В.В. Розанов
В.В. Розанов
Открытое письмо к г-же Вере Воскресенской
Открытое письмо к г-же Вере Воскресенской
Открытое письмо к г-же Вере Воскресенской, Розанов Василий Васильевич, Год: 1915
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Насколько равнодушно прочиталось письмо Библиотечной комиссии Электротехнического института о невысылке следующих книжек журнала в их библиотеку, настолько же больно было прочесть Ваш отказ от сотрудничества. Слышится какой-то другой тон речи, и за ним — ‘своя душа’, а не общая душа. И вот этой ‘своей душе’ хочется что-то сказать.
Причина евреи. Ну да вы содержание своего письма знаете. И я спрашиваю, — недоумеваю в себе и спрашиваю у вас:
— Да что такое за священное табу этот еврейский народ, о котором можно говорить только хорошо и никогда худо, о котором нельзя искать, спрашивать?
Русская печать коснулась Христа и христианства, критически, смело, иногда дерзко, иногда нагло? Коснулась вообще Бога и бытия Его? Священное Писание большинством ‘интеллигенции’ отвергнуто уже потому, что вслед за Дарвином это большинство признает происхождение человеческого рода от обезьяны. И, наконец, над нами самими, русскими, просвистел бич щедринской сатиры, которая била больнее казацкой нагайки. Почему же, почему, почему нельзя трогать еврейскую нацию, которая, несомненно же, дала почти всех русских и еврейских банкиров, и ведь это что-нибудь показывает, показывает какие-то специальные инстинкты, специальные таланты и специальные поползновения нации, к которой Вы не допускаете подходить с анализом?
Неужели на место старых опрокинутых суеверий вырастает и уже выросло новое суеверие: ‘Еврейский народ один свят на земле и у него нет грехов’.
Обратите внимание, что по уголовной хронике, совершенно объективной и беспристрастной, совершенно фактической, торговля так называемым ‘живым товаром’ ведется главным образом евреями. И этого касаться нельзя. Неужели душу вашу, столь юную, не мутит судьба несчастных сестер?
Что это такое? Я говорю о вашем отношении, о вашем мнении. Не сомневаюсь в его чистоте и искренности, в его добром мотиве, сострадании. Но обратите внимание, в каком гипнозе находится ваш ум и сердце: вы уже сострадаете не живому товару, а торговцу им? Вы сострадаете не тем простакам, которых ‘стригут’ банкиры, а банкирам?
Бедные банкиры, за которых вступается курсистка.
Не кажется ли вам, как я сам давно в этом убежден, что евреи обладают своеобразным гипнотизмом, может быть бессознательным для них самих, но все равно действующим на близко к ним стоящих людей, на всю массу их окружающих людей. И что, пожалуй, в этом гипнотизме (или магнетизме?) лежит главная суть их роли. Суть их силы. Суть их успехов.
Посмотрите, как им соработает вся печать. А особенно ли много, сравнительно, их в печати, — и ни одного таланта. Пожалуй, их и не мало, однако не больше десяти процентов среди всех пишущих. Почему же и каким образом десять процентов, и притом бездарно пишущих, поработили и нагнали страха на девяносто процентов русских? Потому что ведь можно перечесть по пальцам русских, которые решаются поднять печатный голос против евреев?
И, заметьте, из русских еще никто не пытался писать о них сатиры, вроде Щедрина? Но даже и ‘кое-чего’ они не прощают о себе русскому писателю, поднимая травлю на каждого, кто сказал бы хоть что-нибудь.
Решительно ‘аристократы’ в русской прессе… Решительно новые ‘баре’ ее…
Что такое?
Не понимаю я, и не понимает никто. Может быть, Вы скажете?
P. S. Меня поражает, каким образом из самих евреев, в массе которых есть же любознательные люди, не найдется никого (ни единого!), который взял бы в тему себе всестороннее (многолетнее) обследование ‘мнений об евреях’, ‘суеверного к ним страха’, — и поискал, на какой собственно почве они возникают теперь и возникали прежде и нет ли фактов, которые эти мнения поддерживают и не дают им рассеяться.
Согласитесь, что ‘нет дыма без огня‘. А ‘дым’ все один и тот же, в Египте, у средневековых французов, у русских, литовцев и белорусов. Много времени прошло и много миль отделяет Мемфис от Москвы: а и над Мемфисом, и над Москвою один и тот же ‘дым’.
Какой-то ‘огонек’ горит под ним. Тысячелетний огонек.
Мне много, в свое время, приходилось говорить об евреях с покойным А.С. Сувориным, — защищая их. Вообще я много лет прожил в глубоком уважении и к ним как к нации, и к их религии. Некоторые их стороны (строй семьи и инстинкты чадородия) не только не чужды мне, но суть в то же время и ‘мои’. Но, уже по смерти А.С. Суворина, и особенно вникнув в их роль в русской революции, в их роль около нашей молодежи (‘иди вперед и гибни, мы займем в России твои места‘), их поистине ужасная роль около Гапона (убит евреем Рутенбергом, см. его собственные воспоминания в заграничном издании ‘За стенами охранного отделения’, — причем странную роль убийства он путем подлого подслушивания и под личиною дружбы к Талону и к рабочим возложил на наивных рабочих), столь же ужасная роль их в низвержении и замазывании грязью Хрусталева-Носаря, — вообще почти везде роль их ‘чего-то вроде Азефа’, Азефа маленького, Азефа в мелочах и подробностях — ужаснула меня и заставила насторожиться.
Почему Вы не насторожитесь?
Почему вообще русские не насторожатся?
Г [Познай самого себя (греч.)]. Это правило Сократа не помешает и нам.
Впервые опубликовано: Вешние Воды. 1915. No 7. С. 182-184.