Парижские этюды, Гамсун Кнут, Год: 1905

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Парижскіе этюды.

Кнутъ Гамсунъ.
Полное собраніе сочиненій.
Томъ первый.
Изданіе В. М. Саблина.

Рабы любви

Переводъ Е. Кившенко.
Изданіе третье.
Москва.— 1909.
http://az.lib.ru

I.

Красота и сила окружаютъ меня, блестящая бшеная жизнь проносится мимо меня. Это цлая нація веселыхъ факельщиковъ. Отъ малйшаго пустяка приходятъ они въ праздничное настроеніе, жгутъ ракеты и сыплютъ искрами. Все здсь смшано и перемшано: порокъ, продажность, добродтель, красота и сила. Посреди величественнаго ритма архитектуры и искусства раздается самое фальшивое пніе, самая наивная музыка, Какіе шарманщики и какіе уличные пвцы въ Париж, и ни одного дйствительно великаго композитора въ исторіи французской музыки! Люди на улиц насвистываютъ часто маршъ, но сами при этомъ не маршируютъ въ тактъ. Когда національная гвардія — версальскія войска — маршируютъ по городу, то, право, можно плакать съ досады, до того они идутъ не въ ногу. Марсельезу, и ту лучше играютъ за границей, чмъ въ Париж.
Но, вмст взятые, эти люди охотно поютъ и играютъ. Радость и жизнь опьяняютъ ихъ и поднимаютъ высоко надъ землей. На улицахъ громко перекликаюхся между собой, кричатъ на лошадей и щелкаютъ длинными бичами. Съ высокомріемъ и презрніемъ ко всему чужому, въ нихъ преспокойно уживается наивное любопытство. Встрчается имъ по дорог китаецъ или даже арабъ,— они вс смотрятъ ему вслдъ, оборачиваются назадъ, останавливаются и глазютъ на него съ разинутыми ртами. Въ Санъ-Франциско никто не повернетъ головы, чтобы посмотрть даже на дикаря съ продтымъ сквозь ноздри кольцомъ.

II.

Точно веселые танцоры проходятъ они, точно самый молодой, самый смлый народъ, и рдко, весьма рдко совершаютъ они какой-нибудь проступокъ противъ вншнихъ формъ. Культура у нихъ у всхъ въ крови, они избгаютъ быть грубыми и умютъ сохранять душевное равновсіе. Подобно большинству аристократовъ, они консерваторы. Они и въ наши дни все еще продолжаютъ запечатывать свои письма облатками и употребляютъ спички, отвратительный срный запахъ которыхъ можетъ быть превзойденъ только запахомъ американскихъ спичекъ. Ихъ прошлое велико, и они живутъ имъ. Генералъ въ мундир для нихъ богъ, и они тайно вздыхаютъ о монархической роскоши. Разсыльные при министерствахъ продолжаютъ и по сіе время ходить въ треуголкахъ.
— Monsieur, monsieur!
На крыльц гостиницы, въ которой я живу, услись какъ-то вечеромъ поваренокъ, занимающійся перемываніемъ посуды, и одинъ изъ поваровъ. Они сидятъ рядомъ и болтаютъ, покончивъ съ дневной работой. Спустя нкоторое время поваренокъ встаетъ и говоритъ:
— Покойной ночи, monsieur!
И поваръ отвчаетъ:
— Покойной ночи, monsieur!
Вншняя форма никогда не забывается.. Однажды нкто получилъ письмо. Это былъ отвтъ на просьбу о свиданіи. Молодая дама недавно овдовла, носила еще трауръ по муж и писала на бумаг, окаймленной черной полоской. Но она общала притти на свиданіе.
Я знаю, что это фактъ, я самъ видлъ письмо съ черной каемкой.

III.

