Ошибка, Кудрявцев Петр Николаевич, Год: 1845

Время на прочтение: 42 минут(ы)

ОШИБКА.

Драматическій анекдотъ.

(Н. В. А.)

…Такъ ненависти нтъ
Въ душ твоей небесной, донна-Анна?
А. Пушкинъ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

М-me Ленцъ, молодая вдова.
Жоржъ, художникъ.
Лида.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Теплый лтній вечеръ. Густой садъ, освщенный косвенно-падающими лучами солнца. На скамь, подъ тнью липъ, M-me Ленцъ и Жоржъ.
Лида проходитъ въ отдаленіи.

M-me Ленцъ.— Мы не кончили нашего разговора…
Жоржъ.— Я не знаю, стоитъ ли труда возобновлять его.
М-me Ленцъ.— Потому-что вы упрямо остановились на одной мысли, и хоть чувствуете сами, что въ ней есть зародышъ болзни, однако отрекаетесь даже отъ желанія искать средствъ противъ нея.
Жоржъ.— Отъ-того, что я много врю въ силу натуры, которая сильне теорій. Каждый изъ насъ долженъ остаться въ своихъ склонностяхъ тмъ, чмъ создала его природа. Я точно такъ же не могу убить въ себ моего эгоизма, какъ вы не можете задушить въ себ вашей горячности въ сочувствіи къ другимъ. Да и къ-чему?
М-me Ленцъ.— Если вы говорите о себ, то — къ тому, чтобъ быть немного — больше человкомъ…
Жоржъ.— Но я ужь давно уступилъ вамъ это преимущество.
М-me Ленцъ.— Безъ ироніи, Жоржъ, Я тутъ не длаю никакихъ притязаній ни въ пользу свою, ни въ пользу нашего пола вообще. Я хочу только вашего сознанія, что вамъ не достаетъ, можетъ-быть, наиболе человческой стороны.
Жоржъ.— Если угодно, я сдлаю вамъ въ сотый разъ это признаніе.
М-me Ленцъ.— И не пойдете дале?
Жоржъ.— Къ-сожалнію, природа не дала мн никакихъ средствъ.
М-me Ленцъ.— Вотъ ужь тотчасъ жалоба и на природу! Замтьте, однако: на свой счетъ, можетъ-быть, скоре всего можно ошибиться.
Жоржъ.— Что же прикажете длать?
М-me Ленцъ.— Попробуйте дйствовать съ другой точки зрнія, испытайте хоть разъ свою способность самопожертвованія…
Жоржъ.— Испытайте свою способность, которой вы не имете!.. Вы хотите, чтобъ я смялся? Но продолжайте: я люблю васъ слушать. Право, у меня такъ много въ памяти вашихъ словъ.
М-me Ленцъ.— Благодарю за честь. Вы, однако, даете совсмъ не тотъ толкъ словамъ моимъ. Я хочу, чтобъ вы испытали способность, которой вы въ себ только не подозрваете. У меня есть это предубжденіе въ пользу художнической натуры: я никакъ не могу предположить въ ней того недостатка, который вы себ навязываете, словомъ, я предчувствую въ васъ то, чего вы сами въ себ не видите.
Жоржъ.— Значитъ, въ васъ много вры, но это еще нисколько не помогаетъ моему неврію. Когда я васъ слушаю, я врю вамъ, но себ… себ я не врю еще боле.
М-me Ленцъ.— Какъ неврующій, вы требуете доказательствъ? Попробую говорить примрами… Надобно, впрочемъ, признаться, доказывать я умю всего мене.
Жоржъ.— Вы думаете и говорите но вдохновенію?
М-me Ленцъ.— Если угодно. Однако, я хочу сдлать опытъ… Въ природ есть силы, которыхъ существованія не подозрвали цлыя тысячелтія, и которыя, однако, всегда были въ ней дятельны. Если не подозрвали, значитъ и не признавали. Но представился случай — существованіе силъ замтили, и вотъ ужь мы располагаемъ ими для нашей собственной пользы. Какъ вамъ кажется мой примръ?
Жоржъ.— Стало-быть, надобно ожидать случая?
М-me Ленцъ.— Можетъ-быть, достаточно быть внимательне къ самому-себ.

(Лида молча проходитъ мимо.)

Жоржъ (слдуя за ней глазами).— Что за чудный профиль!
M-me Ленцъ.— Вся головка удивительно-изящна. Вы, какъ художникъ, должны были замтить это.
Жоржъ.— По-моему, это одинъ изъ самыхъ рдкихъ экземпляровъ. Есть какая-то невыразимая грація во всхъ линіяхъ, и потомъ эта прелесть выраженія, которой я ни съ чмъ не умю сравнить. Я нсколько разъ пробовалъ схватить ея черты на бумаг и никогда не былъ доволенъ своей работой.
М-me Ленцъ.— И вы знаете, что это выраженіе не обманъ?
Жоржъ.— Было бы очень-странно сомнваться въ этомъ. И потомъ, это тайное наслажденіе, которое чувствуешь, смотря на нее… я не думаю, чтобъ оно происходило лишь отъ вліянія одной вншней красоты.
М-me Ленцъ.— Я всегда была уврена въ вашей способности цнить вещи по справедливости, и очень-рада, что не ошиблась на этотъ разъ. Лида — чудесная двушка, Я люблю ее мужскою любовію. Невозможно не привязаться къ ней сильно и страстно…
Жоржъ.— Что вы хотите сказать?
М-me Ленцъ.— Что я люблю ее не какъ сестра, не какъ подруга, а — какъ любовникъ, можетъ-быть… По-крайней-мр, я не умю вамъ иначе объяснить. Вы сказали, что чувствуете наслажденіе?.. Позвольте замтить, что вы возбуждаете во мн ревность…
Жоржъ.— Въ такомъ случа, вы нехорошо меня поняли.
М-me Ленцъ.— Можетъ-быть, я бы должна понимать только наслажденіе художника?..
Жоржъ.— Никакъ не боле.
М-me Ленцъ.— И вы ужь задавали себ этотъ вопросъ и ршили его?
Жоржъ.— Говоря правду, до-сихъ-поръ онъ не приходилъ мн въ голову,— доказательство, что не было къ нему никакого повода.
М-me Ленцъ.— Доказательство, что вы очень-слпы къ себ. Жоржъ (смотря ей въ глаза).— Вы думаете?
М-me Ленцъ.— Не теперь только — я думаю объ этомъ давно… Хотите ли, чтобъ я была съ вами откровенна?
Жоржъ.— Иначе я не буду слушать васъ.
М-me Ленцъ.— Я наблюдаю за вами давно, то-есть за вами и за Лидою, и дивлюсь… дивлюсь, какъ вы до-сихъ-поръ столько слпы къ себ.

(Жоржъ задумывается.)

