Опыт теории изящных искусств с особенным применением оной к музыке, Одоевский Владимир Федорович, Год: 1869 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

В. Ф. Одоевский

Опыт теории изящных искусств с особенным применением оной к музыке

Русские эстетические трактаты первой трети XIX в.

В 2-х т. Т. 2

М., ‘Искусство’, 1974

Ailes was ist absolute Einheit,
Ailes was ist, ist an sich Eins.
Schelling *.

* Все, что есть абсолютное единство, все, что есть, — есть в себе самом. Шеллинг.

О СУЩНОСТИ ТЕОРИИ

Прежде нежели приступить к самой истории искусства, необходимым кажется памятовать, что значит теория вообще. Из сего вопроса неминуемо разовьется другой вопрос: сколько должно быть таковых теорий? Если выведем, что таковая теория должна быть одна, то сей вывод необходимо предположит обратное исследование, то есть что произошло бы, если бы теорий было не одна, но несколько, и сверх того предположит разрешение вопроса о возможности таковой теории. Таким образом, по исследованию предыдущего нам возможно будет приступить к ответу на вопрос, составляющий предмет сего сочинения, то есть определения единой, истинной, постоянной теории искусства¹.

1. […] Распространенное определение называется теориею. Повторим же вкратце теперь все сказанное нами и получим: нет предмета без сущности, нет предмета, который бы не имел определения, нет предмета, который бы не имел своей теории.

2. Из предыдущего ясно следует, что теория всякого предмета должна быть одна, ибо предмет может иметь только одну сущность. […]

3. Если всякий предмет имеет только одну сущность, одну теорию, то трудно предположить, чтобы не было одной сущности, в которой бы заключались сущности всех предметов, теории, из которой бы истекали все прочие теории. Но не будем доверять себе и исследуем подробнее это предположение.

4. […] Должна же, наконец, быть мысль, которая была бы основанием всех оснований, условием всех условий. Без существования сей основной мысли мы не имели бы права сказать или возможности доказать самого простого опытного суждения, не имели бы права сказать, что, например, бумага бела².

5. Но неужели, спросят меня, люди до сих пор не могли догадаться о существовании истины столь простой и очевидной? Напротив, о существовании сего условия всех условий, или, иначе, Безуслова, начались толки со времени начала мышления человеческого, и все усилия философов клонились к отысканию сего Безуслова. Как мы выше заметили, люди по невольному внутреннему чувству, часто от них самих скрытому, во всех своих суждениях опираются на сей Безуслов, но по сему же внутреннему чувству самые эмпирики, самые те, которые отвергают существование сего безусловного начала, ищут теорий или оснований для своих понятий, тем подтверждают истину того, что хотят опровергнуть. Следовательно, существование Безуслова находится не только в ₍прираде, но мысль о том в самой душе человека, эта мысль родная душе, она свойство души человеческой, и потому от начала мира твердо противится всем нападениям предрассудков и слабоумия. Она подобна сердцу в организме. […]

Если сия мысль врождена душе нашей, то дело мыслителя открыть ее и исследовать ее законы. ‘Представьте только истину во всем свете людям, — говорил один писатель, — и они предадутся ей, ибо она родная душе человека’³.

* * *

Живящий и мертвящий производители в природе — в музыке являются под видами согласия и несогласия. Как в природе всякое явление есть совокупность двух противоположностей, так и в музыке всякая фраза есть совокупность созвучия и противозвучия (consonantia — dissonantia). Вообще нужно заметить: что в мире вещественном — невозможно, то соответствующее тому в мире изящном — неприятно, как и в первом присутствие одного производителя не может соделать явления, так в красноречии одна теза без антитезы и обратно составляет бессмыслицу, так в музыке последование двух созвучий или противозвучий раздирает слух (причина, почему две рядом квинты, октавы, секунды — фальшивы).

В дальнейшем развитии согласие и несогласие являются под видом двух родов созвучий: твердых и мягких (cantus duves — cantus mollis, magiore — minore). Они оба соответствуют двум началам наших чувствований: веселому и печальному. Как переход или противоборство созвучия с противозвучием необходимы для произведения музыкального явления, так переход от голоса твердого к мягкому и наоборот необходим для возбуждения желаемых чувствований в душе нашей.

