Оскаръ Уайльдъ.
Оскаръ Уайльдъ.
А. Волынскій.
‘Сверный Встникъ’, No 12, 1895
Оскар Уайльд, Волынский Аким Львович, Год: 1895
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Новыя вянія, овладвающія европейскою литературою, даютъ себя чувствовать не въ одной какой-нибудь ея области, не въ искусств только, но и въ критик. Тамъ, гд еще недавно господствовали иные идеалы и методы, теперь легко услышать разсужденія другого типа, съ боле, или мене яркою окраскою эстетическаго идеализма, который на нашихъ глазахъ прокладываетъ себ дорогу во вс сферы мышленія и творчества. Произведенія искусства отражаютъ тотъ переворотъ, который совершается въ мір нашихъ сознательныхъ убжденій и, какъ-бы ни были несовершенны дарованія людей, выступающихъ піонерами, какъ-бы ни были незаконченны, туманны и сбивчивы ихъ общія философскія понятія, творчество этихъ людей заключаетъ въ себ элементы развитія по сравненію съ творчествомъ отживающей натуралистической эпохи. Новыя идеи о самой задач искусства, новыя и боле широкія стремленія въ практической области, которыя рано или поздно должны расшатать старые, буржуазные устои жизни, обновленіе нравственныхъ понятій свжими протестантскими теченіями мысли — все это общаетъ въ будущемъ яркій расцвтъ литературы въ дух чистйшаго философскаго идеализма. Еще связаны т безсознательныя творческія силы, которыя должны осуществить задачу, выдвигаемую настоящею историческою эпохою, еще не созрли т таланты, которые на живыхъ, художественныхъ примрахъ, въ образахъ прозрачныхъ и тонкихъ, какъ свчъ возвышенной идеи, окончательно приведутъ въ ясность глухія, безформенныя броженія современныхъ умовъ. Но не подлежитъ сомннію, что начавшееся эстетическое движеніе, захватывающее самыя разнородныя настроенія и жизненныя потребности, не замыкающееся ни въ какомъ спеціальномъ кругу извстной, партійной программы, должно вызвать подъемъ поэтическихъ дарованій и направить ихъ по такому пути, гд откроется настоящій просторъ художественной фантазіи и вдохновенію. Всякая прогрессивная перемна сознательныхъ критеріевъ не можетъ остаться безъ вліянія на творящія силы общества. По мр того, какъ философскія понятія очищаются отъ грубой догматики матеріалистическаго или офиціально-спиритуалистическаго характера, свободне проходитъ въ искусство правда, скрытая въ безсознательныхъ глубинахъ человческаго духа. Искусство медленно, но врнымъ шагомъ пробирается къ своему назначенію: передать вс человческія впечатлнія, т. е. жизнь во всемъ богатств ея содержанія, въ свт той истины, которую мы — невдомо и незамтно для самихъ себя — способны постичь внутреннимъ инстинктомъ нашей идеальной природы, но которая подавляется въ насъ разными ошибочными убжденіями и понятіями разсудка. Вмст съ сознаніемъ свтлетъ искусство. Вмст съ развитіемъ и распространеніемъ въ обществ философскихъ идей идеалистическаго типа, развиваются новыя требованія по отношенію къ искусству, создаются новыя эстетическія мрила, новые пріемы анализа, новая критика.
На одномъ явленіи изъ области новйшей философской критики, извстномъ въ Россіи только по наслышк, мы хотимъ на этотъ разъ остановиться, чтобы, давъ его краткую характеристику, разсмотрть на немъ нкоторые вопросы, возбуждающіе умственное броженіе современной интеллигенціи. Нсколько лтъ тому назадъ въ Лондон появилась небольшая книжка подъ названіемъ ‘intentions’, заключающая въ себ четыре статьи: ‘Паденіе лжи’, ‘Перо, карандашъ и ядъ’, ‘Критикъ какъ артистъ’ и ‘Правдивость масокъ’. Большинство этихъ статей написано въ діалогической форм съ холоднымъ блескомъ изысканно диллетантскаго, парадоксальнаго дарованія. Въ короткое время имя Оскара Уайльда стало произноситься въ разнообразныхъ кругахъ лондонскаго общества, а его рискованные, пикантные афоризмы распространялись среди разочарованныхъ героевъ аристократической богемы, какъ выраженіе самаго тонкаго и оригинальнаго художественнаго вкуса. Его манеры, смлыя и претенціозныя, его изящный костюмъ стараго стиля изъ роскошныхъ тканей, ласкавшихъ его болзненно раздраженные нервы и совершенно не гармонировавшихъ съ прозаической обстановкой лондонской жизни,— все придавало его образу какое-то новаторски-декадентское обаяніе въ глазахъ толпы, жадной ко всякимъ зрлищамъ въ литератур и жизни. Съ самаго начала его имя стало окружаться скандальной легендой. Въ суматох политическихъ треволненій, среди общей умственной озабоченности, дловыхъ операцій и научныхъ изысканій, фигура неумреннаго, изнженнаго эстетика не могла не производить самаго страннаго загадочно-притягательнаго впечатлнія. Баловень судьбы, аристократъ по умственнымъ привычкамъ, Оскаръ Уайльдъ быстро шелъ къ яркому литературному успху. Какъ вдругъ жизнь его, блестящая снаружи, но таившая въ себ внутреннія язвы, разыгралась въ гнетущую драму съ отвратительнымъ уголовнымъ финаломъ. Т самыя руки, которыя до сихъ поръ съ сладострастнымъ наслажденіемъ скользили по атласу его эксцентричнаго одянія, теперь принуждены производить грубую работу съ мучительнымъ однообразіемъ суроваго тюремнаго режима. И странно сказать — эти дв полосы его жизни, такъ рзко противорчащія другъ другу, имютъ въ себ нчто общее: его аристократическія радости были такъ-же безплодны, такъ-же оторваны отъ творческаго процесса исторіи, какъ и его монотонный, изнуряющій душу трудъ, предписанный ему въ возмездіе за нарушеніе общественной морали.
Мы остановимся преимущественно только на одной изъ статей Оскара Уайльда, въ которой авторъ передалъ намъ свои эстетическія воззрнія. Въ стать этой, представляющей протестъ противъ всякаго реализма въ литератур во имя безцльной поэтической ‘лжи’, обрисовались важнйшія его понятія, выраженныя, однако, безъ необходимыхъ логическихъ доказательствъ и поясненій. Между отдльными сентенціями нтъ связующихъ разсужденій. Врныя мысли, не соединенныя съ какою-либо опредленною философскою системою, но облеченныя въ форму дкихъ, дразнящихъ афоризмовъ, производятъ впечатлніе безпорядочнаго собранія артистически сдланныхъ драгоцнныхъ бездлушекъ. Діалоги, въ которыхъ авторъ развертываетъ свои мннія, носятъ характеръ полухудожественныхъ изліяній съ оттнкомъ то мстнаго британскаго сплина, то общеевропейской современной тоски на утонченной психологической подкладк. Обмнъ взглядовъ происходитъ между двумя лицами, изъ которыхъ одно только задаетъ вопросы, иногда проникнутые недоумніемъ но отношенію къ смлымъ парадоксамъ, отражающимъ воззрнія самого автора, иногда какъ-бы служащіе къ возбужденію новыхъ признаній своего остроумнаго собесдника.
