Отголоски войны, Беннет Арнольд, Год: 1907 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 118 минут(ы)

ОТГОЛОСКИ ВОЙНЫ
ПОВСТЬ.

The Sinews of War. By Eden Phillpotts and Arnold Bennett. London. 1907.

I.

Чудовище Лондонъ ложился на покой. Часы церквей и отелей на Странд показывали три-четверти перваго, была осенняя лунная ночь. Черезъ окна запертыхъ пивныхъ видно было, какъ слуги съ заспанными глазами и съ тряпками въ рукахъ смывали послднія пятна со стоекъ. Страндъ населенъ былъ въ этотъ часъ только полицейскими, осматривавшими двери магазиновъ, и запоздалыми омнибусами, которые спшили домой, медленно прозжалъ возъ ломовика, выхавшаго въ ночной путь. Во дворахъ двухъ большихъ отелей стояло нсколько каретъ, поджидая своихъ знатныхъ господъ. На панеляхъ между Альдвичемъ и Чарингъ-Кросомъ было не боле двадцати человкъ вмсто двадцати тысячъ, проходящихъ тамъ среди дня. Огромный городъ какъ бы утомленно вздыхалъ, говоря: ‘попробую уснуть, но не знаю, удастся ли’.

Въ числ рдкихъ пшеходовъ былъ также Филиппъ Мастерсъ, коренастый человкъ, лтъ тридцати, онъ уже кое-что пережилъ въ жизни и судьба готовила ему еще большія испытанія. Онъ медленно шелъ по направленію отъ Чарингъ-Кроса, остановился на минуту передъ ювелирнымъ магазиномъ, освщеннымъ для соблазна громилъ, затмъ перешелъ съ южной на сверную сторону у Веллингтонъ-Стрита и направился въ Альдвичу. Съ обихъ сторонъ возвышались роскошные блые, какъ мраморъ, новые дома, и Филиппъ удивлялся, какъ естественно удивляться людямъ въ его положеніи — откуда берутся деньги, чтобы такъ быстро воздвигнуть блые дворцы, предназначенные только для роскошной и веселой жизни.

У Филиппа было въ карман только шесть пенсовъ, все свое имущество онъ несъ въ маленькомъ черномъ саквояж, и самъ теперь изумлялся тому, какъ это среди города, гд двнадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ тратится въ день только на разъзды въ кэбахъ, онъ очутился безъ пріюта на ночь и безъ всякихъ видовъ на то, чтобы что-нибудь прибавилось къ его сикспенсу. А было время, когда онъ бросалъ по полъ-кроны на чай кэбменамъ. Мать его умерла при его рожденіи, а отецъ — нсколько мсяцевъ спустя, и онъ выросъ на попеченіи своихъ двухъ опекуновъ, когда онъ достигъ совершеннолтія, они вручили ему шесть тысячъ фунтовъ и дали много полезныхъ совтовъ. Они очень разумно воспитали его, не посылали его въ школы и университеты, а доставили ему мсто въ хорошей книгопродавческой фирм, и въ общемъ сдлали для него все, что могли. Но они не научили его слдовать хорошимъ совтамъ, не внушили ему любви къ книгоиздательскому длу и не уберегли его отъ соблазна биржевой игры. Поэтому, по прошествіи шести лтъ, онъ не только отказался отъ книгоиздательства и пренебрегъ почти всми ихъ совтами, но и потерялъ почти вс свои шесть тысячъ фунтовъ. У него было много качествъ, онъ былъ даже философомъ въ жизни и многое понималъ — но, къ его несчастію, онъ родился съ дырой въ карман, которую никакъ нельзя было зашить.

Въ двадцать-семь лтъ онъ потерялъ почти все, кром спокойствія духа и вры въ людей. Онъ пробовалъ браться за самыя разнообразныя занятія, начиная отъ службы въ страховомъ обществ и до должности клубнаго секретаря, но ни одно изъ этихъ занятій не соотвтствовало его призванію. Можетъ быть, ему слдовало бы ухать въ колоніи, и тамъ бы онъ нашелъ дло, соотвтствующее его способностямъ,— но ничто не звало его туда. Вдь не вс т дутъ въ колоніи, которые могли бы составить тамъ свое счастье. Пикадилли полонъ колонистовъ, которымъ слдовало бы хать въ Канаду. Онъ дольше всего пробылъ на своемъ послднемъ мст помощника директора и преподавателя въ школ японскаго бокса, ‘ю-юитсу’, такъ какъ былъ хорошимъ атлетомъ. Но и тамъ ему не повезло. Въ школ учился какой-то герцогъ, и во время одного сеанса борьбы Филиппъ сломалъ ему руку, а такъ какъ хозяинъ школы очень дорожилъ своимъ аристократическимъ ученикомъ, то Филиппу пришлось отказаться отъ мста.

Это случилось дв недли тому назадъ. Съ тхъ поръ Филиппъ Мастерсъ тщетно искалъ другого примненія своихъ талантовъ, и хотя онъ еще не дошелъ до того, чтобы открывать дверцы каретъ при разъздахъ изъ театра, не продавалъ вечернихъ газетъ, не пошелъ въ солдаты, и не предпринималъ еще ничего, что полагается людямъ въ его печальномъ положеніи, но уже былъ близокъ къ отчаянію. Мысль о томъ, что ему нечего сть, сначала только удивляла и забавляла его, но теперь она была ему уже непріятна.

Онъ внутренно говорилъ себ: ‘Не можетъ быть, чтобы это я блуждалъ по Лондону. Не можетъ быть, чтобы я умеръ съ голоду или сталъ просить милостыни’. Такъ разсуждаютъ про себя вс люди, очутившись въ безвыходномъ положеніи.

Онъ повернулъ на Кингсуэ, огромную артерію, которую прорзали лондонскіе архитекторы-хирурги, но въ которую кровь городской жизни еще не научилась вливаться. Двойной рядъ фонарей величественно тянулся до Гольборна, съ одной стороны улицу окаймляли гигантскіе плакаты лондонскихъ театровъ или рекламы всевозможныхъ цлебныхъ средствъ, съ другой стороны виднлись обломки домовъ, срзанныхъ ножомъ хирурга-архитектора, какъ гильотиной. Очутившись среди этой величественной пустоты, Филиппъ остановился. Онъ искалъ одинъ новый домъ, гд сдавались меблированныя комнаты. Точнаго адреса онъ не зналъ, ему только сказали, что домъ этотъ находится въ одной изъ боковыхъ улицъ въ западу отъ Кингсуэ. Онъ оглянулся и увидлъ костеръ ночного сторожа, горвшій яркимъ краснымъ пламенемъ, который боролся съ желтымъ свтомъ газовыхъ рожковъ, по середин улицы виднлись красные фонари, они свидтельствовали о томъ, что улица разрыта и тамъ прокладываютъ трубы. Въ свт костра двигались дв фигуры. Продолжая медленно подвигаться впередъ, Филиппъ внутренно спрашивалъ себя, хватитъ ли у него духа справиться у сторожа о дом, куда онъ направлялся. Онъ не могъ ршиться и, приблизившись въ костру, перешелъ на противоположную сторону улицы, въ то время, какъ убждалъ себя, что слдуетъ подойти къ сторожу. Но тутъ случилось нчто неожиданное.

— Эй, пойдите сюда!— крикнулъ сторожъ, который стоялъ теперь одинъ у костра и казался нсколько возбужденнымъ.

— Что?— спросилъ Филиппъ.

— Идите сюда!— крикнулъ сторожъ.

‘Неужели я похожъ на бродягу,— подумалъ Филиппъ,— что онъ такъ безцеремонно зоветъ меня?’

Но онъ все-таки пошелъ на зовъ. Сторожъ былъ человкъ среднихъ лтъ и скоре худой. На немъ было пальто, а поверхъ него еще плащъ.

— Вы ищете работы?— отрывисто спросилъ онъ Филиппа, предварительно разглядвъ его. Онъ былъ давно ночнымъ сторожемъ на лондонскихъ улицахъ, и сравнительно хорошая, хотя и потертая одежда Филиппа ни на минуту его не обманула. Онъ понялъ, съ кмъ иметъ дло.

Филиппъ не умлъ лгать, и потому сказалъ правду.

— Послушайте,— сказалъ сторожъ.— Посидите у меня въ будк, не давайте погаснуть огню — и за это получите цлый шиллингъ.

— Согласенъ,— отвтилъ Филиппъ.— Вамъ разв нужно уйти?

— Мн только-что пришли сказать, что жена заболла, и я пойду взглянуть, что съ нею.— А живемъ мы далеко — въ Блумсбюри. Я-то, конечно, все равно бы пошелъ, если бы и не было замстителя. Да увидлъ, что человкъ безъ дла — вотъ и предложилъ. Только держать ухо востро!

— Оставьте мн плащъ,— сказалъ Филиппъ.— А что я долженъ длать?

— Караулить,— сердито сказалъ сторожъ, и сейчасъ же ушелъ.

Филиппъ, завернувшись въ плащъ, сталъ сторожить Кингсуэ. У него неожиданно оказался домъ и свой собственный очагъ. Онъ сталъ обшаривать углы и наткнулся на кружку съ чаемъ и на узелокъ въ красномъ платк. Конечно, это ему не принадлежало, и пользованіе дой не входило въ условіе. да принадлежала честному человку, у котораго случилось горе въ семь. Взять все это — значило ограбить бднаго человка. Но все же, посл нсколькихъ минутъ, Филиппъ принялся за ду,— онъ чувствовалъ только голодъ, и совсть молчала. Голодный человкъ хотя и не скажетъ неправды, но способенъ украсть.

По улиц быстро прохалъ кэбъ, въ то время какъ Филиппъ грлъ чай.

— Не обожги пальцевъ, Чарли!— крикнулъ кучеръ, подражая женскому голосу, прохавъ мимо него. Филиппъ отвтилъ шуткой, стараясь поддлаться подъ тонъ настоящаго ночного сторожа, и такъ какъ кучеръ ничего не отвтилъ, то Филиппъ былъ доволенъ успхомъ. Онъ сталъ пить чай. Потомъ на горизонт показался полисменъ, и онъ ршилъ завязать съ нимъ разговоръ. Но когда тотъ приблизился, Филиппъ все-таки испугался, и вернулся въ свой домикъ, длая видъ, что задумался. Можетъ быть, подъ вліяніемъ того, что онъ сълъ половину мясного пирога, полъ-ковриги хлба и выпилъ кружку чая, а можетъ быть просто отъ усталости, Филиппъ не долго просидлъ въ задумчивости, черезъ нсколько минутъ онъ заснулъ. По прошествіи нкотораго времени, продолжительность котораго онъ не могъ опредлить, Филиппъ проснулся и почувствовалъ себя очень виноватымъ. Онъ заснулъ на сторожевомъ посту и заслуживаетъ разстрла. У него было даже особенно тяжело на душ — точно по близости произошло что-то, чему слдовало помшать. Къ тому же огонь почти совсмъ догоралъ.

Онъ поправилъ шляпу на голов, закутался въ плащъ и вышелъ на развдки. Будка его стояла на углу Стренджъ-Стрита и Кингсуэ, и вдоль южной стороны Стрэнджъ-Стрита и приблизительно черезъ три дороги поперекъ Кингсуэ вырытъ былъ ровъ. Онъ былъ огороженъ веревками и желзными прутьями и окруженъ фонарями. На южной сторон Стрэнджъ-Стрита была пустое пространство, но на сверной сторон тянулся рядъ большихъ старыхъ домовъ, которые пережили много перестроекъ въ своемъ околотк и, вроятно, переживутъ еще много другихъ.

Когда Филиппъ устремилъ взглядъ вдоль рва, онъ увидлъ, что оттуда вылзла какая-то смутно очерченная фигура, на разстояніи около ста ярдовъ отъ него, прошла черезъ Стрэнджъ-Стритъ и исчезла. Но вошла ли она въ одинъ изъ домовъ, или прошла въ какой-нибудь переулокъ, этого онъ не могъ ршить. Не могъ онъ также ршить, была ли это большая собака, или левъ, убжавшій изъ гипподрома, или человкъ, проползшій на-четверенькахъ.

Онъ громко крикнулъ.

— Что случилось?— пробормоталъ глубокій голосъ.

Филиппъ вздрогнулъ отъ удивленія. Оказалось, что съ нимъ говоритъ полисменъ, стоящій неподалеку отъ него, за будкой.

— Мн показалось, что кто-то выскочилъ оттуда,— проговорилъ Филиппъ, указывая на ровъ.

— Вотъ какъ!— сказалъ полисменъ, подходя къ огню, и прибавилъ иронически:

— Странно, что я ничего не видлъ.— Вы сторожъ?

— Да,— отвтилъ Филиппъ.

— Да неужели?— насмшливо спросилъ скептически настроенный полисменъ.— Лучше ужъ я самъ посмотрю.

Онъ величественно пошелъ вдоль Стрэнджъ-Стрита и затмъ, снисходительно заглянувъ въ ровъ, крикнулъ: — Ничего тутъ нтъ!— и исчезъ въ отдаленіи.

Филиппъ, который вовсе не думалъ, что во рву спрятавъ отрядъ пхоты, достаточно замтный даже для глазъ полисмена, не удовлетворился успокоительнымъ отвтомъ. Какъ только полисменъ исчезъ изъ виду, онъ взялъ фонарь и прыгнулъ въ ровъ, въ которомъ лежали въ безпорядк водопроводныя трубы. Въ самомъ конц, гд трубы были уже проложены, дно было на два фута выше, чмъ повсюду, и оттуда торчатъ конецъ проложенной трубы на томъ мст, гд дно опускалось. Рядомъ лежалъ сломанный кусокъ трубы, а въ отверстіе проложенной трубы воткнутъ былъ маленькій кусочекъ отломанной части. Филиппъ поднялъ его и, разсмотрвъ, увидлъ ясный слдъ пальцевъ на черной масс. Онъ взялъ обломокъ, думая, что, можетъ быть, это отпечатокъ пальца кого-нибудь изъ рабочихъ. Ничего другого интереснаго онъ не нашелъ, и прежде чмъ вернуться обратно, замтилъ только, что отъ самаго конца рва идетъ къ сверу отъ Стренджъ-Стрита узкій переулокъ. Въ дом, стоявшемъ, на углу Стрэнджъ-Стрита и переулка, виднлся свтъ.

— А гд же мой завтракъ?

Этими словами былъ встрченъ Филиппъ, когда вернулся въ сторожевую будку. Ночной сторожъ, котораго онъ замщалъ, вернулся, задыхаясь отъ быстрой ходьбы.

— Простите,— сказалъ Филиппъ,— я его сълъ.

— Отъ вашихъ извиненій мн мало пользы,— отвтилъ сторожъ.— Завтракъ обойдется вамъ въ шиллингъ — никакъ не меньше. Я бгомъ помчался домой, думая, что моя старуха сейчасъ Богу душу отдастъ, а она даже и не больна. Спитъ, какъ ребенокъ, такъ что я ее даже разбудилъ.— ‘Что случилось, Чарли?’ — спросила она.— Какъ что?— отвтилъ я.— Мн сказали, что ты умираешь, старуха.— ‘Я объ этомъ что-то не слышала’,— сказала она и засмялась.

— Значитъ, это была фальшивая тревога?

— Да, кто-то подшутилъ надо мной и заставилъ понапрасну пройтись туда я обратно. А тмъ временемъ и мой завтракъ съденъ, и чай выпитъ, и огонь почти потухъ. Проваливайте — я вамъ ни гроша не заплачу.

Филиппъ смущенно молчалъ и взялъ съ пола свой маленькій саквояжъ.

— Не знаете ли вы, гд тутъ меблированныя комнаты подъ названіемъ ‘Угловый Домъ’?— спросилъ онъ.

— Да вотъ тамъ, на углу Стренджъ-Стрита и переулка.

— Благодарю васъ,— сказалъ Филиппъ.

Раздавшійся вдругъ грохотъ заставилъ его обернуться. Цлый обозъ газетныхъ фургоновъ мчался съ Флитъ-Стрита по направленію къ Юстенъ-Роду. Не слышно было ни стука копытъ о мостовую, ни щелканья бича — ничего кром оглушительнаго гула тяжелыхъ колесъ и запаха керосина. Чудовище-городъ просыпался.

II.

Домъ, указанный Филиппу сторожемъ, ничмъ не отличался отъ другихъ, тянувшихся сплошнымъ рядомъ вдоль улицы. Онъ былъ пятиэтажный, темно-краснаго цвта, съ девятнадцатью окнами на Стрэнджъ-Стритъ. Какъ почти вс подобные дома между Страндомъ и Юстонъ- Родомъ, онъ какъ бы рано потерялъ вс иллюзіи и ждалъ конца съ холоднымъ достоинствомъ гордой непривлекательной женщины. Не снилось ему въ его молодости, въ эпоху Георговъ, о томъ, какую единственную въ своемъ род судьбу готовитъ ему м-ръ Гильгэ.

Свтъ еще горлъ въ передней, а лунный свтъ озарялъ девятнадцать сонныхъ оконъ, производя странный, театральный эффектъ. Филиппъ поднялся на ступеньки крыльца и подошелъ въ входной двери. Было слишкомъ темно, чтобы онъ могъ разобрать вырзанную на мдной дощечк слдующую надпись:

УГЛОВЫЙ ДОМЪ
КОМНАТЫ И ПАНСІОНЪ.
АДРІАНЪ ГИЛЬГЭ, собственникъ.

Входная дверь, какъ онъ замтилъ, была полуоткрыта. Онъ толкнулъ ее и очутился передъ второй дверью, верхъ которой былъ изъ матоваго стекла. За стекломъ онъ увидлъ силуэты двухъ людей, видимо вступившихъ въ серьезную драку. Одъ слышалъ тяжелое дыханіе обоихъ, быстро открывъ вторую дверь, онъ увидлъ хорошо одтаго молодого человка, на котораго нападалъ матросъ, видимо очень немолодой и сильный.

— Помогите мн!— крикнулъ, задыхаясь, молодой человкъ.

— Сейчасъ, сейчасъ!— откликнулся Филиппъ, обрадовавшись приключенію, и бросилъ на полъ свой саквояжъ.

Онъ ударилъ правой рукой плашмя матроса прямо въ ухо, съ ловкостью спеціалиста въ японскомъ бокс. Пораженный неожиданностью и силой удара, матросъ бросилъ свою жертву на полъ и подскочилъ къ Филиппу, чтобы свалить его съ ногъ, но тотъ уже самъ легъ на спину между дверями. Если бы у матроса было хоть малйшее представленіе о ‘ю-юитсу’, онъ бы отступилъ передъ этой позиціей, самой выгодной для самообороны. Но матросъ понятія не имлъ о японскомъ бокс и пострадалъ за свое невжество, ударомъ поднятой лвой ноги Филиппъ выбросилъ матроса за улицу, вывихнувъ ему при этомъ руку.

Когда ловко побжденный матросъ пришелъ въ себя, ему показалось, что воскресли чудеса древнихъ временъ. Но такъ какъ онъ не былъ герцогомъ и не могъ отомстить искусному боксеру, онъ молча поднялся и кое-какъ поплелся дальше.

Филиппъ всталъ.

— Ю-юитсу?— спросилъ молодой человкъ, тоже поднимаясь.

Филиппъ утвердительно кивнулъ головой.

— Я непремнно научусь этому боксу. Позвольте поблагодарить васъ отъ души.

— Пустяки,— сказалъ Филиппъ.— Можете вы дать мн комнату? Я вдь полагаю, что вы хозяинъ?

— Раев вы меня не знаете?— спросилъ съ нкоторымъ удивленіемъ молодой человкъ.

— Нтъ,— отвтилъ Филиппъ.— Откуда мн васъ знать? Но такъ какъ вы собирались вытолкать матроса, то я естественно предположилъ…

— А вы не узнали меня по портретамъ?— Въ удивленіи молодого человка звучала нкоторая обида.

— По какимъ портретамъ?

— Они были во всхъ газетахъ. Всюду печатались интервью со мной. Я — Гильгэ. Вы слыхали вдь о ‘букмэкер’ Гильгэ?

— Нтъ, никогда не слыхалъ,— отвтилъ Филиппъ съ улыбкой.

— Не слыхали о букмэкер Гильгэ?! Онъ пользовался огромной извстностью. Мн совстно говорить объ этомъ, потому что это — мой отецъ. Онъ былъ абсолютно честенъ въ длахъ. Умирая, онъ оставилъ мн большое состояніе, но такъ какъ я, къ несчастію,, не одобряю букмэкерства, то пришлось найти какое-нибудь дло, удовлетворяющее требованіямъ моей совсти. Таково именно мое теперешнее предпріятіе.

— Какое?

М-ръ Гильгэ старался сдержать свое изумленіе передъ необыкновеннымъ невжествомъ Филиппа и сказалъ:

— Пойдемте ко мн въ бюро, тамъ я вамъ все скажу.

Онъ провелъ Филиппа въ бюро налво отъ передней. Оно было освщено электричествомъ, вся мебель была зеленая въ новомъ стил, а на стнахъ висли снимки съ картинъ Уотса

— Хотите табаку?— предложилъ Гяльгэ, раскрывая свой кисетъ.— Мое предпріятіе — филантропическое, сэръ. Я хочу сдлать для опустившихся людей хорошаго круга то, что лордъ Роутонъ сдлалъ для низшихъ классовъ. Я ничего не имю противъ низшихъ классовъ, но у нихъ другія привычки, чмъ у насъ. И мн всегда казалось, что самое тяжелое для человка изъ общества, когда ему очень не везетъ въ жизни,— это необходимость жить, какъ живутъ люди низшаго сословія, и терпть ихъ общество. Представьте себ, каково человку, боле или мене утонченному, если несчастье или легкомысліе доводятъ его до того, что ему приходится жить въ одномъ изъ Роутоновскихъ домовъ. Представьте себ его естественное отвращеніе къ одежд, манерамъ,— въ особенности за столомъ,— къ говору тхъ, съ кмъ ему приходится жить вмст. Я поэтому устроилъ пансіонъ для людей изъ общества, которые потеряли все до послдняго сикспенса.

— Мое положеніе въ эту минуту именно такое,— вставилъ Филиппъ.

Гильгэ учтиво поклонился и продолжалъ:

— Мой пансіонъ названъ ‘Угловымъ Домомъ’, потому что здсь есть уголъ для всякаго человка приличнаго вида и умющаго вести себя въ обществ.

— А кто судья, ршающій, благопристоенъ ли человкъ и хорошія ли у него манеры?— спросилъ Филиппъ.

— Я самъ, сэръ. Если мн гость не нравится, я говорю, что вс комнаты заняты.

— Вы, значитъ, всегда здсь?

— Да, всегда. Этотъ домъ — цль моей жизни. Я сплю отъ пяти часовъ утра до двнадцати… А отъ двнадцати до двухъ я гуляю. У меня вышла стычка съ человкомъ, котораго вы такъ любевно вышвырнули за дверь, изъ-за того, что я не хотлъ принять его. Я сказалъ ему, что нтъ свободныхъ комнатъ, а онъ не поврилъ. Такого человка невозможно впустить въ Угловый Домъ, гд манеры настолько изысканны, насколько кошельки пусты. Мы димъ на мраморныхъ столахъ безъ скатерти, но никто изъ насъ не стъ горошка ножомъ. У насъ бумажныя салфетки, но мы не шумимъ и не говоримъ бранныхъ словъ. Дамы поднимаются первыми изъ-за стола.

— Есть и дамы?

— Конечно. Потерпвшія несчастье женщины общества, я полагаю…

— И цна за ночлегъ шесть пенсовъ?— спросилъ Филиппъ, наполняя комнату табачнымъ дымомъ.

— Да. Это какъ разъ оплачиваетъ расходы. Комнаты маленькія, но вентиляція отличная. Прежнія комнаты раздлены на дв и даже на три каютки, но плотными перегородками, не пропускающими звука. Меблировка дешевая, но въ каждой комнат иная — въ современномъ художественномъ стил. Я даже не могъ отказать себ въ удовольствіи украсить стны каждой комнаты дешевыми снимками съ картинъ. Въ наше время, когда можно купить за три пенса Рафаэлевскую Мадонну…

— Совершенно врно!— прервалъ его Филиппъ.— Скажите, могу я получить комнату за сикспенсъ?

— Я крайне сожалю: вс комнаты заняты — отвтилъ Гильгэ.

— Вотъ какъ!— сказалъ Филиппъ.— Я, значитъ, для васъ недостаточно приличенъ. Такъ я и думалъ. Но даю вамъ честное слово, что я не мъ горошка ножомъ.

— Увраю васъ честью,— повторилъ Гильгэ,— что дйствительно нтъ ни одной свободной комнаты. Впрочемъ, одна изъ нашихъ жилицъ, м-ссъ Оппотэри, сказала мн вчера, что узжаетъ сегодня утромъ. Я дамъ вамъ ея комнату. А до ея отъзда, если хотите, расположитесь на этомъ кресл. Я передъ вами въ большомъ долгу, и буду очень радъ услужить вамъ.

Филиппъ сталъ благодарить его за любезность, но онъ вжливо отклонялъ его благодарность. Въ это время пробило пять часовъ, и въ передней раздался звукъ шаговъ.

— Это мой помощникъ,— сказалъ Гильгэ, открывая дверь.— Я дамъ распоряженія относительно васъ. Устройтесь здсь, какъ сможете. Добраго утра. Еще разъ благодарю васъ.

Онъ вышелъ съ грустной улыбкой на лиц, а Филиппъ слъ въ зеленое кресло и заснулъ, не потушивъ электричества. Онъ проснулся черезъ короткое время отъ шума на улиц. Рабочіе шли на работу и оповщали объ этомъ всю улицу, очень громко разговаривая. Филиппъ всталъ и увидлъ, что окно открыто и что блдный свтъ лондонскаго утра борется въ комнат съ электрическимъ освщеніемъ. Онъ всталъ, потушилъ электричество и вышелъ въ переднюю.

Два мальчика мели полъ. Очевидно предупрежденные о его присутствіи, они показали ему, гд помыться. Приведя себя въ порядокъ, онъ вышелъ на улицу. Было холодно и дулъ восточный втеръ. Утренній воздухъ успокоилъ его нервы, возбужденные ночными происшествіями, и онъ почувствовалъ, что, несмотря на вс несчастія и незавидность его положенія, все-таки хорошо жить на свт.

Онъ подошелъ ко рву и заглянулъ внизъ. Земля, которая была насыпана на заложенныя уже трубы, имла странный видъ на томъ конц, у котораго онъ стоялъ. Она лежала какъ-то неровно, точно ее отрыли и потомъ снова насыпали. Группа рабочихъ занята была на другомъ конц, у Кингсуэ, и фигуры ихъ смутно мелькали въ слабомъ утреннемъ свт. Филиппъ глядлъ на насыпь, и у него зарождались странныя подозрнія, вызванныя смутными ночными впечатлніями. Въ это время въ нему приблизился рабочій, который шелъ вдоль рва.

— Послушайте,— внезапно спросилъ его Филиппъ: — вамъ не кажется, что насыпь въ этомъ мст какая-то странная?

— Да, какъ будто не очень гладко насыпано,— отвтилъ рабочій, жуя кусокъ хлба.— А вамъ-то что за дло? Вы вдь, полагаю, не его величество предсдатель городского совта?

Филиппъ улыбнулся.

— Мн только показалось, точно гемлю здсь ночью разрыли,— сказалъ онъ.

— Пустяки!— сказалъ рабочій.

— Вы будете ровнять насыпь?— спросилъ Филиппъ.

Онъ стоялъ, обернувшись лицомъ въ улиц, такъ что видлъ и ровъ, и Угловый Домъ, вдругъ онъ замтилъ, что въ одномъ изъ оконъ убжища для людей хорошаго круга кто-то осторожно приподнялъ штору и потомъ быстро ее опустилъ.

— Немножко выровняемъ,— отвтилъ рабочій на вопросъ Филиппа.— Мы работаемъ по контракту, такъ что не обязаны очень ужъ стараться. А вы думаете, что слдуетъ выровнять?

— Не знаю, право,— отвтилъ Филиппъ, вс подозрнія котораго улетучились отъ спокойнаго, дловитаго тона работника. Онъ отошелъ и направился вверхъ по Кингсуэ, по направленію къ Гольборну. Ему вдь нужно было еще раздобыть себ, что покушать.

Но у рабочаго почему-то вдругъ тоже зародились подозрнія, и онъ сталъ внимательно смотрть на насыпь.

— Билль!— позвалъ онъ наконецъ.

Старикъ, стоявшій на другомъ конц рва, поднялъ глаза, и звавшій его товарищъ подозвалъ его въ себ движеніемъ головы.

— Посмотри-ка сюда, Билль,— сказалъ онъ.

Билль почесалъ голову.

— Странная штука!— пробормоталъ онъ горловымъ голосомъ, охрипшимъ отъ водки.

Чрезъ минуту четверо рабочихъ получили приказаніе разрыть землю въ этомъ мст. Минутъ черезъ пять началось страшное волненіе. Откопали сначала сапогъ, потомъ — все тло человка, положеннаго прямо на водосточную трубу. Рабочіе окружили трупъ, охваченные ужасомъ передъ величіемъ смерти.

— Нтъ ли тутъ по близости полицейскаго?— спросилъ Билль.— Слдовало бы его позвать.

— Хорошо, что мы обратили вниманіе и стали копать,— проговорилъ рабочій, который разговаривалъ съ Филиппомъ, все еще держа недоденный хлбъ.— Не будь тутъ меня, онъ бы Богъ всть сколько еще пролежатъ тутъ.

III.

Дойдя до Гольборна, Филиппъ инстинктивно повернулъ къ Вэстъ-Энду, какъ лошадь идетъ въ конюшню, даже когда ей не засыпано тамъ овса. Онъ всегда жилъ въ Вестъ-Энд и на востокъ отъ Оксфордъ-Стрита чувствовалъ себя какъ въ чужомъ краю. Ему хотлось сть, но у него не было на что позавтракать. Правда, у него былъ еще сикспенсъ, но онъ считалъ его уже собственностью мистера Гильгэ, какъ плату за общанную комнату со снимкомъ Рафаэля. Несомннно, что, въ виду особенныхъ обстоятельствъ, въ которыхъ они познакомились, м-ръ Гильгэ готовъ будетъ уступить ему комнату даромъ и даже накормить его завтракомъ. Но ему почему-то не хотлось пользоваться гостепріимствомъ м-ра Гильгэ, будь онъ самъ человкомъ со средствами, имй онъ заработокъ шиллинговъ въ двадцать-пять въ недлю, онъ бы съ удовольствіемъ принялъ и комнату, и завтракъ отъ своего новаго знакомаго, но при данныхъ обстоятельствахъ ему это было бы крайне тягостно.

Вдоль Гольборна стояли въ разныхъ мстахъ телжки чистильщиковъ улицъ, и вс лавки были еще на-глухо закрыты. Люди шли быстро, съ мрачными, озабоченными лицами, поднявъ воротники и засунувъ руки въ карманы, женщины, большей частью молодыя, искали, гд бы имъ найти кровъ. Подземная желзная дорога выбрасывала цлыя толпы людей изъ-подъ земли. Вс торопились, каждому нужно было быть въ опредленный, часъ на опредленномъ мст, казалось, что они заняты тмъ, чтобы попасть на поздъ, а на самомъ дл они думали толы о томъ, чтобы не заплатить штрафа.

Только Филиппу некуда было спшить — у него не было отношеній къ міру капиталистовъ, эксплуатирующихъ трудъ пролетаріата. Онъ былъ бездльникъ, самъ это зналъ, рабочіе тоже какъ будто это понимали. Они смотрли на него, какъ на одного изъ потонувшихъ въ омут жизни, и онъ не могъ отрицать, что это именно такъ. Когда человкъ идетъ ко дну, это чувствуется и это видно по его лицу. Но для Филиппа приближался часъ торжества.

Вдоль Блюмсбюри-Стрита быстро промчался великолпный автомобиль и свернулъ на Оксфордъ-Стритъ. Имъ управлялъ величественный шофферъ въ мховой куртк и везъ другого, еще боле величественнаго человка, тоже въ мхахъ. Филиппъ любилъ автомобили и зналъ въ нихъ толкъ, онъ сразу увидлъ, что мчавшійся мимо него автомобиль — Паккартъ въ шестьдесятъ силъ, что карета — одной изъ лучшихъ фабрикъ, и что шофферъ неосторожно детъ четвертой скоростью. Онъ остановился и сталъ глядть. Нтъ ничего удивительнаго, конечно, въ томъ, что человкъ останавливается, чтобы глядть на автомобиль, но если автомобиль останавливается передъ человкомъ, стоящимъ на улиц, то это кажется очень страннымъ. Можно, поэтому, представить себ удивленіе Филиппа, когда автомобиль вдругъ остановился прямо около него.

Человкъ, сидвшій въ автомобил, выглянулъ изъ него, изъ мховъ высунулось улыбающееся молодое лицо съ синими глазами и длинными свтлыми усами.

— Филь, это ты?

— Тонни! Здравствуй!

Они поздоровались, крпко пожавъ другъ другу руку.

— Какъ это ты такъ рано всталъ?— спросилъ Филиппъ.

— Да я еще и не ложился. Послушай, ты очень занятъ?

— Нтъ.

— Хочешь позавтракать со мной?

— Гд?

— У меня. Я живу въ Девоншайръ-Меншіонсъ. Вдь нужно же теб гд-нибудь позавтракать?

— Не знаю, такъ ли это необходимо. Ну, да я принимаю твое приглашеніе.

— Довезите насъ поскоре,— сказалъ Тонни шофферу, когда Филиппъ слъ къ нему въ автомобиль.— Прибавьте ходу.

— Слушаюсь, сэръ Антони.

Автомобиль быстро помчался. Филиппъ уже не шелъ ко дну, какъ нсколько минутъ до того. Встрча съ автомобилемъ совершила волшебную метаморфозу въ его судьб.

— Я, кажется, уже года три или четыре не видлъ твоего поразительно спокойнаго лица,— сказалъ Тони и посл короткаго молчанія.

— Мы не видлись уже пять лтъ,— поправилъ Филиппъ. Затмъ наступила пауза, какъ это часто бываетъ между друзьями посл долгой разлуки.

— Я вижу, что ты не сталъ разговорчиве,— сказалъ Тонни.

— Да зачмъ говорить, когда другіе достаточно болтаютъ! Скажи, почему твой шофферъ называетъ тебя сэромъ Антони?

— Мн совстно сказать теб, Филь,— отвтилъ Тонни,— но, право же, это случается даже въ очень почтенныхъ семействахъ. Я — баронетъ, двнадцатый баронетъ въ моемъ роду. Мой двоюродный братъ умеръ за два дня до своей свадьбы.

— Я никогда не зналъ, что у тебя есть двоюродный братъ.

— Потому что ты никогда ни о чемъ не спрашиваешь. Да, титулъ перешелъ ко мн.

— Славная игрушка. Но, кром нея, теб досталось и нчто существенное?

— Да. Пятнадцать тысячъ фунтовъ въ годъ.

Филиппъ отвтилъ не сразу. Ему нужно было подавить много чувствъ въ себ, чтобы сохранить равнодушный видъ. Пять лтъ тому назадъ, когда Филиппъ разорялъ одинъ клубъ въ Сенъ-Джемс, гд онъ состоялъ секретаремъ, Тонни Дидрингъ, которому было тогда двадцать-два года, начиналъ неудачную адвокатскую карьеру. Контрастъ между ихъ характерами послужилъ къ ихъ сближенію въ клуб, членомъ котораго состоялъ и Дидрингъ. Тогда они оба нуждались,— а вотъ теперь Тонни сдлался титулованной особой съ доходомъ въ пятьдесятъ фунтовъ ежедневно, за исключеніемъ воскресеній.

— Что-жъ, ты все это тратишь, я полагаю?— пробормоталъ Филиппъ.