Дальше полярность является в самом созвучии собственно или противозвучии, отчего бас, голос средний и совокупность их, того и другого, — голос высший или дискант. В природе сия двойственность является четырьмя рядами человеческих голосов (отвечающих четырем возрастам человека): басом, тенором, альтом, дискантом⁴. Как тенор относится к басу, так альт к дисканту, только в обратном значении. Два главнейшие полюса суть дискант и бас, из коих первый есть преимущественнейший — в нем содержится все созвучие — в своем безразличии (отсюда мелодия — основная часть музыкального явления), отсего дискант может являться один, а бас не может. Но как скоро к дисканту (в созвучии сие примените, нежели в голосах человеческих) прибавится тенор или альт, то есть дискант уже делается не безразличием созвучия, а частью оного, тогда необходимым делается его противоположный полюс — бас. Из сей полярности, кажется, может быть выведено также расположение частей музыкального явления — доминанта — тоника. (Об этом подумать?)

Трем явлениям динамического процесса соответствуют три рода движений созвучий:

1. Магнетизму — движение прямое (motus vectus).

2. Электринизму — движение противное (motus contraries).

3. Химизму с гальванизмом — совокупность сих двух движений — косвенное (motus obciquus), которое есть именно то, что мы называем музыкою (+ — 0).

Наконец, будет говорено о влиянии музыки на нас. Как звук показывает внутреннее состояние материи, то и музыка производит более действия на людей, живущих, так сказать, во внутренности их идеальной сферы⁵.

Живопись имеет влияние поверхностное, производит действие разительное, скорое, иначе вещественное, напротив, музыка медленно, как бы углубляясь мало-помалу, проникает в нашу внутренность, покоряет душу.

По сей-то причине, если не ошибаюсь, картина более поражает нас при первом взгляде, нежели при втором, напротив же, хорошая музыка нравится нам более тогда уже, когда мы слышали ее несколько раз⁶.

Следственно, то искусство, где разительность разнообразного мгновения живописи соединится с глубоким, последовательным, постоянным действием музыки, то искусство произведет величайшее действие.

Это искусство по преимуществу поэзия.

В ней музыка в высшем своем проявлении становится лирою, живопись — эпопеею.

Но как мелодия производит более действия, будучи соединена с созвучиями, нежели одна, так и поэзия — безразличие всех искусств — более имеет силы, будучи соединена с музыкою. Отсюда поэзия по преимуществу поэзия в безразличии — драма.

Драма же по преимуществу — лирическая трагедия или трагедия древних. Отсюда, кроме других, причина действия музыки в древности. Потому изложится история музыки вообще⁷.

В музыке те же три отдела:

1. Музыку музыки составляет камеральная музыка, в коей содержатся в безразличии три музыкальные явления, повторяющиеся во всех трех отделах. Сии явления: а. канон, b. фуга и совокупность их — с. соната или симфония.

2. Живопись музыки составляет песнь-кантата, в ней также 3 раздела:

a. песнь лирическая — гимн,

b. песнь эпическая — баллада,

совокупность — с. народная песнь.

3. Поэзия музыки, или сценическая музыка, есть музыка по преимуществу, или опера. […]

<Первое условие сценической музыки -- тождество музыки с поэзией. Как в эпопее характер поэта теряется в разнообразии предметов, им описываемых, так и в эпической пеоне не может сохраниться ни единство главного напева, ни единство ритма, коих, напротив, сохранение необходимо в противоположной лирической песне, ибо сие последнее свойственно лире, в коей поэт более всего стремится к возвышению собственного духа, совершенно отвечает идеальному, целостному характеру музыки нашего времени.> Здесь и далее в угловые скобки заключен текст, зачеркнутый Одоевским.{}

В древности, во времена младенчества микрокосма,— дух человечества был устремлен вне себя, оттого все его произведения, все действия носили характер вещественности. Вот ‘причина, почему музыка древних производила явления суть чудные, сильные или — другими словами — материальные. Характер нашей музыки, имеющей основание свое в христианской религии, совершенно отличен: наша музыка не производит действий чувственных, но, подобно философии древних, в недрах величественных храмов, исполняя душу благоговением, возвышает ее к неопределенному, неизъяснимому.

<В сем различии духа времени древнего от новейшего должно искать причину превосходства древней пластики как искусства, в коем преимуществует вещественное, пред новейшею.>

Когда поэт проявляет свою идею, он неопределенность, бесконечность, необъятность оной вмещает в определенной, конечной, вещественной оболочке, как бы утрачивает духовность своего идеала, но музыка, соединяясь с поэзиею, сообщает ей свой неопределенный духовный характер, как бы снова возвышает художественное произведение к идеалу — здесь вещественное уравновешивается с духовным,— и вот причина необыкновенного действия на нас поэзии, соединенной с музыкою, действия, которого отдельно ни поэзия, ни музыка производить не могут. Не так ли точно нуль (0) образуется в плюс ( + ), чтобы, пребывая в плюсе, остаться тем же нулем, (—) образуется в минус (—)?

<Философ -- центр, поэт -- точка на периферии, центр один, периферические точки бесчисленны. Есть одна теория изящного, но формы ее бесчисленны, хотя все ей подчинены, как точка пер[иферии] центру. В философии нельзя быть оригинальным, в поэзии -- должно. Из никакого поэта нельзя вывести правил изящного, как думали французы или Аристотель, каждый из них должен иметь свою поэтику (столь же отличную от других, как могут быть отдалены одна точка от другой на периферии, то есть бесконечно), которая все-таки должна примыкать к одной иентральной теории. Каждая точка на периферии может быть центром -- трудно достичь до него так же, как и постигнуть собственную теорию поэта трудно, ибо не узнать его места на бесконечной периферии. Отсюда невозможность подражателей и всегдашние их неудачи.

Соответствие 4-х голосов музыки четырем возрастам очевидно: дитя — дискант, юноша — альт, муж — тенор, старец — бас. Развернем эту мысль, младенец и дискант соответствуют воображению и фантазии, юноша и альт — чувствительности, тенор и муж — полной жизни, бас и старец — спокойствию. То же отношение к темпераментам: дискант имеет характер сангвиника, альт — меланхолика, тенор — холерика, бас — флегматика. То же отношение, следственно, с временем года и расположением дня. Дискант есть весна и утро музыки, альт — вечер и осень, тенор— полдень и лето, бас — ночь и зима. Доказательства тому — характер различных животных, поющих в разные времена года и дня. В отношении к полу: альт есть женский бас, тенор — мужской дискант. То же отношение встречаем в отношении с странами света. Дисканту отвечает восток, страна сангвиников, колыбель фантазии, где младенчествовал род человеческий, альту — запад, страна меланхоликов, осень — время любви, тенору — полдень, страна холериков, страна холерической деятельности. Басу — север, ночь, флегматическая власть рассудка. Отсюда правила для расположения сочинения, причина развитых, непременяемых характеров каждого музыкального голоса.>

Так в природе все сливается в одно неизмеримое для простолюдина созвучие. Тот лишь внимает ему, чей слух духовный возвышен созерцанием, тот лишь наслаждается гармоническим спокойствием, — это философ. Он — слушатель, судья божественной музыки, поэт — исполнительной. Там высшая степень совершенства, где слушатель есть вместе судия, где поэзия сливается с философиею!

От сего спокойствие есть удел философов, беспокойство и плотская деятельность — удел поэта. Поэт применяется подобно бесчисленным изменениям тонов, философ подчиняется одной гармонии⁸.

Что же есть наслаждение, причиняемое изящным? Беспрестанный переход из мира собственного духа в мир предметный и наоборот. Вот причина, почему театральное представление нам нравится, хоть очарование его беспрестанно разрушается. Следственно, деятельность духа бывает или центральной, или периферической — от центра или от окружности. Первое есть радость, второе — горесть, совокупность центральной и периферической деятельности в качестве первого — восторг, в качестве второго — мщение. Теперь легко разрешить вопрос, почему в изящном мире нам нравится и ужасное? Здесь дух от предметов возвращается в самого себя, в свою собственную обитель, он радуется, что и в предметах пребывает духом.

* * *

Если искусство есть второе (мироздание, то в таком случае описание планеты и описание человека (роман, эпопея и проч.) тождественны. Всякое изящное произведение есть развитие характера, точно так же как описание планеты есть описание сего развития. Следственно, описание характера — беспрестанная прогрессия, но мироздание безначально и бесконечно — вечно, безначален и бесконечен характер. Планета существует в отношении к своему абсолюту — солнцу и также в отношении к самой себе, характер существует относительно к своему духу и к обстоятельствам. Как же положить границы описания планеты или характера? Мы рассматриваем планеты или в отношении вещественном (магнетизм, электризм, химизм с гальванизмом) или в духовном (минералы, животные, человек). Будем рассматривать характер в вещественном отношении и отношении из плодотворения (лицо), раздражительности и чувствительности (любовь), в духовном отношении к смыслу, разуму и уму⁹.

ТЕОРИЯ ИЗЯЩНОГО

От начала мира каждый век был приготовлен предыдущим: так семя, брошенное на ниву ума человеческого индейцами и египтянами, явилось в виде плода во времена Гомеровы, здесь плод создал и бросил новые семена, воспользоваться ими для произведения нового плода было делом средних веков — отсюда ревностное изучение древних, XVI столетие было минутою зрелости, семена, брошенные им, не нам ли принадлежит взращать? Не от сего ли стремление, замечаемое повсюду, к романтизму, к греческой архитектуре, к исследованию манускриптов, оставленных нам XVI столетием точно так же, как для него были приготовлены материалы древними. Любопытно было бы исследовать сии моменты связей, возрождений и зрелости и не в одних изящных искусствах, но во всех областях духа человеческого.

Главнейшее возражение против единства теории изящного было: различные понятия о красоте у разных народов. Это было камнем преткновения философов XVIII века. ‘Как, — говорили они, — определить, что такое красота, когда европеец ищет красоты в прямизне носа, в больших глазах, в маленьком рте, а негр в толщине носа, в маленьких глазах, в огромных губах?’ Но это возражение больше подтверждает наше мнение, что основание красоты <не в природе, но в духе человеческом. Лестнице различных степеней духа человеческого параллельна лестница его произведений. На каждой степени чего ищет дух человека? Видеть самого себя в своем произведении. Оттого степень красоты соответствует всегда степени духа. Возвысится или просто переменится степень человека — возвысится или переменится в нем понятие красоты. Отсюда характеры литературы соответствуют всегда характерам народов. Отсего у французов педантизм, соединенный с пустотою и легкомыслием, отсего у немцев энергия соединилась с свободой. В этом смысле совершенно справедливо простонародное выражение: вкусы различны. Так, каждый судит о красоте по-своему, но какое основание этого суждения? Каждый приравнивает произведение к своей степени, другими словами, каждый ищет самого себя в произведении, от сего правила — произведения, соответствующие, как говорят, духу публики, отсего происходит удовольствие при взгляде на изображение человека, еще больше три взгляде на свой портрет или людей, ему близких. Сократим это выражение и получим прежде нами сказанное: основание красоты состоит в акте духа, созерцающего самого себя в предмете. Это справедливо и в отношении ко всем другим отраслям духа человеческого: по-видимому, сколько голов — столько истин, столько понятий о добре: республиканец ищет ее в ниспровержении монархий, роялист — в поддержании оной, между тем основание истины, доброты во всех одно: всякий ищет в предмете степени, ему соответствующей, как своего продолжения.

Теперь следует неминуемо вопрос: какая же лучшая степень? На каждой степени является все тот же дух человека, на каждой степени совершенство: оттого истина повторяется от начала мира, что зло неразлучно с добром, что нет лжи, в которой бы не было истины, ‘нет преступления, в котором бы не было доброго, нет безобразия, в котором бы не было красоты. Возвышайтесь по степеням сим — и вы дойдете до идеи тождества или Всяческого, в котором что встречаем: свободу, спокойствие, всеобъемлемость, свободу, ибо и нет ничего, что бы могло положить Ему преграду, ибо он есть ВСЕ, спокойствие, ибо нет пространства, в котором могло оно вращаться, ибо оно во Всем, всеобъемлемость, ибо Ему ничего недоставать не может, ибо все в нем.

Какая степень соответствует степени божества. Его произведение? Вселенная — отпечаток божества, бог в предмете. Отсего соответствующие противоположения пространства в бесконечность соответствия и противоположения всех степеней. Цель человека — уподобиться божеству. Эта истина повторяется от начала веков и в полном свете предстает в сторону откровения, отсюда все теории: искусства, нравственности, философии. Общее основание всех действий человека при созерцании всего есть сравнивание степеней.

В самом деле, что значит, что мы восхищаемся, слушая одно произведение, отвращаемся, слушая другое, мы отличаем высшую степень от низшей, что значит награда и казнь в обществе политическом: отличение степени высшей от низшей или, так сказать, не сравнение, точно такое же действие, как при том моменте, когда мы отличаем в природе человека от льва, льва от тигра, тигра от голубя и так далее. Это покажется еще более к месту, когда вспоминаем, что вся природа повторяется в каждом человеке и в роде человеческом, когда вспомним, что есть люди, играющие в угоду [роду] человеческому роль львов, орлов, голубей — и, наконец, роль людей по преимуществу.

Даже физиогномия людей подтверждает эту истину: таково орлиное выражение Цезаря, таково множество лиц, напоминающих зверей и животных. См. о сем Лафатера¹⁰.

В. Ф. ОДОЕВСКИЙ — В. П. ТИТОВУ
20 АВГУСТА 1823

Три предмета, которых Вы советуете мне коснуться, непременно должны занять важное место в моем ‘Опыте’. Все три вопроса, кажется, можно разрешить так (о сем я намекал и в (предпоследнем письме моем к Вам): как звук показывает внутреннее качество вещи, так музыка в эстетическом мире изображать может одни внутренние чувствования человека. Напрасно думали музыкою изобразить треск бури, сражения — такие изображения смешны и непонятны. Музыка не бурю изображать может, ‘о только влияние оной на душу человека, чувствованиям которой она отвечает своей неопределенностью, и как неопределеннее всех чувствования меланхолика (живущего на внутренней стороне идеальной сферы), то такой человек более пленяется музыкою и скорее может быть музыкантом. И как комическое не может быть свойством меланхолика или по крайней мере меланхолического состояния души, так комическое не существует в музыке, в коей только два полюса: веселый и печальный, совокупность которых составляет главнейшую прелесть музыки. Совсем противное в живописи — сия изображает чувствования, выдавшиеся наружу…¹¹.

ОСНОВАНИЯ ПРАВИЛ ГАРМОНИИ,
ИЛИ ГЕНЕРАЛ-БАСА

< 1. звук>

Внутреннее качество вещества, сказали мы, изъявляется звуком точно так же, как поверхностное качество — цветом, и в сем отношении звук относится к цвету, как духовное к вещественному, как мы выше заметили (см. гл. II, 5). Цвет является в спокойном положении вещества, для произведения же звука нужно потрясти внутреннюю, динамическую сторону материи. Звук и цвет суть порождения одного и того же начала, но только с различных сторон. Отсего — тождество звука с цветом, являющееся в одинаковом семеричном числе изменений того или другого. Родовой звук не составляет ни одного особенного звука точно так же, как свет не составляет никакого особенного цвета. Мы точно так же не можем постигнуть сего родового звука, как постигнуть цвет света. Мы постигаем одни изменения сих начал.

Сих изменений — семь, ибо в сем числе заключается два тройства, сливающихся в одной безразличной единице.

2. МЕЛОДИЯ — ГАРМОНИЯ

Известно, что всякий предмет в природе имеет интенсивную и экспансивную сторону. Очевидно, что сей закон отражается в музыке: в самом деле, мы находим, что звуки могут следовать один за другим и, наоборот, являться в одно мгновение, сие последнее явление назовем созвучием. Вот начала мелодии и гармонии. Они относятся между собою как в цвете фигура и краска. Мелодия не может быть без гармонии так же, как фигура без красок, гармония не может быть без какой-либо мелодии точно так же, как краска без какой-либо фигуры, так что мелодия составляет экспансивную сторону музыки, гармония — интенсивную.

4. СОЗВУЧИЯ — ПРОТИВОЗВУЧИЯ

Так что гармония есть в одну точку слившаяся мелодия, а мелодия есть развившаяся в экспансию гармония. Отсего в древности преимуществовала мелодия, а в новейшие [времена]—гармония. Оттого песни простолюдина составляют одну голую мелодию, напротив, гармония составляет наслаждение человека с возвышенным духом.

<В созвучиях, или гармонии, также должны быть интенсия и экспансия. Отыщем их, мы уже знаем из предыдущего, что составляет духовную сторону в соединениях звуков, вставим же сюда выведенное нами предложение, и тогда получим: первая или восьмая четвертная суть духовная форма созвучия, вещественную же составлять будут вторая, третья, шестая, седьмая. Первые пленяют нас, успокаивают слух наш, вторые не столько пленяют и оставляют в слухе какое-то желание, успокоение, потому назову условно первые созвучия согласными, вторые -- несогласными.>

Прежде, нежели пойдем далее, заметим следующее: между сими двумя родами созвучий, согласными и несогласными, которые для краткости назовем первые созвучиями, собственно, а вторые — противозвучиями, между сими двумя родами то закону противоположности должны находиться в противозвуках созвучия, в созвучиях — противозвучия: в самом деле, третье или шестой суть созвучия между противозвучиями, пятое или четвертое суть противозвучия между созвучиями. Напротив, пят[ое] или четвер[тое] есть совершеннейшее созвучие, вторая и седьмая— совершеннейшее противозвучие.

Следственно, созвучия с противозвучиями составляет музыкальная фраза, само собою представляется вопрос: каким образом должны созвучия соединиться с противозвучиями?

Из закона ума известно, что интенеия не может быть без экспансии, и наоборот, духовная сторона — без вещественной, и наоборот, и каждая из них существует только по относительной противоположности. Вставим сие предложение в настоящий случай и тогда получим: созвучие не может следовать за созвучием, ни противозвучие за противозвучием. В самом деле, ряд совершеннейших созвучий, пятых или четвертых, как равно ряды совершеннейших противозвучий, несносны для слуха. Напротив, ряд несовершеннейших может быть позволен: таковы ряды первых, третьих, четвертых, восьмых. Очевидно, что основанием (тоника) каждого созвучия или противозвучия может быть каждый звук в ряду от oct до si, ясно, что совершеннейшее созвучие не может иначе повториться, как в звуке, составляющем ему совершенную противоположность: в самом деле, пятая может повториться только на созвучиях, которого основные звуки суть ut-fa или ut-sol, противозвучия же на звуках ut-re или ut-si.

5. СХЕМА ЗАКОНОВ СОЗВУЧИИ, В ОБЩЕМ, БУДЕТ СЛЕДУЮЩАЯ:

Возможные переходы:

a) от 5 всякого созвучия к всякому противозвучию и наоборот,

b) от несовершенного созвучия к совершенному и наоборот,

c) от совершенного противозвучия к несовершенному и наоборот,

d) от созвучия совершенного к совершенному, когда основные их звуки находятся в величайшей противоположности.

Невозможны переходы:

a) от соверш[енного] созвучия к соверш[енному] созвучию,

b) от соверш[енного] противозвучия к соверш[енно^,му] противозвучию,

c) сими началами испытаем раскрыть различные<виды созвучий>¹².

СУЩЕЕ, ИЛИ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ

ОБЩИЙ ПЛАН ТЕОРИИ СУЩЕГО

Все мнения людей противоречат одно другому. В природе мы видим соответствующее тому противоборство, руководимое порядком. Сей порядок должен быть и в людях. Противоборство в природе и человеке происходит между родом и видом.

1. Познание, без коего не может быть никакое другое, есть Я и НЕ-Я.

2. Я — человек, НЕ-Я — все предметы.

3. Общий род для всех предметов есть сущее, далее его идти нельзя.

4. Познание НЕ-Я или сущего принадлежит всем людям.

5. Все люди согласны всему познанию, оно для всех есть истинное.

6. Сущее кончится на границе природы¹³, здесь первая ступень в мире мышления.

* * *

Сократ. Каким внешним чувством ты можешь постигнуть не только праведное, доброе, прекрасное, но даже величину, здравие, силу — одним словом сущность вещей?

Платон в ‘Фед[оне]’¹⁴

1. Познание есть соединение познаваемого с познающим, другими словами: для того чтобы предмет мог сделаться познанием, необходимы две сферы: познающего и познаваемого.

2. Познавать или соединять познающее с познаваемым значит переносить незнаемую сферу в сферу знаемую, или накладывать неизвестное на известное, по известному находить неизвестное.

3. Совершеннейшее познание есть совершеннейшее соответствие между сферою известного и неизвестного.

4. Познающее — идея, единое, познаваемое — предметы, разнообразное. Если мы хотим познать предмет какой-либо, это значит, что мы его не знаем, что он для нас неизвестное, в силу 2 единственно известное для нас должна быть идея, или мы ничего знать не можем.

5. Идея = известному. Идея = единому.

След[овательно], известное = единому (род).

Наоборот: неизвестное = все предметы (разнообразное, виды). Для полного познания необходимо следующее (по 3): известное = неизвестному.

Отсюда: единое = всем предметам, род = всем видам.

Если сие справедливо, то наоборот: сфера единого не равна сфере одного предмета.

6. Если сфера одна другой не равна, это значит, что в одной из сфер есть нечто такое, что в другой не находится, след[овательно], эта сфера не может выразить другой.

7. Следовательно], для выражения Единого (идеи) потребны все предметы, сие невозможно в познании.

8. Между тем познание существует (по 4). Что же сие значит, если не то, что мы в познание погружаем всю идею или все предметы, ее выражающие?

9. След[овательно], всякое познание есть совершенное. Если сие справедливо, то что же такое несовершенное?

10. Единое (идея) — есть совершенное, разнообразное (все предметы) — есть также совершенное, что же не есть совершенное? Отдельный предмет, неполное выражение идеи.

11. Как относятся предметы к идее, так точно относится выражение к познанию. Познание едино, выражения разнообразны. Совершенное выражение = познанию. Несовершенное, или неполное выражение, не равно познанию. Совершенное выражение познания есть истина. Неполное выражение познания — ложь.

12. След[овательно], неполное несовершенное, неистинное существует лишь в выражениях, наоборот, всякое познание есть истина.

13. След[овательно], постигнуть познание другого, переданное в выражениях, нельзя иначе, как дополнивши к выражениям то, чего недостает в них для изъяснения познания.

Отчего же происходит несогласие между людьми?

14. Планета — единое, все ее составляющее — разнобразное. Планета = всему ее составляющему.[…]

15. Человечество в отношении к планете есть разнообразное, в отношении к каждому человеку — единое, все люди вместе равны человечеству. Сие соединение единого с разнообразным находится и в каждом человеке. Отсюда в человечестве та же лестница, как в природе, на всякой ступени человек соединяет идею с предметами, незнание с выражением, т. е. выражает идею своей степени (сферы).

16. Отсюда несогласие между людьми, которое есть не что иное, как неравенство сфер, сие несогласие так же никогда не прекратится, как в природе одно существо не превратится в другое. […]

17. В природе один общий закон — движение (действие), в человеке — совершенствование (познание).

18. Большая или меньшая способность движения составляет высшую или низшую степень в природе, большая или меньшая способность совершенствоваться различает степени между людьми. […]

19. Познания человека высшей степени непонятны людям низшей. Открытие порядка в произведениях природы отвечает открытию истины в человеке, произведения природы постигли бы в совершенстве тогда, когда бы увидели их все вместе, истину бы выразили тогда, когда бы знали мнение всех людей, ни то ни другое невозможно, мы постигаем порядок природы в ее общности, постигаем истину только внутри себя — в идее.

20. Посему истина не может быть найдена в выражении, идея — в предмете, как не может быть найдена безмагнитная точка магнита в куске магнита.

21. Ложь и истина суть две стороны: полярность и безразличие духовного магнита — мысли или познания.

22. Всякая мысль не есть ни ложная, ни истинная, но то и другое вместе, она совершенна, как магнит не есть только полярный, но и безразличный. […]

24. Мысль каждого члена совершенна, но не равна другой.

25. Тоже и <в> поступке (доброе — злое).

26. Тоже и <в> произведении (изящное — безобразное).

27. Злое — неполное выражение доброго.

28. Безобразное — неполное выражение изящного.

29. Злое, безобразное, ложное и доброе, изящное и истинное существуют лишь относительно к идее каждого человека, все, что ослабляет его особность, есть зло, безобразное, ложное, все, что укрепляет его особность, есть добро, изящное, истинное. Отсего жизнь почитается добром, смерть — злом.

30. Владычество — положительная сторона, подчиненность — отрицательная.

31. Стремление к счастью есть стремление сделаться родом — несчастье сделаться видом. […]

33. Все, что препятствует человеку быть родом, есть зло, безобразное, ложное, все, что препятствует человеку быть видом, есть добро, изящное, истинное.

34. Жизнь всякого предмета есть беспрестанное противоборство между родом и видом. Сие противоборство есть сущее. Единое стремит предмет сделаться родом, разнообразие — сделаться видом. Отсюда музыка отвечает роду, единому, живопись — виду разнообразному, поэзия — сущему. Отсюда в религиях превосходство духовного над вещественным, оттого в благоустроенном обществе роды (ученые, богачи) преимуществуют над видами (ремесленники, нищие). Так, например, изобретение машины есть торжество ума — рода, хотя делает вред видам, но полезно сущему, то есть тому и другому вместе.

35. Философия есть теория сущего.

ГНОМЫ XIX СТОЛЕТИЯ

Бывая свидетелем ежедневных явлений, нельзя не заметить, что в каждом из них две стороны, без которых никакое явление быть не может: это —

Читайте также: