Отчет о поездке ганзейского посольства из Любека в Москву и Новгород в 1603 году, Брамбах Иоганн, Год: 1603 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 27 минут(ы)

ОТЧЕТ О ПОЕЗДКЕ ГАНЗЕЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА ИЗ ЛЮБЕКА В МОСКВУ И НОВГОРОД в 1603 году

Проезжая по Московии (Россия XVI—XVII веков глазами дипломатов)

М., ‘Международные отношения’, 1991. (Россия в мемуарах дипломатов)

ЯНВАРЬ

13 января выехали, благословясь, из императорского и Священной Римской империи вольного города Любека, славных ганзейских городов делегаты всечестнейшие, высокомудрые, досточтимые и ученейшие господа Конрад Гармерс, бургомистр, Генрих Керкринк, советник, магистр Иоганн Брамбах, секретарь, а из города Штральзунда господа Николай Диннисс и Иоганн Штейленберг.

Проехав 5 миль, переночевали в Грефесмюлене.

14 числа прибыли в отстоящий в 3 милях Висмар, где и провели ночь. Здесь Городской совет почтил послов поднесением 10 штофов рейнвейна¹.

15 ночевали в Крепелине, в 4 милях.

16, через 3 мили, в Ростоке обедали и получили 4 штофа вина, оттуда, еще до сумерек, доехали до Тессина, в 3 милях, где и переночевали.

17 в Деммине, в Померании², в 5 милях, остались на ночлег.

18 в Анкламе, в 5 милях, также имели ночлег, Городской совет и здесь почтил послов поднесением 6 штофов вина. Далее поехали уже с присоединившимися в этом месте уполномоченными от Штральзунда.

19 проехали Штеттинскую равнину до Уккермюнде, в 3 милях, откуда, сперва пообедав, двинулись дальше по той же Штеттинской равнине до Мютцельбурга (3 мили), где и ночевали.

20 доехали до старинного города Штеттина, в 4 милях, где по случаю большого снега оставались с 21по 23 число. Здесь любекские делегаты, отдельно от других, не только с почетом были приняты двумя представителями городской ратуши, но и удостоены поднесения 1 ома³ вина, 4 штофов горячительных напитков, 2 диких коз, 2 чанов рыбы и, наконец, 18 шеффелей⁴ овса.

23 подвинулись до Гольнова, в 5 милях, где была ночевка.

24 обедали в Гросс-Сабове (3¹/₂ мили), а в Плата (2 ¹/₂ мили) переночевали.

25 в день ап. Павла в Дамице (372 мили) обедали. Того же числа в городке Керлине (3 мили) переночевали, здесь пришлось заплатить за фунт масла целый ортсталер⁵, а за блюдо тухлой трески полталера.

26 обедали в городке Кёсслине (3 мили) и того же числа, переехав через гору Голленберг, ночь провели в местечке Цанове (1 миля). Здесь до нас дошли дурные вести, а именно от царского переводчика Рейнгольда Дрейера мы узнали, что брат датского короля, герцог голынтинский Иоганн, прошлым летом уехавший в Москву, чтобы жениться на Ксении, дочери царя Бориса, там скончался в день Симона Иуды.

27 из Цанова доехали, миновав местечко Мальхово, до городка Шлаве (4 мили), где обедали, и затем отправились дальше, в городок Штольп (3 мили), где и ночевали.

28 продолжали путь и по дороге на постоялом дворе под вывеской ‘Шумный поток’ (3 ¹/₂ мили) обедали. (Примечание: начиная отсюда уже говорят на кошубском наречии.) Добравшись до Лангебёзэ (2 ¹/₂ мили), заночевали там на постоялом дворе.

29 в Анкергольце (3 мили) обедали, а в Шмехау (3 мили) ночевали.

30, отобедав в Колибкене (3 мили), продолжали путь и, проехав мимо монастыря Олива, прибыли в Данциг (2 мили), где и остановились в Большой Христофоровской гостинице, недалеко от городских высоких ворот.

31 от имени досточтимого Городского совета нашим послам после дружеского приема с участием почетных особ были предложены подарки: большая дикая коза, 3 зайца, полтуши быка, 2 барана, теленок и несколько штук тетерок и куропаток, а также пол-ома рейнвейну, бочонок⁶ данцигского пива, тонна⁷ столового пива и пол-ласта⁸ овса. Часть времени посвятили осмотру разных древностей в городе.

ФЕВРАЛЬ

3 февраля после обеда выехали из Данцига и на ночь остановились в Гросс-Цюндере (2 ¹/₂ мили).

4, переправясь через реку Висту, доехали до Мариенау (3 мили) и там обедали, оттуда продолжали путь до города Эльбинга (3¹/₂ мили), не въезжая в который переночевали на постоялом дворе, ubi habuimus hospitam evissimam, impudicara, clamosam, fluentis hine inde anus et venaba quaeque exponentcm, id est meretricem aut brevi futuram {…хозяйка которая была бесстыдная, крикливая, виляла туда-сюда задом и передом, выставляя все это, то есть она блудница или вот-вот ею станет (лат.).}.

5 из Эльбинга, что на Фриш-Гафе, мимо Фрауенбурга доехали до Альт Пассарге (5 миль), где и отобедали. Оттуда до Кальгольца (3 мили) и здесь ночевали.

6 в воскресенье обедали на постоялом дворе ‘Tempel’ (3 мили) и оттуда продолжали путь до Кенигсберга (2 ¹/₂ мили).

В Кенигсберге, 7, впервые в наше путешествие мы были приняты правительственными советниками княжества Пруссии, которые нас почтили несколькими бутылками вина, чаном рыбы и 15 шеффелями овса, а затем нас приветствовали особо, от имени всех трех частей города (Альтштадт, Кнейпгоф и Любенихт), 2 секретаря, поднесшие нам два пол-ома вина, чан с крупными карпами и иной рыбой и пол-ласта овса.

8 прибыли из Кенигсберга в Каймен (3 мили), там переночевали.

9, отъехав 3 мили, в Лабиау обедали, а ночевали в Вибе (3 мили).

10, приехав из Виба на постоялый двор ‘Auf’n Schnecken’ (4 мили), остались здесь обедать, а достигнув, через городок Тильзит, Рагнита (4 мили), там и ночевали. Следует отметить, что в этом селе дом литовского пастора, отстоявший через дом от занимаемого нами там помещения, в вечернюю пору по неосторожности пасторова сына сгорел дотла со всем имуществом. Кроме того, здесь есть купеческая контора.

11 обедали мы на постоялом дворе ‘Zum Schwaben’ (3 мили) и затем, переехав прусскую границу через речку Швенте (2 мили), достигли городка Юрбурга, также на расстоянии 2 миль, и в нем остановились для ночлега. Здесь мы должны были заявить о себе королевскому секретарю.

12, выехав из Юрбурга, продолжали путь на Вилены (4 мили), где обедали, а прибыв в село Вильки (3 мили), там ночевали. Хозяин же содрал с нас втридорога.

13 февраля в городе Ковне (4 мили) обедали. (Примечание: этот город, расположенный на весьма судоходной реке, особенно славится в Литве медоварением, хотя нам особенно хорошего меду добыть не посчастливилось.) Того же числа мы прибыли в село Румшишки (3 мили), где и переночевали.

Отправясь оттуда 14, остановились на постоялом дворе в Глубоком (4 мили), куда приехали по гористой дороге, на которой несколько раз опрокидывались. Доехав оттуда до села Евье (2 мили), остановились на ночлег.

15, доехав до постоялого двора Наваца (3 мили), пообедали. Затем того же числа, прибыв в столицу Литвы Вильну (2 мили), заехали сперва в один дом, где свирепствовала чума и, кроме того, оказалось недостаточно места для наших лошадей, почему мы и были вынуждены довольно долго простоять посреди улицы, пока наконец добрые люди не пристроили нас в литовском дворце Николая Христофоровича Радзивила⁹, князя и воеводы, где для нас отвели прекрасное помещение с полным удобством. Относительно этого города должно заметить, что, несмотря на ужасную чуму, беспрестанно похищавшую множество жертв из числа горожан и уничтожившую до 28 000 бедняков, в том числе прогнанных из Лифляндии крестьян, в Вильне все-таки оставалось такое множество нищих и убогих, что на улице от них не было проходу, и почти каждую ночь их погибало от голода и холода по 10, 20, 30 и даже по 50 человек, так что трупы их возами отправляли из города за особую плату. Ко всему этому следует прибавить, что как в Вильне, так и по всей Литве господствовала страшная дороговизна, вызванная главным образом лифляндским походом¹⁰, так что в разных местах из-за жестокой чумы и наступившей дороговизны положение было крайне плачевное и дорогой нам иногда приходилось проезжать через совершенно опустелые деревни, в которых все население вымерло.

19 после обеда мы оставили Вильну и, проехав 3 мили, заночевали на постоялом дворе ‘Швирамо’.

20, отъехав оттуда 2 мили, обедали на постоялом дворе Каменный лог, а прибыв в местечко Ошмяны (2 мили), ночевали у еврея.

21, проехав без кормежки 4 мили до местечка Крево, остались в нем на ночлег.

22 ночевали в местечке Лебедеве (4 мили). Ехали мы от Вильно эти 15 миль так долго из-за необыкновенно глубокого снега и страшно испорченных дорог, так что сани, особенно же большие, на которых был поставлен наш экипаж, то и дело опрокидывались, и нашим людям доставило много хлопот это беспрестанное вываливание из саней и их поднимание.

23, доехав до постоялого двора в Красном Селе (4 мили), обедали и затем ночевали в отстоящем на 2 мили городке Радошковичи.

24 обедали в Гайне (5 миль) и в городке Логойске (2 мили) провели ночь.

25 обедали на постоялом дворе в Юрковичах (3 мили) и того же числа, проехав пустынной местностью, ночевали в городке Борисове (5 миль).

26 закусывали в местечке Лошницах (4 мили) и затем, переехав реку Начу, прибыли в село Крупки (5 миль) и там переночевали.

27, переправясь через реку Бобр, обедали в Славянах (5 миль), а оттуда, прибыв в Толочин (2 мили), остались на ночевку.

28 обедали в Коханове (4 мили) и затем, проехав 5 миль, ночевали в Орше, ближайшем пункте от литовско-московской границы. Тут же мы застали королевских датских послов. (Примечание: прежде чем выехать отсюда, мы были обязаны предъявить владельцу замка как королевско-польскую, так и московскую наши проездные грамоты, да еще должны были заплатить деньгами за возможность без затруднения двинуться к московской границе и затем далее на Смоленск.) Через город Оршу протекает знаменитая река Днепр, впадающая на юге в Черное море, так что по ней можно плыть в Константинополь и другие места. Далее, следует заметить, что от самой Вильны до Орши нам приходилось покупать до дорогой цене и пить крайне плохое и нездоровое пиво, а местами и того нельзя было достать, так что наша прислуга немало терпела от жажды, и хотя в 2—3 местах можно было достать меду, но и это была сущая водица.

МАРТ

1 марта простояли в Орше и наняли новые сани до первой русской деревни Базилевичи, лежащей на границе.

2 после обеда приехали в Дубровну, последний литовский пограничный пункт (4 мили), где мой господин секретарь Брамбах должен был предъявить королевскую проездную грамоту и показать об остальных членах посольства, причем с начальником должен был порядком выпить очень старого и превосходного меду.

3 проехали 4 мили до села Ивановичи, там обедали и, подвинувшись еще на 2 мили, ночевали в Баеве.

4, переехав московскую границу, прибыли в село Базилевичи (3 мили), где ночевали и затем пробыли от 4 до 8 марта в ожидании подвод (т. е. лошадей и экипажей). Дорого здесь нам обходилось содержание, а у прислуги для питья была лишь вода, за тонну овса пришлось заплатить 8 талеров. Отсюда же отправился Захарий Мейер (любекский гражданин, состоявший при послах переводчиком) в Смоленск к воеводе, чтобы выхлопотать у него для нас подводы. Что особенно поразило нас в настоящем путешествии, так это необычайная бедность, унылый вид, невежество и крайняя леность народа, причем на целые сотни миль, что мы проехали (и еще должны были проехать), ни одна женщина не занимается ни тканьем, ни какой-либо иной работой, а все ходят без дела, слоняясь от печи к окну и от окна к печи. Ту же комедию разыгрывают, впрочем, и мужчины. А живут эти люди в жалких, низеньких лачужках, сколоченных из сосновых бревен, вместе с ними тут же имеют, как полные господа, свое помещение и свиньи, и телята, и овцы, и куры. Кроме того, у этого народа в жилой горнице устраивается большая печь, служащая для трех целей: чтобы нагревать жилье, печь хлеб и варить кушанье и, наконец, располагаться на ней с женой и детьми на ночлег. Рядом с печью, немного повыше, устроены полати из досок, поддерживаемых шестами, куда они перебираются иногда с печи, но постелей у них не полагается, а спят прямо в одежде или закутавшись в разные лохмотья. В их избах совершенно темно, так как есть всего 2—3 отверстия, которые, служа для выхода дыма, заменяют и окна. Женщины, по виду схожие с татарками, ходят полуодетые, а в ушах у них висят серебряные монеты или иного рода серьги. Но положение такое, что хоть зубы на полку клади — голод и нужда превеликие, нельзя достать ни пива, ни тем более вина, и мы вынуждены были пить все время воду, а за шеффель овса платили по 40 литовских грошей.

