Отрезвление России, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

———————

Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014.

———————

ОТРЕЗВЛЕНИЕ РОССИИ

Пьянство — одно из ужаснейших бедствий русского народа. Водка разоряет и без того полуголодного крестьянина, она вливает в народную душу злобу, разврат, безумие, нравственное и физическое вырождение. Она превращает живых людей в немощных рабов.

Всё это факты, всем известные и всеми признанные.

За последнее время в обществе замечается повышенный интерес к страшному ‘пьяному вопросу’. Даже наша несчастная Государственная дума, и та принялась за ‘борьбу’ с водкой.

Позиция правительства в этой борьбе неопределённа: с одной стороны, оно считает невозможным не поддерживать общества трезвости, с другой — опасаясь уменьшения водочной операции, то есть уменьшения доходов одной из главнейших отраслей государственного хозяйства, оно не решается слишком энергично проводить идею ‘трезвости’!

Опасения в данном случае малодальновидные, даже с чисто экономической точки зрения: если русский народ перестанет пить, его благосостояние настолько улучшится, что доходы государства, в общем, не уменьшатся, а возрастут, не говоря уже о том, что никакое правительство не может в своих мероприятиях основываться исключительно на экономических соображениях.

Но особенно недальновидны эти опасения для тех, кто видит, что величие народа, как и истинное величие отдельного человека, зависит от нравственного и духовного роста.

Если ужасно опустошение, которое производит водка в народном кармане, то опустошение, которое она производит в душе народной, вдвое ужаснее.

И ‘отрезвление’ необходимо именно для нравственного и духовного роста. То есть для самой главной основы народного величия.

Недавно мне пришлось быть на торжественном заседании одного общества трезвости. Общество молодое, и во главе его стоят люди простые и религиозные. Познакомился с несколькими ‘трезвенниками’. И вот здесь пришлось наблюдать одну любопытную черту, ярко характеризующую духовное значение ‘отрезвления’. Люди едва лишь приступили к осуществлению непосредственной своей задачи — не пить водку — и уже говорят:

— Мало нам от водки отрезвиться. Водка — большое зло, она душу нашу в плену держит. Теперь трезвыми от водки стали, надо от душевных пороков отрезвляться.

И среди ‘трезвенников’ оживает мысль о новой, духовной жизни.

Общество трезвости, о котором я говорю, — капля в море. Но в этой капле отразилось то, что могло бы свершиться и во всём море. Если бы схлынули страшные волны пьянства, затопляющие и одурманивающие, и отупляющие русский народ, — он быстро бы захотел ‘отрезвиться’ от своих грехов, быстро бы разобрался в жизни, его окружающей, и быстро бы вышел на ту великую дорогу, на которой его ожидает новая, великая жизнь.

НАШИ ЗАДАЧИ

Для того чтобы дело имело успех, надо ясно сознать, какие задачи мы себе ставим, чего мы хотим, к чему стремимся.

С Божьей помощью начиная большое и трудное дело, издание ‘Царицынского трезвенника’, мы также считаем необходимым прежде всего выяснить наши задачи, рассказать о своих стремлениях читателям-друзьям.

Говоря кратко и просто, задача ‘Царицынского трезвенника’ — борьба с пьянством.

Но если вникнуть в эти слова — они окажутся далеко не такими простыми.

Отчего бывает пьянство?

Во-первых, от нужды: всего, мол, один двугривенный в кармане, куда его девать — пропить!

Во-вторых, от темноты: в праздник, в часы отдыха не находит человек, чем бы занять свою душу, — идёт в кабак — там весело.

В-третьих, от невежества: люди пьют, не сознавая, какой страшный яд, разрушающий и тело и душу, глотают они вместе с водкой.

В-четвёртых, ‘от горя’: не находят в себе силы перенести несчастье и заливают его вином.

И наконец, больше всего и прежде всего потому, что забыли Бога. — Не сердцем, а концами уст исповедуют Христа.

Если бы веровали, то нашли бы и силы переносить страданья, нашли бы, куда идти в праздник и в часы отдыха, нашли бы, чем занять свою душу, и не отдавали бы последних грошей в кабаки.

Вот почему борьба с пьянством — это есть борьба с нуждой, с темнотой, с невежеством, это есть проповедь учения Христова.

Мы не можем без ужаса видеть, как водка заливает несчастную страну нашу, одурманивает мозг, превращает людей хуже чем в диких зверей. Мы не можем видеть без ужаса, как пьянство толкает людей на разврат, на убийства, на самые тяжкие, самые беспросветные преступления. Не можем видеть, как ни в чём не повинные дети гибнут от грехов отцов своих, рождаются больными, чахоточными, сумасшедшими. Как разорение, зверство, побои превращают жизнь простого русского человека в сплошной пьяный кошмар.

И мы всеми силами души своей будем бороться с нашим врагом — водкой.

Мы будем проповедовать трезвость. Мы будем напоминать людям, что они христиане. Что жизнь их должна стать совершенно иной: чистой и трезвой. Что пьяный, валяющийся в грязи, оскверняет образ Божий в себе. Пусть Общество трезвости облегчает людям материальную нужду, заботится о детях, о хороших, человеческих развлечениях, — мы будем помогать ему прямым, убеждённым словом.

Довольно были люди в рабстве у чудовища — пьянства. Пора им стряхнуть прочь пьяные цепи, начинать новую жизнь, светлую, Божию!

‘Царицынский трезвенник’ видит в своих читателях одну общую семью, где все должны помогать друг другу, где каждое дело — дело общее.

Наши задачи — задачи и наших читателей. Наши стремления пусть будут и вашими стремлениями.

Выйдем вместе на трудную работу Господню.

С верой в Его помощь, с надеждой на торжество нашего святого дела, с любовью к падающим братьям нашим!

НЕ НАДО ОТКЛАДЫВАТЬ!

Бог дал людям жизнь, это величайшее благо, для того, чтобы мы исполняли Его волю.

Жить по-Божьи — это значит прежде всего совершенствоваться в любви к людям.

Человек, достигший этого совершенства, достигает тем и личного счастья: и при бедности он чувствует себя счастливым и радостным. Разве, в самом деле, в богатых домах не льются слёзы? Ещё как льются-то, не меньше, чем в землянках.

Полюбить людей не легко. Апостол говорит, что любовь есть ‘совокупность совершенств’ (Кол. 3, 14), — значит, чтобы любить людей, надо самому стать лучше. Много и упорно работать над своей душой.

Человеку дана жизнь в 50-60 лет. А некоторым гораздо меньше. Кто из людей знает, что он доживёт до следующего дня? Никто! Не ясно ли поэтому, что каждый час, каждая минута человеческой жизни не должны растрачиваться даром, на пустяки, — а как величайшая драгоценность употребляться на главное дело жизни — на совершенствование, на добро, на любовь.

