Полное собраніе сочиненій.
Томъ первый.
Изданіе В. М. Саблина.
Прошлой осенью я предпринялъ путешествіе на югъ, на дальній югъ и прибылъ въ одно прекрасное раннее утро съ рчнымъ пароходомъ въ деревню Д., въ маленькую и очень странную деревушку, затерянную и забытую, съ дюжиной домовъ, съ церквушкой и большимъ флагштокомъ. Это мсто хорошо извстно всмъ посвященнымъ, всмъ искателямъ приключеній, игрокамъ, представителямъ высшаго общества и бродягамъ. Въ теченіе нсколькихъ лтныхъ мсяцевъ въ этомъ глухомъ уголк царитъ шумная жизнь и безпрестанный обмнъ людей.
Когда я пріхалъ, въ деревушк была ярмарка, и вс окрестные жители понахали туда. На нихъ были платья изъ шелка и мха, пестрые пояса, шарфы и драгоцнныя укращенія, сообразно съ состояніемъ и положеніемъ. Вокругъ церкви были разбиты ряды палатокъ, въ которыхъ продавались и покупались всевозможныя вещи. Одна изъ этихъ палатокъ была голубая. Она принадлежала Паво изъ Зинвара.
Вблизи церкви, какъ разъ между почтой и флагштокомъ, находилось зданіе гостиницы. Верхній этажъ былъ окрашенъ въ голубой цвтъ, и тамъ-то игроки проигрывали свои деньги.
Въ гостиниц разсказывали, что Паво наврное прідетъ сегодня вечеромъ. Я спросилъ, кто такой этотъ Паво. И по одному этому вопросу вс поняли, что я прізжій, такъ какъ мстные и окрестные жители прекрасно знали Паво. Это былъ тотъ человкъ, который трижды сорвалъ банкъ, а его отцу принадлежало самое лучшее имніе въ округ, самъ же Паво на послднемъ весеннемъ праздник проигралъ все свое состояніе.
Деревенскія двушки, встрчаясь у фонтана, только и говорили, что о Паво, а набожныя души молились за него, какъ только вспоминали о немъ. Однимъ словомъ, это былъ игрокъ, блудный сынъ, павшая величина, эксъ-Крезъ, этотъ Паво изъ Зинвара. Онъ былъ гордостью деревушки и въ то же время ея позоромъ.
Что же касается голубой палатки, то палатку эту купила для него его добрая мать, она же снабдила ее товаромъ и пустила въ ходъ торговлю, чтобы, говорила она, вернуть сына на путь истинный. И все пошло бы отлично, отнесись Паво серьезно къ своимъ новымъ обязанностямъ, но не прошло и недли, какъ этотъ несчастный блудный сынъ выкрасилъ свою палатку въ такой же голубой цвтъ, какимъ былъ окрашенъ игорный домъ, потому что въ немъ попрежнему остались духъ и помыслы игрока. И попрежнему онъ продолжалъ играть. Все, что онъ зарабатывалъ за прилавкомъ, онъ выкладывалъ на зеленое сукно рулеточнаго стола и уходилъ обыкновенно изъ игорной залы бдне, чмъ входилъ въ нее. Его палатка имла большой кругъ покупателей, торговля шла прекрасно, окрестные и мстные крестьяне не проходили мимо, не заглянувъ къ нему въ палатку, и вс охотно торговались съ Паво изъ Зинвара. А мать его доставляла ему постоянно новый товаръ въ такомъ огромномъ количеств, что палатка его была биткомъ набита вплоть до самаго потолка.
И вотъ сегодня вечеромъ онъ долженъ былъ пріхать, и вся деревня знала объ этомъ.
На церковной башн пробили часы. Я слышалъ ихъ пвучій звонъ, сейчасъ же слившійся съ шумомъ ярмарки. Вдругъ въ дверь ко мн постучался слуга. Этотъ молодой человкъ находился въ сильно возбужденномъ состояніи.
— Подумайте только,— сказалъ онъ,— господинъ изъ Зинвара хочетъ тоже пріхать!
Я совсмъ его объ этомъ не спрашивалъ и поэтому сказалъ слуг, что мн нтъ никакого дла до господина изъ Зинвара. Кто онъ? Откуда онъ прідетъ? Слуга удивленно пожалъ плечами и объяснилъ, что господинъ изъ Зинвара не кто иной, какъ самый важный господинъ во всей округ, да, самый богатый помщикъ и лучшій другъ князя Варивса и родной отецъ Паво. И вотъ этотъ-то господинъ и прідетъ сегодня. Въ сущности, вся цль его прізда заключалась, повидимому, въ томъ, чтобы удостовриться, въ какомъ положеніи находятся дла его сына. Онъ хотлъ также видть эту проклятую рулетку, которая разоряла сына и причиняла столько горя матери.
— Вс эти новости меня нисколько не интересуютъ,— замтилъ я слуг,— но вмст съ тмъ я вынужденъ вамъ напомнить, что я уже разъ просилъ дать мн чаю. Можете итти.
И слуга ушелъ.
Въ шесть часовъ въ гостиниц поднялась суматоха. Этотъ господинъ пріхалъ. Онъ вошелъ вмст съ сыномъ Паво, одтымъ во все свтлое, на немъ же былъ темный костюмъ, и онъ производилъ впечатлніе серьезнаго и ршительнаго человка. Раздался громкій звонъ церковнаго колокола, какъ бы привтствуя господина изъ Зинвара, который уже при възд въ деревню пообщалъ церкви большую сумму денегъ. Кром того, онъ объявилъ, что жертвуетъ новый флагъ для шеста передъ почтой. И вотъ на основаніи всего этого вся деревушка находилась въ какомъ-то приподнятомъ настроеніи. Всго прислугу отпустили гулять, вс жители высыпали на улицу, и самъ фогтъ расхаживалъ въ новомъ съ иголочки мундир.
Господинъ изъ Зинвара былъ почтеннаго вида человкъ лтъ за шестьдесятъ, немного тучный немного блдный и одутловатый отъ спокойнаго и сытаго образа жизни, но усы его были нафабрены, а глаза казались совсмъ молодыми. Кром того, у него былъ веселый, слегка вздернутый и подвижной носъ. Всмъ было извстно, что онъ лучшій другъ князя Варивса. Онъ имлъ два очень важныхъ ордена, которые, впрочемъ, очень рдко надвалъ, такъ какъ и безъ орденовъ его личность и манера держать себя внушали къ нему должное уваженіе. Когда онъ обращался къ кому-нибудь съ вопросомъ, то вопрошаемый сейчасъ же снималъ шляпу и вжливо отвчалъ.
Выпивъ стаканъ вина, онъ обратилъ вниманіе на толпу людей, которые провожали его до гостиницы, и веллъ дать каждому изъ нихъ немного денегъ. Затмъ онъ вызвалъ изъ толпы маленькую двочку и собственноручно подарилъ ей золотую монету. Но двочка была не такъ ужъ мала ростомъ, да и лтъ ей было, надо полагать, не меньше шестнадцати или семнадцати.
Вдругъ онъ спросилъ:
— А гд же игорный домъ? Я хочу туда пойти.
Паво въ восторг отъ такого неожиданнаго желанія отца повелъ его по лстниц наверхъ. И вс пошли за ними.
Его тамъ встртили весьма любезно.
Рулетка въ полномъ ходу, и игра ведется съ большимъ оживленіемъ. Черноволосый господинъ, котораго лакей поминутно титулуетъ принцемъ, любезно подвигается, чтобъ дать мсто своему другу, господину изъ Зинвара.
Какъ разъ въ это время крупье громко провозглашаетъ ‘тринадцать’ — и загребаетъ вс ставки.
