Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
‘ОШИБКИ МОЛОДОСТИ’.
‘Ошибки молодости’, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Время подъ вечеръ. Въ трактир ‘Пекинъ’, что близь Апраксина двора, сидитъ компанія рыночниковъ и бражничаетъ. Столъ обильно уставленъ опорожненными графинчиками и пивными бутылками. На тарелкахъ видны объдки бутербродовъ. Лица присутствующихъ красны. Идетъ оживленная бесда о томъ, что ‘нон времена не т, покупатель больно дикъ сталъ и никакъ ты его не взнуздаешь’.
— Жиды его мысли дешевыми товарами разбили — вотъ онъ и мечется, какъ угорлый, да ищетъ алтыннаго за грошъ, доказываетъ кто-то.— Прежде хоть съдобная часть въ однхъ нашихъ рукахъ была, а нон жидъ и въ бакалею влзъ. Даже вонъ искуственное масло какое-то изъ жиру, да изъ сальныхъ огарковъ придумали и выдаютъ его за подержанное, ну а покупателю было бы только дешево, да сердито.
Одинъ купецъ съ подстриженной бородой сидлъ молча и читалъ афиши, но вдругъ вскрикнулъ:
— Ребята, что черныхъ-то кобелей на-бло перемывать! Отъ жида ни крестомъ, ни пестомъ не отдлаетесь, значитъ и словесность эту надо бросить. Въ среду вотъ бенефисъ Струйской. Актриса очень чувствительная насчетъ игры. Сыпьте ка на ложу въ складчину, кто во что гораздъ. Шесть носовъ тутъ насъ въ сбор, вотъ вс въ литерную втораго яруса съ комнаткой и залземъ. А съ комнаткой чудесно. Можно провіанту съ собой захватить, да въ антрактахъ и глотать по рюмочк эту самую контрабанду. Запершись, такъ никто не увидитъ.
— А какая игра будетъ? послышался вопросъ.
— Ужъ коли у Струйской въ бенефис, то само-собой чувстительная. Одного носоваго платка мало, припасай два. Старые актеры въ своихъ ошибкахъ молодости будутъ каяться.
— Врешь!?
— Читай. Видишь: ‘Ошибки молодости’, показалъ купецъ афишу и ткнулъ въ нее пальцемъ.
— Тсъ! покачалъ головой купецъ-борода клиномъ.— И въ самомъ дл ‘Ошибки молодости’. Поди-жь ты, до чего нон актеръ ухищряется! Не плоше жида. Душу свою для заманки публики очищать хочетъ. Только вдь тутъ, поди, настоящей очистки не жди, а такъ только одинъ туманъ напустятъ.
— Въ смертныхъ-то грхахъ покаются, а у кого какое уголовное чувство есть, разумется, схоронятъ. Хоть и театральная игра, а все-таки зачмъ на рогатину лзть?
Въ афишу заглянулъ купецъ борода-лопатой и сказалъ:
— Ты говоришь старые актеры каяться будутъ, а тутъ вонъ и Петипа выставленъ.
— Такъ чтожъ что Петипа! Этотъ хоть и изъ молодыхъ, да ранній. У него хоть и у молодаго, а театральныхъ-то грховъ страсть сколько! Вотъ первый грхъ ужъ въ томъ состоитъ — сколько отъ него дуръ на стну ползло. Знавалъ я одну лабазницу, такъ та, насмотрвшись на него въ театр, даже извращеніе мыслей получила. Все была Марья Тарасьевна, а тутъ вдругъ приказала себя звать Петипа Тарасьевна и шестнадцать евонныхъ портретовъ въ разныхъ видахъ у себя въ квартир развсила. Вдова она, мужа-то не было, такъ и обуздать было не кому. Да, разъ что-же: даже на вексел хотла подписаться Петипой Тарасьевной. Хорошо, что деверь узналъ, ну и поучилъ маленько по родственному.
— И Нильскій будетъ въ ‘Ошибкахъ молодости’ каяться?
— Будетъ. Онъ барона играетъ. Покаянная роля должна быть охъ какъ велика!
— Ну, а Бурдинъ?
— Этого въ афиш нтъ. Чудакъ человкъ, каяться надо все-таки стоя, а онъ при его безножіи стоять не можетъ.
— Такъ что-жъ, что стоять не можетъ? По немощамъ можно не только что сидя, а и лежа. Пускай-бы его вынесли на носилкахъ. Его все-таки очень интересно было-бы послушать.
— Ну, ужъ на нтъ и суда нтъ. Вотъ Сазоновъ должно быть большое покаяніе произведетъ. Онъ будетъ какого-то Сарматова играть. Полонскій тоже свою душу выворотитъ.
— Въ чемъ Савина-то будетъ каяться?
— Найдется въ чемъ. Помнишь, у ней съ сочинителемъ Александровымъ междометіе на сцен вышло изъ-за того, чтобъ въ окошко прыгать? Вотъ въ междометіи и покается. Сама Струйская, я думаю, выйдетъ на сцену, да просто безъ дальнихъ разговоровъ и зальется слезами, благо на этотъ счетъ она мастерица. А ужъ тамъ публика догадывайся сама — въ чемъ гршила и объ чемъ плачетъ.
— А Зубовъ играетъ?
— Нтъ, видно побоялся свою душу передъ публикой очищать. И на разовые даже рукой махнулъ. Такъ что-же, ребята, сыпьте на ложу-то,— снова обратился купецъ съ подстриженной бородой. Мебельщикъ! раскошеливайся ты первый. По вашей торговл теперь снокосъ. Прожертвуй хоть рзьбу съ зеркала.
— Обирай сайки съ квасомъ! Стулъ буковый гнутый жертвую!— откликнулся мебельщикъ.— Ужъ куда не шло! Ну, а вы, господинъ фруктовщикъ, чмъ насъ обрадуете?
— Полтора четверика брусники съ нашего рыла получайте,— далъ отвтъ фруктовщикъ.
— Что ты за святой? Брусника-то нон почемъ? Дешевле пареной рпы, а на ложу съ угощеніемъ все надо пятнадцать рублей собрать. Прибавь хоть дв пары арбузовъ. Стыдись сквалыжничать.
— Жирно будетъ. Ну, да ладно, банку килекъ жертвую.
— Прекрасно, такъ и запишемъ. Ну, а вы, ‘продажа волоса, пуху, полупуху и щетины купца Затыканьева’, что жертвуете?
— Четыре фунта обойнаго волоса.
— Прибавь что-нибудь, вдь эдакъ не соберешь.
— Нельзя, нон волосъ въ цн. Да ты посмотри какой у меня волосъ-то! Я посмотрю вотъ, чмъ ты самъ насъ обрадоваешь.
— Я? Я на театральное удовольствіе всегда готовъ,— отвчалъ купецъ подстриженная борода.— Цненъ нашъ сапожный товаръ, ну, да ужъ гд наше не пропадало, получайте калоши кимрятской работы. Теперь за вами остановка, ваше степенство,— обратился онъ къ усатому краснолицему купцу.
Тотъ почесалъ затылокъ.
— Товаръ-то нашъ такой…— сказалъ онъ.— Не знаю ужъ какую цнность теб и пожертвовать. Ну, да ладно, считайте пять фунтовъ желзныхъ заклепокъ, да пудъ вохры. Пожалуй, небольшую малярную кисть прибавлю.
— И это доброму вору въ пору. Краснорядецъ, ты послдній, вершай дло!
— Торгуемъ плохо,— отвчалъ краснорядецъ.— Видно за грхи… Въ своихъ грхахъ надо каяться, а не на чужое покаяніе смотрть. Одно, ужъ только, чтобъ отъ людей не отставать. Пятнадцать аршинъ рубашечнаго ситцу, такъ и быть, бери!
— Ну, вотъ и вс. Вносите, господа, соотвтствующія деньги. Сейчасъ мальчишку за ложей пошлемъ.
Купцы взялись за бумажники. Въ отдаленіи сидлъ еще купецъ и прислушивался.
— Допустите въ компанію освтительный матеріалъ,— обратился онъ къ компаніи.— Госпож Струйской полъ-пуда керосину прожертвовалъ-бы.
— Нтъ, ужъ тсно будетъ. Насъ и то шестеро,— отвчалъ сборщикъ.— Придется вамъ кресло взять.
— Кресло! Кресло-то и десяти фунтами стеариновыхъ свчъ не угнешь. Коли ежели мы незнакомы, то позвольте рекомендоваться. У меня вотъ тутъ свчная лавка.
— Ребята, да что-жъ тутъ! Примемъ его. Ей-ей, и въ семеромъ въ литерной-то лож будетъ не тсно,— предложилъ кто-то, и предложеніе было принято.
— Теперь, господа, бенефисъ Струйской спрыскивать!— воскликнулъ сборщикъ.— На то она и Струйская, чтобъ намъ въ себя струю пустить! Мальчикъ! Тащи сюда средственный графинчикъ гореусладу благо!