Мы же в большинстве случаев почти всё время тратим на суету, на мелочи, на житейские дрязги, на пьянство и грубые плотские удовольствия. И вспоминаем о правде и добре только по ‘воскресеньям’, когда идём ‘молиться Богу’, а иногда и целые годы не вспоминаем ни разу.

Почему же это так?

Почему мысль о смерти, о том, что от могилы, от ‘земли’ никуда не убежишь, и рано ли, поздно, придётся дать отчёт во всей прожитой жизни, — почему мысль эта не спасает нас от нашего безумия?

Одна из главнейших причин лежит в том, что почти все люди отравлены ложной безбожной мыслью: ещё успеем покаяться, добро и правду можно ‘отложить’, а пока что — жить в своё удовольствие.

Для того чтобы начать новую, хорошую жизнь, надо прежде всего отогнать эту ложную мысль и всем сердцем сознать, что не надо откладывать своего перерождения.

Возьмите хотя бы грех пьянства, эту самую больную, самую всеобщую нашу язву.

Почему многие не могут отделаться от этого страшного порока?

Да потому, что ‘откладывают’, сначала на день, а потом на месяц, а потом на годы.

Рассуждают так: вот придёт ‘Рождество’, попьянствую — и тогда уж брошу. Или: вот сыграю свадьбу — и брошу тогда. Это уж будет в последний раз.

А время идёт, яд всё глубже впивается в душу, — и человек день за днём падает всё глубже, и нет ему возврата на новую дорогу.

Пусть бы не откладывал до ‘Рождества’, пусть бы сегодня же, сейчас же принимался за своё спасение — и не погубил бы своей жизни, а иногда и жизни своей семьи, жены, детей, братьев.

‘Не надо откладывать’ — вот слова, которые каждый всегда должен носить в своём сердце.

Пусть каждый, как бы низко ни пал, как бы безнадёжным ему ни казалась грязь, его окружающая, — не откладывая ни минуты, принимается за новую жизнь.

Бог поможет ему. Бог даст ему силы.

Пусть пьяные, сейчас же, в тот же самый день, как проснётся в них трезвая совесть, бросают страшный яд. Пусть развратники, не откладывая, бросают своё чувственное наслаждение. Пусть падшие, умирающие духовно, подымаются, воскресают. Пусть ‘откладыванием’ они не ослабляют и без того слабых сил своих.

Чем дальше в лес — тем больше дров. Если не хватит сил сегодня, завтра их будет ещё меньше!

А потому не откладывай. Жизнь не ждёт. Не бойся ‘трудности’. Кто верит в Бога — тому всё легко, лишь бы силы были направлены на добро.

ЗАЧЕМ НУЖНЫ ОБЩЕСТВА ТРЕЗВОСТИ

Очень немногие решаются защищать водку открыто и прямо — зло слишком очевидно, и защищать его невозможно. Но защитить его многим хочется, потому что многие втянулись в преступное наслаждение пьянством.

И тогда избирают окольный путь — нападают на общества трезвости, доказывают их ненужность.

Борьба с пьянством в настоящее время почти исключительно принадлежит обществам трезвости, — вот почему люди, доказывающие ненужность обществ трезвости, тем самым косвенно доказывают и ненужность борьбы с пьянством. Если бы их доказательства имели успех и общества трезвости закрылись бы по всей России, — защитники пьянства торжествовали бы, потому что некому было бы бороться с водкой и разливное море страшного яда могло бы беспрепятственно затоплять нашу несчастную родину.

Против обществ трезвости всегда говорят одно и то же:

— Если я захочу бросить водку, возьму и брошу. Зачем мне нужно записываться ещё в какое-то общество?

Неосновательность таких слов очевидна, но многих почему-то они всё же смущают.

Думают: в самом деле, зачем всё это? Брошу водку, и довольно. А общества всякие ни к чему!

Но пусть подумают так говорящие вот над чем: хорошо, я сознал, что водка зло, и бросил. Мне разъяснили, как отравляет она моё тело и душу. Я прожил почти всю свою жизнь и по опыту вижу, сколько несчастий несёт с собой пьянство. Я понял всё это и бросил.

Но какая масса людей молодых, неопытных, не учёных. Эти люди пьют, часто не подозревая всего зла алкоголя. Они не погибнут, если им объяснить вовремя всё это и остановить, предостеречь.

И вот каждый отдельный человек, сознавший зло пьянства, может рассказать об этом своим близким и знакомым. Но ведь этого мало. Надо рассказать об этом всем людям.

Для этого и необходимы общества трезвости. То, что не под силу одному человеку, могут сделать люди, когда они объединяются.

Разве может отдельный человек устраивать беседы о вреде пьянства, издавать книги, журналы, оказывать материальную помощь бросившим пьянство, но ещё не окрепшим?

Разумеется, нет.

Цельное общество трезвых людей, соединённых в ‘Общество трезвости’, это сделать может.

Таким образом, общества трезвости необходимы для того, чтобы спасать людей от пьянства.

Если ты не пьёшь — хорошо. Но всё же иди в общество трезвости, чтобы не самому только быть трезвым, но помочь отрезвиться своим братьям.

Я не говорю уже про то, что многие, даже сознавшие вред пьянства, втягиваются в водку до такой степени, что бросить этот яд в одиночку им не под силу. Им нужно братское сочувствие, братская помощь. Им нужно найти трезвых людей, уйти от пьяной компании.

Куда он пойдёт?

Когда есть общество трезвости — он знает, куда ему идти.

Так не слушайтесь, когда вам говорят о ненужности обществ трезвости.

Вступая в общество, поддерживая его, вы служите делу великому и святому — делу не своего личного спасения, а Божьему делу спасения падающих братьев.

Пусть говорят вам, что общества трезвости пустая забава. Вы знаете, что не пустая забава борьба с пьянством, что это необходимое условие спасения души, очищения совести. А в этом очищении весь смысл человеческой жизни.

КТО ВИНОВАТ?

Маленький буксирный пароход еле тащит ‘перевоз’. Баржа широкая, неуклюжая, вся заставлена телегами, лошадьми, верблюдами.

На скамейке сидит ‘публика’.

Холодно. Ветер так и режет лицо. Все ёжатся и бранят погоду:

— Отроду такой осени не было.

Со мной рядом сидит человек в картузе и с большим узлом.

— Вы куда едете? — спрашивает он меня.

Я говорю.

— А с вами кто сейчас разговаривал?

— Трезвенник один.

Смеётся.

— Вы что смеётесь?

— Да так… Я тоже было в трезвенники записался…

— Ну?

— Пришёл домой — жена мне такого задала.

— Жена? Вот странно — обыкновенно жёны мужей за водку ругают.

— Оно правда, — смеётся человек в картузе, — да тут статья особая. Я и так не пьяница. Жена и говорит: как же теперь в случае — свадьба или ‘кстины’ — тоже пить не будешь? Иди, говорит, отпишись.

— Что же вы, отписались?

— Нет, неловко уж. А так понемножку допущаю…

В наш разговор вмешивается татарин. Борода у него рыжая, зубы чёрные и гнилые. Он часто улыбается и скалит свой чёрный рот.

— Водка во всём виновата, — говорит он.

— Нет, не водка, — убеждённо говорит человек в картузе, — а люди.

— Знамо, люди! — слышится несколько голосов.

— Водка! — улыбается рыжий татарин. — Ты себе ничего. Человек как надо. Выпил — пошёл! Крутился-крутился: не человек стал, скот стал.

— Само собой, водка виновата, — солидно говорит старичок.

— Водка! — подтверждает какая-то женщина.

— А я вам скажу: человек! — настаивает картуз.

— Водка! — улыбается татарин.

Всем спор кажется смешным, и все улыбаются.

— Как же, господа, решайте, — говорю я, — кто виноват — водка или человек? Виноватых, говорят, бьют, — вот и надо знать, кого нам бить нужно.

— Я вот что скажу, — горячится картуз. — Я выпью, и вот князь выпьет. Один в драку полезет. А другой ничего, тихий, бывает так?

— Бывает, — отвечает татарин.

— Хорошо. Я водку пил и ты пил. Так?

— Так?

— Водка одна?

— Одна.

— А мы напились одной водкой — и разные?

— Разные.

— Значит, безобразие не от водки, а от человека, — торжествует картуз. — Кабы от водки было, всякий одинаково бы безобразничал. Понял?

Татарин некоторое время молчит, потом расплывается в улыбку:

— Понял!

Все смеются.

— Кто же виноват: водка или человек?

— Теперь понял! — повторяет татарин.

— А вы как думаете? — спрашивают меня.

— По-моему, оба виноваты.

— Это ещё лучше! — говорит кто-то.

— Конечно, оба: и водка, и человек. Человек виноват тем, что пьёт, а водка тем, что одуряет человека. Но так как водка ничего понимать не может, а человек и может, и должен, — то больше всего виноват человек, с него и спросится.

— Значит, бить-то человека надо, — смеётся кто-то.

— Очевидно! — говорю я.

Но вот и пристань. Дождь, теплее.

— Хотел выпить, теперь боюсь, — шутит за мной чей-то голос…

— Ладно поговорили, — улыбается татарин, — очень ладно… Прощайте теперь…

ЗА СТЕНОЙ

Странная вещь: иногда какое-нибудь маленькое событие так западает в душу, что потом всю жизнь не забудешь его. И чего бы, кажется? Пустяк! Так вот нет же: стоит перед глазами, точно вчера случилось, и болит сердце нисколько не меньше, чем когда-то давно-давно…

Вот о таком ‘маленьком событии’ мне и хочется рассказать вам.

Это было далеко отсюда. На Севере. В одном большом и шумном городе. Я перебивался кое-как с хлеба на воду и жил на окраине города, в маленькой грязной каморке, за которую платил 4 рубля.

Перегородки были дощатые, дырявые, обклеенные рваными газетами, они не доходили до потолка, чтобы чад из кухни расплывался по всем комнатам равномерно, — и в моей каморке было слышно каждое слово, каждый шорох, раздававшийся даже в самом дальнем углу ‘квартиры’.

Я любил тишину — и мечтал об ней, как о недоступном счастье. Только по ночам я мог чувствовать себя по-человечески, и то если ‘хозяин’, Андрей Никитич, сапожник, не приходил домой пьяный. А случалось это не очень часто, два-три раза в неделю. Остальные дни мне приходилось или целую ночь слушать неистовую его брань, или убегать и ходить по пустынным улицам до рассвета.

И вот в одну из таких пьяных ночей случилось то самое, о чём я хочу рассказать. Андрей Никитич пришёл часов в восемь вечера пьяный и злой. Я сразу понял это по резкому стуку в дверь.

— Самовар!.. — глухо сказал он, вваливаясь в кухню.

Я слышал, как жена его, Анна Петровна, наскоро стала укладывать дочку свою Зиночку. Она знала, что, если муж заметит, что дочь не спит, привяжется к девочке, — а она боялась этого больше всего. Больше побоев и брани.

Но Андрей Никитич, видимо, догадался.

— Не прячь! — крикнул он. — Отец я или нет…

— Начал, — проворчала Анна Петровна.

Зиночка спрыгнула с лавки и подошла к столу. Я услыхал её тихий голосок:

— Дай карандашик…

Зиночка любила чертить на бумаге фигурки, и карандашик всегда лежал у них на столе. Очевидно, отец взял его.

— Так просят, а?.. Чего молчишь, просят так, я тебя спрашиваю!..

Зиночка молчала.

— Отец я, а? Проси, как следует: папочка, дайте, пожалуйста… карандашик, ну?

Опять молчание.

— Говори, гадина! — заорал Андрей Никитич.

— Да отвяжись ты, — вступилась жена.

— Молчать!.. Говори: папочка… дайте, пожалуйста, карандашик…

Зиночка молчала.

— Не скажешь!.. Не скажешь!..

Я чувствовал, что к горлу моему подступает что-то тяжёлое, и руки и ноги делаются холодные.

— Не скажешь!.. — хрипел за стеной голос.

И вдруг я услышал за стеной шум. И глухие удары по телу.

— Раз… два… три… — хрипел голос.

— Папка… папочка… я не буду… я не буду… — лепетала, задыхаясь, Зиночка.

Я вскочил с постели и, не помня себя, вбежал к ним в комнату.

Андрей Никитич зажал коленями девочку и бил её по лицу:

— Шесть… семь… восемь… — хрипел он.

Я схватил Зиночку за плечи, вырвал её и закричал:

— Не смейте… не смейте!.. Или я убью…

Я задыхался… Я сам не знал, что говорю… Зиночка была у меня в руках. Я отнёс её к себе в комнату. Она плакала, судорожно обхватив мою шею. И сам я рыдал, как обезумевший…

Впрочем, это уже к делу не относится.

Так вот — то маленькое происшествие, которое по временам почему-то встаёт в моей памяти и с прежней силой мучает меня.

А ведь прошло лет не мало — не меньше десяти.

ДЕТИ — НАШЕ БУДУЩЕЕ

Проповедь трезвости, проповедь обновления жизни — в громадном большинстве случаев направлена на взрослых.

Это и понятно.

Человек видит перед собой погибающего брата своего, и у него является желание спасти его, помочь ему.

Проповедь при таких обстоятельствах является непосредственным удовлетворением чувства жалости к человеку.

Но когда люди объединяются в целую организацию, в целое общество трезвых людей, — они в своей деятельности не могут руководствоваться только одними непосредственными чувствами, они должны смотреть дальше и шире, обращать внимание не только на ближайшее, — но и на дальнейшее, должны бороться с тем злом, которое, по тем или иным соображениям, можно ожидать в далёком будущем.

Вот почему одной из неотложнейших задач всякого общества трезвости должна быть забота о брошенных.

Возьмите такой пример. Вы идёте по улице. К вам подходит маленький оборванный мальчик и просит милостыню.

Вы даёте ему несколько копеек, и совесть ваша успокаивается.

Она успокаивается потому, что вы рассуждаете так: ‘Этот ребёнок хочет есть, я дал ему денег, он купит хлеба и насытится, я насытил, я сделал доброе дело’.

Да, вы сделали доброе дело. Накормили голодного. Но вы сделали не всё доброе дело, вы не сделали главного.

Вы должны были бы рассуждать так: ‘Я накормил этого мальчика, но он остался жить на улице, он будет ночевать по притонам. И из этого ребёнка к двадцати годам вырастет преступник. Его обучат воровать, пьянствовать, развратничать. Он кончит тюрьмой, убийством, полным нравственным падением’.

Вот если каждый к уличному ребёнку будет относиться, как к жертве, которую жизнь исковеркает и превратит в преступника, — тогда каждому станет ясно, что мало ребёнка накормить, надо изменить всю его жизнь. Как же это сделать? Взять ребёнка к себе на воспитание?

Конечно, это хорошо. Но многим не под силу. Выход из этого один: организация детских приютов.

Здесь не один человек, а целое общество берёт на себя дело призрения брошенных детей.

Дети — наше будущее. Мы не должны забывать это.

Брошенные дети — наш грех. И мы должны смыть его с нашей совести, не ‘милостыней’ только, а спасением детей.

ПЬЯНСТВО И ГОЛОД

На Россию снова надвинулась страшная беда — голод. В губерниях Уфимской, Пермской, Казанской, Симбирской, Самарской — люди мрут от голодного тифа и цинги, продают последнюю скотину, бегут в города искать заработка.

Сытый голодного не разумеет — и нам, сытым, трудно понять весь ужас того положения, когда в доме нет ни одной корки хлеба и не к кому пойти, не у кого просить, когда матерям приходится видеть, как на глазах их умирают их дети, и плачут, и просят ‘поесть’, а в избе пусто и голодно, точно выжжено всё пожаром.

Голод — всё чаще и чаще начинает посещать Россию.

Первая и главнейшая причина — неурожай. Но в других странах неурожаи тоже бывают — а голода не бывает почти никогда.

Это объясняется тем, что всё хозяйство, всё имущественное состояние тамошнего крестьянина гораздо выше нашего, — и ему легко пережить и один, и два неурожайных года без разорения.

Наш крестьянин вполне зависит от урожая. Даст Бог урожай — проживёт. Не даст — голодать будет.

Причин такого положения много. Во многих губерниях земли мало. Землю обрабатывают плохо, не умеют взять с неё всего, что бы она могла дать, но одна из самых главных причин голода — водка.

Увеличить наделы не во власти каждого отдельного крестьянина, научиться обрабатывать землю улучшенным способом тоже не так легко: для этого требуются время и деньги.

Но устранить третью причину голода — пьянство — во власти каждого человека, который захочет это сделать.

Пьянство поглощает последние крохи, которые могли бы сберегаться в урожайные годы. Всё то, что посылает Бог для улучшения материального состояния мужика, — всё тащит он в кабак. Потребление водки в урожайные годы увеличивается чуть не вдвое. И голод застаёт крестьянина таким же беспомощным, каким он был и до урожая.

Вино опустошает не только мужицкие карманы, но и мужицкие головы. Разве большинство дел на сельских сходах решает не водка? Разве мало сделали себе крестьяне зла, продавая свои ‘приговоры’ кулакам за несколько вёдер водки?

Водка — это медленный пожар, который опустошает русские деревни.

В городах зависимость голода от пьянства ещё очевидней. Пропил свой заработок — вот и ‘голод’. Напился пьяным, остался без места — вот и голод.

Голод и водка — родные братья. Крепко взявшись за руки, движутся они по нашей стране, и всюду, где вступят, — жизнь превращается в ад. Голодный тиф, цинга, смерть, убийства, насилие — безумный, кровавый кошмар.

Доколь, Господи!

Хотя бы теперь, перед страшным лицом голода — сознали и ужаснулись и дали клятву отныне отрезвиться, прийти в себя, начинать новую жизнь.

Если бы это случилось — какое бы счастье открылось великому русскому народу. Не будет пьянства — не будет голода. Не будет голода — сознает народ свою темноту. В нём проснётся стремление к истинному просвещению. А просвещение, соединённое с великим сердцем русского человека, вечно тоскующего о праведной жизни, о Боге, — укажет ему и новые пути жизни.

ГИМН ТРЕЗВЕННИКОВ

У трезвенников, как у людей, обеспеченных общими жизненными задачами, есть свой гимн.

В нём кратко изложены самые задушевные стремления работников ‘трезвого дела’. Все трезвенники знают его наизусть, но все ли вникают в самую сущность его содержания?

Думаю, что не все: иначе не было бы среди семьи трезвенников равнодушных, недеятельных членов. ‘К счастью вместе мы станем идти’, — говорится в гимне. Все люди стремятся к счастью. Но громадное большинство людей за счастье принимает обманчивый призрак личного своего благополучия: побольше бы накопить денег, повыше бы подняться в своём служебном положении, — всё это для того, чтобы побольше насладиться материальными благами жизни. Но все материальные блага умирают вместе со смертью человека, сгнивают в могиле, которой не избежит никто, — а потому и ‘счастье’, основанное на такой призрачной почве, также рассыпается в прах.

Призывая идти к счастью, трезвенники имеют в виду не личное счастье, не благополучие только для себя — а счастье всего народа. Путь к такому общему счастью обязательно в общей работе. ‘Будем поддерживать честно друг друга’, — вот в чём заключается этот путь. Его в сердце своём должен носить каждый человек — не забывать его никогда: честно поддерживать друг друга.

Если все трезвенники проникнутся этой мыслью, разве у них когда-нибудь зародится сомнение: нужно ли Общество трезвости, недостаточно ли, мол, просто бросить пить. Никогда! Потому что бросить пить — это меньше половины дела, это только личное благополучие, личное спасение. А главное-то — ‘честно поддерживать друг друга’, т. е. помогать другим.

Те трезвенники, которые не сомневаются в полезности Общества трезвости, если проникнутся теми чувствами и мыслями, которые изложены в ‘гимне’, — по-иному станут относиться к своему званию ‘члена общества’. Ни один трезвенник не должен думать, что он выполнил все обязательства перед обществом, если сам бросил пить и внёс ‘членский взнос’, — да, ‘формальные’ обязательства он выполнил, но это не всё. Каждый должен работать, поддерживать честно дело трезвости всеми доступными ему путями. Он должен проповедовать трезвость среди людей окружающих, среди своей семьи, сослуживцев, знакомых, должен распространять трезвую литературу, должен участвовать в работе не только материально, но и духовно. Он должен помнить, что, вступая в ряды трезвенников, берёт на свою совесть обязательства и перед Богом, и перед людьми: перед Богом — жить трезвою, Божиею жизнью, перед людьми — помогать им, ‘поддерживать честно друг друга’.

Только тогда трезвенник может без стыда, без укора своей совести произносить слова гимна: ‘Будем хранить мы святыню зарока, трезвости сеять вокруг семена‘.

Итак, путь ‘общей работы’ — ведёт к счастью. Перед ступенью, которую необходимо пройти народу, чтобы достигнуть счастья, — отрезвление. Трезвенники и призывают людей в своём гимне сделать именно этот первый шаг:

‘Будем же верить, пора недалёка.

Мир отрешится от власти вина,

Сгинет похмельное зло роковое,

Станет и трезв, и разумен народ’.

Одной трезвости для счастья недостаточно. Учение Спасителя раскрыло миру, в чём истинное счастье. Но без трезвости ни о каком счастье не может быть речи. С трезвости надо начинать. Вот почему:

‘Смело, товарищи, тесной семьёю

К счастию трезвой дорогой вперёд…’

ДОМ ТРЕЗВОСТИ

Сегодня праздник трезвенников: открывается ‘Дом трезвости’.

Все внешние данные для успешной работы налицо: свой Дом, где превосходная аудитория для чтений, собраний, концертов.

При Обществе похоронная касса, ссудо-сберегательное товарищество, воскресная школа, наконец, свой журнал, который даёт возможность проповедовать идеи трезвости далеко за пределами аудитории. В будущем ряд новых планов расширения деятельности Общества: своя хлебопекарня, врачебная помощь, детские приюты и пр. и пр.

‘Дом трезвости’ даст возможность внешне объединить все эти начинания. Такое объединение необходимо для прочной и широкой постановки дела.

Вот почему сегодняшний праздник — радостный день для трезвенников.

Радость это неложная. Она вытекает из глубокого сознания, что не все люди живут для себя, для своих мелких будничных интересов. Что, хоть немножко, и они делают общественную работу, — что по мере сил осуществляют заповедь Христову о служении ближним.

Сегодняшний праздник трезвенников — это праздник людей, видящих некоторое торжество того дела, которое по совести, перед Богом — считают они святым.

И вот в этот светлый день хочется сказать о тех чаяниях, которые возлагаются нами на ‘Дом трезвости’, чтобы все глубже сознали свои обязанности перед собой и людьми, — и чтобы сознание это сделало радость ещё более полной. Чтобы радовались не только на то, что ‘сделано’, — но ещё более на то, что должно быть сделано и будет — если будут приложены общие, братские усилия.

В фундаменте ‘Дома трезвости’ заложена великая истина: будь трезв. Это краеугольный камень всего. Мы не устанем повторять, что русский народ только тогда может думать о чём-нибудь высшем, духовном в жизни, когда перестанет пить. Пьяный человек — полузверь. Для того чтобы жить по-Божьи — надо прежде всего стать человеком.

‘Дом трезвости’ — должен бы охватить собой не ‘за Царицу’, и не город Царицын, и не Саратовскую губернию, а всю Россию.

Но трезвенники, вступая на первую ступень, не должны забывать, что вступили они на неё не для того, чтобы на ней успокоиться. Что дело трезвости приобретает всё своё громадное значение только тогда, когда отрезвляются для дальнейшего, для того, чтобы всю жизнь свою из бессмысленной, пустой и распутной — сделать истинно-человеческой, осмысленной и Божьей.

Если трезвенники проникнутся этим чувством и этим сознанием, то и самая борьба за трезвость будет вестись ими иначе. Они будут видеть в ней не нечто ‘случайное’, не нечто такое, что можно делать ‘между прочим’, — они увидят в этом главное дело жизни. Собираясь в ‘Дом трезвости’, они будут собираться как братья, а не как чужие люди. Как братья, видящие перед собой одного страшного врага: пьянство, озверение и неизбежно связанное с ними распутство, насилие, преступность, одичание и вырождение великого русского народа. Трезвенники не будут стыдиться своей работы. Они смело будут призывать на борьбу всех. Ибо дело их правое, Христово дело.

В борьбе своей они будут неустанны и непреклонны.

Ибо всеми силами души своей сознают, что враг должен быть побеждён во что бы то ни стало. Что кабаки русские должны опустеть. Что народ должен, как от чумы, бежать от проклятого яда. Что в этом его спасение, что это необходимое условие его счастья, его великого назначения стать не на словах, а на деле святою Русью.

Вот наши думы по поводу открытия ‘Дома трезвости’.

Даст Господь — из мечты они станут действительностью. Мы верим, что поможет Бог святому делу, и потому от всего сердца приветствуем наших читателей-друзей:

— С праздником Трезвости!

ПРАЗДНИК И БУДНИ

Праздник кончился.

Торжественное открытие ‘Дома трезвости’ состоялось. Начинаются будни упорной, трудной работы по борьбе с пьянством.

Но главнейший успех делу дают не праздники, а именно эти будни.

Хорошо оглянуться назад, порадоваться достигнутым успехам: отпраздновать ту или иную ‘годовщину’ обязательности. Хорошо порадоваться расширению своего святого дела: отпраздновать переход в свой ‘Дом’. Но надо не забывать этих праздничных дум и чувств, когда наступают серые будни. В праздничной радости надо черпать терпение для трудной работы Господней.

Пусть же редкие праздники Трезвости будут днями итогов, что сделано за долгие дни честного, неустанного труда. И пусть каждый живёт так, чтобы иметь право идти на праздник с чистою совестью, с глубоким сознанием исполненного долга. Пусть среди трезвенников не будет таких, которые вспоминали бы об Обществе трезвости только по торжественным дням.

Как часто люди вспоминают заветы Христа только по воскресным дням и даже не по целым дням, а по утрам от 7 до 9 часов, пока стоят в церкви. А придя домой, напиваются до потери образа человеческого. Разве люди эти могут быть названы честными работниками Божьего дела? Разве можно два часа ‘праздновать’, два часа отдавать молитве и Богу, а всё остальное время — водке, распутству, злобе, житейским дрязгам?

Точно так же и здесь.

Нельзя раз в год на торжественном молебствии, на празднике Трезвости вспоминать о заветах трезвости. А потом, придя домой, ничего не делать для торжества трезвого дела.

Праздник только для тех, кто работает в будни.

А для тех, кто не знает труда, праздник — только лишний укор их совести за праздную жизнь.

И праздник Трезвости — праздник только для тех, кто борется по мере сил с нашим общим врагом — водкой. Кто по совести выполняет назначение члена общества трезвости: не пить самому и научать не пить других.

Пусть же праздники трезвости будут днями радости для честных работников. Днями радости, которая подкрепит их на дальнейшую борьбу.

И пусть для нерадивых они будут днями укора, днями, вызывающими в них раскаяние и твёрдую решимость начать жизнь будничного труда на благо ближним.

МОЖНО ЛИ УЧИТЬ ДРУГИХ

По поводу ‘Царицынского трезвенника’ было получено очень интересное письмо от одного из читателей.

Мысли, высказанные в этом письме, или, вернее, заблуждения, высказанные в нём, имеют громадный общий интерес.

Ведь работникам трезвого дела приходится бороться не только с равнодушием, но и с убеждёнными противниками, с людьми, которые против борьбы с пьянством путём обществ и литературы, — не в силу своего равнодушия, а в силу своего несогласия, что нужно бороться именно этими путями.

Мы уже говорили о значении Обществ трезвости и доказывали несправедливость тех, кто считает бесполезными эти Общества, т. к. пить можно бросить и без всяких ‘членских взносов’. Мы указывали, что недостаточно бросить самому, надо научить трезвости других, — а для этого и необходимо сплотиться в одну общую организацию ‘Трезвенников’.

Теперь нам делают совсем новое возражение, тоже очень распространённое, и уже с точки зрения ‘религиозной’ нам говорят, что борьба с пьянством не имеет смысла потому, что вообще не надо учить других, а каждый должен перерождаться сам.

Читатель пишет:

‘Никому не дано спасать других. Всякому человеку дана во власть только одна его собственная жизнь. Спасение и погибель — зависят от самого. Кто чего ищет, тот того и находит. В рай за волосы не тянут, а по доброй воле, своими усилиями берётся царство небесное. Точно так же и спасти тебя, хотя бы, к примеру сказать, от пьянства, никто и ничто из вас не может до тех пор, пока сам не выразится разумом и не поймёт, что это безумие, грех, вред для души и тела, и не начнёт бороться с этим грехом всеми своими духовными силами. Очень ошибочно для начала хорошей, живой жизни ждать помощи, прежде всего от каких бы то ни было, хотя бы и от святых людей, а не от самого себя. В день исправления и отрезвления жизни, человеку не нужно ничьей помощи, кроме как только своей собственной. Искать, кроме своего усилия, в чём-либо спасения от пьянства — это своего рода вредное суеверие, что губит духовные силы человека’.

Так вот, правда ли, что нельзя и не надо учить и спасать других?

Глубокая неправда.

Христос сказал: шедше научите (Мф. 28, 19)…

Одно дело спасать других, учить других, другое дело — ждать спасения от других.

Никто не должен ждать спасения от пьянства за вас, всякий должен спасаться сам с помощью Божьей.

Но из этого совершенно не следует, что уже отрезвившиеся не могут помочь спастись от пьянства другим.

Я не могу ‘за волосы тянуть’ к спасению, но я могу помочь другому прийти к сознанию, что пьянство — безумие и грех.

Неужели не поможет человеку одуматься, если я на основании опыта и науки покажу ему, что делает алкоголь с его телом и душой.

Не я буду ‘спасать’ его душу ‘за него’, но я помогу его душе скорей сознать весь ужас пьянства. Возьмите человека, только начавшего жить, по личному опыту он ещё не знает, до чего доводит пьянство. Он ещё молод, здоров, полон сил. И вот этому человеку я покажу, что будет через десять лет с его сердцем, лёгкими, желудком, я расскажу ему, сколько гибнет людей от этого яда, сколько совершается преступлений, я расскажу ему, как повлияет это на его потомство, — сам задумавшись, сам начав внутреннюю работу перерождения, разве он скажет потом: бесполезно было мне всё рассказывать! Неужели надо ‘знающим’ равнодушно смотреть, как гибнут незнающие на том основании, что и они когда-нибудь узнают сами.

Нет: шедше научите!

Не надо смешивать двух вещей: когда человек сознал грех и надеется, что ему извне ‘помогут’ спастись, — он делает неправильно.

Но когда человек видит перед собой несознающего свой грех, он и может, и должен научить его и, научая, он исполнит прямую заповедь Христову о служении ближнему.

ТЯЖЁЛОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ

Нами получено следующее возражение на статью ‘Можно ли учить других’:

‘Пусть и сказал Христос: ‘шедше научите’ — я всё-таки стою на том, что каждому надо верить в свои духовные силы и постоянно делать усилия жить разумно. А будет человек верить в свои духовные силы и будет стараться жить разумно, само собою он будет и других учить всему хорошему. И вопрос: ‘Можно ли учить других?’ — является праздным. Дело не в том, чтобы доказать необходимость ‘учить других’, — в это и так слишком уж много верят. Всем хочется учить, но никому не хочется учиться. Хотя об этом тоже Христос сказал: ‘приидите ко Мне и научитесь от Меня’. Об этой необходимости учиться каждому от Христа, обыкновенно, все самозваные учителя стараются умалчивать и обращают внимание людей не на Бога, познаваемого каждым в своей душе, а на какое-нибудь человеческое учреждение, где они председательствуют и говорят речи. Отправляют ради своих практических соображений всякого рода ‘мирские службы’ и воображают, что они взяли крест Христа, отреклись от своей личной жизни и, ушедше, других научите. Но ведь теперешних учителей в крахмалках даже и сравнивать нельзя с теми, которых Христос посылал на проповедь Своего учения. Ну, скажите Бога ради, положа руку на сердце, можно ли сравнивать с этими первыми проповедниками христианства современных любителей заниматься учительством и руководительством других? Никак нельзя. Как Христу, так и его ученикам не нужно было никаких организаций, искусственных объединений масс, а нужна лишь только любовь к Богу и людям и готовность ради Бога и людей отдать всю свою жизнь. Дойдя до такой высоты духовного совершенства, до полной готовности душу свою положить за други своя, им ничего иного в жизни не остаётся, как: ‘шедше научите’. Они употребили все данные им Богом силы на своё духовное перерождение, и для них открылось Царство Божие, как внутри, так и вовне, им открылось и то, что людям знать не дано, и что есть в людях, и чем люди живы. И таких учителей нельзя не признавать, потому что, само собою, свет их жизни и учения во тьме светит и тьма не может его объять. Такие учителя всегда были и будут, и только ими и держится всё высшее и святое в человеческой жизни. Что же касается тех, которые учат тому, что своему разуму нельзя верить, что в деле улучшения себя и жизни не нужно надеяться на свои нравственные усилия, а надо искать помощи от какой-нибудь организации, — это обман на Святого Духа. Каждому надо жить и спасать себя от грехов прежде всего своими духовными силами и своими усилиями. А без этого никакое учение, никакое просвещение не может дать пользы’.

Мы печатаем это возражение потому, что многие думают так же, и, разъяснив заблуждение автора этой статьи, мы тем самым разъясним заблуждение очень многих.

Всё, что говорится в этом письме об апостольском служении, о том, что таких учителей сейчас очень мало, о том, что надо самому стараться достигнуть перерождения, а не полагаться всецело на внешние организации, — всё это совершенно верно, против этого никто возражать не станет, и потому совершенно непонятно, зачем обо всём этом говорится в ‘ответ’ на нашу статью, как будто бы мы по этому вопросу думаем иначе.

Вопрос стоял гораздо проще и уже: издаётся журнал ‘Трезвенник’, он ставит себе задачей борьбу с пьянством, ставит себе задачей разъяснение людям всего вреда алкоголя для души и тела.

По поводу этого журнала нам пишут: ‘журналу вашему не сочувствуем, потому что ‘всё в тебе’, и вы, уча других, занимаетесь делом бесполезным‘.

Мы возражаем: ‘Надо ли учить других’. В этой статье мы говорим: нет, дело наше не бесполезное. Хотя человек и должен своими силами идти к совершенству, но люди-братия и могут, и должны помогать ему прийти к сознанию необходимости этого совершенства.

Они могут молодым, неопытным людям помочь тем, например, что рассказать о вреде алкоголя и о всех последствиях употребления этого яда, до передачи своему потомству страшных болезней включительно.

И вдруг на эту статью нам пишут: вы не апостолы!

Прекрасно, мы себя апостолами и не называем. ‘Трезвенник’ ставит себе гораздо более скромную задачу.

И позвольте же нам, понявшим весь ужас пьянства, разъяснить это тем, кто ещё не понимает. Неужели, если я не апостол, и на моих глазах человек хочет проглотить стакан яду — водки, — я должен рассуждать так: буду молчать, пусть его пьёт, когда-нибудь сам поймёт, что это зло, — ‘всё в тебе’.

Едва ли решится кто-нибудь рассуждать так. Но ведь весь журнал ‘Трезвенник’, вся деятельность Общества трезвости есть ни что иное, как обращение: не пейте водку, — но обращение не к одному человеку, а ко многим.

И если не следует говорить этим многим, то значит, надо было бы молчать и в том случае, когда собирается пить на ваших глазах один.

Но это было бы преступление, попустительство перед братом своим. И не примыкать трезвым людям к обществам борьбы с пьянством — преступление перед братьями нашими.

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Великий, радостный день!

К несчастным исстрадавшимся людям, погрязшим в безумной лжи, в кровавых преступлениях, сошёл Искупитель.

Волхвы увидели звезду Его на Востоке и пошли поклониться Ему.

‘И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидевши же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши, поклонились Ему, и открывши сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну’ (Мф. 2, 9-11).

Волхвы принесли к ногам Христа сокровища свои. Потому, что они знали, что родился Царь иудейский, Господь Иисус.

И если бы в наши дни люди по-настоящему веровали всем сердцем своим, всею душою своею в Искупителя мира, — они также приносили бы Ему все сокровища свои: свою жизнь, свои силы, все помыслы свои.

И тогда праздник Рождества Христова был бы настоящим праздником.

В этот день люди старались бы особенно много делать добра, старались бы молиться с наибольшей радостью, к людям старались бы относиться с наибольшей любовью.

Потому что они подобно древним волхвам видели бы звезду Его на востоке и подобно волхвам понесли бы Христу сокровища свои. Но нет больших сокровищ, как добро и любовь.

У нас тоже празднуют Рождество, но как празднуют. Благословляет ли, принимает ли Христос от нас то, что мы приносим Ему в рождественские дни?

Родился Господь Иисус Христос.

И ради этого дня вдруг человек начинает глотать отвратительный яд — водку, и глотает её до тех пор, пока не озвереет окончательно, окончательно не потеряет образ человеческий.

Древние пришли к Божественному Младенцу поклониться Ему.

А у нас ‘христиане’ валяются под забором или орут безобразные пьяные песни, бьют спьяна своих жён и детей.

Такое ‘празднование’ Рождества Христова — кощунство.

Если бы мы жили две тысячи лет назад и были бы, когда родился Христос, в Вифлееме, разве осмелился кто-нибудь из нас прийти к Пресвятой Деве Марии с водкой и с безобразными песнями?

Не безумие ли было бы даже подумать сделать это.

Почему же теперь, когда мы вспоминаем это событие, нам не кажется таким же безумием наше праздничное пьянство и безобразие.

Пусть все задумаются над этим. Пусть не слушают тех, кто говорит, что праздники для того и сделаны, чтобы пить водку, — и пусть каждый, подобно волхвам, принесёт в этот день ко Христу всё лучшее, все сокровища своей души.

НОВЫЙ ГОД

‘С Новым годом, с новым счастьем!’

Так будут поздравлять друг друга люди всех слоёв общества — и богатые, и бедные, и знакомые, и незнакомые, и в роскошных дворцах, и в жалких лачужках.

Все будут запивать свои поздравления вином (или водкой): старый год прошёл — народился Новый год, ‘молодой’, который непременно принесёт счастье…

И этому желанному, грядущему счастью радуются заранее и спешат ‘встретить’ его как можно ‘веселее’. Но у нас под словом ‘веселье’ прежде всего разумеется ‘выпивка’, — а потому все спешат ‘выпить’.

Какое счастье разумеют люди?

То счастье, которое ‘само приходит’, которое зависит ‘от судьбы’, ‘счастье’ материальное, личного успеха, личного благополучия. За этим счастьем как за призрачным огнём рвутся люди, давя и толкая друг друга, и никогда его не достигая ни в старый год, ни в Новый год. Ибо настоящее счастье зависит от душевного состояния человека и достигается не внешним благополучием и от ‘судьбы’ не зависит. Разве мало ‘богатых’ людей [пропущено слово], и разве мало бедняков живут радостно и благодарят Бога за жизнь? Значит, ‘несчастие’ первого и ‘счастие’ второго зависят от того, что в душах их, а не в их карманах.

То, что обычно разумеется под счастьем, т. е. материальное и житейское благополучие, — ‘действительно достойно’, чтобы его встречали вином и водкой. Ибо само это ‘счастье’ есть зло — а зло подходит встречать злом.

Но христиане счастье понимают совершенно иначе, и потому ждать и встречать своё ‘счастье’ должны не водкой, не отравой, злом, а совершенно иначе.

Счастье христианина — его душа, пребывающая в любви, его радости от сознания исполненной в жизни воли Божией.

Это счастье не может отнять ни грабитель, ни голод, ни житейские неудачи. Оно зависит прежде всего от Бога и от самого человека.

Оно не может быть связано ни с каким определением в году, ибо должно достигаться ежедневно. Но если уж раз в году, в определённый день установлено вспоминать, праздновать такую великую задачу, — то надо ‘праздновать’ по-христиански.

Праздник ‘Нового года’ — это праздник идеи перерождения человеческой личности, стряхивающей всё ветхое, греховное (старый год) для радостной новой жизни (молодой год). А ‘счастье’, с которым поздравляют при этом, это то ‘счастье’, которое человек начинает испытывать, встав твёрдо на христианский путь.

Радость светлая — здесь неизбежна. Но водка, отрава, тёмное безумие, опьянение здесь ни при чём. И в этот день все люди должны с удвоенной силой отстраняться и убегать от него прочь.

ВЕЛИКИЙ ПОСТ

Кончилась ‘масленица’ — попили, поели, попросили друг у друга ‘прощение’ и начали ‘поститься’…

Настоящие ‘праздники’ и настоящий ‘пост’ у нас давно уже только в храмах.

А в жизни всё идёт своим, совершенно нерелигиозным путём.

‘Праздники’, т. е. дни, посвящённые Богу, Церковь празднует радостными песнопениями, торжественным богослужением.

А жизнь наша в праздники посвящается не Богу, а вину и веселию, и вместо церковных песнопений народ поёт под ‘гармошку’ полупьяные песни.

То же и в Великий пост.

Божий смысл поста остаётся в храме.

В жизни мы дальше постной пищи не идём.

Конечно, хорошо хоть и то, что не пьянствуют в пост так, как в праздники. Но было бы лучше, если бы жизнью своей приняли пост во всём его великом значении.

Пост — это воспоминание о скорбных событиях из жизни Иисуса Христа, Божьей Матери и святых. Человек должен был бы в душе своей пережить все те события, которые он вспоминает постом. Всю скорбь, всю боль, всё страдание.

Для этого, прежде всего, он должен был бы очистить свою совесть покаянием. Такая душевная работа положила бы отпечаток на всю дальнейшую жизнь человека.

Мы постимся, чтобы после поста разговеться: постную пищу переменить на скоромную — и затем начать жить совершенно так же, как жили и до поста.

После настоящего поста, поста не только телесного, но и духовного, после настоящего покаяния и воспоминаний о скорбях Христовых, человек достойно встречал бы дни христианской радости, дни праздничные — и начинал бы жить по-новому.

Мы привыкли и почти уже не замечаем, что каждый год одинаково постимся, потом одинаково ‘разговляемся’ и, постясь и разговляясь, знаем, что совершенно так же повторим это и на следующий год. У нас и в голове нет, что после поста и покаяния мы бы должны начинать не старую жизнь, а новую, достойную и нашего поста, и нашего покаяния.

Если применить это всё к вопросу о пьянстве, получится такая картина:

Человек постом пьёт меньше или вовсе не пьёт — и мечтает о том, как кончится пост и он ‘наверстает’ дни воздержания на ‘праздниках’. Пост не пил — на Пасху напьётся до потери сознания.

Такое воздержание — ложь и мерзость пред Господом.

Пусть наш пост будет иной.

Пусть это не будет подготовлением для усиленного праздничного пьянства — пусть это будет началом нашей трезвости.

Не будем лгать и обманывать Бога нашим покаянием. Подтвердим его нашей новой, просветлённой жизнью!

ГОЛОДНЫЙ ХРИСТОС

‘Христос воскрес!‘

‘Воистину воскрес!’

Смертию Своей, голгофским страданием Своим, Своим воскресением — даровав миру источник жизни вечной.

Праздникам праздник — ибо здесь торжество жизни над смертью, добра над злом, любви над насилием.

Но мы не хотим принять этой великой радости. Не хотим воистину воскресения Христова, и жизнь громадного большинства людей есть не что иное, как ряд безумных усилий восстановить смерть, зло, снова положить во гроб воскресшего Христа, привалить камень ко гробу Его и приложить печать.

Но сделать это — не в нашей власти.

Тогда мы делаем другое — не менее безумное: мы начинаем мучить Христа и снова и снова возводить Его на лобное место.

Христос сказал: если не накормите голодного, не напоите жаждущего, Меня не накормите, Меня не напоите. ‘Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал, и вы не напоили Меня, был странником, и не приняли Меня, был наг, и не одели Меня, болен и в темнице, и не посетили Меня’ (Мф. 25, 42-43).

Заставляя голодать людей — мы заставляем голодать Христа.

Говорят, в России голод, голодают крестьяне, мучаются крестьяне. Нет — Христос голодает, Христос мучается.

Мы будем праздновать величайший праздник: Воскресение Христово.

Но многие ли из нас вспомнят о голодном Христе!

В городах будет весело, радостно, празднично. Каждый для пасхальных дней постарается побольше накупить провизии, получше поесть, много попить, повеселиться.

А в деревнях, пусть не во всех, но в сотнях, в тысячах — будет голод, слёзы, горе, и там будет Христос, оттолкнутый нами.

Пусть в минуты праздничной радости, в пасхальную ночь вам представится заброшенная, разорённая голодающая русская деревня. Одинокая, пустынная… Собаки воют. В избах темно. Тихо, как на кладбище. Нет ни радости, ни света. Только небо такое же звёздное, такое же прекрасное, как и над нами. Пусть, говоря ‘воистину воскрес’, каждый вспомнит, что в разорённых избах плачут больные дети и не плачут потому, что выплакали все слёзы, несчастные матери их, не знающие куда идти, у кого просить кусок хлеба, чтобы спасти своих детей. Пусть вспоминающие воскресшего Христа — вспомнят Христа голодного.

Только тогда можно с чистою совестью сказать:

— Воистину воскрес!