На зеленомъ сукн лежатъ цлыя груды серебра, крупныя золотыя монеты, толстыя пачки бумажныхъ денегъ, и все это исчезаетъ въ желзномъ ящик, принадлежащемъ игорному дому. И вс ставятъ новыя ставки такъ спокойно и безмолвно, какъ будто ничего не произошло, а между тмъ эта цифра ‘тринадцать’ означаетъ для многихъ крупный проигрышъ. Но вс молчатъ, игра продолжается, какъ ни въ чемъ не бывало, колесо быстро вертится, вотъ оно завертлось тише, тише, вотъ оно остановилось: опять тринадцать.
‘Тринадцать!’ — кричитъ крупье и опять загребаетъ деньги. Благодаря этимъ двумъ ударамъ, банкъ становится богаче на много сотенъ золотыхъ монетъ, чмъ былъ до того. Ставки возобновляются. Принцъ, не считая, кидаетъ на столъ горсть кредитокъ. Никто не произносятъ ни слова, кругомъ полнйшая тишина, одинъ изъ лакеевъ, охваченный общимъ волненіемъ, нечаянно дотрогивается стаканомъ до стола, раздается слабый звонъ стекла и смшивается съ глухимъ звукомъ вновь завертвшагося колеса.
— Объясни мн игру,— говоритъ господинъ изъ Зинвара сыну.
И Паво, основательно изучившій эту игру, принимается объяснять ему вс ея тонкости. Все вниманіе великаго человка изъ Зинвара обращено на принца.
— Онъ разорится,— утверждаетъ онъ.
И, точно вопросъ идетъ объ его собственныхъ деньгахъ, онъ начинаетъ безпокойно ерзать на своемъ стул.
— Принцъ не разорится,— возражаетъ Паво,— онъ ‘работаетъ’ только выигрышемъ вчерашняго дня. Онъ прекрасно понимаетъ, какъ надо вести игру.
И это такъ было въ дйствительности. Принцъ выигралъ наканун массу денегъ. Лакей не отходилъ отъ его стула, то подавая ему воду, то поднимая упавшій платокъ и оказывая ему всевозможныя услуги въ надежд на хорошую подачку по окончаніи игры.
Высокій, блдный, смуглый румынъ стоитъ подл принца. Онъ играетъ, что называется, не на жизнь, а на смерть. Онъ проигралъ огромную сумму, благодаря вышедшему два раза подъ рядъ тринадцатому номеру, такъ какъ онъ упорно ставитъ только на первый. Теперь онъ стоитъ за спиной господина изъ Зинвара и протягиваетъ руку съ монетой черезъ его плечо, желая поставить новую ставку. Рука его дрожитъ.
— Этотъ молодой человкъ пропалъ,— говоритъ отецъ Паво. Сынъ киваетъ головой и отвчаетъ:
— Да, пропалъ.
— Останови его, удержи его,— продолжаетъ отецъ. — Скажи ему отъ моего имени, чтобъ онъ бросилъ играть. Подожди, я самъ скажу.
Но сынъ возражаетъ на это, что во время игры не дозволено давать совтовъ кому бы то ни было,— такъ же,— добавляетъ онъ, лукаво улыбаясь,— какъ не принято сидть здсь простымъ зрителямъ, не принимающимъ участія въ игр.
Отецъ смотритъ на него съ нкоторымъ удивленіемъ. Онъ вдь не понимаетъ, что въ душ Паво уже загорлось страстное желаніе принять участіе въ игр.
— Здсь кругомъ стоятъ многіе, не принимающіе участія въ игр,— замчаетъ отецъ.
— Это все игроки, которые только ждутъ, когда до нихъ дойдетъ очередъ,— выдумываетъ Паво.
Тогда господинъ изъ Зинвара вытаскиваетъ съ большой оеторожностью свой бумажникъ.
— Ну, такъ играй,— говоритъ онъ,— и покажи мн, какъ надо играть. Но только ставь небольшія ставки, не слишкомъ рискуй.
Но вслдъ за этимъ онъ схватываетъ сына за руку и требуетъ объясненія по поводу этого страннаго числа ‘тринадцать’, вышедшаго два раза подъ рядъ.
— Почему тринадцать выигрываетъ каждый разъ? — спрашиваетъ онъ.— Нтъ ли тутъ какой-нибудь штуки со стороны крупье? Спроси-ка его!
И онъ уже собирается положить бумажникъ обратно въ карманъ, какъ вдругъ ему приходитъ въ голову какая-то мысль. Онъ вынимаетъ изъ бумажника нсколько кредитокъ, передаетъ ихъ Паво и говоритъ:
— Поставь на тринадцать.
Паво протестуетъ.
— Тринадцать вдь вышло уже два раза подъ рядъ.
Отецъ киваетъ головой и ршительно заявляетъ:
— Вотъ потому-то и ставь на тринадцать.
Паво размниваетъ крупную кредитку, кидаетъ золотую монету на цифру 13 и снисходительно улыбается надъ этой наивностью отца.
— Проиграно,— говоритъ отецъ,— попробуй еще разъ, удвой ставку!
Паво даже не возражаетъ — слишкомъ ужъ это комично. Многіе изъ сидящихъ за столомъ игроковъ мняются, но продолжаютъ, стоя, слдить за этимъ страннымъ игрокомъ, господиномъ изъ Зинвара.
И Паво ставитъ, каждый разъ удваивая ставку. Отецъ его, видимо, уже заинтересованъ игрой, его живые глаза слдятъ за каждымъ оборотомъ колеса, онъ безпокойно ерзаетъ на стул и сжимаетъ въ кулакъ полную руку, на которой блестятъ два очень дорогихъ кольца.
Когда крупье провозглашаетъ ‘двадцать три’ вмсто желаемаго тринадцатаго номера, онъ говоритъ:
— Ахъ, да что тутъ, ставь еще разъ на тринадцать. Поставь сотню!
— Но…
— Ставь сотню.
И Паво повинуется. Колесо вертится, шарикъ перескакиваетъ разъ тридцать-сорокъ съ номера на номеръ, онъ какъ бы выбираетъ среди всхъ шансовъ: черное и красное, четъ и нечетъ, passe и manque,— онъ какъ бы обнюхиваетъ всю рулеточную систему, вс цифры и, наконецъ, останавливается.
— Тринадцать! — выкрикиваетъ крупье.
— Ну, что, Паво, не правъ ли я? — говорить господинъ изъ Зинвара. И онъ самодовольно осматривается вокругъ и громко, такъ, чтобы вс присутствующіе могли слышать, произноситъ.
— Поставь еще разъ, поставь опять сотню на тринадцать.
— Нтъ, отецъ, не можетъ быть, чтобы ты говорилъ серьезно,— вдь тринадцать наврное больше не выйдетъ сегодня.
— Говорю теб, поставь сотню на тринадцать.
— Но къ чему напрасно бросать деньги?
Господинъ изъ Зинвара теряетъ терпніе.
Онъ длаетъ жестъ, какъ бы желая отнять у сына деньги, но овладваетъ собой и говоритъ совершенно спокойно:
— Сынъ мой, а если я намренъ сорвать банкъ и ради одной извстной теб причины совсмъ разорить рулетку? Поставь сотню на тринадцать.
И Паво опять повинуется.
Онъ обмнивается улыбкой съ крупье, а румынъ громко смется. За сосднимъ столомъ прекращается игра въ фараонъ, потому что все вниманіе присутствующихъ сосредоточено на рулетк.
— Тринадцать!
— Ну, что я теб говорилъ? Смотри, какая куча денегъ! Сколько должно здсь быть? Сосчитай-ка!
Паво пораженъ.
— Тутъ три съ половиной тысячи,— говоритъ онъ растерянно.— Ты всего выигралъ пять тысячъ.
— Ну, а теперь попробуй-ка ты, и я посмотрю, какъ ты умешь играть. Ставь на красное.
Паво ставитъ на красное и проигрываетъ. Отецъ качаетъ головой и смотритъ съ улыбкой на зрителей.
— Такъ вотъ какъ ты играешь! Разв ты не понимаешь, до чего это можетъ довести тебя? Мн разсказывали, что ты три раза срывалъ банкъ,— все это прекрасно, но почему же ты опять все проигралъ? Поставь на четъ.
— Сколько?
— Сколько хочешь. Ставь шестьсотъ.
— Шестьсотъ слишкомъ много.
— А я такъ думаю, что теб слдуетъ поставить еще больше. Да, я хочу, чтобы ты удвоилъ эту сумму и поставилъ на четъ.
Паво опять проигрываетъ. Тогда господинъ изъ Зинвара грозитъ ему своимъ толстымъ пальцемъ и гнвно говоритъ:
— Ну, смотри, Паво, мы по твоей милости проиграли тысячу двсти. Теперь довольно, удались отсюда, я требую этого.
И Паво ушелъ. Я пошелъ за нимъ. Онъ громко хохоталъ, точно безумный.— Видывалъ ли я когда-нибудь подобную игру? Онъ тамъ сидитъ и выигрываетъ тысячи только изъ-за своего глупаго упорства. Господь да хранитъ его! Но что за нелпая фантазія пришла этому доброму старику играть въ рулетку?
И Паво заговаривалъ съ каждымъ встрчнымъ и разсказывалъ, громко смясь, объ этой новой причуд отца.
Вечеромъ пронесся слухъ, что господинъ изъ Зинвара проигралъ девять тысячъ и только тогда ушелъ изъ игорной залы.
Пробило десять часовъ. Я сидлъ на балкон гостиницы съ однимъ русскимъ и курилъ папиросу за папиросой. Вдругъ лакей крикнулъ намъ снизу, что господинъ изъ Зинвара только что послалъ за сыномъ. Я собирался прочесть лакею хорошую нотацію за такую назойливость, но мой русскій знакомый остановилъ меня. Любопытство овладло имъ.
— Подождемъ,— сказалъ онъ,— и посмотримъ, что будетъ дальше. Зачмъ это онъ въ такой поздній часъ послалъ за Паво?
Мы просидли молча нкоторое время, не переставая курить. Наконецъ, явился Паво. Отецъ вышелъ къ нему навстрчу на лстницу.
— Послушай-ка,— сказалъ онъ,— я проигралъ девять тысячъ этой проклятой рулетк. Я было легъ, но не могъ заснуть. Мн жаль этихъ денегъ,— это была какъ разъ та сумма, которую я пообщалъ церкви. Я долженъ отыграть ее. Я не успокогось, пока эти деньги не будутъ опять въ моихъ рукахъ. Я долженъ вернуться назадъ въ игорную залу.
Паво стоялъ молча, точно онмлъ. Да, даже Паво, завзятый игрокъ, и тотъ онмлъ отъ изумленія.
— Ну, что ты стоишь и молчишь? — закричалъ отецъ. — Вдь игра не прекращается раньше полуночи. Не будемъ же терять времени!
И они тотчасъ же отправились въ игорную залу.
— Пойдемъ и мы,— сказалъ русскій,— посмотримъ, что тамъ произойдетъ.
Игра велась съ большимъ азартомъ, чмъ когдазлибо. Обыкновенно, чмъ ближе подходило время къ полуночи, тмъ больше увеличивали ставки и тмъ сильне рисковали.
Привцъ сидитъ на своемъ мст, спокойно ставитъ одну ставку за другой и выигрываетъ. Боле шестидесяти тысячъ лежитъ передъ нимъ на стол. Онъ съ болыинмъ хладнокровіемъ играетъ сразу на три шанса и ставитъ, не считая, цлыя пригоршни золотыхъ монетъ. Никто не мшаетъ ему, ничто не отвлекаетъ его, даже блдный, почти изступленный румынъ, въ теченіе трехъ четвертей часа выигрывавшій маленькія ставки, а теперь начавшій опять проигрывать большія. Онъ тоже раскладываетъ по кучкамъ деньги передъ собой и начинаетъ каждую свободную минуту ихъ пересчитывать, пытается разложить ихъ по тысячамъ, чтобы уяснить себ величину суммы, которую иметъ въ своемъ распоряженіи, но онъ слишкомъ взволнованъ для этого: руки его трясутся, да и кром того,— онъ долженъ постоянно наблюдать за колесомъ, такъ что въ конц концовъ онъ отказывается отъ какого бы то ни было счета. Какъ онъ глупо играетъ! Онъ постоянно обставляетъ квадратъ изъ четырехъ номеровъ и, какъ упрямое дитя, упорно держится только этихъ четырехъ цифръ. Онъ, повидимому, скоре готовъ проиграть все до послдняго гроша, чмъ отказаться именно отъ этого квадрата.
Принцъ взглядываетъ на дверь, когда отецъ я сынъ входятъ. Онъ подвигается, чтобы дать имъ мсто возл себя и затмъ опять продолжаетъ хладнокровно играть все съ тмъ же мрачнымъ и сосредоточеннымъ видомъ. Онъ, повидимому, пользуется большимъ уваженіемъ среди игроковъ.
— Паво,— говоритъ господинъ изъ Зинвара,— ты можешь самъ играть, какъ хочешь. Вдь теб, не правда ли, больше всего везетъ на красномъ. Поставь же на красное.
Паво разспрашиваетъ сосда, стараго однорукаго военнаго, и тотъ сообщаетъ ему, что красный цвтъ вышелъ семь разъ. Поэтому Паво ставитъ на черное.
— Двадцать четыре, четъ, пасъ и красное,— объявляетъ крупье и загребаетъ деньги.
— Плохо же ты начинаешь, Паво. Но продолжай играть по собственному усмотрнію,— говоритъ съ досадой господинъ изъ Зинвара. — Сколько разъ долженъ я теб повторять, что я не загребаю денегъ лопатами. Ставь же теперь на красное.
Но красное проигрываетъ. Наконецъ, на восьмой разъ, выходитъ красное и одинъ изъ номеровъ квадрата, который румынъ такъ усердно покрываетъ монетами. Теперь онъ спасенъ! Передъ тмъ, совершенно потерявъ голову отъ постоянной неудачи, онъ, не считая, поставилъ огромную сумму на свои излюбленныя четыре цифры, и, пока колесо вертлось, напряженіе его нервовъ дошло до такой степени, что онъ сталъ совершенно равнодушнымъ къ тому, выиграетъ ли онъ или проиграетъ. Когда колесо, наконецъ, остановилось, и шарикъ остановился на одномъ изъ его излюбленныхъ номеровъ, онъ, точно по инерціи, сдлалъ знакъ лакею, стоящему за принцемъ, и когда тотъ подошелъ, машинально опустилъ руку въ карманъ и, не говоря ни слова, далъ ему довольно крупную кредитку. Затмъ дрожащей рукой поставилъ новую ставку.
— Паво,— сказалъ отецъ,— ты опять проигралъ, теб совсмъ не везетъ. Я позволилъ теб проигрывать мои деньги ради твоего спасенія. Я хочу тебя исправить, Паво, понимаешь ли ты это.
И хитрый Паво прекрасно понимаетъ. Онъ чувствуетъ, что отецъ уже охваченъ страстью къ игр и что, несмотря на проигрышъ, ему доставляетъ большое удовольствіе принимать участіе въ игр. Онъ переживаетъ такъ же, какъ и другіе игроки, вс волненія и вс муки этой страсти. Когда ставки очень велики, кровь стынетъ въ его жилахъ, и въ ушахъ его раздается его собственное громкое учащенное дыханіе. Да, все это Паво такъ прекрасно понимаетъ!