М-me Ленцъ.— Думаете ли-вы, что мы всегда, т. е. во всякую минуту нашей жизни, знаемъ себя больше, чмъ другіе знаютъ насъ? думаете ли, что не бываетъ такихъ минутъ, когда мы измняемъ себ передъ другими, вовсе и не подозрвая, чтобъ въ насъ были тайны отъ другихъ? Вы живой примръ, какъ это можетъ быть.
Жоржъ (выходя изъ задумчивости).— Можетъ-быть, вы имете нкоторое право говорить такъ, однако я имю больше права думать на-оборотъ.
М-me Ленцъ.— То-есть, вы остаетесь при своей обыкновенной arri&egrave,re-pens&egrave,e? О, она вашъ всегдашній и самый опасный врагъ, червь, который подтачиваетъ ваши лучшія чувства!
Жоржъ (подумавъ съ минуту).— Но не-уже-ли вы не шутя видите тутъ признаки любви?
М-me Ленцъ.— Я удивляюсь только, какъ можно не видть ихъ? Одинъ вопросъ, но прошу отвчать искренно: скажите, что привязываетъ васъ къ этому дому, къ этому семейству? Отецъ, мать Лиды, или ея братья?
Жоржъ.— Но такъ отвчать невозможно: вы раздробляете мою привязанность на отдльные предметы и такимъ-образомъ приводите ее къ нулю.
М-me Ленцъ.— Я бы желала знать, какъ сохранится ваша привязанность, раздленная одинаково между всми, какъ сохранится она, когда не будетъ здсь Лиды…
Жоржъ.— Очень-вроятно, что она останется въ прежнемъ вид. А разв Лида…?
М-me Ленцъ.— Это ужь, почти ршено. Искательства этого господина, въ которомъ вы видите самого Ноздрева подъ формою Манилова, — хоть я и не понимаю, какъ могутъ соединиться въ одномъ лиц такія противоположности, — искательства этого господина наконецъ достигаютъ своей цли: на-дняхъ будетъ помолвка его съ Лидою…
Жоржъ (встревоженный).— Это было бы одно изъ самыхъ возмутительныхъ длъ… Но — вы только шутите? Вы хотите, можетъ-быть, на минуту взять роль демона-искусителя? Эта роль къ вамъ такъ мало идетъ.
М-me Ленцъ.— Я была бы рада, еслибъ могла подать себ и вамъ какую-нибудь надежду… Но я знаю отъ Лиды, что судьба ея ршена… Бдная, какая судьба! Я удивляюсь, видя, что она можетъ говорить объ этомъ безъ слезъ, но она мн сказала, что у нея ужь нтъ больше слезъ… О, вы не знаете, что за мучительное состояніе начинается для женщины, когда она выплакала вс свои слезы!.. Сколько изнурительно-горькихъ ночей должна она провести напередъ, чтобъ прійдти наконецъ къ этому послднему состоянію, въ которомъ ужь нтъ больше никакой отрады!.. И въ такомъ возраст, какъ Лида!.. Взгляните на лицо ея, если не врите мн.
Жоржъ.— Я давно видлъ въ немъ перемну, но… у меня свой взглядъ на вещи: мн кажется, что оно получило именно тотъ оттнокъ, котораго ему не доставало. Я не любилъ бы лица, на которомъ можно читать одно здоровье, одну веселость…
М-me Ленцъ.— Безжалостный! Вы, однако, не говорили бы такъ, еслибъ знали, какъ она любитъ васъ…
Жоржъ (съ худо-скрытымъ любопытствомъ).— Будто вы такъ уврены въ этомъ?..
М-me Ленцъ.— Если хотите, она никогда не говорила мн прямо: ‘я люблю Жоржа’…
Жоржъ.— Какъ?.. повторите, ради Бога…
М-me Ленцъ.— Она никогда…
Жоржъ (перерывая).— Послднія слова…
M-me Ленцъ (улыбаясь).— ‘Я люблю Жоржа’ — этихъ словъ я никогда отъ нея не слыхала, и, можетъ-быть, никогда не услышу, если не… Договорите сами.
Жоржъ.— Въ такомъ случа, вы очень можете ошибаться!
М-me Ленцъ.— Да, еслибъ я была въ такомъ же возраст, какъ она. Но если, на-примръ, берегутъ каждую вещь, которая можетъ напомнить о васъ, если спшатъ исполнить ваше малйшее желаніе, которое вы высказали какъ-то случайно, мимоходомъ, если среди самой глубокой, ничмъ-неразвлекаемой задумчивости, быстро, въ одно мгновеніе отзываются на ваше имя, если слушаютъ съ жадностію, что говорятъ о васъ, если, наконецъ, не умютъ скрыть своего волненія, ни своей задушевной радости, когда вы только входите… Жоржъ, не-уже-ли и тутъ еще есть іероглифы?..
Жоржъ.— И вы не думаете, что это лишь шалость молоденькой двушки? Вы уврены, что тутъ есть любовь, какъ, на-примръ, вы ее понимаете?
М-me Ленцъ.— Жоржъ, вы оскорбляете ее, вы оскорбляете самую любовь въ лиц ея, говоря эти праздныя слова. Будемъ говорить такъ искренно, какъ только вы можете. Я начинаю первая: только потому, что я глубоко уважаю васъ и отъ всей моей души хочу вамъ полноты счастія, какъ и Лид, только потому ршилась я сказать вамъ любовь ея. Я горячо люблю Лиду, и ея чувства для меня — святыня, которой бы я никогда не позволила себ выдать вамъ, еслибъ не знала васъ, еслибъ не была уврена, что вы точно такъ же можете составить ея счастіе, какъ свое собственное. Что скажете вы еще, несносный человкъ?
Жоржъ (цалуя ея руку).— Благодарю васъ. Въ лиц васъ я научился больше, чмъ когда-нибудь, цнить и уважать женщину.
М-me Ленцъ.— Не о томъ рчь, Жоржъ. Въ вашей признательности ко мн вы объяснитесь когда-нибудь посл: такое объясненіе я прійму охотно. Но теперь рчь о Лид, о любви ея къ вамъ. Знаете вы, почему такъ долго носитъ она эту прическу? Потому-что вы разъ похвалили ее. Знаете вы, почему она любитъ долго сидть здсь по вечерамъ? Потому-что это ваше любимое мсто. Знаете вы также, что фіалка, которою вы такъ часто любовались въ этомъ саду, стоитъ ужь на окн ея комнаты? Знаете вы наконецъ, что у нея есть локонъ вашихъ волосъ?..
Жоржъ (съ изумленіемъ).— Какъ это? Разв я могу бросать свои волосы, какъ бросаю перчатки?
М-me Ленцъ.— Я не знаю: это ея тайна, и только случай открылъ мн, что эти волосы — ваши.
Жоржъ.— Странно, если это правда!
М-me Ленцъ.— Вы забываете, что любовь творитъ чудеса, если только она истинная любовь. Жоржъ, отвчайте же мн что-нибудь!
Жоржъ.— Но вдь есть же какое-нибудь средство спасти ее отъ этой бды…
М-me Ленцъ.— Которой?..
Жоржъ.— Я хочу сказать — спасти ее отъ рукъ этого негодяя. Если я могу тутъ что-нибудь сдлать, располагайте мною.
М-me Ленцъ.— Значитъ — если не любви, вы доступны по-крайней-мр состраданію? Признакъ добраго сердца, въ чемъ, впрочемъ, я никогда и не сомнвалась. Но вотъ бда, Жоржъ, наша общая съ вами бда: передъ этимъ человкомъ, котораго вы такъ ршительно называете негодяемъ, мы съ вами ровно ничего не значимъ, отецъ и мать Лиды влюблены въ него, все, что они видятъ въ немъ, по ихъ мннію, есть предметъ для уваженія, образецъ для подражанія…
Жоржъ.— И можно быть до такой степени слпу?..
М-me Ленцъ.— Можно, очень-можно: вы можете судить по вашему собственному примру. Съ своей точки зрнія, они, можетъ-быть, даже и боле правы, чмъ вы.
Жоржъ.— Однако, вдь есть же какое-нибудь средство, вдь не можетъ же быть, чтобъ совершилось это постыдное дло?
М-me Ленцъ.— Если хотите, есть одно, и довольно-врное, оно, впрочемъ, все въ вашей вол.
Жоржъ.— Вы хотите сказать…
М-me Ленцъ (перерывая).— Я еще ничего не сказала, Жоржъ. Отвчайте мн искренно, положивъ руку на сердце: это сердце — не занято?.. вы — свободны?
(Жоржъ хочетъ отвчать и останавливается На первомъ слов).
М-me Ленцъ.— Вы колеблетесь?.. Или вы совершенно-свободны, или вы не хотите сказать мн, что любите Лиду?..
Жоржъ.— Но… вы знаете, на подобные вопросы только въ восьмнадцать лтъ отвчаютъ такъ скоро… Притомъ же, во всякомъ случа…
М-me Ленцъ.— Никакихъ случаевъ, мой другъ. Случай только одинъ, и притомъ такого рода, что, опустивъ его, можно многаго лишиться навсегда, замтьте это — навсегда, а это многое, можетъ-быть, само счастіе.
Жоржъ.— Но… если вы требуете отъ меня жертвы?..
М-me Ленцъ.— А! въ такомъ случа, я молчу, Жоржъ. Вы человкъ свободный, и я не имю никакого права требовать отъ васъ пожертвованіи. Мы можемъ перемнить разговоръ. Скажите, какъ идетъ ваша работа? Надюсь, она близка къ концу?
Жоржъ.— Если вы разумете ‘Лучію’, то въ эту минуту, по-крайней-мр, я очень сомнваюсь, чтобъ она когда-нибудь пришла къ концу…
М-me Ленцъ.— Стыдитесь, Жоржъ! Это было бы жалко, безконечно жалко! Не увряли ли васъ вс, не говорили ли вы сами десять разъ, что вамъ еще не удавалась столько ни одна изъ вашихъ картинъ? Помните ли — вы пришли сюда съ такимъ самодовольствомъ, съ такимъ бодрымъ духомъ, принесли намъ такъ много веселости, счастія какого-то, и все отъ-того, что художническая ваша совсть была вполн удовлетворена успхомъ работы? Скажите, куда двали вы этотъ прекрасный духъ? что привело васъ въ отчаяніе? А я-было такъ радовалась за васъ…
Жоржъ.— Что привело меня въ отчаяніе? Минута… Въ художнической жизни бываютъ такія несчастныя минуты, что одинъ взглядъ губитъ иногда въ нашихъ глазахъ плодъ работы долговременной, а можетъ-быть даже и плодъ вдохновенія… Разъ взглянувъ на свое произведеніе этимъ демонически-враждебнымъ взглядомъ, вы уже потомъ не помиритесь съ нимъ никогда. И бда, если такая несчастная минута застигнетъ васъ еще до окончанія вашей картины: въ такомъ случа можете быть уврены — она никогда не будетъ окончена: тотъ же бсъ будетъ останавливать васъ всякій разъ, какъ только вы, вооружившись всею доброю волею, ршитесь снова обратиться къ своему труду. Любовь къ нему убита, и чмъ больше вы всматриваетесь въ него, тмъ больше губите его въ вашемъ сознаніи…
М-me Ленцъ.— Жоржъ, хотители вы, чтобъ я назвала вамъ это состояніе его собственнымъ именемъ? Это — художническая хандра. Хандримъ мы вс по-немногу, и каждый изъ насъ носится съ своею хандрою, которая въ насъ же и задыхается, но вы, художники, вы — одно съ вашими произведеніями, они предметъ всей любви вашей, всей привязанности души и сердца, и свою хандру вы переводите и на нихъ — ихъ заставляете страдать столько же, сколько и себя. Въ такія несчастныя минуты, прячьте отъ себя вашихъ любимцевъ, не заражайте ихъ своимъ на-время больнымъ дыханіемъ: болзнь переживетъ свой срокъ, тогда прояснится и взоръ вашъ, тогда вы опять пріймитесь за неконченный трудъ, и воротится прежняя любовь ваша къ нему. Такъ ли?..
Жоржъ.— Продолжайте, ради Бога, продолжайте. Ваши слова всегда дйствуютъ на меня съ удивительною успокоивающею силою. Вы одна изъ тхъ сказочныхъ женщинъ, которыя владютъ чудесными талисманами: вашъ талисманъ — въ самомъ вашемъ голос, котораго я не могу безъ того слышать, чтобъ не желать послушаться его…
М-me Ленцъ.— Хорошо, Жоржъ. Есть надежда, что вы можете исправиться. И знаете ли, почему я съ такимъ участіемъ говорю о послдней вашей работ? Она иметъ для меня интересъ особенный…
Жоржъ.— Знаю: васъ всегда поражала своимъ драматизмомъ эта минута, которую я выбралъ — Лучія, подписывающая свой брачный договоръ, но вы знаете также, что я выбралъ ее по вашему же совту, и что удачный выборъ никогда не есть еще ручательство за удачное исполненіе.
М-me Ленцъ.— Видите ли? Вы ужь опять заговорили свое. О сюжет теперь ни слова, мы много говорили о немъ прежде. Теперь только объ исполненіи. Разршите мн одно недоумніе: скажите, кого напоминаетъ ваша ‘Лучія’? Есть черты такъ поразительно-сходныя, такъ врно-схваченныя, что непремнно хочется назвать это лицо по имени, но я никакъ не могу догадаться… Можетъ-быть, этому мшаетъ, что я вижу въ немъ въ тоже время и Лучію.
Жоржъ.— Что жь изъ этого? Какое-нибудь случайное сходство… Это бываетъ временемъ.
М-me Ленцъ.— Согласна. Однако, вмсто того, чтобъ прибгать къ случайности, не лучше ли объяснять это явленіе изъ вліянія живаго лица?.. Мн кажется, на моей сторон больше вроятности?.. Говоря откровенно, Жоржъ, я плохо врую въ идеалы художниковъ: держу пари, что девять изъ десяти этихъ экземпляровъ легко подойдутъ подъ живые экземпляры, въ томъ числ и вашъ… не правда ли?
Жоржъ.— Кого вы разумете?
M-me Ленцъ.— Что за странный человкъ! Я должна вытягивать изъ васъ каждое признаніе. Никакъ не могу пріучить васъ къ откровенности… Вы всегда хотите, чтобъ я говорила за васъ. Уступаю еще разъ вашему несносному упрямству: въ вашей Лучіи я узнала Лиду… Не-уже-ли вы и теперь будете запираться?..
Жоржъ (вспоминая и помолчавъ).— Въ-самомъ-дл, есть ея черты.
М-me Ленцъ.— Будто съ моихъ словъ только вы начинаете догадываться?
Жоржъ.— Есть — ваша правда. Это, впрочемъ, понятно: типъ ея лица одинъ изъ самыхъ счастливыхъ, а въ послднее время я имлъ такъ много случаевъ любоваться имъ.
М-me Ленцъ.— Если таково ваше объясненіе, то я не хочу его. Еще разъ повторяю вамъ: вы, сударь, ршительно слпы — не видите даже того, что длаетъ ваша рука. Или это какое-то закоснлое упрямство?.. Не вы ли сами сейчасъ говорили мн, что даже на перемну въ ея лиц вы смотрли съ художнической точки зрнія? Теперь я понимаю вашу художническую точку зрнія. (Лида подходитъ). Пойдите, раскройте на минуту свои глаза: если вы не хотите узнать въ вашей Лучіи мою Лиду, то узнайте хоть въ Лид вашу Лучію… (Къ Лид) Лида, ты устала: отдохни здсь. Мы хотимъ говорить съ тобою.
Лида (садясь подл M-me Ленцъ).— Только, ради Бога, что-нибудь веселое…
М-me Ленцъ (посмотр&#1123,въ ей въ глаза).— Откуда такой геройскій духъ? (На ухо.) Не притворяйся, Лида: обмануть меня трудно.— Скажи намъ, какъ начала ты ныньче день? Вдь ты со мной еще не говорила сегодня. Какъ же?
Лида.— Ахъ, очень-весело: въ танцовальномъ класс… Мы прыгали цлый часъ… Учитель похвалилъ меня, сказалъ, что я ничего не забыла, что я танцую такъ же легко, какъ и прежде…
М-me Ленцъ (еще пристальне смотря ей въ глаза).— Я бы желала видть… Ты, однако, не сбилась ли въ счет? Не случилось ли это годъ тому назадъ въ этотъ же самый день?
Лида.— Спросите Лню, Сашу, Надю… Мось Cane сказалъ, что я длаю антрша даже лучше Лни…
М-me Ленцъ.— Не хочешь ли ты повторить передъ нами?
Лида.— Много чести… Мось Жоржъ, вы такъ пристально смотрите на меня? Что вамъ кажется во мн страннымъ?
Жоржъ. О странностяхъ спрашивайте у мадамъ Ленцъ. Я смотрю на васъ съ другой точки зрнія, Лида, и думаю, что имю на это полное право. Вы врно не забыли своего позволенія?
М-me Ленцъ.— Оставь его, Лида: онъ ныньче не въ своей тарелк… Ни на что не можетъ смотрть просто — все ‘съ точки зрнія’ — разумется, съ точки зрнія идеала, какъ и прилично художнику. Но объ этомъ когда-нибудь посл. Скажи же мн, откуда взялась у тебя такая веселость? Видла ты хорошій сонъ?
Лида.— Какъ-будто только во сп можно видть хорошее. Я проснулась очень-рано, солнце смотрло прямо въ мою комнату, подъ окномъ пли птицы, я растворила окно — небо чистое, голубое! потянулъ свжій втерокъ, вишня, вся покрытая блыми цвтками, стала проситься ко мн въ окно — я сорвала одинъ цвтокъ, и вообразите — что за счастіе! онъ былъ о пяти листочкахъ!.. А я во всю жизнь свою не находила больше четырехъ — какъ же это не счастіе?
М-me Ленцъ.— Какое дтство! И ты не смешься надъ собою?
Лида.— Какія же вы строгія! Не хотите позволить ни одной глупости… Но я еще не все разсказала вамъ. Я вышла въ садъ, и только лишь остановилась передъ моимъ любимымъ розовымъ кустомъ, бабочка, блая, какъ снгъ, сла мн прямо на руку… Какъ же вы хотите, чтобъ я сегодня не прыгала?
М-me Ленцъ.— Глупости, глупости — не хочу больше слушать. Прежде, кажется, у тебя не было такого вкуса къ идилліямъ.
Жоржъ.— Вы еще не кончили, Лида?
Лида.— Цлый часъ потомъ я сидла одна въ саду, передъ большимъ цвтникомъ… Вокругъ меня никакого шума, ни одного звука, свжій воздухъ чуть шевелилъ листья, въ моихъ глазахъ развертывались сонные цвты — т, которые закутываются на ночь, — исчезали капли росы, струился воздухъ…
М-me Ленцъ.— Лида, Лида! куда занеслась ты? къ чему такая поэзія?
Лида.— Сейчасъ договорю… Все, что было вокругъ меня, жило, дышало, можетъ-быть, чувствовало… Я сама какъ-будто слилась съ этою жизнію, какъ-будто дышала однимъ дыханіемъ съ цвтами. Я прислушивалась — не заговорятъ ли они со мною, и вдругъ кто-то подл меня произнесъ мое имя. Я оглянулась, пробжала ближайшія дорожки, заглянула въ кусты — нтъ никого!
М-me Ленцъ.— Ты замечталась.
Лида.— Но лишь-только сла я на прежнее мсто, опять такъ звучно раздалось въ воздух: ‘Лида!’ Мн стало страшно, ни за что не хотла я оставить своего мста, и все ждала, чтобъ меня назвали, хоть разъ еще, по имени…
Жоржъ.— Странно! со мною было то же самое…
М-me Ленцъ.— Когда вамъ было пятнадцать лтъ?
Жоржъ.— Сегодня утромъ…
М-me Ленцъ.— И вы туда же, Жоржъ? Дти! что съ вами? Или вы прогнали вашъ умъ, или зашли въ очарованный кругъ. Оставимъ глупости, не будемъ больше говорить объ этомъ — пусть все было точно такъ, какъ вы разсказываете, то-есть въ одно прекрасное утро одинъ чистый ангелъ, среди глубокой тишины, вдругъ провозгласилъ ваши имена… ваше счастье! (Молчаніе).
М-me Ленцъ.— А впрочемъ, Жоржъ, вы, можетъ-быть, и правы… Влеченія тайныхъ силъ, или, скажу лучше, какого-то непонятнаго вмшательства таинственной, чуждой намъ силы въ наши дла — отвергать никакъ нельзя… Я сама помню въ своей жизни нсколько случаевъ… Какъ, однако, объясняете вы себ такое явленіе?
Жоржъ.— Еще никакъ. Я бы забылъ о немъ въ одн сутки, еслибъ съ вами, Лида — какъ вы говорите — не случилось того же. Что за странный случай!… Для меня просто загадка… Скажите, по-крайней-мр, о чемъ вы думали въ эту минуту?
Лида (съ легкою краскою въ лиц).— Ничего особеннаго.
М-me Ленцъ.— Жоржъ, вы могли бы пощадить Лиду отъ такихъ нескромныхъ вопросовъ… Какъ можно спрашивать, о чемъ думаетъ молодая двушка въ то время, когда она одна, когда она мечтаетъ? Вдь это почти то же, что спрашивать, о комъ вы втайн вздыхаете…
Лида (красня еще боле).— Madame!..
М-me Ленцъ.— Зачмъ же краснть, мой другъ? Ты обличаешь себя еще больше… Жоржъ, вы дождались себ очень-выразительнаго отвта — поздравляю васъ!.. Надюсь, вы поняли наконецъ, о комъ думаютъ всякое утро…
Лида (растерявшись), — Вы заставляете меня уйдти отсюда…
М-me Ленцъ.— Не-уже-ли я сказала такую правду?..
Лида (вставая).— Какъ вы иногда бываете злы!..
Жоржъ (удерживая ее).— Лида, останьтесь съ нами… Разв вы не видите, что все это одна шутка?
Лида.— Но такъ шутить!..
М-me Ленцъ.— Я, впрочемъ, протестую, Жоржъ. Зачмъ вы непремнно хотите обращать все въ шутку? Вотъ этакъ вы, господа, профанируете всякое чувство, и потомъ — сами жалуетесь на себя, на свою натуру, будто-бы не находя въ ней ни малйшей способности къ симпатіи. Я говорю — симпатіи, потому-что вы боитесь настоящаго слова, потому-что, какъ дтей, васъ часто пугаютъ слова, изъ которыхъ вы же сами длаете какихъ-то чудовитъ, растягивая ихъ простое значеніе и въ длину и въ ширину.
Жоржъ.— Что вы хотите этимъ сказать?
М-me Ленцъ.— Ничего, кром того, что ваши такъ-называемыя точки зрнія длаютъ васъ или близорукими, или вовсе-слпыми… Я сказала вамъ, что тутъ нтъ никакой нужды прибгать къ шутк: по-крайней-мр, симпатіи вы не можете отвергать въ томъ, что было съ вами ныншнимъ утромъ, то-есть съ вами и съ Лидой…
Жоржъ (смясь).— Симпатія — то-есть тайное сочувствіе…
М-me Ленцъ.— Да разстаньтесь хоть на минуту съ вашимъ глупымъ смхомъ… Что за несносные люди! Такъ изволятъ они потшаться надъ беззащитными словами: изъ однихъ сдлаютъ себ какихъ-то пугалищъ, изъ другихъ — нравственныхъ уродцевъ, надъ которыми считаютъ долгомъ смяться и кстати и некстати! И все это обыкновенно продолжается до-тхъ-поръ, пока одинъ умный человкъ не возьмется за опозоренныя слова и, устранивъ вс кривые толки, возвратитъ имъ настоящее значеніе.
Жоржъ.— Вы непремнно хотите заставить насъ врить въ симпатію?
М-me Ленцъ.— Заставить?.. Это было бы очень-забавно. На зло вамъ — я беру ваше мнніе и ршительно хочу, чтобъ все обратилось въ шутку… Оставайтесь здсь: я сейчасъ иду въ комнату, беру нашъ календарь или сонникъ, и разршаю вамъ всю загадку въ одну минуту… Надобно только оттискать сонникъ, ваше видніе, положимъ, было во сн. (Хочетъ идти).
Жоржъ.— Чудесная мысль! Идите же скорй…
М-me Ленцъ.— Извините: въ важныхъ случаяхъ торопиться не должно. Это значило бы — испортить все дло. Прошу и васъ взять на четверть часа терпнія. (Уходитъ).
(Жоржъ и Лида смотрятъ ей въ слдъ, пока она не пропадаетъ у нихъ изъ вида).
Жоржъ (взявъ Лиду за руку).— Скажите же мн, Лида, съ вами точно было то, что вы разсказали намъ?
Лида.— Зачмъ вы мн не хотите врить?
Жоржъ.— Никогда еще не хотлъ я такъ врить… Но надобно, чтобъ вы уврили меня: вы могли шутить. Скажите, вы не шутите?
Лида.— А вы смялись надо мной, когда сказали, что съ вами было то же? Нтъ, Жоржъ, этого не можетъ быть: вы обманули меня. Я вижу по глазамъ вашимъ, что вы солгали… Скажите мн только: да, или нтъ… Только одно слово… Еслибъ мн не было нужно знать, я бы не просила васъ… Что съ вами сдлалось? да говорите же что-нибудь…
Жоржъ.— Я забылъ, Лида… Говорите вы — я буду слушать.
Лида.— Нтъ, вы должны мн сказать… Можетъ-быть, одна просьба во всю жизнь… Говорите скорй: я хочу, чтобъ кром меня не слыхалъ никто… (Озираясь). Какой безжалостный! Что вы такъ смотрите на меня?.. Я никогда не видала васъ такимъ страннымъ… (Старается освободить свою руку).
Жоржъ.— Лида, къ чему это? Я не пущу васъ, пока вы мн не скажете всего.
Лида.— Всего, Жоржъ? всего я не скажу вамъ никогда.
Жоржъ.— Я хочу знать… У васъ есть тайна.
Лида.— Только одна… Оставьте ее при мн.
Жоржъ.— Лида, дло идетъ о нашемъ общемъ счастіи: вы не должны скрывать ее отъ меня. Эта минута можетъ ршить многое. Еслибъ эта тайна и не касалась меня, то вы должны бы доврить мн ее какъ вашему другу: вы знаете, что я могу похоронить ее въ себ навсегда. Или скажите, что вы не чувствуете ко мн никакой довренности…
Лида.— Жоржъ…
Жоржъ.— Я не знаю самъ, что говорю. Малютка! какъ хорошо лежатъ у васъ волосы здсь, по вискамъ. Но я не люблю, когда они много закрываютъ вашъ лобъ… Лида, у васъ есть локонъ моихъ волосъ? Я знаю, что есть.
Лида.— Это была шалость, Жоржъ. Я могу вамъ возвратить ихъ ныньче же.
Жоржъ.— Вамъ ихъ передали, или, можетъ-быть…? Говорите такъ искренно, такъ искренно, Лида, какъ еслибъ вы признавались самой-себ. По тону голоса я угадаю, если вы захотите обмануть меня.
Лида.— Ради Бога, Жоржъ!
Жоржъ.— Сначала, я хочу знать, когда это было и по какому случаю. (Какъ-бы на ухо.) Надобно же мн наконецъ узнать вашу любовь.

(Лида, смущенная, молчитъ.)

Жоржъ.— Если хотите, я начну за васъ: это было нсколько дней назадъ, или нсколько недль, не правда ли? Можетъ-быть, даже два или три мсяца?
Лида.— На другой день именинъ ттушки… Вы отдыхали у насъ въ бесдк, то-есть вы заснули, за книгой…
Жоржъ.— Со мной это случается, Лида. Но что жь дальше? Вы напрасно останавливаетесь… Вы вошли случайно, увидали, что я сплю, и захотли посмяться надо мной.
Лида.— Я вошла не помню зачмъ. На стол, подл вашей руки, лежали ножницы. Я забыла ихъ утромъ и хотла взять съ собой…
Жоржъ.— Довольно, Лида, я запишу этотъ день… и еще этотъ вечеръ… запишу такъ, что Лида сказала мн свою тайну и общала мн много счастія. Не правда ли?.. Что съ вами? Куда же вы смотрите? Откуда вдругъ такое сумрачное, такое озабоченное лицо? Да взгляните же сюда…

(Лида оборачивается и тотчасъ закрываетъ глаза платкомъ.)

Жоржъ.— Слезы! Въ лучшую минуту моей жизни — вы плачете?
Лида (удерживаясь).— Жоржъ, я была очень-глупа сегодня. Только въ эту минуту я образумилась. Прощайте! Меня могутъ спросить дома.
Жоржъ.— Мы будемъ отвчать вмст. Вы не можете уйдти отъ меня, не досказавъ мн вашей исторіи — исторіи вашей любви.
Лида.— Забудьте начало ея.
Жоржъ.— Нельзя, Лида. Я вамъ говорилъ, что въ эту минуту можетъ ршиться многое. Что еще пугаетъ васъ, что останавливаетъ? Зачмъ боитесь вы вашего чистаго признанія? Такъ ли говорю я? не ошибаюсь ли въ слов? Нтъ, Лида, вы не признавались, вамъ не въ чемъ признаваться — вы только не умли притвориться. Я все обдумалъ, все ршилъ. Доскажите же мн вашу исторію.
Лида.— Жоржъ!..
Жоржъ.— Хотите ли, чтобъ я разсказалъ вамъ мою? Она вся въ одномъ слов. Слушайте… Впрочемъ, я увренъ, что тмъ самымъ словомъ должна заключиться и ваша исторія. Хотите ли слышать это слово?
Лида.— Скажите.
Жоржъ.— У насъ съ вами одна исторія, Лида. Ея начало и конецъ-любовь. (Цалуетъ Лиду). Лида, я не ошибся — любовь?
Лида.— Да.
М-me Ленцъ (показываясь въ отдаленіи изъ-за куста).— Наконецъ! Наконецъ, кажется, вотъ и настоящая точка зрнія! Поздравляю, Жоржъ: хороши же вы вс, господа! (Уходитъ).
Лида.Пора.
Жоржъ.— Прощай — до завтра. Ты будешь говорить за меня?
Лида.— За тебя.
Жоржъ.— Одинъ, прощальный… (Уходятъ медленно).

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Жоржъ.— Жена его (Лида).— М-me Ленцъ.

Комната Жоржа, уставленная картинами, бюстами.

Жоржъ (переставъ работать и отступивъ нсколько шаговъ).— Давно ужь работа не шла у меня такъ легко и удачно! Ручаюсь, что она будетъ довольна. Ей принадлежитъ мысль, ей же и половина вдохновенія. Пусть прійдетъ и посмотритъ: сегодня я могу сдлать ей этотъ сюрпризъ. Но только сегодня, если же она прідетъ завтра, то даю слово, что не увидитъ картины еще дв недли. О, ея глазъ вренъ: съ перваго взгляда отличитъ она тяжелую работу труда отъ счастливой легкости вдохновенія. Я увренъ: еслибъ кисть была ея удломъ съ раннихъ лтъ, изъ нея вышелъ бы отличный художникъ. Воображаю себ, сколько граціи -было бы въ каждомъ ея пріем! Каждый взмахъ ея руки можно бы тотчасъ класть на полотно. Или, еслибъ она, по-крайней-мр, была женой художника, сколько бы дорогихъ минутъ могла подарить его таланту! Одно ея присутствіе было бы для него вдохновеніемъ. (Садится.) Странная судьба! Для какой цли произвела она эту богатую натуру? Не-уже-ли только для самонаслажденія? Прожить два года замужемъ, сохранить всю свжесть красоты, можетъ-быть, расцвсти еще боле, и жить потомъ только для самой-себя!.. Мужъ ея, говорятъ, былъ человкъ суровый и жесткій, дорого цнилъ каждое ласковое слово свое и даже въ ней не любилъ ни легкости права, ни веселости духа, онъ хотлъ, чтобъ жизнь для всякаго была непрерывный рядъ трудовъ, чтобъ все время было раздлено между тяжелою работою и жалобами на истощеніе силъ отъ нея, всякое свободное чувство онъ преслдовалъ съ ожесточеніемъ и не терплъ даже улыбки на лиц людей, его окружавшихъ. Такого человка она не могла любить, но теперь?.. не-уже-ли два года безъ любви, какъ когда-то сказала она сама, убили въ ней всякую способность къ любви? О, нтъ! не любить женщина не можетъ: противъ этого она не споритъ сама. Итакъ, только ‘тайна’ мшаетъ знать, куда обращенъ взоръ ея позднимъ вечеромъ, только ея завистливая непроницаемость не позволяетъ намъ видть, къ кому устремлены обты и желанія этого сердца. Можетъ-быть, она скрываетъ любовь горячую, страстную! (Звонъ колокольчика). Она! Человкъ, кто тамъ?
Слуга.— Къ вашей супруг.
Жоржъ.— М-me Ленцъ, можетъ-быть?
Слуга.— Нтъ-съ, не она.
Жоржъ.— Ступай. Это врно: тайна есть, потому-что нтъ любви явной. И этотъ взоръ, который мн такъ хотлось уловить, разв это не взглядъ любви, любви нжной и страстной, по затаенной внутри? (Вынимаетъ изъ бюро медальйонъ.) Да, женщина свободная не смотритъ такими глазами, въ ея взор нтъ этой заманчивой прелести, нтъ этой тайной, недосказанной мысли… Минута была выбрана очень-удачно, когда я взялся за кисть: едвали можно было схватить врне… Что, еслибъ она знала? еслибъ только подозрвала, что я каждый день могу читать въ ея взор и выспрашивать у ней самыя задушевныя думы? Вопросъ въ томъ: съ какимъ чувствомъ узнала бы она о моемъ ‘секрет’? Съ сердцемъ, негодованіемъ, или отвчала бы улыбкою? (Смотритъ на медальйонъ.) Но безъ этой улыбки я не умлъ бы ее представить… я не умю понять, какъ бы эти самые глаза могли отразить въ себ даже одинъ мигъ злобы или гнвливаго раздраженія. Вотъ, впрочемъ, одна черта, которая могла бы показаться недовольно-мягкою — здсь, подъ верхнею губою: но это лишь ошибка кисти. Въ натур этого нтъ: натура была врне своей цли. Надобно уничтожить этотъ недостатокъ. Сейчасъ же за кисть, пока есть свободная минута, и нтъ докучныхъ. (Лида показывается въ дверяхъ и останавливается у порога, Жоржъ торопливо прячетъ медальйонъ).
Лида.— Я помшала?
Жоржъ (подходя къ ней).— Чему же помшать? ты видишь, что я ничмъ не занятъ.
Лида.— Мн показалось…
Жоржъ (быстро).— Что такое показалось? Я пересматривалъ старыя работы.
Лида.— Мн показалось, у тебя была кисть.
Жоржъ.— А еслибъ и была — что жь такое? теб, кажется, не запрещепо входить во всякое время. Хочешь сказать мн что-нибудь?
Лида.— Если у тебя есть время.
Жоржъ.— Къ-чему такія оговорки? Сдлай милость, говори просто. Не уже ли намъ еще между собою соблюдать церемонію? У тебя есть кто-то?
Лида.— Та дама, которая просила тебя сдлать портретъ ея сына. Она все еще надется, что ты будешь такъ добръ, и пришла еще разъ просить тебя.
Жоржъ.— Но ты врно разуврила ее окончательно? Я не понимаю, какъ ей самой наконецъ по наскучитъ пть одну и ту жн псню. Какъ-будто въ городъ одинъ только я могу написать портретъ ея сына!
Лида.— Но, мой другъ, на это есть свои причины. Еслибъ ты зналъ, какъ она горячо любитъ своего сына! Онъ узжаетъ надолго, можетъ-быть и навсегда: какъ же ты хочешь, чтобъ мать не желала имть портретъ сына, котораго она такъ горячо любитъ, и съ которымъ скоро должна проститься — можетъ-быть въ послдній разъ въ жизни?
Жоржъ.— Все это очень-естественно, но я не вижу, почему же дло не можетъ обойдтись и безъ меня? Почему непремнно я долженъ писать портретъ сына нжной матери?
Лида.— Жоржъ! Любовь матери, кажется, выше насмшки (Жоржъ показываетъ нетерпніе.) Я скажу все въ двухъ словахъ: портретъ, который ей написали, едва можетъ напомнить подлинникъ, она — женщина съ небольшимъ достояніемъ, и если другой портретъ также не удастся, то у ней не достанетъ больше средствъ.
Жоржъ.— Такъ только потому, что она уврена, что я не возьму съ нея платы, этотъ портретъ долженъ быть сдланъ моею рукою? Скупа же ея материнская любовь!
Лида (замтно-огорченная).— Конечно, она ошиблась… и я вмст съ нею.
Жоржъ.— Право? Вы вмст составили заговоръ противъ меня? Эти маменьки знаютъ откуда повести аттаку!
Лида.— Впрочемъ, это врно ужь въ послдній разъ съ ея стороны. Я сейчасъ скажу ей твой ршительный отвтъ.
Жоржъ.— И напрасно ты не сдлала этого прежде. Ты можешь объяснить ей, что я занятъ, что въ другое время, конечно…
Лида.— Зачмъ же прибавлять ложь? Я могу сказать ей просто. (Уходитъ.)
Жоржъ (ходя скорыми шагами по комнат).— Такъ портить самое счастливое расположеніе, отнимать лучшія минуты, за тмъ, чтобъ пересказать вамъ старую сказку о безутшной горести нжной матери, которая бредитъ своимъ сыномъ и не можетъ разстаться съ нимъ даже на одинъ часъ!.. И все это надо выслушать, отвчать на все, да еще хотятъ, чтобъ вы непремнно тронулись до слезъ, иначе на васъ же сердятся, какъ на безжалостнаго человка, и въ вашей холодности видятъ чуть не безчеловчіе!.. Въ другой разъ надобно, не теряя времени, прибгать къ замку… Къ замку! въ своемъ дом я долженъ запираться, какъ воръ! Здсь, въ своей комнат, я не могу свободно отдаваться любимому занятію, я долженъ бояться каждую минуту, что за мною подсматриваютъ, хотятъ поймать, уличить меня — Богъ-знаетъ въ чемъ! Какъ-будто я не могу, не долженъ длать предметомъ моего занятія то, что мн правится, что занимаетъ мою мысль, словомъ, къ чему располагаютъ меня мои желанія. Какой вздоръ! Но минута потеряна, погублена… Нтъ, я не могу теперь работать, не длая безпрестанныхъ ошибокъ, вмсто того, чтобъ исправлять, я сталъ бы только портить… Въ садъ! на свжій воздухъ! Надобно, чтобъ простылъ этотъ напрасный жаръ, возстановился прежній покой. Если она прійдетъ, врно войдетъ туда сказать мн нсколько словъ. (Уходитъ.)

Гостиная.

Лида, съ книгою въ рукахъ, сидитъ подъ окномъ, которое обращено въ садъ.

Лида (закрываетъ книгу и кладетъ на столъ).— Нтъ, посл. Ничего не понимаю. Впрочемъ, вторникъ былъ у меня тяжелый день, ныньче особенно. Никакъ не сберусь съ мыслями, и такъ тсно въ груди… такъ, какъ-будто я потеряла всякую бодрость. Хоть бы длать что-нибудь — ничего не идетъ на умъ! (Помолчавъ минуту ) Отъ-того ли, что утромъ ныньче онъ не пришелъ сказать мн добраго утра? Но и вчера точно также. И что такое въ словахъ? Всякій разъ повторять одно и то же — это можетъ и наскучить. Отъ-того ли, что онъ отказалъ мн? Но зачмъ я просила такъ неубдительно? Зачмъ же я просила его только отъ ея имени, не отъ себя? Мн онъ никогда не отказывалъ, и сегодня было бы въ первый разъ… Можетъ-быть, отъ-того такъ скучно мн. Но я не размыслила: можетъ-быть, я вошла къ нему въ такое время, когда онъ былъ чмъ-нибудь сильно занятъ и разстроила его мысли… А могла быть какая-нибудь срочная работа — мн же сюрпризъ. Да если и другому кому, не все ли равно? Все же я была очень-неосторожна. Нтъ, это не мн: прежде онъ всегда проговаривался, если готовилъ для меня, въ послдній разъ, я за недлю знала, что мн готовится сюрпризъ. Теперь очередь другимъ. Жоржъ такъ добръ ко всмъ! Но зачмъ же бы ему скрывать отъ меня, если онъ готовитъ не мн? Не-уже-ли онъ думаетъ, что я буду такъ нескромна, не сберегу его секрета? Жоржъ, Жоржъ! какъ-будто ты не знаешь, что довольно одного твоего слова, чтобъ Лида была молчаливе этой книги? Или онъ не доволенъ мною, — я наскучила ему съ своей любовью? Прежде онъ такъ часто любилъ говорить со мною по цлымъ часамъ. Забывалъ дло… (Останавливается въ задумчивости.)

(М-me Ленцъ входитъ тихо, видя, что Лида не замчаетъ, подкрадывается къ ней и закрываетъ ей руками глаза.)

Лида (стараясь освободиться). Знаю, знаю.
M-me Ленцъ (чужимъ голосомъ).— Кто?
Лида.— Жоржъ!
М-me Ленцъ (co смхомъ впуская руки).— Что ты за смшная, Лида! у тебя только и на умъ, что Жоржъ.
Лида.— Я думала… кому же быть больше? Я не слыхала, какъ вы вошли.
М-me Ленцъ.— Оставь ты свое несносное ‘вы’. Не-уже-ли я должна теб напоминать каждый разъ? Стыдъ, Лида!
Лида.— Привычка, Клара. Впрочемъ, я всегда стараюсь исправить свою ошибку. Сегодня же ты меня застала совсмъ въ-расплохъ,
М-me Ленцъ.— Я смотрла на тебя съ минуту: ты была очень-мила съ своею слегка-опущенною головою и сложенными на колняхъ руками. Жалю, что въ эту минуту не было Жоржа: его бы дло любоваться тобою. Желала бы я, однако, знать, о чемъ ты думала? Не-уже-ли все о немъ же? Это было бы просто смшно.
Лида.— Я думала объ этой бдной женщин, которую ты встртила у меня на-дняхъ. Сегодня она была у меня опять — мн такъ жаль ея, она такъ любитъ своего сына!
М-me Ленцъ.— Что же Жоржъ? Все еще упрямится?
Лида.— Клара, ты знаешь, какъ онъ добръ: но я была такъ неосторожна — вошла къ нему въ такую минуту, когда онъ весь былъ занятъ однимъ очень-срочнымъ дломъ. Ты знаешь сама, какое непріятное впечатлніе длаетъ въ такія минуты всякое развлеченіе. Жоржъ былъ совершенно-правъ, когда принялъ мою просьбу такъ холодно. И потомъ, я такъ мало его просила!
М-me Ленцъ.— Что за упрямецъ! Будто это стоитъ ему чего-нибудь! Ты избаловала его, Лида. Нтъ, надобно сдлать ему добрый упрекъ, или пусть онъ оправдывается передъ нами.
Лида.— Ни за что, Клара! Я виновата во всемъ. Я знаю, онъ сдлаетъ все, только надобно выбрать минуту, когда просить его… Ахъ, знаешь, что пришло мн въ голову? Скажи ему отъ себя два слова,— только, ради Бога, безъ упрековъ: онъ такъ любитъ тебя, онъ врно тебя послушаетъ.
М-me Ленцъ (смясь).— Лида, Лида! что ты такое сказала? Мужъ твой послушается меня изъ любви ко мн, онъ, который не послушался тебя? Ты сама не знаешь, что говоришь!
Лида.— Въ-самомъ-дл… Все не могу собраться съ мыслями… Однако, Клара, отъ-чего же бы и теб не сказать нсколько словъ за эту бдную мать? Ты видла ее, видла, какъ она плачетъ: представь же теперь восторгъ ея, когда она увидитъ портретъ своего сына, написанный Жоржемъ. Ты знаешь, какой у него врный глазъ и какая врная рука?
М-me Ленцъ.— Онъ мн хвалился недавно, что можетъ написать за-глаза, что ему только разъ нужно схватить контуръ, а остальное онъ можетъ довести по памяти.
Лида.— Ты по вришь?
М-me Ленцъ.— Смю ли я!.. Мы, однако, пристанемъ къ нему. Этотъ прекрасный молодой человкъ — я сужу по словамъ матери, которая говорила о немъ съ такимъ жаромъ — будетъ ему задачею — пусть докажетъ онъ на немъ свое искусство.
Лида.— Нтъ, Клара, оставь меня въ сторон. Ты испортишь все дло, если напомнишь ему обо мн, то-есть, о моей просьб: врно ему самому было непріятно посл…
М-me Ленцъ.— Пусть будетъ по-твоему. Ты, однако, сама много капризничаешь сегодня. Вообще, я замчаю, что ты не совсмъ въ добромъ расположеніи духа… Это бываетъ иногда. Можетъ-быть, у тебя была безсонница, или ты рано встала? Пойдемъ въ садъ — свжій воздухъ для тебя полезенъ теперь. Жоржъ тамъ?
Жоржъ (входя).— Онъ здсь. (Подактъ ей руку и потомъ говоритъ въ-полголоса, не опуская руки). Еслибъ вы знали, какъ много всегда приносите вы съ собою!.. А между-тмъ, я не умлъ бы сказать, что это такое — счастіе, радость ли, или совсмъ-новое чувство, которому нтъ у насъ имени?
М-me Ленцъ.— Немножко-высоко, Жоржъ. Если вы возьмете лишь однимъ тономъ ниже, вы тотчасъ найдете настоящее выраженіе. Ваша художническая натура слишкомъ любитъ поэтическій колоритъ. Поберегите энтузіазмъ для вашей кисти. Кстати, я слышала — она чмъ-то занята слишкомъ-пристально? (Садится, за нею — Жоржъ и Лида).
Жоржъ.— Это значитъ только, что между нами есть нескромные… Отъ нихъ же вы могли бы узнать, конечно, и то, чмъ именно занята теперь кисть моя…
Лида.— Клара, я сказала только, что Жоржъ чмъ-то былъ очень занятъ утромъ.
Жоржъ.— Вы это видли?..
Лида.— Я помшала вамъ…
Жоржъ.— Вы всегда нсколько разъ повторяете одно и то же.
М-me Лценъ.— Что за милый тонъ, Жоржъ! Откуда у васъ такіе быстрые переходы — отъ энтузіазма къ капризу? Извините, если я смла выразить желаніе узнать вашу тайну… Но отъ Лиды, я думаю, тайнъ и не могло бы быть никакихъ?
Лида.— Ихъ никогда и нтъ, Клара.
М-me Ленцъ.— Я думаю, по мн странно, что Жоржъ при мн такъ не любитъ скрывать своихъ маленькихъ капризовъ. Или, можетъ-быть, это новый знакъ совершенной дружеской доврчивости ко мн?
Жоржъ.— Нтъ, просто знакъ того, что иногда даже ваше присутствіе не спасаетъ меня отъ глупости. Впрочемъ, Лида, я не знаю, кто изъ насъ виноватъ больше?
М-me Ленцъ.— А! вы все-еще не сознаетесь! Таковы вы вс, Жоржъ, и всегда, это вашъ вчный, вопіющій недостатокъ, котораго вы не хотите даже и видть. Въ-отношеніи къ намъ — вы всегда самые строгіе моралисты, отъ насъ вы хотите добродтели всесовершенной, преданности безпредльной, врности почти неестественной, баснословной, а сами не хотите даже почувствовать нужды исправленія! Не то, чтобъ вы думали, будто уставы вашей морали выполнены вами до конца, или будто сама природа ваша нравственне нашей: вы столько умны, что никогда не дойдете до такой нелпости, но по какому-то странному противорчію, вы умете обратить всякое отступленіе отъ вашихъ же правилъ въ честь себ же, вы какъ-то умете гордиться своимъ презрніемъ къ морали, которую такъ усердно читаете наімъ — или, гд вамъ нельзя увернуться, сваливаете всю вину на насъ же. Ужь, по-крайней-мр, длили бы вину пополамъ! Нтъ, вы хотите, чтобъ вся ея тяжесть падала на васъ, — чтобъ потомъ имть полное право осыпать васъ упреками!.. И вотъ — виновата Лида, а вы — вы правы, какъ и всегда!.. Да что же вы мн ничего не отвчаете?
Жоржъ.— Виноватъ, виноватъ… Какъ не признаться, когда вы начнете убждать? Скажите еще нсколько словъ, и я признаюсь въ томъ, чего никогда не зналъ за собой… Это одно изъ тысячи вашихъ преимуществъ надъ нами. Виноватъ, Клара! Но продолжайте, ради Бога: мн такъ всегда хочется слушать, когда вы учите меня морали, — по только васъ…
М-me Ленцъ.— Хорошо, если вы чувствуете нужду въ моихъ наставленіяхъ, я прочту вамъ нсколько уроковъ морали, — со-временемъ, разумется. А между-тмъ, какъ человкъ, добровольно сознавшійся въ вин своей, вы должны просить прощенія.
Жоржъ (опускаясь на одно колно). Я жду его…
М-ме Ленцъ.— Въ жару раскаянія вы, кажется, забыли, что вы провинились не передо мною… Я тутъ лицо совсмъ-постороннее, не хотители обратиться къ Лид?.. Или вы думаете, что она не проститъ васъ?
Лида.— Клара, что теб пришло въ голову! Иногда бываешь ты очень-странна… Можно ли такъ долго продолжать шутку…
М-me Ленцъ.— Впрочемъ, я вижу здсь больше серьзнаго. Хорошо: съ твоего согласія, я прекращаю судопроизводство и считаю Жоржа прощеннымъ, и — чтобъ намъ больше не возвращаться къ этому скучному предмету.
Жоржъ.— Вашу руку въ знакъ мира!..
М-me Ленцъ (подавая руку).— Теперь моя очередь просить васъ, Жоржъ: пожалуйста, забудьте это дурачество — иначе я не умю назвать мою глупую роль. Я все думаю, что я между самыми снисходительными друзьями, которые хоть изъ любви простятъ мн иногда недостатокъ благоразумія…
Жоржъ.— А думаете вы иногда, что ваши друзья любятъ васъ?
М-me Ленцъ.— О, да, конечно! (Обращаясь къ Лид.) Лида, ты сегодня поручила говорить за себя Жоржу?..
Лида.— И теб, Клара… Ты забыла?
М-me Ленцъ.— Ахъ, да!.. у меня есть къ вамъ маленькая просьба, Жоржъ, но Лида увряетъ меня, что вы никакъ не согласитесь ее исполнить…
Лида.— Я этого не говорила.
М-me Ленцъ.— Ты думала — все равно. Иначе, ты не отказалась бы поддержать моей просьбы. (Къ Жоржу.) Однако, я хочу попробовать счастья, если только вы общаете мн напередъ — по-крайней-мр, выслушать меня. Не правда ли, вы не откажете мн въ этомъ?
Жоржъ (съ нкоторымъ сомнніемъ).— Если только нтъ ничего невозможнаго…
Лида (на ухо M-me Ленцъ). Ты испортила все дло. (Выходитъ.) Жоржъ.— Говорите все, даже невозможное.
М-me Ленцъ.— Благодарю васъ, Жоржъ, но… я потеряла смлость.
Жоржъ.— Даю вамъ слово напередъ — ваша просьба будетъ исполнена.
М-me Ленцъ.— Хитрецъ! Хотите выпытать отъ меня…
Жоржъ.— Если это секретъ, Клара, онъ останется со мною. Даже Лида не будетъ знать, если вы хотите.
М-me Ленцъ.— Она ужь знаетъ его въ-половину.
Жоржъ.— Доврьте мн другую. Откуда вдругъ у васъ взялись сомннія? Разв не сами сказали вы, что у васъ есть просьба ко мн?
М-me Ленцъ.— Я вспомнила, что пыньче тяжелый день. Именно сегодня вы не расположены исполнить просьбы, хотя бы она была самая пустая…
Жоржъ.— Нтъ, Клара! никогда еще я не былъ такъ расположенъ выслушивать просьбы, такъ готовъ исполнить ихъ, чего бы он ни требовали отъ меня.
М-me Ленцъ.— Однако, когда васъ просили, можетъ-быть, часъ тому назадъ, объ одной бездлиц — вы, кажется, не оченьмного показали готовности?
Жоржъ.— О чемъ вы говорите? объ этомъ скучномъ портрет? Она разсказала вамъ и эти мелочи, этотъ вздоръ…
М-me Ленцъ.— Однако, Жоржъ, этотъ вздоръ остановилъ васъ? Вамъ показалась тяжела даже и такая просьба? Словомъ, вы не расположены сегодня…
Жоржъ.— Но это было въ такую минуту, Клара, когда меня занимали совсмъ-другія мысли… совсмъ-другія.
М-me Ленцъ.— Почему, однако, я знаю, что то же не случилось бы и теперь?
Жоржъ.— О, теперь я готовъ бы удовлетворить десять такихъ просьбъ!
М-me Ленцъ.— А вотъ, попробуемъ. Лид… Или нтъ: я буду говорить за нее. Посмотримъ, какъ выдержите вы это первое испытаніе!
Жоржъ.— Вы всегда хотите шутить, Клара.
М-me Ленцъ.— Вы меня не знаете: я очень-недоврчива. И такъ, угодно вамъ подвергнуться испытанію?
Жоржъ.— О, почему же нтъ? и если для испытанія вы хотите повторить ту же самую просьбу, которую я слышалъ часъ назадъ, то имете уже мое согласіе: портретъ будетъ написанъ. Но не въ этомъ дло, Клара…
М-me Ленцъ.— Прекрасно, Жоржъ: теперь я точно вижу, что ваше расположеніе зависитъ отъ минуты. И такъ, вы даете слово, что портретъ будетъ написанъ?
Жоржъ.— Клара, я уже сказалъ, и у меня нтъ привычки брать слово назадъ. Теперь очередь вашей просьбы. Или вы еще не врите моей готовности исполнить ваши желанія, беречь всякую вашу тайну?
М-me Ленцъ.— Нтъ, Жоржъ, теперь я врю вамъ, но — я женщина. У насъ бываютъ иногда странные капризы, которыхъ ничмъ объяснить нельзя, какъ только недостаткомъ нашей натуры Я васъ прошу: оставьте мн мой секретъ еще на нсколько дней. Я хочу подумать…
Жоржъ.— Вы хотите придать своей тайн больше интереса? Но тайна такой женщины, Клара, какъ вы, всегда интересна.
М-me Ленцъ.— Какъ тайна женщины, моя тайна требуетъ величайшей осторожности. Ни за что мы столько не терпимъ отъ васъ, какъ за нашу нескромность, и между-тмъ, вы же злоупотребляете нашу откровенность, обращая наши добровольныя признанія въ источникъ клеветы на нашу же честь.
Жоржъ.— Клара, вашъ упрекъ можетъ быть справедливъ отчасти. Но это легкомысліе, которое мы иногда позволяемъ себ въ отношеніи къ вамъ,— не-уже-ли вы думаете, что я могу забыться до такой степени, когда дло идетъ о вашей тайн, о васъ? Если не мои слова, то чувство можетъ вамъ ручаться въ этомъ.
М-me Ленцъ.— А если я и въ немъ сомнваюсь?
Жоржъ.— Клара! Вы заставляете меня сказать то, чего бы я…
М-me Ленцъ.— Тсс!.. (Входитъ Лида.) Имйте терпніе, Жоржъ: черезъ нсколько дней вы узнаете все. Идите въ садъ: мы прійдемъ къ вамъ съ Лидой. Мн нужно съ нею переговорить. Идите же, Жоржъ, и помните — (громче), что вы у меня остались въ долгу.
Жоржъ.— О, я вашъ вчный должникъ! (Выходитъ).
М-me Ленцъ (смотритъ ему въ-слдъ, потомъ беретъ руку Лиды и говоритъ разсянно).— И вс мы, Лида, въ долгу другъ у друга, кто меньше, кто больше. Для себя я начинаю бояться послдняго. Впрочемъ, не-уже-ли ужь такъ много зла въ одной свободной минут? Не-уже-ли за чувствомъ надобно каждую минуту смотрть, какъ за дитятей? А нельзя: чтобъ вырости, нужны цлые годы, зараждаетъ же одна минута, не больше нужно времени, чтобъ дать себ задачу на цлую жизнь… И себ ли только?
Лида.— О чемъ ты говоришь, Клара?
М-me Ленцъ.— Да, Лида, ты имешь право больше, чмъ думаешь, сдлать мн упрекъ…
Лида.— Я говорила теб: зачмъ было такъ неосторожно вмшивать меня? Разв онъ не помнитъ, что отказалъ мн въ этой просьб? Еслибъ ты заговорила отъ себя, какъ-будто ничего не знаешь…
М-me Ленцъ (улыбаясь).— Въ-самомъ-дл, ты права: третье лицо здсь лишнее. Что жь длать, Лида? не сообразила всего… Врно, никому изъ насъ не избжать ошибки въ жизни.
Лида.— Я знала напередъ, что успха не будетъ, Эта бдная женщина… какъ она несчастлива на просительницъ! Что же онъ отвчалъ теб?
М-me Ленцъ.— Онъ? То, что и всякій бы отвчалъ на его мст. Онъ мн сказалъ, что если ужь не могъ сдлать для жены, то для меня еще мене можетъ.
Лида.— А ты такъ была уврена! Ты, кажется, думала, что одного твоего слова будетъ довольно? Это теб маленькій урокъ, не правда ли?
М-me Ленцъ.— Ты рада? Торжествуй свою побду, впрочемъ, я даю теб на это но больше, какъ одну минуту. Да, хоть противъ насъ и немного было силъ, однако вс наши хлопоты не повели ни къ чему. Вдь признайся, Лида, теб бы хотлось, чтобъ просьба твоя была удовлетворена?
Лида.— Иначе я бы не стала просить его. Но, значитъ, ему нельзя теперь: онъ очень занять.
М-me Ленцъ.— Ты такъ думаешь?
Лида (тономъ увренности). — Я это знаю, и знаю также, что ему очень-непріятно было отказать мн.
М-me Ленцъ.— Я не знала, что ты такъ умешь оправдывать мужа! Но что же длать теперь? Или ты ужь вовсе отказалась?
Лида.— О, нтъ! зачмъ же? Надобно только подождать, когда у него будетъ меньше занятій, и тогда поврь мн, я обойдусь безъ всякой помощи.
М-me Ленцъ.— Чмъ такъ долго ждать, Лида, ты можешь, если хочешь, завтра же увидть исполненіе твоего желанія.
Лида.— Какъ же это? Я не понимаю.
М-me Ленцъ.— А хочешь знать? Очень-просто: я дарю теб слово, которое далъ мн Жоржъ,— написать портретъ, когда только намъ вздумается.
Лида.— Ты хочешь опять шутить?
M-me Ленцъ.— Напротивъ, я хочу кончить шутку и сказать теб, что торжество твое кончилось, или началось, какъ хочешь. Да, теперь ты можешь быть совершенно-спокойна: онъ сказалъ мн, что готовъ удовлетворить десять такихъ просьбъ, и далъ мн честное слово. Все еще не вришь?
Лида (съ тревогою на лиц).— Чему я тутъ поврю? что я тутъ могу понять? Разв онъ не сказалъ теб, что я ужь просила его, что онъ отказалъ мн?
М-me Ленцъ.— Можетъ-быть, подумалъ только, но онъ этого не сказалъ: я напала на него въ-расплохъ, и прежде, чмъ онъ одумался, взяла съ него слово. Желаніе твое будетъ исполнено — чего же ты еще хочешь?
Лида (посл минутнаго молчанія и въ волненіи).— Нтъ, Клара, ты шутишь, ради Бога, скажи, что ты все еще шутишь!
М-me Ленцъ.— Что съ тобой сдлалось? Никогда еще не видала я тебя такою странною, такою своенравною! Ты хочешь сегодня измучить меня своими капризами. Или ты притворяешься? Капризъ такъ мало идетъ къ теб, что я не врю глазамъ своимъ… Говори же что-нибудь.
Лида.— Скажи мн въ послдній разъ: онъ согласился?
М-me Ленцъ.— Да, и это было твое желаніе.
Лида.— Онъ согласился… для тебя?
М-me Ленцъ.— Для меня, конечно, потому-что я его просила. Но не слишкомъ ли далеко ты смотришь? Къ чему ведутъ такіе вопросы?
Лида.— Я, однако, также просила его.
М-me Ленцъ.— Лида, это ужь, наконецъ, оскорбительно! Ужь не хочешь ли ты заставить меня еще разъ просить его, чтобъ онъ взялъ свое слово назадъ?
Лида.— Для васъ онъ врно исполнитъ и эту просьбу. Что вы со мною длаете, Клара?
М-me Ленцъ.— Что длаешь ты со мною? Какъ только можешь ты смотрть на меня такими глазами,— ты, Лида, которой отдала я всю мою дружбу, всю мою любовь?
Лида (опуская голову къ ней на грудъ).— Не мн только, Клара. Нтъ, лучше возьми назадъ все — и любовь и дружбу, не отнимай у меня одно только!
М-me Ленцъ.— Безуміе! Что за несчастный день сегодня у тебя? Откуда взялась эта безумная страсть? Ревнивица, я не знала тебя!
Лида.— Ты думала, я такъ легко уступлю теб его любовь? (Смотря ей въ глаза.) О, какая ты хитрая, Клара! Я знаю твою мысль: ты думаешь, что вдь чувство одно и то же,— только для однихъ пусть кажется оно дружбою, а для другихъ будетъ любовью? Признайся мн: вдь мы друзья.
М-me Ленцъ (вставая).— Нтъ, ты не можешь говорить теперь: теб надобно прежде успокоиться. Прощай. Постарайся прійдти въ себя и тогда сообрази все, что ты мн говорила.
Лида.— Ты идешь къ Жоржу?
М-me Ленцъ.— Я ду домой. Можешь сказать ему, что хочешь, хоть даже то, что я больше не расположена была ни видть его, ни говорить съ нимъ.
Лида.— Такой лжи я не скажу ему.
М-me Ленцъ.— Все равно, мы будемъ говорить съ тобою посл. Я надюсь, мы скоро увидимся?
Лида.— О, врно ты не забудешь насъ!
М-me Ленцъ.— Ты все еще также раздражена? Но ты ошибаешься, если думаешь, что я позволю себ увлечься до того же. Прощай, до свиданія. Я буду у тебя черезъ день, въ этотъ же самый часъ. (Уходитъ.)
Лида (падая въ кресло).— О, сколько силъ беретъ эта злость! (Остается безъ движенія.)
Жоржъ (входя).— Вы такъ влюблены въ мою жену, Клара… (Замтивъ Лиду одну, останавливается въ недоумніи.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Гостиная у M-me Ленцъ. Въ креслахъ Лида, М-me Ленцъ около нея на диван.

M-me Ленцъ.— Я почти готова думать, что миръ лучше посл брани. Ты съ каждымъ днемъ становишься миле… я хочу сказать доврчиве ко мн. Бывало же, вчно оставишь что-нибудь у себя за душою, досадная! Не правда?
Лида (говоритъ съ нкоторымъ нетерпніемъ, часто оглядываясь).— Охъ, да! Это было непростительно-глупо.
М-me Ленцъ.— Ты стала совсмъ-другая. Вспомни одно это: когда длала ты мн такой ранній визитъ и одна, безъ Жоржа? Повришь ли, ты изумила меня! Я подумала, ужь не опять ли черныя мысли?
Лида.— О, нтъ, совсмъ наоборотъ. Сегодня мн пришла охота смшить себя и другихъ. Ты, однако, не ждешь никого къ себ?
М-me Ленцъ.— Въ эту пору? Разв на завтракъ? Или ужь не хочешь ли ты этимъ сказать… Ахъ, да! ты шутишь. Въ добрый часъ! Если ты въ такомъ веселомъ расположеніи, я готова позволить теб даже подозрнія. Жаль только, что не кому будетъ оправдать ихъ.
Лида.— А если я общаю теб еще визитъ?
М-me Ленцъ.— Право? Ты такъ расшутилась!
Лида.— Маленькія проказы, Клара. Но я такъ много смялась вчера, что и ныпьче не хочется перестать. Что же ты скажешь мн? Я у тебя спрашиваю серьзно.
М-me Ленцъ.— Вотъ это что-то новое! А впрочемъ, я очень-рада принять и другой визитъ. Но, можетъ-быть, не буду ли я лишняя? Чувствуешь ты всю силу моего подозрнія?
Лида.— Надюсь, все останется между нами.
М-me Ленцъ.— Какъ? Ты не хочешь даже отвергать моего подозрнія? Что за задачу ты мн задаешь, Лида? Не-уже-ли такъ много могло случиться въ эти пять дней, въ которые я тебя не видала? Меня беретъ сомнніе: не много ли ты требуешь отъ меня за свою довренность?
Лида.— Еслибъ ты знала, какъ ты смшна въ эту минуту!
М-me Ленцъ.— Еслибъ ты знала, какъ ты была смшна въ ту минуту, помнишь?
Лида няясь въ лиц).— Посл объ этомъ. Можешь ты дать мн свое слово?
М-me Ленцъ.— Что твои ‘маленькія проказы’ останутся между нами?
Лида.— Слишкомъ-много! Куда ведетъ эта дверь, Клара, здсь, направо?
М-me Ленцъ.— Въ маленькій корридоръ, если ты ужь успла забыть.
Лида.— Изъ него есть выходъ?
М-me Ленцъ.— Конечно. А ты боишься нечаяннаго нападенія?
Лида.— Мн хочется съиграть у тебя маленькую комедію, если ты согласна. (Настойчиво.) Не-уже-ли это тебя затрудняетъ?
М-me Ленцъ.— Если хочешь, но я не понимаю, въ чемъ дло.
Лида.— Понимать тутъ совсмъ нечего, и какое же въ комедіи дло? Говори же скоре, Клара: согласна ты, или нтъ? Какъ ты подозрительна!
М-me Ленцъ.— А ты спшишь?
Лида.— Да, Клара, Жоржъ будетъ ждать меня.
М-me Ленцъ.— Жоржъ будетъ ждать тебя! А ты будешь принимать здсь визитъ? Что же я должна длать? Выйдти въ этотъ корридоръ?
Лида.— Ты останешься здсь, а я выйду въ корридоръ, и чтобъ обо мн не знали, согласна?
М-me Ленцъ — Что жь тутъ будетъ смшнаго?
Лида.— Увидишь посл. Мы будемъ долго смяться. Впрочемъ, ты, можетъ-быть, не расположена смяться сегодня?
М-me Ленцъ.— Но скажи мн, по-крайней-мр, если случится совсмъ-другой визитъ, нежели какого ты ожидаешь? Должна ли я отказать?
Лида.— Совершенно все равно, кто бы то ни былъ. Дло совсмъ не въ томъ. (За дверьми слышенъ звонъ колокольчика.) Послднее слово, Клара: согласна ты, или нтъ?
М-me Ленцъ — Хорошо, посмотримъ.
Лида (взявъ у ней руку).— Честное и твердое слово, что кто бы у тебя ни былъ, ты ни въ какомъ случа не произнесешь моего имени?
М-me Ленцъ.— Ужь разумется. Иди же, сейчасъ войдутъ.
(Лида уходитъ, М-me Ленцъ затворяетъ за нею дверь.) (Жоржъ входитъ).
M-me Ленцъ (съ изумленіемъ).— Жоржъ!..
Жоржъ (подходитъ къ ней).— Вы не ждали меня? Вы смотрите на меня съ такимъ изумленіемъ? Клара, что такъ смутило васъ?
М-me Ленцъ.— Ничего, Жоржъ. Садитесь. Вы такъ нечаянно вошли…
Жоржъ.— Мн сказали, что вы одн, я былъ такъ радъ…
М-me Ленцъ.— Вамъ сказали? Разв вс въ заговор? Откуда столько сюрпризовъ!
Жоржъ (подозрительно).— Я вижу, я дурно выбралъ время… Въ дружб, какъ и въ любви, не должно быть совмстниковъ. Вы, конечно, имли причины скрывать отъ меня свой секретъ.
М-me Ленцъ (съ принужденнымъ смхомъ).— Со стороны могли бы подумать, что вы объясняетесь мн въ любви, или упрекаете меня въ нсврности!.. Ахъ, да! вы врно также имете роль въ ‘комедіи’?.. Какъ все хитро задумано!
Жоржъ.— Если только любовь можетъ быть завязкою въ комедіи, то пусть я играю комедію. Въ неврности, впрочемъ, я не имю никакого права упрекать васъ, но сказать вамъ, что мн мало вашей дружбы, вы не запретите, Клара?
М-me Ленцъ (растерявшись, и однако стараясь говорить громче). И вы славно выдерживаете свою роль! Я не предполагала въ васъ такого искусства! Вотъ это настоящій сюрпризъ!
Жоржъ лая нетерпливое движеніе).— Нтъ, зачмъ вы хотите играть со мною роль цлую вашу жизнь? Зачмъ стали вы подл меня лукавымъ ангеломъ и сами же на цлую жизнь связали мн руки,— зачмъ? за тмъ, чтобъ я наконецъ проснулся и умиралъ отъ жажды, потому-что мн сковали руки, а вы бы смялись мн въ глаза, да хвалили бы роль мою?..
М-me Ленцъ (вставая, вся въ волненіи).— Извините: такіе монологи не въ моемъ вкус… Я ждала сцены изъ комедіи, а не изъ мелодрамы лая значительное движеніе). Перестаньте, Жоржъ!
Жоржъ.— А кто прежде изъ насъ сталъ играть роль? Кто заставилъ меня думать, что дружба не любовь? кто уврилъ меня, что дружба нсколько лтъ ничто передъ любовью, которая будто бы родится въ одинъ день? Зачмъ же не сказали вы мн тогда, что она въ одинъ же день и умираетъ? Вашихъ чувствъ вы можете не дарить никому, но связывать другихъ не должны были, вы не имли на это никакого права!
М-me Ленцъ.— Перестаньте же, наконецъ, я вамъ говорю! Довольно. Мн не нравится ваша комедія, кто бы ея ни выдумалъ. Ни даже въ шутку не позволяю вамъ говорить о моихъ чувствахъ.
Жоржъ.— Я могу молчать, если правда васъ оскорбляетъ.
М-me Ленцъ (съ достоинствомъ).— Ваши слова меня оскорбляютъ. Вы не могли сказать ихъ мн даже въ шутку, не узнавъ напередъ, согласна, ли я ихъ слушать.
Жоржъ (смягчая тонъ).— Клара, если вы хотите, чтобъ я просилъ у васъ извиненія… Но я не могъ больше выносить, я ждалъ этого случая…
М-me Ленцъ.— Ни слова больше, ни даже себ въ оправданіе, вотъ все, чего я хочу. Впрочемъ, вы можете говорить о чемъ вамъ угодно. (Громко.) Я могу сдержать слово, но предметомъ комедіи быть не намрена. (Молчаніе.)
М-me Ленцъ.— Говорите, Жоржъ: я прошу васъ. Это ужь слишкомъ странно!
Жоржъ.— Извините: я не умю выбрать предметъ. О дружб, можетъ-быть? Или не долженъ ли я узнать напередъ, что ея больше нтъ между нами? Оскорбивъ васъ, я теряю на нее, конечно, всякое право?
М-me Ленцъ.— Жоржъ! Не-уже-ли я столько зла?.. Вы не хотите быть справедливыми ко мн… Дружескія отношенія нсколькихъ лтъ такъ легко не разрываются.
Жоржъ.— Но оскорбленіе такъ велико…
М-me Ленцъ.— Оставьте, забудьте… Мы, кажется, оба горячились по-пустому. Но я ужь забыла все: будьте и вы тмъ же, чмъ всегда… Если хотите, я первая подаю руку въ знакъ мира.
Жоржъ.— Наконецъ вы смотрите такъ, какъ смотрли въ тотъ разъ, когда я почувствовалъ нетерпливую потребность въ вашей дружб. Вы владете, Клара, такими чудесными силами, что многія могли бы позавидовать вамъ. Вотъ то, чего я никогда не умлъ понять!
М-me Ленцъ.— Дружеское пристрастіе… Но вдь вы врно не о томъ хотли говорить со мною, когда такъ спшили сюда? Не предпринимаете ли вы чего-нибудь новаго? въ такомъ случа, мы могли бы пригласить и еще кого-нибудь для совта…
Жоржъ.— Если только вы не перемнились ко мн, Клара, то нтъ ничего легче, какъ обойдтись теперь безъ совта… Не-ужели вы такъ мало помните о томъ, что говорите иногда съ вашими друзьями?
М-me Ленцъ.— Надюсь, этого нтъ за мной… Но право, Жоржъ, вы лучше сдлаете, если старое оставите въ сторон: зачмъ начинать снова то, о чемъ ужь было говорено?
Жоржъ.— И не договорено… Могу ли я напомнить? Или, можетъ-быть, вы не расположены теперь?
М-me Ленцъ.— О, нтъ, мн все равно! Но… вы, однако, ничего не сказали мн о Лид?
Жоржъ.— Она? она очень-занята чмъ-то… Вы не хотите, чтобъ я напомнилъ вамъ…?
М-me Ленцъ.— Вы именно видли ее сегодня утромъ?
Жоржъ (нетерпливо).— О, да, безъ сомннія. Но, вы знаете, она иногда любитъ мечтать… Сегодня она была нерасположена говорить.
М-me Ленцъ.— Мн, однако, думается, что она доллспа быть очень-весела сегодня? Я бы хотла, чтобъ она была теперь съ нами… и я не знаю почему.
Жоржъ.— Потому, Клара, что тогда меня не было бы здсь.
М-me Ленцъ лая движеніе рукою, какъ-бы желая заставить его замолчать).— Тсс! Что же вы хотли мн напомнить? Или ужь забыли?
Жоржъ (оглядываясь).— Разв насъ подслушиваютъ?
М-me Ленцъ (твердымъ голосомъ).— Я хочу васъ слушать. Наконецъ вы будете говоритъ?
Жоржъ (успокоиваясъ).— Немного, Клара: я хочу узнать вашъ секретъ, вы общали сказать мн его черезъ нсколько дней.
М-me Ленцъ.— О, шутка, шутка, ничего больше! Какъ можете вы такъ долго помнить?
Жоржъ.— Я зналъ прежде, я догадывался, наконецъ вы признались мн сами. Я считалъ дни, вчера я ждалъ васъ цлый день, мн казалось, что вы непремнно должны были пріхать вчера: вы не пріхали. Что можетъ васъ останавливать теперь? Мы одни.
М-me Ленцъ.— Богъ-знаетъ, Жоржъ, что за глупая мысль пришла вамъ въ голову! И что за дтское любопытство! еслибъ даже у меня и въ-самомъ-дл были секреты…
Жоржъ (перерывая).— Дтское любопытство! Знать, кого вы любите, Клара, дтское любопытство! А если я также люблю?
М-me Ленцъ (бросая руки на столъ).— Вы хотите свести меня съ ума! (Въ-полголоса.) Ради Бога, молчите объ этомъ, только въ этотъ разъ молчите, или я позову Лиду.
Жоржъ (замтивъ легкое движеніе двери).— Зачмъ Лиду? Здсь есть ближе. Я не зналъ, что вашъ секретъ открывается такъ легко. Плохо же прячете вы его отъ другихъ! Или это потому, что я вошелъ такъ нечаянно? вы не были приготовлены?
М-me Ленцъ.— Что за безстыдная ложь! кто позволилъ вамъ такую дерзость? Ни слова больше, я не могу васъ слушать! Вы можете выйдти. Ни одного слова, ни одного слова!
Жоржъ.— Клара!
М-me Ленцъ.— Вы можете выйдти, я вамъ сказала. Между нами все кончено. (Громко.) Пусть же знаютъ, какъ я умю держать свое слово.
Жоржъ.— И вы не дадите мн руки въ послдній разъ?
М-me Ленцъ (колеблясь).— Не вамъ, а вашей прежней дружб.
Жоржъ.— И любви. Я говорю въ послдній разъ.
M-me Ленцъ (вырывая руку).— Знайте же, что насъ слушаютъ!
Жоржъ (бросаясь къ двери).— Слушаютъ? Такъ я долженъ хоть видть его въ лицо. Вдь мы братья по любви: отъ-чего же я не подамъ руки ему? отъ-чего онъ откажетъ мн въ своей? О, мы будемъ друзьями на жизнь, или на смерть!

(Между-тмъ отворяетъ дверь въ корридоръ, въ которомъ скрылась Лида, пробгаетъ его вдоль, и никого не находитъ.)

Жоржъ (возвращаясь).— Тамъ есть выходъ, Клара?
М-me Ленцъ (какъ-бы посл тревоги, утомленная).— Все равно, вы видите, что слдовъ нтъ больше. Садитесь и говорите: теперь васъ никто не будетъ останавливать.
Жоржъ.— Теперь? Такъ это была не шутка? Не ошибался я, когда, кром насъ двоихъ, думалъ найдти здсь третьяго?
М-me Ленцъ.— Скажите, третью.
Жоржъ.— Кто жь могъ быть? Кому нужно знать, о чемъ я пришелъ говорить съ вами наедин? Еслибъ вы имли мужа…
М-me Ленцъ.— Но вы имете жену, Жоржъ.
Жоржъ.— Лида? Она была здсь? Она — подмчать за мною?.. О, вы ничего хуже не могли выдумать съ нею! Это хуже всякой ненависти, это — самое послднее изъ всхъ низкихъ длъ!.. И вы заодно съ нею?
М-me Ленцъ.— Я думала… вы съ нею согласились съиграть со мною эту злую комедію.
Жоржъ.— Нтъ, вы этого не могли подумать! Вы хотите отвести мн глаза… О, да, вы любите очистить себя отъ всякаго упрека! Читать мораль другимъ — это ваше назначеніе, ваше призваніе, а вы сами — вы чисты, какъ голубица, вы чужды всякой человческой слабости… Отъ чего въ эту самую минуту не хотите вы дать мір нсколько нравоученій? Такой прекрасный случай!
М-me Ленцъ.— Мы, кажется, обмнялись ролями. Теперь, можетъ-быть, наступила ваша очередь — сказать нсколько горькихъ правдъ моей совсти. Не говорили ли мы съ вами и прежде, Жоржъ, что каждому жизнь приноситъ съ собою свои уроки? Прежде, я любила давать вамъ уроки, потому, можетъ-быть, что сама не чувствовала въ нихъ большой нужды, теперь у меня отпала всякая охота длать наставленія другимъ, вроятно потому, что он столько же стали нужны мн, сколько и вамъ.
Жоржъ.— Вы хотите думать, что мы виноваты оба?..
М-me Ленцъ.— Какъ ни трудно, по, наконецъ, надобно признаться и въ этомъ.
Жоржъ.— И все еще не вполн-искренно! Зачмъ не хотите вы сказать — признаться въ любви? Зачмъ такъ упорно и такъ неискусно обгаете вы это слово, одно, котораго я жду отъ васъ, которое давно могло бы ршить вс мои сомннія? Мшаетъ ли вамъ ложный стыдъ, боитесь ли вы любви?
М-me Ленцъ.— Нтъ больше ни любви, ни ненависти. То, что еще есть между вами общаго, это наша общая вина, Жоржъ. Подумайте объ этомъ.
Жоржъ (посл минутнаго молчанія).— Кому же судить насъ?
М-me Ленцъ.— Лид — и никому больше: совсть должна бы сказать вамъ это. Идите же къ ней и поправьте хоть на столько вашу ошибку, чтобъ по-крайней-мр теперь выпросить у ней прощенія, если только она еще можетъ дать его намъ.
Жоржъ.— Исправить ошибку… Но я знаю другую, Клара, въ которой въ десять разъ больше зла, и о которой, однако, вы никогда не хотли и подумать!
М-me Ленцъ.— Какая? Говорите: я могу васъ слушать.
Жоржъ.— И васъ я долженъ обвинять въ ней! Какъ-будто вы способны на зло!
М-me Ленцъ.— Все равно, говорите.
Жоржъ.— Да, какъ-будто для того, чтобъ заплатить долгъ природ, и вы сдлали ошибку — разъ въ жизни, можетъ-быть, но за то и не меньше, какъ на цлую жизнь. Въ одинъ часъ вы погубили ни за что счастіе двухъ человкъ — мое и ваше. Я уже не отдляю васъ отъ себя — на это вы согласились со мною. Своими руками вы отдали ей навсегда мою любовь, которая всегда принадлежала вамъ! Вы заставили себя и меня играть въ жмурки и свою же любовь употребили на то, чтобъ отдать меня въ другія руки!
М-me Ленцъ.— Вы напрасно мшаете тутъ любовь: ея не было.
Жоржъ.— Не было — это значитъ, мы не умли ее назвать по имени! Вся разница лишь въ словахъ, Клара. И я бы послушался васъ, еслибъ не помогала вамъ эта темная сила? Но что сдлано, то сдлано. Я говорю только, что есть ошибки въ десять разъ важне тхъ, которыя вы хотите исправить.
М-me Ленцъ.— Нтъ, Жоржъ, я больше не называю ошибками того, чего нельзя уже исправить, и что принадлежитъ не намъ, а времени, судьб, можетъ-быть… если только мы въ-самомъ-дл сдлали такую ошибку. Я хочу, чтобъ было исправлено то, что еще въ нашей власти исправить.
Жоржъ.— Средство одно: вы, наконецъ, должны пожертвовать своими предубжденіями и признать права мои на вашу любовь.
М-me Ленцъ.— Жоржъ! я еще не говорила вамъ моего намреренія!
Жоржъ.— Вы сказали мн свое признаніе.
M-me Ленцъ.— Вы его не такъ поняли. Однако, вы должны узнать и мое намреніе: вашъ отзывъ, каковъ бы онъ ни былъ — одобрительный, или неодобрительный, вы можете оставить при себ, какъ-будто-бы его и вовсе не было. Намъ нужно нсколько времени не видть другъ друга.
Жоржъ.— Это невозможно, Клара. Часомъ ране это было бы легче, я могъ бы обмануть себя. Или я все еще не понимаю васъ, и требую себ того, что давно принадлежитъ другому?
М-me Ленцъ.— Вотъ вамъ рука моя, что въ моихъ словахъ нтъ ни лжи, ни тайной мысли. Послднія минуты, которыя намъ остаются…
Жоржъ.— Какъ! вы хотите навсегда…?
М-me Ленцъ.— Зачмъ же непремнно навсегда? Я говорю, Жоржъ, немногія минуты, которыя остаются намъ — вы не должны смущать ихъ ничмъ, ни даже неумреннымъ выраженіемъ вашего чувства. Что я хочу вамъ всей полноты счастія, не-ужели вы когда-нибудь сомнвались въ этомъ, или можете сомнваться теперь? Любви нтъ между нами, но что мшаетъ намъ разстаться любящими друзьями? Учитесь владть собою.
Жоржъ.— Со слезами на глазахъ вы все будете говорить о счастіи!.. Откуда я сталъ бы ждать его?
М-me Ленцъ.— Что знаемъ мы, мой другъ. Этотъ самый узелъ, который, вы говорите, завязала я, и въ которомъ вы видите только мою ошибку — можетъ-быть онъ развяжется для васъ такимъ счастіемъ, передъ которымъ бдны покажутся ваши прежніе восторги, забудутся даже прежніе друзья ваши. Что бы то ни было, время и терпніе! Узнайте Лиду, Жоржъ, узнайте ее ближе. Вы еще не знаете, чмъ владете. Я врю, я никогда не перестану надяться.
Жоржъ.— Никогда, Клара! Что бы ни было, у насъ съ вами все кончено.
М-me Ленцъ.— Нтъ, Жоржъ, ничего не кончено, пока еще нтъ смерти внутри насъ. Всей исторіи сердца напередъ разсказать нельзя, или прійдется страшно разувриться! Одинъ примръ уже есть. Но идите же къ Лид, идите къ ней — сдлайте надъ собой только одно это усиліе и скажите ей всю правду.
Жоржъ.— У нея есть на это другія средства. О, она никогда не позволитъ предупредить себя: маску она уметъ носить получше насъ обоихъ!
М-me Ленцъ лая нкоторое усиліе надъ собою).— Знаю, знаю. Жоржъ, я васъ прошу, идите… Никакихъ знаковъ, никакихъ моленій! Я не могу больше говорить — вы видите.
Жоржъ (держа ее за руку).— Клара, ваша рука дрожитъ.
М-me Ленцъ (вставая съ дивана).— Идите… (Опускается опять на диванъ и закрываетъ глаза платкомъ). Жоржъ — уходитъ, оборачиваясь нсколько разъ).
М-me Ленцъ (открывъ глаза).— Себя побдить два раза въ одинъ часъ — Клара, гд взяла ты столько силъ? Откуда такая твердость? Не все въ прошломъ было обманъ, призракъ, онъ правъ: тамъ была искра и того огня, который жжетъ. Стны глухи: я могу сознаться передъ нимъ. (Вздрагиваетъ.) Нтъ, Клара, не смотри назадъ, голова теперь слаба — можетъ закружиться… Къ концу, скоре къ концу, или намъ всмъ не уйдти отъ судьбы! (Выходитъ въ другія двери).

Комната Жоржа. Сумерки.

Жоржъ (сидя въ большихъ креслахъ передъ рабочимъ столомъ, чертитъ на бумаг).— Есть жизнь и въ искусств, и такая жизнь требуетъ всего человка. Что жь! тмъ лучше. Я отдамся ей весь безъ раздленія. Буду много работать… время будетъ проходить скоро. А гд взять вдохновенія? Возьму трудомъ… (Подумавъ.) Но нтъ, этого не будетъ никогда: она хотла только испугать меня, и ничего, ничего больше… Что можетъ она сдлать? Запретить мн входъ? О, этого она не можетъ, не въ силахъ сдлать! Или пусть запретитъ. Но какъ же она запретитъ мн встрчаться съ нею? Ее смутила мысль, что она виновата передъ Лидою… Нтъ, это моя воля, не ея… (Легкій скрипъ дверью.) Кто?
(Лида входитъ закутавшись въ большую шаль).
Жоржъ лая шагъ на встрчу ей).— Я думалъ, вы отложили наше объясненіе до утра… Я не расположенъ теперь… Вы, конечно, пришли требовать отъ меня отчета въ ныншнемъ дн?
Лида.— Нтъ, Жоржъ.
Жоржъ.— Такъ вы пришли осыпать меня своими законными упреками?
Лида.— Нтъ…
Жоржъ.— Что же вамъ угодно? Не милости же пришли вы просить у меня…
Лида (падая къ ногамъ его).— Вашей любви, Жоржъ…
Жоржъ (поднимая ее).— Лида, это хуже всякаго упрека… Прошу васъ — встаньте. Просьбы же вашей я совсмъ не понимаю.
Лида.— У меня нтъ другой.
Жоржъ.— Любви, которой вы спрашиваете, у васъ никто не отнималъ. Какъ жена, вы имете на нее полное право, конечно…
Лида лая отрицательный знакъ).— Никакого. Я потеряла ее…
Жоржъ.— Вы придумали очень-странный способъ воротить ее — тотъ, который вы употребили ныньче утромъ… И вы смли?..
Лида.— Да…
Жоржъ.— И у васъ достало духа подъискиваться подъ меня, подмчать, подслушивать?.. Даже стыдъ передъ другими не остановилъ васъ?
Лида.— Нтъ, Жоржъ.
Жоржъ.— Это низко! Вы не могли поступить безчестне для меня и для себя… Какой же любви хотите вы посл этого? Вы сами избавили меня отъ непріятности говорить вамъ, кому принадлежитъ она…
Лида.— Клара счастливе меня, но я люблю васъ столько же!..
Жоржъ.— О, я никогда не сомнвался въ этомъ! А сегодня вы дали мн новое доказательство!
Лида.— Я буду учиться любить у Клары, Жоржъ.
Жоржъ.— Вы не можете обойдтись безъ этого имени?
Лида.— Недолго, Жоржъ: она детъ отъ насъ.
Жоржъ.— Никогда! Это ваша выдумка.
Лида.— Ея, не моя. Она не хочетъ даже проститься съ нами и велитъ мн… (подходя къ нему ближе) велитъ мн надяться, Жоржъ…
Жоржъ.— Какъ, вы успли ужь говорить съ нею?.. Успли даже уговорить ее?
Лида (кивая головою).— Она не сказалась дома… Это письмо прислала она ко мн… (Отдаетъ ему письмо). Позвольте мн выйдти, Жоржъ… Я не могу больше…
Жоржъ.— О, куда вамъ угодно! Вы кончили свое дло, вы не могли лучше заключить!
Лида (останавливаясь въ дверяхъ).— Жоржъ, простите мн… (Уходитъ).
Жоржъ (роняя письмо).— Она сдержитъ свое слово, она не измнитъ себ! Что же будетъ тогда съ нами? Что будетъ съ тобою, Лида?

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Комната Лиды. Лида и Жоржъ у колнъ ея на кушетк.

Жоржъ.— Всю ночь меня мучили грезы. Я не могъ поднять головы, — сна хотлъ я, крпкаго сна, и просыпался почти въ ту же минуту, какъ засыпалъ. Ты стояла передо мною въ темнот, всякій разъ плачущая, кроткая, безотвтная… Я все силился оправдываться передъ гобою, хотлъ просить тебя, чтобъ ты перестала плакать, но что-то какъ-будто оковало мн языкъ: я чувствовалъ, что произносилъ лишь непонятные звуки. Наконецъ, я всталъ измученный, подошелъ къ твоей спальн, приложилъ ухо къ дверямъ… Было темно вокругъ, все спало, а ты — стонала… Я слышалъ твои рыданія, хоть ты, кажется, и старалась задушить ихъ…
Лида.— Во сн, можетъ-быть. Я не помню.
Жоржъ.— Глаза твои говорятъ не то: ты провела такую же страшную ночь,— нтъ, ты страдала боле. Ты давно страдаешь, Лида! Благословляю ту минуту, когда я началъ понимать твои страданія. Но ты… можешь ли простить мн, можешь ли такъ забыть прошлое, чтобъ и тайная мысль не смущала тебя?
Лида.— Я ужь опять счастлива, Жоржъ!
Жоржъ.— Даже и столько злобы нтъ въ теб! Она говорила правду, что я не зналъ тебя. Но откуда же прошло мн вдругъ это знаніе? Откуда это нетерпніе — быть опять съ тобою, слышать отъ тебя слово любви и прощенія? Я ждалъ тебя цлый день: ты ухала такъ рано — воротилась такъ поздно. Еслибъ я зналъ, по-крайней-мр, гд искать тебя! Мн такъ хотлось встртить, ввести тебя въ домъ… Моя добрая Лида! И ужь снова весела! Какъ, и эта печаль не измнила тебя?
Лида.— Вчера мн было тяжело: я ни отъ кого по слыхала ни слова. А ныньче — ты опять со мною.
Жоржъ.— И ты не упала духомъ, когда видла вмсто любви одни оскорбленія?
Лида.— Я врила въ твое сердце, я ждала и надялась. Только одну минуту я не знала какъ пережить… Вдругъ мн стало такъ страшно, такъ страшно, какъ-будто ужь у меня не осталось ничего! Тогда я пришла къ теб…
Жоржъ.— И что же нашла ты, что встртила!
Лида.— Но посл того мн было легче, Жоржъ. Я ужь опять надялась.
Жоржъ.— Ты сама не знаешь, сколько любви въ теб! Сколько разъ, въ тотъ же вечеръ, мн казалось, что ты опять идешь ко мн, что я слышу твои шаги… Я готовился встртить тебя тамъ же,— и роблъ, самъ не знаю чего… Меня побждала какая-то тайная сила, я уступилъ ей безъ борьбы, а она росла во мн съ каждой минутою.
Лида.— А Клара?..
Жоржъ.— Ты еще хочешь, чтобъ я говорилъ о ней?
Лида.— Она была нашимъ другомъ, Жоржъ, она хотла намъ счастія…
Жоржъ.— Правда, правда… Но напередъ, Лида, возьми этотъ медальйонъ: онъ долженъ принадлежать теб… Сдлай съ нимъ что хочешь.
Лида (разсматривая медальйонъ).— Я сберегу его: Клара на немъ какъ живая.
Жоржъ.— Какъ? тебя удивляетъ только сходство? Я же думалъ, что самая вещь удивитъ тебя больше… Она сдлана тайно отъ тебя.
Лидл.— Вы плохо берегли вашъ секретъ…
Жоржъ.— Плутовка! ты видла?..
Лііда.— Все въ тотъ же несчастный день: утромъ вы вышли въ садъ и забыли его на стол.
Жоржъ.— Все равно: онъ долженъ остаться у тебя.
Лида.— Что же Клара, Жоржъ?
Жоржъ.— Клара? Она была такъ благоразумна, что не приняла меня. Потомъ она ухала…
Лида.— Потомъ?
Жоржъ.— Потомъ — я не знаю даже, ни гд она теперь, ни долго ли мы останемся безъ нея. Ты смешься? Ты что-то скрываешь отъ меня?
Лида.— У меня также есть свои тайны, Жоржъ.
Жоржъ.— Ты врно въ переписк съ нею?
Лида.— Ты угадалъ: я сейчасъ получила отъ нея письмо. Она — у себя дома…

А. НЕСТРОЕВЪ.

Б—нъ.
1845.

‘Отечественныя Записки’, No 10, 1845

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека