильный звонок в руках бегающей по всем отделениям прислуги — и дети покидают свои кровати. В шесть они собираются покомнатно, в учебные горницы — повторять и приготовлять уроки. В семь попарно и по старшинству они идут, комната за комнатой, в столовую в сопровождении надзирателей, приняв пищу духовную — прослушав в благоговейной тишине утреннюю молитву и непродолжительное чтение из св. писания — размещаются по старшинству за столами, особо для каждой горницы определенными, пить чай с молоком и булками, а иногда, для перемены, предпочтительно же в постные дни, сбитень с калачами. До восьми часов — досуг. От 8 до 12 — классы. Тут обед. Воспитанники идут в столовую так же чинно, покомнатно, попарно, по старшинству. Отличные и полуотличные садятся за круглый посреди залы стол, под председательством первого в Пансионе воспитанника, отличного из отличных. Прочие — за длинные вдоль стены столы. Надзиратели — на верхних концах — наблюдают за порядком, приличием и тишиной. Пища — простая, здоровая, сытная: горячее — похлебка, бураки, лапша с пирогами или щи с кашею, холодное — говядина, студень, окрошка и т. п., жаркое — телятина, дичина, домашняя птица и проч., хлебенное — пирожки с вареньем, блинки, посыпанные сахаром, дутики с нетом, т. е. пустые оладьи и т. д. Последнего разряда кушанье особенно было в чести у юных лакомок и часто приобреталось одними от других за какой-нибудь труд или обещанную услугу: переписать набело две-три странички учебной тетради, подправить рисунок, проверить математическую задачу, подсказать забытое словцо при ответах новичка на вопросы учителя и т. п. После обеда — свобода. В этот час зимою дети лепечут в своих покоях между собой, играют в воланы, занимаются самоучкой музыкою на гитаре или поют песни, иные в стороне, подальше от шума, говора и пенья, читают полученные из пансионского читалища книги, другие упражняются в учебных горницах на фортепиано, скрипках и флейтах, некоторые кропают втихомолку стишки или громоздят высокопарную прозу. В прочие времена года, когда погода благоприятствует, большая часть из них, рассыпавшись по обширному двору перед скромным, чистеньким домиком Антона Антоновича [Прокоповича-Антонского — примеч. ред.], который поглядывает на них в окошечко, бегают, борются, играют в кегли, в свайку, в чехарду, в лапту — в мячи, или учатся военным движениям, выстраиваясь повзводно, маршируя в ногу и выкидывая разные приемы деревянными ружьями.
Но вот пробило два часа — и все по местам в классах до шести. В шесть полдник: булки. В семь — повторение уроков. В восемь — ужин, такой же почти, как обед, только одним кушаньем меньше. После ужина — вечерняя молитва и духовное чтение. Молитву поутру произносят лучшие из среднего и меньшего возраста, по очереди, молитву вечером — лучшие из большого, а чтение св. писания — уже дело отличных. В 9 часов — глубокий сон во всех отделениях Пансиона.
<,…>, Так проходит учебная неделя. В субботу, после классов, дети просятся домой — и получают увольнительные от инспектора записки до понедельника, до 8 часов утра. Те, за которыми не прислали родные или которых некому брать на воскресенье и другие праздники, после завтрака идут к обедне, а потом, смотря по погоде, в летнее время пользуются прогулкой по городу и за городом в сопровождении надзирателей, зимой же устраивают концерты, балы и театральные представления, на которые приглашаются посетители и посетительницы из близких по родству или отношениям к действующим лицам и прочим воспитанникам.
<,…>, В вакационную пору, с 1-го июля по 15-е августа, занятия ограничивались: чистописанием, рисованием, музыкой, танцами, фехтованием, верховой ездой и живыми иностранными языками — французским, немецким, итальянским и английским. Упражняли желающих также и в разговорах на латинском и греческом. В заключение вакации воспитанники выступали в лагерь на две-три недели в рощу близ Всесвятского села.
<,…>, Отсутствие всякой роскоши в помещении, в одежде, в пище, внезапные перемены ее то из скоромной в постную, то из постной в скоромную, исполнение лагерных обязанностей и в полуденный зной и в прохладу ночи, — если всего этого нельзя назвать положительно лишениями, по крайней мере все это располагало воспитанников к умеренности и, стало быть, к благородной решимости свободной, но покорной Богу воли: довольствоваться тою участью, какую кому пошлет Провидение, не страшиться бедности, не завидовать богатству.