— Очень легко. А ты что длаешь?

— Ничего.

— Вотъ какъ. Ты не похожъ на празднаго человка.

— Именно похожъ,— возразилъ Филиппъ.

Моторъ домчалъ ихъ очень быстро къ дому, гд жилъ Тонни, по близости отъ Гайдъ-Парка. Огромное зданіе, въ одиннадцати этажахъ котораго помщались отель, ресторанъ, кафе, нсколько клубовъ, роскошный табачный магазинъ, парикмахеръ, билліардная академія, библіотека, почтовое и телеграфное бюро и, кром того, много роскошныхъ квартиръ, было объято утренней тишиной. Дневная жизнь еще не началась. Въ обширныхъ сняхъ разсыльные стояли еще въ теплыхъ жилетахъ съ рукавами, а мальчикъ, который поднялъ сэра Антони и его досужаго друга по лифту на пятый этажъ, не усплъ еще пригладить волосы.

Пожилой, гладко выбритый человкъ, съ срымъ цвтомъ лица, встртилъ ихъ у дверей квартиры сэра Антони.

— Съ добрымъ утромъ, сэръ Антони.

— Здравствуйте, Оксвичъ. Завтракъ на двоихъ. Икру. Почки.

— Я осмлился заказать манную кашу.

— Что за глупости! М-ръ Мастерсъ не для того пріхалъ сюда изъ Блюмсбюри, чтобы сть манную кашу.

— Вашъ желудокъ, сэръ, посл такихъ нсколькихъ ночей…

— Правда, Оксвичъ. Но мой другъ…

— Я съ удовольствіемъ буду сть манную кашу,— сказалъ Филиппъ.

Величественный Оксвичъ взялъ ихъ шляпы и пальто, и Филиппъ увидлъ, что сэръ Антони — во фрак.

— Я еще не раздвался со вчерашняго вечера, объяснилъ сэръ Антони.— Мы играли въ карты,— нужно же пользоваться жизнью,— и двое изъ моихъ друзей пропустили послдній поздъ въ Манчестеръ. Даже не пропустили, а забыли. Тогда я общалъ имъ, что они попадутъ на первый утренній поздъ. На что имъ понадобился Манчестеръ — право, не знаю. Имъ, кажется, нужно было попасть туда по важному длу. Я переоднусь посл завтрака, Оксвичъ. Я слишкомъ голоденъ.

— Я осмлился приготовить вамъ ванну, сэръ Антони, и вашъ новый срый костюмъ съ синимъ галстукомъ. Я перешилъ пуговицы на жилет.

— Ну, хорошо. А мистеру Мастерсу приготовьте помыться во второй ванной.

Тонни быстро вышелъ изъ комнаты.

— Я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ, сэръ,— сказалъ Оксвичъ Филиппу и, подойдя въ комнатному телефону, тихо проговорилъ въ трубку: — Еще одну порцію манной каши и порцію почекъ.

Затмъ онъ обратился съ вжливой улыбкой къ Филиппу и провелъ его въ ванную. Гость и хозяинъ сошлись потомъ въ уборной Тонни, и Филиппъ осмотрлъ гардеробъ своего друга: восемнадцать костюмовъ, семь фраковъ, сорокъ паръ модныхъ панталонъ, сто-восемнадцать галстуковъ, тридцать-три палки, семь зонтиковъ, четыре ряда ботинокъ, большая желзная шкатулка съ ювелирными украшеніями, изумительная коллекція всевозможныхъ шляпъ, золотыя принадлежности туалета — все это поражало своей роскошью и изысканностью. Филиппъ пришелъ въ убжденію, что, даже имя пятьдесятъ фунтовъ въ день, молодому человку, который избралъ дорого стоющую и трудную профессію дэнди, не дурно отъ времени до времени длать экономію на завтрак и ограничиваться манной кашей. Они пошли завтракать въ великолпно убранную столовую, Оксвичъ, со строгимъ видомъ почтительнаго мэтръ-д’отеля, усадилъ хозяина и гостя на двухъ противоположныхъ концахъ стола и подавалъ каждому отдльно приготовленныя для него блюда.

— Оксвичъ,— сказалъ вдругъ баронетъ,— манная каша превосходна. Будьте любезны, протелефонируйте, чтобы мн оставили мой обычный столъ въ ресторан къ обду. Пойдите сейчасъ же.

Какъ только Оксвичъ вышелъ съ невозмутимо величественнымъ видомъ изъ столовой, Тонни быстро вскочилъ со стула и подошелъ къ Филиппу.

— Филь, дай мн скоре одну изъ твоихъ почекъ.

Не дожидаясь отвта, онъ отобралъ у гостя часть его мясной порціи и сталъ быстро сть.

— Боишься Оксвича?— спросилъ Филиппъ.

— Только морально,— отвтилъ Тонни.— Его власть надо мною чисто моральная, увряю тебя. И онъ правъ относительно моего желудка.

— Гд ты его взялъ?

— Я его не бралъ, онъ взялъ меня. Онъ былъ лакеемъ моего кузена и перешелъ ко мн вмст съ титуломъ и наслдствомъ.

— Мн онъ нравится,— сказалъ Филиппъ.

— Мн тоже. Онъ какъ манная ваша — полезенъ для меня. И у него удивительный вкусъ въ выбор галстуковъ.

Тонни проглотилъ послднюю почку, которую стащилъ у Филиппа, въ тотъ моментъ, когда Оксвичъ вернулся съ тмъ же величественнымъ видомъ.

— Прикажете еще манной ваши, сэръ?— спросилъ онъ.

— Нтъ, благодарю васъ — хотя она, конечно, превосходна. Если ты кончилъ, Филь, пойдемъ во мн въ кабинетъ. Оксвичъ, дайте папиросы.

— Въ кабинетъ?— удивленно переспросилъ Филиппъ, который зналъ, что Тонни совершенно равнодушенъ ко всякимъ литературнымъ занятіямъ.

— Въ мою берлогу — можно назвать ее какъ угодно. Я теб что-то покажу.

Въ сопровожденіи Оксвича, который несъ папиросы разныхъ сортовъ, они прошли по корридору въ большую комнату, обставленную чрезвычайно роскошно. Посреди комнаты, рядомъ съ роялемъ, стоялъ странный продолговатый столикъ, на крышк котораго изображена была въ краскахъ колода картъ, разложенная въ четыре ряда. Вокругъ этихъ картъ шла широкая полоса зеленаго сукна, а на одномъ конц изображенъ былъ кругъ съ вписаннымъ въ него словомъ ‘банкъ’.

— Что это такое?— спросилъ Филиппъ.

— Это именно то, что я хотлъ теб показать,— отвтилъ сэръ Антони, и лицо его просіяло.— Это — послдняя новость азартной игры. Она только-что появилась, и въ слдующемъ сезон войдетъ въ моду по всей Ривьер. Это называется карточной рулеткой — и гораздо лучше обыкновенной рулетки. Не нужно катать шарика, никакого шума, только стасовать карты и сдавать, деньги ставятъ или на какую-нибудь отдльную карту, или на всю масть, или на фигуры.

— А вмсто нуля въ колод карта съ надписью ‘банкъ’,— такъ что-ли?— спросилъ Филиппъ.

— Совершенно врно. Ты угадалъ. Колода состоитъ изъ пятидесяти-трехъ картъ. Мы играли до пяти часовъ утра. Эта игра никогда не надодаетъ.

— Ты выигралъ или проигралъ?

— Выигралъ. Я держалъ банкъ. Сколько я выигралъ, Оксвичъ?

— Когда я пошелъ спать, въ банк было двсти восемьдесятъ фунтовъ, сэръ Антони,— сказалъ Оксвичъ, зажигая спичку и поднося ее Филиппу, который взялъ папиросу.

— Мн нравится эта игра,— сказалъ Филиппъ.— Своего рода домашній Монте-Карло.

— Не правда ли?— воодушевленно подтвердилъ Тонни.— Хочешь, сыграемъ?

— Хорошо, съ удовольствіемъ.

— Разсчетъ такой: пятьдесятъ-одинъ противъ одного, когда ставишь на одну карту. Три противъ одного, если ставить на рядъ, и двнадцать противъ одного, если на фигуру. Ты хочешь самъ держать банкъ, или предоставляешь мн?

— Держи ты,— небрежно сказалъ Филиппъ.

— Хорошо. Оксвичъ будетъ тасовать и раскладывать. Оксвичъ, дайте карты.

Филиппъ вынулъ сикспенсъ изъ кармана и положилъ его на пиковую даму.

— Ты сдлался экономнымъ на старости лтъ,— сказалъ сэръ Антони, вынимая изъ кармана кучку денегъ и кладя ее передъ собой.— Начинайте, Оксвичъ.

Оксвичъ величественно растасовалъ карты и снялъ первую. Это была пиковая дама.

— Теб повезло,— сказалъ Тонни.— Оксвичъ, сколько это будетъ — сикспенсъ, помноженный на пятьдесятъ-одинъ?

— Одинъ фунтъ, пять шиллинговъ и шесть пенсовъ, сэръ.

— Оставьте вс деньги на пиковой дам.— Оксвичъ еще еще разъ смшалъ карты и вынулъ опять пиковую даму.

— Чортъ возьми!— пробормоталъ Тонни.— Оксвичъ, сколько это — пятьдесятъ-одинъ разъ фунтъ, пять шиллинговъ и сикспенсъ?

— Шестьдесятъ-четыре фунта и сикспенсъ, сэръ.

— Шестьдесятъ-пять фунтовъ и сикспенсъ,— поправилъ Филиппъ.

— Простите,— сказалъ Оксвичъ.— Я ошибся.

— Ничего,— отвтилъ Филиппъ.— А какой максимумъ ставки на масть?

— Двадцать фунтовъ,— сказалъ Антони, вынимая банковые билеты изъ бокового кармана.

— Я ставлю максимумъ на пики,— сказалъ Филиппъ.

Вышли пики. Филиппъ сосчиталъ свой выигрышъ. Оказалось сто-двадцать-шесть фунтовъ, шесть шиллинговъ, не считая сикспенса, съ котораго онъ началъ.

— А на что ты теперь ставишь?— спросилъ сэръ Антони.

— Если ты позволишь, то я ничего больше не поставлю,— отвтилъ Филиппъ.

— Почему?

— Я какъ-нибудь теб скажу въ другой разъ,— сказалъ Филиппъ страннымъ голосомъ.

Баронетъ взглянулъ на Оксвича, и тотъ сейчасъ же вышелъ изъ комнаты.

— Въ чемъ дло?— спросилъ сэръ Антони.

— Ничего. Я теб даю реваншъ. Сыграемъ въ орелъ и ршетку.

— Хорошо,— сказалъ баронетъ и взялъ монету со стола.

— Орелъ,— сказалъ Филиппъ, когда монета упала.

Онъ угадалъ. И Тонни прибавилъ еще нсколько билетовъ къ выигрышу Филиппа.

Филиппъ, стоявшій все время на ногахъ, вдругъ опустился на стулъ.

— Мн не хорошо,— сказалъ онъ.

— Почему?— спросилъ Тонни.— Вдь теб везетъ…

— Дло въ томъ,— началъ Филиппъ, запнулся, но потомъ продолжалъ: — Ты помнишь, а положилъ сикспенсъ на карту въ начал игры?

— Помню.

— Такъ вотъ это былъ послдній мой сикспенсъ. Я былъ голоденъ, и не имлъ, на что пость, когда мы встртились сегодня утромъ. А теперь у мена цлое состояніе — двсти-пятьдесятъ фунтовъ. Я никогда до сихъ поръ не игралъ, и никогда не буду играть впредь, Тонни.

— Вотъ не ожидалъ!— тихо проговорилъ баронетъ.

IV.

Они пошли вмст обдать въ этотъ вечеръ въ ресторанъ ‘Louis XIV’, въ первомъ этаж дома, гд жилъ сэръ Антони, и сли за столъ, который Тонни всегда заказывалъ для себя, между второй и третьей ониксовой колонной отъ главнаго входа. Они провели странный, но интересный день. Почти все время шелъ дождь. Разсказавъ, по обыкновенію кратко, свою, одиссею молодому баронету, Филиппъ заявилъ, что пойдетъ заказать себ три костюма — три, не больше — дневной костюмъ, фракъ по послдней мод и черный сюртукъ. Филиппъ намревался жить очень экономно. Но, имя двсти пятьдесятъ фунтовъ въ карман, онъ не могъ отказать себ въ удовольствіи прилично одться. Сэръ Антони отвтилъ, что безсмысленно выходить въ такую погоду, и что гора, если ее вызвать по телефону, наврное придетъ къ Магомету. Гора, дйствительно, пришла, и даже не одна, а нсколько, включая Монбланъ въ вид фешенебельнаго портного и другую вершину въ образ знаменитаго спеціалиста по изготовленію элегантныхъ сорочекъ. Но на этомъ чудеса не кончились. При содйствіи Оксвича и баронета — Филиппу изготовили вечерній костюмъ въ теченіе восьми часовъ.

Посл ленча, они оба легли спать и проспали два часа.

Затмъ послдовалъ чай, сандвичи, примрка и визитъ къ одной знакомой сэра Антони, жившей въ томъ же дом — миссъ Кэти Сарторіусъ, звзды Regency-Theatre. Былъ какъ разъ пріемный день Битти, и у нея собиралась лондонская золотая молодежь.

Филиппъ отказался сначала отъ приглашенія сэра Антони къ обду, но въ конц концовъ согласился пообдать съ нимъ въ ресторан съ тмъ, чтобы сэръ Антони былъ его гостемъ. Филиппъ объяснилъ, что гостепріимство не должно быть монополіей одного, и что, кром того, онъ отнялъ у сэра Антони его пятидневный доходъ. И наконецъ, хотя онъ и собирался жить крайне экономно, но все же не хотлъ, чтобы эра бережливости началась съ полной строгостью до завтрашняго дня.

— Послушай,— сказалъ вдругъ Тонни, въ то время, какъ имъ подали timbale de macaroni: — хочешь прохаться завтра въ автомобил, если погода будетъ хорошая?

— Нтъ,— твердо отвтилъ Филиппъ.— Сегодня я буду ночевать въ ‘Угловомъ Дом’, въ комнат, оставленной для меня мистеромъ Гильгэ.— А завтра я начну искать какого-нибудь занятія.

— А что если не найдешь? Это вдь не такъ легко. Ты вдь уже долго искалъ.

— Конечно,— сказалъ Филиппъ.— Но у меня не было трехъ хорошихъ костюмовъ и достаточно денегъ, чтобы прожить цлый годъ. Фракъ, который я заказалъ себ, доставитъ мн какое угодно мсто.

— А меня ты оставляешь на произволъ судьбы? Ты вдь мой единственный другъ. Я не влюбленъ, у меня нтъ долговъ. Мн только скучно.

Сэръ Антони вздохнулъ.— Вдь ты не воображаешь, что я счастливъ?

— Разв ты не влюбленъ? Ты всегда вдь въ кого-нибудь влюбленъ.

— Я пережилъ тяжелое разочарованіе въ этой области.— сказалъ баронетъ.— Это навсегда омрачило мою жизнь. Я ни когда не буду прежнимъ.

— Конечно — пока снова не влюбишься,— возразилъ Филиппъ съ улыбкой.— Разскажи мн. Ты еще не разсказывалъ мн ни чего интереснаго о себ.

Мысль о томъ, что веселый, легкомысленный Тонни навки несчастенъ отъ неудачной любви, позабавила Филиппа.

— Это была…— началъ Тонни, но сейчасъ же остановился.— Нтъ,— сказалъ онъ,— я не могу объ этомъ говорить. Достаточно сказать, что я семьдесятъ-три раза подъ-рядъ ходилъ въ театръ, чтобы смотрть на нее. Что ты на это скажешь?

— Изумительно!

— Нечего смяться… А! м-ръ Варко… Вы здсь? Выпьете кофе съ нами.

Сэръ Антони быстро обернулся къ маленькому смуглому человку въ очкахъ, который проходилъ мимо ихъ стола. М-ръ Варко остановился и поднялъ глаза на баронета.

— Съ удовольствіемъ,— сказалъ онъ.— Я сейчасъ къ вамъ приду.

— Кто этотъ м-ръ Варко?— спросилъ Филиппъ въ его отсутствіе.

— Понятія не имю. Встртилъ его у Китти сегодня днемъ. А ты его разв не замтилъ? Онъ показался мн интереснымъ человкомъ. Больше всего онъ любитъ плавать. Говоритъ, что купается и зимой, какъ я… Предлагалъ мн плавать взапуски на Рождество. Я отказался. Онъ совершенно помшался на плаваніи — ни о чемъ другомъ не говоритъ.

— А, такъ вотъ зачмъ ты его пригласилъ къ моему столу,— сказалъ Филиппъ.

— Прости, пожалуйста. Я и забылъ, что хозяинъ сегодня ты, а не я.

Но когда м-ръ Варко вернулся и Тонни познакомилъ его съ своимъ другомъ, онъ ни словомъ не упомянулъ о своемъ любимомъ спорт. Онъ держалъ въ рукахъ нумеръ вечерней газеты, и то, что онъ прочелъ въ ней, видимо такъ взволновало его, что онъ сталъ обнаруживать странную нервность.

— Есть что-нибудь интересное въ газет?— небрежнымъ тономъ спросилъ Филиппъ.

М-ръ Варко пристально посмотрлъ на Филиппа черезъ очки.

— Да,— сказалъ онъ.— Про убійство стараго капитана…

— Какого капитана?— спросилъ Филиппъ.

М-ръ Варко оглянулся вокругъ себя. Въ ярко освщенной зал не было почти никого, кром лакеевъ. Маленькое тріо, состоявшее изъ молодого англійскаго дэнди, его друга и смуглаго человка безъ опредленнаго возраста и національности, сидло одиноко среди моря пустыхъ блыхъ столиковъ.

— Капитана Поликсфена,— сказалъ м-ръ Варко тихимъ, спокойнымъ голосомъ.

Онъ, казалось, ждалъ, что слова его произведутъ сильный эффектъ. Но никакого эффекта они не произвели.

— А кто этотъ капитанъ Поликсфенъ?— лниво спросилъ сэръ Антони, вынимая папироску изъ портъ-сигара.

— Просто какой-то капитанъ торговаго судна. Больше ничего о немъ не извстно.

— Гд его убили? И кто?

— Ему проломили черепъ.

— Гд?

— Это еще не установлено.

— Но трупъ-то его нашли?— спросилъ баронетъ, закуривая папиросу.

— Да,— отвтилъ м-ръ Варко, продолжая говорить очень тихо.— Трупъ его нашли зарытымъ надъ водосточной трубой на Кингсуэ.

У Филиппа дрогнуло сердце, и зола отъ его папироски упала на столъ.

— Странное кладбище!— замтилъ сэръ Антони, раньше чмъ Филиппъ смогъ вставить слово въ разговоръ.— Знаете вы уже что-нибудь относительно убійцы?

— На одинъ слдъ, кажется, напали. Сдлана была попытка удалить ночного сторожа, и его замстилъ одинъ молодой человкъ,— сказалъ Варко, глядя въ глаза Филиппу.— Убійство произошло именно въ то время, когда на посту стоялъ этотъ молодой человкъ. Онъ очень странно велъ себя съ полисменомъ, который явился туда. Потомъ онъ пошелъ нанимать комнату въ дом, который находится какъ разъ насупротивъ мста, гд зарытъ былъ трупъ. Комнаты онъ тамъ не получилъ, но хозяинъ оставилъ его у себя въ бюро. Сегодня на зар, когда отрядъ рабочихъ пришелъ прокладывать трубы, этотъ молодой человкъ подошелъ къ нимъ и даже сказалъ одному изъ рабочихъ, что, по его мннію, тутъ разрывали ночью эемлю.

— Обычная исторія: убійцу тянетъ къ трупу его жертвы,— сказалъ баронетъ.

— Можетъ быть,— согласился м-ръ Варко.

Филиппъ приподнялся со стула, потомъ опять слъ.

— Вы сыщикъ, м-ръ Варко,— выпалилъ онъ.

— Да,— спокойно отвтилъ м-ръ Варко

—Сыщикъ!— съ негодованіемъ воскликнулъ сэръ Антони.

— И я слдилъ за вами обоими сегодня съ десяти часовъ утра,— прибавилъ м-ръ Варко.

Настроеніе сидвшихъ за столомъ было очень возбужденное.

— Вы хотите увести меня съ собой?— спросилъ Филиппъ, длая Тонни знакъ, чтобы онъ молчалъ.— Вы меня подозрваете? Видимость противъ меня, не правда ли?

— Видимость была бы противъ васъ,— отвтилъ м-ръ Варко,— если бы вы обнаружили малйшее волненіе, когда я назвалъ сначала просто капитана, а потомъ имя Поликсфена. Но вы были совершенно спокойны. Это подтверждаетъ то, что я думалъ съ первой минуты. Такъ что видимость теперь не противъ васъ. Но кое-что и противъ васъ. Я не собираюсь ‘увести васъ съ собой’, но попрошу сообщить мн вашъ адресъ. Во всякомъ случа ваше свидтельское показаніе можетъ быть очень цннымъ. Я бы хотлъ знать, что вы видли.

— Хотите, чтобы я сейчасъ же разсказалъ вамъ?

— Это было бы лучше всего,— сказалъ м-ръ Варко, прихлебывая кофе.— Если сэръ Антони ничего противъ этого не иметъ, то…

— Пойдемъ лучше наверхъ ко мн,— предложилъ сэръ Антони. Онъ былъ потрясенъ всми этими разоблаченіями, такъ какъ Филиппъ не разсказалъ ему о ночномъ происшествіи.

Въ кабинет или ‘логовищ’ Тонни Филиппъ разсказалъ все, что зналъ, и за этимъ послдовалъ странный разговоръ.

— Были какіе-нибудь родные у Поликсфена?— спросилъ Тонни.

М-ръ Варко пристально взглянулъ на сэра Антони, какъ бы стараясь проникнуть ему въ душу.

— Знаете,— сказалъ онъ,— я ожидалъ, что вы это спросите.

— Почему?

— Только потому, что вы сэръ Антони Дидрингъ — больше ни почему.— Да, у капитана Поликсфена были родные — братъ и дочь. И самое удивительное, что и братъ, и дочь исчезли.

— Со времени убійства?

— Нтъ, за нсколько дней до того.

V.

Въ большой блой комнат неправильной формы, со стеклянными окошечками, выходившими куда-то внутрь, собралась кучка людей человкъ въ двадцать мужчинъ и нсколькихъ женщинъ, они ходили отъ одного окошечка къ другому, заглядывали въ нихъ, шептались между собой, плакали. И вс они инстинктивно старались ступать какъ можно тише по жесткому полу. Въ одно окошечко виденъ былъ трупъ ребенка, во второе — тоже трупъ ребенка, въ третье — трупъ монахини среднихъ лтъ, повсившейся у себя въ кель на шнур отъ оконной шторы. А въ четвертое окошечко виденъ былъ трупъ стараго капитана, о которомъ только и было извстно, что имя его Поликсфенъ, и что его убили и зарыли, положивъ на водосточную трубу, на Кингсуэ. Это была покойницкая одного изъ Центральныхъ лондонскихъ полицейскихъ участковъ, и вс пришедшіе сюда были вызванные судебной властью свидтели, у которыхъ совсть была боле или мене чиста — а также присяжные, созванные на слдствіе — мелкіе лавочники и служащіе, оторванные отъ дла. Они вс были недовольны тмъ, что теряютъ время, не въ то же время гордились важностью своей роли.

Открылась дверь и вошли монахиня и изящно одтый господинъ въ сопровожденіи полицейскаго. Публика стала съ любопытствомъ оглядывать ихъ. Монахиня была настоятельницей монастыря, а господинъ, вошедшій одновременно съ нею, былъ Филиппъ Мастерсъ. Монахиня только на минутку заглянула въ окошечко, плотно сжала свои тонкія губы, прижала къ груди большой крестъ, который носила поверхъ платья, и вышла. Полицейскій направилъ Мастерса къ окошечку, за которымъ лежалъ трупъ Поликсфена, и Филиппъ увидлъ типичное лицо моряка, старое, морщинистое, съ сдовато-русой круглой бородой, которая торчала изъ-подъ подбородка, съ вытянутой впередъ верхней губой. Волосы были растрепаны, руки жилистыя и блдныя. Трудно было поврить, что старикъ дйствительно мертвъ. Онъ точно закрылъ глаза и заснулъ. Казалось невозможнымъ, что эти спокойные глава недавно еще видли страшную угрозу убійства въ глазахъ другого человка, и что этотъ старикъ для того уцллъ отъ опасностей на мор, плавая въ теченіе пятидесяти лтъ своей капитанской службы, чтобы погибнуть въ водопроводной труб — на радость газетнымъ репортерамъ. Это было неправдоподобно я страшно. Филиппъ задрожалъ, вспомнивъ о томъ, что онъ спалъ въ сторожевой будк, въ то время какъ въ нсколькихъ ярдахъ отъ него чьи-то быстрыя злодйскія руки зарывали трупъ моряка среди улицы.

Полицейскій тронулъ его за плечо. Покойницкая опустла. Осмотръ труповъ кончился — должно было начаться засданіе слдственнаго суда. Была уже половина третьяго. Въ сопровожденіи полицейскаго Филиппъ перешелъ черезъ улицу и прошелъ въ помщеніе слдственнаго суда — комнату неопредленнаго типа, которая могла быть яслями, столовой для бдныхъ, мастерской, школой — только не храмомъ правосудія. Онъ показалъ при вход повстку, которой его вызвали, и ему указали мсто на скамь. Онъ увидлъ рядомъ съ собой стараго негра. Комната была почти полна. Приставъ записывалъ имена присяжныхъ, сидвшихъ со смущеннымъ, но полнымъ сознанія своей важности видомъ въ два ряда на скамьяхъ противъ мста для свидтелей. Въ глубин комнаты сидла кучка людей, которые, за неимніемъ работы, изображали собой просвщенную англійскую публику. Два полисмена стояли на виду у всхъ, придавая торжественность зал засданія.

Вдругъ публика заволновалась. Вс поднялись и вошелъ слдственный судья, знаменитый Акрфэръ, имя котораго было хорошо извстно по газетнымъ отчетамъ. Это былъ худой человкъ лтъ сорока-пяти, очень живой. Онъ быстро снялъ пальто, положилъ на стулъ свой черный сакъ, который держалъ въ рукахъ, и слъ у стола. Началось слдствіе о дтяхъ, трупы которыхъ были найдены.

М-ръ Акрфэръ велъ только слдствіе по уголовнымъ дламъ. Онъ проводилъ весь день въ атмосфер внезапныхъ насильственныхъ смертей. Онъ былъ невозмутимъ, разочарованъ во всемъ и велъ слдствіе страшно быстро, такъ какъ у него было всегда на рукахъ больше длъ, чмъ времени на разслдованіе каждаго изъ нихъ. Въ часъ съ четвертью онъ покончилъ съ двумя дтьми и монахиней,— причемъ у него вышло легкое препирательство съ настоятельницей,— тонко вышутилъ одного священника, допросилъ семнадцать свидтелей, сдлалъ три заключенія для присяжныхъ и произнесъ три ршенія. Быстрота его, съ которой онъ все продлывалъ, умнье вызывать у свидтелей все, что нужно и въ самое короткое время, его твердая ршимость дознаться до полной истины, его пониманіе психологіи свидтелей, его авторитетность — вс эти качества изумляли Филиппа и приводили его въ восторгъ. Онъ подумалъ, что было бы пріятно побесдовать съ этимъ человкомъ вечеромъ гд-нибудь въ спокойномъ уголку въ клуб, и внимать, куря сигару, его жизненной философіи.

Быстро подписавъ какія-то бумаги, м-ръ Акрфэръ взглянулъ на присяжныхъ и сказалъ внушительнымъ тономъ:

— Слдующее дло, господа, нсколько необычное и потребуетъ особаго вниманія съ вашей стороны.

Онъ, повидимому, уже изучилъ его заране.

Первымъ свидтелемъ былъ полисменъ, который присутствовалъ при обнаруженіи трупа. Онъ далъ свое показаніе такъ, какъ льютъ чай изъ чайника — ровно, безъ паузъ и не дожидаясь вопросовъ. Онъ явился уже въ конц, когда трупъ былъ отрытъ, трупъ лежалъ параллельно водопроводной труб, рядомъ съ нею обернувшись къ ней лицомъ. Потомъ онъ присутствовалъ при переноск трупа въ покойницкую. Это происходило во вторникъ утромъ, въ половин восьмого.

— Вы обыскали трупъ?— спросилъ судья.

— Да, сэръ.

— Что вы нашли?

— Ничего, сэръ.

Судья длалъ отмтки на бумажк и разсянно смотрлъ на портретъ принца Уэльскаго, висвшій противъ него на стн.

Затмъ явился докторъ, очень важный съ виду, въ синемъ пальто, съ длинной сдой бородой и съ большимъ блымъ носомъ.

— Вы сдлали посмертное вскрытіе тла, описаннаго послднимъ свидтелемъ?

— Да, вчера днемъ.

— Что было причиной смерти?

— Сотрясеніе и сжатіе мозга отъ сильнаго удара въ затылокъ.

— Сжатіе мозга?— спросилъ старшина присяжныхъ, ршившій во что бы то ни стало оградить присяжныхъ отъ мистификаціи.— Не будете ли вы столь любезны объяснить, что значитъ сжатіе мозга?

— Сжатіе мозга происходитъ тогда, когда его такъ сдавливаютъ, что функціи его останавливаются.

— Благодарю васъ,— сказалъ старшина.

— Я констатировалъ кровеизліянія въ нсколькихъ пунктахъ и сильный приливъ крови на всей поверхности мозга. Никакихъ вншнихъ поврежденій не было, только кожа была слегка отодрана на круглой поверхности дюймовъ въ пять.

— Смерть наступила моментально?

— Это невозможно опредлить.

— Но убитый былъ зарытъ въ землю уже мертвымъ?

— Да.

— Какъ вы полагаете, въ которомъ часу онъ умеръ?

— Я началъ вскрытіе вчера въ четыре часа дня — и думаю, что онъ умеръ часовъ шестнадцать до того, значитъ, приблизительно, во вторникъ въ полночь.

— Но ударъ былъ, можетъ быть, нанесенъ раньше?

— Во всякомъ случа не боле, чмъ за часъ до смерти.

— Какимъ орудіемъ былъ нанесенъ ударъ? Вы можете это опредлить?

— Чмъ-то мягкимъ и тяжелымъ, по всей вроятности мшкомъ съ мокрымъ пескомъ.

— Смерть не могла произойти отъ паденія?

— Нтъ. Для этого онъ долженъ былъ бы упасть съ высоты тридцати или сорока футовъ,— а отъ такого удара онъ бы поломалъ кости…

— Тло убитаго было упитанное?

— Да.

— Сколько онъ всилъ?

— Я не взвшивалъ. Но на глазомръ — около одиннадцати стонъ.

— Желаете вы предложить какіе-нибудь вопросы свидтелю?— спросилъ судья старшину присяжныхъ.

— Нтъ, сэръ.

Судья кончилъ записывать и уставился опять глазами на портретъ, висвшія противъ него.

М-ръ Адріанъ Гильгэ, послдовавшій за докторомъ, былъ первымъ изъ свидтелей, который ударился въ слезы. Репутація Угловаго Дома сильно пострадала отъ убійства капитана. Судья пристально взглянулъ на него.

— Вашъ пансіонъ — благотворительное учрежденіе, м-ръ Гильгэ?— спросилъ онъ посл общихъ предварительныхъ вопросовъ.

М-ръ Гильгэ покраснлъ.

— Расходы по дому вполн окупаются,— отвтилъ онъ.

— Сколько вы берете за комнату?

— Шесть пенсовъ или шиллингъ за ночь.

— И это окупаетъ расходы? Плату за помщеніе? Проценты на капиталъ? Жалованье завдующему? Ремонтъ?

— Я не плачу за наемъ — домъ мой. Я самъ завдую всмъ и не беру жалованья. А капиталъ я отдалъ на дло безъ процентовъ. О ремонт я еще не думалъ.

— Вы, значитъ, хотите только сказать, что оплачивается прислуга, и что расходы по д пансіонеровъ, приблизительно, окупаются?

— Да.

— Вы недавно только начали заниматься благотворительностью?

— Да. Всякое дло приходится начинать съ начала.

— Конечно,— согласился судья.— И вы полагаете, что вамъ удастся облегчить положеніе лондонскихъ бдняковъ?

— Конечно.

— Вотъ какъ. Сколько вамъ лтъ, м-ръ Гильгэ?

— Не понимаю, зачмъ вамъ это знать?.. Мн двадцать-шесть лтъ.

— Вы узнали тло убитаго?

— Да. Это тло капитана Поликсфена, который нанялъ у меня комнату дней десять тому назадъ.

— Когда именно?

— Перваго октября.

— Какъ его звали по имени?

— Не знаю.

— На какомъ судн онъ былъ капитаномъ?

— Не знаю.

— Онъ оставилъ службу?

— Кажется.

— Что вы можете сказать о его образ жизни?

— Онъ былъ боленъ около недли и выходилъ изъ комнаты только къ завтраку и обду.

— Онъ казался вамъ человкомъ неимущимъ?

— Я полагалъ, что онъ, какъ большинство моихъ пансіонеровъ, въ стсненныхъ обстоятельствахъ, но не нищій.

— Онъ былъ разговорчивъ?

— Нтъ.

— Никогда съ вами не бесдовалъ?

— Никогда. Говорилъ только о погод — и всегда точно опредлялъ направленіе втра.

— За столомъ онъ не разговаривалъ?

— Очень мало.

— Были у него друзья, знакомые?

— Никого, кром негра, по имени Коко, который иногда навщалъ его.

— Онъ проходилъ прямо въ комнату капитана?

— Да.

— Вы не знаете, вернулся ли капитанъ недавно изъ путешествія?

— Не знаю.

— Когда вы видли его въ послдній разъ?

— Во вторникъ вечеромъ, часовъ въ восемь.

Тутъ м-ръ Гильгэ заплакалъ.

— Гд?

— Онъ пришелъ домой и поднялся къ себ наверхъ. Его комната была въ первомъ этаж.

— Вы говорили, что онъ не выходилъ недлю изъ дому.

— Въ этотъ день онъ въ первый разъ вышелъ. Онъ выходилъ два раза. Разъ днемъ и во второй разъ вечеромъ.

— Откуда вы энаете?

— Я видлъ его оба раза.

— Гд же вы находились?

— Въ моемъ бюро, налво отъ передней. Дверь въ бюро стеклянная, и, сидя за моимъ письменнымъ столомъ, я вижу всякаго, кто входитъ и выходитъ.

— Какъ долго былъ онъ въ отсутствіи во второй разъ?

— Около получаса.

— Вы видли, когда онъ ушелъ?

— Да. Я вошелъ въ бюро посл обда, около семи часовъ, и оставался тамъ, выходя только иногда въ переднюю, до четырехъ часовъ утра въ среду.

— Новые жильцы къ вамъ въ этотъ день не прізжали?

— Нтъ. Вс комнаты были заняты.

— А прежніе жильцы провели этотъ день, какъ обыкновенно?

— Вполн.

— Кто выходилъ изъ дому посл того, какъ капитанъ Поликсфенъ вернулся въ восемь часовъ?

— Никто.

— Подумайте хорошенько, м-ръ Гильгэ. Вы сказали намъ, что никто не могъ выйти изъ дому такъ, чтобы вы его не видли, и что посл того, какъ капитанъ вернулся, никто не уходилъ. Значитъ, онъ былъ у себя въ комнат съ восьми часовъ вечера — а между тмъ рано утромъ на слдующій день трупъ его былъ найденъ зарытымъ на Кингсуе. Какъ вы это объясняете?

— Я не могу никакъ этого объяснить.

— Или онъ былъ убитъ въ вашемъ дом…

— Это невозможно, сэръ. Невозможно!

— Нтъ ничего невозможнаго,— возразилъ судья.— Или онъ былъ убитъ у васъ въ дом и его тло вынесли, или онъ вышелъ изъ дома и былъ убитъ на улиц. Вы полагаете, что никто не могъ пробраться мимо двери вашего бюро незамченнымъ вами?

— Не думаю, чтобы это было возможно.

— Гд расположена лстница?

— Она начинается какъ разъ у дверей бюро въ передней.

— А другой лстницы нтъ въ дом?

— Есть еще лстница чернаго хода, по которой ходитъ только прислуга.

— А, вотъ что! Есть еще черный ходъ. Сколько у васъ человкъ прислуги?

— Пять мальчиковъ и дв кухарки.

— Куда ведетъ вторая лстница?

— Въ кухню и на дворъ.

— А со двора есть выходъ?

Въ эту минуту одинъ изъ полицейскихъ зажегъ газъ.

— Да,— отвтилъ м-ръ Гильге, щурясь отъ неожиданнаго свта.— Оттуда есть выходъ въ переулокъ. На ночь дверь со двора запирается на засовъ.

— Въ которомъ часу?

— Посл обда — въ семь часовъ.

— Запирается изнутри?

— Да.

— Такъ что изнутри всякій могъ бы ее открыть?

— Да.

— Можно спуститься съ этой лстницы и выйти, не проходя черезъ кухню?

— Да.

— Въ которомъ часу тушатъ свтъ на черной лстниц?

— Около одиннадцати часовъ.

— Переулокъ ведетъ въ Стрэнджъ-Стритъ подъ прямымъ угломъ, и вашъ домъ угловой,— не такъ ли?

— Да.

— Гд расположена была комната капитана?

— Окно его выходитъ въ переулокъ.

— Кто занималъ комнату рядомъ съ нимъ?

— Одна вдова, м-ссъ Оппотери.

— Она здсь?

— Нтъ. Она больна и лежитъ въ постели.

— А съ другой стороны?

— Съ другой стороны комнаты идетъ вншняя стна.

— Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чмъ къ лстниц, ведущей внизъ въ переднюю.

М-ръ Гильгэ подумалъ.

— Да. Она ближе въ черному ходу.

— Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ конц концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вдома?

— Да-а,— протянулъ м-ръ Гильгэ.— Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.

— Конечно,— насмшливо сказалъ судья.— Но такъ какъ онъ, вроятно, не выскочилъ изъ окна…

— То, значитъ, сошелъ по черному ходу посл того, какъ прислуга ушла спать.

— Но зачмъ бы онъ это сдлалъ?

— Не могу себ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человкъ безупречнаго поведенія.

— Такъ что боле вроятно, что его вынесли?

— Я не могу допустить, что въ моемъ дом могло быть совершено злодяніе!

— Сколько у васъ жильцовъ?

— Около шестидесяти.

— Вы заручаетесь удостовреніемъ ихъ порядочности?

— Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.

Судья презрительно сжалъ губы, затмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.

— Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?

Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мсто въ зал, внутренно удивляясь, почему съ благодтелемъ человчества обращаются какъ съ человкомъ, заподозрднымъ въ преступленіи.

Судья сталъ снова смотрть на олеографію на стн, и въ это время полицейскій ввелъ на свидтельское мсто стараго негра, одтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на ше. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.

— Ваше имя?— началъ судья.

— Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.

— Ну, а настоящее имя?

— Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ ‘Ледяномъ Дом’.

— Въ ‘Ледяномъ Дом’?

— Да, сэръ. Въ Бродъ-Стрит. Въ Бриджтоун, судья.

— Въ Бриджтоун — въ Девоншайр?

— Нтъ, сэръ, въ Барбадос. ‘Ледяной Домъ’ — большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И вс негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.

— Вы знали капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.

— И онъ взялъ васъ изъ ‘Ледяного Дома’?

— Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на ‘Кобру’.

— Какой линіи?

— Не знаю, сэръ.

— Это было давно?

— Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лтъ съ тхъ поръ прошло.

— И вы все время служили у капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной ‘Кобр’ шестнадцать лтъ, судья, потому что я любилъ капитана.

— А потомъ оставили службу на ‘Кобр’?

— Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ залив.

— Кому она принадлежала?

— Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала,— я не знаю, сэръ.

— Что вы длали посл того?

— Я остался въ Бриджтоун и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.

— А капитанъ?

— Капитанъ вернулся на пароход королевскаго флота.

— Это было пять лтъ тому назадъ? Когда же вы снова встртились съ нимъ?

Негръ заговорилъ нсколько упавшимъ голосомъ:

— Мн пришлось ухать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидлъ капитана…

— Когда это было?

— Въ сентябр. Я побжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мн и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять подетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.

— Для чего?

— Это тайна, судья. Разв я долженъ сказать?

— Конечно.

— Для того, чтобы разыскать кладъ, сэръ. Онъ хотлъ похать за кладомъ, сэръ. За кладомъ, опущеннымъ на дно. Онъ сказалъ это мн — и никому другому не говорилъ, судья.

Судья улыбнулся.

— Значитъ, капитанъ собирался въ Барбадосъ искать кладъ? А онъ разсказывалъ вамъ, что онъ длалъ въ эти четыре года?

— Онъ былъ капитаномъ на другомъ судн.

— На какомъ?

— Не знаю. Онъ плавалъ въ русскихъ водахъ, сэръ.

— Когда же вы должны были отправиться въ Барбадосъ?

— Очень скоро, соръ. Капитанъ только долженъ былъ сговориться съ судовладльцами. У нихъ о чемъ-то вышелъ споръ. О чемъ они спорили — не знаю. Я этихъ длъ не понимаю. А потомъ онъ заболлъ, сэръ.

— Когда вы его видли въ послдній разъ?

— Во вторникъ, судья. Во вторникъ днемъ. Въ два часа, сэръ.

— Ему было тогда лучше?

— Да, сэръ. Гораздо лучше. Онъ былъ совсмъ веселый.

— Что онъ сказалъ вамъ, когда вы его видли въ послдній разъ?

— Онъ сказалъ: ‘Мы скоро подемъ’. Онъ сказалъ, что закажетъ каюты на слдующей недл, сэръ.

— Вы не энаете, у капитана были друзья?

— У него былъ одинъ другъ — Коко, сэръ.

— А другихъ не было?

— Нтъ, сэръ.

— И никакихъ родныхъ?

Негръ не сразу отвтилъ.

— Да, сэръ,— сказалъ онъ наконецъ.— У него были родные.

— Кто же?

— У него былъ братъ, сэръ. Три недли тому назадъ я былъ съ нимъ у его брата въ ‘Обелискъ-Отел’, на Ватерло-Род. Я все это разсказывалъ вчера господамъ полицейскимъ. Дло было такъ, сэръ: въ среду утромъ я зашелъ провдать капитана — и вдругъ вижу его мертвое тло. Я зарыдалъ, сэръ… Тогда полицейскій сталъ предлагать мн дерзкіе вопросы, очень грубый онъ господинъ, этотъ полицейскій, сэръ.

— Хорошо, хорошо. Разскажите про брата. Вы говорите, что капитанъ былъ у него въ ‘Обелискъ-Отел’. Что же произошло между ними?

— Не спрашивайте меня, судья. Я не знаю. Я только слышалъ, что капитанъ очень сердито говорилъ съ своимъ братомъ.

— А посл того вы видли его брата?

— Нтъ, сэръ.

— Были у капитана еще другіе родные?

— Да, сэръ. У капитана была дочь. Но капитанъ уже давно сказалъ мн, что не хочетъ ничего о ней знать. Это потому, что она пошла на сцену. Втреная двчонка, сэръ. Капитанъ былъ очень сердитъ, когда я разъ шелъ съ нимъ по Кингсуэ и онъ показалъ мн ея портретъ на афиш.

— А! Какъ ея имя?

— Какъ она названа была на портрет?

— Да.

— Джиральда, сэръ.

Когда онъ произнесъ имя знаменитой актрисы, въ публик произошло замтное волненіе,— только судья, полицейскій и м-ръ Варко, присутствіе котораго Филиппъ замтилъ только въ эту минуту, сохранили невозмутимое выраженіе лица. За часъ до того у стола репортеровъ сидлъ только одинъ молодой человкъ — теперь тамъ сидло уже три репортера. Наступило молчаніе и слышно было только шипніе газа.

— Можете вы объяснить чмъ-нибудь убійство капитана?— спросилъ судья, понизивъ голосъ.

— Нтъ, судья, не могу,— слезливо проговорилъ негръ.

Судья посмотрлъ на присяжныхъ.

— Что вы знаете еще о клад?— спросилъ старшина присяжныхъ.

— Не спрашивайте меня! Не спрашивайте Коко!— молилъ негръ.— Капитанъ мн ничего не говорилъ.

Старшина придумалъ наконецъ важный вопросъ.

— Что вы длали во вторникъ ночью?— спросилъ онъ.

— Вы не обязаны отвтить на этотъ вопросъ, если не желаете,— быстро сказалъ судья.

— Я могу отвтить, судья,— сказалъ Коко, отирая глаза.— Я спалъ, какъ сплю каждую ночь. Я далъ мой адресъ полицейскому, сэръ.

М-ръ Варко подошелъ на цыпочкахъ къ судь и прошепталъ ему что-то на ухо.

— Засданіе прерывается. Продолженіе завтра, въ половин одиннадцатаго,— сказалъ судья, взглянувъ на часы.

VI.

Филиппъ почувствовалъ, въ своему собственному удивленію, что слдствіе его сильно взволновало. Образъ убитаго капитана все время стоялъ у него передъ глазами. Неожиданно раскрытое имя Джиральды тоже произвело на него сильное впечатлніе. Онъ думалъ о томъ, какъ гончія собаки правосудія, пока еще ничего не открывшія, набросятся на открывшіеся слды и въ конц концовъ выловятъ своимъ острымъ чутьемъ убійцу шести милліоновъ людей и предадутъ его неминуемой его судьб. Немыслимо, чтобы убійца могъ ускользнуть. Онъ вдь существуетъ въ эту минуту. Гд-нибудь, по всей вроятности въ самомъ Лондон, онъ живетъ, дышитъ и стъ и будетъ стараться заснуть ночью.

Филиппъ почти общалъ сэру Антони пообдать съ никъ, но ему хотлось остаться одному. Онъ скромно пообдалъ на Юстонъ-Род, и прошло много часовъ, прежде чмъ онъ ршился вернуться въ Угловый Домъ. Болзнь м-ссъ Оппотэри не позволила ей освободить ея комнату, и первую ночь посл убійства капитана Филиппъ провелъ въ квартир сэра Антони. А теперь освободилась именно комната капитана. Полиція окончила осмотръ, и м-ръ Гильгэ предложилъ ее — съ извиненіями — Филиппу. Посл нкотораго колебанія, Филиппъ согласился взять ее.

Войдя въ Угловый Домъ, онъ увидлъ м-ра Гильгэ, сидвшаго въ бюро. Они кивнули другъ другу головой въ знакъ привтствія, и Филиппъ поднялся наверхъ. Маленькая комната, освщенная электричествомъ, съ ея узкой зеленой кроватью, умывальникомъ, который могъ быть превращенъ въ туалетъ, съ кресломъ, вшалкой, гладкимъ паркетомъ и тремя снимками — по три пенса каждый — шедевровъ Національной Галереи, имла самый мирный видъ. Трудно было представить себ, что тутъ было совершено убійство. Филиппъ осмотрлъ комнату. Размры ея были такъ малы, что трудно было запереть дверь, не натолкнувшись на умывальникъ. Онъ осмотрлъ все съ острымъ любопытствомъ и заперъ дверь, прижавшись для этого къ кровати. Случайно онъ заглянулъ въ это время въ уголъ за дверью и увидлъ, что мальчики наскоро убрали комнату — вроятно, страшась долго оставаться въ ней. Они не подмели въ углу. Днемъ уголъ былъ въ тни, и только теперь, при электрическомъ свт, видно было, что тамъ лежитъ густой слой пыли. Филиппъ нагнулся и поднялъ маленькій предметъ янтарнаго цвта. Это былъ зубецъ отъ черепаховаго гребня. Сначала онъ не придалъ значенія находк, но потомъ сообразилъ, что зубецъ слишкомъ большой для мужского гребня и, наврное, отломился отъ женской гребенки.

Въ эту самую минуту электричество потухло,— оно горло только до двнадцати часовъ ночи.

Онъ легъ въ постель, но не могъ заснуть до пяти часовъ утра, отчасти потому, что ему пришлось быть въ бль, взятомъ у сэра Антони, его саквояжъ съ туалетными принадлежностями за-то исчезъ съ того времени, какъ онъ бросилъ его на полъ передней, выталкивая матроса.

Онъ всталъ позже, чмъ намревался, взялъ кэбъ и похалъ въ судъ. Зала была биткомъ набита публикой, и пришлось принести еще одинъ столъ для репортеровъ.

Допрашивали рабочаго, прокладывавшаго трубы на Кингсуэ.

— Сколько нужно времени, чтобы вырыть землю, зарыть трупъ и выровнять землю?

— Зависитъ отъ того, сдлаетъ ли это человкъ, понимающій дло, или такой, который не уметъ взять лопату въ руки.

— А тотъ, кто зарылъ трупъ, уметъ взять лопату въ руки?

— Да. Не хуже, чмъ я самъ.

— Работа была сдлана умлымъ человкомъ?

Да.

— Такъ сколько же на это могло понадобиться времени?

— Если работать поштучно, то около трехъ-четвертей часа и даже еще меньше. А при поденной плат можно провозиться и нсколько часовъ.

Судья сдержанно улыбнулся.

— Можете идти.

— Ну, а моя издержки?— проворчалъ рабочій.— Что же насчетъ издержекъ?— Его увели, и онъ все время повторялъ:— А издержки-то?

Слдующимъ свидтелемъ былъ ночной сторожъ, Чарли, котораго замщалъ Филиппъ. Онъ показалъ, что въ нему пришелъ мальчикъ лтъ двнадцати и сказалъ, что жена его заболла, вслдствіе чего онъ и оставилъ свой постъ. Вслдъ за нямъ выступили два боле почтенныхъ человка, хозяинъ ‘Обелискъ-Отеля ‘ на Ватерло-Род и м-ръ Оскаръ Токъ, директоръ театра ‘Метрополитенъ ‘.

Хозяинъ отеля показалъ, что человкъ, котораго Коко назвалъ братомъ убитаго, оставилъ отель въ пять часовъ, въ понедльникъ, 5-го числа, говоря, что вернется черезъ пять минутъ, и оставилъ пустой саквояжъ и неоплаченный счетъ на двадцать-два шиллинга и три пенса. Онъ боле не возвращался.

М-ръ Оскаръ Токъ показалъ, что днемъ 14-го октября онъ получилъ телеграмму отъ миссъ Джиральды о томъ, что она не можетъ играть въ этотъ вечеръ. Ея роль исполняетъ съ тхъ поръ дублёрша, такъ какъ миссъ Джиральда исчезла съ этого дня. Ея квартира на Шафтсбюри-Авенью заперта и прислуга разсчитана. Онъ ничего не зналъ о родн миссъ Джиральды. М-ръ Токъ, какъ и рабочій, былъ, видимо, раздраженъ противъ всего состава суда. Онъ такъ говорилъ, точно кто-то убилъ капитана Поликсфена только для того, чтобы сдлать ему непріятность.

Затмъ появился еще м-ръ Варко и сказалъ судь, что онъ тщательно осмотрлъ комнату убитаго и не нашелъ ничего, что могло бы навести на какой-нибудь слдъ. Посл того Филиппъ услышалъ свое имя, отчетливо произнесенное приставомъ, тогда онъ пошелъ на свидтельское мсто и принялъ присягу.

Судья осмотрлъ его быстрымъ холоднымъ взглядомъ.

— Что вы можете сказать намъ?— спросилъ судья.

Филиппъ разсказалъ, сначала нсколько взволнованнымъ голосомъ, но потомъ овладвъ своимъ возбужденіемъ, о томъ, какъ его подозвалъ ночной сторожъ и поручилъ ему замстить его, и о томъ, какъ, проснувшись отъ сна, онъ увидлъ таинственную фигуру, вышедшую изъ рва.

— Въ которомъ это было часу?

— Около трехъ часовъ ночи.

— Въ какомъ направленіи исчезла эта фигура, вошла въ Угловый Домъ или пошла, въ переулокъ?

— Я не могу сказать съ точностью, но кажется, что въ переулокъ.

— Что еще?

— Я нашелъ во рву обломокъ камня, на которомъ отпечатллся слдъ пальца,— кажется, окровавленнаго. Я положилъ его въ саквояжъ. Но саквояжъ гд-то затерялся.

— Затерялся?

— Да.

— Что еще?

Филиппъ показалъ зубецъ отъ гребня, найденный имъ за дверью. Судьи и присяжные осмотрли его — и онъ произвелъ сенсацію. Репортеры были въ восторг, предвидя сенсаціонное дло.

— Послушайте, м-ръ Мастерсъ, вы говорите, что были безъ гроша во вторникъ ночью, и что поэтому приняли предложеніе сторожа. Но теперь вы не имете вида человка безъ гроша. Напротивъ того, вы производите впечатлніе человка со средствами.

Филиппъ, одтый въ платье отъ одного изъ лучшихъ портныхъ, не говоря уже о черномъ галстук, выбранномъ Оксвичемъ, невольно смутился словами судьи. Несмотря на свою полную невинность, ему было непріятно, что правосудіе вмшивается въ его личныя дла. Онъ сказалъ судь, что его снабдилъ деньгами одинъ его другъ.

— А!— указалъ судья и сталъ опять глядть на портретъ принца Уэльскаго.

Филиппъ понялъ, что судь ничего больше отъ него не нужно, но что онъ остался при особомъ мнніи о немъ.

— Больше нтъ свидтелей,— тихо сказалъ судь приставъ.

— Простите,— произнесъ вдругъ твердый, густой контральто,— я прошу выслушать меня.

Полная женщина среднихъ лтъ, довольно большого роста, поднялась и направилась къ судь.

— Кто вы, сударыня?— спросилъ изумленный судья.

— Я м-съ Оппотэри,— отвтила женщина. Я была больна вчера и сегодня тоже должна была бы остаться въ постели, но, увидвъ сегодня утромъ, что мое имя попало въ газеты, я пришла возстановить свою репутацію.

— Если вы можете помочь слдствію,— сказалъ судья,— то мы охотно выслушаемъ васъ, но я не вижу, отчего могла бы пострадать ваша репутація.

— Какъ отчего?— возразила женщина.— По вашему…

— Успокойтесь, сударыня,— уговаривалъ ее судья,— и примите присягу.

Она приняла присягу какъ вдова Каролина Оппотэри.

— Говорите,— пригласилъ ее судья.

М-ссъ Оппотэри была очень представительная женщина, и лицо ея, лишенное женственной привлекательности, выражало рдкую силу характера. Оно было широкое, покрытое морщинами, съ тонкими, выразительными губами, съ темнымъ пушкомъ на верхней губ, съ толстымъ носомъ. Она была въ глубокомъ траур. На голов у нея была черная шляпа, руки, въ черныхъ перчаткахъ, были прижаты къ груди, и въ одной рук она держала портмонэ и платокъ съ черной каймой. Она была достойной представительницей почтеннаго пансіона м-ра Гильгэ.

— Вчера тутъ было сказано, что моя комната была рядомъ съ комнатой покойнаго капитана.— Она величественно взглянула на судью и бросила презрительный взглядъ на присяжныхъ.— Ну, такъ что же? Разв это моя вина?

— Послушайте, милая…

— Что я вамъ за милая!— оборвала она судью, который въ первый разъ не нашелся, что отвтить.

— Если это все, что вы можете намъ сказать…

— Нтъ, это вовсе не все. Да разв я не знаю, что въ Лондон сегодня вс начнутъ судачить, говорить, что м-ссъ Оппотэри жила рядомъ съ капитаномъ, что это происходило въ та комъ-то пансіон — я вотъ сплетня готова. Моя репутація погибла. Въ особенности, когда оказывается, что другой комнаты рядомъ съ капитаномъ не было. Такъ вотъ я пришла объяснить.

— Что?

— Проще всего я ужъ лучше сразу скажу, что обломокъ гребенки, что вотъ нашелъ этотъ франтъ за дверью у капитана,— принадлежитъ мн.

— Да?— сказалъ судья, побуждая ее продолжать показаніе.— Какъ же онъ попалъ туда?

— А вотъ какъ,— сказала м-ссъ Оппотэри.— Я была невстой капитана…

Она разразилась рыданіями — какъ разъ во-время, чтобы остановить взрывъ смха въ публик.

— Ваше обрученіе было тайное?— продолжалъ судья ласково разспрашивать ее.

— Да,— отвтила м-ссъ Оппотэри, сдерживая свое волненіе.— Генри не хотлъ огласки.

Судья и репортеры тотчасъ же отмтили, что убитаго звали Генри.

— А вы давно стали его невстой?

— Я перехала въ Угловый Домъ 11-го октября.

— Черезъ день посл того, какъ тамъ поселился капитанъ?— вставилъ судья.

— Кажется. Я капитану сразу понравилась. Онъ ничего не говорилъ,— онъ вообще былъ неразговорчивъ,— но я сразу это замтила. Поэтому я при первомъ удобномъ случа сказала ему, что я похоронила уже трехъ мужей. Это его не охладило. Я по его глазамъ видла, что онъ влюбленъ. Онъ какъ-то узналъ, что я по утрамъ хожу гулять въ садъ по близости, и сталъ приходить туда вслдъ за мной. Потомъ онъ заболлъ. Я ухаживала за нимъ немного, но такъ, чтобы никто не зналъ. Въ пансіонахъ нужно вести себя крайне осторожно, чтобы не пошли сплетни. Никто не видалъ меня поэтому въ его комнат. Потомъ онъ сдлалъ мн предложеніе. Говорилъ, что ни въ кого не влюблялся съ тхъ поръ, какъ жена его умерла — двадцать лтъ тому назадъ. Онъ спросилъ, согласна ли я соединять свою судьбу съ нимъ — и я согласилась. Тогда онъ поцловалъ меня, и у меня выпалъ гребень изъ головы, я наступила на него, и одинъ зубецъ отломался. Вотъ вамъ объясненіе находки, я предпочитаю сказать сама — все равно такія вещи обнаруживаются рано или поздно — и въ моемъ щекотливомъ положенія лучше ничего не утаивать.

— Когда онъ вамъ сдлалъ предложеніе?

— Въ прошлый понедльникъ.

— Т.-е., за день до его смерти?

— За день до того, какъ его убили!— горестно воскликнула м-ссъ Оппотэри.— Затмъ наступило молчаніе.

Обнаружившаяся идиллія произвела странное впечатлніе на всхъ присутствующихъ. Она казалась такимъ необычайнымъ смшеніемъ трагизма съ величайшимъ комизмомъ, что хотлось въ одно и то же время и смяться, и плакать.

— Какъ долго онъ ухаживалъ, прежде чмъ сдлалъ предложеніе?— спросилъ судья.

— Мы полюбили другъ друга съ первой минуты,— сказала женщина съ морщинистымъ лицомъ, которая воплощала для капитана Поликсфена вс чары женственности. И она сказала это такимъ голосомъ, что никто изъ ея слушателей не посмлъ шевельнуть мускуломъ.

— Подозрваете ли вы кого-нибудь въ убійств капитана?— спросилъ судья.

— Да,— отвтила она,— я знаю, кто его убилъ. Генри былъ капитаномъ на ‘Волг’, которая совершала рейсы въ Одессу.

— Какому обществу принадлежитъ ‘Волга’?

— Не знаю я. Откуда мн знать? Вы, мужчины, должны съумть сами разобраться. Пароходовъ ‘Волга’ не сорокъ штукъ, я полагаю?— Она сказала это оскорбленнымъ тономъ.

— Продолжайте,— сказалъ судья.

— Пароходъ его былъ въ одесскомъ порту, когда тамъ происходили безпорядки, и на него прибжалъ, ища защиты, офицеръ, котораго преслдовала толпа… Вожаки толпы потребовали отъ капитана его выдачи, но капитанъ не выдалъ его. Не таковскій онъ! Тогда капитанъ получилъ извщеніе отъ тайнаго общества о томъ, что онъ приговоренъ къ смерти. Я уврена, что капитанъ убитъ кмъ-нибудь изъ революціонеровъ. Я знаю это наврное.

— Какія у васъ основанія это думать?— спросилъ судья.

— Я прокралась въ комнату Генри сейчасъ посл того, какъ онъ вернулся домой, часовъ около девяти. Я хотла посмотрть, не повредила ли ему прогулка, въ комнат его былъ какой-то молодой человкъ — иностранецъ по виду. И Генри мн сказалъ: ‘Мн нужно переговорить съ этимъ господиномъ, м-ссъ Оппотэри’. Молодой человкъ поклонился мн на иностранный манеръ, и я вышла. Не думала я въ эту минуту, что можетъ случиться недоброе!

— Вы не видли, какъ ушелъ, этотъ таинственный незнакомецъ?

— И не видла, и не слышала. И больше я уже не видла капитана въ живыхъ!

— Вы не слышали никакого шума?

— Никакого. И уже не видла капитана больше въ живыхъ!— повторила она, поднося къ глазамъ платочекъ съ черной каймой.

— Я вамъ очень благодаренъ за ваше показаніе,— сказалъ судья.— Если у васъ нтъ ничего другого, что вы могли бы разсказать намъ, то вы можете идти.

— Простите, еще одинъ вопросъ,— сказалъ старшина присяжныхъ. М-ссъ Оппотэри обернулась къ нему съ видомъ разъяренной тигрицы.— Капитанъ не боялся, что его могутъ убить?

— Длалъ видъ, что не боялся,— отвтила м-ссъ Оппотэри.

Она оставила свидтельское мсто, и видъ ея, и ея показанія навели ужасъ на судью, на присяжныхъ и на публику. Нкоторые считали, что смерть спасла капитана отъ еще большаго несчастья, если онъ дйствительно собирался жениться на м-ссъ Оппотэри.

— Еще одинъ свидтель, сэръ,— сказалъ приставъ, подходя къ судь.— Только-что пришелъ.

— Кто онъ такой?

Очень прилично одтый молодой человкъ, очевидно служащій изъ Сити, поднялся и обратился къ судь.

— Мои принципалы поручили мн поспшить сюда, чтобы предложить вамъ, господинъ судья, ту помощь, которую они могутъ оказать вамъ.

— А кто ваши принципалы?

— Фаркаръ и Грэмъ изъ Канонъ-Стрита, судовладльцы-собственники ‘Волги’ и двухъ другихъ пароходовъ.

— Приведите его въ присяг,— сказалъ судья.

Новый свидтель назвался Ланцелотомъ Спригъ, служащимъ фирмы Грмъ, Фаркаръ и Грэмъ.

— Покойный капитанъ Поликсфенъ состоялъ на служб у вашей фирмы?— началъ допрашивать судья.

— Да, онъ служилъ у насъ. Но посл послдняго путешестія онъ ушелъ со службы.

— Когда это случилось?

— Недль семь тому назадъ.

— Онъ долго у васъ служилъ?

— Нсколько лтъ. Мои принципалы были довольны имъ.

— Онъ отказался только потому, что уже хотлъ уйти на покой?

— Да. По крайней мр, онъ не называлъ другой причины.

— Какихъ онъ былъ лтъ?

— Я полагаю, что ему было за шестьдесятъ.

— Значитъ, у него были кое-какія сбереженія, если онъ могъ оставить службу?

— У него было дв тысячи фунтовъ, положенныхъ въ наше дло. Онъ получалъ хорошіе дивиденды. И мои принципалы были поражены не только его внезапнымъ отказомъ отъ службы, но и ршительнымъ требованіемъ сейчасъ же вернуть ему весь капиталъ. Когда ему сказали, что нельзя сразу вынуть деньги безъ большой потери, онъ былъ очень огорченъ. Ему хотлось во что бы то ни стало какъ можно скоре получить вс свои деньги. Онъ нсколько разъ приходилъ къ намъ за ними. Наконецъ, мы удовлетворили его. Дв тысячи фунтовъ были ему выданы, и у насъ есть его росписка.

— Когда это случилось?

— Во вторникъ, часовъ около трехъ.

— Вы заплатили ему чекомъ?

— Да, сначала чекомъ. Но онъ былъ чудакъ во многихъ отношеніяхъ, и не любилъ чековъ. Онъ потребовалъ, чтобы ему вручили деньги банковыми билетами. Мы тогда попросили его сдлать надпись на чек, и послали человка въ Лойдъ-Банкъ взять деньги по чеку до закрытія кассы. Часовъ около четырехъ мы передали капитану Поликсфену деньги въ билетахъ и, кром того, двадцать-четыре фунта, шесть шиллинговъ и шесть пенсовъ золотомъ и серебромъ.

— Значитъ, онъ ушелъ отъ васъ съ этой суммой?

— Да.

Это показаніе произвело большую сенсацію.

— Вы записали нумера билетовъ?

— Конечно. Мн поручено сказать, что только сегодня утромъ мы узнали изъ газетъ о случившемся. Мы понятія не имли объ убійств капитана Поликсфена. Иначе мои принципалы предложили бы вамъ свои услуги уже вчера.

— Я очень благодаренъ вашимъ принципаламъ,— сказалъ судья съ легкимъ ироническимъ оттнкомъ въ голос.

— Не за что, сэръ.

На этомъ кончилась роль Ланцелота Сприга въ судебномъ разбирательств.

— М-ссъ Оппотэри!— позвалъ судья.

— Что вамъ угодно, сэръ?— Женщина въ траур поднялась съ мста.

— Говорилъ вамъ покойный капитанъ о томъ, что получилъ боле двухъ тысячъ фунтовъ?

— Я его не видла наедин посл того, какъ онъ вернулся изъ Сити.

— Но онъ вдь вернулся до обда, по показанію м-ра Гильгэ. Разв вы не видли его за столомъ?

— Видла, но мы сидли — изъ предосторожности — всегда на противоположныхъ концахъ стола.

— Онъ никогда не говорилъ вамъ, что у него скоро будетъ такая сумма?

— Я никогда не вызывала его на разговоры о деньгахъ,— сказала м-ссъ Оппотэри.— Я не изъ-за денегъ согласилась стать его женой.

— И вы все-таки полагаете, несмотря на показаніе судовладльцевъ, что его убійство — дло мести какого-нибудь тайнаго общества?

— Да,— сказала м-ссъ Оппотэри, и прибавила сердито: — дв тысячи фунтовъ были бы имъ полезны для революціи, я полагаю.

И вс присутствующіе подумали: ‘Вотъ необыкновенная женщина!’

— А что вы знаете объ исторіи съ кладомъ? съ Коко? Капитанъ съ вами объ этомъ не говорилъ?

— Ахъ, знаете ли,— пренебрежительно сказала м-ссъ Оппотэри,— это было невинное помшательство капитана. Я вышучивала это и только смялась надъ нимъ.

Ея глубокій голосъ странно дрожалъ въ густо заполненной людьми комнат. Въ воздух осталась дрожь и посл того какъ она замолчала и сла на мсто.

— Господа присяжные,— сказалъ судья, обращаясь къ нимъ,— вы слышали вс свидтельскія показанія, довольно разнорчивыя, но не очень спутанныя. Мы узнали, что покойный капитанъ ушелъ во вторникъ днемъ изъ пансіона Гильгэ посл того, какъ проболлъ недлю. Въ три часа онъ былъ въ контор господъ Грэма, Фаркера и Грэма. Тамъ онъ оставался приблизительно до четырехъ. Посл того видли, какъ онъ вернулся домой. Онъ, вроятно, пошелъ въ свою комнату. Потомъ обдалъ, какъ всегда. Затмъ онъ вышелъ на полчаса и вернулся около восьми. Куда онъ ходилъ,— никто изъ свидтелей не знаетъ. Изъ свидтелей позже всхъ его видла, вроятно, м-ссъ Оппотэри. Вы помните, что она говорила о присутствіи еще одного человка въ комнат. У насъ нтъ свидтельскихъ показаній относительно того, когда это второе лицо вошло въ домъ или вышло изъ него. Отъ того момента, когда м-ссъ Оппотэри на минутку зашла въ нему, и до слдующаго утра, мы теряемъ слдъ капитана. А потомъ мы находимъ его зарытымъ во рву насупротивъ дома. Докторъ предполагаетъ, что онъ умеръ часовъ въ двнадцать ночи.— Гд же онъ былъ убитъ, дома или на улиц? Единственное свидтельское показаніе относительно этого пункта — то, что никто не слышалъ шума на улиц: если бы его убили вн дома, было бы что-нибудь слышно. Но съ другой стороны — и это очень существенно — почему бы капитанъ ушелъ изъ дома тайкомъ, такъ какъ если онъ вышелъ изъ дому живымъ, то вышелъ непремнно чернымъ ходомъ? Конечно, нтъ невозможнаго въ предположеніи, что онъ вышелъ, такъ какъ свтъ тушится въ дом въ одиннадцать часовъ, а онъ умеръ только въ двнадцать.— Если онъ былъ убитъ въ дом, то или незнакомцемъ, котораго м-ссъ Оппотэри видла въ его комнат, или кмъ-нибудь изъ жильцовъ, или кмъ-нибудь, кто незамтно прокрался въ домъ. Убилъ ли его одинъ человкъ, или нсколько? Вы помните, что, по свидтельству доктора, капитанъ всилъ около одиннадцати стонъ, а такую тяжесть трудно снести одному по черной лстниц или спустить на веревкахъ изъ окна. Но — по свидтельству рабочаго, трупъ капитана былъ зарытъ опытной рукой,— опытная рука значитъ въ этомъ случа очень сильная рука — можетъ быть, такая, которая можетъ снести тяжесть въ одиннадцать стонъ безъ малйшаго шума. Докторское показаніе, указывающее на кровеизліянія въ мозгу и на поврежденіе дыхательныхъ центровъ, свидтельствуетъ, что смерть была по всей вроятности моментальной. Относительно мотивовъ преступленія вы слышали старую сказку о клад, которую невста убитаго капитана опровергаетъ. Вы слышали также довольно дикую исторію о мести русскаго тайнаго общества. И, наконецъ, установленъ фактъ, что у капитана въ карман было дв тысячи сто-двадцать-одинъ фунтъ, шесть шиллинговъ и шесть пенсовъ, и что эти деньги, вмст со всми его бумагами, исчезли. Я предоставляю вашей проницательности разобраться въ этихъ трехъ предположеніяхъ. Исчезновеніе родныхъ капитана — или странное совпаденіе, или боле чмъ совпаденіе — но я не думаю, что это обстоятельство повліяетъ на ваше ршеніе. Исчезновеніе саквояжа, принадлежащаго Филиппу Мастерсу, молодой человку, который не уметъ беречь своихъ вещей, тоже является страннымъ совпаденіемъ — такъ какъ въ саквояж было цнное вещественное доказательство. Если дйствительно слдъ пальца былъ въ крови, то это важно въ томъ отношеній, что, значитъ, убійца повредилъ палецъ, закапывая трупъ,— такъ какъ трупъ не имлъ наружныхъ пораненій.— Господа присяжные, я жду вашего заключенія.

Судья принялся что-то писать, точно вдругъ забылъ о существованіи присяжныхъ.

Шестнадцать присяжныхъ стали шептаться между собою съ поблднвшими серьезными лицами. Но, несмотря на желаніе старшины взвсить въ точности каждое обстоятельство, формальность совщанія не должна была длиться боле чмъ нсколько минутъ.

Старшина откашлялся.

— Мы того мннія,— сказалъ онъ громко,— что Генри Поликсфенъ былъ убитъ однимъ или нсколькими неизвстными людьми.

Публика устремилась къ дверямъ. Драма слдственнаго суда кончилась.