7 прибыли к нам в сопровождении необходимых для нас подвод два пристава, присланные смоленским воеводой,¹¹ вместе с боярином Григорием Ивановичем,¹² который, однако, остался в ближайшем селе Никольском.

8 мы выехали и в указанном селе были приняты боярином, объявившим нам царскую милость, и затем, отъехав 7 миль, ночевали в деревне Сельцо, где боярин угостил нас постной пищей и рыбой.

9 мы приехали в Смоленск (5 миль), где через весь город до самого дома, отведенного нам, нас сопровождал означенный боярин среди разнообразной стражи (бывшей, однако ж, без вооружения, словно в женской одежде с висячими рукавами). О Смоленске должно заметить, что в нем крепость, расположенная на горе, окружена крепкой толстой стеной с несколькими почти одинаковой вышины башнями, придающими всему укреплению величественный вид. Но внутри крепости построена целая куча небольших домиков, какие встречаются в городе и по деревням. Кроме того, в крепости находится мною строевого лесу, дров, хворосту и т. п. Сам город, построенный между холмами, прилегает к крепости, а через него протекает река Днепр, различные церкви и монастыри, разбросанные частью в городе, частью по окружающим его холмам, выстроены в большинстве случаев из дерева, в них ежедневно бывает много людей, но церковная служба совершается не особенно усердно. В колокола звонят раз по сто подряд и больше. Все время, проведенное нами в Смоленске, воевода ежедневно снабжал всех послов и их прислугу медом, пивом и водкой, а равно и съестными припасами в сыром виде: курятиной, говядиной, рыбой, салом, яйцами, молоком, крупами, маслом и иным по мере надобности.

13 вышеупомянутый боярин Григорий Иванович уведомил нас, что назавтра нам предстоит отправиться из Смоленска в Москву и что он будет нас сопровождать.

14 после обеда мы выехали и, достигнув деревни… {Пропуск в тексте.} (3 мили), там переночевали.

15 продолжали путь до села Пневы, где нам дали новые подводы, так как это был первый ям. Проехав дальше, до деревни… {Пропуск в тексте.} (8 миль), в ней переночевали.

16 и 17 ехали до города Дорогобужа (2 мили), где был второй ям, и получили свежие подводы. Мы быстро достигли деревни Колготя (8 миль), где был третий ям и где мы заночевали.

18 приехали в город Вязьму (6 миль), где четвертый ям, здесь ночевали.

19 доехали до деревни Заселье (6 миль), где ночевали, пятый ям.

20 доехали до деревни Доброе (6 миль), где шестой ям, здесь переночевали.

21 прибыли в город Можайск (8 миль), откуда проехали до деревни… {Пропуск в тексте.} где седьмой ям, при самом въезде в город, где мы переночевали, нам были предоставлены превосходные подводы, которые должны были уже доставить нас в Москву.

22 доехали до Кубинского (6 миль), где мы ночевали.

23 продолжали путь до Исаева (5 миль) и там ночевали.

24, достигнув Мамонова (4 мили), там ночевали.

25 как раз в праздник Благовещения мы прибыли в Москву (3 мили). На реке Москве нас встретил посланный его величеством государем и великим князем всея Руси боярин с 5 большими хорошо убранными санями и лошадьми, которые и были заняты нашими послами соответственно их достоинству, что составило около 80 лошадей и всадников. Благосклонно приветствовав нас, он проводил нас по городу до жилища одного знатного боярина неподалеку от дворца, где мы и разместились, получив благодаря Богу вдоволь всяких съестных припасов. Царский дворец занимает очень большое пространство и, окруженный идущей кольцом высокой крепкой стеной, лежит почти в самой середине города, а при дворце устроено до 20, а то и более, церквей и часовен. Кроме 17 крытых чистым золотом куполов, у многих из малых и больших башен шпицы обиты жестью, что издали как дворцу, так и всему городу придает величественный вид. Самый же город Москва имеет в окружности до 20 верст, или около 4 немецких миль. Здания и дома в нем выстроены из соснового леса, как и в Литве, в Смоленске и в других местах, только здесь они выше и прикрасой им служат деревянные ворота. В Москве чрезвычайно много церквей и часовен, частью деревянных, частью же каменных, с множеством колоколов, которые звонят вечером и рано утром до самого дня. так что, если кто не привык, совсем невозможно спать.¹³ В Москве существует и немецкая церковь, в которой слово Божье проповедуется во всей чистоте, так как здесь каждому предоставлена свобода вероисповедания. На десятый день после 25 марта, когда мы, как уже сказано, приехали в Москву, нам была дана высочайшая аудиенция, о которой и был составлен следующий протокол.

Во-первых, в субботу 2 апреля наш пристав уведомил нас через толмача, что на ходатайство наше о допущении нас к аудиенции последовало всемилостивейшее соизволение и что завтра, в воскресенье, его царскому величеству угодно нас принять, за что мы и принесли всенижайшую благодарность.

На следующий день, в воскресенье 3 апреля, около 10 часов к нам приехал верхом пристав в сопровождении нашего проводника и с 5 лошадьми, украшенными бархатными седлами и серебряными золочеными уздечками. Послы сели на царских коней, и все двинулись в следующем порядке. Впереди ехали несколько всадников, за ними следовали как наши, так и штральзундских послов служители, неся завернутые в красную и белую шелковую материю подарки, предназначенные царю и юному царевичу, далее несли нашу верительную грамоту, также в шелковой материи, затем шли пешие любекские граждане, а за ними наш переводчик и снова несколько всадников, сзади них ехали рядом наш пристав и бургомистр, потом следовали господа Керкринк и Иоганн Брамбах, а за ними штральзундские представители и несколько всадников и т. д. Прибыв ко дворцу, господа послы сошли с коней и были введены приставом и некоторыми другими боярами в царскую палату, в которой должна была состояться аудиенция. Но сначала им пришлось пройти через большую переднюю палату, в которой во множестве сидели знатные бояре, одетые в вышитые золотом одежды. Вступив затем в царский покой, мы увидели сидящих рядом на троне старого государя Бориса Федоровича и царевича Федора Борисовича — отец по правую, а сын по левую сторону. У старого царя на голове была надета царская корона, в руке он держал золотой скипетр, а одеяние молодого царевича было вышито золотом и жемчугом. Корона, скипетр и шитье сияли блеском украшавших их чудесных бриллиантов и иных драгоценных камней. Вокруг залы сидели бояре, одетые также в кафтаны, шитые золотом, а на полу в ней был разостлан великолепнейший ковер. Тут же находились 4 придворных в белой атласной одежде — двое из них стояли справа от царя, двое других — слева от царевича, держа каждый по топору на длинном топорище, лежавшем на плече, так что лезвие было обращено почти кверху, и вид у них был такой, будто они готовились зарубить всякого, кто бы осмелился приблизиться. Когда посольский дьяк¹⁴объявил, что мы имеем к его царскому величеству всенижайшую просьбу быть принятыми на аудиенции, послы прежде всего должны были облобызать руку как царя, так и молодого царевича. Затем сперва сам царь, а потом царевич осведомились: в добром ли здоровье члены Городского совета в Любеке и Штральзунде, после чего послы городов Любека и Штральзунда и других городов, как они подробно поименованы, вместе с их союзниками… {Очевидно, пропуск в оригинале.} Но еще до конца речи посольский дьяк, прерывая говорящего, стал перечислять поднесенные его царскому величеству и молодому царевичу ганзейскими городами подарки, из которых некоторые обозначались им более подробно, о других же он просто умалчивал, затем подарки были перенесены в другую палату. Наконец, после того как послы выразили царю и царевичу пожелания всякого счастья и благополучного царствования, было вручено наше письменное ходатайство. Но все это происходило бестолково, так как частью переводчик передавал не всегда верно и заминался, частью же посольский дьяк вмешивался со своими замечаниями, частью же прямо раздавались возгласы ‘живее!’, так что ничего нельзя было изложить формальным и надлежащим образом и тем менее держать обстоятельные речи, а пришлось volens nolens оборвать и скорее перейти к концу. По окончании же аудиенции послов, после того как они удалились из царской палаты и сели на коней, опять проводили в прежнем порядке домой. Затем их царскими величествами был прислан знатный придворный со многими дворянами и прислужниками, несшими нам более 100 кушаний, которые все были в золотых сосудах (или блюдах) с золотыми же крышками, кушанья состояли из одной рыбы, печенья и студня (так как был пост), а также были к ним всякие соусы и варенье из айвы, вишен, слив, земляники и т. п., были присланы и всякого сорта напитки и вина, а также гвоздичка, вишни, дыни, причем различные сорта меду, как и прочие все напитки, в из чистого золота кубках, а сверх всего мы еще получили 4 больших бочонка меду. За такое царское щедрое угощение мы, как подобало, благодарили. А все упомянутые золотые сосуды, кубки, ковши и братины были в следующем количестве и нижеозначенной ценности.

Список сосудам, кубкам, ковшам или братинам из чистого венгерского золота, в которых государь и царь всея Руси 1603 г. 3 апреля, в воскресенье пятой недели великого поста, после аудиенции пожаловал нам угощение через своего знатного придворного и нескольких дворян с прислужниками.

Во-первых, 4 больших, чеканного золота, рукомойника, из которых наименьший весил 13 фунтов 14 золотников¹⁵, а по среднему расчету каждый в 20 фунтов.

Еще 59 сосудов из чистого золота, по 8 фунтов каждый.

Другие 150 малых сосудов, также золотых, по 5 фунтов.

4 серебряных позолоченных блюда для жаркого.

Кубков, ковшей или братин, больших и малых, всего числом 39, из чистого венгерского золота, многие из них изукрашены драгоценными камнями, а относительно веса их неизвестно, из них были питы разные напитки.

1 золотая уксусница.

1 золотая же перечница.

1 золотая тарелка.

1 золотая ложка.

1 золотая солонка.

2 золотых столовых ножа с рукоятками, украшенными настоящими рубинами и бирюзой, а при каждом отдельные ножны также из золота.

10 апреля господа послы опять ездили во дворец, чтобы получить от думских бояр ответ на наше ходатайство, который, по их просьбе, им был выдан и в письменной копии.

17 того же месяца, в Вербное воскресенье, смотрели мы на процессию, как царь и великий князь государь Борис Федорович и его сын его высочество царевич из царского дворца вели или, вернее, держали под уздцы осла или коня святейшего патриарха, ехавшего на нем в церковь, называемую Иерусалимской¹⁶. Собралось во дворце и перед дворцом многое множество русского народа как мужского, так и женского пола. Затем перед самым началом процессии и выезда патриарха на особой колеснице было утверждено пальмовое дерево, увешанное яблоками и фигами, между ветвями помещались 5 отроков в белых рубашках и парчовой одежде, которые пели на своем языке: ‘Слава в вышних’ и т. д. Эта колесница ехала впереди всех. За ней следовали две хоругви, несомые одна подле другой, а затем двигалась огромная толпа монахов и священников, а также и бояр, весьма пышно одетых, в руках они держали большей частью пальмовые ветви, а частью и иконы. После них следовали его царское величество и юный царевич, государь Федор Борисович, одетые в вышитое золотом и жемчугом облачение, один подле другого, у царя на голове была царская корона, а в правой руке у каждого из них было по царскому посоху, в левой же по золотой пальмовой ветви. За ними ехал патриарх, или митрополит, в белом облачении и в белом же клобуке верхом на лошади, покрытой белыми попонами и заменявшей собой осла. Позади его следовала еще толпа бояр. Кроме того, тут были собраны в довольно большом количестве русские юноши, которые, снимая с себя одежду, расстилали ее вдоль пути их величеств и патриарха. По прибытии же в вышеозначенном порядке в церковь пальмовое дерево отвезли в сторону, влево от пути, где оно и осталось вместе с помещавшимися на нем отроками, а по правую сторону стали с хоругвями. Государи же и патриарх, который сошел с коня, поднялись по лестнице, ведущей в церковь. Но примерно через полчаса все трое вышли оттуда и в прежнем порядке (только на этот раз его царское величество уже не держал под уздцы патриаршего осла) возвратились во дворец. В продолжение же шествия в церковь и обратно их величества, дойдя до моста, посылали сказать находившимся на отведенных для них местах посольскому дьяку, одному знатному боярину, свите покойного герцога шлезвиг-голштинского Иоганна, а также и нашим господам послам, что его величество жалует их от своего стола. Вскоре затем, действительно, явился к нам пристав в сопровождении знатного дворянина и толпы слуг с царским угощением, состоявшим из следующих яств: обильное количество крупитчатых калачей, то есть из отборной муки выпеченного белого хлеба особого вида, затем несколько штук крупных размеров свежей белой и красной лососины, несколько больших свежих осетров, большая свежая рыба, по-русски называемая ‘белуга’, величиной в полтора раза более осетра, потом еще одна, также свежая рыба под названием ‘стерлядь’, величиной с осетра, кроме того, несколько больших осетров в соленом виде, целый ушат крупной щуки и другой разной рыбы в живом виде и пр., а из напитков: бочонок хорошего пива, затем в довольном количестве романея, мальвазия, аликанте, бастр, рейнвейн и другие испанские и заморские вина разных сортов, каких нам прежде ни видеть, ни пробовать не случалось, превкусная, русского приготовления, вишневка, дынный мед, мед с гвоздичкой и иные разные сорта меду и пр. — одним словом, это было поистине царское и почетное для нас угощение.

24, на Пасху, их царские величества снова через посредство нашего пристава объявили нам свое царское благоволение, почтив нас милостивым поклоном и присылкой нам двойного корма¹⁷ со всякого рода мясными блюдами, большущими рыбами, медами разных сортов и иными напитками, за что мы, как приличествует, и выразили нашу всенижайшую благодарность.

МАЙ

14 мая наш пристав уведомил нас, что в следующее воскресенье нам предстоит явиться в Боярскую Думу для выслушивания ответа. Но в воскресенье утром, через того же пристава, мы узнали, что прием отменен вследствие возникшей уважительной помехи.

21 мая, утром в субботу третьей недели по Пасхе, от нашего пристава мы узнали, что молодой царевич, государь Федор Борисович со всем белым и черным духовенством, боярами и остальными сословиями отправится в процессии, чтобы, отстояв обедню, присутствовать при освящении полевых плодов, и что, так как процессия пройдет мимо нашего дома, нам дозволяется посмотреть на шествие, поэтому мы все вместе с нашими служителями выстроились перед воротами занимаемого нами дома. Процессия происходила в следующем порядке: впереди всех шли священники, потом монашество со всевозможными крестами и хоругвями, а также и образами Господа Иисуса, Пресвятой Богоматери Приснодевы Марии, св. Чудотворца Николая и иных святых, причем иконы, в особенности же Спасителя, Божьей Матери и Чудотворца Николая, были богато украшены жемчугом и драгоценными камнями. Далее следовали три архипастыря, первый — московский, от которого мы получили благословение как при въезде в Москву, так и при выезде из нее, второй — новгородский и третий — казанский. За ними шел пешком молодой царевич государь Федор Борисович, за которым вели великолепного, в пышном убранстве, коня, а сам его высочество был в парадной роскошной одежде, блиставшей жемчугом и благородными камнями. Поравнявшись с нами, его высочество поручил посольскому дьяку Афанасию Ивановичу объявить нам свой царский поклон и благоволение, за что мы выразили нашу всенижайшую благодарность. Позади его следовали бояре, дворяне и всяких чинов служилые люди и, наконец, простой народ — женщины и мужчины. Когда церемония в церкви была окончена, его высочество также, но только переодевшись, проследовал и на обратном пути мимо нашего дома и почтил нас поклоном. В тот же день по окончании шествия царевичу было угодно почтить нас присылкой нам двойного корма с водкой, разными медами, белым хлебом и т. п.

25 мая, после того как мы не раз и словесно, и письменно ходатайствовали об ответе нам, наш пристав, придя к нам вместе с толмачом, объявил, что в следующий четверг нам назначено явиться в Боярскую Думу для выслушивания всемилостивейшего ответа его царского величества, радостно приветствуя это приятное для нас известие, мы выразили за него нашу благодарность.

Согласно сказанному, 26 мая мы прежним порядком, верхом на конях, выехали во дворец. Когда же мы предстали перед думными боярами, они после дружеского приветствия и рукопожатия подобающим образом сообщили нам всемилостивейше объявленное решение его царского величества и юного царевича на наше ходатайство относительно некоторых остававшихся еще не решенными пунктов, на что мы, любекские представители, выразили глубочайшую благодарность, но вместе с тем по поводу еще одного незначительного пункта, равно как и отмены некоторых пошлин, мы в тот же день после обеда составили особое прошение, которое, переданное нами назавтра утром приставу, уже на следующий день было нам возвращено, причем нас уведомили и о близости окончательных решений, а также и о всемилостивейшей прощальной аудиенции.

ИЮНЬ

6 июня наш пристав передал нам радостное известие, что на следующий день мы будем приняты их величествами на прощальной аудиенции, так что после долгого ожидания 7 июня в сопровождении нашего пристава, имевшего при себе еще 50 всадников, в том же порядке, как и 3 апреля, наши послы отправились верхом на конях в царский дворец, где уже было огромное стечение бояр и разного рода дворян. Государь и царевич в пышных царских облачениях сидели рядом на своих тронах, в царской же палате, как и в прошлый раз, сидели кругом вдоль стены бояре, а равно и в предшествующей ей зале. И приказал его царское величество на русском языке посольскому дьяку передать нам о его царской милости, а именно что его царское величество, не в пример прочим народам всего мира, городу Любеку дарует свою милость и привилегии согласно с нашим желанием, простирая над нами, наравне с своими подданными, свою царскую руку для нашей защиты, и что повелел он снабдить свою царскую привилегию большой золотой печатью, а все, что было говорено с нами, перевести на немецкий язык особо для того назначенному переводчику, или толмачу. После чего его царскому величеству за такую его высокую царскую милость и за все иные разнообразные благодеяния мы в краткой речи (пространные разглагольствования не допускаются, так как государь не любит подолгу оставаться в сидячем положении) высказали нашу всепочтительнейшую благодарность и после целования руки у его царского величества и молодого царевича, пожелав им здоровья, наконец с ними распрощались. Следует еще заметить при этом, что так как при царском дворе не заведено ни труб, ни литавров, ни иных музыкальных инструментов, то обыкновенно всякий раз, как мы ехали во дворец или возвращались оттуда, в честь нас производился звон в огромнейший колокол (который у этого варварского народа пользуется большим почетом), как это делается вообще для всех иноземных послов. Затем их царские величества вторично удостоили нас присылкой двойного корма, состоящего из вин: бастра, мальвазии и всяких сортов меду, а по части съестного: из превосходного белого хлеба и всевозможной живности — быков, баранов, ягнят, кур, трех живых зайцев, рыбы и многого иного.

9 июня его царскому величеству угодно было почтить нас, прислав со своим вторым посольским дьяком и иными придворными господам любекским и штральзундским послам в дар по серебряному позолоченному кубку соответственно с подарком, поднесенным каждым из них государю, а также 2 сорока соболей. Мы же за царскую милость выразили подобающую благодарность.

11 июня, накануне Троицына дня, перед полуднем, мы, благословясь, оставили Москву, причем господа послы с некоторыми членами своей свиты ехали верхом на царских конях, а наш пристав и другие бояре в сопровождении почти 300 всадников проводили нас за самые дальние городские ворота и даже еще немного далее по дороге. После чего господа послы, высказав свою усерднейшую благодарность его царскому величеству и его августейшему сыну за такие почетные проводы и за все иные до самого конца оказанные им царские милости, окончательно со всеми распрощались. В этот день проехали до села Долотова (6 миль), где и ночевали в открытом поле, послы же спали в палатке.

12, в день Пресвятой Троицы, рано утром выехали дальше и, доехав до яма Пески (5 миль), целые полдня там отдыхали. К вечеру отправились дальше и в середине ночи прибыли в город Клин (6 миль), не въезжая в который расположились на ночлег в открытом поле.

13 ранним утром поехали дальше и, прибыв в тот же день на ям Черная (6 миль), там переночевали.

14, доехав оттуда до местечка Городни (6 миль), в нем отобедали. Затем, проехав еще 4 мили до села Власьева, ночевали в открытом поле.

15 достигли города Твери (2 мили) и обедали в находящемся перед городом Тверском яме. В тот же день, выехав с яма и проехав через город, переправились через реку Волгу (в ней Иван Васильевич в начале своего тиранничества, в 1570 году, безжалостно приказал утопить до 60 тысяч человек, мужчин, женщин и детей, из-за чего город этот пришел в крайний упадок, так что даже до настоящего дня не может оправиться и достигнуть своего прежнего благосостояния). Доехали до местечка Медное (6 миль).

16, переправясь через речку Тверцу, доехали до города Торжка (6 миль) и, не въезжая в город, до полуночи оставались на яме, расположенном на берегу названной речки. Это весьма приятная, отличающаяся плодородием местность.

17, прибыв на ям Выдропуск, через который протекает вышеупомянутая Тверца, отобедали и до вечера отдыхали. Вечером же, после 9 часов, отправились дальше и, проведя всю ночь в пути, рано утром именно 18 прибыли на ям Вышний Волок (7 миль). К вечеру отправились дальше и, проехав всю ночь, 19 к утру прибыли на ям Хотилово (7 миль), где и обедали. Затем, в 2 часа пополудни, мы двинулись дальше и, доехав до яма Чедрово (7 миль), ночевали в открытом поле.

20 продолжали путь до яма Валдай (4 мили), где обедали. Того же числа приехали на ям Яжелбицы (4 мили) и там переночевали.

21 ехали до яма Крестцы (4 мили), где провели ночь.

22, доехав оттуда до яма Зайцево (7 миль), ночевали.

23 прибыли на ям Бронницы (6 миль), где остались для ночлега. По дороге между этими двумя ямами было множество длинных мостов.

24 рано утром, пересев на судно, плыли до самого Великого Новгорода, сделав всего 5 миль водой, и потом проехали 7 миль сухопутьем.

Прибыв в 3 часа пополудни в Великий Новгород, мы в нем оставались с 24 до 30 июня. Согласно выданной нам царской опасной грамоте¹⁸, мы обратились к воеводе¹⁹ и дьяку, чтобы нам отвели помещение, но воевода, сославшись на то, что не получал от его царского величества никакого на этот счет письменного приказа, удовлетворить нас отказался.

Новгород весьма старинный город и отличается красивым местоположением, через город протекает река Ловать, или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево. От Москвы Новгород находится на расстоянии 110 миль. Правят всей областью от царского имени воевода и дьяк (т. е. секретарь). В Новгороде много церквей, большей частью каменных и круглой формы, с куполами, крытыми жестью, а у церкви св. Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей, но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют. При этом следует принять в соображение, что в 1570 г. тиран Иван Васильевич, неожиданно напав со своим войском на этот город, безжалостно повелел избить и казнить несчастных жителей обоего пола. Сверх того он прибегнул еще к следующей военной хитрости: объявив, чтобы те, кто желает получить пощаду, собрались ко дворцу и на мосту через Волхов, тиран приказал, после того как люди с женами и детьми последовали его призыву, всех их безжалостно сбросить с моста и утопить, так что воды судоходной реки были запружены трупами — пример неслыханной жестокости со стороны правителя по отношению к собственным подданным! Из-за разнообразных кровожадных проявлений его тиранства вся область подверглась опустошению и обеднению, так что и по сей день еще не восстановила своего прежнего могущества.

27 с нами расстались штральзундские послы вместе с несколькими лицами из нашей свиты и служителями, взятыми из Новгорода, чтобы отправиться в Нарву, а оттуда, уже на корабле, к себе на родину.

30 числа мы, в свою очередь, оставили Новгород, также пересев на судно, в течение дня мы достигли яма Мшаги, что составит 10 миль водой и сухим путем, переезд сушей был очень затруднен из-за развалившихся мостов и т. п.

ИЮЛЬ

1 июля, прежде чем мы успели встать, рано утром явился к нам пристав и передал нашим послам запечатанное царское письмо, которым препоручались им 5 русских юношей дворянского рода, которые немедленно и оказались налицо и в полном порядке, чтобы отвезти их в Любек для обучения латинскому и немецкому языкам²⁰. Вслед за тем мы пустились в путь в экипажах и, приехав в деревню… {Так в тексте.} (3 мили), отобедали. Того же числа, сделав 7 миль до яма Зуйлова, переночевали.

2 доехали до деревни Дубровны (4 мили), где мы полдничали, и далее до яма Загорье (3 мили).

3, подвинувшись до села Кеп (4 мили), там обедали. В тот же день достигли Пскова (3 мили), где остановились за городом в отдельном доме, стоящем при реке, по-русски называемой Великая, и тут мы прожили до 8 июля.

Тамошний воевода²¹ (состоящий в кровном родстве с русским царем) почтил наших послов троекратным угощением, прислав нам прекрасных яств и разного сорта напитков, второе угощение состояло более чем из 50 блюд, и сверх того подарил он нам на дорогу добрый бочонок пива, за что мы его как следует и благодарили. Тот же воевода вследствие полученного им царского предписания приказал обоим нашим приставам, при содействии толмача, отвести для нас отдельный дом, в котором на будущее время будут останавливаться и любекские купцы, пользуясь предоставленными им новыми преимуществами, в наше полное и беспошлинное владение. Здесь мы должны упомянуть с сердечным прискорбием, что как в самой Москве, так и по всем местам, где нам пришлось проезжать, царили сильнейшая, неслыханная дороговизна, голод и кручина, так что население целых деревень оказывалось вымершим с голоду в такой мере, что даже в Москве трупы погибших голодной смертью вывозили на 6, 8 и более возах ежедневно. И во время пути мы не раз видали, как бедные люди по деревням собирали барашки орешника или соскабливали с сосен кору, заменяя себе этим хлеб, так что в иных местах вследствие обдирания коры погибли целые сосновые леса. Иногда же эти несчастные люди пекли себе хлеб из соломы и молотого сена. Но хлеб указанных трех видов скорее походил, с позволения сказать, на черный кал или грязь, и в нем не было ни вкуса, ни смака, ни силы, так что те, кто его ел, особенно если удавалось опять попробовать хорошего хлеба, неизбежно умирали. Одним словом, во многих местах вследствие дороговизны и голода положение было в высшей степени плачевное. Но в утешение и на радость бедноты теперь на полях вдоволь уродилось и хлеба, и всяких овощей, так что с Божьей помощью прекратится и голод, и чрезмерная дороговизна.

8 июля мы выехали из Пскова. Простившись с проводившими нас за город нашими московскими провожатыми и поблагодарив их, мы двинулись дальше с новыми проводниками и того же числа доехали до деревни Печки (8 миль), в ней переночевали.

9 утром, перед нашим отъездом, игумен Печорского монастыря²², красиво расположенного на горе, возвышающейся над упомянутой деревней среди великолепного высокого березового леса, почтил нас присылкой многочисленных блюд из всевозможной рыбы, постных яств, печенья и т. п., равно как и различных напитков. Здесь же и число данных нам из Пскова для нашей охраны провожатых было усилено до 50 человек, все они ехали верхом и были хорошо вооружены ружьями, саблями, луками и стрелами. Проводив нас до самой границы, а именно до Нейгаузена (4 мили), они, попрощавшись, с нами расстались. Когда мы, как сказано, прибыли на границу в Нейгаузен, то последовало, в виде сигнала, два выстрела, и мы не без затруднений добились себе пропуска. Дело в том, что староста, или местный начальник, не хотел было верить предъявленным нами королевским охранным грамотам, пока наконец, получив вместе с писарем от нас золота, решился пропустить нас — причем, однако, удержал одну из двух наших грамот, так что мы еще в тот же день успели сделать ¹/₂ мили и затем заночевали в открытом поле.

10 рано утром мы двинулись дальше и, отъехав 3¹/₂ мили, остановились в поле для обеда. Потом продолжали путь и, проехав добрых 3 мили, ночевали в открытом поле около заброшенных изб.

11 рано утром продолжали путь до Адселя (4 мили), где, переправясь через речку Аа, по которой отсюда можно плыть в Ригу, отъехали еще с ¹/₄ мили и остановились обедать. Проехав потом еще 3 мили, ночевали в открытом поле, вблизи покинутых жилищ.

13 мы приехали в Венден (2 мили), некогда служивший резиденцией гроссмейстеру немецкого ордена²³. Предъявив проездную грамоту, немедленно отправились дальше и, проехав 3 мили, расположились для обеда в веселой долине, на берегу быстрого, со свежей водой, потока. Того же числа мы проехали еще около 4 миль и заночевали в поле.

14, доехав до переправы 5 миль, мы заставили перевезти нас через речку Брассель и, после того как закусили, поскольку были голодны, прибыли в тот же день в Ригу. Здесь мы остановились в гостинице, которую держал некий почтенный советник, где и провели некоторое время.

Между тем один достоуважаемый член городской ратуши, равно как и некоторые из рижских граждан и любекских торговых людей, чествовал наших господ послов, щедро одарив их вином и иными предметами, ими было получено свыше 100 штофов вина. Кроме того, представители городского управления не раз посетили послов в гостинице, проводя с ними время в дружеской беседе.

Так как в Риге, лежащей на реке Двине, кончается Лифляндия²⁴, то здесь будет уместно с сердечным сокрушением вспомнить, что эта область находится в столь разоренном и опустошенном состоянии, что на всем пространстве от пограничной заставы Новгорода или Нейгаузена и до самого Вендена, то есть на протяжении 25 миль, нам не встретилось ни единого человека (если не считать лежащей на р. Аа усадьбы Адсель, где проживало от 6 до 8 человек). До такой степени казаки разорили все поселения, выжгли и разрушили их, совершая величайшие и неслыханные насилия над бедными жителями, которых они, безжалостно выпытывая у них денег, жгли на огне и всячески мучили, а затем, все-таки получив требуемое от этих несчастных, рубили их насмерть, так что повсюду мы видели как целые, так и рассеченные надвое тела и отдельные человеческие головы валяющимися внутри и вне опустошенных жилищ, между тем как поля стояли заброшенными и необработанными, заросшими сорными травами. Кроме того, по всей Лифляндии, в особенности же в округе Динабургском²⁵, свирепствовали такая дороговизна и неслыханный голод, что несчастные люди собирали всякую падаль на полях, снимали с виселицы трупы повешенных и вырывали из могил покойников, употребляя все это в пищу. Попущением Божьим дошло даже до того, что убивали родители собственных детей, дети — родителей, мужья — жен и съедали, как об этом подробно рассказывается в прилагаемом повествовании, полученном нами в Риге {В публикации 1916 г. не приводится.}.

31 июля мы выехали из Риги и, проехав 2 мили, обедали на постоялом дворе, после чего переправились снова через Двину, а потом еще через одну речку. Отъехав далее еще 2 мили до нового постоялого двора, предполагали было там переночевать, но, узнав, что там расположились 250 польских солдат, мы, во избежание грозящей беды, поспешно продолжали путь вплоть до наступления ночи, причем для большей безопасности сделали еще 2 мили и, переправясь через речку, переночевали в открытом поле.

АВГУСТ

1 августа доехали до Митавы²⁶ (1 миля), где отобедали и взяли новые пропускные грамоты. Не решаясь ехать побережьем из опасения крейсеров шведского герцога Карла, насильственного вторжения которого со страхом повсюду там ожидали, ни через Самогитскую область²⁷ из боязни перед польскими солдатами, мы выбрали путь через Курляндию²⁸.

Хотя наши послы и удостоились быть приглашенными от имени нашего милостивого господина курляндского герцога Фридриха²⁹ к нему в замок, но из-за спешности своего путешествия, а также и намерения самого герцога отправиться на охоту они от приглашения почтительнейше уклонились. Тем не менее его светлость всемилостивейше приказать изволил приготовить для них в имении Доблен (мимо которого и без того пролегал наш путь) помещение и стол, для чего и был отправлен вперед особый гоф-юнкер. В тот же день мы успели доехать до Доблена (4 мили).

2 достигли Ауца, дворянской усадьбы (3 мили), и хотя получили от ее владельца приглашение к столу, но тем не менее обедали в открытом поле. Доехав того же числа до постоялого двора Шварден (4 мили), в нем ночевали.

3 утром, сначала порядком проплутав, снова выбрались на прямой путь и, доехав до имения Лютринген, принадлежащего курляндскому рейтмейстеру Брауну, неподалеку в поле отобедали, отказавшись от приглашения в усадьбу, причем лютрингенский староста любезно предоставил нам бочонок пива, кур, рыбы, хлеба, раков и пр. Того же числа прибыли в княжеское имение Шрунден в 6 милях от Шварденского постоялого двора и там ночевали.

4, достигнув княжеского же имения Амботен (3 мили), обедали на постоялом дворе. Затем, доехав до княжеской мызы³⁰ Каллетен (4 мили), переночевали в открытом поле.

5, добравшись до села Рутцау (5 миль), обедали там, а приехав в городок Поланген (4 мили), остались в нем ночевать. Здесь, несмотря на представленные нами королевские польские проездные грамоты, жиды чуть не насильно намеревались взыскать с нас пошлину и отступились, только когда мы пригрозили пожаловаться королевскому величеству.

6 мы прибыли в Мемель³¹, до пограничной заставы Прусского княжества 3 мили, где должны были взять новые паспорта, здесь же мы и отобедали. В тот же день мы переправились через Куриш-Граф и в стоящем на той стороне постоялом дворе провели ночь.

7, доехав до постоялого двора… (3 мили), там ночевали.

8, сев в лодки, плыли до Заркау (9 миль), между тем как наши экипажи следовали за нами по песчаному морскому побережью.

9 пришел наш обоз в Заркау, и в течение дня мы еще успели доехать до морских купаний Кранц.

10 продолжали путь до Кенигсберга.

11 в названном городе отдыхали.

12 выехали дальше и, достигнув княжеской усадьбы Бранденбурга (3 мили), пообедали, между тем как мой господин был приглашен в замок, где беседовал и обедал с королевским польским и шведским послом г. Самуилом Ласким³³.

13 продолжали свой путь, проехав сперва через городок Гейлигенбейль, где существует иезуитская школа, до Фра- уенбурга (4 мили), и там отобедали. Того же числа, доехав до Эльбинга (4 мили), в нем переночевали.

И так как с Божьей помощью дальше мы ехали по раньше пройденному нами пути, то считаем излишним описывать остальную часть дороги до Любека, а заметим вкратце, что отсюда до Данцига мы проехали 9 миль, от Данцига до Штетина 45 миль и от Штетина до Любека 38 миль, в который мы благополучно и прибыли 29 августа, завершив наше дальнее и продолжительное путешествие.

Приведенное описание путешествия в Московское государство сообщено мне моим бывшим помощником Антонием Линдштеденом из Любека, который и сам туда ездил, состоя на службе у любекского секретаря г. Иоганна Брамбаха, в виде дословной выписки из веденного его господином дневника, которую он собственноручно исполнил в 1604 г.

Примечания

ОТЧЕТ О ПОЕЗДКЕ ГАНЗЕЙСКОГО ПОСОЛЬСТВА ИЗ ЛЮБЕКА В МОСКВУ И НОВГОРОД, в 1603 г.

Печатается по изд.: Сборник материалов по русской истории начала XVII века. — СПб,, 1896. — С. 13-45.

¹ Рейнвейн, рейнское, ренское — вино с Рейна, виноградное вино вообще (в противоположность хлебному, горячему), или белое виноградное вино (в противоположность красному).

² Герцогство (с 1170 г.) на побережье Балтийского моря, главный город — Штетин (совр. Щецин).

² Издатели 1896 г. определяют 1 ом (‘в Данциге и Риге’) равным 110 штофам.

⁴ Шеффель как мера сыпучих тел определяется издателями 1896 г. равным 2,09 четверика. Считая четверик в 26,24 л, получим: 1 шеф. — 54.8,4 л.

⁵ Орсталер, орт — монета в ¹/₄ талера (в Любеке, в Померании). Талер а Любеке равнялся 12 шиллингам по 12 пфеннигов каждый. Талер — монета, чеканившаяся с 1484 г. на тирольском монетном дворе. Сначала называлась гульденгрошен. С 1518 г. в Иоахимстале (Чехия) стали чеканить чешские гульденгрошены. С середины 1520-х гг. за этими монетами закрепилось название ‘иоахимсталер’, позже просто талер. Под этим названием они были заимствованы многими языками, став самой распространенной монетой в истории монетного дела. В 1556 г. по решению рейхстага в Аугсбурге талер получил название рейхсталер.

⁶ В России бочку считали за 491,96 л.

⁷ Тонна пива в Брауншвейге равнялась 101,8 л, в Бремене — 169,72 л, а в Гамбурге — 173,88 л.

⁸ Русский ласт в конце 16 в. составлял 1179,36 кг, а в 17 в. — 1920 кг. Австрийский ласт — 4000 кг. Публикаторы 1896 г. считают 1 ласт равным 20 шеффелям, т. е. 1096 кг.

⁹ Правильнее: Николая Христофора Радзивилла. Это был Николай Сиротка (1549—1616). Пользовался расположением короля Сигизмунда III, после 1589 г. получил воеводство Троцкое, а с 1604 г. заседал в сенате как воевода Виленский.

¹⁰ Имеются в виду последствия Ливонской войны.

¹¹ Здесь — либо князь Никита Трубецкой, либо Григорий Вельяминов

¹² Возможно, дьяк Григорий Клобуков.

¹³ Это объясняется церковным праздником, на который пришелся приезд посольства.

¹⁴ Здесь — Афанасий Иванович Власьев.

¹⁵ Фунт — 409,51 г, золотник — 4,27 г.

¹⁶ Имеется в виду Входоиерусалимский придел собора Василия Блаженного.

¹⁷ Довольствие, получаемое натурой. Отсюда — кормовые деньги, выдававшиеся русскими властями иностранцам на приобретение продовольствия и фуража (для содержания посольства, переходившего с момента перехода границы на обеспечение Русского государства).

¹⁸ ‘Оберегающая’, охранная грамота.

¹⁹ Здесь — князь Василий Иванович Буйносов-Гостовскнн.

²⁰ Б. Ф. Годунов направил за границу для получения образования около 20 молодых людей (в т. ч. в Англию — 4 чел., во Францию — 6, в Любек — 5 чел.). Они скоро выучили иностранные языки, но в Россию возвратился лишь один, 3 чел. служили при дворе шведского короля. Что касается посланных в Любек, то о них в ноябре 1606 г. любекские бургомистры писали царю Василию Шуйскому, что они ‘непослушливы и поученья не слушали, и что двое из них бежали неведомо за что’.

²¹ Здесь — Ждан Степанов сын Сабуров.

²² Печорский Успенский монастырь расположен в 60 км от Пскова, игумен — Иоаким, переведенный сюда в 1594 г. и в 1605 г. возведенный в сан архимандрита.

²³ Совр. Цесис, на территории Латвии. Город известен с 1206 г., являлся резиденцией главы (гроссмейстера) Ливонского ордена католической государственной и военной организации немецких рыцарей-крестоносцев в Восточной Прибалтике в 1237—1561 гг.

²⁴ Немецкое название Ливонии в 13—16 вв., официальное название территории Северной Латвии и Южной Эстонии в 17 начале 20 в.

²⁵ Динабургом до 1893 г. назывался г. Даугавпилс.

²⁶ Так до 1917 г. называлась г. Елгава, столица Курляндии.

²⁷ Историческая область в Прибалтике, населенная племенами жмудь и самогиты.

²⁸ Официальное название Курземе до 1917 г. Историческая область в западной части Латвии, древняя Курса. В 13 в. захвачена немецкими рыцарями, часть Ливонии. С 1561 г. Курляндское герцогство и Пилтенская область, в 1795—1917 гг. Курляндская губерния Российской империи.

²⁹ Фридрих (1569—1642), герцог курляндский с 1587 г.

³⁰ Эст. mois, в Эстонии — отдельная усадьба с хозяйственными постройками, хутор.

³¹ Официальное название г. Клайпеда до 1923 г.

³² Публикаторы 1896 г. отмечают, в частности, что он, будучи королевским ротмистром, в 1598 г. был послан Сигизмундом III в Швецию с дипломатическим поручением.