Нкто разсказываетъ:
— Около пяти часовъ утра. Я уже всталъ, потому что всю ночь не спалъ. Я чувствую себя несчастнымъ и покинутымъ. У меня ничего не болитъ, но я получилъ письмо, и оно-то погрузило меня въ такую глубокую печаль. Я выхожу изъ дому, брожу по улицамъ и захожу въ извозчичій трактирчикъ. Я требую кофе и коньяку. Тамъ сидятъ извозчики за первымъ завтракомъ,— пять извозчиковъ. Они дятъ и громко разговариваютъ.
Я сижу и держу въ рук фотографическую карточку: я разглядываю ее и перечитываю безконечное число разъ нсколько словъ, написанныхъ на оборот.
Меня просили сжечь эту фотографію, но я ея и до сего дня не сжегъ. Я протягиваю ее сидящему рядомъ со мной извозчику, онъ разсматриваетъ ее, улыбается и говоритъ, что у меня недурной вкусъ.
— Вы, кажется, ошибаетесь,— возражаю я,— это моя невста.
Онъ еще больше хвалитъ мой вкусъ и передаетъ карточку своему товарищу, говоря, что это моя невста. Вс любуются фотографіей и вс радуются, и вс смются, и вс громко говорятъ.
— Видите ли, она теперь уже не моя невста,— признаюсь я,— вчера я получилъ отъ нея послднее письмо. Да, вотъ тутъ у меня ея письмо, гд она прощается со мной!
Я показываю письмо и разсказываю все, что произошло, и что она не хочетъ выходить за меня замужъ. Извозчики не умютъ читать на томъ язык, на которомъ написано письмо, но такъ какъ я показываю имъ то именно мсто въ письм, гд написано все непріятное, то они киваютъ головами и изъ сочувствія ко мн становятся вс печальными и серьезными.
Мы вс чокаемся и пьемъ.
Теперь уже больше пяти часовъ. Цлое общество мужчинъ и женщинъ входитъ съ громкимъ смхомъ въ комнату, гд мы сидимъ. Эти новые постители, должно быть, возвращаются съ какого-нибудь праздника, такъ какъ они въ бальныхъ туалетахъ и фракахъ. У всхъ усталый видъ людей, проведшихъ безсонную ночь, и вс блдны, но безконечно веселы. Имъ тоже пришло въ голову завернуть въ этотъ трактирчикъ для фіакровъ. Они также требуютъ кофе и коньяку. И извозчики передаютъ вновь пришедшимъ фотографію и объясняютъ, какъ обстоитъ дло между мной и оригиналомъ карточки. Вс смотрятъ на меня съ участіемъ, а высокая молодая двушка кидаетъ мн мечтательный взглядъ. Я выпиваю еще чашку кофе ради коньяку, и извозчики выпиваютъ по рюмочк заодно со мной, и все общество принимаетъ въ этомъ участіе, киваетъ головами и приподнимаетъ рюмки.
Вдругъ высокая молодая двушка подходитъ ко мн, вынимаетъ изъ-за кушака дв розы и протягиваетъ ихъ мн. Вс остальные сидятъ и смотрятъ на насъ. Я встаю смущенный и благодарю. Она обнимаетъ меня за шею, цлуетъ меня въ губы и возвращается на свое мсто. Вс громко высказываютъ одобреніе ея поступку.
Она всю ночь проносила эти розы, и поэтому он уже слегка поблекли, но он большія и темнокрасныя. Я хотлъ прикрпитъ ихъ къ сюртуку и сталъ искать булавки. Вс хотятъ помочь мн и оказать мн услугу. Чувствительное настроеніе охватило всхъ. Одинъ изъ извозчиковъ спрашиваетъ меня, гд я живу, и предлагаетъ даромъ довезти меня до дому. Когда я хочу расплатиться за всхъ, вс протестуютъ, энергично машутъ руками, провожаютъ меня до дверей и посылаютъ мн прощальныя привтствія до тхъ поръ, пока я не скрываюсь изъ вида.
— Добраго yrpa, monsieur. Благодарю васъ, monsieur!

IV.

На углу бульвара Saint-Michel и Rue de Vaugirard стоитъ человкъ. Онъ разбитъ параличомъ. Онъ продаетъ карандаши. Этотъ человкъ не говоритъ ни слова, онъ не выкрикиваетъ и не навязываетъ свой товаръ, хотя, конечно, ему хочется продать его. Какъ-то разъ утромъ, проходя мимо, я купилъ у него карандашъ, онъ, по обыкновенію, не сказалъ ни слова, кром своего обычнаго: ‘благодарю васъ, monsieur!’
На слдующее утро я опять купилъ у него карандашъ.
— Благодарю васъ, monsieur!
Въ теченіе трехъ недль я ежедневно покупалъ у него по карандашу. Этотъ человкъ до того привыкъ ко мн, что протягивалъ мн уже издали карандашъ, да, онъ даже бралъ на себя трудъ отыскивать для меня самые лучшіе изъ своихъ карандашей. Но онъ ничего не говорилъ мн, кром: ‘благодарю васъ, monsieur.’
Наконецъ, въ одинъ прекрасный день онъ сказалъ:
— Радуюсь, monsieur, что вы именно у меня нашли такой сортъ карандашей, какой вамъ нравится.
А я въ этотъ день купилъ у него уже 21-й карандашъ.

V.

Я сижу какъ-то вечеромъ въ большомъ ресторан и просматриваю иллюстрированные журналы. Отворяется дверь и входитъ дама. Она съ минуту стоитъ посреди залы и осматривается вокругъ. Она необыкновенно красива, да, необыкновенно красива, но ея выкрашенные въ яркій, рыжій цвтъ волосы обличаютъ въ ней даму полусвта, и манеры ея вызывающи и высокомрны. Она повертывается ко мн и говоритъ:
— Будьте такъ любезны, monsieur, пойти и заплатить моему фіакру.
Я совсмъ не сижу къ ней близко, однако-же она почему-то обратилась ко мн. Я злюсь и кусаю губы, подзываю гарсона и говорю ему:
— Пойдите и заплатите фіакру этой дамы.
При этомъ бросаю на столъ двадцатифранковую монету. Дама поражена и оглядываетъ меня съ большимъ изумленіемъ.
Я усаживаюсь поудобне на своемъ мст, продолжаю разглядывать, какъ ни въ чемъ не бывало, журналы и радуюсь, что проучилъ эту даму.
Она садится за другой столъ. Гарсонъ возвращается, отдаетъ ей сдачу, получаетъ франкъ на чай, кланяется и уходитъ. Сдача остается лежать передъ ней на стол.
Въ ресторанъ входитъ господинъ, котораго она знаетъ, она подзываетъ его. Она разсказываетъ ему о томъ, какъ я невжливо поступилъ съ ней, пославъ гарсона расплатиться, показываетъ сдачу, лежащую передъ ней, пожимаетъ плечами и качаетъ головой.
Господинъ посылаетъ ко мн гарсона съ 20-тифранковой монетой. Съ невозмутимымъ спокойствіемъ я беру монету и опускаю ее въ карманъ.
Вдругъ дама подходитъ ко мн. Мое хладнокровіе бситъ ее. Она непремнно хочетъ, чтобы послднее слово осталось за ней.
— Получили вы обратно ваши деньги? — спрашиваетъ она.
— Да, благодарю,— отвчаю я холодно
— Я заняла у этого господина луидоръ,— обращается она къ моему сосду и затмъ объясняетъ ему, какъ я невжливо поступилъ, пославъ гарсона. Она обращается съ тмъ же ко всмъ, окружающимъ насъ, я, повидимому, глубоко оскорбилъ ее, и она ищетъ сочувствующихъ людей. Вс начинаютъ принимать въ ней участіе и комментировать ‘происшествіе’. Я слышу слово ‘иностранецъ’, вс присутствующіе на сторон дамы.
Пока все это происходитъ, мн приходится сидть молча и не принимать никакого активнаго участія. Могу ли я съ моимъ жалкимъ репертуаромъ французскихъ словъ начать оправдываться? Я только подамъ поводъ къ насмшкамъ и рискую, чего добраго, быть выгнаннымъ изъ ресторана. Итакъ, мн ничего больше не остается, какъ выносить все молча.
— Вонъ его! — крикнулъ вдругъ кто-то передо мной.
— Вонъ его! раздается вокругъ меня.
Я подзываю гарсона и расплачиваюсь. Покончивъ съ этимъ, я продолжаю спокойно сидть. Вокругъ меня разговоры принимаютъ все боле угрожающій тонъ.
Но въ это время дверь опять открывается и входитъ господинъ, котораго я знаю. Это докторъ Гольдманъ, корреспондентъ ‘Франкфуртеръ-Цейтунгъ’. Онъ присаживается за мой столъ и спрашиваетъ, что здсь происходитъ. Я объясняю ему въ краткихъ словахъ все происшествіе. Онъ мн сообщаетъ, что эта дама — знаменитая mademoiselle G. Онъ идетъ къ ней, почтительно снимаетъ передъ ней шляпу и говоритъ нсколько любезныхъ словъ. Шумъ моментально утихаетъ. Докторъ и я выпиваемъ по стакану вина, окружающіе начинаютъ смотрть наменясъ дружелюбіемъ. Какой-то господинъ спрашиваетъ у доктора, и докторъ отвчаетъ:
— Это русскій.
— Русскій, русскій,— проносится шопотомъ по всей зал.
Я спасенъ.
Передъ уходомъ изъ ресторана я получаю отъ mademoiselle G. букетъ фіалокъ.
Нсколько недль спустя, въ одномъ кіоск для стрльбы въ цль во мн признаютъ ‘русскаго’. И хотя я стрляю самымъ жалкимъ образомъ, отовсюду раздаются возгласы одобренія, когда я изрдка попадаю въ доску.

VI.

O est la femme?
Везд, въ исторіи этого народа, въ сердц каждаго мужчины, во всей литератур. Ахъ, эта скучная, старомодная литература, какъ быстро она падаетъ тамъ. Нкогда, въ критическую минуту, во глав этого народа встала женщина. Войска повиновались ей, и она побдила. И теперь веей націей предводительствуетъ женщина. Она сидитъ высоко на кон и властвуетъ надъ всми, и конь ея взвивается на дыбы и длаетъ шагъ назадъ. И вся нація слдуетъ за ней и тоже длаетъ шагъ назадъ, назадъ, все назадъ.
Тщетно назначаютъ преміи за дторожденіе, тщетно пытается сенаторъ Беранже бороться противъ испорченности нравовъ,— побдителями являются абсентъ и порокъ. Прежнія воззрнія совершенно измнились, никто не знаетъ ни въ чемъ мры и ничего, ршительно ничего не стыдится. Уже во время революціи измнилась вся нація. Законъ запрещалъ казнить беременныхъ женщинъ, а бдныя женщины, такъ же какъ и знатныя дамы, отдавались въ тюрьмахъ первымъ встрчнымъ, чтобы только заберементь.
Во всевозможныхъ пивныхъ и кабачкахъ прислуживаютъ молодыя двушки. Но настоящая профессія этихъ двушекъ — ходить по улицамъ и заманивать мужчинъ въ эти заведенія. По воскресеньямъ мать такой молодой двушки является навстить дочь, она гордится и хвастается тмъ, что дочь зарабатываетъ столько денегъ, и отправляется съ ней гулять. И братъ двушки, солдатъ, пользуется каждымъ отпускомъ, чтобы постить сестру. Видя ее въ обществ офицера, лейтенанта или капитана его роты, молодой солдатъ салютуетъ, польщенный вниманіемъ начальства, и думаетъ: ‘Какой важной дамой стала, однако, моя сестра. Она носитъ шелковыя платья, лакированныя ботанки и знакома съ моимъ лейтенантомъ’.
Въ теченіе трехъ лтъ наблюдалъ я подобныя псторіи. Въ Quartier latin сплошь и рядомъ въ кабачки и пивныя являются возлюблешнія студентовъ съ грудными дтьми на рукахъ. И никто, положительно никто не возмущается этимъ. Напротивъ, вс почтительно разступаются передъ ними и уступаютъ имъ мсто. Это, быть можетъ, хорошій обычай и указываетъ на отсутствіе предразсудковъ. Прекрасно! Но, вдь, такимъ образомъ вс прежнія понятія оказываются, такъ сказать, перевернутыми вверхъ ногами…
Въ одинъ прекрасный лтній вечеръ я видлъ слдующую картину:
Парочка вышла изъ ресторана. Господинъ — какой-то офицеръ — сильно пошатывался и былъ въ намомъ веселомъ настроеніи. Но одтъ онъ былъ самымъ безпорядочнымъ образомъ, совершенно не по форм, съ саблей, прицпленной къ правому боку. Ахъ, этотъ лейтенантъ! Его возлюбленная, ужинавшая съ нимъ въ ресторан, изъ шалости отрзала вс пуговицы у его мундира и прицпила ему саблю съ правой стороны. И вотъ онъ идетъ по улицамъ въ такомъ вид, громко распвая и пошатываясь. Это никого не шокируетъ и никого не возмущаетъ.
Разв не сказалъ кто-то когда-то: ‘Мы готовы къ войн, во всей французской арміи нельзя найти пуговицы, которая была бы не на мст’.
O est la femme? Повсюду и везд.
Иногда эти люди для того, чтобы имть возможность среди всего этого женскаго шума и женской суеты спокойно пость, вынуждены прибгать къ извстнымъ охранительнымъ мрамъ. Такъ, напр., во многихъ ресторанахъ, особенно въ такъ называемыхъ ‘Bouillons’, женская прислуга должна, нанимаясь, принести съ собой свидтельство о томъ, что ей уже за 30 лтъ, такъ какъ полагаютъ — весьма, впрочемъ, ошибочно,— что въ этомъ возраст он оставятъ въ поко постителей, и т, въ свою очередь, будутъ совершенно спокойно къ нимъ относиться.

VII.

Ужинъ у кокотки, mademoiselle F.
Мать этой двицы — нормандка родомъ — издалека пріхала въ Парижъ съ цлью навстить дочь. Та, въ свою очередь, желаетъ оказать вниманіе матери и, вмст съ тмъ похвастаться передъ ней своими знатными знакомыми. И вотъ он устраиваютъ ужинъ и приглашаютъ друзей.
Собирается человкъ 8—10 гостей, между ними и monsieur R., любовникъ mademoiselle F. Онъ слыветъ за очень богатаго человка.
Mademoiselle F. шепчетъ во время ужина своему сосду справа:
— Пожалуйста, займитесь немного моей матерью.
Но сорокалтняя крестьянка ничуть не смущена этимъ блестящимъ собраніемъ и нисколько не нуждается въ томъ, чтобы ее занимали.
Она постоянно шепчетъ и пересмивается со своимъ сосдомъ, любовникомъ ея дочери. Вскор вкусныя кушанья и хорошія вина производятъ свое дйствіе. Она все больше и больше оживляется и громко высказываетъ свое восхищеніе парижской жизнью. У нея широкій ротъ и сильно вздернутый носъ — настоящее типичное лицо авантюристки. Она становится все веселе, все предпріимчиве. Она заигрываетъ съ monsieur R., хлопаетъ его по плечу, опирается на него и громко кричитъ дочери, сидящей на другомъ конц стола:
— Не воображай, пожалуйста, что я уже совсмъ старуха!
На что monsieur R. вжливо возражаетъ:
— О, нтъ, madame, вы право еще можете помряться съ любой молодой!
Дочка начинаетъ ревновать.
Можно было замтить, какія она длаетъ усилія, чтобы освободить monsieur R. изъ рукъ матери, но это ей не удается, такъ какъ, повидимому, monsieur R. нравится заигрываніе матери.
Mademoiselle F. приходитъ, наконецъ, въ ярость, блднетъ отъ злости и кричитъ матери:
— И какъ теб не стыдно, мамаша!
Но мамаш совсмъ не стыдно, нтъ, нисколько. Сильная, здоровая крестьянка, пріхавшая изъ Нормандіи, вдругъ молодетъ здсь, въ Париж.
— Подумай-ка, Эмильена, онъ подарилъ мн луидоръ. Вдь это много денегъ, луидоръ. Твой другъ, должно быть, очень богатъ.
Дочь уже не въ силахъ владть собой, она совсмъ поблла отъ ревности и кричитъ:
— Уходите сейчасъ, да, вы оба — маршъ изъ моего дома!
И поспшно выскакиваетъ изъ-за стола.
Ужинъ прерванъ.
Monsieur R. старается помириться съ ней, они долго о чемъ-то шепчутся съ ней въ углу. Наконецъ, дочь успокаивается и, повидимому, прощаетъ все.
Но спустя нкоторое время monsieur R. и нормандка опять сходятся. Они даже не ждутъ того, чтобы гости разошлись, и потихоньку скрываются изъ гостиной.
Тогда у нашей прелестной хозяйки до того разбаливается голова, что она бросаетъ всхъ и все и детъ къ доктору!
Все здсь смшано: порокъ, продажность, добродтель, красота и сила.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека