М-ЕВ Н.
М-ЕВ Н.
ОТ ТАШКЕНТА ДО КАТЫ-КУРГАНА
ОТ ТАШКЕНТА ДО КАТЫ-КУРГАНА
Н. М-ЕВ.
От Ташкента до Каты-Кургана, М-ев Н., Год: 1870
Время на прочтение: 28 минут(ы)
Немного появляется в печати точных и достоверных сведений о Туркестанском крае, обширной территории, охватившей собою почти 3/4 всей Средней Азии. Путь от Оренбурга до Ташкента еще достаточно известен по различным описаниям проезжающих и служащих в Туркестанском крае. Но почти не появлялось в печати сведений об остальной местности, к югу от Ташкента, о Ходженте, Ура-тюпе, Джизаке, и т. д. Имев случай осмотреть весь этот край во время объезда генерал-губернатором Заревшанского округа, я считаю не бесполезным поделиться с читающею публикой сведениями и впечатлениями вынесенными из этой поездки.
Отъезд генерал-губернатора, назначенный в начале сентября минувшего года, вследствие различных обстоятельств замедлился до 7-го октября. В назначенный день на реке Садаре, близ Мин-урюка, бывшего загородного сада ташкентских владетелей, собрались для проводов генерал-губернатора почетные Сарты, представители туземного населения Ташкента. Почти все они были одеты в богатые, жалованные халаты, бархатные и шелковые, с широким золотым галуном, с медалями на шее и на груди. Эти знаки отличия сильно льстят самолюбию Сартов.
Окрестности Ташкента, где генерал-губернатор, отъезжая в Заревшанский округ, прощался с народом, уже и в настоящее время, через пять лет по взятии Ташкента, почти совершенно утратили свой первоначальный азиатский характер. Глиняные сакли сменились чистенькими, уютными домиками, Мин-урюк найден весьма удобным для летнего помещения клуба, у самого Салара высится труба винокуренного завода купца Первушина, неподалеку строится обширный госпиталь. Все это напоминает уже не Азию, а скорее один из тех уголков Европейской России где еще довольно простора, и где села и деревни, с их постройками, не жмутся тесно друг к другу. Разве только Сарты в чалмах и тюбетейках, верхом на лошади или на низкорослом, крепком ишаке, да глиняные, сложенные из кольев и местами потрескавшиеся стены и загороди напоминают что здесь еще весьма недавно господствовал азиатский порядок, и все подчинялось азиатскому строю жизни.
Почти все почетные Сарты верхами сопровождали экипаж генерал-губернатора. Картина была весьма живописная во всяком случае не лишена оригинальности. Эти всадники, со своеобразною, азиатскою посадкой, на расписных седлах с вышитыми шелком чепраками, в разноцветных, ярких халатах и белых чалмах, весьма оживляли картину. Более ста Сартов скакали верхами, по обе стороны дороги, сопровождая генерал-губернатора до первой станции. Между пестрыми нарядами Азиатов резко выделялись синие кафтаны казаков-Уральцев, составлявших почетный конвой генерал-губернатора. С ними был и значок сотни, белый с красным крестом.
Генерал-губернатор, отправляясь в Заревшанский округ, выбрал дальний путь, (Ближний путь от Ташкента к Самарканду проходит на Чиназ и Джизак), предполагая посетить Кураминский и Ходжентский уезды. Курама, ближайший к Ташкенту уезд, имеет весьма важное значение для всего края. Здесь находятся богатые плодородные долины рек Чирчика и Ангрена, которым сама природа предназначила быть житницей густо населенного ташкентского района. Действительно, плодородие почвы здесь замечательно, и не даром в долинах Кураминских гор уже издавна оселось кочевое население, предпочтя хлебопашество и садоводство баранте и степному раздолью. Зависимость человека от почвы нигде не выказывается так рельефно как в Средней Азии.
О происхождении кураминцев есть много мнений, из которых каждое, более или менее, основано на народном предании. Одни утверждают что Кураминцы — киргизы поселившиеся оседло на богатых, хлебородных местах, и название Курама производят от кур (двор). При этом невольно обращает на себя внимание созвучие слов кур, курень, курная изба и даже курица, в смысле исключительно домашней птицы. Другие полагают что Кураминцы произошли от браков Киргизов с Таджиками, исконным оседлым населением этого края. Наконец третьи утверждают что Кураминцы поселились в долинах Ангрена и Чирчика уже в позднейшие времена именно, в эпоху владычества Тимуридов. В ущелье, близ Джизака, сохранилась на скале надпись, в которой говорится о поражении соединенных сил северян, то есть жителей Ташкента, Кокана, Ходжента и других городов, незначительным отрядом Улуг-бека, одного из потомков Тимура. Разбитые северяне укрылись в Кураминских горах как в ближайшем, безопасном убежище, и там уже остались навсегда. Легко может быть что достоверны все три предания, и что население Курамы прежде бывшее исключительно киргизским, после войн Тимура и его потомков увеличилось в своем составе Таджиками, искавшими здесь убежища от меча завоевателя. Как бы то ни было, но долины Ангрена и Чирчика были населены уже и в отдаленные времена. Следы пашен, арыков (ирригационных канав) заметны и поныне в высоких, горных долинах, так что хлебопашество очевидно началось в более безопасных и укрытых местах, а это подтверждает мнение, что Кураминцы, если и не терпели, то по крайней мере имели основание опасаться неприятельских набегов. В последствии, уже по миновании опасности, население Курамы спустилось из ущелий и высоких долин на скаты гор и к их подошве, как в более плодородные и удобные места.
Чирчик и Ангрен источники богатства всей Курамы. Чирчик быстрая, горная речка, своенравная и своеобразная, как все горные речки, берет начало в горах Боролдай, и протекая до долине Чоткала, известна в своих верховьях также и под этим именем. Уже гораздо ниже река получает название Чирчик. С виду Чирчик не представляет ничего грандиозного. Широкая полоса воды быстро и с шумом несется по равнине усеянной речною галькой. Река проходима в брод почти повсюду, и только летом, при таянии снегов в горах, и иногда зимою, при сильных ливнях, Чирчик вздувается и несется бурным, клокочущим потоком. Утверждают, что уровень воды в Чирчике изменяется даже и по часам дня: в полдень вода выше, чем утром и вечером, что будто бы также происходит от неравномерного таяния снегов в горах. При проезде генерал-губернатора вода была невысока, и только в некоторых местах доходила до ступиц экипажа. Однако же у левого берега Чирчика, по закону общему для всех рек текущих в направлении близком к меридианальному, дно значительно глубже, и быстрина гораздо сильнее. Чтобы экипажи не были опрокинуты напором воды, необходимо было казакам ехать с боку экипажа, со стороны наибольшего напора реки, и веревками помогать лошадям вывозить экипаж на берег. Еще два-три мелкие рукава Чирчика, и дорога снова потянулась по равнине, усеянной галькою округленною речным течением. Такие места встречались нередко и далее, свидетельствуя что и здесь когда-то протекала река, округлявшая голыши, и берега которой можно и теперь проследить по крутым обрывам подымающимся кое-где довольно высокою стеной. Такие иссохшие речные ложа особенно часто встречаются по пути в Ходжент, от Ташкента до гряды гор окаймляющих среднее течение Сыр-Дарьи. Дорога от Ташкента до Той-Тюпе (уездный город Курамивского уезда) принадлежит к числу наиболее оживленных местностей всего края. Здесь на каждой версте можно встретить множество проезжающих верхом и на тяжелых двухколесных арбах, нагруженных хлебом, дженушкой (клевером) и т. п. Летом дорога эта хотя и изобилует выбоинами, ухабами, и пр., но все еще не представляет серьезных затруднений для товарного движения, за то зимою и позднею осенью той-тюпинская дорога превращается в море дикой грязи, которая зачастую заставляет Кураминцев отсрочивать поездки свои в Ташкент по торговым и домашним делам до более благоприятного времени года. Чтобы устранить затруднения, происходящие от неисправного состояния дороги, генерал-губернатор приказал устроить между Той-Тюпе и Ташкентом шоссе. Во время проезда генерал-губернатора работы были в полном разгаре. Множество рабочих, жителей соседних кишлаков (деревень), толпились по сторонам разрабатываемого участка дороги. Старики произносили свое обычное ‘аман таксыр’, сопровождаемое поглаживанием бороды, ребятишки также поглаживали на груди свою воображаемую бороду.