Выйдя изъ зданія суда, Филиппъ наткнулся на сэра Антони, которому не удалось проникнуть въ залу засданія.

— Филь!— крикнулъ баронетъ:— почему ты не пришелъ ко мн вчера? Я долженъ теб что-то разсказать.

XIV.

На слдующій день — это было въ воскресенье, въ сумерки — Филиппъ сидлъ, притаившись, въ контор мистера Гильгэ, какъ паукъ, подстерегающій добычу. Онъ раскинулъ паутину и все еще, надялся, что въ нее попадетъ выслживаемая имъ муха. Терпніе его, однако, уже почти истощилось. Цлое утро Филиппъ изучалъ слды пальцевъ на обломк водопроводной трубы. Онъ былъ увренъ, что это — слды отъ пальцевъ убійцы, и былъ увренъ также, что убійца все еще живетъ въ Угловомъ Дом. Онъ не тратилъ времени на разслдованіе вопроса о томъ, какимъ образомъ потерянный саквояжъ снова очутился въ его комнат. Вроятно, его нашелъ и занесъ въ нему Варко. Удовольствовавшись этимъ предположеніемъ, Филиппъ сосредоточилъ все вниманіе на отпечатк пальцевъ, и даже не считалъ нужнымъ отвчать на запросы, которые получалъ въ теченіе дня изъ редакціи ‘Курьера’.

Но Филиппъ не былъ экспертомъ въ сложномъ вопрос, имющемъ техническое названіе дактилографіи, понятія не имлъ о категоріяхъ и группахъ, на которыя распадаются отпечатки человческихъ пальцевъ. Едва-ли онъ даже зналъ, что Скотлендъ-Ярдъ иметъ милліонъ отпечатковъ, и что систематическій указатель преступниковъ, составленный по этимъ матеріаламъ — одно изъ міровыхъ чудесъ. Онъ не читалъ ученыхъ книгъ по этому вопросу, имлъ основаніе не отправляться въ Скотлэндъ-Ярдъ за справками, а сталъ самъ изучать отпечатокъ, имвшійся передъ его глазами, и ршилъ дйствовать, полагаясь, на свой здравый смыслъ. Онъ установилъ прежде всего, что это — отпечатокъ указательнаго пальца правой руки, затмъ — что рука у преступника короткая и неуклюжая, съ широкими плоскими концами пальцевъ. Кром того, онъ пришелъ въ убжденію, что рука эта была не привычная въ ручному труду, потому что линіи кожи были ясно обозначенныя, а не сморщенныя и спутанныя, какъ у рабочихъ. Чтобы установить личность преступника, нужно было получить отпечатки указательныхъ пальцевъ правой руки всхъ жильцовъ дома, и Филиппъ напалъ на практичный способъ достигнуть этой цли. Онъ воспользовался матеріалами для работы, оставленными въ корридор малярами, и приготовилъ дв пачки бумажныхъ полосъ, взявъ для этого свертокъ простыхъ зеленыхъ обоевъ, полосы одной пачки онъ покрылъ блой краской, а другой — лакомъ, просушеннымъ слегка передъ огнемъ. На это ушло все время до завтрака. Посл завтрака онъ, съ разршенія мистера Гильгэ, отвернулъ ручки у входныхъ дверей, укрпилъ двери при помощи маленькихъ дощечекъ, прибитыхъ въ полу, такъ, что между внутренней и наружной дверью оставалось пространство въ три, четыре дюйма. Кром того, онъ еще приклеилъ перпендикулярную полоску бумаги, покрытой полу-засохшей блой краской, въ вншней сторон внутренней двери и полоску съ полу-засохшимъ лакомъ — къ вншней сторон наружной двери. Разсуждалъ онъ такимъ образомъ. Всякій выходящій изъ дому, въ виду того, что ручки дверей вывернуты, непремнно прежде всего надавитъ всми пальцами правой руки на наружную сторону двери и потянетъ дверь къ себ. При этомъ на блой краск получится отпечатокъ пальцевъ — можетъ быть, и не вполн хорошій, но все-таки кое-какой, такъ какъ краска должна непремнно пристать въ пальцамъ. То же самое онъ несомннно продлаетъ съ наружной дверью, и на ней останется второй рядъ слдовъ. А каждый входящій человкъ оставитъ отпечатки своихъ пальцевъ въ обратномъ порядк.

Филиппъ пришелъ въ полный восторгъ отъ своей выдумки, наклеилъ первыя дв полосы обойной бумаги, положилъ на столъ подл себя дв пачки приготовленныхъ полосъ и среди этихъ хлопотъ совершенно забылъ, что общалъ м-ссъ Оппотери быть на похоронахъ капитана, а на полученное по телефону приглашеніе отъ сэра Антони пріхать въ нему онъ даже не отвтилъ.

Онъ ждалъ съ нетерпніемъ момента, когда кто-нибудь войдетъ или выйдетъ изъ дому, но точно нарочно въ этотъ день было необычайно тихо. Никто не приходилъ — не являлись даже репортеры и сыщики. Наконецъ, Филиппъ услышалъ чьи-то шаги по лстниц, и сердце забилось у него отъ волненія. Сошелъ мужчина, но онъ былъ въ перчаткахъ. Филиппъ забылъ о пресловутой свтскости жильцовъ Угловато Дома. Онъ съ бшенствомъ содралъ наклеенныя бумажки посл ухода жильца въ, перчаткахъ и наклеилъ новыя, все таки ршивъ продолжать опытъ. Приходили затмъ люди въ перчаткахъ и безъ перчатокъ, и послдніе оставляли или очень неразборчивые отпечатки пальцевъ, или же отпечатки, въ которыхъ не было ничего похожаго на изученный Филиппомъ типъ.

Наступили сумерки, и запасъ приготовленныхъ Филиппомъ бумажекъ сталъ сокращаться. Онъ увидлъ, что, можетъ быть, придется продолжать эти опыты нсколько дней.

Черезъ нсколько времени Филиппъ услышалъ звукъ остановившагося передъ дверью кэба и выглянулъ въ окно. Изъ громоздкой кареты выходила м-ссъ Оппотери, очевидно возвращавшаяся съ похоронъ. Онъ сочувствовалъ ея горю, но былъ очень недоволенъ ея появленіемъ, такъ какъ уже напрасно потратилъ нсколько полосъ бумаги на женщинъ, входившихъ въ домъ. Она долго спорила о чемъ-то съ кучеромъ и медленно вынимала деньги, снявъ перчатки. Когда она поднималась на крыльцо, Филиппъ спрятался въ уголъ, боясь, что она, увидавъ его, упрекнетъ его за то, что онъ не былъ на похоронахъ. Когда она прошла и поднялась на лстницу, онъ вышелъ перемнить бумажки, и въ это время спокойно поднимался по ступенькамъ и быстро вошелъ въ домъ молодой человкъ въ черной одежд. Это былъ Джонъ Мередитъ, котораго Филиппъ въ этотъ день еще не видлъ. Филиппъ самъ не могъ понять, почему его такъ странно взволновалъ видъ Мередита, и почему онъ не могъ сразу ршиться снять и разсмотрть полоски. Онъ даже обрадовался, когда на крыльцо вбжалъ газетчикъ и раскрылъ об двери, подавая нумера воскресныхъ газетъ.

Газетчикъ ушелъ, Филиппъ дрожащей рукой снялъ полосы шагъ и понесъ ихъ въ контору. Лакированная бумага, приклеенная къ наружной двери, носила только слды смутныхъ трехъ пятенъ, но на другой полоск очень ясно отпечатались за покрытой лакомъ блой краск три ряда пальцевъ: наверху мужскихъ, затмъ женскихъ, затмъ — пальцевъ газетчика. У Филиппа забилось сердце, когда онъ сталъ разглядывать первые отпечатки. Онъ взялъ обломокъ камня, положилъ рядомъ съ бумажкой и, съ увеличительнымъ стекломъ въ рукахъ, сталъ сравнивать. Не было ни малйшаго сомннія. Отпечатокъ пальца на камн и на бумаг былъ одинъ и тотъ же. Не давая себ времени подумать, Филиппъ вышелъ изъ конторы, думая, что Мередитъ еще въ передней. Мередитъ въ это время снова спускался съ лстницы, очень блдный. Онъ видимо торопился. Страшный шрамъ казался багровымъ на его бломъ лиц.

— Пожалуйста, войдите сюда,— сказалъ Филиппъ. У него такъ пересохло во рту, что онъ едва могъ говорить.— Мн нужно сказать вамъ нсколько словъ.

Мередитъ вошелъ въ контору. Филиппъ выслалъ находившагося тамъ мальчика и закрылъ дверь. У него было странное желаніе уговорить Мередита ухать сейчасъ же навсегда изъ Англіи.

— Что случилось?— спросилъ Мередитъ.

— Я вамъ сейчасъ скажу,— отвтилъ Филиппъ.— Отпечатокъ пальца за этомъ камн сдланъ убійцей капитана Поликсфена, а отпечатокъ за этой бумаг сдланъ вами. Они абсолютно одинаковы. Я устроилъ ловушку для убійцы, и въ нее попались вы. Что вы имете сказать?

— Что?— воскликнулъ молодой человкъ, глядя на бумагу.— Который отпечатокъ?

— Вотъ этотъ.

— Но вдь это не можетъ быть отпечаткомъ моихъ маленькихъ пальцевъ,— сказалъ Мередитъ со страннымъ спокойствіемъ, понявъ, въ чемъ заключалась ловушка.— Вотъ моя рука. Взгляните сами.— Его голосъ былъ убдителенъ и очарователенъ попрежнему.

Мастерсъ быстро взялъ его протянутую руку. У него были длинные, тонкіе пальцы, а верхніе отпечатки были широкіе и грубые.

— У васъ рука какъ у женщины,— сказалъ Филиппъ, не выпуская пальцевъ, имвшихъ для него какое-то странное очарованіе.

Юноша быстро отдернулъ руку, слъ на стулъ и разрыдался.

— Это женская рука,— сказалъ Мередитъ.— Я дочь капитана Поликсфена.

— Боже мой! Вы Джиральда?

Мередитъ кивнулъ головой, поднявъ глаза на Филиппа.

XV.

Признаніе Мередита, оказавшагося Джиральдой, преисполнило Филиппа радостью, о причинахъ которой онъ пока не хотлъ разсуждать. Онъ только понялъ теперь, почему его такъ привлекалъ странный юноша, возбуждая въ немъ желаніе защитить его. Теперь ему было даже странно, что онъ раньше не догадался.

— Не понимаю,— сказалъ Филиппъ,— какъ это я не узналъ васъ. Вдь я видлъ вашъ портретъ въ клуб, и портретъ этотъ преслдовалъ меня какъ живой образъ.

— Ничего удивительнаго въ этомъ нтъ,— отвтила Мэри Поликсфенъ.— Я отлично умю мнять свою наружность. Вдь я семь лтъ играла только роли мальчиковъ — у меня для этого подходящій ростъ — и привыкла къ мужскому платью. Къ тому же шрамъ очень сильно мняетъ мое лицо.

— Откуда у васъ этотъ страшный шрамъ?

— Я каждый день навожу его краской,— объяснила Мэри.— Я какъ-то случайно открыла, что шрамъ на лиц длаетъ его неузнаваемымъ, и воспользовалась этимъ теперь.

— Значитъ, вы можете смыть его, когда захотите?

— Конечно.

— Я очень, очень радъ, миссъ Поликсфенъ!— сказалъ Филиппъ съ видимымъ облегченіемъ.

— Вотъ жаль,— сказала она,— что волосы-то не такъ легко отростутъ.

— А теперь, миссъ Поликсфенъ,— сказалъ Филиппъ, помолчавъ,— перейдемте въ дламъ.— Скажите мн прежде всего, почему вы здсь, въ мужскомъ плать? Я знаю, что у васъ большое горе, что вы въ затруднительномъ положеніи, и увренъ, что могу помочь вамъ.

— Чмъ вы можете помочь мн?— робко спросила она.

— Я это вамъ скажу посл того, какъ мы поговоримъ. Разскажите мн все. Я готовъ сдлать многое — очень многое для васъ. Не буду уврять васъ, что готовъ отдать всю жизнь, чтобы оказать вамъ малйшую услугу. Такія признанія звучатъ глупо. Поврьте только,— сказалъ онъ съ глубокой искренностью,— что вы можете располагать мною по своему усмотрнію.

— Это правда?— сказала она тономъ очаровательнаго полусомннія, полувызова. И въ тон ея было также что-то царственное. Наконецъ, онъ увидлъ въ ней ту красавицу-актрису, которой поклонялся весь Лондонъ. Но она казалась вовсе не избалованною общимъ поклоненіемъ, хотя и сознающею свою силу, привыкшею къ преданности и готовности всхъ служить ей.

— Правда,— повторилъ онъ.

Они обмнялись взглядомъ, въ которомъ все было сказано. Двушка выразила свое довріе, а Филиппъ — свою готовность защищать ее всю жизнь.

— Мы можемъ свободно говорить здсь?— спросила Мэри Поликсфенъ, садясь на стулъ.

— Вполн,— сказалъ Филиппъ.— Дверь закрыта, и я слжу за ней. Ну, а теперь скажите мн, почему вы здсь — и въ такомъ вид?

— Я перехала сюда, чтобы быть подл моего отца и охранять его,— а если бы мой бдный отецъ зналъ, что я здсь, онъ бы сейчасъ ухалъ.

— Вы разв были съ нимъ въ дурныхъ отношеніяхъ?

— Да, мы не видались уже нсколько лтъ. Мн это было очень больно, но я ничего не могла подлать. Онъ не хотлъ, чтобы я сдлалась актрисой, а у меня страсть къ театру была въ крови. Отецъ ненавидлъ сцену, имя для этого нкоторое основаніе. Онъ оставилъ меня школьницей въ Соутэнд и отправился въ плаваніе,— а вернувшись, узналъ, что я поступила въ маленькую провинціальную труппу. Написать ему объ этомъ я не ршалась, и мой поступокъ былъ для него страшнымъ и неожиданнымъ ударомъ.

— Ваша мать уже умерла въ то время?

— Она умерла, когда я была еще ребенкомъ. Я была очень развитой двочкой, и въ пятнадцать лтъ школа мн уже надола. Дваться мн было некуда, съ отцомъ я была въ хорошихъ отношеніяхъ, но все-таки никогда бы не согласилась плавать съ нимъ на скверномъ коммерческомъ судн. У меня были родственники въ Соутэнд, но такіе, что жить съ ними было невыносимо. Слишкомъ мелкіе люди. Я ршила устроиться самостоятельно, сама зарабатывать себ пропитаніе. А въ такихъ случаяхъ нельзя выбирать по желанію. Мн представилась возможность быть на сцен, и хотя я знала, что отецъ будетъ очень огорченъ, но не могла считаться съ этимъ. Онъ бы не понялъ меня — и потребовалъ бы, чтобы я или сопровождала его въ плаваніи на торговомъ судн, или бы жила съ родственниками. Это было бы то же самое, какъ потребовать отъ него, чтобы онъ бросилъ свое дло и поступилъ на сцену. Когда онъ вернулся изъ плаванія, мы съ нимъ видлись. Я играла неподалеку отъ того мста, гд грузился его пароходъ. Онъ пришелъ ко мн, и у насъ произошло объясненіе. Это былъ самый тяжелый день въ моей жизни,— страшне его былъ только день посл смерти отца. Подумайте: мн было тогда пятнадцать лтъ, а ему пятьдесятъ. Какъ же намъ было понять другъ друга? Отецъ мой любилъ меня,— но есть чувства и мысли сильне любви. Мы разстались навсегда. Не буду вамъ повторять, что онъ мн тогда сказалъ. У меня и тогда былъ сильный характеръ, я устояла противъ его просьбъ и угрозъ. Съ тхъ поръ мы больше не видлись. Я дважды пробовала примириться съ нимъ — разъ, когда мн было восемнадцать лтъ, а во второй разъ — въ двадцать-одинъ годъ. Но об попытки были безполезны. Предразсудокъ отца противъ сцены убилъ его любовь во мн. Онъ снова ухалъ въ плаваніе, и я потеряла его изъ виду, не могла слдить за его передвиженіями. Я даже не знала, живъ ли онъ, никогда о немъ не говорила, и мои знакомые думали, что я сирота. Конечно, сознаюсь, меня настолько поглощала сцена, что я сама недостаточно энергично заботилась о сохраненіи связи. Сначала я посылала поздравленія отцу въ день его рожденія и къ Рождеству, выбирая самыя красивыя поздравительныя карточки. Потомъ не знала, куда посылать… Правда, вдь, что все это очень грустно?— спросила она быстро измнившимся скорбнымъ голосомъ.

Филиппъ едва могъ говорить — до того его волновала судьба бдной двушки.

— Почему же ваши родственники не старались вліять на капитана?

— Они ничего не могли сдлать. Они очень милые, мирные люди, и боялись разсердить отца, вступаясь за меня. Они и теперь еще живутъ въ Соутэнд, и едва ли даже слыхали о смерти отца.

— А другихъ родственниковъ, кром этой семьи въ Соутэнд, у васъ нтъ?

— Есть,— отвтила Мэри, понизивъ голосъ.— Есть братъ моего отца, мой дядя Вальтеръ Поликсфенъ. Но…

— Но что?

У Мэри показались слезы на глазахъ.

— Вотъ именно дядя Вальтеръ…— она остановилась и должна была собраться съ силами, чтобы продолжать.— Я должна вамъ объяснить все относительно его,— сказала она.— Хотя я никогда его не видла — по крайней мр, надюсь, что не видла — все же мн кажется, что я его хорошо знаю.

— Какимъ образомъ?

— По описаніямъ отца, а потомъ по разсказамъ родственниковъ въ Соутэнд. Вальтеръ Поликсфенъ былъ на десять лтъ моложе моего отца, онъ былъ необыкновенно уменъ и страшно вспыльчивъ съ дтства. Отецъ говорилъ, что съ нимъ нельзя было справиться, когда онъ былъ еще десятилтнимъ мальчикомъ. Его выгнали изъ трехъ школъ въ Соутэнд, прежде чмъ ему исполнилось двнадцать лтъ. Онъ никого не слушался. Онъ разъ заперъ другого мальчика въ деревянный сарай и хотлъ поджечь его за то, что тотъ не далъ ему яблоко. Мальчикъ спасся только чудомъ. У Вальтера не было никакой жалости къ животнымъ. И все-таки, по разсказамъ отца, онъ умлъ, когда было нужно, казаться обаятельнымъ. Въ восемнадцать лтъ онъ женился на женщин, которая могла бы быть ему матерью.

— Интересный молодой человкъ!— замтилъ Филиппъ.

— Вы полагаете?— сказала Мэри.— У него была страсть въ сцен. Поэтому отецъ мой такъ ненавидлъ театръ. Но дяд очень скоро надола сцена — можетъ быть, и со мной будетъ то же самое. Въ девятнадцать лтъ онъ игралъ роли стариковъ, былъ знаменитъ въ Истъ-Энд и, какъ говорятъ, подавалъ большія надежды. Однажды, во время представленія, онъ закололъ одного актера на сцен. Предполагалось, что это былъ несчастный случай, но, судя по нкоторымъ даннымъ, случайность тутъ была ни при чемъ. Ну, да все это происходило тридцать лтъ тому назадъ. Онъ ухалъ въ Америку съ женой, черезъ нкоторое время бросилъ ее, а потомъ снова сошелся, когда она получила наслдство. Посл того она умерла — и опять-таки есть предположеніе, что онъ ее убилъ. Объ этомъ поднятъ былъ шумъ въ газетахъ. Дяд пришлось исчезнуть — и онъ исчезъ. Посл того онъ странствовалъ по всему свту, участвовалъ въ революціи въ Уругва, имлъ циркъ къ Іокогам. Отецъ рдко слышалъ о немъ, но онъ всегда зналъ, гд находится отецъ, и часто обращался въ нему съ денежными просьбами. Отецъ ему давалъ деньги, хотя, быть можетъ, и не слдовало этого длать. Отецъ былъ, кажется, привязанъ къ нему и нсколько боялся его.

— Это тотъ братъ, который упоминался на судебномъ слдствіи?

— Да, у отца былъ только одинъ братъ.

— Такъ онъ, значитъ, въ Лондон?

— Да, боюсь, что онъ здсь… Я его никогда въ жизни не видла, но получила недли три тому назадъ странное письмо отъ него. Изъ-за этого письма я перехала сюда. Вотъ оно, судите сами.

Она остановилась, медленно вынула письмо изъ кармана пальто, и вотъ что Филиппъ прочелъ въ немъ,

‘Дорогая Мэри, это теб пишетъ твой старый дядя Вальтеръ, про котораго ты, вроятно, слыхала. Отецъ твой глупецъ, и хорошо бы, если бы ты его образумила. Не то ему будетъ худо. Онъ сталъ упрямъ подъ старость. Онъ оставилъ свое дло и затялъ самую прибыльную денежную аферу, о какой я когда-либо слышалъ. Самъ онъ съ нею не справится. Я могъ бы помочь ему боле чмъ кто-либо, но онъ не хочетъ. Я писалъ ему, что голодаю, а онъ прислалъ двадцать фунтовъ. Не въ двадцати фунтахъ тутъ дло, а въ двадцати тысячахъ и больше. Я прошу только половину доходовъ,— и это справедливо, потому что всю работу я беру на себя. Онъ бы по глупости только испортилъ все. Я и не зналъ до сихъ поръ, до чего онъ упрямъ. Но теперь онъ долженъ уступить. Я вдь человкъ прямодушный, это — мое главное качество. Ты, говорятъ, въ ссор съ отцомъ? Совтую теб помириться съ нимъ и объяснить ему, что я предлагаю ему дло серьезное — и что не слдуетъ выводить меня изъ терпнія. Не то будетъ плохо. Онъ, видно, забылъ, каковъ у меня нравъ. Скажи ему, что если онъ не приметъ мое предложеніе, то ужъ я постараюсь, чтобы онъ ни гроша пользы для себя не получилъ. Скажи ему это.— Твой любящій дядя Вальтеръ Поликсфенъ’.

‘Р.-S. Твой отецъ теперь живетъ — или скоро будетъ жить въ Угловомъ Дом въ Стрэнджъ-Стритъ, Кингсуэ’.

Филиппъ сложилъ снова письмо и, передавая его обратно Мэри,— сказалъ:

— Вы, конечно, испугались его угрозы?

— Конечно. Я ршила повидаться съ отцомъ и написала ему письмо — но, вмсто отвта, я получила мое письмо обратно не открытымъ, но разорваннымъ и положеннымъ въ конвертъ. Посл того я получила телеграмму отъ дяди, приблизительно такого содержанія: ‘Торопись, отецъ твой въ Угловомъ Дом’. Тогда я ршила поселиться здсь вотъ въ этомъ вид. Предупредить полицію я не имла достаточнаго основанія, но все-таки была очень встревожена. Отецъ понятія не имлъ о томъ, кто я.

У меня не было никакого плана дйствія. Я слдила за отцомъ, который показался мн очень измнившимся и постарвшимъ, слдила за всми его движеніями, ждала какого-нибудь счастливаго случая, который бы все измнилъ,— и вотъ чмъ все кончилось.

Она закрыла лицо руками и помолчала.

— Вы можете представить себ, что я перетерпла, узнавъ въ среду утромъ объ убійств отца. И нужно было не выдать себя, длать видъ, что я интересуюсь убійствомъ только изъ любопытства. У меня не было никакихъ предположеній. Я за послднее время не замтила ничего подозрительнаго — иначе бы предупредила отца, и онъ ухалъ бы.

— Бдная! Сколько вы выстрадали! — взволнованно воскликнулъ Филиппъ.— А я-то еще ворвался къ вамъ ночью. Какимъ вы сочли меня, вроятно, назойливымъ!

— Напротивъ того,— сказала Мэри съ грустной улыбкой:— я удивлялась вашей деликатности и вашему участію, не понимая его.

— Скажите,— спросилъ Филиппъ,— вы не замтили, что вашъ отецъ ухаживалъ за м-ссъ Оппотери?

— Нтъ.— И на слдствіи меня боле всего удивило именно показаніе м-ссъ Оппотери.

— М-ссъ Оппотери — медленно произнесъ Филиппъ — несомннно причастна къ убійству. Отпечатки пальцевъ — ея, и это для меня самое убдительное доказательство. Она вообще очень подозрительная особа. Вчера она представилась, что ей дурно, и въ это время выкрала два банковыхъ билета изъ моего кармана и замнила ихъ другими. И странно,— мн въ голову не приходило подозрвать ее, пока вы не показали, что это отпечатокъ не вашихъ пальцевъ.

— Я слдила за м-ссъ Оппотери два дня и пришла къ убжденію — я васъ сейчасъ очень поражу — что это дядя Вальтеръ.

— Что за фантазія!

— Это онъ — могу васъ уврить. Я была на похоронахъ моего бднаго отца, и тамъ была м-ссъ Оппотери — только она одна и была, кром меня, изъ жильцовъ нашего дома. Мн показалось, что она съ какимъ-то особеннымъ удовольствіемъ разыгрываетъ комедію печали. И въ ея походк я открыла странное сходство съ походкой моего отца. Я тогда поняла, что это — дядя Вальтеръ.

Мэри поднялась съ мста. Она была страшно взволнована.

— Только онъ одинъ могъ задумать и выполнить до конца такое преступленіе!— воскликнула она.— Все его показаніе было выдумано съ начала до конца. При его любви въ актерству, ему пріятно было представиться женщиной и даже невстой человка, котораго онъ убилъ, и сочинять небылицы о таинственныхъ незнакомцахъ и русскихъ тайныхъ обществахъ.

— Если то, что вы говорите, правда,— отвтилъ Филнопъ,— то Вальтеръ Поликсфенъ — геніальный преступникъ. Мы скоро это узнаемъ.

— Что же мы теперь сдлаемъ?

— Я пойду въ комнату м-ссъ Оппотери. Она — или онъ — вернулся какъ разъ передъ вами.

XVI.

— Васъ я съ собой не возьму,— сказалъ Филиппъ властнымъ тономъ, такъ какъ боялся подвергать ее опасности. Мэри Поликсфенъ, привыкшая къ преклоненію и повиновенію своихъ поклонниковъ, была поражена этимъ покровительственно-авторитетнымъ тономъ старшаго брата, какимъ съ ней заговорилъ Филиппъ. Но ей это покровительство казалось пріятнымъ, и она повиновалась.

— Но я могу пройти наверхъ въ мою комнату и слушать, стоя у лстницы?— спросила она.

Противъ этого Филиппъ ничего не могъ возразить, и они поднялись вмст, причемъ Филиппъ прошелъ мимо толпившихся въ передней полицейскихъ и репортеровъ, не удостаивая ихъ взглядомъ. Сдланное имъ важное открытіе наполняло его гордостью. Но еще боле волновало его другое чувство. Поднимаясь по лстниц рядомъ съ мнимымъ Мередитомъ и зная, кто онъ, Филиппъ чувствовалъ глубокую радость. Весь міръ казался ему прекраснымъ. На земл точно не было печали,— вся жизнь превратилась въ любовь и радость. Все прежнее казалось пустымъ, ничтожнымъ. Онъ въ первый разъ въ жизни полюбилъ.

Конечно, смерть капитана была трагична, а печаль Мэри велика, ему слдовало бы тоже поэтому быть печальнымъ. Но, глядя на нее въ ея нелпомъ мужскомъ плать, съ нарисованнымъ шрамомъ, онъ чувствовалъ таинственную силу ея чаръ, и его захватывало счастье. Она еще свободна… Будущее, предстаилось ему въ самыхъ радужныхъ краскахъ.

— Что вы теперь намрены длать?— спросила Мэри.

— Это зависитъ отъ обстоятельствъ. Я буду руководствоваться тмъ, что скажетъ м-ссъ Оппотери. Къ счастью, внизу есть полицейскій. Общаю вамъ одно — что м-ссъ Оппотери не выйдетъ отсюда.

— Есть у васъ револьверъ?

— Револьверъ? Зачмъ?

— На всякій случай я дамъ вамъ мой,— сказала Мэри. Она быстро вошла въ свою комнату и вышла оттуда съ револьверомъ въ рукахъ.— Вотъ вамъ,— сказала она,— онъ заряженъ.

Онъ поблагодарилъ и сунулъ револьверъ въ карманъ, подойдя къ двери м-ссъ Оппотери, онъ постучалъ, но не получилъ отвта.

Мэри слдила за Филиппомъ, стоя у своей двери. Филиппъ сталъ стучать громче, но, не получая отвта, ршилъ войти, онъ толкнулъ дверь — комната была пуста. Онъ зажегъ электричество, оглянулся и вдругъ услышалъ за собой легкій шумъ. Быстро обернувшись, онъ увидлъ Мэри. Она была очень блдна.

— Будьте осторожны,— взволнованно сказала она, и сама вошла въ комнату, чтобы раздлить опасность, которой подвергался Филиппъ. Убдившись однако, что въ комнат дйствительно никого нтъ, она успокоилась. Филиппъ заперъ дверь и принялся за тщательный обыскъ.

Комната была въ полномъ порядк. За дверью, на крючкахъ, висло женское платье.

— Воображаю, какая талія!— сказала Мэри, и, сложивъ вдвое юбку мнимой м-ссъ Оппотери, свободно застегнула ее на себ.

— Тридцать-семь дюймовъ,— сказала она, повсивъ юбку на мсто, но тутъ же объяснила, что бываютъ женщины съ еще боле широкой таліей. Они продолжали осмотръ, нсколько совстясь трогать вещи, расположенныя необыкновенно аккуратно. Они нашли нсколько паръ сапогъ — не очень большихъ размровъ, затмъ, въ шкапу, перчатки, ленты, вуали и равныя мелочи. Филиппъ открылъ небольшой чемоданъ, который оказался пустымъ. Но Мэри, продолжая розыски, обратила вниманіе на пачку чулковъ, очень тяжелую на ощупь. Осмотрвъ внимательне, они нашли спрятанныя тамъ деньги — около четырехъ фунтовъ золотомъ и серебромъ. На этомъ они покончили свой обыскъ, боясь возвращенія м-ссъ Оппотери, и вышли, стараясь не оставить никакихъ слдовъ своего посщенія.

Филиппъ предложилъ Мэри надть шляпу и выйти съ нимъ на улицу, такъ какъ ему нужно было съ ней поговорить, а онъ не ршался свободно говорить въ этихъ стнахъ.

Черезъ нсколько минутъ они шли по почти пустынному Кингсуэ, и Филиппъ, посл нкотораго молчанія, наконецъ сказалъ:

— Простите, миссъ Поликсфенъ, но такъ не можетъ продолжаться. У васъ нтъ никакой причины ходить теперь въ мужскомъ плать. Я бы настоятельно совтовалъ вамъ стать снова женщиной.

Ему хотлось прибавить, что ему лично очень тяжело видть ее въ неподобающемъ вид, но онъ не ршился.

— Конечно,— задумчиво сказала она.— Но если я снова превращусь въ Джиральду, то это возбудитъ сенсацію, и опять начнется возня съ сыщиками и всякія непріятности.

Но Филиппъ, съ непонятнымъ для него самого упрямствомъ, продолжалъ настаивать на необходимости для Мэри бросить неподходящее платье, причемъ доказывалъ ей, что не нужно непремнно снова стать Джиральдой и возвращаться въ свою квартиру. Онъ предложилъ ей просто одться въ женское платье и нанять гд-нибудь комнату.

— Гд же я достану нужное мн платье — да еще въ воскресенье?— задумчиво сказала Мэри, и тотчасъ же прибавила:— Впрочемъ, я могу похать въ Гарри Старку. Ему я безусловно врю.

— Къ Гарри Старку?

— Да. Это знаменитый костюмеръ. Онъ живетъ на Веллингтонъ-Стрит.

Филиппъ остановилъ прозжавшій мимо кэбъ и усадилъ въ него Джиральду, настоявъ на томъ, чтобы она похала къ своему костюмеру, и назначилъ ей свиданіе черезъ часъ, на углу Боу-Стритъ и Лонгакра.

Мэри Поликсфенъ поддалась гипнозу его дружески-авторитетнаго тона и повиновалась его распоряженіямъ. Она общала быть въ четверть восьмого на условленномъ мст свиданія.

Филиппъ смотрлъ вслдъ отъзжавшему экипажу съ чувствомъ неизъяснимаго блаженства. Его волновало до слезъ довріе Мэри. Обстоятельства складывались въ какой-то чудесный сонъ. Еще два часа тому назадъ она была для него Джономъ Мередитомъ,— а теперь стала единственной женщиной въ мір, причемъ и онъ для нея — больше, чмъ кто бы то ни было, въ Лондон. Такъ, по крайней мр, онъ думалъ и надялся.

XVII.

Филиппу пришлось долго ждать на условленномъ мст, такъ какъ онъ пришелъ слишкомъ рано. До того, какъ пробило четверть восьмого, онъ былъ совершенно спокоенъ, но потомъ уже каждая минута начинала казаться ему вчностью. Онъ ходилъ, стоялъ, волновался, читалъ по сотн разъ одн и т же афиши, и прошло боле часа, пока наконецъ онъ увидлъ кэбъ, остановившійся у самаго угла, онъ ршилъ, что она тамъ ждетъ его, и на этотъ разъ не ошибся. Она извинилась за промедленіе съ милой улыбкой, отъ которой сразу изгладилось у него воспоминаніе о долгомъ ожиданіи.

— Куда же мы направимся теперь?— спросила она.

— Вотъ увидите,— отвтилъ Филиппъ. Онъ назвалъ кучеру Гановеръ-Стритъ, слъ подл нея, и они похали.

Онъ длалъ видъ, будто даже не замчаетъ перемны въ Мэри, но на самомъ дл былъ сильно пораженъ. Онъ бы никогда не поврилъ, что платье можетъ такъ перемнить человка. На Мэри былъ изящный простой траурный костюмъ, и она казалась въ немъ обаятельной. Ему даже непріятно было вспомнить, глядя на нее теперь, что глупый, нелпый Тони семьдесятъ-три вечера подъ-рядъ смлъ надодать ей своимъ присутствіемъ въ театр…

На вопросъ, куда они дутъ,— Филиппъ объяснилъ, наконецъ, Мэри, что такъ какъ она не обдала,— ‘да и не завтракала’, прибавила она сама,— то они дутъ въ знакомый ему ресторанъ, гд можно пообдать не на виду у всхъ, а въ отдльной комнат. По дорог она разсказала ему, какъ мистеръ Старкъ снабдилъ ее всмъ нужнымъ и помогъ ей принять свой естественный видъ.

— А шрамъ исчезъ?— спросилъ Филиппъ.

— Совершенно,— съ улыбкой отвтила она и подняла вуаль. Черты нжнаго лица, улыбка Мэри окончательно покорили Филиппа.— ‘Только съ этой минуты начинается моя жизнь’,— подумалъ онъ.

Выбранный Филиппомъ ресторанъ посщался избранной публикой, но отличался тишиной. Филиппъ и миссъ Поликсфенъ прошли, никмъ не замченные, въ одинъ изъ кабинетовъ въ первомъ этаж. Лакей принесъ устрицы и вышелъ. Мэри подняла вуаль, свъ за столъ, и въ эту минуту вернулся лакей, принеся лимонъ на поднос. Онъ увидлъ лицо Мэри и не могъ сдержать своего изумленія. Видно было по губамъ, какъ онъ прошепталъ имя:— Джиральда!

Мэри подозвала его своимъ мягкимъ, чарующимъ голосомъ.

— Вы узнали меня?— спросила она, и слуга, посл короткаго колебанія, признался, что узналъ.

— Я не желаю, чтобы меня узнали,— сковала она,— и надюсь, что могу, довриться вашей деликатности. Я попрошу васъ забыть о томъ, что вы видли меня.

Она хотла подкрпить свою просьбу тмъ, что вынула золотую монету, во лакей, видимо, обидлся. Не взявъ денегъ, онъ горячо уврилъ ее, что не выдастъ никому того, что видлъ ее.

Обдъ продолжался и близился къ концу, въ горю Филиппа, который заказывалъ безконечное количество блюдъ, только для того, чтобы продлить очаровательный часъ свиданія съ Мэри наедин. Они даже не обсуждали ужасной драмы, которая сблизила ихъ, а говорили о пустякахъ, которые принимали особое очарованіе при данныхъ условіяхъ. Въ десять часовъ пришлось, однако, подумать о необходимости разстаться. Филиппъ поглядлъ съ восхищеніемъ на Мэри, и только позволилъ себ сдлать замчаніе, которое было у него на язык за все время обда.

— Ваши волосы — сказалъ онъ — выросли какимъ-то чудомъ. У васъ дивная прическа.

Она сразу объяснила ему, что Старкъ настоялъ на прическ изъ накладныхъ волосъ.— Вы не осудите меня за это?— спросила она съ милой улыбкой. Филиппъ покраснлъ отъ счастья. Она не только довряла ему, но еще признавала за нимъ право относиться въ ней критически. Онъ былъ наверху блаженства.

Быстро позвонивъ, онъ потребовалъ счетъ и уплатилъ, не глядя, щедро вознаградивъ лакея за выказанное имъ прежде безкорыстіе. Къ счастью, у него было еще нсколько золотыхъ, кром тысячныхъ билетовъ, которые было бы опасно трогать.

Посл обда Филиппъ вышелъ съ Мэри на улицу. Мэри подчинялась теперь ему во всемъ и не высказывала сама никакихъ желаній и плановъ. Филиппъ подозвалъ кэбъ, усадилъ Мэри, крикнулъ кучеру, чтобы онъ повезъ ихъ на Кингсуэ, затмъ остановилъ кэбъ возл Стрэнджъ-Стрита и вышелъ.— Подождите меня здсь,— попросилъ онъ.

— Вы меня покидаете?— спросила она съ грустью. Въ этотъ вечеръ она точно ршила плнять его каждымъ словомъ.

— Наша вдова теперь уже наврное вернулась,— сказалъ онъ.— Я долженъ съ нею видться и постараюсь дать знать полиціи… Во всякомъ случа, я скоро вернусь.

Онъ быстро направился въ дому. Мистеръ Гильгэ сидлъ въ контор, еще блдный отъ недавней болзни. Филиппъ просунулъ голову къ нему и предложилъ ему вопросъ, въ отвтъ на который хозяинъ знаменитаго Угловаго Дома только свистнулъ. Филиппъ постоялъ съ минуту въ передней и потомъ поспшно вернулся къ кебу, ждавшему его на Кингсуэ.

— Однако, вы скоро вернулись,— сказала Мэри, выглядывая изъ таинственнаго мрака кареты.

— Его ужъ нтъ,— пробормоталъ Филиппъ.

— Кого?

— М-ссъ Оппотери. Ухалъ около семи часовъ, забравъ вс свои вещи. Неизвстно куда. Врно, заподозрилъ насъ и удралъ. Дорого бы я далъ, чтобы узнать — куда.

— Наврное въ Попларъ,— сказала Мэри.

— Куда?

— Я вамъ говорила, что слдила за м-ссъ Оппотери два дня. Онъ два раза былъ въ Поплар, въ дом No 7, Котонъ-Стритъ, вблизи главной улицы.

— Какой видъ иметъ домъ?

— Такой, какъ вс другіе. Онъ ничмъ не выдляется.

— Въ такомъ случа я отправлюсь туда, не теряя ни минуты. Вы говорите — No 7-й?

— Я поду съ вами.

— Простите, миссъ Поликсфенъ,— но это невозможно. Вы должны похать въ какой-нибудь спокойный отель — въ отель ‘Іоркъ’. Тамъ васъ не узнаютъ. На всякій случай, не поднимайте вуали при другихъ.

— А какъ же я получу извстія о васъ?

— Я явлюсь къ вамъ, или дамъ о себ знать завтра утромъ, не позже девяти.

— А если я не получу извстій утромъ?

— Ручаюсь вамъ, что получите. Впрочемъ, въ случа чего — повидайте сэра Антони и разскажите ему все. Онъ — мой лучшій другъ.

— Что? Тони — вашъ другъ?

Ему пріятно было услышать, въ какомъ тон она говоритъ о его друг, такъ какъ все-таки въ немъ зашевелилась какая-то необъяснимая ревность.

Простившись съ Мэри, Филиппъ веллъ ея кучеру хать въ ‘Іоркъ-отель’, потомъ еще разъ взглянулъ на молодую двушку и, приподнявъ шляпу, быстро пошелъ нанимать другой кэбъ.

ХVIII.

Понедльникъ былъ днемъ безконечныхъ неожиданностей для сэра Антони. Онъ рано всталъ и, сидя за легкимъ завтракомъ въ присутствіи бдительнаго Оксвича, былъ въ нервномъ состояніи. Волненія его начались съ прибытіемъ утренней почты. Онъ былъ разстроенъ тхъ, что за послдніе дни никакъ не могъ добиться ни свиданія съ Филиппомъ, ни даже отвта по телефону, посланной его оставилъ записку Филиппу съ просьбой дать о себ немедленно знать. Тони очень интересовался дломъ объ убійств капитана, и былъ сердитъ на Филиппа за то, что тотъ ничего не сообщалъ ему. Тони нужно было разспросить Филиппа о тысяч вещей, о тысяч предположеній,— и онъ былъ твердо убжденъ, что утренняя почта принесетъ ему какія-нибудь всти. Но среди писемъ не было ничего, даже открытки отъ Филиппа. Тони получилъ, по обыкновенію, множество приглашеній на разныя свтскія торжества, затмъ письмо отъ Джозефины, которая стала ему уже надодать за послдніе дни, такъ какъ онъ слишкомъ часто видлся съ нею. Пришло также взволнованное письмо отъ портного, умолявшаго его придти примрить недавно заказанный костюмъ, и кром того письмо отъ сестры Тони, м-ссъ Эппльбай. Прочтя это письмо, Тони заявилъ Оксвичу, что къ завтраку будетъ его сестра.

— Слушаю, сэръ. Но сегодня день турецкой бани.

— Придется отложить до завтра.

— Слушаю, сэръ. Но завтра у васъ урокъ на банджо, затмъ примрка фрака и выборъ новаго шоффёра.

Тони отряхнулъ съ отворота оливковаго халата крошки хлба.

— Послушайте, Оксвичъ,— сказалъ онъ съ отчаянной ршимостью: — мн не придется быть въ турецкой бан на этой недл, вотъ все, что я могу сказать.

— Боюсь, что вы правы, сэръ. Не придется.

— Къ завтраку будетъ и мой племянникъ,— сталъ Тоня, какъ бы извиняясь.

— Мастеръ Орасъ?— спросилъ Оксвичъ, видимо огорченный.

— У меня не сорокъ племянниковъ. Конечно, мастеръ Орасъ.

— Такъ, можетъ быть, лучше запереть папиросы, сэръ?

— Да. А теперь обсудимъ меню лэнча.

Только-что они перешли въ разршенію важнаго вопроса о лэнч, какъ произошло третье событіе, столь значительное, что вопросъ о лэнч въ понедльникъ былъ забытъ и уже никогда боле не обсуждался. Въ столовую вошелъ слуга и доложилъ о какомъ-то человк, который желаетъ поговорить съ сэромъ Антони.

Оксвичъ отправился, чтобы выяснить постителю нелпость самаго предположенія, что сэръ Антони можетъ принять кого-нибудь въ столь ранній утренній часъ. Сэръ Антони погрузился въ чтеніе новаго рода рекламъ въ ‘Times’, но Оксвичъ быстра вернулся.

— Пришелъ какой-то человкъ съ серебрянымъ блюдомъ, сэръ Антони, то-есть не серебрянымъ, а металлическимъ.

— Ну, такъ что же?

— Да тамъ что-то такое нацарапано, и онъ говоритъ, что дастъ блюдо только вамъ. Это какой-то человкъ съ Темзы. Я бы,сэръ, почтительно посовтовалъ вамъ принять его.

Ввели страннаго постителя, который оказался толстымъ человкомъ въ синей блуз съ серебряными пуговицами, служащимъ рчного общества. Онъ держалъ подъ мышкой завернутое въ газетную бумагу блюдо изъ благо металла..

— Съ добрымъ утромъ, сэръ,— Оказалъ онъ, снимая шляпу.— Вотъ это я нашелъ сегодня у себя въ лодк. Мн хать сюда было далеко, три шиллинга истратилъ на зду и полъ-дня потерялъ. Я нашелъ вотъ это въ половин восьмого.— Онъ передалъ блюдо Тони.— Увидите, тутъ что-то для васъ нацарапано,— прибавилъ онъ.

Взявъ блюдо, Тони повертлъ его въ рукахъ, замтилъ, что оно согнуто, и дйствительно нашелъ нсколько строкъ, нацарапанныхъ острымъ орудіемъ.

‘Снесите это сэру Антони Гидрингу. Девоншайръ Мэвшіонсъ. Лондонъ. Вознаградитъ. Схваченъ. Кажется, везутъ въ Гранъ-Этанъ, но…’

Больше ничего не было написано. Тони прочиталъ нсколько разъ, ничего не понимая, потомъ передалъ Оксвичу, который былъ польщенъ выказаннымъ ему довріемъ, и постарался проявить геніальность.

— Тутъ дло о мистер Мастерс, сэръ,— сказалъ онъ.— Это его захватили, я не сомнваюсь.

— Я тоже такъ думаю. Но что такое Гранъ-Этанъ?

Они обратились-было съ этимъ вопросомъ къ принесшему блюдо, но тотъ никакихъ объясненій не могъ дать, онъ повторилъ только, что нашелъ блюдо у себя въ лодк, у одной изъ пристаней въ Поплар.

— Какъ долго оно тамъ пролежало?— спросилъ Оксвичъ.

— Всю ночь, сэръ.

Изъ дальнйшихъ вопросовъ выяснилось — Оксвичъ съ аккуратностью полисмена записывалъ вс отвты,— что лодочникъ ушелъ домой, оставивъ свою лодку у пристани въ часъ ночи, а пришелъ утромъ въ семь часовъ, такъ что бросить блюдо въ лодку могли только въ этотъ промежутокъ времени, причемъ это никакъ не могли сдлать съ мимо проплывающаго корабля. Лодочникъ не желалъ высказывать опредленныхъ предположеній, но все-таки сказалъ, что такъ какъ у пристани стояла готовая къ отплытію яхта, а его лодка стояла рядомъ съ этой яхтой, то онъ бы не удивился, если бы оказалось, что блюдо было брошено именно оттуда. Человку, стоящему на пристани, едва ли понадобилось бы именно этимъ путемъ доставить блюдо сэру Антони. Вроятне поэтому, что человкъ этотъ находился именно на отплывающемъ судн, такъ какъ въ этомъ случа выборъ его былъ ограниченъ — и даже очень. Лодочникъ съ своей стороны ршился указать на то, что люки въ корабл очень маленькіе, и блюдо поэтому нужно было согнуть, чтобы просунуть въ люкъ. И въ такомъ случа у человка, сдлавшаго это, была тройная сила въ рук. Это окончательно убдило всхъ, что дло идетъ о мистер Мастерс, обладавшемъ дйствительно тройной физической силой.

— Ясно теперь,— сказалъ Тони, изумленный собственной проницательностью,— что блюдо было брошено съ яхты въ вашу лодку.

— Тмъ боле, что это блюдо помчено названіемъ яхты,— сказалъ лодочникъ.

Въ отвтъ на дальнйшіе вопросы онъ сказалъ, что яхта, стоившая рядомъ съ его лодкой, была старая, носила названіе ‘Блая Роза’ и отплыла въ пять часовъ утра.

Никакихъ другихъ указаній лодочникъ не давалъ. Взявъ на всякій случай его адресъ, Тони его отправилъ, заплативъ ему за труды.

— А теперь, Оксвичъ,— сказалъ Тони,— нужно узнать, что такое Гранъ-Этанъ. Это, очевидно, названіе какого-нибудь мста. Посмотрите въ ‘Британскую Энциклопедію’.

— Простите, сэръ, вы забыли, что приказали мн, нсколько мсяцевъ тому назадъ, продать ‘Британскую Энциклопедію’, потому что въ слов ‘велосипедъ’ тамъ былъ указанъ рекордъ мили въ три минуты. Вы сказали, что это устарвшія свднія.

— Кому же вы продали?

— Мн самому, сэръ. Книги у меня наверху. Теперь издано добавленіе, которое я тоже постараюсь пріобрсти.

— Одолжите мн, пожалуйста, книги.

— Съ удовольствіемъ, сэръ.

Черезъ пять минутъ сэръ Антони и Оксвичъ погрузились въ изученіе толстыхъ томовъ, но ничего не могли добиться. Затмъ Оксвичъ отправился еще за географическимъ атласомъ къ одному пріятелю, жившему по близости. Тамъ оказались два Гранъ-Этапъ — но оба были маленькія мстечки во Франціи.

— Оксвичъ,— сказалъ соръ Антони,— вамъ придется отправиться въ Британскій Музей.

Въ эту минуту вошли м-ссъ Эппльбай и Орасъ. Сэръ Антоніо посмотрлъ съ ужасомъ на сестру.

— Гд Гранъ-Этанъ?— вдругъ спросилъ онъ Ораса.

— Гранъ-Этанъ? Гд-то въ Гренад, дядя,— отвтилъ мальчикъ безъ малйшаго колебанія, обрадовавъ мать доказательствомъ своихъ знаній.— Мы какъ разъ въ географіи проходили Вестъ-Индію.

Сэръ Антони стремительно бросился къ тому ‘Британской Энциклопедіи’, гд находилась Гренада, и вскор дйствительно нашелъ, что Гранъ-Этанъ тамъ, и что это — большое внутреннее озеро.

— Ну, конечно,— сказалъ сэръ Антони Оксвичу.— Помните, на слдствіи какъ-разъ говорилось о Вестъ-Индіи.

— Значитъ, мн нечего ходить въ Британскій Музей, сэръ?

— Нтъ.

Мать Ораса страшно возгордилась тмъ, что сынъ ея замнилъ Британскій Музей, и мальчикъ чувствовалъ, что ему въ этотъ день все будетъ дозволено. Оксвичъ поклонился и собирался выходить для исполненія своихъ дальнйшихъ обязанностей, какъ вдругъ открылась дверь и вошла женщина подъ вуалью. Когда она открыла лицо, то даже Оксвичъ поблднлъ отъ волненіи.

— Это вы!— воскликнулъ Топи.

Мэри Поликсфенъ кивнула головой и опустилась на кресло. М-ссъ Эппльбай подошла къ ней, испугавшись, что ей длается дурно, но Мэри поблагодарила, говоря, что ей уже лучше. Тоши счелъ долгомъ познакомить сестру съ миссъ Джиральдой, м-ссъ Эппльбай, польщенная тмъ, что видитъ передъ собой знаменитую актрису, и тмъ, что братъ посвящаетъ ее въ романическую исторію, удвоила свою любезность въ интересной миссъ Джиральд.

XIX.

Посл разсказа Мэри о всемъ происшедшемъ за послдніе дни, Тони и его сестра были уврены, какъ и молодая двушка, что Филиппъ — въ опасности. Романтическое воображеніе Тони было страшно возбуждено событіями, неожиданностью появленія Джаральды, исторіей ея пребываніи въ Угловомъ Дом подъ видомъ юноши, геройскимъ поведеніемъ ее и Филиппа. Онъ теперь готовъ былъ самъ совершать геройскіе подвиги, и благодаря его сестр, мысль о подвиг приняла сразу опредленныя формы.

— Почему теб не снарядить яхту и не похать спасать Филиппа?— предложила м-ссъ Эппльбай, и черезъ нсколько минутъ этотъ планъ уже сталъ серьезно изучаться со всхъ сторонъ. Позвали Овсквича, приказали ему принести послдніе нумера изданій яхтъ-клуба, и среди объявленій вскор нашли нчто подходящее.

Тони былъ возбужденъ до-нельзя и все съ нершительностью посматривалъ на миссъ Поликсфенъ. М-ссъ Эппльбай, съ чисто женской проницательностью, поняла его мысли и тайныя желанія и стала дйствовать какъ настоящій Маккіавелли въ юбк.

— Теб не придется хать одному,— сказала она.— Я и Орасъ можемъ тебя сопровождать. Такое путешествіе принесетъ большую пользу мальчику и въ смысл укрпленія здоровья, и въ воспитательномъ отношеніи… И я уврена,— прибавила она,— что миссъ Поликсфенъ, если ты будешь достаточно настаивать, согласится похать съ нами въ качеств вашей гостьи. Я вдь полагаю, дорогая миссъ Поликсфенъ, что васъ тревожитъ судьба молодого человка, который подвергался изъ-за васъ такимъ опасностямъ. Кром того,— продолжала м-ссъ Эппльбай, обращаясь къ брату,— миссъ Поликсфенъ прямо не слдуетъ оставаться теперь въ Англіи. Когда узнаютъ, гд она, ее замучаютъ сыщики и репортеры.

Тони былъ сначала смущенъ, но доводы сестры придали ему храбрость, и онъ ршился спросить миссъ Поликсфенъ, согласна ли она дйствительно предпринять путешествіе на его яхт. Мари твердо отвтила, что согласна, и съ этой минуты Тони показалось, что другъ его, дйствительно, въ большой опасности, и что нужно скоре хать выручать его.

— Надюсь, что не случится ничего ужаснаго,— проговорила Мэри съ затаеннымъ дыханіемъ.— Я все-таки думаю, что, можетъ быть, исторія о скрытомъ сокровищ, которую разсказывалъ Коко, не такая ужъ выдуманная. А когда рчь идетъ о деньгахъ и въ это дло замшанъ мой дядя…— Она не докончила.

— Да вдь я тоже подумывалъ о клад!— воскликнулъ Тони.— Но все-таки не вижу, какая тутъ можетъ быть опасность. Мы найдемъ Филиппа. Не дурно бы, однако, раздобыть мастера Коко и поговорить съ нимъ.

Мари тоже хотлось видть единственнаго друга ея отца, и Тони, воодушевленный жаждой подвига, быстро потребовалъ шляпу и пальто, чтобы пойти предпринять разные нужные шаги. Мэри, съ ея трагической красотой и странной судьбой, казалась ему теперь недосягаемымъ высшимъ существомъ, для котораго онъ готовъ былъ совершать подвиги самоотверженія.

XX.

Когда Филиппъ Мастерсъ простился съ Мари Поликсфенъ на Кингсуэ, то лишь съ огромными трудностями добрался до отдаленнаго Поплара. Ни одинъ кэбъ не брался довезти его туда, а его возили изъ квартала въ кварталъ по дорог, совершенно невдомой ему, въ Попларъ. Ему пришлось потомъ еще хать въ трамва. Наконецъ, онъ очутился по близости отъ вестъ-индскихъ доковъ на Ботонъ-Стрит, и черезъ минуту стоялъ передъ домомъ No 7-й, съ виду очень невзрачнымъ, мрачнымъ и плохо освщеннымъ. Виденъ былъ свтъ за входной дверью, какъ въ Угловомъ Дом, и свистлъ такой же зловщій втеръ. Филиппу сдлалось жутко, но онъ преодоллъ себя и смло постучалъ въ дверь.

Ему открылъ небольшого роста, коренастый человкъ, и на вопросъ, дома ли м-ссъ Оппотери, и не можетъ ли онъ повидать ее, отвтилъ, что ея нтъ и не будетъ,— по крайней мр, онъ такъ надется…

Онъ, видимо, былъ взбшенъ противъ м-ссъ Оппотери и не желалъ имть дло съ ея знакомыми. Тогда Филиппъ заявилъ, что онъ вовсе не знакомый м-ссъ Оппотери, и вовсе не желаетъ ее видть, а предпочелъ бы поговорить съ хозяиномъ дома, гд она жила… Съ этими словами онъ вручилъ угрюмому хозяину полкроны и этимъ смягчилъ его. Пуская Филиппа въ домъ, онъ говорилъ о томъ, какая м-ссъ Оппотери была непріятная жилица, какъ она перевернула домъ вверхъ дномъ и даже не заплатила всего по счету.

Пройдя въ домъ, Филиппъ очутился въ прихожей съ грязнымъ поломъ и стнами и, быстро оглянувъ стоящаго передъ нимъ человка, увидлъ, что онъ въ очень поношенномъ плать, и что по лицу трудно опредлить, кто онъ такой и сколько ему лтъ.

— Почему же м-ссъ Оппотери подняла здсь такую кутерьму?— спросилъ Филиппъ.— Что она длала?

— Да мн почемъ знать? Знаю только, что она поступила служительницей или чмъ-то на яхту. Но ужъ если вы меня спрашиваете, то скажу вамъ, что она — странная особа. Я удивлялся, что за нею не охотится полиція. Говорила все, что детъ куда-то въ Вестъ-Индію, въ Гренаду, въ Гранъ-Этанъ. У меня на имена память плохая, но старуха столько твердила эти названія, что я ихъ запомнилъ.

— А гд теперь старуха?— спросилъ сильно заинтересованный Филиппъ.

— Ушла на яхту со своимъ узломъ. Можетъ быть, уже и отплыла.

— А яхта далеко отсюда?— быстро спросилъ Филиппъ.

— Нтъ, не далеко.

— Если вы сейчасъ же сведете меня туда,— сказалъ Филиппъ, опуская руку въ карманъ,— то вотъ вамъ за это пять шиллинговъ.

Угрюмый человкъ согласился, они вышли и направились по перескающимся рельсамъ мимо вагона съ красными фонарями. Потомъ пошли навсы, склады, они прошли затмъ черезъ длинный проходъ, освщенный тусклой лампой.

— Взгляните,— сказалъ, наконецъ, спутникъ Филиппа.

Филиппъ увидлъ мелькающіе огни. Онъ стоялъ на пристани.

Передъ нимъ была широкая Темза, запруженная судами. У берега стояли два парохода, и изъ одного изъ нихъ поднимался густой дымъ съ невообразимымъ шумомъ и трескомъ. Люди на пароход и стоящіе на берегу громко перекликались. Проводникъ Филиппа пошелъ дальше, ко второму пароходу. Филиппъ прочелъ на грязной срой обшивк парохода слова: ‘Блая Роза’. Изъ трубы поднималась тонкая струя дыма. Филиппъ прошелъ туда вслдъ за своимъ провожатымъ и, очутившись на палуб таинственнаго парохода, остановился на минуту, чтобы поглядть на величественное зрлище воды, мелькающихъ безчисленныхъ огней на судахъ всевозможныхъ формъ. Филиппъ вдыхалъ смолистый запахъ канатовъ, запахъ далекаго моря, который носился въ воздух. Ему было даже странно, что онъ въ Лондон, въ томъ же Лондон, гд находится Пикадилли, и Альказаръ, и Гайдъ-Паркъ.

— Вотъ, спуститесь сюда,— сказалъ его спутникъ, указывая на лстницу, ведущую внизъ, и пропуская Филиппа впереди себя.

Филиппъ помнилъ, какъ онъ спустился по лстниц, но потомъ уже онъ въ теченіе долгаго времени не могъ ничего припомнить.

XXI.

Очнувшись, Филиппъ чувствовалъ сначала только усталость и раздраженіе, точно онъ обиженъ на весь міръ. Потомъ онъ замтилъ, что лежитъ на чемъ-то мягкомъ, что передъ нимъ справа — кругъ блднаго свта. Онъ хотлъ двинуть руками, ногами, но не могъ, и вскор повялъ, что онъ связанъ. Посл того, онъ сталъ быстро припоминать все, что случилось съ того момента, какъ онъ спустился по лстниц, и быстро соображая, несмотря на боль въ голов, вдругъ пришелъ въ своего рода научному открытію:

— Тутъ все дло въ дяд Поликсфен.

Глава его привыкли къ полумраку, онъ понялъ, что лежитъ связанный въ кают и что блдный свтъ проникаетъ черезъ люкъ. Онъ подумалъ съ мучительной тоской о Мэри Поликсфенъ, вспомнилъ о ‘Курьер’ и о лорд Назинг, который ждетъ отъ него сенсаціонныхъ разоблаченій.

Отъ времени до времени онъ старался высвободить свои члены, но не могъ. Онъ услышалъ, какъ въ замк повернули ключъ, дверь каюты открылась, вошелъ человкъ, зажегъ лампу и подошелъ въ связанному плннику. Филиппъ узналъ хозяина дома No 7-й, который заманилъ его на яхту. Филиппъ не подалъ знака, чувствуя полную безполезность протеста. Вошедшій нагнулся надъ Филиппомъ, потомъ взялъ черный чепчикъ, лежавшій по близости, надлъ его и состроилъ гримасу. Филиппъ сразу увидлъ передъ собой лицо м-ссъ Оппотери и почувствовалъ себя совершенно беззащитнымъ во власти Вальтера Поликсфена.

— Благодарю за три полкроны,— сказалъ мягкимъ голосомъ вошедшій, и Филиппъ былъ пораженъ его перемнившимся интеллигентнымъ тономъ и красивымъ голосомъ, который, очевидно, былъ отличительной чертой всей семьи Мэри.

— На этотъ разъ,— сказалъ онъ,— я съумлъ оглушить васъ врно разсчитаннымъ ударомъ — не слишкомъ сильнымъ и не слишкомъ слабымъ — и въ надлежащее мсто. На-дняхъ я промахнулся — хватилъ слишкомъ сильно, и уже думалъ, что утратилъ прежнюю ловкость.

— Вы — Вальтеръ Поликсфенъ?— спросилъ Филиппъ.

— Да, мистеръ Мастерсъ,— отвтилъ онъ.— Я могу теперь удовлетворить вашему любопытству. Я — Вальтеръ Поликсфенъ. Вы, кажется, уже имли удовольствіе встрчаться съ вами нсколько разъ,— прибавилъ онъ съ улыбкою.

— Я бы васъ попросилъ развязать эти веревки,— сказалъ Филиппъ.— Вы поступаете со мной очень коварно.

— Зачмъ же вы — отвтилъ Вальтеръ Поликсфенъ — просунули палецъ, по французской пословиц, между деревомъ и корой? Мн приходится принять мры противъ васъ. Впрочемъ, я согласенъ освободить васъ, но, видите, у меня въ рукахъ револьверъ и ножъ. Я развяжу вамъ сначала ноги, а потомъ сначала правую, а затмъ лвую руку и быстро пробгу въ противоположный уголъ каюты. Если вы вздумаете подняться съ койки, вы сразу попадете на небо. Я говорю это въ предупрежденіе вамъ, потому что терпть не могу вашего японскаго бокса.

Поликсфенъ сдлалъ, какъ сказалъ, и Филиппъ ршилъ не броситься сразу на негодяя, стоящаго вооруженнымъ въ углу, а подождать дальнйшихъ объясненій.

— Ну, а теперь,— сказалъ онъ, ложась поудобне на койк,— объясните мн, что за комедію вы продлали со мной?

— Хорошо, я вамъ все объясню,— сказалъ Поликсфенъ.— Эту сцену я, дйствительно, устроилъ нсколько театрально, я вдь актеръ,— пожалуйста, не двигайтесь,— и мн давно ужъ не приходилось ни съ кмъ говорить. А я люблю поболтать и похвастать, какъ большинство выдающихся людей. Вдь вы не станете отрицать, что я — выдающійся человкъ. Кром того, ваше смлое любопытство заслуживаетъ удовлетворенія. Я бы могъ убить васъ сразу.

— Почему же вы этого не сдлали?— спросилъ Филиппъ.— Однимъ убійствомъ больше или меньше,— не все ли равно для человка, убившаго своего собственнаго брата?

— Я долженъ вамъ сказать,— отвтилъ Поликсфенъ,— что брата я убилъ нечаянно, не разсчитавъ силу удара.

— Чмъ вы его ударили?

— Вотъ чмъ,— свавклъ Поликсфенъ, положивъ обратно въ карманъ перочинный ножикъ и веревки и вынувъ оттуда небольшой мшокъ и узкую, длинную цпь.— Тутъ смсь мельчайшей дроби и серебрянаго песка. Одной дроби было бы слишкомъ мало, а песокъ въ такомъ небольшомъ количеств не былъ бы достаточно тяжелымъ. Это — орудіе хулигановъ въ Лим, и я испыталъ его тяжесть на собственномъ затылк. Вы, вроятно, тоже чувствуете нкоторую боль въ затылк?

— Да.

— Ну вотъ. Я очутился въ безвыходномъ положеніи, убивъ моего брата. Думаютъ, что все было предусмотрно убійцей заране, увряю васъ, что нтъ. Но я умю выпутываться изъ самыхъ трудныхъ обстоятельствъ — въ этомъ все дло. У меня всегда есть въ запас веревочная лстница. Я переодлся въ мужское платье, спустился по этой веревочной лстниц въ переулокъ и осмотрлся. Прежде всего нужно было удалить ночного сторожа. Я съ нимъ поболталъ, узналъ все о его семейныхъ длахъ, потомъ пошелъ дальше, поймалъ какого-то мальчишку въ ночной кофейн и убдилъ его ‘подшутить надъ сторожемъ’. Все сошло бы великолпно,— только вы испортили дло. Я нашелъ лопату, прислоненную въ шатру ночного сторожа, затмъ снова ползъ въ комнату брата, спустилъ тихонько его трупъ и зарылъ его. Копать землю я умю хорошо… Продлавъ все это аккуратно и быстро, я вернулся домой. Правда вдь, работа чистая?

— У васъ просто была удача,— сказалъ Филиппъ, у котораго выступилъ потъ отъ ужаса передъ такимъ холоднымъ злодйствомъ.— Къ тому же,— прибавилъ Филиппъ,— я не особенно врю въ случайность смерти капитана. Зачмъ вы какъ-разъ въ эту ночь дали снотворнаго питья молодому Мередиту, если случившееся посл того было только случайностью?

— Это другое дло!— воскликнулъ Поликсфенъ.— У меня возникли кое-какія подозрнія относительно очаровательной особы, которую вы называете молодымъ Мередитомъ. Но у меня было столько дла ночью, что я не усплъ воспользоваться результатами моего опыта. Все же я кое-что сдлалъ.

— Вы сдлали даже слишкомъ много,— свивалъ Филиппъ.— Вы подняли штору въ комнат Мередита, и это навело меня на вашъ слдъ.

— Значитъ, я дйствительно сдлалъ слишкомъ много — для вашего дальнйшаго благополучія, мистеръ Мастерсъ. Но это правда,— прибавилъ онъ, помолчавъ.— Не слдовало поддаваться любопытству. Скажите, я поднялъ штору особеннымъ образомъ?

— Такъ, какъ могъ бы поднять ее человкъ, убившій своего собственнаго брата,— спокойно отвтилъ Филиппъ, подумавъ про себя: ‘Для моего дальнйшаго благополучія? Что онъ хотлъ этимъ сказать?’

— Послушайте, молодой человкъ,— сказалъ Поликсфенъ, помахивая револьверомъ: — вы хотите быть философомъ, а разсуждаете какъ толпа. Вы говорите: ‘собственнаго брата’. Да разв выбираешь своихъ родныхъ? Никакихъ обязательствъ относительно братьевъ у человка втъ. Братъ — чистая случайность,— никакихъ логическихъ выводовъ изъ этого случайнаго обстоятельства нельзя длать. Братъ мой — одинъ человкъ, я — другой. Братоубійство, за рдкими исключеніями, не хуже и не лучше обыкновеннаго человкоубійства. Въ данномъ случа, я даже оказалъ услугу моему брату,— хотя, повторяю, это не было моей заслугой, а только случайностью. Братъ мой былъ старый, слабый, озлобленный человкъ. У него не было друзей, онъ поссорился съ единственной дочерью и собирался начать предпріятіе, котораго не смогъ бы довести до конца. Онъ потерялъ бы вс деньги, и конецъ его жизни былъ бы очень печальный. Случайность — или моя неловкость — спасла его. И повашему меня за это нужно повсить? Послушайте…

Вдругъ Поликсфенъ остановился. Пароходъ колыхнулся отъ движенія машинъ.

— Это что такое, чортъ возьми!— воскликнулъ Поликсфенъ. Направляя дуло револьвера прямо на Филиппа, онъ осторожно и быстро приблизился къ двери и выглянулъ изъ нея. Крикнувъ плннику, чтобъ онъ не двигался съ мста, Поликсфенъ закрылъ дверь снаружи и исчезъ. Гулъ машинъ прекратился.

Филиппъ быстро вскочилъ съ койки и выглянулъ въ люкъ. На пристани не было ни души, и на его громкіе крики никто не отвтилъ. Внизу у его ногъ мрно покачивалась двухвесельная лодка, прикрпленная къ пристани цпью. У Филиппа мелькнула мысль. Тщетно обшаривъ карманы, въ которыхъ уже ничего не оказалось, онъ стадъ искать какого-нибудь предмета въ кают и нашелъ только металлическое блюдо, стоявшее на деревянномъ шкапу надъ койкой. Онъ его схватилъ, затмъ, быстро соображая, отвинтилъ ручку ящика, нацарапалъ острымъ винтовымъ концомъ ручки нсколько словъ на блюд и бросился въ люку. Блюдо оказалось шире, чмъ люкъ, Филиппъ въ бшенств согнулъ его на колн и просунулъ въ отверстіе. Какъ разъ въ ту минуту, какъ онъ усплъ благополучно все это продлать, раздался стукъ, и голосъ Поликсфена спросилъ, лежитъ ли онъ спокойно на койк. Филиппъ отвтилъ, что сейчасъ ляжетъ, и дйствительно легъ, быстро ввинтивъ одной рукой ручку, вырванную изъ ящика.

Поликсфенъ сначала пробуравилъ дырку въ двери, взглянулъ черезъ нее и, убдившись, что Филиппъ дйствительно лежитъ на койк, вошелъ и возобновилъ бесду.

XXII.

— Я продолжаю,— сказалъ Поликсфенъ.— Въ карманахъ покойнаго капитана я нашелъ подтвержденіе всхъ моихъ ожиданій и убдился, что онъ самъ не смогъ бы воспользоваться съ успхомъ всми своими шансами. Если бы не то, что вы нашли зубецъ изъ моего гребня, я бы не появился на слдственномъ суд. Но согласитесь, что роль свою я сыгралъ мастерски — совсмъ какъ въ дни моихъ великихъ успховъ на сцен. Могу вамъ сообщить, если это васъ интересуетъ, что капитанъ зналъ передъ смертью, кто я. У насъ было свиданіе — перешедшее въ драку — въ комнат капитана. Тогда, вроятно, и сломалась гребенка. Я хотлъ украсть нсколько документовъ, это мн не удалось и привело въ послднему столкновенію, которое плохо кончилось для капитана. Потомъ пошла возня: необходимость притворяться больнымъ, выступать въ суд. Кром того, меня начали безпокоить вы. Молодого Мередита я сразу узналъ — очень ужъ она похожа на своего дядю. Пришлось также потерять много драгоцннаго времени изъ-за м-ра Варко.

Филиппъ невольно вздрогнулъ.

— А, я начинаю возбуждать въ васъ интересъ,— замтилъ Поликсфенъ съ иронической улыбкой.— Сознайтесь въ этомъ.

— Гд Варко?— нервно спросилъ Филиппъ, скрывая свой внутренній ужасъ.

— Подождите,— сказалъ Поликсфенъ, что-то соображая.— Сегодня понедльникъ, третій день. Сегодня вечеромъ вс узнаютъ, гд Варко. Онъ былъ очень способный человкъ, но слишкомъ самонадянный. Онъ все подготовилъ самъ и хотлъ сразить меня однимъ ударомъ. Въ этомъ была его единственная ошибка. Онъ не зналъ, что я на-сторож и подозрваю его, такъ что когда онъ вошелъ въ мою комнату для ршительнаго сраженія, я поджидалъ его за дверью съ моимъ маленькимъ орудіемъ, исходъ оказался для него неожиданнымъ. Вы спрашиваете: гд онъ? Подъ поломъ. Я съ перваго же дня, какъ поселился въ Угловомъ Дом, долженъ былъ найти мсто, гд спрятать мужское платье, и съ этой цлью приподнялъ одну изъ досокъ, вынувъ гвозди. Для человка, практиковавшаго вс ремесла, это, конечно, сущіе пустяки. Я могъ, когда хотлъ, поднимать доску, и снова приколачивать ее. Конечно, можно было бы и капитана тамъ схоронить. Но онъ былъ слишкомъ толстъ и тяжелъ, такъ что продавилъ бы потолокъ нижней комнаты и упалъ бы въ нижній этажъ. Ну, а м-ръ Варко былъ тонкій, стройный человкъ и спокойно лежитъ на мст — пока, конечно, присутствіе его не обнаружится… въ силу закона разложенія органической матеріи. Согласитесь, что все это продлано было мною съ поразительнымъ искусствомъ и присутствіемъ духа. Я даже самъ пораженъ своей геніальностью. Мн было жаль положить конецъ блестяще начатой карьер м-ра Варко. Но что же длать!— сыщики должны считаться съ рискомъ быть убитыми.

— Не тратьте понапрасну своего краснорчія,— сказалъ Филиппъ, прерывая его.— Вы знаете мое мнніе. Вы просто не придаете никакой цны человческой жизни.

— Вы преувеличиваете, мой молодой другъ,— сказалъ Поликсфенъ.— Я придаю извстную цнность человческой жизни,— хотя и не безграничную. Я, напримръ, больше щажу людей, чмъ кабинетъ министровъ, который, собираясь за завтракомъ, ршаетъ объявить войну. Послдній кабинетъ, сдлавшій это, убилъ, приблизительно, до десяти тысячъ человкъ на каждаго изъ членовъ. А разв это мшало имъ спокойно спать? Ничуть. Ваше заблужденіе заключается въ томъ, мистеръ Мастерсъ, что вы никогда не смотрли трезво на вещи.

Филиппъ ничего не отвтилъ.

— Во всемъ этомъ сложномъ дл,— продолжалъ Поликсфенъ,— посл того какъ я по неуклюжести усыпилъ капитана вчнымъ сномъ, вмсто того, чтобы оглушить его на время, я сдлалъ только одну оплошность. Слегка поранивъ руку о подоконникъ, въ то время какъ я спускалъ трупъ бднаго капитана, я не подумалъ о томъ, чтобы сейчасъ же промыть и перевязать руку, а только слегка примочилъ ранку слюной. Отлично зная, какъ опасно оставлять отпечатки пальцевъ, я не предотвратилъ эту опасность. Вотъ моя ошибка, которую я замтилъ уже слишкомъ поздно, увидавъ, что рука въ крови, только посл зарытія трупа. Ну, а относительно всего остального вы не можете не отдать мн справедливости. Я вдь даже побывалъ въ ‘Обелискъ-Отел’, посл того какъ жилъ въ Угловомъ Дом подъ видомъ м-ссъ Оппотери, такъ что въ случа необходимости можно было бы установить отдльное существованіе въ одно и то же время м-ссъ Оппотери и м-ра Поликсфена. И какъ ловко я васъ обошелъ, какъ искусно подмнилъ два моихъ банковыхъ билета на ваши! Вотъ только жаль, что ставилъ слды пальцевъ.

— Чего же вамъ жалть? Вы все-таки добились полной удачи.

— Мн жаль васъ. Вы почему-то нравитесь мн. Такой прямодушный, простой англичанинъ, какъ вы, представляетъ особый интересъ для меня, чуждаго всякаго національнаго отпечатка, сложнаго въ своихъ мысляхъ и чувствахъ. Если бы я не отмтилъ кровью кусочекъ камня, если бы вы не нашли его и не спрятали въ саквояжъ, если бы не потеряли этотъ саквояжъ и онъ не попался случайно въ руки Варко, если бы Варко не положилъ его снова въ вашу спальню, и вы бы не заразились страстью въ дактилографіи — у меня не было бы впереди непріятнаго долга.

— Какого?

— Да, вотъ, не пришлось бы послать васъ съ объясненіями къ м-ру Варко.

Филиппъ подмтилъ легкую дрожь въ голос Поликсфена и слъ на койк.

— Зачмъ вамъ убивать меня?— спросилъ онъ съ прекрасно разыграннымъ спокойнымъ удивленіемъ.— Вы восторжествовали, спаслись бгствомъ. Значитъ, въ васъ говоритъ только кровожадность?

— Я ненавижу кровь,— сказалъ Поликсфенъ.— Да къ тому же крови и не будетъ. Мн не хочется убивать васъ. Но у меня нтъ выбора. Я не могу держать васъ въ плну,— а какъ только я васъ отпущу, моя жизнь будетъ въ опасности. Передо мной закроются вс порты, и Англія такъ поклоняется этимъ двумъ фетишамъ, частной собственности и неприкосновенности человческой личности, что британское правительство въ состояніи послать за мной миноноску. Увы, правда, что энергію въ праздныхъ людяхъ возбуждаетъ дьяволъ. Онъ загубилъ вашу жизнь — и, повторяю, я очень объ этомъ сожалю.

— Убейте меня, если желаете,— спокойно сказалъ Филиппъ, — я оставляю за собой только удовольствіе назвать васъ негодяемъ и трусомъ.

— Я предпочитаю ваше прежнее горизонтальное положеніе на койк,— сказалъ Поликсфенъ, видя, что Филиппъ приподнимается и придвигается въ нему. Онъ такъ близко направилъ на него дуло револьвера, что Филиппу пришлось снова растянуться на койк.

— Я только тогда ршилъ разсказать вамъ о моемъ участіи въ этомъ дл,— спокойно продолжалъ Поликсфенъ,— когда вполн ршилъ, какъ поступить съ вами. Я такъ одинокъ, что сильно чувствую потребность поговорить откровенно съ другимъ человкомъ. И наша бесда доставила мн большое удовольствіе. Но, возвращаясь въ вамъ, вотъ что я долженъ сказать: въ сущности я вамъ окажу такую же услугу, какъ капитану Поликсфену. Вы одиноки, все ваше состояніе — два тысячныхъ билета, которыхъ вы не можете размнять. Карьеры вы не сдлаете — у васъ нтъ нужныхъ для этого качествъ — и останетесь неудачникомъ на всю жизнь, а въ старости вы будете раздражать всхъ своимъ недовольнымъ, ворчливымъ видомъ. Отъ этого я васъ избавляю — и жалть объ этомъ нтъ причины.

— Какъ же вы меня убьете?— спросилъ Филиппъ.

— Этого я вамъ не скажу,— сказалъ Поликсфенъ,— изъ добраго чувства въ вамъ. Постараюсь, чтобы вы какъ можно меньше страдали.

— Послушайте,— сказалъ Филиппъ, приподнимаясь на локт.— Вы много комедій играли за послднюю недлю. Что же, это тоже комедія?

— Нтъ, не комедія,— отвтилъ Поликсфенъ, и Филиппъ сразу ему поврилъ. Въ теченіе часа онъ сталъ понимать до нкоторой степени этого человка, привыкъ къ странному очарованію его голоса и въ необычности его чувствъ и словъ.

Филиппъ сталъ находить его интереснымъ и даже — что длало честь его безпристрастію — ему нравился Поликсфенъ смлостью своей чудовищной натуры и тмъ, что онъ не стыдился своихъ инстинктовъ, не боялся называть вещи по имени, не притворялся, что побужденія его не были чисто эгоистическими. Все это Филиппъ оцнилъ по достоинству,— но вмст съ тмъ ему вовсе не хотлось умирать, и онъ быстро сталъ думать о средствахъ спасенія. Въ ум его мелькнулъ образъ Мэри Поликсфенъ, и мысль о вчной разлук съ нею казалась ему недопустимой. Въ нсколько часовъ онъ такъ сблизился съ нею, точно они знали другъ друга цлую жизнь. Такъ неужели же ихъ разлучитъ Вальтеръ Поликсфенъ? Она его ждала, и неужели же ожиданія ея окажутся напрасными? Онъ нашелъ цль въ жизни — и какъ разъ теперь Поликсфенъ хочетъ убить его. Онъ, Филиппъ, чувствовалъ въ себ силу страсти, столкнувшуюся съ опасностью смерти, и понималъ какимъ-то внутреннимъ чутьемъ, что побдитъ сила жизни. Онъ встртился взглядомъ съ Поликсфеномъ. Броситься на него въ эту минуту было бы опасно, потому что при малйшемъ риск для себя Поликсфенъ, конечно, не задумается застрлить его. Приходилось выжидать. Просить Поликсфена о пощад Филиппъ не согласился бы даже ради того, чтобы обрсти Мэри.

— Однако вы очень спокойны,.— замтилъ Поликсфенъ, глядя на него.

— Вы полагаете?— презрительно сказалъ Филиппъ.— Будь вы честный человкъ, вы бы во всякомъ случа…

— Подождите на минуту,— прервалъ его Поликсфенъ.— Что вы называете быть честнымъ человкомъ? Вы сами — честный человкъ?

— Конечно,— отвтилъ Филиппъ: — я никогда не былъ ни воромъ, ни убійцей, никого не обманывалъ и не нарушалъ слова.

— Вотъ какъ!— сказалъ Поликсфенъ.— Ну, что же, и это идеалъ, какъ и всякій другой. Но я хотлъ бы знать, какъ далеко можетъ повести васъ честность. Я хочу сдлать опытъ.

— Что вы этимъ хотите сказать?

— Я дарую вамъ жизнь въ обмнъ за слово, что вы ни прямо, ни косвенно не будете содйствовать выдач меня въ руки такъ называемаго правосудія, а также не оставите эту яхту безъ моего позволенія.

Филиппъ задумался о Мэри Поликсфенъ, о жизни и любви, о радостяхъ міра. Прошло нсколько секундъ, показавшихся ему вчностью.

— Я согласенъ,— пробормоталъ онъ.,

— Только помните,— предупредилъ его Поликсфенъ.— Обдумайте свое общаніе.— Помните, что я длаю это изъ пустого донъ-кихотства, просто желая знать, есть ли хоть одинъ честный человкъ на земл. Возможно, что я поступаю глупо. Словомъ, вы даете мн слово ничего не предпринимать противъ меня.

— Я вдь вамъ далъ слово!— воскликнулъ Филиппъ.— Сколько же разъ повторять это?

Поликсфенъ засмялся.

— Вотъ вашъ револьверъ,— сказалъ онъ и, подойдя къ Филиппу, положилъ его на его койку. Филиппъ закрылъ лицо рукой, чтобы скрыть свое волненіе.

XXIII.

— Объясните мн,— сказалъ Филиппъ, помолчавъ,— какова цль всхъ вашихъ убійствъ, грабительствъ и всяческихъ гнусныхъ поступковъ?

Вальтеръ Поликсфенъ помолчалъ, отстегнулъ куртку, вынулъ изъ внутренняго кармана кожаный футляръ, а изъ него нсколько скрпленныхъ листовъ бумаги, и началъ читать.

‘Слава Всемогущему Богу и Габріэлю — не архангелу, а нашему капитану и командиру Габріэлю. Сегодня, 4-го марта 1654 года, нашъ славный корабль, ‘El Legato’, отплылъ отъ Обезьяньяго Острова, близъ Гренады, и встртился съ испанскимъ кораблемъ, который отбросило отъ его спутника. Корабль этотъ стоялъ потрепанный, и команда тщетно старалась починить его. Звали его ‘Голкондой’, и таковой онъ оказался. Подъ командой Габріэля мы быстро завладли имъ, перебили всю команду, а когда къ вечеру показались два англійскихъ корабля, ‘Голконда’ была уже опустошена. Весь ея драгоцнный грузъ золота забранъ былъ нами, а въ два часа, оставшихся до прихода англичанъ, мы погрузили кладъ, который намъ достался, въ мсто, хорошо извстное Габріелю, достижимое только для небольшихъ кораблей — и для храбрыхъ моряковъ. На сверномъ берегу Гренады высится рядъ суровыхъ утесовъ, извстныхъ подъ названіемъ ‘Русалочнаго гребня’. Черезъ эти утесы мы пробрались и до зари слдующаго дня погрузили нашу огромную добычу у священныхъ пустынныхъ береговъ Гранъ-Этана, внутренняго озера Гренады, мста, гд живутъ вс вестъ-индскіе дьяволы и королева ихъ, матерь дождя. Мсто это неприступно для нападеній, потому что ни негры ни караибы не ршаются подступить въ страшнымъ водамъ, или коснуться втви и сорвать плодъ на священныхъ берегахъ Гранъ-Этана. ‘Голконда’ везла огромное сокровище, и мы сняли съ нея около ста ящиковъ золота. Мы работали какъ дьяволы и около полуночи опустили послдній ящикъ въ Гранъ-Этанъ. Вотъ указаніе мста, гд спрятанъ кладъ: ‘Идти отъ сраго камня, выступающаго на аршинъ надъ водой на западномъ берегу. Сдлать двсти шаговъ на востокъ, стать противъ солнца тамъ, гд оно заходитъ въ средин ноября за пальмовымъ холмомъ. Потомъ сдлать четырнадцать шаговъ направо въ озеро, которое тамъ глубиной въ пять футовъ’.

— Теперь вы понимаете?— спросилъ Поликсфенъ, кончивъ чтеніе и передавая бумагу Филиппу. Глаза его горли.

— Значитъ, все-таки исторія потеряннаго клада!— воскликнулъ Филиппъ.

— Конечно,— отвтилъ Поликсфенъ.— А вы поврили, что-ли, тому, что я болталъ на суд о тайномъ русскомъ обществ?

— Нтъ,— отвтилъ Филиппъ.— Но исторія клада столь же мало вроятна.

— Но все же,— продолжалъ Поликсфенъ съ жаднымъ блескомъ въ глазахъ,— она совершенно достоврна. У меня есть испанскій документъ, откуда и переведено то, что я вамъ читалъ. Мой братъ зналъ всю исторію ‘El Legato’, но мн нечего читать вамъ все остальное. Установлено, что капитанъ Габріель и вся его команда должна была, по непредвидннымъ обстоятельствамъ, уплыть, оставивъ свою находку въ озер, и есть точныя доказательства того, что кладъ до сихъ поръ никмъ не былъ тронутъ.

— Словомъ,— сказалъ Филиппъ,— вы отправляетесь за дублонами.

— Да, за дублонами,— сказалъ Поликсфенъ, затмъ положилъ бумаги въ карманъ и посмотрлъ на часы.— Вотъ видите,— прибавилъ онъ,— какъ я вамъ подчиняюсь. Я сказалъ вамъ все, что вы хотли знать, и мое довріе къ вамъ доказываетъ, что я не утратилъ вс иллюзіи въ жизни.

Пароходъ снова задрожалъ отъ пришедшихъ въ движеніе машинъ.

— Мы поднимаемъ якорь,— сказалъ Поликсфенъ.— Я оставляю васъ еще здсь на нсколько часовъ, пока мы выплываемъ изъ Темзы. Не то вдь вы можете выпрыгнуть за бортъ и уплыть къ берегу. Черезъ нсколько часовъ вы будете свободны.

Онъ ушелъ, закрывъ дверь снаружи, и Филиппъ сталъ раздумывать о томъ, когда онъ сможетъ вернуться въ Англію и снова увидть Мэри.

‘Какъ странно, что человкъ такого необычайнаго ума, какъ Поликсфенъ, попался на удочку нелпой сказки о скрытомъ сокровищ!.. Я совершенно увренъ, что это пустая выдумка, а онъ не остановился передъ убійствомъ. Очевидно, актерское воображеніе убило въ немъ здравый смыслъ’.

XXIV.

Сэръ Антони Дидрингъ такъ поспшно организовалъ экспедицію для спасенія Филиппа, что черезъ нсколько дней вся собравшаяся у него въ злополучное утро компанія уже отплыла на яхт ‘Странникъ’, длавшей по тринадцати узловъ въ часъ. Капитаномъ яхты былъ человкъ нкогда знаменитый въ лтописяхъ яхтъ-клуба, плававшій на ‘Странник’ съ самыми родовитыми представителями морского спорта, когда мода на автомобили и автомобильныя яхты вытснила прежнюю страсть въ мореплаванію, онъ принужденъ былъ работать наемнымъ капитаномъ на той же яхт ‘Странникъ’, откупленной судоходной компаніей и служащей для экскурсій частныхъ лицъ. Капитанъ Четвудъ относился съ презрніемъ въ случайнымъ нанимателямъ, и это вскор почувствовалъ на себ сэръ Антони. Онъ сначала думалъ командовать Четвудомъ, какъ командовалъ шофферомъ автомобиля, но вскор долженъ билъ убдиться, что настоящій хозяинъ яхты — капитанъ, дйствующій по своему разумнію. Посл равныхъ мелкихъ стычекъ вышло столкновеніе на тринадцатый день пути. Сэру Антони хотлось направиться прямо въ Гренаду, а не останавливаться въ Бриджтоун въ Барбадос, но капитанъ спокойно заявилъ, что задетъ въ Барбадосъ грузиться углемъ, и на этотъ доводъ Тони ничего не могъ возразить, хотя онъ и былъ собственникомъ яхты и это удовольствіе стоило ему боле полуторы тысячи фунтовъ въ мсяцъ. Одно только капитанъ Четвудъ прибавилъ для утшенія Тони: онъ высказалъ предположеніе, что ‘Блая Роза’ тоже похала въ Барбадосъ за углемъ и, можетъ быть, даже тамъ находится.

Мысль о томъ, что Филиппъ, быть можетъ, близокъ отъ нихъ, взволновала его другей. Просидвъ молча нсколько времени посл обда въ каютъ-компаніи, Мэри пожелала сэру Антони покойной ночи и ушла къ себ. Тони вскор дйствительно пошелъ спать, но Мэри вышла черезъ часъ, закутанная въ плащъ, на палубу и стала смотрть вдаль съ неясными мечтами и надеждами въ душ. Въ ея удивленію, къ ней вскор присоединился капитанъ, сталъ ей указывать на красоту южнаго неба, потомъ показалъ при заходящей лун длинную, низкую черную полосу, протянувшуюся между двумя огнями — однимъ краснымъ, однимъ блымъ.

— Это что?— спросила она.

— Это Барбадосъ,— коротко отвтилъ шкиперъ.— Это Вестъ-Индія.

Странное волненіе охватило Мэри при вид новаго міра, въ которому ее увлекла судьба. Съ поразительной быстротой занималась величественная заря, изливая потоки ровнаго свта. На восток показались полосы и брызги ослпительнаго оранжеваго свта, солнце поднялось надъ моремъ, и ошеломляющій переходъ отъ ночной тьмы къ дневному свту совершился съ обычной быстротой смны дня и ночи на экватор.

Съ первыми лучами солнца на палуб появились босоногіе матросы и среди нихъ улыбающаяся фигура негра, который несъ на поднос кофе.

— Вотъ кофе, дорогая миссъ,— сказалъ онъ.

Это былъ, конечно, Коко, который, узнавъ объ экспедиціи, упросилъ взять его съ собою. Онъ былъ прикомандированъ къ кулинарной части, но за самомъ дл сдлался врнымъ слугой Мэри и часто говорилъ съ ней о ея покойномъ отц.

Онъ теперь плакалъ, подавая кофе, плакалъ отъ радости, что опять вернулся въ свой дорогой Бриджтоунъ, въ страну плантацій сахарнаго тростника.

Капитанъ, отрезвившись посл поэтическаго настроенія ночью, сухо попросилъ очистить палубу и заявилъ, что черезъ часъ броситъ якорь.

XXV.

‘Странникъ’ бросилъ якорь за полъ-мили отъ берега. Яхту окружилъ на почтительномъ разстояніи цлый кругъ маленькихъ шлюпокъ, а въ самой яхт подплыла только небольшая лодка, и изъ нея вышелъ человкъ въ мундир, оказавшійся санитарнымъ инспекторомъ. Посл предварительнаго опроса, онъ все-таки тщательно выполнилъ свои обязанности, заставилъ всхъ показывать языки, щупалъ пульсъ и т. д. По знаку Мэри, шепнувшей что-то на ухо сэру Антови, баронетъ подошелъ въ инспектору, спросилъ, не прибыла ли яхта ‘Блая Роза’ — и, получивъ отрицательный отвтъ, спросилъ,— не могла ли она пройти, не подвергаясь санитарному осмотру?

— Это совершенно невозможно!— воскликнулъ инспекторъ, возмущенный подобнымъ предположеніемъ.

Посл отплытія санитара, яхту окружили шлюпки съ предложеніемъ услугъ, и даже когда Тони со всмъ своимъ обществомъ направился къ берегу въ собственномъ маленькомъ катер, лодки потянулись за нимъ хвостомъ, несмотря на ругательства Коко.

Выйдя на берегъ, Орасъ серьезно освдомился у своего дяди, есть ли при немъ заряженный револьверъ?

— Нтъ,— отвтилъ Тони.— Я полагаюсь на то, что ты защитишь насъ въ случа надобности.— Орасъ, конечно, тотчасъ же ршилъ купить револьверъ и кушакъ, за который его заткнуть, и уже началъ споръ съ матерью, которая соглашалась купить револьверъ, съ тмъ, чтобы его не заряжать.

— Нтъ, послушай только, дядя!— возмущался Орасъ.— Что за толкъ въ револьвер, если онъ не заряженъ? Вотъ женское разсужденіе!

Капитанъ холодно освдомился о томъ, когда сэръ Антони желаетъ вернуться на яхту.

— Какъ только вы нагрузитесь углемъ,— отвтилъ Тони ршительнымъ голосомъ.

— Это будетъ сегодня или завтра,— сказалъ капитанъ. Когда Мэри попросила его, чтобы онъ постарался покончить съ нагрузкой въ тотъ же день, онъ взглянулъ на нее.— Я постараюсь,— сказалъ онъ и исчезъ.

Оксвичъ тоже куда-то пропалъ. Но въ распоряженіи Тони и Мори остался радостный Коко, который общалъ имъ показать городъ во всей его крас.

— Я буду вашимъ вожатымъ,— кричалъ онъ, размахивая руками.— Пойдемте въ ‘Ледяной Домъ’, тамъ вы позавтракаете крылатой рыбой. Меня тамъ знаютъ. Угостятъ на славу.

Они покорно послдовали за негромъ въ пламенющій пестрыми красками, кишащій движущимися массами Барбадосъ.

Блые дома подъ деревянными кровлями серебрились въ ослпительномъ солнечномъ свт со своими яркими зелеными шторами на окнахъ подъ куполомъ небесной синевы, сверкающая дорога покрыта была пылью, поднимающейся отъ малйшаго втерка, отъ движенія копытъ въ горячемъ воздух. По дорог сновали шумныя толпы, мелькали маленькіе трамваи съ звенящими колокольчиками, шли въ упряж мулы, перевозя тюки колоніальнаго товара, ослы ввели яркіе пучки зеленыхъ сахарныхъ тростниковъ, быстро мчались маленькіе экипажи, и сидвшія въ нихъ женщины хали со спущенными черными вуалями, чтобы защитить глаза отъ блеска блыхъ коралловыхъ улицъ. Женщины заполняли панель для пшеходовъ. Он шли босоногія въ блыхъ платьяхъ и пестрыхъ тюрбанахъ и весело болтали, спша куда-то, каждая съ корзинкой на голов. Он продавали кокосовые орхи, сахарный тростникъ, апельсины, манго, разныя сласти, ананасы, бананы и пряности. М-ссъ Эппльбай все время восхищалась видомъ этихъ женщинъ, державшихся очень прямо отъ привычки носить ношу на голов, восторгалась ихъ сверкающими глазами и блыми зубами и завидовала легкости ихъ туалета. Мужчины суетились, погоняли муловъ и ословъ, неустанно болтали и казались статуями изъ металла тамъ, гд ихъ темное тло выглядывало изъ-подъ лохмотьевъ. Въ тнистыхъ уголкахъ сидла толпа праздныхъ людей, жевала сласти, ла плоды. Они торговались, покупая питье у торговокъ, глотали кусочки льда, курили трубки и длинныя сигары, смялись и болтали. Группы нищихъ стариковъ и дтей приставали къ прохожимъ, дти съ курчавыми головками и голымъ тломъ сновали во всхъ направленіяхъ, сидли на солнц, лежали и по-своему наслаждались жизнью. Отъ времени до времени приходили поливать улицу, или появлялись полисмены въ блой одежд и уводили какого-нибудь нищаго въ лохмотьяхъ. Прошелъ священникъ въ черномъ, съ сытой улыбкой на губахъ, проходили разряженные негры и негритянки, мулатки и квартеронки зажиточнаго класса, въ невозможно-пестрыхъ платьяхъ, въ соломенныхъ шляпахъ и съ зонтиками, въ ботинкахъ на резинк и обвшанныя множествомъ украшеній. Воздухъ былъ тяжелый отъ зноя, пыли и разнообразныхъ запаховъ.

Наконецъ, изнемогая отъ жары и шума, путешественники пришли въ знаменитый ‘Ледяной Домъ’, гд дйствительно имъ отвели прохладную комнату въ первомъ этаж и накормили завтракомъ изъ крылатой рыбы и сладкаго картофеля. Завтракъ этотъ Коко заказалъ необычайно-авторитетнымъ тономъ, громко крича и жестикулируя.

Тотчасъ же посл завтрака, м-ссъ Эппльбай заснула отъ изнеможенія, а Мэри вышла на балконъ. Тони вышелъ за ней.

— Ахъ, другъ мой!— сказала она, обернувшись къ нему:— этотъ гамъ и зной совершенно обезсилили меня. Неужели и въ Гренад будетъ то же самое? Скажите: вы дйствительно надетесь нагнать ‘Блую Розу’ и м-ра Мастерса? Можетъ быть, ихъ уже тамъ нтъ. Конечно, я счастлива, что мы похали и что вы взяли меня съ собой. Но наша экспедиція кажется мн порой безумною. Мн чего-то страшно. Я думаю объ отц теперь еще больше, чмъ сейчасъ посл его смерти. Онъ вдь здсь бывалъ, зналъ всхъ этихъ людей, и мн отъ этой мысли становится еще боле грустно. И когда я подумаю о труп бднаго Варко, найденномъ подъ поломъ въ комнат этого страшнаго человка…

На балконъ вышелъ человкъ, передъ которымъ слуга-негръ несъ прохладительные напитки. Онъ слъ за маленькій столикъ. Тони его видлъ, но Мэри стояла спиной къ нему. Онъ случайно взглянулъ на Тони, и въ ту же минуту всталъ и ушелъ съ балкона. Чрезъ минуту на балконъ вбжалъ Коко, нарушая правила ресторана, не допускавшія присутствія негровъ, за исключеніемъ ресторанныхъ слугъ, въ комнатахъ, предназначенныхъ для блокожихъ. Коко былъ страшно возбужденъ.

— Видли его, видли?— кричалъ онъ вн себя.— Видли человка, которому подали коктейль? Вдь это капитанъ, миссъ. Мы были у него въ ‘Обелискъ-Отел’. Это онъ, онъ!

Коко наклонился надъ перилами балкона и устремилъ взглядъ на оживленную, шумную улицу.

— Неужели это дядя Вальтеръ?— воскликнула Мэри.

— Ну, да. Это братъ капитана. Вотъ видите, вотъ онъ тамъ проходитъ… Страшно торопится!

Мэри глядла по указанію пальца Коко и замтила коренастаго человка средняго роста, который дйствительно быстро направлялся къ порту.

А стаканъ поданнаго ему питья стоялъ на маленькомъ столик нетронутый.

— Это онъ!— проговорила она страннымъ, дрожащимъ голосомъ.— Онъ, конечно, не ожидалъ встртить насъ здсь и теперь убжалъ.— Она поднялась.— Мы все-таки напали на его слдъ,— сказала она.— Теперь нельзя терять ни минуты.

XXVI.

Въ тон Мэри была такая магическая властность, что Тони почувствовалъ себя готовымъ ко всякому подвигу. Прежде, чмъ молодая двушка успла опомниться, онъ занесъ ногу за перила балкона, ухватился за деревянный столбъ, съ несомннной опасностью для жизни спустился на пыльную улицу и помчался быстро за человкомъ, котораго Коко обозначилъ ему какъ Вальтера Поликсфена. Негръ тоже собирался послдовать его примру, но не ршился спуститься по столбу, онъ быстро выбжалъ съ балкона, побжалъ по лстниц внизъ на улицу и хотлъ тоже помчаться вслдъ за Поликефеномъ, но, къ общему удовольствію толпы, растянулся на пыльной дорог и, поднявшись, уже потерялъ изъ виду и Тони, и человка, за которымъ Тони погнался.

Сэръ Антони ясно высмотрлъ свою добычу, человка, который прошелъ въ скверъ, на минуту скрылся за кустомъ пылающихъ красныхъ и желтыхъ цвтовъ, промелькнулъ въ тни великолпныхъ пальмъ и остановился у статуи Нельсона. При этомъ онъ хотя и шагалъ чрезвычайно быстро, но не имлъ вида человка, за которымъ гонятся. У статуи Нельсона Тони чуть не нагналъ его, но въ это время мимо прозжалъ трамвай съ ярко оранжевыми вагонами, и онъ спокойно слъ въ него. Тони не колебался. Онъ погнался за трамваемъ съ твердымъ намреніемъ вытащить Поликсфена изъ вагона и подвергнуть его всмъ строгостямъ вестъ-индскихъ законовъ. Но все случилось совершенно иначе, чмъ Тони представлялъ себ въ своемъ пылкомъ воображеніи. Онъ прежде всего такъ неловко вскочилъ въ вагонъ, что наступилъ на ногу кондуктору, вызвалъ его гнвъ, самъ отъ этого нсколько отрезвился и сталъ обдумывать боле разумный образъ дйствій. Онъ увидлъ свою добычу въ углу у двери. Предполагаемый Вальтеръ Поликсфенъ сидлъ и курилъ папиросу. Въ противоположномъ углу сидлъ молодой негръ и сосалъ стебель сахарнаго тростника, а по средин вагона сидли дв разряженныя двушки, повидимому сестры.

Тони слъ и вдругъ понялъ, что не можетъ напасть на мнимаго убійцу въ вагон трамвая, не можетъ назвать его по имени, обличить въ убійств, потребовать выдачи Филиппа Мастерса и увести его съ собой въ полицейскій участокъ. Вроятно, слдовало бы такъ поступить, но Тони былъ не на высот положенія, боялся, что все кончится его же посрамленіемъ, тмъ боле, что у него не было въ карман приказа о задержаніи Вальтера Поликсфена. Стоило бы его врагу сказать, что онъ, Тони, сумасшедшій, чтобы сразу, по крайней мр на время, восторжествовать надъ нимъ. Тони ршилъ ждать, пока его врагъ сойдетъ съ трамвая, и сидлъ, обливаясь потомъ и чувствуя себя не по себ посл непривычнаго индійскаго завтрака. А мнимый убійца крутилъ папироску за папироской и сидлъ съ спокойнымъ, улыбающимся лицомъ.

Трамвай выхалъ изъ города и шелъ по дорог, окаймленной джунглями сахарнаго тростника, свисающіе, точно отполированные стебли котораго отражали свтъ какъ металлъ. Отъ времени до времени попадались группы банановыхъ деревьевъ среди сахарныхъ плантацій или возвышалось подъ чистымъ небомъ прекрасное хлбное дерево. Въ большомъ количеств попадались втряныя мельницы и слышался шумъ паровыхъ машинъ. Тони становилось жутко. Ему казалось, что онъ оставилъ позади себя цивилизованный міръ и детъ въ какія-то дебри. Онъ читалъ въ путеводител о томъ, какъ убійцы въ Барбадос прячутъ свои жертвы въ высокихъ сахарныхъ плантаціяхъ, такъ что только обиліе слетающихся на какое-нибудь опредленное мсто коршуновъ обнаруживаетъ мсто преступленія, и съ ужасомъ думалъ объ исход своего приключенія.

Мальчикъ, сидвшій въ трамва, вышелъ первымъ, а нсколько дальше, передъ маленькимъ домомъ, обросшимъ яркими цвтами, вышли, смясь и весело болтая, об двушки, он вошли въ домикъ, медленно оглядываясь назадъ. Вслдъ за ними тотчасъ же вышелъ предполагаемый Поликсфенъ, а за нимъ и Тони. Трамвай продолжалъ путь и быстро скрылся изъ виду. Тони былъ въ нершительности. Убійца пристально смотрлъ на домикъ, въ который вошли двушки, вынулъ записную книжку и сталъ что-то вписывать. Затмъ онъ быстро повернулся къ Тони. Они были одни на жаркой пыльной дорог.

— Простите, сэръ,— сказалъ спутникъ Тони съ медленнымъ американскимъ акцентомъ.— Не будете ли вы столь любезны дать мн спичку?— Онъ говорилъ убдительнымъ красивымъ голосомъ, съ чрезвычайно пріятной улыбкой на лиц, и глядя на его гладко выбритое нестарое лицо и на его коренастую фигуру, Тони нершительно протянулъ ему спичку, не считая возможнымъ отказать ему въ любезности. Ему казалось, что лицо этого страннаго человка дйствительно похоже на м-ссъ Оппотери, но все же онъ не былъ въ этомъ увренъ.

— Какъ жарко, не правда ли?— непринужденнымъ тономъ замтилъ незнакомецъ.

— Да,— согласился Тони, ршивъ-было быть крайне осторожнымъ. Но тутъ же, не утерпвъ, онъ рискнулъ начать открытую игру.

— Я долженъ съ вами поговорить,— сказалъ онъ.— Я для этого и пріхалъ сюда.

— Какъ!— воскликнулъ человкъ, котораго Тони уже считалъ вполн своей добычей:— вы причастны къ этому длу? Ну, да, конечно,— продолжалъ онъ, не давъ Тони отвтить.— Мн говорили при отъзд, что я, можетъ быть, встрчу товарища изъ ‘Скотлэндъ-Ярда’, но я не зналъ, что въ длу уже привлеченъ ‘Тибръ’.

— О какомъ дл вы говорите?— растерянно спросилъ ошеломленный Тоня.

— Конечно, о дл Поликсфена? Разв есть еще какое-нибудь другое?

— Что же вы знаете о дл Поликсфена?— проговорилъ Тони.

— Знаю очень недостаточно,— отвтилъ незнакомецъ.— Пройдемъ въ тнь, я вамъ все скажу. Я занятъ разслдованіемъ этого дла. Намъ прислали каблограмму изъ Лондона въ Ямайку, о томъ, что предполагаемый убійца ухалъ изъ Лондона, нанявъ яхту и имя при себ нсколько тысячъ фунтовъ и кое-какіе документы. А такъ какъ я уже работалъ въ Денвер и Чикаго, прежде чмъ перешелъ въ Ямайку, то Тролопъ послалъ меня сюда на встрчу яхт.

— Вотъ какъ!— проговорилъ Тони.— И что же, яхта пришла?

— Кажется. Онъ наврное уже гд-нибудь теперь на остров. Но я еще не могу арестовать его. Вотъ эти дв двушки, вышедшія изъ. трамвая, тоже замшаны въ дло. Васъ это удивляетъ? Но это фактъ. Я за ними слжу уже цлыя сутки. Я увидалъ ихъ на улиц съ балкона ‘Ледяного Дома’, и быстро поспшилъ за ними, даже не выпивъ мой коктэйль. Некогда думать о себ, когда хочешь поспть во-время куда слдуетъ. А вы, я полагаю, знаменитый Варко?

Тони не зналъ, что сказать, и только отрицательно покачалъ головой.

— Не скрытничайте,— сказалъ незнакомецъ.— Со мной вы можете говорить откровенно. Я сразу увидлъ на васъ отпечатокъ Скотлэндъ-Ярда.

— А я… я подумалъ, что вы Вальтеръ Поликсфенъ,— сказалъ Тони, стараясь сохранить суровый видъ.

— Вы приняли меня за…— не докончивъ фразу, собесдникъ Тони расхохотался и долго не могъ успокоиться.

— За это,— проговорилъ онъ, наконецъ,— за это вы поплатитесь. Пойдемъ въ полицейское бюро — оно тутъ по близости — и я васъ представлю нашимъ. Мы заставимъ васъ угостить насъ всхъ.

Успокоенный упоминаніемъ полицейскаго участка, Тони ршилъ, что или Коко совершенно ошибся, или онъ погнался не за тмъ человкомъ, котораго ему указали. Во всякомъ случа, ничего другого не оставалось, какъ вернуться въ городъ. Спутникъ Тони оказался очень пріятнымъ собесдникомъ. Онъ взялъ у него папиросу, такъ какъ забылъ свой портсигаръ на балкон ‘Ледяного Дома’, и среди бесды далъ ему кое-какія указанія относительно ‘Странника’, разсказалъ о томъ, что нашли трупъ Варко, и сообщилъ еще много другихъ интересныхъ новостей. Но собесдникъ его, сдерживая свое любопытство, далъ ему понять, что лучше отложить главный разговоръ о дл Поликсфена до того, какъ они смогутъ говорить въ безопасности въ барбадосскомъ сыскномъ отдленіи.

Черезъ пять минутъ они остановились передъ негритянскимъ жилищемъ. Спутникъ Тони купилъ кокосовый орхъ, ловко надрзалъ его, говоря, что нтъ ничего боле освжительнаго въ этомъ адскомъ климат, чмъ кокосовое молоко, но что нужно не класть въ него ледъ, какъ длаютъ иные, а влить немного виски. Вынувъ изъ кармана фляжку, онъ прилилъ виски въ молоко, и когда Тони выпилъ нсколько глотковъ, его мнніе о незнакомц сильно поднялось.

По дальнйшей дорог въ городъ случился еще одинъ инцидентъ. На краю одной сахарной плантаціи стояло дерево манго. Плоды его были еще незрлые, кром нсколькихъ на самой верхушк. Подъ деревомъ стоялъ рослый негръ, видимо въ бшенств, и его окружало еще восемь, девять негровъ, посылавшихъ проклятія и угрозы кому-то, сидвшему наверху.

— Дядя Тони!— раздался вдругъ жалобный крикъ Ораса, и Тони съ ужасомъ узналъ голосъ своего племянника.

— Дядя Тони!— жалобно взывалъ мальчикъ:— я думалъ, что это дикое дерево, и взобрался на него, а вотъ они…

Негры продолжали вопить на своемъ ломаномъ англійскомъ язык, называли мальчика воромъ и угрожали ему расправой.

Незнакомецъ, узнавъ, что мальчикъ родственникъ его собесдника, быстро подошелъ къ дереву и сталъ кричать на негровъ, они стали было настаивать на правахъ собственности, но съ испугомъ отступили, когда онъ вынулъ револьверъ и направилъ его на рослаго негра.

— Идемъ въ полицію,— приказалъ незнакомецъ негру.— А вы спуститесь, молодой человкъ,— обратился онъ къ Орасу,— и возьмите съ собой одинъ, два плода.

Составилась маленькая процессія, направившаяся вмст въ городъ, и Орасъ съ наслажденіемъ лъ плоды, доставшіеся ему чуть было не слишкомъ дорогой цной. Онъ въ это утро ничего не лъ, кром крылатой рыбы, сладкаго картофеля, баранины, гороха, апельсинъ въ тонко-зеленой кожиц, фигъ, банановъ, и потому аппетитъ его былъ понятенъ. Незнакомца онъ сразу призналъ настоящимъ героемъ, прыгалъ вокругъ него съ восторгомъ и робко попросилъ позволенія осмотрть револьверъ, такъ быстро смирившій его врага.

Имъ навстрчу попалась м-ссъ Эппльбай, которая сильно тревожилась объ отсутствующемъ сын, обрадовалась при вид его, и когда онъ разсказалъ о поразительномъ, эпизод съ деревомъ и о томъ, какъ незнакомецъ его спасъ, она не знала, какъ выразить свою благодарность такому герою.

— Мн нужно сначала прохать къ пристани,— сказалъ незнакомецъ.— ‘Рейнъ’ отплываетъ въ часъ, и у меня тамъ кое-какія дла. Мы можемъ похать вмст,— предложилъ онъ, и предложеніе его было принято. Они направились въ пристани въ большой, неуклюжей колымаг, стоявшей у панели, а негръ, которому м-ссъ Эппльбай сунула золотой въ руку, ушелъ, не настаивая на томъ, чтобы идти въ полицію.

XXVII.

Мэри, потерявъ изъ виду сэра Антони и Коко, направилась одна къ пристани и стала тревожно ходить взадъ и впередъ среди суетящейся толпы. Ей приходилось безпомощно ждать Тони, и она могла только сожалть о томъ, что сняла мужское платье и не можетъ дйствовать активно. Она чувствовала, что Тони не справится съ Вальтеромъ Поликсфеномъ, и безпокоилась о немъ. Она подумала о томъ, куда пропалъ Оксвичъ, но какъ разъ въ эту минуту увидла его передъ собою. Онъ видимо искалъ ее и шелъ, возбужденный какимъ-то неожиданнымъ событіемъ. Онъ бросился въ ней, спрашивая, гд сэръ Антони, и сообщилъ ей о томъ, что въ гавань прибыла ‘Блая Роза’ — часъ или два тому назадь.

— Вотъ она,— сказалъ онъ, указывая на срую яхту съ одной трубой и безъ мачтъ. Мэри чуть не въ слезахъ сообщила ему, что не знаетъ, гд сэръ Антони, и разсказала о происшествіи въ ‘Ледяномъ Дом’. Оксвичъ задумался.

— Водь что, миссъ,— сказалъ онъ, наконецъ.— Если Вальтеръ Поликсфенъ на берегу, то вдь можно похать на ‘Блую Рогу’ безъ всякой опасности. Хотите, подемъ? Вдь, можетъ быть, м-ръ Мастерсъ тамъ. Ну, а если м-ръ Вальтеръ Поликсфенъ какъ-разъ въ отсутствіи, то…

— Подемъ, подемъ, Оксвичъ!— быстро свивала Мэри, и они направились къ пристани. Маленькимъ катеромъ, который привезъ ихъ въ яхт, нельзя было воспользоваться, потому что машиниста не было, но выборъ лодокъ былъ большой, они взяли первую попавшуюся, отогнавъ всхъ другихъ конкуррентовъ, и направились къ ‘Блой Роз’. Вскор они очутились въ нсколькихъ стахъ ярдахъ отъ маленькаго парохода, на которомъ ясно вырисовывалась надпись: ‘Блая Роза’. Лстница была спущена. На палуб, склонившись надъ перилами, стояла одинокая фигура. Скоро они увидли, какъ стоявшій на палуб поднесъ къ глазамъ морской бинокль и сталъ разсматривать сидвшихъ въ лодк.

И Оксвичъ, и Мэри сразу узнали м-ра Мастерса, и Оксвичъ былъ вн себя отъ радости.

— Какое счастье!— воскликнулъ онъ.— Вотъ-то мы обрадуемъ сэра Антони! И, кажется, онъ насъ узналъ, т.-е. васъ, я хочу сказать. Живй!— крикнулъ Оксвичъ лодочнику.

Фигура на палуб сдлала рукой странный жестъ, точно кивая въ знакъ прощанія, и вдругъ исчезла. Оксвичъ былъ увренъ, что Филиппъ пошелъ встртить ихъ на лстниц, но вдругъ, къ ихъ великому удивленію, какія-то невидимыя руки подняли лстницу.

— Что это значитъ?— тревожно спросила Мэри.

— Мы скоро узнаемъ, миссъ,— отвтилъ Оксвичъ.

Подъхавъ къ ‘Блой Роз’, сидвшіе въ лодк не имли возможности подняться на пароходъ, высившійся надъ ними. Лодочникъ сталъ окликать ‘Блую Розу’, но совершенно напрасно. Никакого отвта не послдовало, а только вблизи отъ лодки изъ отверстія сбоку въ море хлынулъ пущенный съ силой потокъ воды.

— М-ръ Мастерсъ!— громко крикнулъ Оксвичъ, поднимаясь съ мста.

Отвта не послдовало, слышенъ былъ только шумъ выливающейся воды. Лодка медленно объхала вокругъ яхты, вокругъ якорной цпи, и ничего не добилась. Сколько ни звали и ни кричали, никто не отвтилъ имъ. Яхта казалась точно вымершей, заколдованной. Лстница была снята, подняться на палубу не было ни малйшей возможности.

— Вы уврены, что это былъ м-ръ Мастерсъ?— проговорила Мэри съ засохшими отъ волненія губами.

— Совершенно увренъ, миссъ.

— Что же теперь длать?

— Приходится вернуться на берегъ и доложить обо всемъ,— сказалъ Оксвичъ со свойственной ему торжественностью.

Когда они прибыли на пристань, то увидли передъ собой группу, состоявшую изъ сэра Антони, м-ссъ Эппльбай и Ораса. Орасъ махалъ платкомъ какому-то человку, отъзжающему съ берега въ лодк. Орасъ тотчасъ же сталъ разсказывать о незнакомц, спасшемъ ему жизнь. Тони, помогая Мэри высадиться на берегъ изъ лодки, съ тревогой спросилъ, гд она была.

— На ‘Блой Роз’,— отвтила она.

Тони сталъ разсказывать о всемъ происшедшемъ съ нимъ, и на лиц его отражалось глубокое смущеніе. Онъ закончилъ разсказъ сообщеніемъ о томъ, что незнакомецъ, котораго Коко ошибочно принялъ за Вальтера Поликсфена, направился теперь на ‘Рейнъ’ и вернется черезъ двадцать минутъ.

— ‘Рейнъ’ вовсе не собирается отплыть, сэръ Антони,— сказалъ Оксвичъ.— Онъ только-что прибылъ. А кром того, смотрите, этотъ человкъ вовсе не детъ на ‘Рейнъ’. Ясно, что онъ направляется на ‘Блую Розу’. Въ тон Оксвича послышалось несдерживаемое возмущеніе своихъ недальновиднымъ господиномъ.

Собравшаяся на пристани компанія могла убдиться, что лодка съ сидящимъ на ней человкомъ причалила въ ‘Блой Роз’. Затмъ ‘Блая Роза’ подняла якорь и спокойно вышла изъ бухты. Въ ту же минуту прибжалъ, задыхаясь, растрепанный Коко, дйствія котораго были такъ же безплодны, какъ и сэра Антони.

Ихъ ожидалъ еще одинъ ударъ: оказалось невозможнымъ грузиться углемъ. Вс рабочіе были заняты. Но поздно вечеромъ сторожевой на палуб ‘Странника’ замтилъ странное мерцаніе огоньковъ на темной поверхности воды. Къ ‘Страннику’ приближалась лодка. Она подплыла въ лстниц.

— Кто тутъ?— тревожно окликнулъ караульный.

— Это я,— раздался голосъ.— Я, Мастерсъ.

ХХVIII.

На верху лстницы стояла блая фигура Мэри. Въ лодк виднлись два человка, изъ которыхъ одинъ поднялся и осторожно пошелъ на верхъ по ступенькамъ. Мэри протянула руку, и въ ней очутилась рука Филиппа Мастерса. Они прошли на палубу, и она продолжала держать его руку. Нсколько минутъ они молча глядли въ лицо другъ другу.

— Такъ, значитъ, вы не отплыли на ‘Блой Роз’?— тихо проговорила она.

— Отплыли. Но пришлось вернуться за углемъ.

Они почему-то говорили вполголоса, взволнованными голосами. На палуб было темно,— казалось, что все спитъ, кром нихъ, и только свтъ изъ прозрачнаго потолка каютъ-компаніи указывалъ на то, что внизу еще не спятъ. Наступило короткое молчаніе. Мэри чувствовала, какъ сильно бьется ея сердце, и думала о томъ, что чувствуетъ онъ при этой встрч среди таинственной южной ночи.

— Такъ, значитъ, вы убжали,— проговорила она, наконецъ.— Я знала, что такъ и будетъ. Но сегодня утромъ…

Она только теперь отпустила его горячую руку.

— Я не убжалъ,— проговорилъ онъ.— Я плнникъ, отпущенный на честное слово. Я даже не думалъ, что увижу васъ. Я пріхалъ къ Тони. Но я такъ счастливъ! Я вижу, что мн легче сказать все вамъ, чмъ ему, хотя я думалъ, что не ршусь говорить съ вами… Мн все равно. Главное, что я васъ увидлъ. Мн уже не стыдно…

— Что это значитъ? Почему вамъ должно быть стыдно?— спросила она.

Онъ разсказалъ ей о разговор съ ея дядей на Темз и объ условіяхъ, на которыхъ онъ спасъ свою жизнь.

— Правда, вдь это было преступно съ моей стороны,— сказалъ онъ.— Нельзя было входить въ соглашеніе съ преступникомъ, хотя бы для спасенія жизни.

Но она успокоила его и объяснила, что не ему благодарить ее за снисхожденіе, а что, напротивъ того, она питаетъ безконечную благодарность къ нему, такъ какъ все, что онъ испыталъ, было сдлано ради нея. Затмъ, она стала разспрашивать о своемъ дяд.

— Такъ, значитъ, онъ сознался?— спросила она.

— Да, сознался. Но клялся, что убивать брата не хотлъ.

— Но вдь Варко-то онъ все-таки намренно убилъ? А какого вы мннія о моемъ дяд?

— У него голосъ такой, какъ у васъ,— и этого довольно,— просто сказалъ Филиппъ.

— Почему вы сегодня утромъ не сказали намъ ни слова? Вы не представляете себ, въ какомъ мы были отчаяніи.

— Одного слова было бы недостаточно,— отвтилъ Филиппъ.— Вы не могли бы, все равно, попасть на яхту. Онъ отдалъ строгія приказанія на этотъ счетъ, а говорить съ вами, стоя на палуб, я не могъ. Кром того, мн стало стыдно: стыдно за то, что я живъ при такихъ условіяхъ и что я почти въ дружескихъ отношеніяхъ съ убійцей. Какъ ни странно, но это такъ. За дв недли, проведенныхъ вмст,— причемъ Поликсфенъ вполн держалъ меня въ своей власти,— мы какъ-то странно сошлись. Я иногда даже забывалъ, что онъ — убійца. Положеніе мое было самое необычайное. Конечно, не будь между нами доврчивыхъ отношеній, онъ бы не пустилъ меня сюда, и могло бы случиться еще многое гораздо худшее. Я хотлъ быть полезнымъ вамъ, я потому принялъ вс его условія для того, чтобы явиться сюда.

— Но какъ вы можете быть полезны намъ,— спросила она,— давъ слово ничего не предпринимать противъ него?

— Конечно, онъ бы ни за что не пустилъ меня, если бы могъ предположить предательство съ моей стороны. И все-таки… все-таки я, кажется, что-то могу сдлать, хотя теряюсь, какъ это объяснять вамъ.

— Объясните — вы знаете, что я въ состояніи многое понять.

— Послушайте,— началъ Филиппъ нервнымъ, взволнованнымъ голосомъ.— Вашъ отецъ мертвъ, и ничто уже не можетъ его воскресить. И деньги его потеряны, но вамъ он не нужны. Прошлое остается прошлымъ. Неужели же вы — сторонница смертной казни? Я знаю, что говорю странныя вещи, но я все-таки пришелъ съ цлью посовтовать вамъ оставить въ поко Вальтера Поликсфена. Ну, вотъ, главное и сказано.— Филиппъ тяжело вздохнулъ.— Бороться съ такимъ человкомъ, какъ Вальтеръ Поликсфенъ, страшно опасно. Онъ ни передъ чмъ не остановится. Теперь онъ боится,— боится, не телеграфировала ли полиція отсюда въ Лондонъ. Онъ безумно испугался, встртившись съ вами и Тони въ ресторан. Страхъ и побудилъ его послать меня сюда съ цлью убдить васъ вернуться въ Лондонъ, навсегда предоставивъ его на волю судебъ.

— Значитъ, ваша цль — заботиться объ его интересахъ, а не о нашихъ, господинъ посланникъ?— холодно спросила Мэри.

— Зачмъ вы это говорите!— воскликнулъ онъ съ отчаяніемъ въ голос.— Я вдь хочу отвратить возможность ужаснаго… возможность новыхъ убійствъ. Помните, что все равно я далъ слово Поликсфену и купилъ жизнь этой дорогой цной.

— Поговорите съ сэромъ Антони,— съ усиліемъ выговорила Мэри.— Яхта принадлежитъ ему, я только его гостья.

— Но вдь вы тоже похали съ нимъ. Вы захотли разыскивать меня?— взволнованно настаивалъ Филиппъ.

— Мысль о яхт принадлежитъ м-ссъ Эппльбай,— сказала она робкимъ голосомъ, но тотчасъ же прибавила боле горячо:— Конечно, я хотла пріхать. Пойдите, поговорите съ сэромъ Антони, онъ одинъ въ салон.

Она провела его до дверей салона, потомъ прошла медленно на палубу и нагнулась надъ перилами, со слезами на глазахъ. Она была глубоко взволнована, сама не разбираясь вполн, были ли ея слезы вызваны радостью или скорбью.

За ней выступила изъ тни фигура. Это былъ Коко, назначенный часовымъ на первую половину ночи. Никто другой изъ экипажа не показывался. Коко на минуту посмотрлъ на Мэри, видимо что-то сталъ соображать и затмъ безшумно и осторожно спустился вслдъ за Филиппомъ.

XXIX.

Тони встртилъ Филиппа съ наивной, простой радостью. Человкъ съ боле сложной натурой почувствовалъ бы въ эту минуту разнородныя чувства.

Но Тони сразу забылъ и ревность къ своему боле счастливому сопернику въ чувствахъ Мэри, и глупую роль, которую онъ, Тони, разыгралъ въ этотъ день, и вс свои другіе промахи. Онъ видлъ только, что Филиппъ, въ поискахъ за конторымъ онъ прохалъ полсвта, теперь передъ нимъ, и внутренно возгордился своей удачей.

— Здравствуй, мой другъ!— весело воскликнулъ онъ,— Вотъ, видишь, я получилъ твое посланіе на блюд — и тутъ какъ тутъ. Ну, разсказывай, разсказывай.

Филиппъ прежде всего попросилъ пить. Тони позвонилъ Оксвича, и когда старый слуга вошелъ, то онъ долженъ былъ употребить всю свою привычку къ самообладанію, чтобы геройски не выговорить ни слова, прежде чмъ Филиппъ не обратятся къ нему.

— Здравствуйте, Оксвичъ,— сказалъ Филиппъ.— Я радъ, что привелось снова увидть васъ.

— Благодарю васъ, сэръ. Я еще боле радъ, чмъ вы, сэръ.

Сказавъ это, онъ занялся приготовленіемъ виски и соды у сосдняго столика. Оба друга попросили сдлать имъ смсь покрпче.

— Я долженъ теб сразу сказать,— началъ Филиппъ, взявъ стаканъ изъ рукъ Оксвича,— что я не остаюсь здсь. Я долженъ вернуться, потому что нахожусь только въ отпуску. Пожалуйста, Оксвичъ, еще стаканъ. Вотъ такъ, благодарю васъ.

Онъ въ краткихъ чертахъ передалъ то, что уже говорилъ Мэри, и привелъ этимъ Тони въ величайшій ужасъ.

— Что же длать!— сказалъ Филиппъ:— вдь не могу же я нарушить слово?

— Послушайте, Оксвичъ,— воскликнулъ баронетъ вн себя.— М-ръ Мастерсъ хочетъ вернуться къ этому негодяю и требуетъ, чтобы мы отказались отъ экспедиціи.

— Я слышу, сэръ,— сказалъ Оксвичъ,— и могу только искренно пожалть, что онъ этого требуетъ.

— Но послушайте, Оксвичъ,— сталъ объяснять Филиппъ, обращаясь къ слуг, разумности котораго онъ боле доврялъ, чмъ логик его хозяина.— Вы знаете, что такое Поликсфенъ, и какъ опасно вступать съ нимъ въ борьбу. Сэръ Антони не отдаетъ себ въ этомъ отчета.

— Не будете ли вы любезны, сэръ, сообщить, какова цлъ Поликсфена?

— Добыть спрятанный кладъ. Онъ увренъ въ удач.

— Куда же онъ направляется, сэръ?

— Въ Гранъ… ахъ, я забылъ общаніе не говорить…

— Вы какъ-разъ во-время остановились, сэръ.

— Помните, что у васъ дамы на яхт.

— Оставить ихъ, что-ли, на берегу?— отвтилъ Тони.

— Осмлюсь доложить, сэръ,— замтилъ Оксвичъ,— что дамы едва-ли согласятся, чтобы ихъ оставили. Къ тому же, я не вижу опасности. ‘Странникъ’ длаетъ добрыхъ двнадцать узловъ въ часъ, а ‘Блая Роза’ — только восемь, такъ что находящимся на ‘Странник’ не грозитъ никакая опасность. Если врны т свднія, которыя я собралъ, изучая результаты послднихъ морскихъ маневровъ, то мы всегда можемъ быть на такомъ разстояніи отъ ‘Блой Розы’, на какомъ пожелаемъ.

— Ну, конечно,— сказалъ сэръ Антони.— Я какъ разъ это и думалъ. Мы всегда будемъ слдить за Поликсфеномъ на должномъ разстояніи.

— Ну, знаете,— сказалъ Филиппъ.— Я достаточно изучилъ Поликсфена, чтобы знать его. Онъ перевернетъ вс наши планы, обманетъ и васъ, и полицію, если та за нимъ гонится. Знаетъ полиція, гд его искать теперь?

— Ничего она не знаетъ,— сказалъ сэръ Антони, покраснвъ отъ воспоминанія о томъ, какъ онъ самъ попался въ просакъ.— Его наврное ищутъ еще въ Лондон.

— Похоже на нихъ,— сказалъ Филиппъ.— Но вернемся къ длу: ты ршилъ не отказываться отъ твоего предпріятія?

— Конечно, нтъ, чортъ возьми!— сказалъ сэръ Антони, быстро взглянувъ на Оксвича, какъ всегда въ трудныхъ случаяхъ жизни.— Пусть себ Поликсфенъ добываетъ свое сокровище, а мы будемъ слдовать за нимъ повсюду, пока не посадимъ его въ тюрьму.

— Простите, что я осмлюсь спросить,— вмшался Оксвичъ:— но неужели вы врите этой сказк о клад? неужели въ наше время такой человкъ, какъ Поликсфенъ, можетъ серьезно искать спрятанное гд-то сокровище? Если онъ искренно вритъ въ кладъ, то значитъ, просто, онъ какъ-то случайно очутился не въ своемъ вк.

— Я не врю, но и не отрицаю,— отвтилъ Филиппъ,— такъ какъ знаю, что такому актеру, какъ Вальтеръ Поликсфенъ, ни въ чемъ доврять нельзд. Но, кажется, онъ дйствительно увренъ, что найдетъ золотые дублоны и, по-моему, если такой человкъ, какъ Поликсфенъ, такъ серьезно ихъ ищетъ и совершилъ съ этой цлью нсколько убійствъ, то дублоны эти гд-нибудь да есть. Вы не думаете, Оксвичъ?

— Говоря откровенно,— отвтилъ Оксвичъ,— не думаю.

— Однако, пора,— сказалъ Филиппъ взглянувъ на часы.— Прощайте. Я возвращаюсь на ‘Блую Розу’. Я, конечно, счастливъ, что вы ршили не уступать, и пріхалъ собственно съ тмъ, чтобы выяснить мое положеніе относительно васъ. Прощайте. Я какъ-нибудь выкарабкаюсь изъ этой исторіи. Мы увидимся, когда это маленькое дло будетъ закончено. До свиданья, Оксвичъ,— сказалъ онъ, пожимая руку слуг, почти противъ его воли.

Но Оксвичъ, видимо, не хотлъ сдаться обстоятельствамъ.

— Послушайте, сэръ,— сказалъ онъ:— вы, я полагаю, знаете, что такое force majeure? Вы хотите вернуться на ‘Блую Розу’, потому что дали слово этому негодяю. Но слово было дано въ такихъ условіяхъ, когда у васъ не было выбора,— это и называется force majeure, и я читалъ въ ‘Британской Энциклопедіи’, что такое слово не считается связывающимъ, ни нравственно, ни по закону.

— Нтъ, другъ мой,— возразилъ со смхомъ Филиппъ,— на вашей сторон то преимущество, что вы читали ‘Британскую Энциклопедію’, а я нтъ. Но я англичанинъ и на такіе компромиссы не пойду.

— Конечно, я такъ и думалъ, сэръ,— возразилъ Оксвичъ,— и не полагалъ, что подобный доводъ изъ ‘Энциклопедіи’ можетъ васъ убдить. Но,— сказалъ онъ, обращаясь къ своему хозяину:— есть другого рода force majeure, сэръ Антони, и ей м-ръ Мастерсъ долженъ подчиниться, будь онъ пятьдесятъ разъ англичаниномъ. И я англичанинъ, сэръ. Я говорю о грубой сил, о сил захвата. Мы можемъ помшать м-ру Мастерсу оставить ихту. Мы никакихъ общаній никакому Поликсфену не давали. Мы не звали къ себ м-ра Мастерса — простите, сэръ, вдь вы знаете, какъ я радъ, что вы явились — и мы можемъ не отпустить его.

— Что за глупости!— воскликнулъ Филиппъ, но сэръ Антони сразу принялъ сторону своего слуги, и они въ серьёзъ схватилъ Мастерса съ цлью запереть его въ курительной комнат.

Филиппъ бшено отбивался отъ нихъ, очень прося не ставить его въ глупое положеніе, но они и слушать не хотли. Началась серьезная борьба, которой положила конецъ появившаяся въ дверяхъ Мэри Поликсфенъ. Стоя съ блднымъ лицомъ, она заявила, что противъ воли м-ра Мастерса удерживать нельзя, что его дло ршать, остаться ли ему, или вернуться на ‘Блую Розу’. Такъ какъ Филиппъ опредленно повторилъ желаніе вернуться, то его отпустили, и онъ ушелъ, выразивъ свою глубокую благодарность Мэри Поликсфенъ. Черезъ пять минутъ стоящіе на палуб ‘Странника’ пассажиры увидли фосфорическій слдъ на вод отъ отплывающей лодки.

На слдующее утро ‘Странникъ’ нагружался углемъ, и, какъ оказалось, и ‘Блая Роза’ занята была тмъ же дломъ. На такъ какъ ей нужно было меньше угля, чмъ ‘Страннику’, та она быстре кончила и уплыла. Когда сэръ Антони нсколько рзкимъ тономъ сообщилъ капитану, что онъ желаетъ идти слдомъ за ‘Блой Розой’, то капитанъ сильно обидлся тмъ, что съ нимъ говорятъ какъ съ кучеромъ, приказывая ему слдить за другимъ кэбомъ. Онъ былъ сердитъ также за то, что его не посвящаютъ въ таинственныя дла, видимо занимавшія сэра Антони, Мэри и Оксвича. Все это вооружало его противъ собственника яхты.

Передъ снятіемъ съ якоря сдлано было странное открытіе. У морскихъ инженеровъ бываетъ особое чутье во всемъ, что относится къ ихъ длу, и въ силу этого чутья служащій на яхт морской инженеръ Аченгрей вздумалъ осмотрть винтъ. Къ изумленію его оказалось, что винтъ обмотанъ цпью такимъ образомъ, что при первомъ движеніи пущенныхъ въ дло машинъ винтъ бы сломался, и яхт пришлось бы чиниться въ Бриджтоун не мене недли, а можетъ быть и цлый мсяцъ. На такъ какъ опасность была предотвращена во-время, то черезъ часъ они уже снялись съ якоря.

XXX.

Вальтеръ Поликсфенъ уплылъ на ‘Блой Роз’ въ отличномъ настроеніи духа, такъ какъ весело провелъ предыдущій день и обезпечилъ себя отъ опасности на будущее. Капитанъ у него былъ послушный, не то что Четвудъ ‘Странника’. ‘Блая Роза’ была очень чистымъ пароходомъ, пріятнымъ для плаванія, но уже старымъ и, въ сущности, мало годнымъ для далекаго плаванія. Но почему-то Вальтеръ Поликсфенъ ршилъ, что для его цли она достаточно хороша. Онъ сидлъ за завтракомъ въ каютъ-компаніи вмст съ Филиппомъ, дразнилъ его безплодностью его ночной экскурсіи и говорилъ очень ршительно и увренно,— не подозрвая объ ожидающихъ его сюрпризахъ. Первымъ сюрпризомъ было то, что ему привели, посл того, какъ они вышли въ открытое море, негра, очень плотнаго и уже пожилого,— и негръ этотъ оказался Коко, котораго сейчасъ же узнали и Поликсфенъ, и Филиппъ. Послдній испугался какого-нибудь предательства, а Поликсфенъ съ усмшкой спросилъ, не явился ли онъ съ поклонами со ‘Странника’? Но Коко объяснилъ, что онъ тайкомъ ухалъ со ‘Странника» въ лодк, такъ какъ долженъ сдлать важное сообщеніе Поликсфену.

— Говори!— сказалъ Поликсфенъ.

— Простите, сэръ,— пробормоталъ Коко, взглянувъ впервые въ лицо Филиппу,— но я могу сообщить мою тайну только вамъ одному.

— Хорошо,— сказалъ Поликсфенъ.— Поди и вымойся, а тогда приходи говорить.

— Слушаю, сэръ. Простите, что я такой грязный. Я вдь грузилъ уголь для васъ съ другими неграми.

Поликсфенъ спросилъ Филиппа, не знаетъ ли онъ, зачмъ явился Коко, и, въ виду полнаго невднія Филиппа, высказалъ предположеніе, что, какъ вс негры, Коко перебжчикъ и пріхалъ продавать какія-нибудь тайны.

— Конечно, это глупо съ его стороны,— прибавилъ онъ.— Вдь я заплачу ему не по его цн, а по своей, и ему не поздоровится.

Филиппъ сообщилъ небрежнымъ тономъ, что ‘Странникъ’ будетъ идти слдомъ за ‘Блой Розой’. Онъ сказалъ это съ инстинктивнымъ желаніемъ нарушить счастливое настроеніе Вальтера Поликсфена, но отвтъ послдняго неожиданно обратился противъ него самого.

— Я такъ и думалъ,— сказалъ съ невозмутимой веселостью и съ легкимъ оттнкомъ ироніи Поликсфенъ.— Ужъ если они прослдили меня въ Вестъ-Индіи, то могутъ узнать и куда именно я направляюсь. Поэтому вчера, во время нашей маленькой экскурсіи на ‘Странникъ’, я кое-что сдлалъ, чтобы замедлить отплытіе яхты. Вотъ почему, милый Мастерсъ, я и сопровождалъ васъ туда лично.

— Что вы сдлали?— воскликнулъ Филиппъ, вскакивая со стула.

Поликсфенъ спокойно объяснилъ ему, какъ онъ обмоталъ винтъ цпью, чтобы сдлать его негоднымъ къ употребленію.

— Это задержитъ ихъ на недльку или на дв,— сказалъ онъ,— а тмъ временемъ, пожалуй, трудно ужъ будетъ нагнать меня. Но почему вы такъ волнуетесь, другъ мой?

— Вы…— воскликнулъ Филиппъ, поблднвъ:— вы воспользовались…— онъ не могъ отъ негодованія закончить фразы и быстро вышелъ изъ каюты. Это были послднія слова, которыя онъ сказалъ въ своей жизни Вальтеру Поликсфену.

Филиппъ выбжалъ на палубу, устремилъ взглядъ на ускользающее изъ вида пятно Барбадоса, и съ безумнымъ отчаяніемъ и въ то же время бшенствомъ думалъ о застрявшемъ тамъ въ бухт ‘Странник’. Онъ сдержалъ слово, данное Поликсфену, какъ это ни было трудно, а Поликсфенъ измнилъ, поступилъ какъ предатель, надясь опозорить Филиппа въ глазахъ друзей. Что подумаетъ Тони — и, главное, она? Конечно, они не обвинятъ его въ соучастіи. Но, все-таки, отвтственность его отъ этого не уменьшается. Какъ могъ онъ довриться Поликсфену, зная всю жизнь этого убійцы и негодяя, чуждаго всякой мысли о совсти! Для него весь этотъ эпизодъ былъ забавнымъ пустякомъ, и онъ, вроятно, даже не подозрвалъ, что ранилъ Филиппа самымъ чувствительнымъ образомъ. Бшенство Филиппа было такое, что онъ готовъ былъ, если бы не инстинктивное отвращеніе отъ убійства, взять Поликсфена и бросить его въ воду,— или же самому броситься въ водны.

Море было спокойно, какъ озеро, и слдъ отъ ‘Блой Розы’ тянулся по вод, какъ молочная рка. Потомъ, изъ капризной архитектуры облаковъ вдругъ полился потокомъ тропическій дождь, и надъ сверкающими синими водами показалась радуга такой ослпительной яркости, какой нельзя было представить себ и во сн, а за нею еще боле широкимъ сводомъ протянулась вторая, боле блдная радуга, и Филиппъ смотрлъ на небо, очарованный этимъ дивнымъ зрлищемъ… Когда буря пронеслась, солнце выступило съ прежнею яркостью. Вдругъ вдали показался срый дымокъ, и снова надежды Филиппа возродились. Онъ сразу подумалъ, что, можетъ быть, ‘Странникъ’ избгъ бды и продолжаетъ путь. А черезъ два часа предположеніе его оправдалось. Виднвшееся издали судно не старалось перегнать ‘Блую Розу’, а замедлило ходъ съ цлью оставаться на нкоторомъ разстояніи. Конечно, это былъ ‘Странникъ’. Злой умыселъ негодяя Поликсфена не удался… Но неудача, конечно, не уменьшала негодяйства предателя.

Филиппъ вспомнилъ о Коко и подумалъ о томъ, что могло выйти изъ его разговора съ Поликсфеномъ.

XXXI.

Когда Коко, вымывшись и вычистившись, пришелъ въ каютъ-компанію, онъ засталъ Вальтера Поликсфена одного, и сталъ передъ нимъ, улыбаясь и длая странные жесты руками. Когда, наконецъ, Поликсфенъ сталъ разспрашивать его, въ чемъ дло, Коко напомнилъ ему ихъ встрчу въ ‘Обелискъ-Отел’, гд онъ присутствовалъ при крупномъ спор покойнаго капитана съ братомъ, и затмъ, переходя въ длу, заявилъ, что знаетъ относительно схороненнаго въ водахъ сокровища нчто неизвстное Вальтеру Поликсфену. На требованіе послдняго сказать сейчасъ же, что онъ знаетъ, Коко отвтилъ, что выдастъ свою тайну только за опредленную цну. Поликсфенъ вздумалъ-было пригрозить ему тмъ, что насильно заставитъ говорить, но Коко спокойно заявилъ, что для него деньги важне жизни, и что если его убьютъ, то тайна все же останется при немъ. Поликсфену пришлось пойти на уступки. Коко спокойно выговорилъ себ награду въ сто фунтовъ и затмъ объяснилъ, что сокровище дйствительно въ Гранъ-Этан, но не тамъ, гд указано на планахъ Поликсфена, а перенесено въ другое мсто, которое извстно ему одному посл смерти капитана, сообщившаго ему тайну. Коко предложилъ Поликсфену направиться сначала въ то мсто, гд онъ предполагаетъ найти сокровище, и если оно тамъ окажется, то ему, Коко, ничего за это не будетъ дано.— Если же сокровища тамъ не будетъ,— сказалъ онъ,— и я вамъ покажу, гд оно, то вы мн дадите за это сто фунтовъ, сэръ…

— Хорошо ты это придумалъ,— сказалъ со злой усмшкой Поликсфенъ.— Врно, много ночей не спалъ я придумывалъ!

— Да,— наивно согласился Коко,— много ночей.

— Ну, хорошо,— согласился Поликсфенъ посл короткаго молчанія:— мы съ тобой подемъ туда вдвоемъ, и ты покажешь мн дорогу.

— Когда, сэръ?— съ нкоторой тревогой спросилъ Коко.

— Завтра утромъ.

— Утромъ? Это хорошо,— сказалъ съ видимымъ облегченіемъ Коко.

— Ну, а теперь уходи,— сказалъ Поликсфенъ.— Я занять, и ты мн мшаешь.

Филиппъ увидлъ Вальтера Поликсфена на палуб уже среди дня и не могъ заставить себя заговорить съ нимъ. Поликсфенъ слдилъ вопрошающимъ взглядомъ за яхтой, шедшей вслдъ за ‘Блой Розой’, направлялъ на него подзорную трубу и нсколько времени сомнвался. Въ четыре часа дня яхта замедлила ходъ и шла не боле чмъ на разстояніи одной мили, и уже было совершенно ясно, что это именно ‘Странникъ’. Филиппъ не отводилъ взора отъ ‘Странника’, во ничего не видлъ на верхней палуб. Казалось, что тамъ нтъ ни одного живого существа.

Вскор показалась Гренада, самый красивый изъ Малыхъ Антильскихъ острововъ, и черезъ короткое время все ясне и ясне вырисовывались горы и долины очаровательнаго острова, боле разнообразнаго и дикаго по своей природ, чмъ Барбадосъ. Вся страна была покрыта богатйшей растительностью, ослплявшей яркостью оттнковъ, багровыхъ и золотыхъ. Среди тропическаго зноя чувствовались безконечная полнота и богатства жизни. Вс утесы, поднимавшіеся въ облакамъ, были покрыты зеленью. Ничего голаго, безплоднаго не встрчалось взору. По холмистымъ скатамъ, поднимавшимся съ берега, отдленнаго отъ моря узкимъ серебристымъ краемъ, высились лса кокосовыхъ пальмъ.

Когда яхта подходила къ южнымъ утесамъ острова, на холмахъ показались разсянные маленькіе домики, виднлись сахарныя плантаціи, мелькали багровые цвты, отдльныя высокія деревья со сверкающими блыми стволами. Горы разорваны были зіяющими пропастями, по краямъ которыхъ тянулись ползучія растенія съ яркими цвтами. Таковъ былъ этотъ островъ. И въ сердцахъ всхъ приближавшихся на двухъ яхтахъ таилась мысль о скрытой среди холмовъ тайн. Тамъ сіяли на солнц мертвыя воды горнаго озера Гранъ-Этана, храня свою мрачную тайну.

Передъ наступающими сумерками ‘Странникъ’ вдругъ быстро обогнулъ ‘Блую Розу’, пройдя мимо нея совсмъ близко. Филиппъ увидалъ что-то зловщее въ этомъ быстромъ молчаливомъ бг. Онъ не замтилъ ни души на палуб, кром дежурнаго офицера на мостик. Яхта скользила по водамъ съ неспшнымъ, торжественнымъ видомъ, точно шла навстрчу неминуемому року. Такой видъ бываетъ только у кораблей среди водяной пустыни. Филиппъ мучительно хотлъ догадаться о томъ, куда она мчится. У него было на одну минуту желаніе броситься въ море и догнать ихъ, такъ какъ ничто уже не связывало его съ Поликсфеномъ. Но яхта промчалась прежде, чмъ онъ могъ выполнить свое намреніе.

Поликсфенъ стоялъ на мостик ‘Блой Розы’ и говорилъ съ капитаномъ. Филиппъ замтилъ, что ‘Блая Роза’ замедлила ходъ наполовину. Наконецъ, ‘Странникъ’ сдлалъ послдній узелъ на востокъ отъ Сенъ-Жоржа и медленно исчезъ въ бухт. Тотчасъ же ‘Блая Роза’ пошла полнымъ ходомъ и сдлала большой поворотъ къ берегу.

На краю синихъ водъ, подъ снью множества пальмъ лежала деревня Гольява. ‘Блая Роза’ остановилась на милю отъ кучки домиковъ. Раздался приказъ спустить лодку. Филиппъ не представлялъ себ, что теперь предстоитъ, и, въ особенности, каково будетъ его участіе въ дальнйшихъ событіяхъ ночи. Поликсфенъ спускался съ мостика, и Филиппъ услышалъ жалобный протестъ Коко.

— Не ночью, сэръ!— говорилъ онъ.— Вы сказали, что мы подемъ утромъ.

— Спускайся!— раздалась команда Поликсфена.— Вдь я тоже съ тобой ду. Не все ли равно, ночью или утромъ?

— Демоны!— стоналъ Коко.

Черезъ минуту лодка отплыла отъ ‘Блой Розы’. Тьма наступила съ быстротой тропической ночи, и прежде чмъ лодка достигла берега — и она, и деревня потонули во мрак.

Тогда ‘Блая Роза’ снова была медленно пущена въ ходъ и, къ удивленію Филиппа, направилась обратно въ Барбадосъ. Преисполненный внезапнымъ ршеніемъ, Филиппъ подбжалъ къ мостику.— Куда мы идемъ?— ршительно спросилъ онъ капитана Марбля.

— На востокъ, сэръ, на востокъ. Больше я вамъ ничего не могу сказать.

— Такъ вотъ, извольте повернуть и направиться въ Сенъ-Жоржу.

— Невозможно, сэръ: м-ръ Поликсфенъ точно приказалъ мн идти на востокъ и вернуться завтра утромъ для дальнйшаго приказа.

— М-ръ Поликсфенъ уже не управляетъ здсь,— сказалъ Филиппъ.— Направьтесь въ Сенъ-Жоржъ, или вамъ не сдобровать!— Онъ ухватилъ правую руку капитана въ двухъ мстахъ привычнымъ пріемомъ японской атлетики.— Ни слова!— прибавилъ онъ съ угрозой.

— Это другое дло,— пробормоталъ капитанъ.— Мн приходится согласиться.

XXXII.

— А теперь длайте съ своимъ пароходомъ, что хотите, капитанъ,— сказалъ Мастерсъ, когда они бросили якорь. Въ маленькой бухт, окаймленной пальмами, стояло множество лодокъ, окружившихъ ‘Блую Poзy’. Въ одну изъ нихъ вступилъ Филиппъ и веллъ везти себя на ‘Странникъ’. По дорог туда лодочникъ указалъ ему еще на одинъ большой пароходъ неподалеку отъ ‘Странника’, и на вопросъ Филиппа объяснилъ, что это — русское судно.

Черезъ нсколько минутъ, Филиппъ Мастерсъ былъ на ‘Странник’, и прежде всего онъ наткнулся на м-ссъ Эппльбай, которая вскрикнула отъ радости при вид его и послала сына, стоявшаго подл нея, за его дядей. Черезъ нсколько минутъ, вся компанія собралась вокругъ Филиппа, и Орасъ смотрлъ на него съ восхищеніемъ, какъ на вырвавшагося изъ плна Монтекристо, завидуя его геройству и жаля только, что Филиппъ не приплылъ къ нимъ по морю, полному акулъ. Пожимая руки друзьямъ, Филиппъ быстро предложилъ спуститься въ салонъ, потому что нужно сейчасъ же принять серьезное ршеніе.

— Знаетъ, ты все-таки ршился не считаться съ Поликсфеномъ?— сказалъ Тони.

— Онъ нарушилъ слово, а не я,— сказалъ Филиппъ.— Посл того, какъ онъ самъ разсказалъ мн о томъ, я былъ свободенъ. Онъ даже не понялъ всю гнусность своего поступка. Надюсь, вы не думали…

— Нечего объ этомъ говорить,— прервала его Мэри, покраснвъ.— Мы ни на минуту не приписывали вамъ соучастія. Къ тому же, опасность была во-время раскрыта.

— Да и хорошо, что такъ случилось,— прибавила м-ссъ Эппльбай съ улыбкой:— иначе, м-ръ Мастерсъ не былъ бы теперь среди насъ.

— Ну, а теперь ты окончательно ушелъ отъ него,— спросилъ Тони,— и не думаешь вернуться?

— Нтъ,— сказалъ Филиппъ,— я хочу отправиться вслдъ за нимъ, и надюсь, что вы вс будете меня сопровождать.

— Куда?

— Въ Гранъ-Этанъ… и въ эту же ночь… Нельзя терять ни минуты.

Онъ сказалъ имъ о бгств Поликсфена и Коко, и узналъ что Коко убжалъ со ‘Странника’, забравъ съ собой револьверъ.

Предложеніе Филиппа отправиться вслдъ за Поликсфеномъ и негромъ воспламенило и Тони, который отклонилъ вс протесты сестры, испуганной опасностью такой экспедиціи. Вс пришли въ волненіе и стали готовиться въ путь. Нужно было прежде всего ознакомиться съ географическимъ положеніемъ острова. Единственнымъ знавшимъ Гренаду былъ капитанъ Четвудъ, но когда ему предложили быть вожатымъ къ экспедиціи, онъ отвтилъ, что совершенно забилъ, гд Гранъ-Этанъ, затмъ былъ вообще противъ ночныхъ экспедицій, и кром того не желалъ, посл исторіи съ испорченнымъ винтомъ, оставлять свою яхту. Пришлось обратиться къ мстнымъ лодочникамъ, которые, вообще, были очень падки на деньги, но они ни за какое вознагражденіе не соглашались направиться ночью въ Гранъ-Этанъ, боясь живущаго въ его водахъ страшнаго духа, спеціальнаго ненавистника негровъ. Но Оксвичъ нашелъ выходъ. Онъ выяснилъ, что негры готовы подвезти очень близко къ Гранъ-Этану, къ самой черт, за которой предполагалось присутствіе страшнаго демона, а оттуда уже легко добраться самимъ. Выяснивъ это, Оксвичъ подготовилъ экспедицію, но самъ сказалъ, что останется, чтобы охранять дамъ.

— Конечно,— сказала Мэри,— останьтесь для охраны м-ссъ Эппльбай. А я ду съ вами,— прибавила она въ отвтъ на вопросительный взглядъ Филиппа. Филиппъ хотлъ удержать ее отъ опаснаго предпріятія, но она твердо стояла на своемъ, напомнила Филиппу, что была Джономъ Мередитомъ, и вообще не допускала никакихъ возраженій.

— Вдь это безуміе,— проговорилъ Филиппъ.

— Пусть безуміе,— твердо сказала она.

Къ нимъ приблизилась фигура капитана Четвуда.

— Если миссъ Поликсфенъ отправляется, то и я тоже,— сказалъ онъ.

Черезъ нсколько минутъ вся компанія отплыла, къ отчаянію маленькаго Ораса, котораго лишили случая выказать свое геройство.

ХХХШ.

Высадившись на берегу озера, Филиппъ и его спутники увидли передъ собой только черныя, непроницаемыя воды и рющихъ по воздуху огненныхъ мухъ. Слышались только какіе-то равномрные металлическіе звуки, такіе сильные, какъ удары молота о наковальню. Капитанъ объяснилъ, что это — лягушки, прозванныя кузнецами,— одна изъ особенностей таинственнаго озера. Чтобы врне накрыть тхъ, за которыми они устроили погоню, вся компанія ршила раздлиться на дв части и обойти берегомъ озеро, разойдясь въ противоположныя стороны, чтобы сойтись затмъ на другомъ берегу.

Раздленіе совершилось вполн естественно такъ, что въ одну сторону пошли Тони и капитанъ Четвудъ, а въ другую — Филиппъ и Мэри причемъ Филиппъ попросилъ Тони быть осторожнымъ и не выстрлить нечаянно въ него и Мэри, когда они будутъ подходить къ нимъ,— принявъ ихъ за Поликсфена и Коко.

— Вамъ вовсе не улыбается перспектива быть теперь застрленными. Не правда ли, миссъ Поликсфенъ?— спросилъ онъ, обратившись къ Мэри, которая съ милой улыбкой кивнула головой въ отвтъ на его шутку.

Филиппъ и Мэри пошли быстрымъ шагомъ вдоль берега. Мэри не хотла взять Филиппа подъ-руку. Она накинула свой широкій плащъ. Разъ она споткнулась о что-то, лежавшее поперекъ пути. Оказалось, что это былъ только большой пень, и Филиппъ помогъ ей переступить черезъ него…

— Зачмъ вы отправились съ нами? — спросилъ онъ.— Это вдь дйствительно безуміе. Вы такъ настаивали, что я не хотлъ удерживать васъ. Но этого не слдовало длать.

— Мн нужно было пойти съ вами — вотъ и все. Не могу вамъ объяснить — почему, но ясно чувствую, что нчто боле сильное, чмъ воля и благоразуміе, побудило меня идти. Можетъ быть, я заблуждаюсь, но все-таки…

Продолжая идти, Филиппъ сталъ говорить о томъ, какъ его удивило поведеніе Коко, который думалъ выгодно продать Поликсфену какую-то свою тайну, но наврное станетъ жертвой такого хитраго негодяя, какъ Поликсфенъ. Мэри, въ свою очередь, высказала странное предположеніе, что Коко нарочно завлекъ Поликсфена въ глушь обманными общаніями, чтобы погубить его и тмъ отомстить за убійство капитана…

— Бдный Коко!— проговорилъ Филиппъ.— Если таковы его намренія, то онъ погибъ:— гд ему перехитрить Поликсфена!

Вдругъ они оба замолкли, увидавъ вдали слабый свтъ. Сначала имъ казалось, что это свтъ отъ примостившейся гд-нибудь огненной мухи, но постепенно стало несомнннымъ, что свтъ исходилъ отъ фонаря. Блдный кружокъ свта взволновалъ безконечно Мэри,— да и Филиппа тоже, хотя онъ и утверждалъ противоположное. Этотъ свтъ обозначалъ Поликсфена, обозначалъ разгадку тайны Угловаго Дома. Онъ свтилъ съ какой-то дьявольской силой. О томъ, что это капитанъ и Тони, не могло быть и рчи.

— Останьтесь позади, миссъ Поликсфенъ!— скомандовалъ Филиппъ.— Я одинъ подойду къ фонарю.

Она повиновалась. Черезъ минуту явственно раздался звукъ шаговъ среди пояса деревьевъ, окаймлявшихъ берегъ. Филиппъ и Мэри остановились.

— Кто тамъ?— окликнулъ Филиппъ.

Среди деревьевъ двинулась тнь не боле чмъ футахъ въ десяти отъ нихъ.,

У Филиппа забилось сердце — онъ боялся за Мэри.

— Кто тамъ?— окликнулъ онъ еще разъ.

Вдругъ, къ его удивленію, Мэри быстро кинулась отъ него вглубь, порывистымъ движеніемъ сбросила плащъ и раньше, чмъ Филиппъ могъ дать себ отчетъ въ томъ, что случилось, набросила этотъ плащъ на ту тнь среди деревьевъ. Раздался выстрлъ, и чей-то голосъ громко выругался въ складкахъ плаща. Затмъ плащъ сброшенъ былъ кмъ-го на землю, вдали замеръ шумъ быстро удаляющихся шаговъ — и опять все затихло.

— Я увидла, какъ сверкнулъ револьверъ, направленный за васъ, и набросила плащъ…

— Это было счастливой мыслью. Вы спасли мн жизнь.

— Вотъ для чего я, значитъ, пошла съ вами. Что-то меня побуждало непремнно пойти.

Поднимая плащъ, они нашли въ складкахъ его револьверъ.

— Это револьверъ Поликсфена,— сказалъ Филиппъ, разсмотрвъ его.— Его, значитъ, намъ ужъ нечего бояться.

Они пошли осторожно, постоянно оглядываясь назадъ, къ манившему ихъ вдали свту. Оказалось, что это былъ фонарь, укрпленный на палк, воткнутой въ землю. Поставилъ ли его Поликсфенъ тамъ, чтобы навести на ложный слдъ своихъ преслдователей, когда онъ замтилъ ихъ, или же дйствительно это было мсто, гд онъ производилъ свои розыски? Филиппъ и Мэри ршили подождать друзей, прежде чмъ заняться изслдованіемъ этого вопроса, и они сли и долго сидли въ тиши, при свт луны, прислушиваясь къ малйшему шороху. Вдругъ снова раздался слабый звукъ выстрла, затмъ шорохъ въ темной листв вокругъ нихъ. Мэри вскочила, и лучи луннаго свта освтили блднымъ сверканіемъ ея блый плащъ.

— Оби! — воскликнулъ чей-то безумно-испуганный голосъ, и изъ-за листьевъ показалось искаженное ужасомъ лицо Коко. Мери показалась ему роковой богиней негритянской миологіи, той, которая управляетъ дождемъ и предсказываетъ смерть. Онъ отшатнулся, побжалъ съ криками и стонами на берегъ подъ тнь широкихъ пальмъ. Затмъ раздался тяжелый всплескъ воды и снова все замолкло, кром металлическаго кваканья и жужжанья огненныхъ мухъ.

Когда пришли, наконецъ, капитанъ и Тони, они застали Филиппа смачивающимъ виски лежащей безъ движенія на земл Мэри. Посл столькихъ волненій она лишилась чувствъ. Капитанъ Четвудъ опустился на колни рядомъ съ нею. У него были слезы на глазахъ. Мери вступила въ его жизнь какъ лучъ поэзіи. Онъ не зналъ названія любви, но слезы въ его глазахъ были искренними слезами.

Вскор, впрочемъ, Мэри пришла въ себя, и они вс вмст стали ждать зари, чувствуя себя теперь въ полной безопасности. При утреннемъ свт Гранъ-Этанъ показался ихъ взорамъ во всей своей крас, окруженный холмами, съ густыми зарослями зелени, съ безчисленными пунцовыми и желтыми цвтами. Все вокругъ было тихо. Они услись вс позавтракать — запасами, которыми снабдилъ ихъ Оксвичъ.

— Посмотрите, это что такое?— воскликнулъ вдругъ Тони, указывая на что-то черное, высившееся надъ водой какъ разъ противъ того мста, гд стоялъ прикрпленный къ шесту фонарь.

Тони первый влзъ въ воду, чтобы изслдовать обратившій его вниманіе предметъ. Оказалось, что это — уголъ металлическаго ящика, фута въ два длиной и шести въ глубину. Поднять ящикъ Тони не смогъ, потому что онъ былъ прикрпленъ кольцомъ и мдной проволокой къ чему-то другому на дн. Это что-то оказалось вторымъ ящикомъ, прикрпленнымъ такимъ же способомъ къ другимъ. Общими силами они стали вытаскивать ящикъ за ящикомъ на берегъ — и при ближайшемъ разсмотрніи оказалось, что все это желзные ящики извстной лондонской фирмы. Такъ какъ открыть ихъ безъ помощи ключа не было возможности, то ршили перетащатъ ихъ на яхту, остановившуюся въ бухт, черезъ деревню Гольяву, чтобы не очень обратить вниманіе на странный новый грузъ яхты.

Въ нсколькихъ ярдахъ отъ мста, гд они вс стояли, показалась изъ-за пальмъ фигура, подошла къ берегу озера, постояла нсколько минутъ и снова скрылась. Вс видли ясно подошедшаго человка и убдились, что это ни Поликсфенъ, ни Коко. У него былъ скоре видъ иностранца.

XXXIV.

Двое сутокъ спустя, въ ясное тропическое утро, ‘Странникъ’ собирался покинуть берега Гренады. Капитанъ Четвудъ былъ въ пріятно-возбужденномъ настроеніи. О Вальтер Поликсфен и Коко не было больше слуха, и ‘Блая Роза’ не появлялась боле. По близости отъ Джоржстоуна находилось только русское военное судно ‘Пелагея’, стоявшее на якор уже при прибытіи ‘Странника’. А въ это утро капитанъ Четвудъ, стоя на мостик, замтилъ, что съ ‘Пелагеи’ отплылъ маленькій катеръ, на палуб котораго стоялъ человкъ въ мундир флотскаго капитана. Катеръ направлялся къ ‘Страннику’, и капитанъ Четвудъ замтилъ, что ‘Пелагея’, которую онъ принималъ за частную яхту, была подъ флагомъ русскаго императорскаго флота. Къ величайшему удивленію, катеръ съ морскимъ офицеромъ подошелъ въ ‘Страннику’, пожелалъ вступить на его бортъ, затмъ передалъ свою карточку, прося сказать сэру Антони Гидрингу и г-ну Филиппу Мастерсу, что онъ проситъ ихъ принять его. На карточк стояло: ‘Капитанъ Порфирій Платоновичъ Кирсановъ’.

Чрезъ нсколько минутъ сэръ Антони и Филиппъ принимали капитана Кирсанова въ курительной комнат и старались представиться,— точно посщеніе русскихъ флотскихъ офицеровъ для нихъ вещь самая обыкновенная, хотя, на самомъ дл, появленіе капитана Кирсанова ихъ сильно изумляло и даже нсколько пугало.

— Я васъ задержу не надолго,— вжливо сказалъ офицеръ.— Я долженъ, съ вашего позволенія, предложить вамъ одинъ, можетъ быть, нескромный вопросъ.— Онъ оглянулся, чтобы убдиться, что вс двери заперты, и придвинулся къ сэру Антони.— Простите меня, прошу васъ еще разъ, если мой вопросъ покажется вамъ нескромнымъ.— Я долженъ васъ спросить о вашемъ груз. У васъ на яхт двсти-тридцать-семь стальныхъ ящиковъ. Вдь мои свднія врны?

— Да,— проговорилъ Тони, покраснвъ.— Мы дйствительно веземъ съ собой этотъ грузъ.

— Вы принесли эти ящики ночью съ Гранъ-Этана, вынувъ ихъ изъ воды. Это было два дня тому назадъ. Конечно, у васъ были свои причины переносить ихъ именно ночью, и я не стану спрашивать.— Онъ улыбнулся.— Но вы не знаете исторіи этихъ ящиковъ, не знаете, что въ нихъ, какъ они попали туда, гд вы ихъ нашли, и кому они принадлежатъ. Если позволите, я все это вамъ скажу.

Посл настойчивой просьбы обоихъ друзей, капитанъ Кирсановъ закурилъ папиросу, пустилъ струю дыма и началъ свой разсказъ.

— 27 мая,— сказалъ онъ,— я находился на русскомъ броненосц ‘Ослябя’. Было три часа пополудни, вода просачивалась черезъ пробоину одного бока, носовая часть была уже сильно повреждена и броненосецъ сталъ накреняться на бокъ. Ахъ да, я, кажется, не сказалъ, что это происходило въ цусимскихъ водахъ, въ то время, какъ происходила величайшая морская битва. Мн донесли, что два магазина уже затоплены. Вода лилась на бортъ въ огромномъ количеств. Я далъ приказъ остановить машины, веллъ экипажу оставить судно и отправился къ капитану. Въ это время, лвая часть моста наклонилась въ вод и палуба приняла вертикальное положеніе. Капитанъ ухватился за перила.— Какая жалость, сказалъ я ему, что вмст съ броненосцемъ погибнутъ полъ-милліона имперіаловъ! Никто, кром адмирала, капитана и меня и нсколькихъ младшихъ служащихъ морского казначейства, не знали, что на ‘Осляб’ везутся вс фонды балтійскаго флота. Казалось, что деньги совершенно въ другомъ мст. Къ удивленію моему, капитанъ отвтилъ: ‘Вы ошибаетесь. Я перенесъ вс ящики на ‘Анадырь’ три часа тому назадъ’. Въ это время на палубу нахлынула волна — море было очень бурное и стоялъ сильный туманъ — и капитанъ былъ смытъ. Я потерялъ сознаніе и очнулся на слдующій день на японскомъ крейсер ‘Кассуга’.

Капитанъ отпилъ немного виски и продолжалъ:

— Можетъ быть, вы помните, что ‘Анадырь’ исчезъ, и посл мсяца отсутствія вдругъ появился въ Мадагаскар. Вс уже думали, что онъ потонулъ. Изъ шести крейсеровъ второго класса онъ одинъ только и спасся. Что происходило съ ‘Анадыремъ’ во время отсутствія — знаютъ очень немногіе, а т, кто знаютъ — не все скажутъ. Командиръ его умеръ или убитъ. На немъ произошелъ бунтъ. Встртивъ одну изъ яхтъ, которая шла подъ французскимъ флагомъ для наблюденія за японскимъ флотомъ, экипажъ ‘Анадыря’ перенесъ ящики туда подъ командой нсколькихъ тайныхъ революціонеровъ среди экипажа. Но нужно было спрятать ящики на время, такъ какъ грабители знали, что стоитъ переждать нсколько времени, чтобы фактъ грабежа могъ быть забытъ, и они могли воспользоваться бы своей добычей. Одинъ шотландецъ, находившійся на яхт, подалъ идею спрятать находку въ Гранъ-Этан, помочь свезти туда и опустить на дно грузъ, и подучилъ за это денежную награду. Среди знавшихъ тайну былъ молодой докторъ Павловскій, который вскор посл того погибъ во время безпорядковъ. Чтобы избжать преслдованія полиціи, онъ переодлся жандармомъ на горе себ, такъ какъ толпа рабочихъ приняла его за дйствительнаго жандарма и избила его до смерти камнями. Это происходило на набережной. Онъ попалъ, умирая, въ шлюпку, принадлежавшую пароходу ‘Волга’, которымъ командовалъ капитанъ Поликсфенъ. Павловскій прожилъ еще двнадцать часовъ и сообщилъ капитану Поликсфену разныя тайны революціонной партіи. Свднія обо всемъ этомъ достигли вскор до морского министерства въ Петербург. Сумма, составляющая почти милліонъ англійскихъ фунтовъ стерлинговъ, иметъ значеніе для всякаго правительства. Мн поручено было сдлать розыски и дана въ распоряженіе для этой цли яхта. Я узналъ, конечно, занимаясь нужными развдками, о смерти капитана Поликсфена. Посл того я отправился сюда, чтобы выждать и посмотрть, что сдлать. Я не зналъ одного: гд помщаются ящики. Вы будете поражены, до чего я освдомленъ относительно всего другого,— относительно вашихъ сношеній съ ‘Блой Розою’ и той первоначальной глупости, если можно такъ выразиться, по которой капитанъ Поликсфенъ открылъ свою тайну брату своему Вальтеру.

— Простите,— сказалъ Филиппъ,— но, судя по вашимъ словамъ, капитанъ Поликсфенъ зналъ, кому принадлежали ящики, и, значитъ, хотлъ украсть ихъ?

— Нтъ,— спокойно отвтилъ капитанъ.— Такого намренія у него не было. Дло въ томъ, что среди революціонеровъ былъ расколъ, и Павловскому удалось склонить капитана Поликсфена на сторону одной изъ двухъ партій. Ему поручено было захватить ящики съ золотомъ, опередивъ представителей второй партіи, затмъ провезти ящики въ адріатическій портъ и получить десять процентовъ за свои труды.

— Недурная награда,— сказалъ Тони.

— Та же награда предлагается теперь русскимъ правительствомъ, отъ имени котораго я къ вамъ являюсь. Я увренъ въ вашемъ джентльменств, господа, и въ томъ, что никакія политическія симпатіи не ослабятъ въ васъ чувства справедливости, и потому прошу возвратить ящики ихъ законному владльцу, т.-е. императорскому флоту, причемъ я уполномоченъ заплатить вамъ за это семьдесятъ-пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

— Странно,— сказалъ Филиппъ посл короткаго молчанія, переглянувшись съ Тони,— что это предложеніе не было сдлана уже давно, черезъ вашего посланника въ Лондон.

— Причина очень простая,— отвтилъ капитанъ.— Въ эта дло замшано очень много высокопоставленныхъ лицъ, и потому нельзя было его поднимать оффиціально, чтобы не скомпрометировать разныхъ людей. Я могу представить вамъ доврительныя письма и сдлаю это, получивъ вашъ отвтъ. Я попросилъ бы васъ только дать мн отвтъ не позже, чмъ черезъ два часа. Если отвтъ будетъ соотвтствовать моимъ ожиданіямъ, то я передамъ вамъ нчто интересующее васъ — ключи отъ ящиковъ, забытые на ‘Анадыр’ тми, которые перенесли ящики на яхту. Ключи эти у меня. Военное министерство покупаетъ ящики въ Лондон, и, вроятно, вамъ не удалось открыть ихъ.

Капитанъ Кирсановъ поднялся и, улыбнувшись, хотлъ откланяться, но Филиппъ, которому Тони шепнулъ что-то на ухо, задержалъ офицера. Онъ сказалъ, что они сразу могутъ отвтить утвердительно, и имъ не нужно двухъ часовъ, чтобы ршить, что они не воры.

Когда Кирсановъ удалился, то оба друга сразу ршили, что это послднее приключеніе — самое оригинальное изъ всего, что они пережили.

XXXV.

Движеніе по Кингсуэ сильно увеличилось. Лондонцы научились пользоваться этой вновь прорзанной улицей, какъ это замтили Филиппъ и Мэри въ ясный, солнечный день, когда, по странной случайности, встрчающейся, впрочемъ, и въ жизни самыхъ серьезныхъ людей, онъ вдругъ встртилъ ее на улиц. Они вернулись въ Англію, приблизительно, за мсяцъ до того.

Главная новость, которая встртила ихъ при возвращеніи,— это то, что трупы Вальтера Поликсфена и негра Коко были найдены плававшими на поверхности Гранъ-Этана, но на далекомъ разстояніи одинъ отъ другого. У Поликсфена засла пуля въ затылк, и онъ умеръ не оттого, что потонулъ. На тл Коко не было вншнихъ поврежденій, и, по мннію врачей, онъ утонулъ. Высказывалось предположеніе, что Коко, открывъ тайну Поликсфену, застрлилъ его потомъ сзади. По величайшей ироніи судьбы, Поликсфенъ, обманывавшій цлые полъ-вка самыхъ умныхъ людей на двухъ материкахъ, сдлался въ конц концовъ жертвой наивнаго Коко, въ голов котораго не могло сразу умститься боле одной мысли. Открытіе труповъ возобновило интересъ Лондона къ почти забытому преступленію. Орасъ снова сдлался героемъ среди школьныхъ товарищей, мать Ораса была огорчена, а Мэри и сэръ Антони опять подверглись множеству непріятностей. Полиція, которой теперь ничего не оставалось длать въ дл открытія преступленія, проявила необыкновенную энергію. Трехъ друзей снова опрашивали, за ними наблюдали, шпіонили, выводя ихъ изъ себя, пока наконецъ департаментъ полиціи не нашелъ боле интересныхъ занятій, и дло о Поликсфен не отошло въ древнюю исторію.

Осязательными послдствіями дла были семьдесятъ-пять тысячъ фунтовъ, выплаченныхъ сэру Антони и Филиппу представителемъ русскаго правительства въ присутствіи французскаго губернатора въ Мартиник. Друзья много спорили объ этихъ деньгахъ и въ конц-концовъ ршили подлить ихъ по-ровну между двумя друзьями.

Въ одинъ іюльскій день Филиппъ и Мэри шли, и вдругъ услышали, какъ маленькіе газетчики выкрикивали послднее изданіе ‘Evening Record’ и размахивали плакатомъ съ надписью: ‘Дневникъ Вальтера Поликсфена’. Филиппъ купилъ нумеръ, и такъ какъ они очутились какъ разъ передъ чайной, гд было почти пусто, и только прохаживались молодыя продавщицы въ кокетливыхъ кисейныхъ чепчикахъ, то они вошли, сли въ углу у мраморнаго столика и Филиппъ раскрылъ газету.

‘Evening Record’ потратила много денегъ въ Вестъ-Индіи, наняла спеціальнаго корреспондента и въ результат добыла дневникъ, найденный въ карманахъ пальто Вальтера Поликсфена. Корреспондентъ телеграфировалъ отдльные отрывки дневника, и въ этотъ день напечатана была первая часть. Филиппъ погрузился въ чтеніе, потомъ нетерпливымъ жестомъ отбросилъ газету и пододвинулъ ее къ Мэри.— Прочтите сами, миссъ Поликсфенъ,— сказалъ онъ, подавая ей листовъ, и она прочла:

‘Этотъ Мастерсъ наивенъ, но не дуракъ. Дуракъ я, что не убилъ его. Какъ вс великіе люди, я способенъ длать великіе промахи. Въ будущія времена, когда то, что называется теперь преступленіемъ, будетъ изучаться на научныхъ основаніяхъ, мое поведеніе въ этомъ поразительномъ дл, съ того момента, какъ я увидлъ, что мой дорогой братъ мертвъ, будетъ считаться геніальнымъ, опередившимъ свое время. Я слишкомъ рано жилъ. То, какъ я переплеталъ вымыселъ съ правдой, въ передач дла равнымъ людямъ, не говоря уже о геніально вымышленной исторіи испанскаго судна, достойно боле великой эпохи. Не стоило тратить его на ХХ-й вкъ. Въ ХХ-мъ вк такая геніальность опасна.

‘Я чуть не выбросилъ Мастерса вчера за бортъ. Почему я этого не сдлалъ? Онъ зловреденъ, онъ внушаетъ мн устарвшія чувства. Я только потому не выбросилъ его, что я общалъ ему сохранить жизнь. Что за нелпое основаніе, Богъ мой!

‘Я на секунду потерялъ голову, увидавъ на балкон храбраго баронета и ту двчонку. Этого со мной никогда не случалось. Я сразу догадался, что въ ресторан женщина принадлежала къ ихъ компаніи. Недурна собой. Я уже двадцать лъ не влюблялся. Мн всегда нравились полныя женщины.

‘Глупо было здилъ на ‘Странникъ’, но меня это позабавило. Въ конц концовъ придется прикончить Мастерса. Самое смшное, что мн это будетъ непріятно.

‘Негры всюду одни и т же. Не умютъ держаться твердаго ршенія. Почему оно такъ?

‘Дтскій гнвъ Мастерса, когда я разсказалъ ему объ испорченномъ винт, очень интересенъ психологически. Но по-моему…’

На этомъ обрывался дневникъ.

Газета общала читателямъ дать черезъ дв недли весь дневникъ безъ сокращенія.

Мэри сложила газету и молча взглянула на Филиппа.

— Какія страшныя опасности вы претерпли!— сказала она.

— И какова награда!— возразилъ онъ.

— Что же,— тихо сказала она:— деньги? Разв стоило…

Онъ быстро оглянулъ ея траурное платье и затмъ осмотрлся вокругъ, чтобы убдиться, что нтъ никого по-близости.

— Дорогая,— прошепталъ онъ взволнованнымъ голосомъ,— простите меня. Когда-нибудь, можетъ быть черезъ годъ, я буду просить еще и о другомъ. Я…— онъ сильно покраснлъ и быстра прибавилъ:— Пойдемте.

Она съ ласковой улыбкой взглянула на него, и въ ея движеніяхъ была тихая покорность его вол. Пройдя дальше мимо театра ‘Метрополитенъ’, они увидли садившуюся въ автомобиль остановившуюся пару, столь занятую другъ другомъ, что они не замтили стоявшихъ на панели.

— Джозефина говоритъ, что покинетъ сцену, когда выйдетъ замужъ за Тони,— сказала Мэри.

— А когда вы думаете вернуться на сцену?— тревожно спросилъ Филиппъ.

— Никогда.

Съ англійск. З. В.

‘Встникъ Европы’, NoNo 2—3, 1908

ОТГОЛОСКИ ВОЙНЫПОВСТЬ.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

XIV.

XV.

XVI.

XVII.

ХVIII.

XIX.

XX.

XXI.

XXII.

XXIII.

XXIV.

XXV.

XXVI.

XXVII.

ХХVIII.

XXIX.

XXX.

XXXI.

XXXII.

ХХХШ.

XXXIV.

XXXV.

Читайте также:

ОТГОЛОСКИ ВОЙНЫ
ПОВСТЬ.