Но вотъ Паво вдругъ начинаетъ задумываться, становится невнимательнымъ, мысли его точно отсутствуютъ. Крупье обращаетъ его вниманіе на то, что онъ, опытный игрокъ, играетъ самъ противъ себя, положительно Паво начинаетъ его удивлять. Я самъ обращаю на это вниманіе и вижу, какъ Паво беретъ обратно уже поставленную ставку, какъ бы желая спасти деньги, прежде чмъ остановится колесо рулетки. Неужели же онъ сталъ такимъ благоразумнымъ? Или же онъ предчувствуетъ какое-то несчастіе?
Мой русскій знакомый уговорилъ меня пойти съ нимъ на другой конецъ залы и тамъ посидть на диван. И какъ только мы сли, онъ началъ говорить о Паво.
Не замчаю ли я, какъ онъ вдругъ измнилъ свою игру? О, вдь Паво, въ сущности, уменъ какъ дьяволъ, онъ прекрасно все понимаетъ. И мои знакомый, указывая на отца и сына, прибавляетъ:
— Изъ этихъ двухъ людей сынъ мене охваченъ игорной страстью. Паво уже замтилъ, что эта страсть овладла его отцомъ, и онъ хочетъ теперь удержать его, не дать ему играть. Это комично, но онъ дйствительно хочетъ удержать старика. Весьма понятно, что для Паво не безразлично, разорится ли его отецъ или нтъ.
Мы продолжали сидть на диван, но видли, что тамъ за рулеточнымъ столомъ происходитъ что-то не совсмъ обычное. Вс теперь окружили отца и сына. Игра въ фараонъ прекратилась, даже т три горца въ большихъ срыхъ плащахъ съ металлическими поясами, и т старые торговцы, которые, сидя почти у самыхъ входныхъ дверей, играли, такъ сказать, на мдные гроши, теперь бросили свою игру и присоединились къ толп, окружившей рудеточный столъ. Мы съ русскимъ направились туда же.
— Глядите теперь въ оба,— шепнулъ мн русскій,— онъ сильно взволнованъ.
Господинъ изъ Зинвара сталъ опять спекулировать на тринадцатый номеръ. Онъ дошелъ въ своемъ азарт до того, что отобралъ у сына вс деньги и принялся собственноручно ставить ставки. Его толстыя руки, дрожа, роются въ кредиткахъ, ищутъ и судорожно схватываютъ грязныя бумажки. Онъ безуспшно пытается сосчитать ихъ и привести въ порядокъ. Онъ не говоритъ ни слова. И Паво безмолвно сидитъ рядомъ съ нимъ. Лицо его мрачно.
— Тринадцать! — объявляетъ крупье.
Господинъ изъ Зинвара весь вздрашваетъ. Даже Паво какъ бы остолбенлъ отъ удивленія. Что за необычайное счастье при такой безсмысленной манер игры! Теперь выходъ этого номера пробиваетъ значительную брешь въ денежномъ ящик игорнаго дома. Крупье выплачиваетъ огромную сумму съ невозмутимымъ спокойствіемъ. Этого человка ничто не удивляетъ: онъ вдь видалъ на своемъ вку вс капризы счастья въ азартныхъ играхъ, онъ пережилъ самыя отчаянныя превратности судьбы и случайности. Принцъ сидитъ нсколько минутъ, какъ бы совершенно утративъ сознаніе, затмъ посншно забираетъ свои деньги, отдляетъ золото отъ кредитокъ и набиваетъ имъ вс карманы. Онъ велитъ подать себ стаканъ вина, выпиваетъ его залпомъ, затмъ встаетъ и прекращаетъ игру. Уходя, онъ раздаетъ кредитки направо и налво всмъ лакеямъ, которые попадаются ему навстрчу. Господинъ изъ Зинвара толкаетъ локтемъ Паво и смотритъ на него лихорадочно блестящими глазами.
— Вотъ видишь?.. Понимаешь ли ты, наконецъ, какъ слдуетъ играть? А ты меня еще хочешь учить! Пусть вс берегутся, я всхъ обыграю!
И онъ поворачивается къ зрителямъ и смется короткимъ, громкимъ смхомъ. Въ восторг отъ своей удачи онъ опять бросаетъ порядочную сумму на тринадцатый номеръ.
— Пусть деньги тамъ лежатъ,— говоритъ онъ,— не трогай, пусть лежатъ, говорю я теб. Да, тринадцать — довольно-таки странное и капризное число!..
Но это число оказывается еще боле капризнымъ, чмъ онъ ожидаетъ: оно не выходитъ, и крупье загребаетъ лопаткой его деньги. Онъ это длаетъ медленно и неохотно. Ему наврное было бы пріятне, если бы опять вышелъ тринадцатый номеръ — это еще больше завлекло бы богатаго игрока, деньги котораго, рано или поздно, все равно станутъ добычей игорнаго дома.
Посл четырехъ попытокъ добиться желаемаго номера терпніе покидаетъ господина изъ Зинвара. Онъ съ гнвомъ обращается къ сыну:
— Я говорю теб, Паво, я ни за что больше не ггоставлю на тринадцатый номеръ, я довольно проигралъ на этомъ проклятомъ номер.
И онъ становится все боле раздражительнымъ: лакей, у котораго скрипятъ сапоги, получаетъ совтъ удалиться подобру-поздорову, румынъ награждается молніеноснымъ взглядомъ за то, что недостаточно скоро собираетъ свой выигрышъ и этимъ задерживаетъ игру. Господинъ изъ Зинвара начинаетъ жаловаться и на зрителей, которые постоянно тснятся вокругъ него. Неужели же имъ ршительно нечего длать, какъ только глазть на него? Онъ подзываетъ знакомъ молодую двочку изъ толпы и говоритъ:
— Не теб ли я далъ сегодня золотой?
Двочка краснетъ и длаетъ книксенъ.
— Да, господинъ,— отвчаетъ она.
— Зачмъ же ты, дитя мое, стоишь здсь и не уходишь?— Ея красныя губки дрожатъ, но она молчитъ и опускаетъ глазки. Господинъ изъ Зинвара внимательно оглядываетъ ее и даетъ ей еще золотой.
— Вотъ возьми это и приходи посл игры въ полночь ко мн.
Молодая двочка густо краснетъ, длаетъ еще почтительне книксенъ и уходитъ, улыбаясь всмъ присутствующимъ.
Господинъ изъ Зинвара обращаетъ опять все свое вниманіе на игру.
— А вотъ теперь мшаютъ мухи,— говоритъ онъ черезъ минуту.— Тутъ постоянно что-нибудь да мшаетъ. Пусть выгонятъ всхъ мухъ!
Его деньги таютъ. Теперь счастье на сторон румына, и господинъ изъ Зинвара съ возрастающимъ раздраженіемъ наблюдаетъ за его счастьемъ.
— Разв ты не видишь, что у меня осталось только нсколько жалкихъ кредитокъ,— говоритъ онъ, обращаясь къ Паво,— но я не перестану играть, пока все не уйдетъ. Да, вотъ я теперь ставлю тысячу на красное — можетъ быть это именно тотъ цвтъ, который принесетъ мн счастье.
Красное выигрываетъ.
— Вотъ видишь ли, красный цвтъ дйствительно приноситъ мн счастье. Я ставлю еще разъ — это будетъ испытаніе.
Но красное проигрываетъ. Терпніе господина изъ Зинвара истощается окончательно.