В Той-Тюпе была первая торжественная встреча генерал-губернатора Кураминцами. Небольшой чистенький кишлак, который со временем, вероятно, разрастется в город, украсился и принарядился на сколько мог. Въездные ворота были украшены флагами и зеленью. Тут же выстроились рядом почетные жители и служащие лица из туземцев с хлебом-солью. Кураминцы поднесли генерал-губернатору, на блюдах, разные, наиболее ценные произведения своего края: виноград, фисташки, гранаты, сахар леденцовый, и т. п. Генерал-губернатор весьма ласково говорил с Кураминцами, принял хлеб-соль, благодарил за службу, за послушание русским начальникам и за доверие к новым порядкам введенным в Туркестанском генерал-губернаторстве. Действительно, Кураминцы охотно подчинились новому положению об управлении в Туркестанском крае. Были, конечно, отдельные случаи неповиновения и недоразумений, случаи неизбежные при каждой какой бы то ни было реформе, но главная масса народа осталась совершенно безучастною к волнениям и равно- душно смотрела на затеи своих вожаков. Тех кровавых и прискорбных столкновений которые имели место в степи, между Оренбургскими Киргизами, вовсе не было в Кураминском уезде да и во всем Туркестанском генерал- губернаторстве.
От Той-Тюпе генерал-губернатор проехал новою проложенною дорогой на большое село Пскент, Уральскую станцию, Джембулак, Мурза-Раббат и к Ходженту. Еще начиная от Пскента, гладкая, степная равнина начинает переходить в волнистую, сильно пересеченную местность. Дорога часто круто спускается под гору, огибает обрывистые высоты, увенчанные кое-где группами деревьев, иногда пролегает по иссохшему речному ложу наполненному галькой и голышами. Близ Уральской станции начинают обрисовываться вдали снежные вершины гор, но это еще не вечные снега и не ледники: эти снежные, словно прозрачные вершины только высокие пики и гряды покрывшиеся снегом ранее окрестной, прилегающей к их скатам, местности. При всем том эти снеговые гряды значительно охлаждают воздух, особливо когда ветер дует с гор. Дорога от Уральской станции идет прямо к этим снежным вершинам, мимо невысоких гряд, постепенно понижающихся и исподволь сливающихся с местностью. Эти горы, гряды и отдельные пики носят у туземцев различные названия, каждый кишлак называет горы по-своему, не заботясь о названиях которые придают этим горам его соседи. Наиболее общее название, Сарамшан-доуан, получила высокая гряда гор тянущихся слева от почтовой дороги, а Могол-тау называются горы окаймляющие правый берег Сыр-Дарьи и стесняющие ее русло. Горы по ту сторону Сыр-Дарьи называются общим именем: Кара-тау. Как Могол-тау, так и Кара-тау еще мало исследованы геологически и в отношении их литологического состава. Несомненно только что здесь встречаются прожилки весьма хорошего белого мрамора, руды: свинцовые, медные, железные, графит, а в горах Кара-тау, в 50 верстах от Ходжента, уже заявлены и разрабатываются полковником Фовицким копи превосходного каменного угля. Рудные богатства окрестностей Ходжента еще ждут деятельных рабочих рук.
Бедна и бесприютна станция Джембулак, укрывшаяся в горах и пользующаяся у туземцев весьма дурною славой. Сарты и Киргизы стараются не останавливаться на этой станции привалом, а тем более не остаются на ночлег, из опасения скорпионов, которых, по рассказам, здесь весьма много. Так же бесприютна и следующая станция Мурза-Раббат, замечательная старинною постройкой из жженого кирпича, с высоким остроконечным куполом. Эта постройка, предназначавшаяся служить приютом для проходящих караванов, в настоящее время совершенно бесполезна и видимо разрушается. В постройке помещаются только дряхлые и больные почтовые лошади. Груды мусора, щебня и разбитых кирпичей доказывают что окрестные жители весьма неуважительно относятся к сооружению которое их предки воздвигали с благочестивою целью: доставить усталым путникам приют и покой. В виду совершенной бесполезности и ветхого состояния Мурза-Раббата, генерал-губернатор приказал совершенно разобрать постройку и из ее кирпичей построить станционный домик, по образцу тех станций, которые уже устроены в Киргизской степи туркестанского ведомства, от Казалинска почти до самого Ташкента.
От Мурза-Раббата дорога входит в ущелье Кураминских гор и огибает террасовидные склоны Могол-тау. Чрезвычайно дикий вид представляют эти гранитные террасы, усеянные огромными квадерами и глыбами гранита, отторженцами от крутых склонов и вершин хребта. После глинистого сланца гранит легче всего подвергается разрушению, выветриваясь и мало помалу превращаясь в глину и кварцевый песок. Но это-то самое разрушение в то же время обуславливает плодородие окрестных стран, потому что продукт разложения полевого шпата, главной составной части гранита, составляет самую полезную примесь к почве, существенно необходимую для питания растений.
Уже в нескольких верстах от Мурза-Раббата видна светлая полоса Сыр-Дарьи. Но до реки еще далеко, и дорога долгое время тянется мимо голых, террасовидных склонов Могол-тау. Наконец вот и Ходжент виден на той стороне Сыр-Дарьи. Ходжент тонет в зелени своих садов, и резко выдается на этой темной массе зелени длинное, одноэтажное, белое здание: это шелкомотальная фабрика М. А. Хлудова, одного из самых энергических и неутомимых торговых деятелей в Туркестанском крае. Когда экипаж генерал-губернатора выехал на берег Сыр-Дарьи, у фабрики Хлудова, на высоком остатке бывшей крепостной башни, взвился дымок, и грянул салютационный пушечный выстрел, за ним другой, третий и т. д. Эти орудия, старинной бухарской работы, из которых производилась пальба, приобретены М. А. Хлудовым и находятся при его фабрике. Минуту спустя раздались выстрелы и из цитадели. У перевоза, на противоположном берегу Сыр-Дарьи, виднелась большая масса народа покрывавшего весь берег, все возвышенные места, стены, крыши и т. п. Многие туземцы, особенно молодежь, желая быть впереди всех, вошли в реку и стояли в воде по колено. Почетные жители, в жалованных халатах, и аксакалы города ожидали генерал-губернатора с хлебом-солью, сартовскими лепешками, изюмом, миндалем, фисташками и т. п. Торжественность и парадная обстановка приезда главного начальника края очевидно производили сильное впечатление на туземцев, которые, действительно, привыкли во всякой власти видеть или блеск и величие, или же грубую материальную силу, имеющую полную возможность угнетать и порабощать безответственный народ. Надо было видеть с каким жадным любопытством следила толпа за каждым движением, вслушивалась в каждое слово генерал-губернатора. Генерал-губернатор выслушал краткую приветственную речь казы-келяна, ласково поздоровался с почтенным и уважаемым всеми стариком, муллою Назаром (младший помощник уездного начальника), принял хлеб-соль. В немногих словах с которыми обращался он к представителям народа, благодаря их за службу, не было ничего заученного, заранее приноровленного к ожидаемым обстоятельствам встречи. Но каждое слово его наверно осталось в памяти тех, к кому генерал- губернатор обращался со своим приветом. Генерал-губернатор расспрашивал жителей Ходжента о их хозяйстве, занятиях, осведомился не обижает ли их кто-нибудь, говорил, чтобы народ безусловно повиновался начальникам, которые поставлены самим государем и стало быть выполняют волю и требования Белого Царя.
В тот же день генерал-губернатор осмотрел русскую часть города и посетил весьма замечательную выставку, устроенную начальником Ходжентского уезда, полковником Кушакевичем. В просторной, большой комнате и под навесом, в саду, расположены были в систематическом порядке образцы различных произведений Ходжентского уезда, предметы домашнего обихода туземцев, утварь, золотые и серебряные украшения и пр. Генерал-губернатор весьма подробно осмотрел выставленные образцы, расспрашивал экспонентов-Сартов об успехе первых попыток разведения американского хлопка в Ходжентском уезде, о несложных технических приемах употребляемых туземцами при сортировке и очистке хлопка и при размотке шелковых коконов, советовал им обратить на этот предмет особое внимание. Из числа выставленных тканей особенно хороши были образцы канауса и других шелковых тканей. Затем следовали бумажные дешевые материи, в большом количестве, распространенные между туземным населением. Вышивки шелками и золотом по сукну, в азиатском вкусе, замечательны были изяществом и чистотой отделки, и уездный начальник просил генерал-губернатора наградить чем-нибудь мастера этих изделий, честного и трудолюбивого, но весьма недостаточного Сарта. Между прочим обратили на себя внимание фаянсовые изделия туземца Магомет-Шукура, который в последнее время достиг весьма замечательной чистоты в отделке и видимо старается подражать европейским образцам. На выставке находилось довольно много изделий фабрики Магомет-Шукура, начиная от небольших пузырьков, заменяющих для туземцев табакерки, и блюдечек до больших сосудов в форме китайских ваз.
Было бы затруднительно, да и бесполезно исчислять все замечательные предметы, находившиеся на выставке. Их можно будет видеть на всероссийской выставке, которая устраивается в Петербурге, в мае месяце текущего года. Упомянем только о гипсовых изделиях в виде решеток, весьма своеобразного рисунка. Такие решетки в восточном вкусе можно видеть в мечетях, медрессе, домах богатых мусульман и т. и. Упомянем также о чрезвычайно изящной колонке с капителью, украшенной расписными арабесками. Эти арабески весьма похожи на те грациозные и со вкусом исполненные украшения которыми можно любоваться еще и поныне в Самарканде, сохранившем следы прежнего величия и красоты, которыми некогда славился город Тимура. В отделе красильных веществ можно было видеть образцы туземного индиго, марены, чернильных орешков, добываемых с листьев фисташкового дерева (бужгун) и доставляющих сильное дубильное вещество, ривач — дубильный корень, различные лекарственные вещества и приправы, ревенъ, мын-тамыр (корень папоротникового растения, употребляемого туземцами в настое, как средство для возбуждения аппетита) и пр. Генерал-губернатор с любопытством рассматривал также сахаристую манну (такарь) собираемую с листьев растения Alhagi camelorum — верблюжьей травы. Эта манна употребляется туземцами во все сиропы, ею же обсахаривают фисташки, миндаль и т. п. Наконец, на выставке можно было видеть также несколько окаменелостей из гор Могол-тау и образцы археологических находок, весьма нередких в Ходженте: тут были между прочим древние монеты разных эпох, небольшие глиняные сосуды в форме слезниц, с полуизгладившимися рельефными изображениями и т. п.
Чтобы с своей стороны поощрить зкспонентов-туземцев доставивших свои произведения на выставку, генерал-губернатор приказал комиссии, составленной из самих экспонентов и из нескольких лиц по назначению генерал-губернатора, обсудить сообща качества выставленных произведений и затем распределить все предметы находящиеся на выставке в общем списке по степени их полезности. Пяти экспонентам были выданы от генерал-губернатора награды, а именно: за шелковые ткани, за размотку шелка, бумажные ткани, глиняные изделия и за выделку кож. Несколько экспонентов получили похвальные листы, а все остальные — свидетельства удостоверяющие о хороших качествах их произведений, засвидетельствованных комиссией.
На следующий день генерал-губернатор подробно осмотрел фабрику М. А. Хлудова, на которой производится размотка шелка в весьма значительном количестве. Фабрика устроена с 1867 года и первоначально в ней работало только шесть мальчиков. Туземцы недоверчиво отнеслись к предприятию г. Хлудова и сначала боялись отдавать на фабрику своих детей. Только мало помалу недоверие исчезло, когда сами отцы убедились, что лица заведующие фабрикой обращаются с учениками кротко и ласково, хорошо кормят их, исправно выдают заработную плату. В настоящее время на фабрике работают уже 80 мальчиков, так что фабрика может размотать шелку на 40 машинах до 160 пудов в год. По отзыву г. Хлудова, мальчики из туземцев работают весьма усердно и исправно. Чтобы поощрить мальчиков, размотчиков шелка, пятерым из них, работающим на фабрике с самого ее основания, генерал-губернатор выдал подарки: серебряные стаканчики и по 3 р. каждому. Конечно, радости мальчуганов, получивших такую щедрую награду, не было конца. Чтобы чем-нибудь порадовать и остальных своих малолетних рабочих, г. Хлудов устроил им в этот день томашу — праздник, приказал наварить побольше пилаву, чаю, купить дынь и т. п.
Фабрика Хлудова занимает восточную окраину бывшей крепостной стены, еще поныне видны возле здания фабрики остатки углового бастиона, который защищался упорнее прочих, так что солдаты прозвали его злым бастионом. На том месте где теперь построена фабрика М. А. Хлудова, штурмовала крепостную стену колонна полковника Михайловского, и много крови пролито было здесь в памятный день ходжентского штурма. Теперь на месте, орошенном в мае 1866 года, кровью развивается мирная дея- тельность, которая лучше всего приурочит России этот богатый край.
Замечательно, между прочим, следующее обстоятельство: в день въезда в Ходжент генерал-губернатора, салютационную пальбу из орудий принадлежащих М. А. Хлудову производил один из самых энергических защитников ‘злого бастиона’, брат Якуб-бека, нынешнего владельца Кашгарского.
Ходжент, со своими садами, со своею высокою цитаделью в кургане, очевидно искусственном, производит чрезвычайно приятное впечатление. По преданию сохранившемуся в народе, какой-то хан, отправляясь в поход, хотел осмотреть свои войска, и, чтобы можно было обнять взглядом как можно большее пространство, приказал насыпать высокий холм. Достоверно ли это предание или нет, во всяком случае холм, на котором построена ходжентская цитадель, искусственный. Следы выемки земли весьма явственны от подошвы холма к базару. Впрочем, предание о насыпке ханами искусственных курганов весьма распространенное в Средней Азии. В горах Кара-тау, близ Туркестана, также находится курган или холм, происхождение которого приписывается Тамерлану. По преданию, великий завоеватель приказал своим воинам принести по горсти земли, чтобы по высоте кургана судить о многочисленности своего войска.
Ходжент один из древнейших городов Средней Азии, и туземцы приписывают ему даже библейскую древность, по их преданию, Ходжент основан Ходжендою, дочерью Адама. Выгодное стратегическое положение Ходжента в лощине гор, при изгибе многоводной реки, издавна обращало на него внимание всех завоевателей. Здесь еще сохранилось в народной памяти предание о походе Александра Македонского, и есть основание предполагать что Ходжент и есть именно тот город до которого доходил великий завоеватель в своем победоносном походе из богатой Бактрианы. По крайней мере положение древнего Александресхата, заселенного воинами Александра Македонского, вполне соответствует положению Ходжента, хотя не лишена вероятия и другая догадка, что место, где Александр воздвигнул жертвенники Геркулесу, Бахусу, Сириусу, Семирамиде и Александру, находилось гораздо далее на восток, в пределах нынешнего Коканского ханства, где доныне находятся развалины каких-то колонн, по догадкам, греческого происхождения.
В этнографическом отношении Ходжент замечателен как центр таджикского населения. Оседлые жители Средней Азии обыкновенно называются Сартами, но это наименование не есть собственное имя народа, подобно тому, как нет народа который бы сам себя называл Киргизами. Название Сарт почти совершенно не известно за Сыр-Дарьей, это имя привезли сюда Русские, называя безразлично Сартами всех: и Узбеков, и Таджиков, и Кипчаков, если только они живут оседло. Житель Ходжента на вопрос ‘кто он?‘ гордо отвечает: ‘я Таджик’. Название же города Ходжент, по мнению некоторых, есть искаженное Ходжакент, то есть город ходжей, и утвердилось уже в последствии, когда, по распространении мусульманства в Средней Азии, многие из сметливых жителей Ходжента, желая выказать себя ревностными мусульманами, назвались ходжами. Все это, конечно, одна гипотеза, не основанная ни на чем, кроме весьма близкого созвучия имен: Ходжент и Ходжакент.
Окрестности Ходжента плодородны и хорошо обработаны. Сады, наполненные тутовыми деревьями и виноградом, сменяются полями засеянными рисом, пшеницею и кукурузой. Только верст за 15 или 20 от города начинается голая степь, всхолмленная невысокими грядами. Население здесь довольно малочисленно, и это происходит от недостатка воды в Ходжентском уезде, высоко лежащем над уровнем Сыр-Дарьи. Во время проезда чрез Ходжент генерал-губернатора, начальник уезда, полковник Кушакевич, представил предположение о проведении в Ходжентский уезд арыка из пределов Коканского ханства.
Чем далее к горам, тем беднее и малолюднее местность, тем грустнее вид обожженной солнцем желтоватой равнины, покрытой колючею верблюжьею травой. Не радуют глаза и гряды гор, которые обрамляют течение Сыр-Дарьи с левой стороны, эти горы высятся такими же безотрадными, желтоватыми громадами, мрачными и безжизненными. На минуту изменилась местность: показались группы тощих, запыленных деревьев, заборы слепленные из глины, это кишлак, огороженный отовсюду на случай неожиданных разбойничьих нападений, какие еще нередко случались в недавние времена. Вышли на дорогу и жители, и с тупым любопытством глядят на невиданный поезд нескольких экипажей, конвоируемых казаками.
Кишлак Нау с его цитаделью приютился в лощине между невысокими грядами холмов…. Мимо! Опять потянулась бесконечная равнина, холмы и местами поля, глиняные заборы жалких, заброшенных деревушек, горы вдалеке, окутанные сизою дымкой тумана.
Было уже темно, когда генерал-губернатор подъехал к Ура-Тюпе, старинной бухарской крепости, взятой штурмом в 1866 году, 2го октября, генерал-адъютантом Крыжановским. Каменистая, покрытая горным щебнем и крайне неудобна для езды дорога вела прямо к подошве крутой скалы, с почти неприступными скатами. На вершине скалы, со стен цитадели, мелькали огни салютационных выстрелов и белелись клубы синеватого дыма. Внизу, под торою, на берегах небольшого горного ручья разложены были огни, вокруг которых теснились Сарты собравшиеся для встречи.
Ура-Тюпе весьма старинный город, с сильною цитаделью, которая командует над всею окрестною местностью. Впрочем, цитадель сильна не по своим оборонительным средствам, а единственно по своему положению на вершине обрывистой скалы. Весьма красив вид этой крепостцы, приютившейся как орлиное гнездо, город виден отсюда весь, со своими садами, красивою мечетью, невзрачными, серыми, глиняными постройками, и т. п. Картину обрамляет цепь высоких гор, с вершинами, которые в октябре, во время проезда генерал-губернатора, были уже покрыты снегом. В этом хребте Ура-Тюпинских гор (крайние, северные отроги высокого хребта Кашгар-Даван) особенно заметно выдаются вершины: Арху, Саркет и трехглавый Алтын-Бишик, высочайший из трех поименованных пиков. На западе тянутся пологие холмы, по которым змейкою виднеется дорога в Джизак или Дизак, другую бухарскую крепость, павшую под русскими штыками 18го октября 1866 года, через шестнадцать дней по взятии Ура-Тюпе.
Мы уже говорили что Ура-Тюпе был издавна значительным населенным местом на большой дороге из Бухары в Кокан и Ташкент, и еще далее, в пределы Небесной Империи и Китайского Туркестана. Самое название города Ура-Тюпе старинное, и значение его ныне совершенно утратилось. Некоторые полагают что первая половина названия, слог Ура, происходит от разбойничьего клика и указывают ва развалины Шегри-тоуна, доныне еще заметные в горах, в нескольких верстах от города, как на остатки этого разбойничьего гнезда. Но такое толкование не выдерживает критики. Разбойничьих кишлаков, промышлявших почти исключительно грабежом и разбоями, было весьма много в Средней Азии. Стоит только вспомнить запустелые кишлаки на противоположном от Ходжента берегу Сыр-Дарьи, оставленные жителями вследствие частых нападений Кураминцев и других беспокойных соседей. Но ни один город, ни одно селение в Кураме или в окрестностях Ходжента не было названо воинским кликом опасных грабителей. Также мало вероятно, чтобы в названии города слог ура происходил от слова оры (оса), и что Ура-Тюпе означает гора ос. Вероятнее предположение полковника Кушакевича, что Ура-Тюпе сдедует произносить правильнее: Ойра-Тюпе то есть горы и доги или долины, (ойра — долина, тюпе — гора) так как город Ура-Тюпе стоит на весьма пересеченной местности, где действительно горы постоянно перемежаются с долинами или догами.
Ура-Тюпе, или, если хотите, Ойра-Тюпе, славится своими мехами, и на ходжентской выставке посетители имели случай любоваться превосходно выделанными куньими шкурками, овчинами, мерлушками, волчьими мехами, окрашенными красною краской (местный вкус), и т. п.
Генерал-губернатор подробно осмотрел цитадель, — ее стены и бастионы, казармы солдат, провиантский склад помещающийся в бывшей бекской мечети, и пр. Прекрасно устроенный госпиталь помещен в бывшем бекском дворце, и некоторые из госпитальных покоев сохранили еще следы изящных украшений дворца: расписные потолки, стены со стрельчатыми нишами, деревянные, резные колонки, двери, украшенные довольно искусною резьбой. На госпитальном дворе, бывшем приемном дворе бека, сохранились стены с изразцовою мозаикой, в азиатском вкусе. Где прежде был гарем, там теперь устроено помещение для батальонного командира и для офицеров.
В Ура-Тюпинской цитадели особенно заслуживает внимания церковь переделанная из бывших Коканских ворот, построенных известным Маля-ханом. Небольшая, чрезвычайно уютная, и отделанная внутри с большим изяществом, в совершенно восточном стиле, — церковь эта невольно обращает внимание каждого кто взглянет на скалу, увенчанную Ура-Тюпинскою цитаделью. Церковь видна отовсюду и резко отделяется своими белыми стенами от темно-желтоватого общего фона скалы. Лучшего назначения нельзя было и придумать для оригинальной, изящной по- стройки Коканских ворот. Несколько ниже церкви, на скате горы, водружен крест обнесенный решеткой: здесь погребены офицеры, убитые в день штурма Ура-Тюпе: капитан Плец, поручик Плешков и подпоручик Кончиц.
И в Ура-Тюпе, как и повсюду, на всем пути по которому проезжал генерал-губернатор, жители-туземцы доверчиво обращались к нему со своими просьбами и жалобами, выносили хлеб-соль, видимо радуясь когда главный начальник края, взяв несколько ягод винограда, или отломив кусок лепешки, благодарил за радушную встречу и за хлеб-соль. В толпе не было видно ни одного робкого, запуганного лица. Видя ласковость и доступность генерал-губернатора, некоторые из ура-тюпинских жителей пользующиеся правом милька, жаловались что с них незаконно взяты были, кроме мильк-ана, также и другие подати. Для объяснения этого должно заметить что в Туркестанском крае существует особый род землевладения: мильк, причем пользующиеся мильком не платят ни хераджа, ни танапа, (Размер хераджа —1/10 часть урожая. Танап — подать с известного пространства земли, собственно танапом называется пространство земли в 60 гёзов. Каждый гёз = 7 кулакам и 1 большому пальцу, следовательно, почти равен 1 аршину. Танап взимается с хлопка, винограда, фруктов, и т. п. Размер танапа бывает различный, смотря по роду произведений) а только одну подать мильк-ана, то есть деньги за арык, или ирригационную канаву, проведенную на его земле. Право милька даровано было многим туземцам прежними ханами и эмирами, причем выдавались на то и особые грамоты. Но в настоящее время некоторые из туземцев пользуются правом милька незаконно, по подложным грамотам, так что для разбора и поверки прав на владение мильком генерал-губернатор призвал необходимым составить в Ташкенте особую ком- миссию, а до того времени взимать со всех землевладельцев в Туркестане общие установленные подати. На это-то распоряжение и жаловались мильки в Ура-Тюпе. Генерал-губернатор разъяснил им что все их права будут сохранены ненарушимо, и если окажется что с них неправильно был взят херадж и танап, то излишне взятые деньги будут немедленно возвращены. Но до окончания разбора мильковых грамот все мильки должны платить подать наравне с остальными туземцами. ‘Русские не желают нарушать ничьих прав, говорил генерал-губернатор. ‘Государь не требует с народа ничего лишнего, и его законы ни в чем не противоречат шаригату. Государь требует чтобы каждый занимался своим делом, не мешая и другим работать и вести свои дела, желает чтобы народ богател, и строго наказывает всех зачинщиков беспорядков, всех лихоимцев и обидчиков. До меня дошли слухи что некоторые из старшин пользуются своею властью чтобы притеснять народ, берут с него лишнее. Я прикажу строго расследовать, достоверны ли эти слухи, и если окажется что кто-нибудь из старшин или из аксакалов не исполняет своей обязанности честно, по совести, поступает не по закону государеву и не по шаригату, а самовольно, притесняет бедных и слабых, берет с народа лишние подати в свою пользу, — того я накажу, строго накажу, на страх и в пример другим. Теперь еще я не могу указать прямо: кто из вас поступает не по закону государеву, не исполняет своей обязанности как следует. У меня еще нет на то полных доказательств, а на одних слухах основываться нельзя. Тогда не будет никакой справедливости, и каждый может быть обижен по наветам врагов или злых людей. Но я прикажу удостовериться: справедливо ли то, что мне говорили о поступках некоторых старшин, тогда уже взыщу с них по вине.’ Эти слова генерал-губернатора переводчик нарочно передавал как можно громче, чтобы весь толпившийся народ мог слышать их.
С большим любопытством присутствовала затем толпа народа при раздаче служащим лицам из туземцев наград: медалей и жалованных халатов. Генерал-губернатор надевал медали и раздавал халаты со словами: ‘именем Государя Императора награждаю тебя, прошу носить. на груди изображение Государя Императора, который желает добра своему народу и всегда щедро награждает заслуги.’
Уже генерал-губернатор, раздав все награды и простясь с народом, готовился сесть в свой экипаж, когда к нему подошли несколько Индусов с большим блюдом винограда, они случайно запоздали и не были на общих проводах генерал-губернатора, и теперь спешили кратчайшею дорогой, по скату довольно крутой горы, к тому месту, где был подан экипаж генерал-губернатора. Приношение их было, конечно, ласково принято начальником края.
Путь от Ура-Тюпе к Джизаку пролегает по местности каменистой и малоплодородной. Справа тянулись гряды Ура-Тюпинских гор, — понизившиеся отроги снегового Тянь-Шаня, горные ручьи беспрерывно пересекали дорогу. Вся эта местность, некогда богатая и населенная, теперь представляла грустный вид безлюдья и запущения. Глиняные стены кишлаков местами уже обвалились. Главнейшею причиной запустения этого края были частые и губительные беспорядки. Вся местность от Ура-Тюпе до Джизака и далее, к Яны-Кургану, лежит на большом пути между Коканом и Бухарой, почти постоянно враждовавшими между собою. А известно, что в Средней Азии жители совершенно одинаково терпят как от своих, так и от неприятельских войск. Легко себе представить какому разгрому подвергались жители кишлаков между Яны-Курганом, Джизаком и Ура-Тюпе, особливо, когда в войсках эмира находились кочевые Туркмены, видевшие в походе своего властелина одно только средство произвести баранту в отдаленной местности и в обширных размерах. Только с приходом Русских край начал понемногу оживляться, кишлаки понемногу восстановляются, начинаются запашки в местах уже успевших зарости колючкой и другими степными травами, расчищаются давно заброшенные арыки. Конечно, все это более всего заметно вблизи больших городов.
Заамин, небольшая крепостца, оставленная Бухарцами без выстрела во время движения русских войск к Джизаку в 1866 году, — служила для генерал-губернатора перепутьем на пути из Ура-Тюпе в Джизак. Цитадель Заамина приютилась, по азиатскому обычаю, на вершине довольно крутого холма. Теперь значение Заамина и подавно утратилось, так что крепостца служит только промежуточным пунктом между двумя более значительными укреплениями: Ура-Тюпе и Джизаком.
Джизак вторая крепость взятая штурмом в 1866 году генерал-адъютантом Крыжановским, через шестнадцать дней по взятии Ура-Тюпе (18го октября). И поныне видны проломы в глиняной стене города, следы ядер остались весьма явственными, и никому из туземцев не приходит на мысль исправить их. Бедно и как-то неряшливо смотрит довольно обширный город, немногим только отличающийся от всех других среднеазиатских городов. Жители здесь угрюмее, некрасивее, болезненнее с виду. Лихо- радка, решта (волосатик) и недостаток воды упрочили за Джизаком весьма недобрую славу. Увеличение количества чистой, проточной воды проведением нескольких арыков составляет в особенности жизненный вопрос для Джизака. Аксакалы города, встретившие генерал-губернатора при его въезде, просили между прочим, чтобы к ним была проведена вода из Заревшана, без чего, по их словам, крайне страдают их посевы. Генерал-губернатор обещал рассмотреть и обсудить их просьбу и, по приезде в Самарканд, действительно поручил капитану
Богаевскому исследовать возможно ли отвести к Джизаку часть воды из Заревшана, без вреда для обширного и густо заселенного Заревшанского округа.
К юго-западу от Джизака, при подошве невысокой глиняно-сланцевой горы, расположен русский поселок с церковью, и строится довольно обширное полевое укрепление. Место для поселка и для укрепления выбрано весьма удачно, на ключах доставляющих свежую, проточную воду. Оттого в ‘ключевом укреплении’ (так назван новый русский поселок при Джизаке) и неизвестна решта, болезнь происходящая от испорченной воды и которою страдают весьма многие из туземцев в Джизаке. (Решта или риште (filaria medinensis) большею частью зарождается в жаркое время года. Сначала ощущается зуд в которой-нибудь части тела, потом образуется нарыв, из которого и выходит подкожный червь, иногда длиною до одного аршина. От решты чаще всего избавляются вскрыванием зудящего места)
В Джизаке генерал-губернатор раздавал жалованные халаты только туркменским старшинам, которые приехали издалека и в тот же день должны были отправиться обратно в свои аулы. Остальным он обещал раздать награды по возвращении из Самарканда, что и было им исполнено на обратном пути.
Джизак замыкает ущелье Джилан-ута, которое служило местом битв для многих народов и видело войска многих завоевателей, начиная от Александра Македонского до Тамерлана. Здесь, неподалеку от Джизака, на крутой, высокой скале глинистого сланца, саженях в десяти от земли, иссечена надпись которая говорит, что Улуг-бек, один из Тимуридов, с незначительным отрядом разбил и рассеял соединенные сиды окрестных народов.
Ущелье Джилан-ута, как и протекающая по нем быстрая, горная речка того же имени, вполне оправдывает свое название (джилан значит змея). Речка извивается прихотливо, следуя всем изгибам ущелья, которое то обрамляется скалами сланца, с разорванными и обрушившимися, вследствие выветривания, скатами, то пролегает между довольно пологими невысокими холмами, поросшими колючею верблюжьею травой. Дорога в ущелье пролегает во многих местах по довольно узкому и обрывистому карнизу, внизу которого змеится речка Джилан. В общем, ущелье Джилан-ута не представляет мрачной, грандиозной картины, подобно многим ущельям или падям, похожим более на трещины в высоких горных хребтах. Джилан-ута скорее горная долина, удобная даже для хлебопашества, которое с успокоением края и начинает здесь развиваться довольно успешно. В прежние времена здесь также обрабатывались поля, доказательством чему могут служить следы арыков, еще сохранившихся во многих местах. Так например, по невысокому, около одной сажени, карнизу, у самого подножия так называемой Тамерлановой скалы, был некогда проведен арык, орошавший ниже лежавшие поля. В виду недостатка воды, крайне ощутительного для жителей Джизака и окрестных кишлаков, генерал-губернатор обещал выслать из Ташкента семена так называемого сухого риса, требующего для своего роста весьма мало поливки. Разумеется, такое обещание было принято жителями с живою признательностью.
Укрепленный пост Яны-Курган замыкает с другой, западной, стороны ущелье Джилан-ута. От Яны-Кургана снова начинается ровная, почти степная местность, только с северной стороны окаймленная отдаленным хребтом гор Нуратын-тау. На половине расстояния между Яны-Курганом и Самаркандом, при урочище Таш-Купрюк (каменный мост), построено небольшое укрепление, на два орудия, представляющее тип хорошо обдуманного и весьма удачно расположенного горного укрепления. Во время похода генерал-адъютанта фон-Кауфмана к Самарканду, в конце апреля 1868 года, на Таш-Купрюке был расположен небольшой неприятельский отряд, отступивший без выстрела, а до начала военных действий постоянно находился пикет для сбора пошлины с проходящих караванов. Теперь, как мы уже сказали выше, на этой весьма пересеченной местности расположена крепостца Таш-Купрюк, которая хорошо обстреливает все ближние подступы и высоты. Чрезвычайно удачно расположен равелин, прикрывающий вместе с тем колодезь с хорошею пресною водой. Генерал-губернатор подробно осмотрел
это только что оконченное укрепление и, как инженер, сделал несколько замечаний относительно расположения частей укрепления, устройства обороны и пр. Так, между прочим, он указал на необходимость заменить закрытую оборону из бойниц открытою стрельбой с банкета, а если можно, то соединить и оба рода обороны, устройством над бойницами приступка для ружейной стрельбы.
Чем ближе к Самарканду, тем, конечно, оживленнее местность, превращающаяся наконец почти в сплошной ряд садов и пашен. Подгородные кишлаки все ближе и теснее жмутся друг к другу, так что дорога, пролегающая между сплошным рядом садов, почти нечувствительно приводит в самый Самарканд, исторический, замечательный город.
У небольшой, пологой гряды Чапан-ата (святой пастух), на берегу быстрого Заревшана (Зер-Афшан — раздаватель золота), происходила торжественная встреча генерал-губернатора жителями Самарканда. Все наиболее достаточное население города, не занятое работой из-за насущного хлеба, собралось сюда чтобы приветствовать главного начальника края. Множество народа, верхом, пешком и на арбах, толпилось на обширной равнине, покрытой галькою и во время половодья сплошь затопляемой Заревшаном. Особенное внимание обращал на себя казы Самарканда, приехавший для встречи генерал-губернатора в собственной коляске. Саженях во ста от берега раскинута была богато убранная палатка с накрытым столом, уставленным русскими кушаньями и туземным угощением: пилавом, жареною бараниной, виноградом, урюком, фисташками и разными туземными лакомствами. Через несколько минут заиграла волынка (что-то в роде грузинской зурны), начались танцы бачей — нарядно одетых мальчиков. Здесь же, в палатке, в нескольких верстах от Самарканда, представился генерал-губернатору посланник Абдуррахман-хана, одного из претендентов на афганский престол и соперника Шир-Али, поддерживаемого Англичанами.
Отдохнув в палатке, генерал-губернатор, сопровождаемый всею толпой народа, отправился далее, в Самарканд. Чтобы проехать в цитадель, должно было миновать базарную площадь, кипевшую народом, здесь же были расставлены шпалерами войска, вплоть до самой цитадели, прославленной геройскою обороной нашего гарнизона в июне 1868 года.
Самарканд и поныне славится в Средней Азии своею красотой, множеством святынь, обширною торговлей и пр. Как видно, обаяние прежней славы Самарканда далеко еще не утратилось, хотя в настоящее время Самарканд не представляет и тени прежней красоты и величия. Только восточный житель может назвать Самарканд ‘центром мира, земным раем‘ и т. п., и только Вамбери, в качестве дервиша, мог, при разговоре с Бухарским эмиром, выразиться, что ‘в очаровательном Самарканде скорее хочется ходить на голове, чем на ногах’. Вид города издали, например из цитадели или с бухарской дороги, действительно весьма красив. Над массою глиняных, серых домиков, грязных и невзрачных вблизи, стройно возвышаются изразцовые, цветные купола мечетей и медрессе (высших училищ), легкие минареты, густые группы высоких деревьев. Но как все это бедно, полуразрушено, как жалки покажутся эти изящные мечети и минареты, когда глаз начнет вникать в детальные подробности. Самарканд — обширная могила прежнего блеска и величия. Эпоха Тимура миновала, и мало помалу начади падать и разрушаться памятники прошедшей славы и роскоши, все чем гордился Самарканд, что составляло одну из забот его грозного эмира Тимур-ленга. Невежество жителей, нисколько не заботящихся о сохранении памятников своей старины, быстро подвигает вперед дело разрушения. Жалко глядеть на эти глиняные заплаты, которыми так безжалостно замурованы выбоины и трещины в расписных, изразцовых стенах мечетей и минаретов. Только теперь, с приходом Русских, можно надеяться, что памятники старины будут сохранены насколько возможно. Как в первое посещение, по занятии Самарканда, так и в нынешний свой приезд, генерал-губернатор посетил наиболее замечательные мечети, и пожертвовал по 100 руб. на каждую, для поддержания в целости этих памятников старины. Осмотрев часовню над могилой Тимура, генерал-губернатор заметил что, несмотря на пожертвование, сделанное им в первый приезд, часовня нисколько не поправлена, и только самый склеп, где покоится прах великого завоевателя, содержится ныне в большей чистоте, чем прежде. Заметив мулле Ногаю, главному лицу при мечети, что он плохо выполняет данное ему поручение исправить главнейшие повреждения в мечети и часовне, генерал-губернатор объявил, что теперь он не будет уже более доверять это муллам, а поручит генералу Абрамову самому произвести все должные поправки. Между прочим будет реставрирована весьма изящная решетка окружающая саркофаг Тимура — большой темно-зеленый камень, с иссеченною на нем молитвой, которую нынешние муллы, хранители своей святыни, не умеют даже и прочесть.
Генерал-губернатор особенно подробно осмотрел медрессе: Ширьдар, Тилля-кара и Улуг-беги. Эти три мечети, окружающие базарную площадь, очень древни: медрессе Улуг-беги построена в 1421 году, а медрессе Ширьдар и Тилля-кара в 1618 году. Еще древнее развалины медрессе Ганим, построенной при Тимуре, в 1404 году, и следовательно существующей уже более 450 лет. Есть предание что мечеть при этой медрессе Тамерлан построил на суммы собранные в Индии с Гебров. В самой цитадели со- хранилась мечеть Чагар-дагум (четырнадцатого святого). Возле этой мечети, на небольшом возвышении, видны две могилы: доктора Авдіева и джигита Сеид-Ахрыма, убитых в деле при Кара-Тюпе, 27го мая 1868 года.
Объехав цитадель, генерал-губернатор остановился у скромного, но весьма изящного надгробного памятника над могилой воинов павших при славной обороне Самаркандской цитадели, в этой общей могиле погребены и убитые офицеры: (Злуженко, Иванов и Лепехин. Неподалеку от этого места, у стены цитадели, похоронен И. А. Хлудов.
Самарканд, по отзыву Ханыкова, обширнее Бухары, хотя население его и гораздо менее, городская стена, еще и поныне довольно хорошо сохранившаяся, с ее бойницами и полукруглыми башнями, или бурджами, обнимает площадь в 2.300.000 квад. саж. Нет сомнения что в прежние времена Самарканд был гораздо обширнее, это доказывают следы стен на довольно значительном расстоянии от нынешних, и построение которых приписывается Александру Македонскому. Калаи Афросиаб — местность покрытая грудой щебня и мусора — доказывает что и здесь некогда красовался обширный город. Может быть, восточные историки и правы, приписывая Самарканду глубочайшую древность. По их сказаниям, Самарканд построен Кей-Каусом, сыном Кей-Кубада. Затем известно что уже в исторические времена, и именно во время похода Александра Македонского, существовал в Средней Азии город Мараканда, взятый Александром Македонским в 329 году до Р. X. С тех пор Самарканд видел под стенами своими армии почти всех завоевателей древности. Здесь побывали Македоняне, Арабы, Сельджуки, Персы, Татары Чингисхана и Тимура и др. Тринадцать династий поочередно властвовали в нем, и каждая считала Самарканд одним из лучших своих приобретений. Но, как кажется, эпоха славы Самарканда уже прошла безвозвратно, и теперь Самарканд дряхлый старец, вяло и беспомощно доживающий свой долгий век. Прошлогоднее восстание было, может быть, последнею вспышкой его жизни.
В наказание за измену и за вероломное нападение на цитадель, вся часть города ближайшая к цитадели была выжжена и разрушена. Теперь эта часть Самарканда снова выстроилась, но уже не по-прежнему, не сплошною массой теснящихся сакель, по базару проведены широкие улицы, удобно обстреливаемые с крепостных бастионов. Генерал-губернатор ласково принял аксакалов города, когда они, после поражения Бухарцев 1-го мая, добровольно отворили Русским свои ворота, но он же, после возвращения из Каты-Кургана, освободив от осады цитадель, явился грозным карателем мятежа и измены. В нынешний приезд генерал-губернатора жители Самарканда вновь увидели в нем того же снисходительного начальника, терпеливо и внимательно выслушивающего просьбы и жалобы каждого, готового помочь всем, кто в том нуждается, каким он был и в первые дни по занятии Самарканда 1-го мая. Когда городские аксакалы, судьи, почетные купцы и другие представители городского населения были представлены генерал-губернатору начальником города, полковником Серовым, генерал-губернатор обратился к ним со следующими простыми и потому понятными для каждого словами:
‘Очень рад, что Бог привел еще раз увидеться с вами! Вот уже прошел год, как Самарканд добровольно подчинился власти Великого Государя. В продолжение этого времени народ успел убедиться, что Государь желает добра всем своим подданным. Собственность каждого осталась неприкосновенною, каждый спокойно владеет тем что Бог ему послал. Торговля развивается и усиливается к обогащению народа, каждый молится так, как его научили отцы, русский закон в это дело не вмешивается. Христианин, магометанин, Еврей, Индус — все молятся по-своему. Молитесь и вы, и прежде всего молитесь за Великого Государя, который всегда печется о благе народа. Всякая власть исходит от Бога, стало быть и власть Государя исходит от самого Бога. Ваш Великий Государь поставил над своим народом начальников, чтобы они правили народом по Государевым законам, защищали обиженных, наказывали преступников, награждали людей достойных. Начальники — доверенные люди Царя. Слушайтесь и повинуйтесь им. Я надеюсь, что все вы исполните то обещание, которое вы дали мне в прошлом году, здесь, на площади. Надеюсь что все прошлое горе забыто, и что в продолжение этого года вы ясно увидели, что Русские пришли к вам не врагами, и что под защитой Государева закона каждый может жить спокойно и счастливо. Господь правосудный посылает иногда горе, чтобы испытать народ, и Самарканд посетило горе, во оно миновалось и, я надеюсь, не возвратится никогда.’
Затем генерал-губернатор обратился к представителям разных городов Заревшанского округа и каждому сказал несколько приветливых и одобрительных слов. Он благодарил их за честную и усердную службу, за то что они оправдали доверие начальства, которое поставило их над народом, говорил, что каждый из них должен защищать бедных от произвола богатых, исправно доставлять подать установленную Государевым законом, не брать с народа ничего лишнего. ‘Государю лишнего не нужно, он требует только, чтобы исполнено было в точности все, что установлено законом, и строго наказывает ослушников Его закона. Казы, улемы, аксакалы, почтенные купцы, как самые влиятельные люди, должны изъяснять народу волю Великого Государя. Передайте народу все, что я говорил вам теперь. Я слышал о вас много хорошего, и еще раз благодарю вас за усердную службу.
Обратясь к купцам, генерал-губернатор сказал: ‘Я надеюсь, что торговля не терпит теперь никакого ущерба от беспорядков и неустройств, и что закон Государя оградил всех от всякого произвола и насилия. Дай Бог, чтобы это продолжалось и впредь!’ Выборные из Евреев также представлялись генерал-губернатору, в числе других представителей городского населения Самарканда, и так же услышали несколько ласковых слов. Генерал-губернатор спросил: ‘не обижают ли их магометане?’ и получив отрицательный ответ, сказал: ‘я надеюсь что этого уже более никогда не будет. В землях подвластных Великому Государю каждый может найти себе защиту и покровительство. Магометане должны тоже признать, что все люди равны перед законом. Живите мирно и спокойно, занимайтесь каждый своим делом, а закон Государев всегда защитит вас, в случае надобности. Благодарю всех самаркандских жителей за радушный прием, я уверен, что он был сделан от души… Я еще не прощаюсь с вами, мы скоро увидимся’.
И в Самарканде большая часть служащих лиц из туземцев получили награды: жалованные халаты и медали. Перед раздачей наград генерал-губернатор сказал вслух при всем народе: ‘Желал бы я наградить всех вас, но это возможно только одному Богу, я же награждаю только тех, кто наиболее достоин того, по своим заслугам’. Каждую награду генерал-губернатор отдавал словами: ‘благодарю за службу! Именем Государя Императора награждаю тебя, и дай Бог, чтобы мне еще много раз пришлось награждать тебя’. Получившим золотые и серебряные медали генерал-губернатор говорил: ‘прошу носить на груди изображение Государя Императора, который искренно желает добра своему народу’. Надо было видеть радость и самодовольный вид этих степенных Азиатцев, когда раздача наград окончилась, и они остались одни, в толпе народа, во множестве собравшегося у подъезда дома генерал-губернатора. Вслед за раздачей наград было угощенье народу и всем получившим награды: на террасе генерал-губернаторского дома были поданы им: пилав, жареная баранина и чай.
Нездоровье заставило генерал-губернатора отложить предполагавшуюся поездку в Джам, Педжакент и Ургут, — города еще только недавно подчинившиеся русской власти. Генерал-губернатор успел посетить только Каты-Курган и Петамбе, города на передовой
линии, в нескольких верстах от бухарской границы. Дорога от Самарканда до Каты-Кургана проходит по необыкновенно плодородной Мианкальской долине, или долине Заревшана. Эта местность считалась лучшею, богатейшею и плодороднейшею во всем Бухарском ханстве. Неудобства пути по Заревшанской долине, перерезанной арыками, заставили проложить в Каты- Курган другой путь, несколько южнее. И здесь дорога проходит почти между сплошным рядом пашен и садов. Даже холмы за Бергамом, одним из рукавов Заревшана, весною засеваются хлебом и дают обильную жатву. Здесь Мианкальская долина подходит весьма близко к проложенному Русскими пути из Самарканда в Каты-Курган, на всем остальном пространстве дороги эта плодородная долина, о которой с таким восторгом отзывается Вамбери, виднеется вправо, вдали, сплошною чащей своих садов и рощ. Еще выше, над тою сплошною массой зелени, виднеется гряда отдаленных гор: это Нуратын-тау, окаймляющая с севера долину Заревшана.
Каты-Курган, небольшой и весьма невзрачный азиатский городок, по свидетельству Вамбери, славится своими сапожными изделиями, но в действительности эти произведения здесь весьма близки к посредственности. Цитадель Каты-Кургана, оставленная бухарскими войсками при приближении нашего отряда в последнюю кампанию, после занятия Самарканда, в настоящее время исправлена и приноровлена к правильной, упорной обороне. Она значительно командует над городом и может обстреливать близлежащую местность. Впереди Каты-Кургана, верстах в пятнадцати, видны высоты, на которых 2-го июня 1868 года была битва, под названием ‘Зера-булакской’. В этой битве уничтожены были регулярные войска эмира, следствием чего было освобождение самаркандского гарнизона и мир с Бухарой, заключенный в Самарканде 23-го июня.
Также плодородна и обработана местность между Каты-Курганом и Пешамбе, рукава Заревшана: Кара-Дарья, Ак-Дарья и Нурпай разносят плодородие по всей этой местности, несмотря на явную солонцеватость ее почвы. В настоящее время предполагается перенести в Пешамбе таможню, для сбора зякета (подати) с караванов проходящих из Бухары в Самарканд и далее.
Обратный путь генерал-губернатора из Самарканда в Ташкент пролегал на Таш-Купрюк, Джизак и оттуда, так называемою Голодною степью, к Чиназу, вновь возникающему городку на правом берегу Сыр-Дарьи. Степь между Чиназом и Джизаком совершенно безводна и покрыта только верблюжьею травой, толстоствольным, высоким растением из рода assa foetida, да изрыта норами земляных черепах, которые встречаются здесь в несметном множестве. Понятно, что о поселениях здесь не может быть и речи. Однако же в былые времена некоторые части этой степи обрабатывались, что заметно по следам арыков, ныне уже заглохших. Кроме того, здесь когда-то проходила большая караванная дорога. Развалины караван-сараев, пристанищ для проезжих, видны во многих местах степи, по дороге из Джизака к Чиназу. Вид их повсюду одинаков: это круглые здания (муллушки, как их здесь называют) из жженого кирпича, покрытые куполом, с круглым отверстием в середине. Снаружи купол невысоко отделяется от земли, так что окна в нем вровень с землей, но внутри пол в постройке очень углублен, так что здание изнутри оказывается очень высоким и пространным. В каждой постройке вырыты теперь колодцы, тщательно поддерживаемые. Почти на полдороге между Джизаком и Чиназом встречаются развалины Мурза-Раббата, обширной постройки, предназначавшейся для той же цели: служить убежищем для проходящих караванов. Снаружи здание разрушилось и осыпалось, но внутри постройка сохранилась гораздо лучше. В настоящее время в ней устраивается помещение для стоящей здесь казачьей команды и для почтовой станции, так как с 1-го декабря минувшего года открыто почтовое сообщение между Самаркандом и Ташкентом.
Верстах в семи или восьми от Сыр-Дарьи вид степи совершенно изменяется, жесткая, колючая трава сменяется высоким камышом, кугою и чием, с его остроконечною, перистою верхушкой. Видно, что вся эта местность в половодье заливается водой. Местами встречаются плесы, заросшие тиной и болотною травой. И самая местность становится неровною, волнистою. Здесь, на этих поемных местах, опять нередко встречаются следы бывших пашен, оставленных, вероятно, во времена кровавых смут, столь обыкновенных в Средней Азии.
Вот и Чиназ, — поселок, обещающий со временем, при благоприятных обстоятельствах, разрастись в людный русский городок. Пока еще вид голой равнины, на которой расположился Чиназ, не производит на глаз особенно приятного впечатления. Но пройдет несколько лет, улицы в поселке обсадятся деревьями, и Чиназ изменит свой унылый вид на более оживленный и отрадный. Уже и теперь здесь жизнь складывается, или, по крайней мере, пытается сложиться на европейский образец, хотя, конечно, попытка эта на первых порах представляет только робкие шаги начинающего ходить ребенка.
В Чиназе, на берегу Сыр-Дарьи, строится довольно обширное укрепление, полевой профили, для обороны нововозникающего городка на случай каких-либо неприязненных покушений.
В нескольких верстах от Чиназа лежит Старый Чиназ, с заброшенною крепостцой, весь утонувший в садах, Старый Ташкент и большое село Зингаты, также с богатыми садами. Дорога от Чиназа до Ташкента весьма людна и оживлена, хотя, впрочем, и не может похвалиться своим благоустройством. К концу лета пыль, составляющая здесь пятую стихию, гораздо более затрудняет сообщение чем, например, безводие Джизакской степи, о которой издавна идет такая дурная молва.
Общее впечатление, вынесенное из поездки в Заревшанский округ как генерал-губернатором, так и всеми сопровождавшими его, было то, что край видимо поправляется после минувших невзгод и беспорядков. Благосостояние жителей увеличивается, чистенькие базары в городках и кишлаках, запашки в ущелье Джилан-ута, работы по обводнению Джизака, колодцы вырытые в Чиназской степи, много новых караван-сараев строящихся по дороге между Ташкентом и Чиназом, все это доказывает что смутные времена, когда каждый должен был ежеминутно опасаться за свою жизнь и достояние, прошли безвозвратно. Жители не смотрят уже на Русских как на чуждых им пришельцев, не опасаются найти в них новых угнетателей и, незаметно, день ото дня все теснее сближаются с русским населением Туркестанского края.
Текст воспроизведен по изданию: От Ташкента до Каты-Кургана // Русский вестник, No 3. 1870