Вс главныя мысли вращаются около одной темы: въ какихъ отношеніяхъ находятся между собою природа и искусство, жизнь и творчество? Оскаръ Уайльдъ съ первыхъ-же страницъ заявляетъ себя убжденнымъ сторонникомъ самого свободнаго искусства. Все реальное въ обычномъ смысл слова вызываетъ въ немъ злую усмшку, а иногда и открытое презрніе. Онъ сторонникъ того, что невидимо чувственному глазу, того, что не су шествуетъ въ области нашего житейскаго опыта, но что само заключаетъ въ себ силу, творящую разныя формы исторической дйствительности. Лучшіе художники никогда не были реалистами. никогда не слдовали за жизнью, но въ своихъ произведеніяхъ всегда бросали идеи, мысли, которыя, перелившись въ общество, создавали въ немъ новыя настроенія, возбуждали и направляли извстныя умственныя теченія. Отрицая всякую дйствительность, какъ силу мертвую, пассивную, Оскаръ Уайльдъ противопоставлялъ ей силу вымысла, силу фантазіи, которую, онъ, при своей склонности къ рискованнымъ эксцентрическимъ терминамъ, называетъ ложью. Эта ложь, говоритъ онъ, очаровываетъ, восхищаетъ, даетъ удовольствіе. Это единственный видъ лжи, стоящій выше порицанія, потому что ложь въ искусств — практически безцльна, имя при этомъ высокую эстетическую задачу. Сотканная изъ высшихъ поэтическихъ идей, она является тою цвтною средою, черезъ которую должно пройти всякое воспріятіе природы, всякое жизненное впечатлніе. Не только люди подражаютъ тому новому, что находитъ свое законченное выраженіе въ искусств, но и сама природа подражаетъ тмъ новымъ краскамъ, которыми талантливые живописцы передаютъ ее на своихъ холстахъ. Откуда, если не отъ импрессіонистовъ, спрашиваетъ Уайльдъ, взялись эти удивительные коричневые туманы, которые разстилаются по лондонскимъ улицамъ, заволакивая газовые фонари и превращая дома въ какія-то чудовищныя тни? Кому, какъ не имъ, мы обязаны этой серебристой мглою, которая стелется надъ нашей ркой и придаетъ томительную грацію изгибу моста и покачивающимся судамъ? Необыкновенная перемна, происшедшая за послднія десять лтъ въ климат Лондона, находится всецло въ зависимости отъ извстной школы искусства. ‘Вы улыбаетесь, говоритъ выразитель авторскихъ идей въ діалог. Но разсмотрите предметъ съ научной или метафизической точки зрнія и вы убдитесь, что я правъ. Что такое, въ самомъ дл, природа? Природа не есть та великая мать, которая родила насъ. Нтъ, она сама есть наше созданіе. Она оживаетъ только въ нашемъ мозгу. Предметы существуютъ потому, что мы ихъ видимъ. Они существуютъ такими, какими мы ихъ видимъ, а то, какими они намъ кажутся, зависитъ отъ искусствъ, вліяющихъ на насъ своими идеями. Смотрть на предметъ не значитъ еще видть его. Мы начинаемъ видть вещи только съ того момента, когда мы начинаемъ различать ихъ красоту’. Къ этимъ общимъ разсужденіямъ о взаимныхъ отношеніяхъ между природой и искусствомъ, опирающимся на новйшую науку и метафизику, Оскаръ Уайльдъ присоединяетъ еще одинъ тезисъ, занимающій въ его міровоззрніи чрезвычайно важное мсто. Искусство, не слдующее за природою, такъ сказать, законодательствующее надъ всми формами жизни, искусство, чуждое всякихъ утилитарныхъ соображеній, это искусство не выражаетъ ничего, кром самого себя. ‘Вотъ принципъ моей новой эстетики’, заявляетъ Оскаръ Уайльдъ. Конечно, народы и отдльные люди, съ ихъ здоровой естественной суетностью, которая есть секретъ всякаго существованія, полагаютъ, будто музы говорятъ именно о нихъ, и потому стараются въ спокойномъ благородств художественной фантазіи найти отраженіе ихъ взбаломученныхъ страстей, упуская при этомъ изъ виду, что пвецъ жизни не Аполлонъ, а Марсъ. Чуждаясь всякой дйствительности, отвращаясь и отъ замогильныхъ тней, искусство обнаруживаетъ ему одному свойственное совершенство, и изумленная толпа воображаетъ, что чудесныя откровенія многолиственной поэтической фантазіи есть исторія ея собственнаго духа въ новыхъ формахъ. Но это не такъ. Истинное искусство отбрасываетъ тяготу людской психологіи и выигрываетъ боле отъ созданія собственныхъ сюжетовъ, чмъ отъ энтузіазма черни, чмъ отъ всхъ этихъ возвышенныхъ страстей или отъ переворотовъ въ сфер человческаго сознанія. ‘Искусство развивается исключительно по своимъ собственнымъ законамъ. Оно не есть символъ никакого вка. Вка суть его собственные символы’. Дв вещи, которыхъ постоянно долженъ избгать истинный артистъ — это современность формы и современность замысла. Для насъ, живущихъ въ девятнадцатомъ столтіи, всякое столтіе представляетъ подходящій матеріалъ для творчества, кром нашего собственнаго. Единственно красивые предметы — т, которые не задваютъ нашихъ интересовъ. Именно потому, что Гекуба — ничто для насъ, ея печали являются превосходнымъ мотивомъ для трагедіи. Все современное очень скоро становится старомоднымъ.
Вотъ два новыхъ положенія въ эстетик Оскара Уайльда: во-первыхъ, искусство не слдуетъ за природою, ничего не заимствуетъ изъ жизни людей, во-вторыхъ, искусство, врное своимъ самостоятельнымъ законамъ, не должно быть и не можетъ быть символичнымъ. При изложеніи перваго изъ этихъ тезисовъ Оскаръ Уайльдъ сдлалъ, какъ мы видли, ссылку на новйшую науку и метафизику. Въ самомъ дл, въ этихъ мысляхъ — несмотря, съ одной стороны, на излишество въ реакціи противъ всякаго реализма, и съ другой стороны — на ограниченность и узкость въ пониманіи жизненныхъ процессовъ, есть нкоторая философская правда, просвчивающая сквозь парадоксальную форму. Природа, какъ мы ее знаемъ, во всемъ разнообразіи ея проявленій, существуетъ не вн насъ, а въ нашихъ собственныхъ ощущеніяхъ, переработывающихся въ представленія, образы и цльныя умственныя картины. Каждая перемна въ области нашихъ идей, самая незначительная реформа въ сфер нашего сознанія, извстнымъ образомъ должны отразиться на содержаніи и характер этихъ ощущеній,— на томъ, что мы именуемъ, на язык повседневнаго опыта, нашимъ воспріятіемъ природы. По мр развитія нашихъ понятій, утончается созерцаніе природы. Поле чувственнаго зрнія обогащается новыми отттнками. Краски природы согрваются нашими чувствами и страстями и какъ-бы сливаются съ отдльными актами нашей душевной жизни. Природа раскрывается и развивается вмст съ усложненіемъ и усовершенствованіемъ нашихъ познавательныхъ и умственныхъ силъ. Можно сказать, что каждый оригинальный художникъ видитъ природу въ новомъ свт, видитъ въ ней то, чего не видятъ другіе и, рисуя ее красками собственнаго воображенія, пріучаетъ нервныхъ и тонкихъ людей переносить эти краски въ живое воспріятіе вншнихъ картинъ. Усматривая въ лондонскомъ туман новый цвтовой оттнокъ, недоступный прежнимъ наблюдателямъ, талантливый художникъ вызываетъ прогрессивное измненіе въ чувственномъ горизонт лондонскаго жителя, казавшемся окончательно недоступнымъ какимъ-либо переворотамъ. Чуткія, легко вибрирующія художественныя натуры раньше другихъ даютъ откликъ на духовныя вянія, еще не начавшіяся въ жизни, но уже прорвавшіяся изъ какихъ-то невдомыхъ глубинъ въ той области, гд идетъ напряженная, вдохновенная работа научно-философской мысли. Омывая живою водою, почерпнутою изъ источника чистаго мышленія, матеріалы житейскаго опыта, художники и поэты преображаютъ ихъ, сообщаютъ имъ новый смыслъ и такимъ образомъ, въ свою очередь, длаютъ изъ нихъ источникъ новыхъ умственныхъ воспріятій. Искусство, съ постояннымъ расширеніемъ своихъ эстетическихъ горизонтовъ и средствъ художественной переработки впечатлній, является однимъ изъ самыхъ могущественныхъ посредниковъ между отвлеченными истинами науки и философіи и толпою, которая отрзана отъ этихъ истинъ неразвитостью своего духовнаго сознанія. Какъ это ни странно сказать,— холодная, безстрастная наука, живущая безплотными идеями, вливаясь въ прекрасныя формы искусства, становится достояніемъ массъ — темныхъ, но всегда жаждущихъ свта.
Исходя, какъ мы показали -выше, изъ врныхъ научныхъ основаній въ своихъ разсужденіяхъ о преобладаніи искусства надъ природою, Оскаръ Уайльдъ не сумлъ сдлать изъ нихъ всхъ тхъ выводовъ, которые слипаютъ всякій творческій процессъ съ безсознательнымъ источникомъ духовной жизни. Въ его диллетантскомъ изображеніи искусство, оторвавшееся отъ грубо-догматическаго реализма, въ то-же время теряетъ свою внутреннюю связь съ міромъ возвышенныхъ идей, съ міромъ метафизической истины. Искусство не должно быть символично, говоритъ этотъ болзненно-эксцентричный рыцарь безпредметной эстетики. Искусство не должно быть символичнымъ — это значитъ, что, отршившись отъ обманчивыхъ иллюзій житейскаго опыта, оно не должно заимствовать своего содержанія, своихъ настроеній, своихъ замысловъ изъ тхъ духовныхъ глубинъ, въ которыхъ личность неразрывно связана съ безконечнымъ и изъ которыхъ рождается ея поэтическій, творческій экстазъ. Искусство не должно быть символичнымъ — это значить, что выйдя на свтлый путь критическаго идеализма, оно должно превратиться въ безплодную, безцльную, ничего не значащую игру пустого воображенія. Отрицая, какъ предметъ художественной обработки, и энтузіазмъ массовыхъ движеній и даже вообще всякую человческую психологію, Оскаръ Уайльдъ отнимаетъ у искусства тотъ предметъ, т матеріалы, которые составляютъ неизбжный элементъ въ артистическомъ созерцаніи художника и къ которымъ прилагается его творческая дятельность. Символичность искусства есть ясность, прозрачность его образовъ, открывающая доступъ нашему умственному взору въ міръ свободныхъ идей науки и метафизики, и на извстной стадіи человческаго просвтленія искусство не можетъ не быть символичнымъ. Темнота и непроницаемость изображенія— неспособность его передавать идеи высшаго порядка — есть только показатель низкой умственной культуры поэта. Въ свт разума, чистаго отъ обмановъ и ошибокъ эмпирическихъ представленій, каждый образъ пріобртаетъ свой настоящій смыслъ, свое настоящее мсто въ общей міровой систем и потому неизбжно становится тонкимъ, прозрачнымъ, символичнымъ.
Мы отмтили существенные пункты въ незаконченномъ, сбивчивомъ міровоззрніи Оскара Уайльда, выразившіеся въ его стать ‘The decay of lying’. Другія статьи его, о которыхъ мы упоминали выше, его разсужденія о задачахъ критики, объ ‘антиморальномъ’ характер всякаго искусства, являются приложеніемъ и разработкой — въ той-же афористической и парадоксальной форм — разсмотрнныхъ нами эстетическихъ тезисовъ. Романистъ и даже драматургъ съ яркими красками и сладострастными настроеніями, Оскаръ Уайльдъ длаетъ иногда интересныя и мткія замчанія по разнымъ теоретическимъ вопросамъ литературы Статьи его о задачахъ артистической критики отличаются мастерствомъ изложенія и моментами открываютъ какіе-то просвты къ самому центру творческаго процесса. Отдльныя изреченія его кажутся какъ-бы выхваченными изъ боле широкой и глубокой философской системы, но въ общемъ даже эти діалоги о критик носятъ на себ печать какой-то роковой безплодности эстетическихъ мыслей, оторванныхъ отъ питающихъ корней послдовательнаго идеализма. Легко и самоувренно переходя отъ предмета къ предмету, Оскаръ Уайльдъ задваетъ по пути и вопросы этическаго характера, но, отвернувшись отъ возвышенныхъ загадокъ міра, онъ не могъ и здсь сказать ничего особенно существеннаго и серьезнаго. Его игра ‘антиморальными’ парадоксами не отличается даже самостоятельностью мысли. Его оппозиція общественнымъ нравамъ по смыслу своему иметъ нчто общее съ своеобразнымъ протестантствомъ Фридриха Ницше, но соціальная критика Оскара Уайльда, раздражительная и нсколько безсильная, скользитъ по поверхности предмета, тогда какъ борьба Ницше, съ самаго начала его литературной карьеры, идетъ путемъ научныхъ обобщеній и философскихъ выводовъ.