— Уходи! — кричитъ онъ на сына.— Ты только приносишь мн несчастье. Я долженъ отыграться. Я хочу во что бы то ни стало вернуть обратно мои деньги! — Но тутъ онъ вспоминаеть, что вышелъ изъ той роли, которую собрался разыгрывать передъ сыномъ.
И онъ прибавляетъ:
— Вотъ видишь ли, до чего я дошелъ, только благодаря моему желанію исправить тебя. Да, я хочу тебя исправить.
— Я уже исцлился,— бормочетъ Паво.
— Молчи, ты еще не исцлился окончательно. Ты опять вернешься къ прежнему, и я все это длаю только ради твоего блага. А теперь убирайся отсюда!
И Паво всталъ и ушелъ.
Время приближалось къ полуночи. Одинъ игрокъ за другимъ поднимались съ мста и уходили. Только румынъ и однорукій военный все еще стойко выдерживали на своихъ мстахъ. Сдобородый воинъ игралъ очень осторожно, ставилъ маленькія ставки, жадно игралъ на гроши и выигрывалъ. Ему везло, но онъ не становился дерзкимъ и смлымъ отъ этой удачи.
Господинъ изъ Зинвара игралъ совсмъ другой манерой. Малйшая благосклонность фортуны длала его глупо самонадяннымъ. У него оставалось всего-навсего какая-нибудь тысяча, когда Паво ушелъ. Въ дв слдующія ставки онъ выигралъ шестьсотъ, которые сейчасъ же сразу поставилъ и проигралъ. Собственно говоря, становилось даже жалко его, и дйствительно, вс симпатіи присутствующихъ были на его сторон.
Принцъ, который вернулся въ залу въ качеств зрителя, подалъ собственноручно стаканъ вина господину изъ Зинвара.
— Васъ преслдуетъ несчастье,— сказалъ онъ ему,— прекратите на сегодня вашу игру.
Принцъ нарушилъ одно изъ правилъ игорнаго дома, произнеся громкимъ голосомъ этотъ совтъ. Господинъ изъ Зинвара ничего не отвтилъ, онъ только безсознательно взглянулъ на него и молча выпилъ вино.
Внезапно колесо фортуны повернулось въ его сторону, и онъ выигралъ три раза подъ рядъ.
— Вотъ видите, какъ слдуетъ играть,— обратился онъ весело и любезно къ старому воину.
Тотъ ничего не слышалъ, весь поглощенный своей игрой на жалкіе гроши. Румынъ внимательно слдилъ за возрастающей нервностью господина изъ Зинвара, обмнялся взглядомъ съ крупье, забралъ свой выигрышъ и прекратилъ игру.
Господинъ изъ Зинвара теперь чистъ, какъ ободранная липка. Онъ только что поставилъ все, что у него оставалось — нсколько сотенъ — на черное и проигралъ. Онъ растерянно оглядывается вокругъ. Онъ очень блденъ.
— Къ чорту съ чернымъ цвтомъ! — кричитъ онъ.
Затмъ онъ погружается въ раздумье. Крупье не спускаетъ съ него глазъ. Машинально выплачиваетъ онъ старому воину его ставку, не разбирая, выигралъ ли тотъ или проигралъ. Господинъ изъ Зинвара продолжаетъ сидть неподвижно,— онъ, повидимому, что-то обдумываетъ. Отчего онъ не уходитъ? Онъ медленно стаскиваетъ съ пальца одно кольцо за другимъ и протягиваетъ ихъ крупье. Тотъ окидываетъ ихъ взглядомъ знатока, спокойно опускаетъ въ желзный ящикъ и передаетъ господину изъ Зинвара три свертка съ золотомъ — три тысячи. Никто не произноситъ ни слова. Онъ держитъ съ минуту тяжелые свертки въ рук, вздрагивая всмъ тломъ. Внезапнымъ движеніемъ приподнимается онъ со стула и ставитъ вс три свертка на черное. Золотыя монеты глухо звенятъ въ ихъ бумажныхъ оболочкахъ. Колесо вертится, оно вертится легко и беззвучно, шарикъ дотрогивается то до одного номера, то до другого,— наконецъ, колесо останавливается.
— Красное.
Господинъ изъ Зинвара вскакиваетъ, хватается обими руками за голову, испускаетъ полузадушенный крикъ и покидаетъ игорную залу.
На слдующее утро лакей — настоящая старая сплетница — разсказалъ мн, что господинъ изъ Зинвара проигралъ наканун вечеромъ пятьдесятъ четыре тысячи. Паво же отправился изъ игорнаго дома къ себ въ палатку торговать, а теперь онъ, то-есть лакей, только что встртилъ его у фонтана: онъ шелъ съ непокрытой головой и громко говорилъ самъ съ собой илм, врне, какъ будто читалъ кому-то проповдь. Впрочемъ, никакой священникъ не могъ такъ проповдывать, какъ Паво, когда онъ принимался за это.
— Бги отъ искушенія,— повторялъ онъ нсколько разъ,— повернись спиной къ соблазну. Ты протянешь ему только палецъ, а онъ сейчасъ захватитъ все твое сердце. Неужели ты такъ глубоко погрязъ, что я, твой блудный сынъ, долженъ тебя предостерегать отъ соблазна?
Да, Паво дйствительно говорилъ очень убдительно, и лакей полагалъ, что онъ заучивалъ рчь, которую собирался произнести передъ отцомъ сегодня утромъ.
Этотъ проныра-лакей всюду совалъ свой носъ и все зналъ.
— Вы хотите сегодня ухать? — сказалъ онъ мн.
А я, между тмъ, въ гостиниц не сказалъ объ этомъ ни слова, даже не спрашивалъ счета.
— Откуда ты это знаешь? — спросилъ я.
— Я ничего не знаю,— отвтилъ онъ,— но вы сказали на почт, чтобы вс письма, которыя придутъ на ваше имя, посылались вамъ вслдъ, и заказали экипажъ къ пяти часамъ — къ отходу парохода.
Даже это разнюхалъ онъ. У меня явилось такое чувство, какъ будто этотъ нахальный проныра шпіонитъ за мной, и я почувствовалъ къ нему отвращеніе. Гнвъ охватилъ меня, я не могъ вынести его наглыхъ взглядовъ,— у него была пара глазъ, которые пронизывали меня, точно ледяной втеръ.
— Убирайся вонъ, собака! — крикнулъ я.
Онъ стоялъ, не шевелясь. Да, наглецъ даже не тронулся съ мста. Онъ держалъ об руки за спиной. О чемъ думалъ онъ? И что длали его руки тамъ, за спиной? Нтъ ли у него какого-нибудь дурного намренія?
— Мн очень больно отъ того, что вы только что сказали,— произнесъ онъ, наконецъ.
И онъ ничего больше не прибавилъ, но продолжалъ стоять, не спуская съ меня глазъ. Я пошелъ и поглядлъ, зачмъ это онъ держитъ руки за спиной? Но у него ничего не было въ рукахъ, онъ ихъ только судорожно сжималъ. Я ближе подошелъ къ нему. Его плечи вздрагивали, а глаза наполнились слезами. Я внутренно раскаивался въ томъ, что его такъ выругалъ, и уже собирался чмъ-нибудь загладить мою вину, какъ вдругъ онъ сдлалъ быстрое движеніе по направленію ко мн, въ его рукахъ блеснулъ какой-то странный предметъ — очень смшной ключъ отъ дверного замка съ двумя бородками. Онъ поднялъ его кверху и затмъ быстро ударилъ меня по моей правой рук. Моя рука опустилась,— ударъ какъ бы парализовалъ ее. Я остолбенлъ отъ его дерзости, не могъ произнести ни слова и продолжалъ неподвижно стоять на одномъ мст. Онъ уже снова заложилъ руки за спину. Спустя минуту я прошелъ мимо него по направленію къ выходной двери.
— Вы, кажется, думаете, что я собираюсь васъ ударить еще разъ, но вы не должны этого опасаться,— сохрани меня Боже!
Я открылъ дверь лвой рукой и произнесъ съ полнымъ хладнокровіемъ:
— Ступай и принеси мн счетъ!
Лакей отвсилъ глубокій, почтительный поклонъ и вышелъ. Я затмъ слышалъ, какъ онъ за дверью громко зарыдалъ. Я не могъ ухать въ этотъ день: рука моя сильно разболлась, и я чувствовалъ себя отвратительно. На моей рук оказались дв раны съ сильными кровоподтеками и разможженнымъ мясомъ, и вс жилы распухли до самаго плеча. Какая грубая, дерзкая выходка со стороны лакея! Но онъ, повидимому, сильно раскаивался въ своемъ опрометчивомъ поступк. Онъ принесъ мн спирту для примочекъ и перевязалъ мн руку — положительно никто не могъ бы сравняться съ нимъ въ услужливости. Онъ позаботился также о томъ, чтобы въ сосдней комнат была полная тишина, когда я вечеромъ легъ спать, и сдлалъ это по собственной охот и желанію. Кучка пьяныхъ гулякъ, остановившаяся подъ моимъ окномъ и громко распвавшая, привела его въ ярость, и онъ поспшилъ прогнать этихъ непрошенныхъ концертантовъ. Я слышалъ, какъ онъ упрекалъ ихъ за то, что они нарушаютъ покой больного знатнаго господина — князя, который повредилъ себ кисть руки.
На слдующее утро я дважды позвонилъ, но онъ не явился. Я былъ въ страшно раздраженномъ состояніи духа и чувствовалъ себя совершенно больнымъ. Я еще разъ изо всхъ силъ дернулъ за ручку колокольчика, но онъ все же не явился. Наконецъ я увидлъ, какъ онъ шелъ вдоль улицы. Значитъ, онъ уходилъ куда-то. Когда онъ пришелъ ко мн, я не могъ удержаться, чтобы не сказать:
— Я звонилъ въ теченіе четверти часа. Я охотно заплачу вамъ вдвое, если вы полагаете, что заслуживаете этого. Принесите мн чаю.
Я видлъ, какъ ему стало больно отъ моихъ словъ. Онъ ничего не возразилъ мн, а только поспшно ушелъ, чтобы принести мн чаю. Меня вдругъ тронули его терпніе и покорность. Онъ, быть можетъ, во всю свою жизнь не слыхалъ ни отъ кого добраго слова, а тутъ я еще былъ такъ несправедливъ къ нему, и мн сейчасъ же захотлось загладить мою несправедливость. Поэтому, когда онъ вернулся, я сказалъ ему:
— Извини меня, я никогда больше не стану бранить тебя. Я чувствую себя сегодня такъ плохо.
Его, повидимому, очень обрадовала моя привтливость, и онъ, какъ бы оправдываясь, возразилъ:
— Я долженъ былъ уйти изъ дому. Увряю васъ, что я доженъ былъ пойти исполнить одно важное порученіе.
Но вмст съ тмъ, какъ бы ободренный моей привтливостью, онъ не могъ не проявить своей болтливости. Онъ, казалось, былъ весь начиненъ всевозможными исторіями и, повидимому, былъ готовъ начать выкладывать передо мной самыя невроятныя сплетни о всхъ, живущихъ въ гостиниц.
— Если я осмлюсь вамъ разсказать, то доложу вамъ, что господинъ изъ Зинвара только-что послалъ человка къ себ въ имніе за деньгами, да, за большой суммой денегъ. Паво того мннія, что рулетка совсмъ разоритъ отца. Вдь онъ все еще не выкупилъ своихъ колецъ.
— Ну, хорошо,— отвтилъ я, желая отъ него отдлаться.
— И та молоденькая двочка, которую вы вчера видли, провела съ нимъ ночь. Она вдь издалека, изъ какой-то горной деревушки, и наврно ей и во сн не снилась такая честь. Даже родной отецъ ея и тотъ не хотлъ этому врить.
Вечеромъ я сидлъ на балкон и наблюдалъ за движеніемъ и оживленіемъ, царившими внизу на рыночной площади. Рука моя была на перевязи. Мой русскій знакомый лежалъ на скамь и читалъ книгу. Онъ вдругъ поднялъ голову и спросилъ меня, знаю ли я, что господинъ изъ Зинвара послалъ домой курьера за деньгами. Передъ обдомъ у него была стычка съ Паво: сынъ прочелъ цлую проповдь отцу, и тотъ долженъ былъ съ нимъ согласиться, но все же это ни къ чему не привело, такъ какъ онъ во что бы то ни стало ршилъ отыграть свои деньги.— Неужели могли вообразить, что онъ оставитъ въ рукахъ этой шайки разбойниковъ, заправляющей игорнымъ домомъ, шестьдесятъ три тысячи чистоганомъ? Ну, тогда вс они очень жестоко ошибаются. Да притомъ же онъ вовсе не желаетъ играть исключительно только съ цлью вернуть проигрышъ. О, нтъ! Пусть вс добрые люди, которые такъ жалли его, когда онъ закладывалъ кольца, узнаютъ, что онъ можетъ первому встрчному нищему подарить по такому кольцу на каждый палецъ и все же отъ этого не сдлается бдне.
— И это такъ и есть на самомъ дл,— продолжалъ русскій,— онъ ужъ сталъ до того завзятымъ игрокомъ, что для него проигрышъ больше не играетъ роли. Теперь его тянетъ играть только изъ-за тхъ чувствъ, которыя волнуютъ кровь и сердце игроковъ — вс эти ожиданія, надежды, колебанія, разочарованія.
— Ну, а Паво? Что же сказалъ Паво на все это?
— Бги отъ искушенія,— сказалъ Паво,— стань опять человкомъ, бери примръ съ меня.
Да, Паво говорилъ очень убдительно. Голосъ его звучалъ грустно, и онъ по временамъ даже указывалъ на небо. Право, интересно было видть, какъ этотъ молодой, но закоренлый гршникъ силился выказать добродтели, давнымъ-давно утраченныя имъ. У него хватило дерзости прочесть отцу серьезнйшую проповдь. Отецъ же возразилъ на это, что играетъ исключительно ради сына: онъ хочетъ отучить его отъ этого сквернаго порока и что ради такой цли ему не жаль никакихъ денегъ. Но тутъ Паво гнвно прервалъ его и сказалъ ему, что онъ въ теченіе всей своей жизни всегда сохранялъ чувство собственнаго достоинства, а отецъ проигралъ даже свои кольца и на глазахъ у всхъ заложилъ свои драгоцнности. Да, онъ, Паво, всегда умлъ сохранять чувство собственнаго достоинства, онъ никогда не закладывалъ своей палатки, вотъ она и теперь стоитъ на своемъ мст, и онъ всегда самъ заботился о своихъ торговыхъ длахъ. Въ заключеніе Паво пригрозилъ старику пожаловаться князю Варивсу.
— Замолчи,— сказалъ отецъ,— я далъ себ обтъ показать теб наглядно вс послдствія твоей расточительности, и я доведу это до конца. Прощай, Паво!
И сынъ долженъ былъ уйти. Но онъ прямо отъ отца отправился въ игорную залу.
— Не думаете ли вы, что отецъ дйствительно иметъ въ виду только вернуть такимъ образомъ сына на путь истинный? — спросилъ я русскаго.
Онъ покачалъ головой.
— Можетъ быть,— но это ему не удастся. Да, кром того, старикъ теперь самъ сильне охваченъ страстью къ игр, чмъ сынъ.
Теперь вс только и говорили что о господин изъ Зинвара и объ его игр. — Это ему ршительно все равно,— говорилъ онъ самъ,— и еще выше поднималъ голову, принимая веселый и беззаботный видъ. По временамъ онъ даже снисходилъ до того, что шутилъ съ окружающими.
— Вы смотрите на мои руки? — говорютъ онъ.— Ахъ, да, я очень обднлъ! Я даже проигралъ мои кольца, ха-ха-ха!
Съ тхъ поръ, какъ у него не стало денегъ, онъ не посщалъ игорной залы, но онъ приказалъ лакею докладывать ему о ход игры, о томъ, кто проигрываетъ, и кто выигрываетъ, кто ставитъ самыя большія ставки, и кто игралъ азартне всхъ. Мой русскій знакомый пришелъ ко мн на слдующій день и разсказалъ, что господинъ изъ Зинвара въ теченіе цлыхъ трехъ часовъ молилъ Бога о ниспосланіи ему счастья — онъ только хочетъ отыграть свои деньги, а затмъ онъ больше никогда не будетъ играть. Онъ произнесъ вслухъ этотъ обтъ и даже плакалъ при этомъ. Русскій слышалъ это отъ лакея, который подглядлъ и подслушалъ въ замочную скважину.
Прошло три дня. Моя рука перестала болть, и я ршилъ вечеромъ ухать. Я вышелъ изъ дому, чтобы покончить съ длами, и между прочимъ зашелъ въ полицію, чтобы засвидтельствовать свой паспортъ. На обратномъ пути мн пришлось проходить мимо палатки Паво. Я, въ конц концовъ, совершенно противъ моей воли, заинтересовался этимъ человкомъ и его отцомъ. Вс люди говорили о нихъ, вся гостиница была полна всевозможныхъ разсказовъ о нихъ, и я самъ, подобно всмъ, думалъ о нихъ и каждый день спрашивалъ о томъ, что длаетъ господинъ изъ Зинвара.
Я вошелъ въ палатку Паво. Наканун вечеромъ я слышалъ, что онъ выигралъ большую сумму въ фараонъ. Онъ выигралъ у какого-то комми-вояжера вс его наличныя деньги, а въ заключеніе подарилъ ему нсколько сотенъ, затмъ отправился играть въ рулетку, счастье и тамъ улыбнулось ему, и онъ выигралъ у банка цлое состояніе.
— Подумайте-ка только,— сказалъ Паво, едва я вошелъ въ палатку,— мой отецъ только что былъ здсь, онъ приходилъ занимать денегъ, чтобы выкупить свои кольца. Ну, понятно, что мн и во сн не снилось сдлать подобную глупость. Мой отецъ очень добрый человкъ, и мн, право, больно было отказать ему въ дружеской услуг, но я сдлалъ это ради его самого: сынъ долженъ заботиться о чести семьи. Теперь моему отцу должно быть ясно, до чего можно дойти, если начнешь длать глупости. Я нахожу, что поступилъ совершенно правильно. А вы какъ думаете объ этомъ?
Весь его вншній видъ въ эту минуту какъ-то оттолкнулъ меня. Необыкновенное счастье прошлаго вечера, наполнившее вс его карманы, сдлало его самонадяннымъ и самодовольнымъ. Во время нашего разговора онъ опускалъ голову, закрывалъ рукой лобъ, точно на немъ было позорное клеймо, которое онъ не хотлъ показывать, и въ глазахъ его, когда онъ поднималъ ихъ кверху, отражалась вся ихъ лживость. Но у него была самая красивая шея, какую только можно себ представить, и тонко очерченный, красивый ротъ.
— Ну, а вы какъ думаете объ этомъ? — повторилъ онъ свой вопросъ.
— Не мн объ этомъ судить,— отвтилъ я уклончиво.
— Другими словами,— пробормоталъ онъ,— вы не хотите понять словъ вполн разумнаго человка.
Онъ презрительно пожалъ плечами и нсколько разъ съ волненіемъ прошелся за своимъ прилавкомъ. Затмъ онъ остановился и спросилъ:
— А впрочемъ, чмъ могу вамъ служить, разъ вы потрудились притти ко мн?
Я назвалъ разные предметы,— первое, что мн пришло въ голову, въ сущности вовсе не нужное мн. Когда онъ завернулъ мои покупки, я ушелъ отъ него, не сказавъ больше ни слова.
Едва усплъ я вернуться въ гостиницу, какъ лакей кинулся мн навстрчу и принялся разсказывать, что курьеръ господина изъ Зинвара привезъ деньги. И отецъ Паво сидитъ теперь и ждетъ, когда откроютъ игорную залу. Но Паво ничего не знаетъ объ этомъ, и онъ не долженъ ничего знать. Ему, лакею, хорошо заплачено за то, чтобы онъ не говорилъ ни слова объ этомъ Паво.
Пробило пять часовъ, и какъ только открыли игорную залу, господинъ изъ Зинвара отправился играть. Онъ былъ въ сильно возбужденномъ состояніи и длалъ какіе-то странные жесты руками, точно произносилъ клятву или обтъ.
Принцъ и старый однорукій воинъ также сидли за игорнымъ столомъ. Недоставало только румына. Отецъ Паво прежде всего выкупилъ свои кольца.
— Я буду играть сегодня большими суммами,— сказалъ онъ крупье.
Теперь онъ казался спокойнымъ и важнымъ.
— Да поможетъ вамъ при этомъ ваша счастливая звзда,— отвтилъ крупье, почтительно кланяясь,
Игра началась.
Господинъ изъ Зинвара поставилъ три раза подъ рядъ на красное и выигралъ. Тогда онъ положилъ обратно въ бумажникъ свои деньги и продолжалъ играть на выигранныя. Онъ нсколько разъ пробовалъ ставить на тринадцатый номеръ, но проигрывалъ, затмъ ставилъ опять на черное и выигрывалъ. Теперь передъ нимъ на стол лежитъ уже порядочная куча денегъ, онъ играетъ безъ разсчета, не сообразуясь ни съ какими правилами, дерзко рискуетъ и, чтобы даромъ не терять времени, приготовляетъ, пока колесо еще вертится, слдующую ставку. Онъ даже не считаетъ денегъ, онъ точно въ какомъ-то экстаз. Его глаза случайно замчаютъ черный квадратъ на зеленомъ сукн стола, и онъ начинаетъ ставить огромныя суммы на этотъ квадратъ — и выигрываетъ. Да, онъ выигрываетъ теперь каждый разъ, этотъ черный цвтъ превращается для него въ настоящее неистощимое золотое дно. Вдругъ онъ какъ будто что-то вспоминаетъ, задумывается на минуту и глубоко вздыхаетъ. Колесо рулетки опять завертлось, но господинъ изъ Зинвара забываетъ поставить ставку. Хорошо извстная ему молоденькая двочка входитъ въ залу. Улыбаясь и красня, подходитъ она къ нему. Онъ замчаетъ ее и длаетъ жестъ, чтобы она ушла.
— Видишь ли,— говоритъ онъ,— ты пришла, и я забылъ поставить ставку.
Но вслдъ затмъ онъ ее подзываетъ. Колесо теперь остановилось, и шарикъ стоитъ на красномъ. Значитъ, это счастье господина изъ Зинвара, что онъ забылъ поставить на черный квадратъ. Онъ кладетъ одно изъ своихъ дорогихъ колецъ въ руку двочки и что-то шепчетъ ей. И лицо двочки покрывается яркимъ румянцемъ, она крпко зажимаетъ руку и выбгаетъ изъ залы.
А онъ продолжаетъ играть со все возрастающей смлостью и азартомъ. Онъ ставитъ на красное цлыя пригоршни золота и прибавляетъ еще нсколько тяжелыхъ свертковъ. Но вдругъ имъ овладваетъ какое-то сомнніе, онъ длаетъ движеніе рукой, какъ будто хочетъ взять ставку обратно, но все же оставляетъ деньги тамъ, куда поставилъ.
Колесо останавливается.
— Красное! — кричитъ крупье
— Красное,— повторяетъ господинъ изъ Зинвара,— и онъ улыбается всмъ окружающимъ и громко произноситъ:
— Опять красное! Да, у меня было предчувствіе, что оно опять выйдетъ!
И съ этой минуты онъ утрачиваетъ всякую способность мыслить, всякое сознаніе дйствительности. Часы бьютъ десять, въ залу входятъ заправскіе игроки, которые обыкновенно начинаютъ играть только въ этотъ часъ. Между ними находится и румынъ. Я забываю объ отъзд, не трогаюсь съ мста и слжу съ волненіемъ за игрой господина изъ Зинвара. Онъ, повидимому, даже не замчаетъ новопришедшихъ и не подозрваетъ, что многіе ставятъ на т шансы, на которые онъ ставитъ. Его удача какъ бы гиинотизируетъ его. Онъ играетъ крупными суммами и ставитъ на нсколько шансовъ за разъ. Капризъ, а можетъ быть внезапное предчувствіе заставляетъ его захватить полную горсть золота и поставить maximum на двадцать пятый номеръ. Три игрока слдуютъ его примру. Кругомъ вс шепчутся и ждутъ, что будетъ.
— Тринадцать! — говоритъ крупье. Проиграно!
Румынъ въ отчаяніи. У отца Паво является новая идея. Онъ слегка приподнимается съ своего мста и ставитъ опять maximum на Zro. Но никто не слдуетъ его примру,— такая азартная игра только отпугиваетъ всхъ.
— Zro!
Среди поднявшагося шума я слышу, какъ румынъ разражается проклятіями. Но вслдъ затмъ появляется Паво въ сопровожденіи лакея изъ гостиницы, который все же не утерплъ, чтобы не извстить его обо всемъ. И Паво тотчасъ же подходитъ къ отцу и, не говоря ни слова, беретъ его за плечи и встряхиваетъ его. Отецъ оборачивается, узнаетъ сына и покоряется своей судьб. Онъ понимаетъ, что никакое сопротивленіе не спасетъ его, да кром того онъ очень утомленъ.
— Какой ты злой, Паво,— говоритъ онъ. Машинально беретъ онъ свой послдній выигрышъ, собираетъ деньги и наполняетъ ими карманы. Онъ безпорядочно набиваетъ ихъ золотомъ и бумажками, беретъ въ руку не вошедшую въ карманъ толстую пачку бумажекъ, встаетъ и покорно идетъ за Паво.
Крупье кидаетъ яростный взглядъ вслдъ за удаляющимися. Игра пріостанавливается на минуту.
Поздне въ гостиниц разсказывали мн, что господинъ изъ Зинвара не только вернулъ весь свой проигрышъ, но выигралъ еще небольшую сумму, что-то около семи сотенъ.
Я въ глубин моего сердца порадовался за него и за то, что онъ все же побдилъ рулетку. Никто не игралъ съ такой наивностью и честнымъ намреніемъ, какъ онъ, а теперь онъ наврно на всю жизнь откажется отъ игры въ рулетку.
На слдующій вечеръ все было готово къ моему отъзду. Багажъ былъ уже отправленъ на пароходъ, счетъ уплаченъ, и все было въ порядк. Я сунулъ лакею бумажку и простился съ нимъ. Вки его быстро замигали, и онъ заплакалъ, и этотъ бдный малый поцловалъ мн руку.
— Хотите — врьте, хотите — нтъ,— говоритъ онъ тотчасъ же вслдъ за этимъ, вытирая глаза,— господинъ изъ Зинвара детъ съ вами на одномъ пароход,— онъ общалъ Паво ухать домой и ршилъ сдлать это какъ можно скоре.
Этотъ всезнающій, всевдущій человкъ преслдуетъ меня до послдней минуты своими разсказами.
Паво опять прочелъ цлую проповдъ отцу. Когда же его угроза обратиться съ жалобей къ князю Варивсу не подйствовала, онъ вытащилъ маленькій, совершенно негодный пистолетикъ и сказалъ, что долженъ къ великому своему сожалнію застрлиться, чтобы хоть этимъ спасти свою честь. Тогда отецъ пошелъ на вс уступки. Онъ дйствительно не желалъ потерять дружбы князя Варивса. Да притомъ же онъ вдь далъ Богу обтъ перестать играть, какъ только вернетъ свои деньги. Однимъ словомъ, господинъ изъ Зинвара согласился вернуться домой съ сегодняшнимъ пароходомъ.
— Прощайте! — сказалъ мн лакей,— вы наврно встртитесь съ нимъ на пароход.
Часы пробили пять.
И въ то самое время, когда открыли двери игорнаго зала, я отправился на пристань. Пароходъ грузилъ цлую партію цыновокъ. Нсколько минутъ спустя господинъ изъ Зинвара дйствительно пріхалъ въ сопровожденіи своего стараго лакея, и оба они были въ дорожныхъ костюмахъ. Много народа провожало его, но между ними не было Паво. Я подошелъ къ какому-то старику и спросилъ:
— Почему Паво не провожаетъ отца?
— Паво слишкомъ гордъ,— отвтила мн стоявшая тутъ же молодая двушка,— онъ не хочетъ знать отца, который могъ проиграть даже свои кольца.
— Да, это совсмъ въ дух Паво.
Невдалек отъ насъ стояла и молодая двочка господина изъ Зинвара. Она стояла грустная, съ опущенной головой. Но тотъ, за которымъ она слдила глазами, не удостоивалъ ее даже взгляда.
Я прошелся нсколько разъ по пристани, заплатилъ и отпустилъ извозчика и смотрлъ за тмъ, чтобы вс мои вещи были перенесены на пароходъ. Старый лакей господина изъ Зинвара стоялъ тутъ же, но его самого здсь не было. Я обернулся, чтобы поглядть, тутъ ли молоденькая двочка, но и она исчезла.
Наконецъ опустили въ трюмъ послднюю цыновку и приняли на бортъ послдняго пассажира. Вдругъ со всхъ сторонъ раздались вопросы:— А гд же господинъ изъ Зинвара? Да гд же онъ? Его старый лакей метался какъ угорлый по палуб. Да гд же, чортъ возьми, его господинъ? Пароходъ не трогался съ мста: нельзя же было ухать безъ этого важнаго господина! Мы вс обыскали весь пароходъ, пристань, вс углы и закоулки. Мы разспрашивали всхъ встрчныхъ и поперечныхъ, и никто ничего не зналъ о немъ. Да что онъ, въ воду, что ли, упалъ? Быть можетъ, онъ дйствительно бросился въ воду и, никмъ не замченный, утонулъ? Внезапно меня оснила одна мысль, очень странная, правда, мысль. Я обращаюсь къ шкиперу съ просьбой подождать еще пять минутъ,— тогда, быть можетъ, я буду въ состояніи сообщить имъ какія-нибудь свднія о пропавшемъ.
Я соскакиваю на берегъ, бгу въ гостиницу, взлетаю по лстниц туда, въ этотъ окрашенный въ голубой цвтъ этажъ. Я съ трудомъ перевожу дыханіе, отворяю дверь.
Прежде всего я вижу молоденькую двочку господина изъ Зинвара. Она попрежнему мило краснетъ, и лицо ея сіяетъ счастьемъ. А напротивъ нея за рулеточнымъ столомъ опять сидихъ на стул господинъ изъ Зинвара.
