Ольстерец, Мур Франкфорт, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 143 минут(ы)

УЛЬСТЕРЕЦЪ.

Современная повсть. Франкфорта Мура.

The Ulsterman. А Story of to day by Frankfort Moore.

Съ англійскаго.

Ульстерскій вопросъ, чуть ли не приведшій Англію къ тяжелому кризису весной минувшаго года, стоитъ въ тснйшей связи съ вопросомъ ирландскимъ и въ сущности своей коренится въ далекомъ прошломъ.

Лежащій на свер Ирландіи Ульстеръ рзко отличается и по характеру мстности, и по своему населенію отъ Ирландскаго юга.

Первоначальные обитатели острова, ирландскіе кельты, остались врны католицизму и за то подверглись жестокому гоненію со стороны Кромвеля и его приверженцевъ (средина XVII в.) Не улучшилось ихъ положеніе и съ возвращеніемъ Стюартовъ.

Царствованіе Якова II ознаменовалось вторженіемъ въ Ирландію шотландцевъ съ принцемъ Вильгельмомъ III Оранскимъ во глав. Въ 1690 г. 12 іюля онъ на-голову разбилъ католическія войска короля Якова, своего зятя, и овладлъ англійскимъ престоломъ. День битвы на р. Бонне до сихъ поръ для ульстерцевъ является днемъ ихъ національно-вроисповднаго торжества. Ежегодныя процессіи, митинги поддерживаютъ память объ историческомъ дн и питаютъ духъ національной вражды. Въ 1736 году на мст, гд чуть было не погибъ Оранскій, оранжисты поставили обелискъ.

Побдители при Бойне, предпріимчивые, упорные шотландцы, на протяженіи вковъ сохранили презрніе и ненависть къ побжденнымъ и страстное тяготніе къ Англіи, лежащей по ту сторону Ирландскаго моря. Ирландія испоконъ вковъ (съ XII в., со времени своего присоединенія къ англійской корон) была падчерицей Англіи. Посл безконечныхъ перипетій борьбы и испытаній ирландцы добились своего, и вопросъ объ ирландскомъ самоуправленіи (гомрул) принципіально ршенъ. Противъ гомруля возстаютъ ульстерцы. Они видятъ въ гомрул разрывъ съ Англіей и опасаются въ автономной Ирландіи ига ненавистныхъ ‘папистовъ’. Они грозили съ оружіемъ въ рукахъ защищать унію, если только ‘парламентъ попробуетъ навязать имъ самоуправленіе’. Прошлогодняя весна доказала, что съ этимъ настроеніемъ приходится считаться. Европейская война разомъ измнила положеніе вещей. Вопросъ ирландскаго самоуправленія, а съ нимъ и ульстерскій вопросъ сняты до окончанія войны съ очереди.

А пока недавно грозившій бунтомъ Ульстеръ на собственный счетъ, какъ то было и во время бурской войны, снаряжаетъ полки, которые идутъ на вншняго врага Соединеннаго королевства. Перев.

I.

Было безъ пяти минутъ полночь на двнадцатое іюля. Кое-гд въ окнахъ домовъ ульстерской деревни Ардерри замелькали огни, въ раскрытыя дверныя фрамуги высовывались то тутъ, то тамъ головы и исчезали съ сообщеніями о погод. Голоса раздавались на всю улицу. Не успли пробить церковные часы, какъ раздался грохочущій звукъ, словно пустой боченокъ прокатился по неровной дорог. Но всякій нелишенный слуха человкъ посл незначительнаго колебанія догадался бы, что звукъ этотъ производитъ барабанная дробь на нсколькихъ барабанахъ. Звукъ — негромкій и глухой — напоминалъ шумъ волнъ въ глубокой пещер. Постепенно число открытыхъ фрамугъ возрастало, высовывавшіяся до половины мужскія фигуры, отчетливо вырисовывавшіяся на фон освщенныхъ кухонь, обмнивались короткими привтствіями съ сосдями.

— Здорово, Джонни!

— Здорово, Самми!

Таково обычное привтствіе ульстерцевъ. Однако случается, что двое людей могутъ съ минуту молча смотрть другъ на друга, хотя и не могутъ не видть одинъ другого.

— А какъ будто день будетъ ясный, хорошій.

— Да, ночь хорошая!

— А что, дружище, Анди Грахамъ взялся за большой барабанъ?

— Не спрашивай меня, такъ я не солгу!…

— Говорятъ, нынче будетъ маршировать самъ старый Бобъ Нельсонъ.

— Врешь!

— Право. Спроси Боба.

— Слыхивали ли вы такую всть?

— Чего еще наплетете?

— Чудите! Еще что выдумаете! Да ему подъ восемьдесятъ.

— Провалиться мн на этомъ мст, коли ему не подъ девяносто.

— А вотъ вчера намъ привелось слышать, что безъ драки не обойтись.

— Разумется, коли они напустятъ на насъ папистовъ!

— Пусть-ка испробуютъ! Мы имъ покажемъ святую воду! Наконецъ-то пробило… Съ двнадцатымъ!

— И сами слышимъ, Джимми! Да здравствуетъ король Вилльямъ! {Вилльямъ III Оранскій, король Англіи, 1688—1702.} Къ чорту папу!

Немногосложная болтовня была прервана боемъ часовъ, отсчитавшихъ двнадцать ударовъ и тмъ возвстившихъ наступленіе знаменательной оранжистской {Оранжисты-юніонисты, противники введенія гомруля.} годовщины, двнадцатаго іюля.

Не усплъ замереть послдній ударъ, какъ съ нсколькихъ сторонъ маленькаго городка раздался громоподобный бой огромныхъ барабановъ величиною съ доброе колесо телги. Тяжелые удары гулко падали на туго натянутую баранью кожу, выбивая въ должномъ темп оранскій гимнъ ‘Boyne Water’. Барабанъ гремлъ въ теченіе нсколькихъ минутъ, когда послышался пронзительный свистъ флейтъ, силившихся перекричать барабанъ, но успвавшихъ въ этомъ не боле, чмъ игроки въ крикетъ, старающіеся перекричать раскаты отдаленнаго грома. Дергачи на сосднемъ лугу, положительно, дйствовали успшне..

Въ послдовавшіе затмъ полчаса маленькій городокъ окончательно проснулся. Изъ домовъ несся запахъ жареной копчной грудинки, а молодежь, въ большинств рабочіе и работницы съ фабрики Александра, уже толпилась на темной улиц, обмниваясь замчаніями чисто-личнаго характера, которыя во всякомъ другомъ мст, кром Ардерри съ округой, показались бы, пожалуй, нсколько рзкими. Но слона не пощекочешь перышкомъ… То тутъ, то тамъ слышались взрывы хохота, но не остроуміе вызывало ихъ, а ‘тонкая’ шутка врод того, что сорвутъ съ парня шапку, столкнутъ, или, какъ принято говорить въ Ардерри, ‘спихнутъ’, кого-нибудь въ грязь. Въ Ардерри никогда нтъ недостатка въ грязи. Время отъ времени откроется дверь, и женскій голосъ крикнетъ по адресу какой-нибудь изъ кучекъ:

— Ты тутъ, Мэри-Анна? А? Тутъ что ли?

— Здсь я! А вамъ что нужно?

— Сію минуту ступай домой, а то я не стану долго разговаривать…

— Мэджи Макъ-Ки здсь.

— Мн все равно кто есть, кого нтъ. Коли не послушаешь, я те уши надеру. Сейчасъ иди домой и одвайся.

— Мн нечего одваться, я уже одта.

— Довольно шататься по улиц въ такую пору. Поторопись, а не то я пошлю за тобой отца, онъ приведетъ тебя за вихоръ, дай только добраться…

Двушка съ воркотней покидала товарищей и съ хмурымъ видомъ направлялась къ матери, провожаемая насмшками товарищей. Когда дверь дома захлопывалась за нею, на улиц все еще слышалась брань матери и воркотня огрызавшейся дочери, вызывавшія взрывы хохота среди двушекъ и парней.

Между тмъ барабаны гремли все громче, флейты визжали все пронзительне, все больше расходясь съ барабанами. Народъ сновалъ по улиц, перекликаясь, перебрасываясь замчаніями. Гд-то повздорили два парня: одинъ припомнилъ другому какое-то замчаніе, сдланное въ прошломъ году и всплывшее теперь у него въ памяти. До драки дло не дошло, да если бы они и разодрались, констебли остались бы на почтительномъ разстояніи. ‘Двнадцатаго’ ссоры друзей не привлекаютъ вниманія скромныхъ блюстителей порядка: они памятуютъ, что ихъ вмшательство можетъ быть вызвано боле серьезными поводами. Этотъ инцидентъ исчерпалъ настроеніе момента: когда на башн пробило часъ, улица опустла. Только большой барабанъ не умолкалъ, объяснялось это тмъ, что онъ былъ въ рукахъ юнца, который впервые получилъ возможность выражать свои чувства такимъ путемъ и былъ въ упоеніи отъ сознанія, что съ такою легкостью можетъ сотрясать оконныя стекла. Онъ ни за что не соглашался прекратить вмст съ другими. Его друзья, разошедшіеся по домамъ, совтовали ему бросить дурачество, иные бранили его дуракомъ, а одинъ такъ пообщалъ ему такую потасовку, которая отобьетъ у него навсегда охоту барабанить. Онъ не унимался, и наконецъ его отецъ выскочилъ изъ дому, бросился на него, швырнулъ его на барабанъ и, захвативъ отлетвшія въ разныя стороны колотушки, направился домой, приговаривая:

— Будешь знать теперь, негодяй! живо отправляйся домой, вотъ теб весь сказъ!

Онъ подождалъ, пока сынъ, девятнадцатилтній парень, поднялся на ноги и, вскинувъ черезъ голову барабанъ (величиною со среднюю бочку), мрачно поплелся домой. Въ нсколькихъ шагахъ отъ дверей онъ разомъ проскочилъ впередъ, ловко (должно быть, благодаря большой практик) избгнувъ тумака, которымъ — онъ зналъ — отецъ намревался угостить его на порог.

Въ дверяхъ барабанъ застрялъ, подскочилъ и задлъ ремнемъ отца.

— Убери эту штуку, а не то я такъ пну ее, что она разъ навсегда перестанетъ трещать, — мрачно крикнулъ онъ сыну. Дверь захлопнулась, и на улиц водворилась тишина, только изъ-за двери слышалась громкая рчь. Говорилъ, разумется, не сынъ, а отецъ. Во всей улиц не нашлось бы дома, гд родительская власть была такъ слаба, чтобы девятнадцатилтній, а то и тридцати лтній сынъ осмлился бы возвысить голосъ и возразить отцу.

Шесть часовъ спустя городокъ уже бодрствовалъ. Запахъ жареной грудинки смшивался съ ароматомъ свжаго хлба, печенаго на сковородахъ надъ торфомъ въ большинств домовъ, хотя въ иныхъ кухняхъ и топили углемъ. Въ такомъ случа хлбъ пекли въ жестяныхъ формахъ. Но эти мелочи не вліяли на его ароматъ, и хозяйкамъ, не приходилось дважды звать къ завтраку мужчинъ, стоявшихъ въ однихъ жилетахъ у наружныхъ дверей. Этотъ завтракъ былъ не воскресный завтракъ, на немъ не лежала тнь субботнихъ заботъ. Мужчины могли ‘прохлаждаться’ за столомъ, и они пользовались своей свободой: недаромъ же они были вполн одты — недоставало только сюртуковъ и широкихъ шарфовъ оранской корпораціи. Женщинамъ и двушкамъ предстояло еще ‘длать туалетъ’, а некогда было разсиживать и болтать. Он наливали на блюдечки черный, какъ чернила, чай (недаромъ же онъ настаивался три четверти часа) и прихлебывали его, откусывая порядочныя порціи горячаго хлба, ломоть котораго держали въ другой рук. Он были полуодты и прекрасно знали, что, какимъ бы временемъ он ни располагали, имъ его будетъ мало!

Нельзя сказать, что завтракъ этотъ отличался остроуміемъ: любое замчаніе, которое въ Ульстер считаютъ шуткой, на юг было бы принято какъ явное оскорбленіе. Личныя нападки, тяжеловсныя насмшки, безцеремонное напоминаніе о незажившихъ ранахъ, презрительно-насмшливое отношеніе къ вещамъ исключительно личнаго свойства, каковы: веснущатое лицо, прыщъ на подбородк, выбившаяся прядь волосъ, торчащій зубъ — вотъ характеръ обычнаго ульстерскаго юмора.

Посл того какъ дамы, должнымъ образомъ парировавъ личные выпады кавалеровъ, уходили къ себ, чтобы облечься въ полный парадъ для предстоящей процессіи, мужчины закуривали свои трубки и выпивали ‘по первой’, предшествовавшей многочисленнымъ другимъ, которыми они въ теченіе дня воздавали дань уваженія любимому монарху.

Много рюмокъ выпивалось непосредственно посл перваго завтрака: мужчины безъ сюртуковъ переходили отъ двери къ двери и считали боле чмъ невжливымъ отказаться отъ приглашенія выпить… Однако снисходительные къ себ родители запрещали притрогиваться къ спиртнымъ напиткамъ своимъ сыновьямъ, пока т находились подъ ихъ кровлей, и случалось, даже тридцатилтніе сыновья курили исподтишка! Самые невоздержанные родители — помимо шотландцевъ — именно среднеульстерцы, и они же самые строгіе ревнители дисциплины.

Къ десяти часамъ подъ лилейными гирляндами и красными знаменами оранскаго клуба собралась уже порядочная толпа. Человкъ сто въ воскресныхъ костюмахъ съ широкими перевязями оранскихъ цвтовъ: оранжеваго, голубого и краснаго. Тутъ же толпа молодежи и женщинъ, въ возраст отъ шестнадцати до пятидесяти лтъ, въ туалетахъ, которые явно говорили о прошломъ год… На лицахъ собравшихся не было ни тни веселости, ни малйшаго намека на праздничное настроеніе. Мужчины имли видъ солдатъ, готовыхъ къ бою, а женщины, и старыя, и молодыя, видимо были преисполнены сознанія, что он жены и дочери этихъ солдатъ. Конечно, двушки оглядывали другъ друга съ головы до ногъ, взаимно критиковали шляпы и платья, но хихиканья не было слышно въ толп, молодые люди даже не оглядывались въ сторону своихъ ‘предметовъ’, а шагали, опустивъ глаза, засунувъ руки въ карманы, или стояли, прислонясь къ стн Оранскаго клуба, то и дло сплевывая на землю… Ихъ лица отражали полнйшее равнодушіе, и красавицы платили имъ той же монетой. Появленіе отряда изъ сосднихъ селъ было встрчено почти молча, не говоря ужъ о привтственныхъ кликахъ… Кое-кто обмнялись рукопожатіями, замчаніями объ уходящей гроз. Черезъ нсколько минутъ подъхалъ молодой человкъ въ цилиндр, въ сюртук съ широкимъ шарфомъ, черезъ плечо, въ перчаткахъ.

Соскочивъ съ пролетки, онъ безъ церемоніи протолкался къ большому флагу, качавшемуся на своихъ древкахъ, словно воздушный шаръ.

— Вы здсь, Джэмми? Гд Джэмми Мартинъ? Кто видлъ Джэмми Мартина?— взывалъ вновь прибывшій.

— Онъ только что вошелъ въ залъ, м-ръ Кэмпбель,— отозвался стоявшій у флага.

— Пусть кто-нибудь позоветъ его сюда, нтъ, погодите. Я самъ пойду,— замтилъ м-ръ Кэмпбель и ринулся въ залъ.

— Гд вы, Джэмми Мартинъ? Гд же вы?

— Здсь я!— откликнулся юноша, разговаривавшій съ группой людей.— Мы готовы. Вы, конечно, поведете насъ, какъ всегда? Не правда ли?

— Пожалуй. Зачмъ дло стало? Пусть строятся: впереди ‘Арденскіе врные шотландцы’, потомъ ‘Красные герои Джирвока’, замкнутъ шествіе ‘Черные рыцари Балишана’. У черныхъ дв хоругви?

— Да, у нихъ ‘Раскрытая библія’ и ‘Стны Дерри’. Ихъ видно отсюда.

— Дв новыхъ хоругви! Это — здорово! Какъ поживаете, м-ръ Глекъ?

— Я храбрюсь, но усталъ, м-ръ Кэмпбель.

— Къ вечеру вы будете еще больше чувствовать усталость. Но пора выступать. У кого барабанъ?

— Кажется, у Чарльза Орръ. Да, у Чарли.

— Вы готовы, м-ръ Кэмпбель?

— Готовъ. Идемъ. Врные шотландцы, впередъ!

М-ръ Кэмпбель, предсдатель ардеррійскаго отдла оранской лиги, обдернулъ шарфъ, сбившійся подъ мышку, и вышелъ изъ зала, чтобы встать во глав процессіи, направлявшейся на поле Баллибай, въ четырехъ верстахъ отъ Ардерри, гд происходила большая демонстрація.

II.

Ардерри — одно изъ большихъ селеній или маленькій городокъ въ Ульстер. Населеніе его свыше трехъ тысячъ, и живетъ оно уютне и зажиточне, нежели любой рабочій поселокъ въ королевств. Въ Ардерри отсутствуютъ негигіеническія постройки, но вс какъ на подборъ безобразны. Два длинные ряда домовъ образуютъ прямую улицу, которая могла бы смло служить той линіей, которую Петръ Великій провелъ, обозначивъ шоссе между своей новой и старой столицей. Вывска булочника, портного, бакалейной и мануфактурной лавокъ — одн немножко нарушаютъ однообразіе архитектуры. Нтъ ни малйшаго намека на сады, хотя вокругъ городка всюду зелень, и холмы Балишаны пестрютъ фермами. Повидимому, никому не нуженъ былъ садъ пятьдесятъ лтъ тому назадъ, когда въ Ардерри выросла улица, чтобы вмстить рабочихъ Джибсоновой фабрики, да такъ и до сей поры никто не чувствуетъ въ немъ потребности. Въ среднемъ Ульстер не цнится красота сама по себ, то, что полезно, что приноситъ барышъ, то цнится и независимо отъ красоты.

Вмст съ тмъ Ардерри — типично-зажиточный приходъ. Льнопрядильныя фабрики даютъ хорошій заработокъ какъ мужскому, такъ и женскому населенію, и рдкая семья не тратить еженедльно два-три фунта, весь свой заработокъ. Народъ привыкъ жить хорошо и широко. Въ городк три ресторана, и вс они по вечерамъ полны народу, но отсюда не слдуетъ, что вс мужчины пьяницы: пьяницъ мало, но многіе ‘выпиваютъ’. Иные выпиваютъ три-четыре полубутылки въ вечеръ и отнюдь не перестаютъ быть трезвыми. Въ противоположность товарищамъ, по ту сторону канала здсь рдко встртишь рабочаго, который выпиваетъ днемъ стаканъ пива, и рдко кто въ разгаръ работы опоздаетъ въ понедльникъ на работу. По воскресеньямъ и мужчины и женщины ходятъ въ церковь — одни въ епископальную, другіе — большинство — въ пресвитеріанскія, изъ которыхъ дв близко отъ города. На разстояніи мили отъ Ардерри находится маленькая методистская часовня. Она обслуживаетъ Ардерри и своихъ прихожанъ въ Джирвок и въ Балишан. Часовенка стоитъ немного въ сторон отъ дороги и окружена полсотней простыхъ надгробныхъ камней. Она является безмолвнымъ памятникомъ культа, распространеннаго во многихъ частяхъ Ульстера столтіе тому назадъ, и служила молитвеннымъ домомъ Общины Друзей. Большинство изъ нихъ покинуло Ульстеръ, но одинъ изъ давно умершихъ членовъ общины завщаніемъ обезпечилъ за маленькимъ кладбищемъ и часовней права на дальнйшее существованіе.

Для сосдней общины этотъ пережитокъ не представляетъ интереса. Джирвокскіе оранжисты не прочь были приспособить часовенку для нуждъ своего отдла, чтобы не ходить въ Ардерри, но запрошенныя по этому поводу власти отвтили, что если бы он и были въ прав распорядиться постройкой, он могли бы отдать ее только для цлей мирнаго характера.

— Осмлиться сказать, что оранжисты не являются сторонниками мира! возмущался предсдатель джирвокскаго отдла.— Я выбилъ бы дурь изъ молодца, написавшаго это письмо, скажи онъ мн, что я не за миръ, негодяй!..

Изъ сказаннаго видно, что населеніе Ардерри стоитъ за религію, если только она протестантская. Вс поголовно убждены, что остальныя религіи, существующія и существовавшія, плохи, а самая недостойная — римско-католическая. По ихъ мннію, если католицизмъ и религія, то создана она самимъ сатаною на погибель рода человческаго, предотвратить которую призвана лига оранжистовъ. Но никто не задавался цлью разобраться въ этомъ ученіи.

Разсказываютъ случай, имвшій мсто въ одномъ изъ англійскихъ клубовъ. Весьма умренный ульстерецъ весьма рзко отозвался о покойномъ пап и былъ остановленъ незнакомымъ господиномъ, протестантомъ, который, однако, признавалъ достоинство папы, какъ главы большой церкви и какъ государственнаго человка, своимъ вліяніемъ не разъ предотвращавшаго войну.

— Не старайтесь меня переубдить,— возразилъ оранжистъ.— Вы, должно быть, не знаете, какой славой папа пользуется у насъ въ Джирвок.

Въ среднемъ Ульстер никто не пытается доискаться причинъ ненависти къ папистамъ, он интересуютъ не больше, нежели причина, почему иные люди отъ изумленія всплескиваютъ руками: и то и другое естественно и передается отъ поколнія къ поколнію.

Здсь мы имемъ дло съ потомками англійскихъ и шотландскихъ колонистовъ, вытснившихъ изъ Ульстера его первоначальныхъ обитателей. Конечно, этотъ планъ не могъ быть осуществленъ безъ убійствъ и притсненій, въ теченіе вковъ религія туземцевъ закономъ предавалась анаем, ея бжали, какъ чумы. И въ этихъ традиціяхъ воспитывались дти изъ поколнія въ поколніе, пока…

Пока оранжистская процессія съ барабаннымъ боемъ, со знаменами Ардерри и сосднихъ селъ и мстечекъ не собралась на обычное мсто и предсдатель оранской лиги не выступилъ, съ рчью, длившейся три четверти часа. Имя около себя на платформ духовенство различныхъ протестантскихъ сектъ, онъ пространно говорилъ въ дух оранжизма, обвиняя правительство въ томъ, что оно стремится водворить унижающую и развращающую религію…

Проповдь отнюдь не отличалась академичностью. Ораторъ извергалъ снопы искръ и не стремился умрить свой пылъ, а мстный колоритъ его рчи взывалъ къ традиціи и національному чувству обывателей средняго Ульстера. Далеко не вс четыре-пять тысячъ собравшихся слушали рчь, да имъ и не нужно было слушать ее, эти мрачныя фразы сотни разъ мелькали передъ ними, словно искры мощнаго факела, пылавшаго надъ всей провинціей каждый іюль… Толпа привтствовала его не въ томъ сдержанномъ почтительномъ тон, какимъ она привтствуетъ короля, а сжимая кулаки, сверкая глазами, горя жаждой борьбы.

Рукоплесканія, провожавшія оратора, слились съ привтствіями священнику (не тому, кто прочелъ молитву передъ открытіемъ митинга, а пресвитеріанскому), популярному человку, сыну фермера, говорившему на томъ же твердомъ, гортанномъ, ульстерскомъ нарчіи, на которомъ изъяснялась слушавшая его толпа. Онъ говорилъ тми же фразами, прибгалъ къ тмъ же метафорамъ, какими пользовался предыдущій ораторъ, но, благодаря тому, что онъ многія слова произносилъ на мстный чисто-ульстерскій ладъ, каждая его фраза встрчала шумное одобреніе: каждый въ толп чувствовалъ себя на мст оратора, каждый тысячу разъ говорилъ этими самыми словами и въ этомъ именно тон и потому до хрипоты восторгался собственными мыслями.

Третій ораторъ прибылъ изъ Бельфаста, съ корабельной верфи, и не забылъ своего отрывистаго мстнаго акцента. Слова его сыпались, словно онъ вбивалъ заклепки, и чувствовалось, что не поздоровится тому, кто вздумалъ бы ему противорчить. Онъ вызывалъ на словесный поединокъ, озирался въ ожиданіи противника и, повидимому, огорчался отсутствіемъ таковыхъ. А толпа, конечно, искренно обрадовалась бы появленію оппонента! За отсутствіемъ разномыслящихъ ораторъ вынужденъ былъ ограничиться воображаемымъ оппонентомъ,— но и досталось же ему!.. Онъ высмялъ его и его предковъ, предлагалъ ему самые безцеремонные вопросы, приглашалъ слушателей выразить ему презрніе за неумніе парировать нападки. Разъ или два несчастный призракъ пытался было возразить, но вой, раздавшійся въ отвтъ, заглушалъ его попытки. Игра была проведена такъ безукоризненно, что толпа отдала должную дань искусству оратора: восторженные крики одобренія чуть не заглушили голосъ продавца имбирныхъ пряниковъ.

Вслдъ за нимъ выступилъ парламентскій чемпіонъ. Испытанный боецъ, онъ понялъ, что ему не сладить съ аудиторіей при данныхъ обстоятельствахъ, если не связать начало своей рчи съ рчью предшественника. И онъ ловко сдлалъ это.

— Вы слышали, что сказалъ только что сошедшій съ трибуны нашъ другъ, вы видли, что онъ за человкъ, хорошо, все, что я хочу сказать въ настоящую минуту, сводится къ тому, что на бельфастскихъ верфяхъ двадцать пять тысячъ людей точно такого образца, готовыхъ повторить то, о чемъ онъ говорилъ, и боле — сдлать то, что готовъ сдлать ораторъ, какъ онъ вамъ говорилъ,— двадцать пять тысячъ человкъ готовы въ одной рук со знаменемъ Соединеннаго королевства, съ ружьемъ — въ другой если явится необходимость, защищать очаги и вру отцовъ отъ притязаній Рима и его союзниковъ въ палат общинъ!

Эти слова попали прямо въ цль — ораторъ на то и разсчитывалъ. Громъ одобренія разсялъ послднія сомннія, если они и были… ‘Время споровъ миновало,— произнесъ ораторъ, какъ только получилъ возможность слышать собственный голосъ.— Мы пытались доказывать и спорить въ теченіе долгихъ, скучныхъ лтъ, насъ не хотли слушать. Хорошо. Теперь мы говоримъ: вы заявляете, что силой заставите насъ подчиниться,— прекрасно, придите и сдлайте это, придите и сдлайте!’

Этимъ рчи собственно и исчерпались. Были еще ораторы, принимались еще резолюціи, но это была одна проформа. Всякій и каждый видлъ то, что люди видли тысячи разъ съ тхъ поръ, какъ міръ стоитъ: споры излишни, безполезны, ршеніе принадлежитъ сил. Спорятъ безумцы, мужи сражаются.

‘Придите и сдлайте, придите и сдлайте,— пусть попробуютъ!’ Такъ говорили барабанныя колотушки, когда процессія стройнымъ маршемъ, во всемъ величіи знаменъ и шарфовъ обошла поле. Потъ градомъ катился по лицамъ барабанщиковъ, у нкоторыхъ даже кровь проступала на рукахъ, но они были проникнуты сознаніемъ, что барабанный бой возвщаетъ торжество протестантизма въ Ирландіи. ‘Идите, идите, идите! Придите и сдлайте! Придите и сдлайте!’

Этотъ голосъ покрывалъ вс доказательства. Въ немъ былъ и здравый смыслъ. Разв не полонъ глубокаго смысла намекъ на то, что на двухъ судостроительныхъ заводахъ Бельфаста двадцать пять тысячъ человкъ могутъ быть приведены въ состояніе боевой готовности и жаждутъ встать за общее дло?

— И какой народъ!— воскликнулъ одинъ изъ священниковъ, сходя съ платформы. Изготовленіе стальныхъ досокъ и цпей — хорошая гимнастика для мышцъ!

— А стоитъ имъ только пальцемъ поманить — и съ Клейда придутъ на помощь пятьдесятъ тысячъ товарищей!

— А мы еще не приняли въ расчетъ тхъ, что работаютъ въ мастерскихъ Бельфаста, Дерри, Баллимены, Баллимоней и въ прочихъ мстахъ!

— Посмотримъ, какъ они придутъ и навяжутъ намъ свой гомруль!

— Они не желали слушать нашихъ доводовъ въ палат,— замтилъ одинъ изъ членовъ совта графства.— Они выслушивали статью за статьей безъ преній… Посмотримъ, какъ они теперь навяжутъ намъ свое ршеніе.

Таково было послднее слово на платформ, таково же было и послднее слово барабанщиковъ.

Одинъ изъ нихъ по возвращеніи домой въ Ардерри провелъ нсколько времени въ клуб, въ компаніи друзей. Подъ конецъ они, повидимому, устали отъ его безконечныхъ славословій короля Вилльяма, и одинъ изъ нихъ со всей откровенностью ульстерца, собирающагося унизить друга, сказалъ:

— Эхъ, дружище, мы и сами давно все это знаемъ. Не стоитъ весь вечеръ толковать о корол Вилльям. Да и не врится, чтобы вы, при всхъ вашихъ разговорахъ, сами знали, кто былъ король Вилльямъ.

— Я знаю побольше, чмъ вы,— возразилъ барабанщикъ.

— Предоставимъ судить объ этомъ другимъ,— воскликнулъ второй.— Посмотримъ, что вы знаете. Скажите-ка для начала, кто онъ былъ?

— Онъ былъ принцъ Оранскій, вотъ вамъ.

— Такъ, къ тому же онъ былъ король Вилльямъ. Но былъ онъ англичанинъ, ирландецъ или шотландецъ?

— Вдь я же сказалъ вамъ, что онъ былъ принцъ Оранскій.

— Да, да. Но что же такое ‘Оранскій’. Происходитъ это отъ названія мстечка или замка, или рки, или чего иного?

Барабанщикъ смшался, и его пріятель сталъ хихикать, имитируя его смущеніе. Черезъ минуту барабанщикъ швырнулъ на полъ барабанъ и сбросилъ сюртукъ.

— Глядите!— крикнулъ онъ, надменно закидывая голову.— Глядите! Я ничего не знаю о корол Вилльям,— ладно, но я лучше васъ всхъ! Вотъ вамъ! Слышите: я первый здсь!

Это было равносильно вызову, сдланному предсдателемъ лиги съ платформы. Протестантскій Ульстеръ и не представляетъ себ возможности, что имъ могутъ управлять паписты изъ другихъ провинцій. Для него давно миновало время убжденія, что все это для его блага и на благо Ирландіи. Протестантскій Ульстеръ показалъ, что католическія провинціи могутъ быть стерты съ лица земли безъ ущерба для міра. Ихъ представители въ палат общинъ въ теченіе боле тридцати лтъ — за незначительными исключеніями — стояли на уровн дровосковъ и водовозовъ въ протестантскомъ Ульстер,— люди, взятые изъ мясныхъ лавокъ, изъ ломбардовъ, со свиныхъ базаровъ и изъ пивныхъ лавокъ и посланные въ парламентъ, чтобы сопровождать своего лидера, партіей, съ которой они вступили въ сдлку. Неужели же протестантскій Ульстеръ потерпитъ, чтобы имъ управляли такіе люди?

Этотъ вопросъ м-ръ Кэмпбель, предсдатель ардеррійскаго отдла, задалъ, сходя съ платформы, предсдателю лиги оранжистовъ.

Предсдатель, считавшій Кэмпбеля выдающимся человкомъ, улыбнулся и отвтилъ:

— Англичане терпятъ подобное управленіе въ теченіи шести лтъ.

— И дураки! Стыдно подумать, что мы обращались къ Англіи за помощью. Англія не можетъ намъ помочь!

— Вы правы, Кэмпбель. Ульстеръ самъ долженъ позаботиться о себ.

III.

Видную фигуру на эстрад представлялъ м-ръ Джэмсъ Александеръ, владлецъ бринейской фабрики, высокій, гладко выбритый, съ густыми, подернутыми сдиной волосами. Онъ не выступалъ въ качеств оратора, но былъ увренъ, что его присутствіе на эстрад было внушительне, чмъ самая сильная рчь. Онъ полагалъ, что лордъ Иннисфаленъ могъ быть съ нимъ боле любезенъ,— что и замтилъ жен по возвращеніи домой въ Ардерри.

— Между мною и имъ толкалось столько народу — Джо Кэмпбель — каково?— и Венсанъ, управляющій Мартина,— вс столпились. Это главное зло оранжистовъ: приходится якшаться съ публикой, которая обычно должна снимать передъ тобою шапку.

— Ну, нынче шапки не очень что-то снимаютъ,— возразила м-ссъ Александеръ, видная пятидесятилтняя женщина. Мужу было пятьдесятъ пять.

— Въ Ульстер это никогда особенно не практиковалось. Я никогда не любилъ снимать шляпу, хотя и поспшилъ бы почтить поклономъ того, кто оказался бы достойне меня. Однако — не хочу лгать — я никого изъ нихъ не считаю выше себя, нтъ! Но этотъ Кэмпбель, дуракъ, вообразилъ, что милордъ имъ очарованъ, и приставалъ къ нему, величая его все время, расталкивая всхъ и никому изъ насъ не давая сказать ни слова. Я думаю, что милордъ считаетъ его вліятельнымъ лицомъ, и потому онъ деликатно сдержался и не послалъ его къ чорту.

— А говорятъ, на охот онъ не очень-то стсняется въ выраженіяхъ,— замтила м-ссъ Александеръ.

— Самые учтивые изъ нихъ даютъ себ волю на охот,— подтвердилъ мужъ.— Если бы я думалъ, что лордъ бесдовалъ съ Кэмпбелемъ нарочно, чтобы уклониться отъ встрчи со мною, я показалъ бы ему, что не слишкомъ нуждаюсь въ немъ, хоть онъ и лордъ! Что мн заискивать передъ лордомъ Иннисфаленомъ? Скажи, пожалуйста.

— Разумется!— воскликнула жена.— Недаромъ же дядя моей матери называлъ старьевщикомъ его ддушку, который съ своей тачкой вызжалъ по базарнымъ днямъ торговать старымъ платьемъ.

— Тоже купецъ!— свирпымъ тономъ подтвердилъ м-ръ Александеръ.— Образчикъ сверо-ирландской знати! И Кальманъ, лордъ-канцлеръ, изъ тхъ же: отецъ его былъ дворецкимъ у Моррисона.

— Да, на свер вс лзутъ въ знать,— замтила м-ссъ Александеръ.— Взять къ примру бельфастскихъ дворянъ и баронетовъ — вс они были посмшищемъ простого люда! Кто не слыхалъ о лорд Даніэл Дэффинъ, который двухъ словъ связать не уметъ! А сэръ Томасъ Дрисколь, сэръ Симеонъ Робертъ, его папаша, торговалъ старымъ платьемъ.

— Теперь, женушка, всякій можетъ раздобыть себ титулъ, стоитъ только захотть и пойти извстнымъ путемъ,— вставилъ м-ръ Александеръ.— Нынче стоитъ только заявить о своихъ симпатіяхъ гомрулю, и Ллойдъ Джорджъ немедленно сдлаетъ пэромъ! Пока только двое пали такъ низко, да и тхъ нельзя назвать джентльменами: они оба вышли изъ ничтожества.

— Но изъ нашихъ мало кто подаетъ надежды, когда мы возьмемъ верхъ и уничтожимъ мысль о гомрул,— съ тонкой усмшкой замтила м-ссъ Александеръ,— между тмъ никого изъ нихъ нельзя упрекнуть въ недостатк преданности, каждый готовъ вздуть всякаго, кто его заподозритъ въ тяготніи вправо.

Мужъ улыбнулся и подмигнулъ.

— О, да, многіе поплачутъ, когда придетъ день расплаты,— сказалъ онъ.— Быть можетъ, и Джо Кэмпбель мечтаетъ писаться баронетомъ.

— Бдняга!

— Разумется. Но онъ суметъ пробить себ дорогу, поврьте, Сюзанна, въ политик пара острыхъ локтей стоитъ неглупой головы и развязнаго языка, Джо суметъ протолкаться къ намченной цли, какъ сегодня протолкался къ лорду Иннисфалену. Кучка юнцовъ буквально выла отъ восторга и восхищенія передъ Кэмпбелемъ. Но его нетрудно разгадать, и я никогда ни слова не скажу ему въ обвиненіе. Джо преданъ длу не меньше, чмъ каждый изъ насъ. Весь сверъ, вс мы голубые {Намекъ на оранскіе цвта.} до мозга костей, если не считать нашей крови, а если дойдетъ до кровопролитія, мы покажемъ имъ, что не стыдимся пролить свою кровь, какого бы цвта она ни была.

— Ну, Джемсъ, до этого никогда не дойдетъ. Намъ не придется проливать кровь. Какъ только въ Англіи и Шотландіи (вдь мы съ ними родные по крови) узнаютъ правду объ Ирландіи, они увидятъ разницу между сверомъ и югомъ.

— На это полагаться нельзя. Мы должны полагаться лишь на свои силы, а на весь свтъ намъ плевать. Никогда не приходилось мн слышать ничего лучше рчи м-ра Дру. Въ конц сегодняшняго митинга онъ сказалъ: ‘А тмъ, кто пожелаетъ силой навязать намъ гомруль, мы скажемъ: ‘Придите и сдлайте!’ Послднее слово Ульстера шайк Ллойдъ-Джорджа: ‘Придите и сдлайте!’ Я посмотрлъ бы, какъ они попробуютъ ‘сдлать’! Я прекрасно помню, какъ двадцать пять лтъ тому назадъ лимерикская корпорація отказалась уплатить пятьсотъ фунтовъ налога на полицію (лордомъ лейтенантомъ былъ Спенсеръ), было это посл того какъ націоналисты убили лорда Фредерика Кавендиша и м-ра Берка. Съ той поры налогъ больше не платился и не платится по сей день. Разъ Дублинскій замокъ не могъ заставить лимерикскую корпорацію платить то, что она должна, неужели же онъ суметъ принудить Ульстеръ платить налоги, которыхъ требуютъ господа внутри страны? Пусть придутъ и возьмутъ! Вотъ наше послднее слово… А пожалуй, женка, я выпью глотокъ виски?…

М-ръ Александеръ стоялъ, повернувшись спиною къ окну, имя передъ собою всю комнату, причемъ казалось онъ обращается къ толп слушателей, и его единоличная аудиторія вполн его удовлетворяла.

Онъ сдлалъ нкоторую паузу между боевой фразой и заявленіемъ, что онъ не прочь выпить… Онъ направился къ столу у стны, когда жена спросила:

— А м-ръ Фуллертонъ былъ съ вами?

— Да,— отозвался м-ръ Александеръ, наливая себ изрядное количество виски, разбавилъ ее слегка водой и выпилъ безъ всякаго воодушевленія: съ утра это была седьмая порція. Не обтеревъ губъ, онъ продолжалъ:

— Да, онъ былъ и прекрасно говорилъ, только, пожалуй, слишкомъ спокойно для момента. И Джимъ нашъ былъ, а Неда я что-то не видлъ. Гд онъ?

— Я думала, онъ намревался итти туда,— медленно замтила она.— А можетъ быть, онъ отправился въ Баллилессанъ.

— А для чего ему туда нужно?— подхватилъ отецъ.— Съ какой стати ему туда ходить?

— Да, я только предполагаю,— оправдалась она.— Мн пришло, въ голову, что онъ могъ подумать, что въ Баллибой и безъ него народу довольно.

— Въ Баллилессанъ обойдутся безъ него, а кто ему далъ право судить, гд довольно народу, гд нтъ? Скажите-ка мн, сударыня.

— Ну, стоитъ ли горячиться и кипятиться изъ-за такихъ вещей. Я не посылала его туда, да, можетъ быть, онъ вовсе и не ходилъ туда…

— Я этого и не говорю. Ну, да ладно, я все вижу, вижу, что и вы кое-что замчаете за Недомъ, но не желаете, чтобы кто-нибудь заподозрлъ это, и особенно я.

— О, мой милый, довольно ужъ! Очень ужъ вы подозрительны, и недурно бы вамъ относительно своего зрнія посовтоваться съ д-ромъ Брауномъ.

— Боюсь, что для многихъ мое зрніе слишкомъ остро.

— Я не могу назвать ‘хорошимъ’ зрніе человка, который видитъ звзды, мошекъ и рыбокъ въ воздух, гд другіе ничего не видятъ.

— Я вижу гораздо больше. Ничего, я подожду, чтобы говорить съ тмъ большей увренностью… Пока прошу васъ не намекать ему о томъ, что я за нимъ слжу, иначе все пропало. Предоставьте мн самому длать свои дла.

— Онъ воображаетъ, что я стану безпокоиться ради его фантазій!— М-ссъ Александеръ въ знакъ своего изумленія воздла кверху руку съ шерстянымъ чулкомъ, который вязала. Клубокъ шерсти упалъ у нея съ колнъ и покатился на полъ, и она слегка фыркнула, поднимая его.

— Джемсъ Александеръ!— сердито воскликнула она, втыкая въ клубокъ спицы и поднимаясь съ мста.— Джемсъ Александеръ, вы были бы куда счастливе, если бы поврили, что никто на васъ не ополчается. Вы начали съ того, что заподозрли лорда Иннисфалена въ нарочитой холодности къ вамъ, тогда какъ онъ въ отношеніи васъ — сама вжливость, а потомъ дошли до того, что обвинили меня и Неда въ заговор противъ васъ! Вы были бы счастливе, если бы смотрли на вещи проще. Но что проку говорить, когда я тридцать лтъ говорю, и вы все-таки не слушаете здраваго смысла.

— Я слушаю его, когда слышу,— возразилъ онъ.— А почему до сихъ поръ нтъ чаю? Скоро ужъ семь.

— А я и собираюсь посмотрть, — отвтила жена.— Врно, Дженъ думаетъ, что двнадцатое бываетъ, какъ Рождество, только однажды въ году.

Подойдя къ двери, она распахнула ее и, не перешагнувъ порога, обернулась къ мужу и замтила:

— Дженъ вернулась.

— Я чувствую,— сказалъ мужъ.

‘Почувствовалъ’, бы всякій, не лишенный хотя бы малйшаго обонянія: черезъ открытую дверь шелъ сильный запахъ жареныхъ сельдей.

IV.

Въ семейств м-ра Александера все было, какъ нужно. Такъ, по крайней мр, горячо уврялъ глава семьи съ тхъ поръ, какъ построилъ свою усадьбу и окрестилъ ее Ардрэ. Но именно это обстоятельство и заставляло многихъ предполагать, что кое-что неладно: къ чему иначе было такъ энергично утверждать противное? Однако эти ехидные люди прекрасно знали, что весь протестъ Джемса Александера сводится къ тому, чтобы не мнять времени обда съ часа на половину восьмого, по примру джентри,— не заводить дворецкаго или ливрейнаго лакея, какъ сдлали многіе изъ ему извстныхъ семействъ, едва вышли въ люди.

— Мы люди простые, простыми и останемся,— говорилъ онъ своимъ сосдямъ, когда они недвусмысленно, какъ принято въ сверной Ирландіи, посмивались надъ его постройкой.— Поздній обдъ, сюртукъ съ хвостомъ и блый галстукъ! Благодарю. Сколько разъ я обдалъ въ жилет и никакого не видлъ въ томъ худа, и впредь надюсь продолжать… А разъ я самъ не надваю благо галстука, разумется, я не поставлю человка въ галстук и за моимъ стуломъ. А кому это не нравится, тотъ можетъ не бывать въ моемъ дом.

Это непритязательное тщеславіе однако никого не обманывало. Всмъ было извстно, что м-ръ Александеръ преисполненъ гордости по поводу своей усадьбы, кичится тмъ, что его столовая на четыре фута длинне, чмъ въ Денсфорт у м-ра Мегарри, владльца Баллибойской фабрики, а Мегарри принадлежали къ числу самыхъ старыхъ семей въ Баллибой и имли фабрику еще до гражданской американской войны, посл которой вс полотнянщики въ Бельфаст стали высматривать, гд бы поставить фабрику. М-ръ Александеръ былъ мальчикомъ на фабрик у Мегарри.

— Какой длины эта комната?— спросилъ онъ своего архитектора, явившагося къ нему съ планомъ Ардрэ, тыча пальцемъ въ самый большой изъ четырехугольниковъ.

— Двадцать пять футовъ безъ выступающаго окна,— отвтилъ архитекторъ.

— А каковы размры самой большой комнаты въ Денсфорт? Вдь его вы же строили?

— Кажется, двадцать шесть.

— Такъ длайте тридцать. Я покажу имъ, что я могу себ позволить, хоть Мегарри и давалъ мн затрещины въ чесальн… Мы были ровесники.

Архитекторъ улыбнулся.

— Ну, съ той поры вы дали ему много оплеухъ, м-ръ Александеръ, такъ говорятъ…

— Правда, но это одно, а это другое — длайте на четыре фута длинне. Онъ почувствуетъ этотъ ударъ, когда до него дойдетъ слухъ, что у Джимми Александера въ новомъ дом столовая на четыре фута длинне, чмъ самая большая комната у него. На вашемъ мст я не сталъ бы длать изъ этого тайну: вамъ даже можетъ быть выгодно, когда пройдетъ слухъ, что вы можете выстроить такую большую комнату.

— Положитесь на меня, м-ръ Александеръ, только я сомнваюсь, чтобы этотъ ударъ отозвался въ сердц м-ра Мегарри съ такою же болью, какъ полученный вами въ прошломъ году заказъ на простыни для Зеленой Звзды. Тысяча дюжинъ, кажется?— спросилъ архитекторъ.

У м-ра Александера глаза блеснули, и онъ готовъ былъ облизнуться.

— Ну, это былъ ужъ тумакъ, а ныншній будетъ еще почище.

— Эта тысяча дюжинъ размняется на много оплеухъ,— замтилъ архитекторъ.

По возвращеніи въ Бельфастъ онъ въ лицахъ изобразилъ мечты своего кліента о томъ, какъ тридцатифутовая столовая подниметъ его престижъ. Партнеръ его, стремящійся возводить въ кубъ превышеніе условленныхъ размровъ комнатъ, позаботился о томъ, чтобы м-ръ Александеръ должнымъ образомъ заплатилъ за удовольствіе ‘побить’ человка, придиравшагося къ нему сорокъ лтъ тому назадъ.

А народъ, слыша разлагольствованія м-ра Александера объ его простот и отсутствіи у него предразсудковъ, ухмылялся и спрашивалъ, не раздвинулъ ли Мегарри свою столовую на десять футовъ. Въ сверной Ирландіи дловой народъ не отличается тонкостью сарказма…

Даже въ торжественный день, двнадцатаго, м-ръ Александеръ не отступилъ отъ спартанской простоты, и яства, украшавшія столъ въ его тридцатифутовой столовой, отличались своей простотой. Главное мсто, конечно, принадлежало массивному — въ стил Викторіи — самовару, который стоялъ передъ м-ссъ Александеръ среди китайскаго благо съ золотомъ сервиза. Остальное соотвтствовало стилю. Тутъ была ветчина, пара холодныхъ куръ, языкъ, тоже холодный, единственное горячее блюдо были жареныя сельди. Запахъ ихъ казался особенно аппетитнымъ м-ру Александеру, посмивавшемуся надъ отвращеніемъ дочери. Эта барышня родилась много спустя посл того, какъ ея родители покинули скромный коттэджъ, гд мать сама стряпала и гд весь домъ былъ пропитанъ запахомъ, всегда заставлявшимъ вспоминать о жареныхъ селедкахъ… Поэтому-то она не могла оцнить традиціи, возбуждавшей аппетитъ ея отца.

— Какое отвращеніе! Весь домъ пропитанъ этимъ запахомъ,— возмущалась миссъ Эленъ, садясь за столъ.— Неужели кухарка не можетъ закрывать кухонную дверь, когда жаритъ такія вещи! И почему у насъ всегда должны быть селедки?

— А ты предпочла бы летающихъ рыбъ для перемны?— пошутилъ отецъ.

— Ну, что бы вамъ, мама, купить полдюжины летающихъ рыбъ для нашей барышни съ деликатнымъ вкусомъ?

Молодая двушка нахмурилась, но промолчала и взяла себ языка.

— Намъ, Джимми, больше останется,— замтилъ отецъ,— подмигивая сыну.

Джимми улыбнулся и заблагоразсудилъ взять селедку, хотя терпть не могъ этой рыбы и питалъ отвращеніе къ ея запаху.

Мать молча разлила чай: онъ былъ совершенно черный, и вс были довольны. Даже хозяинъ похвалилъ, попросивъ вторую чашку.

— Вотъ это настоящій чай!— замтилъ онъ,— только вторая чашка будетъ похуже!…

Но его опасенія были напрасны: чай, несмотря на то, что былъ разбавленъ, былъ черенъ, какъ и въ первой чашк.

Только окончивъ чай и съвъ второй ломоть прснаго хлба, онъ заговорилъ о событіяхъ дня.

— Ну, какъ теб понравился митингъ?— обратился онъ къ сыну.

— Недурно было,— отозвался Джемсъ съ унаслдованной отъ шотландскихъ предковъ осторожностью. Мн кажется, лордъ Иннисфаленъ могъ бы быть немножко построже.

— Разумется,— согласился отецъ,— онъ изрядная размазня, а въ настоящее время намъ нужны не такіе. Замтилъ ты, какъ Джо Кэмпбель протолкался не нему и всячески, до тошноты старался быть пріятнымъ и безъ конца величалъ его?

— Мн кажется, онъ воображалъ, что милордъ не былъ увренъ въ эфект, который произвела его рчь, пока Джо Кэмпбель не высказалъ о ней своего мннія,— замтилъ сынъ, и отецъ презрительно усмхнулся.

— Джо стоялъ около м-ра Эмерсона, когда лордъ Иннисфаленъ направился къ нему, т.-е. къ Эмерсону, и онъ не могъ рта раскрыть, пока Джо все не выболталъ.

— А онъ всего на всего предсдатель Дерривалджійской ложи!— вставила м-ссъ Александеръ.

— Только всего, а можно подумать, что онъ предсдатель лиги,— сказалъ мужъ.— А между тмъ у него ни образованія, ни здраваго смысла.

— Любой дуракъ раскуситъ Джо Кэмпбеля,— сказалъ Джимъ.— Раза два въ недлю ему изрядно достается, но онъ только отряхивается и улыбается.

— Когда такой молодецъ нарядится въ шарфъ, съ нимъ сладу нтъ: онъ чувствуетъ себя на равной ног съ королемъ.

— На равной ног! выше?— сказалъ Джимъ со смхомъ, къ которому присоединилась его мать.

— Однако ничего подобнаго нельзя говорить помимо нашего тснаго круга,— замтилъ отецъ, оглядывая сидящихъ за столомъ. Обо всхъ — будь то Джо или иной кто,— кто стоитъ въ этотъ критическій моментъ направо, слдуетъ отзываться только въ дружественномъ тон. Я самъ готовъ скоре откусить себ языкъ, чмъ на людяхъ дурно отозваться о членахъ лиги. Мы должны поддерживать другъ друга, что бы мы ни думали, что бы ни говорили въ своемъ кругу.

— Да неужели мы сами этого не знаемъ?— воскликнула жена.— Да кто же изъ насъ когда-либо недружелюбно отзывался о членахъ лиги? Вдь въ этомъ нашъ единственный оплотъ противъ націоналистовъ, въ случа если они добьются своего парламента, чтобы перегрызть другъ другу горло.

— Ты согласенъ съ этимъ, другъ?— громогласно вопросилъ м-ръ Александеръ, направляя палецъ на сына.— Вдь это же самое говорилъ сегодня Вилли Кинганъ?

Джимъ утвердительно кивнулъ головой, а сестра его, впервые посл отказа отъ селедки, подняла голову и обнаружила нкоторый интересъ къ разговору,— но всего на нсколько мгновеній,— и затмъ снова приняла свой равнодушный видъ. Но отъ бдительнаго материнскаго взора не ускользнула эта мгновенная перемна.

— А что же Вилли Кинганъ сказалъ?— спросила она, даже не глядя на дочь.— Я всегда говорила, что Вилли при случа суметъ показать себя.

— Онъ говорилъ именно то, что только что высказали вы,— отвтилъ мужъ,— и насмшилъ всхъ разсказомъ о посщеніи его пріятелемъ палаты общинъ. Дло было мсяцъ-два назадъ. Господинъ этотъ бесдовалъ съ депутатомъ по длу, и въ средин разговора послдній былъ отозванъ для голосованія или чего-то другого. Тмъ временемъ вышелъ одинъизъ знакомыхъ націоналистовъ, и они вступили въ разговоръ. ‘Впервые посл Парнеля,— замтилъ его собесдникъ,— мы, ирландцы, объединились, славу Богу политическая рознь канула въ вчность, и мы не допустимъ, чтобы насъ раздлили мелкія распри.

— Весьма отрадно,— отозвался пріятель Кингана.— Въ эту минуту прошмыгнулъ еще одинъ націоналистъ.— Кажется, м-ръ Реганъ?— спросилъ онъ у своего собесдника.— Не познакомите ли вы меня съ нимъ: я встрчался съ его братомъ въ Швейцаріи… Но націоналистъ отвернулся и шепнулъ:— Я охотно представилъ бы васъ, будь это кто-нибудь другой, а съ Реганомъ мы не говоримъ.— О, не безпокойтесь,— возразилъ первый,— вдь я сказалъ объ этомъ только потому, что м-ръ Реганъ прошелъ мимо и мн захотлось сказать ему, что я познакомился съ его братомъ.— Они заговорили о постороннихъ вещахъ. Тутъ вышелъ Патъ Кинанъ, депутатъ Блэрнея.— Кажется, это м-ръ Кинанъ? полюбопытствовалъ гость — угрюмо буркнулъ депутатъ.— Удачно! очень бы мн хотлось узнать, не восемнадцать ли головъ въ Блэрне? Можетъ быть, вы меня познакомите съ нимъ?— Съ удовольствіемъ, будь на его мст другой,— послдовалъ отвтъ,— а Кинанъ такая свинья, что никто изъ нашей партіи не желаетъ имть съ нимъ дло.— Не безпокойтесь, пожалуйста!— возразилъ гость.— Но позвольте мн поздравить васъ съ объединеніемъ ирландской партіи!— Нечего говорить, что эта исторія вызвала взрывъ дружнаго хохота.— Вотъ каковъ будетъ желанный ирландскій парламентъ!— замтилъ Вилли Кинганъ.— Они готовы перервать другъ другу горло,— сказалъ онъ и напомнилъ старую поговорку о ворахъ, которые поссорились… О, этотъ Вилли Кинганъ далеко пойдетъ.

Во время этого разсказа равнодушіе окончательно покинуло Эленъ, у нея даже глаза заблестли, хотя она и не смялась такъ отъ души, какъ ея мать.

— Точь въ точь націоналисты!— замтила м-ссъ Александеръ.— При случа они готовы разорвать другъ друга въ клочки.

Джимми покачалъ головой.

— Однако, три года тому назадъ они сумли сплотиться при выборахъ и удержали правительство у власти,— говорилъ Кинганъ.

— Кабы не націоналисты, оно давно бы ужъ потерпло пораженіе,— сказалъ отецъ.— Это было умно сказано.

Какой-то англичанинъ замтилъ ему:

— Отчего вс ульстерцы не хотятъ признать правительства націоналистовъ? Вдь вотъ пять лтъ тому назадъ мы въ Англіи имли націоналистское правительство и не длали изъ этого ничего особеннаго…

— Уходя я хлопнулъ его по спин,— продолжалъ м-ръ Александеръ.— Я звалъ его пообдать съ нами завтра чмъ Богъ пошлетъ. Онъ общалъ, если будетъ можно. Вы ужъ позаботьтесь, хозяюшка, если не хотите, чтобы мы ударили въ грязь лицомъ передъ ирландскимъ сбродомъ со всми его ухищреніями… Не забудьте, что Вилли въ Дублин вращается въ свт. Но мы покажемъ ему, что сами не хуже людей. Правда, Эленъ?

Эленъ засмялась. Она воздержалась отъ замчанія, что отецъ кичится тмъ, что свободенъ отъ предразсудковъ.

— Какъ это похоже на васъ! Звать интереснаго для васъ человка къ обду въ воскресенье и только въ субботу вечеромъ сказать объ этомъ!— воскликнула м-ссъ Александеръ.— А вамъ извстно, что теперь ближе Бельфаста нигд не найти лососины?

— Зачмъ непремнно лососина?— презрительно замтилъ хозяинъ дома.— Скажите, почему намъ нужна въ воскресенье рыба? А если ужъ это необходимо, подайте блюдо свжихъ сельдей, я готовъ биться объ закладъ, что онъ ихъ стъ. А то — лососина! Эхъ вы, хозяйка!…

Эленъ не дала матери отвтить на добродушный укоръ отца, облокотясь на пустой стулъ, она проговорила:

— Не обращайте, мама, вниманія на него съ его селедками, вдь можно заказать по телефону въ Бельфаст, они пришлютъ лососину съ девятичасовымъ поздомъ, а Недъ създитъ за ней на станцію.

— Намъ не нужна лососина,— возразила мать.— Подадимъ пару куръ, ветчину, капусту съ пуддингомъ и землянику, и достаточно.

— Вдругъ онъ останется и ужинать, какъ бывало до отъзда въ Дублинъ?

— Почему-жъ онъ не можетъ състь холоднаго языка съ салатомъ, вдь ты взяла только ломтикъ?— возразила мать.

— Что ты говоришь! Это посл Дублина-то?! Вдь тамъ онъ обдалъ съ Лаусонами въ Мерріонъ-Сквэръ,— замтила Эленъ.

— О чемъ толковать?— вмшался отецъ.— Что за домъ, куда нельзя позвать сосда въ воскресенье запросто пообдать безъ суеты!…

— А не вы ли сами говорили о томъ, чтобы позаботиться объ обд?— возразила м-ссъ Александеръ.

— А разв я заикнулся о лососин? Пусть Джимми скажетъ, произнесъ ли я слово лососина…

V.

Обычная семейная перепалка изъ-за ничего была прервана появленіемъ младшаго сына Эдуарда. Это былъ высокій двадцатипятилтій юноша, шатенъ, съ срыми глазами.

— Вотъ и ты вернулся!— проговорила мать, игнорируя предложеніе мужа обратиться къ третейскому суду сына по поводу лососины.

— Я голоденъ, какъ волкъ,— отозвался Эдуардъ, усаживаясь на свободный стулъ.

Эленъ тотчасъ же поднялась и вышла.

И отецъ, и мать поняли, что она ршитъ вопросъ о лососин по собственному усмотрнію, что бы ни говорили.

— Селедка остыла и чай перестоялся,— замтила мать,— но въ самоваръ можно налить кипятку, а вотъ тутъ есть языкъ, впрочемъ, языкъ нужно приберечь на завтра, съ тебя довольно и холодной ветчины.

— Только-то…— проговорилъ юноша.— Не такъ много чаю, мама, лучше побольше молока. Эта подлая машина опять сломалась по дорог къ Баллибри, а благодаря тому, что сегодня ближе Бельфаста некому было ее чинить, пришлось мн самому на дорог съ ней возиться.

— Потому-то, должно быть, ты и не попалъ на демонстрацію?— спросилъ отецъ.

— А разв этого не достаточно?— спросилъ въ свою очередь сынъ.

— Разумется, но я желалъ бы знать, зачмъ вамъ понадобилось хать на этой машин. Всякій дуракъ могъ видть, что она опять сломается. Какой прокъ въ такихъ вещахъ! Вдь это — игрушка! И коли она сброситъ сдока и тотъ сломитъ себ шею, однимъ дуракомъ станетъ меньше,— сказалъ отецъ.

— Иначе говоря, не бда, если я сломаю себ шею?— смясь спросилъ Эдуардъ.— Слышали вы, мама?

— Слышу, слышу! Пей чай и не обращай вниманія на шутки отца.

— Онъ прекрасно понимаетъ, что я хочу сказать,— возразилъ отецъ.— А вы бы хотли, чтобы онъ огрызался на каждое слово!… Изъ-за мотоциклета или по другой причин онъ не долженъ былъ отсутствовать на сегодняшней демонстраціи. Пожалуй, насъ заподозрятъ въ томъ, что мы недовольно стойки, теперь не подходящій моментъ для отщепенства, хотя бы и для того, кто можетъ покупать мотоциклеты… И получше его люди не побоялись сегодня прійти въ Баллибой пшкомъ.

— Очень радъ слышать, значитъ, тамъ и безъ меня было довольно народу,— процдилъ Недъ сквозь зубы.— Грустно было бы, если бы демонстрація не состоялась изъ-за того, что я не прибылъ.

— Молчи,— остановилъ его отецъ.— Ты хочешь оправдаться, обративъ дло въ шутку, но это не пройдетъ. Твоя машина выгораживаетъ тебя, но смотри, если она опять сломается не во-время.

— Да я и не говорю, что она сломалась не во-время,— возразилъ Недъ.

— Придержи языкъ, Недъ,— вмшалась мать, принимая сторону отца.— Не придирайтесь къ нему, Джемсъ. Быть можетъ, онъ тащилъ машину мили дв, а тутъ, право, всякій можетъ выйти изъ себя. Ты не силенъ, Недъ,— замтила она сыну,— вдь не всякій знаетъ, что это не серьезно… А вдь наша двица, конечно, пошла насчетъ лососины…

— Какая лососина?— спросилъ Недъ.— Неужели она для меня спеціально готовитъ лососину? Не нужно, ветчина очень хорошая. Вы мн не велли трогать языка, и я слушаюсь.

— Съ тебя и собственнаго достаточно,— проворчалъ отецъ,— даже и того много.

— Бросьте, — примирительнымъ тономъ проговорила мать.— Языкъ, Недъ, нужно приберечь на завтра, на случай, если Вилли Кинганъ придетъ обдать и останется на вечеръ.

— А онъ придетъ къ обду?

— Да. Положительно она хлопочетъ о лососин.

— Почему о лососин?— спросилъ Недъ.

— Эленъ ршила угостить его лососиной, это такъ прилично…— отвтила мать.

— Если ее пришлютъ, я, кажется, выброшу ее кошкамъ,— заявилъ м-ръ Александеръ,— я вовсе не желаю, чтобы прошла молва, что мы тянемся за приличіями. Мы люди простые, безъ предразсудковъ и вовсе не намрены тягаться съ Мерріонъ-Сквэромъ. Не бда, если кому-нибудь это не любо…

— Моя машина теперь въ порядк, я съзжу за лососиной на станцію, хотя бы и для кошекъ,— сказалъ Эдуардъ, какъ только отецъ вышелъ черезъ балконную дверь въ садъ.

— Постарайся, чтобы онъ тебя не видлъ,— замтилъ Джимъ, не раскрывшій рта съ момента появленія брата.

— Я не боюсь,— замтилъ Недъ.— Мотоциклетъ — надежная защита, больше трехъ словъ брани не услышишь. Кстати, какъ прошла демонстрація? Какъ всегда, полагаю?

— Какъ нельзя лучше. Жаль, что тебя не было.

— Пожалуй, это лучше, чмъ возиться съ машиной на большой дорог въ пяти миляхъ откуда бы то ни было,— замтилъ Недъ.

— А ты все время съ нею провозился?— вдругъ спросила мать Недъ отвтилъ не сразу.

— Нтъ, строго говоря, не все время. Я повозился немного она пошла, но черезъ милю-дв снова стала вспыхивать и стала

— Гд?— полюбопытствовала мать.

— Приблизительно въ разстояніи одной мили отъ перекрестка

— Такъ отчего ты не свернулъ въ Деррирэшъ и не оставила ее тамъ?

— Я такъ и сдлалъ. Я собирался оставить машину и пойти черезъ старую каменоломню въ Баллибой, но увидлъ, что пока я дойду, все окончится, и не пошелъ.

— Ты тамъ и пробылъ все время?

— Да, машину починили только четверть часа назадъ.

— И ты такъ весь день и постился?

— О, нтъ. Джекъ Поуэръ зазвалъ меня къ нимъ и меня за ставили пообдать.

— Они вс здоровы?

— Да. Я нахожу, что все вышло очень удачно. Я согласился бы вести машину вс семь миль до дому.

— Совтую только не разсказывать объ этой удач отцу.

— Нтъ, нтъ!— со смхомъ отвтилъ Недъ.

Мать не вторила ему и, покачавъ головой, проговорила:

— Посмотрю, что тамъ длаетъ Эленъ. Пожалуй, теб придется-таки създить на станцію за лососиной.

— Вы сказали, что она заказываетъ ее на случай прихода Вилли Кингана?— язвительно спросилъ Недъ.

— Не стоитъ безпокоиться,— отозвался Джимъ.

— Почему это не стоитъ безпокоиться?— спросила мать, обернувшись,— а если ей хочется?

— Если хочется, тогда, разумется,— согласился Джимъ, помолчавъ.

— Ну, такъ зачмъ же шумть и длать видъ, будто видишь больше другихъ,— замтила мать.

Она постояла въ дверяхъ, точно поджидая отвта, но отвта не послдовало. Джимъ зналъ, что молчаніе въ данномъ случа скажетъ больше словъ: а онъ только и желалъ намекнуть, что Эленъ для Вилли Кингана готова безпокоиться больше, чмъ для кого бы то ни было.

— Почему ты сказалъ, что ей нечего безпокоиться?— спросилъ младшій братъ, когда мать закрыла за собою дверь.

— Я сказалъ только то, что думалъ.

— Ты думаешь, что Эленъ недостаточно хороша для Вилли?

— Ничего подобнаго я не думаю.

— Такъ какого же чорта ты думаешь?

— А теб какое дло? Всякій, у кого есть глаза и уши, знаетъ, что Вилли Кинганъ ухаживаетъ за миссъ Торитонъ.

— Да откуда это извстно? Разв миссъ Торитонъ станетъ кому-нибудь разсказывать, что собирается замужъ за Вилли Кингана и ни за кого-нибудь другого?…

— А разв я сказалъ, что она выходитъ за него замужъ? Онъ ухаживаетъ за нею, это правда.

— Это твои догадки, и ни на чемъ не основанныя.

— У меня есть глаза и уши.

— То и я говорю: это только твои догадки, а больше никто объ этомъ и не думаетъ. Почему бы Эленъ и не попытать счастья, если Вилли ей нравится?

— Я не желалъ бы, чтобы Эленъ осталась въ дурахъ.

— Это могло бы случиться только въ томъ случа, если бы Вилли былъ обрученъ. Эленъ не хуже миссъ Торнтонъ, такъ же мила и года на три-четыре моложе. А что касается денегъ, я увренъ, отецъ раскошелится, если дло зайдетъ о томъ, чтобы породниться съ Кинганами.

— Это не похоже на него, но я не отрицаю возможности… Я увренъ, однако, что Кинганы никогда не пошлютъ къ намъ сватовъ.

— Неужели онъ пойдетъ спрашивать позволенія, если влюбится въ Эленъ или вообще въ кого-нибудь? Какое дло до этого его родн? Да если и такъ, что могутъ они возразить кром того, что Джемсъ Александеръ самъ изъ ничего вышелъ въ люди, а не отецъ его выбился изъ ничего? Каковъ вообще тутъ народъ, вс владльцы бельфастскихъ фабрикъ? Ты знаешь такъ же, какъ и я, что вс они нисколько не лучше насъ, только нкоторые насчитываютъ за собою одно поколніе, вышедшее изъ ничтожества… Что за бда, что наши родители говорятъ съ мстнымъ акцентомъ? Какъ бы они ни говорили, они говорятъ все-таки лучше, чмъ большинство бельфастскихъ баронетовъ…

— Ну, это еще немного.

— Но вполн достаточно. Разв Томми Дэферинъ не женился на дочери лорда, и лэди Кланбракенъ и не препятствовала браку дочери съ сыномъ человка, который говоритъ съ акцентомъ ирландскаго босяка? Почему бы одному изъ Кингановъ не жениться на дочери Александеровъ? Акцентъ обоихъ нашихъ родителей взятыхъ вмст не сравнится съ акцентомъ лорда Даніэля.

— Да не въ одномъ акцент дло, всмъ и каждому извстно, что фабрика досталась отцу не вполн законнымъ путемъ.

— Вздоръ все это! Мы слышали кое-что о банкротств его брата или что-то врод. Увряю тебя, тутъ нтъ ничего особеннаго, чистйшая ‘практика’. Господи Боже! Да я бы желалъ видть людей, которые достигли успха безъ практичности. Хотлъ бы я знать, какъ правительство провело бы свои мропріятія послднія семь лтъ безъ этой ‘практики’. Я не вижу ничего дурного въ томъ, что отецъ велъ игру, какъ вс теперь играютъ: кто теперь стсняется заглядывать въ чужія карты? Кто возьмется осуждать крупную фирму, заплатившую недавно съ четверть милліона американскимъ таможенникамъ? Публика только улыбалась и говорила, что сами евреи не сумли бы лучше устроиться съ контрабандой.

— Все это очень хорошо, Недъ, но вспомни школу и представь себ, что исторія съ фабрикой можетъ снова всплыть.

— Я помню, что подбилъ глазъ Дику Барберу за что-то. Но мы ужъ давно поршили на томъ, что Дикъ, очевидно, подслушалъ какую-то сплетню на барберской фабрик: они всегда завидовали намъ. Я положительно не желаю говорить объ этомъ, по-моему просто безуміе считаться со сплетней черезъ тридцать лтъ!

— Да я не особенно считаюсь, но позволь мн сказать, что съ твоей стороны безуміе не считаться кое съ чмъ инымъ.

— Что ты хочешь сказать?

— Да неужели ты не видишь, что старики кое-что подозрваютъ насчетъ тебя и Кэтъ Поуэръ?

Недъ вздрогнулъ и отвернулся. Онъ увидлъ шедшую по саду Эленъ и пошелъ открыть ей дверь. Онъ покраснлъ и нсколько мгновеній молча смотрлъ на брата, потомъ проговорилъ почти шопотомъ:

— Такъ, значитъ, мать на это и намекала…

— Конечно. Она, какъ и я, прекрасно знала, что новая мотоциклетка сломалась, наврно, гд нибудь по сосдству съ Деррирэшъ.

— Въ самомъ дл? Такъ вы оба ошиблись. Мн пришлось вести ее, по крайней мр, полторы мили, и если бы теб пришлось итти съ нею по этой дорог полторы мили, ты едва ли нашелъ бы, что она сломалась на удобномъ мст для Деррирэша.

Джемсъ непріятно засмялся.

— Мотоциклетъ — вещь очень удобная, всегда можно на нее свалить вину.

Эдуардъ взглянулъ на брата: тотъ, очевидно, подразумвалъ гораздо больше, чмъ имлъ мужества сказать. Онъ распахнулъ дверь на балконъ, и сестра Эленъ вошла.

— Мама сказала, что ты общалъ създить на станцію?— спросила она брата.

— Разумется, съзжу. Машина моя въ порядк, и я въ четверть часа съзжу на станцію, а черезъ полчаса буду и дома.

— Пріятно имть такую машину.

Недъ взглянулъ на брата: Джимъ смялся.

— Почему онъ смется?— спросила Эленъ.

— Вроятно, собственной острот: ему не часто удается сострить, а когда удастся, онъ и смется, хотя больше не смется никто! Заказана цлая рыба? На какой приблизительно всъ?— спросилъ Недъ.

— Всего фунтовъ шесть,— отвтила Эленъ.— Но чему Джемсъ смется?

— Не обращай вниманія, пусть его. Пойдемъ, я покажу теб ходъ мотоциклета.

Братъ съ сестрою направились къ сараю, гд отдыхалъ мотоциклетъ, свершившій все, чего отъ него ждали въ этотъ день. А ждалъ Недъ многаго…

VI.

Въ ближайшее къ двнадцатому воскресенью во многихъ приходахъ Ульстера совершается торжественное богослуженіе Оранжисты направляются въ церкви съ великолпными регаліями ордена, церковные башни и шпили украшаются красными и оранжевыми флагами, какіе ежегодно, въ другой только моментъ, развваются на римско-католической ораторіи, въ Лондон,— зрлище необычайное и почти невроятное для ульстерскаго протестанта. Оранжизмъ — религія, приспособленная къ нуждамъ большой общины, существующей въ особыхъ условіяхъ на свер Ирландіи, ея принципы проповдуются въ предлахъ благоразумія апостолами, сознающими свою отвтственность за благополучіе ихъ сторонниковъ. Нельзя сомнваться въ искренности, которой проникнута ежегодная проповдь въ Сверной Ирландіи. Въ ней слышенъ трубный гласъ шотландскихъ пресвитеріанцевъ, потомки коихъ переплыли проливъ и основали Ульстерскій поселокъ, онъ звучитъ весьма увренно, торжествуя побды англійскаго протестантизма въ Ирландіи.

Ни одинъ врный протестантъ-ульстерецъ не пропуститъ этой службы. Въ провинціи пресвитеріанцы и англиканцы врны традиціи отцовъ, занесенной изъ Англіи и изъ Шотландіи, и полагаютъ, что хожденіе въ церковь искупаетъ ихъ многочисленные недостатки и погршности.

М-ръ Вилльямъ Кинганъ, адвокатъ, не пошелъ изъ дерриярдской церкви вмст съ семействомъ, гд общалъ обдать въ половин второго, хотя нкоторые изъ членовъ этой семьи не прочь были пріобщить его къ своей компаніи. Онъ нашелъ боле благоразумнымъ подождать м-ра и м-ссъ Джифордъ и проводить ихъ и, поболтавъ съ ними съ полчаса, незамтно направиться къ Александровскому дому: онъ зналъ мстную любовь къ сплетнямъ и къ скоропалительнымъ выводамъ. Осторожность побуждала его воздержаться отъ шаговъ, которые могутъ дать поводъ къ кривотолкамъ досужимъ наблюдателямъ. Онъ съ удовольствіемъ прошелъ бы съ Эленъ Александеръ, если бы могъ какимъ-нибудь способомъ уврить, что у него нтъ задней мысли. Онъ прекрасно могъ оградить себя, когда ему приходилось писать письмо ‘по поводу какого-нибудь дла, и былъ очень огорченъ, что лишенъ возможности дать всмъ понять, что его возвращеніе съ миссъ Александеръ изъ церкви свидтельствуетъ только объ его намреніи пообдать у нихъ въ дом. Его осторожность шла еще дальше: пожалуй, онъ предпочелъ бы, чтобы не знали и о его намреніи обдать у Александеръ. Онъ зналъ, что семейство Александеръ не совсмъ на одномъ уровн съ Барберомъ, съ Бартономъ или съ м-къ Мастерсъ, которые вс тоже фабриканты, онъ не сомнвался, что если узнается, что онъ запросто обдаетъ у Александера, кое-кто изъ его друзей нахмурятся, подожмутъ губы, пожмутъ плечами… Раздумывая объ этомъ во время длинныхъ періодовъ м-ра Джифорда, онъ почти пришелъ къ заключенію, что лучше было бы поблагодарить и отказаться отъ приглашенія. Но, взглянувъ въ ту сторону, гд между двумя братьями сидла Эленъ въ хорошенькой шляпк, онъ почувствовалъ, что она положительно мила, къ тому весьма вроятно, что, несмотря на двухъ братьевъ и замужнюю сестру, она получитъ по меньшей мр десять-пятнадцать тысячъ, и если постараться — не посл смерти отца, а при выход замужъ… Въ итог всхъ этихъ разсужденій онъ пришелъ къ выводу, что не ошибся, принявъ приглашеніе: стоитъ рискнуть.

М-ръ Вилльямъ Кинганъ велъ дла въ теченіе нсколькихъ лтъ и по сосдству съ Ардерра имлъ славу ‘подающаго надежды въ Дублин’, что давало ему право разсчитывать, при помощи политики, на дальнйшее преуспяніе: въ Ирландіи политика — самый могущественный факторъ. Предполагали, что его кандидатура можетъ имть успхъ на ближайшихъ уніонистскихъ выборахъ. А выборы въ уніонистской мстной ассоціаціи — ступень къ выборамъ въ уніонистской групп. Онъ былъ единственный сынъ м-ра Оливера Кингана изъ Дергъ-Хауза, представитель стараго ульстерскаго рода, стараго для Ульстера, гд мало семей насчитываютъ больше ста лтъ.

Дергъ-Хаузъ лежитъ въ живописной мстности съ видомъ на Локъ-Нигъ. Онъ цликомъ заложенъ, и маленькая яхта Кингана на озер свидтельствуетъ только объ экстравагантности этой семьи. Въ теченіе полутораста лтъ Кинганы фигурировали на водахъ Локъ-Нига. Вначал, когда ихъ годовой доходъ превышалъ десять тысячъ фунтовъ, они владли славнымъ судномъ, теперь, когда доходъ сократился до девятисотъ, пришлось спуститься до катера въ пять тонъ, Кинганы обднли посл ‘стараго капитана’, имя котораго стало въ Ульстер нарицательнымъ для обозначенія безпечности и расточительности. Легкомысленный игрокъ, лихой наздникъ, мотъ, къ сожалнію, онъ обладалъ столь нжной организаціей, что не сумлъ покончить съ собою, прежде чмъ растратилъ большую часть своего состоянія. Сынъ его, находящійся въ живыхъ м-ръ Кинганъ, всю жизнь старался выжать, что можно, изъ жалкихъ остатковъ, но всмъ было ясно, что жизнь давалась ему не безъ труда. Домъ и маленькій паркъ свидтельствовали объ этой борьб. М-ръ Кинганъ всю жизнь былъ борцомъ. Отецъ его былъ истымъ ирландцемъ — онъ презиралъ деньги и имлъ съ ними дло, только когда тратилъ ихъ, онъ не умлъ ни добывать ихъ, ни сохранять, а сыну своему даже не позволялъ и тратить ихъ.

Положеніе Оливера Кингана и ему подобныхъ въ Ульстер было весьма отвратительно. Онъ не былъ въ дружб съ окружающими дльцами. Одни позволяли себ сожалть его, большинство попросту его игнорировало: онъ не имлъ права на ихъ уваженіе. Разорившійся ирландецъ изъ хорошей семьи, живя въ любой ирландской провинціи, много выигрываетъ въ силу своего положенія: крестьяне снимаютъ передъ нимъ шляпы (у кого он имются) и величаютъ его ‘ваша честь’, люди его круга, какъ бы они ни были зажиточны, тщательно блюдутъ, чтобы не забыть его на своихъ торжествахъ. Ирландскія провинціи — рай для бднаго джентльмена. Совсмъ не то на свер. Ульстеръ — чистилище для бднаго джентльмена, и рай, который мелькаетъ передъ нимъ сквозь увеличительное стекло крпкихъ напитковъ, начинаетъ ему казаться призрачнымъ, когда ужъ поздно думать о спасеніи. Когда онъ спивается до смерти, сосди покачиваютъ головами, но не сожалютъ, не порицаютъ, они просто качаютъ головами и торопятся длать деньги.

Сынъ расточительнаго стараго капитана никогда не пытался увидть отраженіе неба въ стакан виски, но это не создало ему лучшей репутаціи у земляковъ, они считали трусостью уклоненіе отъ общей традиціи. Кое-кто предсказывалъ, что внукъ стараго капитана исправитъ погршность промежуточнаго поколнія: въ общемъ же немало удивлялись, когда онъ обнаружилъ такую же трудоспособность, какую они проявляли на своемъ поприщ. Пробывъ годъ-два въ Бельфаст, въ школ, онъ собирался поступить на службу, но тутъ ему улыбнулось счастье: когда возникъ вопросъ о работ, его мать получила деньги и настояла, чтобы онъ поступилъ въ эппингемскій колледжъ (сперва она мечтала объ Итон), а тамъ въ Оксфордъ. Онъ и въ школ, и въ университет отличался прилежаніемъ къ наукамъ, больше чмъ спортивными успхами, и въ результат получилъ дипломъ первой степени и пренебрежительное прозвище ‘Ульстерецъ’ отъ товарищей-студентовъ, которые спортъ предпочитали наук.

И положительно онъ заслужилъ свою кличку. Онъ обнаружилъ рядъ качествъ ульстерца и прежде всего стремленіе къ успху. Съ возрастомъ это стремленіе становилось все опредленне. Онъ прекрасно понималъ, что англійская школа и оксфордскій университетъ поднимаютъ человка въ общественномъ мнніи въ Ирландіи, и воспользовался этимъ, къ тридцати двумъ годамъ даже ульстерскіе друзья пришли къ заключенію, что онъ весьма искусенъ въ своей профессіи, а когда Ульстеръ признаетъ это (въ истин этого ульстерцевъ не такъ-то легко убдить!), онъ всегда готовъ протянуть руку помощи.

Зная это, Вилли Кинганъ почувствовалъ, что иметъ шансы попасть въ парламентъ, если только будетъ въ состояніи противодйствовать гомрулю.

Это стремленіе и побудило его принять приглашеніе м-ра Александера.

Въ то же время онъ готовъ былъ признать, что Эленъ Александеръ такъ мила и умна, что трудно поврить въ ея родство съ собственной семьею,— мысль мало лестная для молодой двушки и, конечно, не слишкомъ пріятная для семьи.

VII.

Лососина была великолпна, и кухарка Джэнъ предоставила ей возможность блеснуть собственными качествами, независимо отъ достоинства остраго соуса. М-ръ Кинганъ такъ привыкъ, что къ каждой рыб полагается какой-нибудь соусъ, что отсутствіе его показалось ему почти неприличіемъ. Однако въ этой красивой обнаженной лососин было нчто благородное, антично-строгое, цломудренное въ самой обнаженности, майонезъ, пожалуй, нарушилъ бы характеръ этой чистоты.

Впрочемъ, соусъ былъ — такъ назвалъ м-ръ Александеръ молочно-блую жидкость съ рубленой зеленью петрушки. Кинганъ положилъ себ немножко и убдился, что м-ръ Александеръ былъ человкъ безъ предразсудковъ, какъ онъ дважды усплъ подчеркнуть.

Да, наконецъ, въ манер м-ра Александера раздавать рыбу не было ничего дурного. Къ тому же въ голос Эленъ было нчто исключавшее возможность возникновенія конфликтовъ за столомъ. Вилли примирился и съ картофелемъ, и съ толсто нарзанными огурцами.

Между тмъ, м-ръ Александеръ, подмигивая, полусловами, полунамеками повдалъ исторію появленія лососины.

— Я сказалъ имъ, что звалъ васъ запросто, м-ръ Кинганъ, но этого имъ было мало. Хозяйка обвинила меня въ томъ, что только я способенъ пригласить въ субботу джентльмена обдать въ воскресенье, и притомъ въ субботу двнадцатаго. Но я сказалъ: да кто такой молодой Кинганъ, что мы должны для него поднимать суматоху?

— И вправду?— со смхомъ отозвался Вилли.

— Я такъ и сказалъ имъ,— повторилъ хозяинъ.— Кто онъ? Вчера вечеромъ за ужиномъ у насъ были жареныя селедки, и я сказалъ имъ: если ужъ вы хотите непремнно подать рыбу, подайте пару этихъ рыбокъ, и если онъ что-нибудь понимаетъ, онъ обгложетъ ихъ и губы оближетъ.

— Все-то онъ болтаетъ зря, м-ръ Кинганъ,— замтила м-ссъ Александеръ,— ничего подобнаго онъ не говорилъ. Мы люди простые, но м-ръ Александеръ и самъ понимаетъ, что угости мы васъ или другого джентльмена селедками, мы мсяцъ не увидли бы его у себя! Онъ черезъ часъ ужъ не помнитъ, что говорилъ.

— Я не помню?— воскликнулъ м-ръ Александеръ съ преувеличеннымъ изумленіемъ.— Я не помню? Да вы прекрасно знаете, что я помню каждое сказанное мною слово гораздо дольше, чмъ многимъ бы хотлось…

— За лососину вы должны поблагодарить Эленъ, — замтила хозяйка, воспользовавшись тмъ, что хозяинъ занялся своей тарелкой.

— Отъ души благодарю,— проговорилъ Кинганъ, любезно улыбаясь своей сосдк, онъ прекрасно представлялъ себ ея чувства между папашей, съ одной стороны, и мамашей — съ другой. Не удивительно, что она была красне рыбы, явившейся предметомъ столь непріятныхъ объясненій.

— А какая славная двушка вышла изъ Мэджи Джифордъ. Я съ годъ не видлъ ея.

— Она премилая!— подхватила Эленъ, радуясь возможности покончить съ нелпымъ разговоромъ о лососин.— Мы съ Мэджи большіе друзья,— прибавила она.— Я надсь, что Джифордовъ и отъ насъ не возьмутъ.

— Я думаю, что на это можно разсчитывать. Джифордъ сегодня разсказывалъ мн, какъ къ нему обращались прихожане Ст. Томаса, въ Бельфаст, но онъ предпочелъ остаться здсь: онъ любитъ эти мста и, мн кажется, не любитъ Бельфаста.

— Я очень рада,— замтила Эленъ. Мать поддержала ее.

— Тутъ разница между церковью и пресвитеріанцами,— сказалъ м-ръ Александеръ, чувствовавшій уже, что онъ измняетъ своему разговорному таланту.— Наши священники часто отказываются отъ хорошихъ предложеній, а вотъ не слышно, чтобы пресвитеріанцы отказывались.

— А вотъ я слышалъ: м-ръ Вилльямсонъ остался въ Грейрок, получивъ приглашеніе изъ Бенгора.

— Совершенно врно: онъ нашелъ, что въ Бенгор жалованье на пять фунтовъ больше, и началъ уже писать прощальную проповдь, но во-время узналъ, что въ Бенгор нтъ готоваго помщенія, и посл молитвеннаго размышленія ршилъ, что долгъ обязываетъ его остаться со старыми друзьями.

Кинганъ снисходительно улыбнулся: онъ воздержался отъ замчанія, которое могло бы быть истолковано, какъ насмшка надъ пресвитеріанцами. А онъ разсчитывалъ выступить на нсколькихъ пресвитеріанскихъ собраніяхъ во время выборной кампаніи. Онъ искренно сокрушался, что не можетъ быть одновременно пресвитеріанцемъ и епископалистомъ, но онъ можетъ попытаться примирить въ себ оба исповданія и быть пресвитеріанцемъ по избранію: въ Ульстер практикуется, что люди, по рожденію, принадлежатъ къ одной религіи, а впослдствіи избираютъ себ другую.

— Я думаю, что онъ былъ совершенно правъ, оставшись въ Грейрок,— опредленно замтила Эленъ, точно понимая щекотливость положенія кандидата въ парламентъ.

— Мы тоже находимъ, что онъ поступилъ правильно,— сказалъ Джимъ,— недаромъ же былъ устроенъ базаръ, чтобы собрать средства для расширенія пастората въ Грейрок.

— Да, и я не стыжусь сказать, что дала свою работу для него.

— И я не скрываю, что мое имя стоитъ на подписномъ лист,— воскликнулъ отецъ.— Почему бы мн стыдиться? У меня въ Грейрок есть хорошіе покупатели.

— Протестантамъ необходимо объединиться въ предстоящемъ кризис, пренебречь мелкими разногласіями и сплотиться,— произнесъ Кинганъ тономъ первокласснаго оратора.

— Вотъ это врно! Надюсь, вы повторите это на митинг,— воскликнулъ хозяинъ.

Недъ воздержался отъ выраженія увренности, что Кинганъ повторитъ эти слова неоднократно: онъ достоврно зналъ, что онъ уже нсколько разъ повторялъ ихъ.

— Только между нами и католиками не можетъ быть и рчи о союз,— продолжалъ м-ръ Александеръ.— Я съ удовольствіемъ услышалъ о томъ, что они продлали въ Бельфаст всего мсяцъ тому назадъ. Открылась вакансія органиста,— папистъ и еврей выставили кандидатуру, и, несмотря на то, что первый былъ гораздо компетентне, приходское собраніе остановилось на евре. Это ли не пощечина сторонникамъ гомруля! Я слышалъ и причину, да позабылъ. Какъ было дло, Джимъ?

— Нелпая вещь!— пояснилъ Джимъ.— Дло въ томъ, что ршающій голосъ у м-ра Гамильтона, онъ главный пайщикъ фирмы ‘Мартинъ, Гамильтонъ, К^о‘. Онъ отдалъ пять лтъ тому назадъ мсто органиста молодому Батсу. Батсъ былъ кассиромъ у Гамильтона, и онъ вычелъ у него изъ жалованья тридцать фунтовъ, которые онъ получалъ, какъ органистъ.

— Это не такъ ужъ глупо, если принять во вниманіе, что Батсъ не получилъ бы мста органиста, если бы не Гамильтонъ,— замтилъ Александеръ.

Кинганъ, повидимому, не вполн раздлялъ справедливость этой сдлки, но промолчалъ, какъ докторъ на консиліум.

— Они поссорились, продлка Гамильтона получила огласку, и церковные органисты отказались выставить свою кандидатуру,— пояснилъ Джимъ.— По-моему — дураки.

— Да, музыканты не способны смотрть на вещи съ дловой стороны, они хорохорятся, словно ныншніе трэдъ-юніонисты, которые ищутъ случая обидться и бросить инструменты.

М-ръ Кинганъ только головой покачалъ, хозяинъ долженъ былъ принять этотъ жестъ за сочувствіе, но въ округ было слишкомъ много трэдъ-юніонистовъ и лучше воздержаться отъ словеснаго выраженія мннія. Слова легко повторить, не то что сочувственный кивокъ головой: онъ, во всякомъ случа, былъ увренъ, что м-ръ Александеръ не суметъ этого сдлать.

Затмъ онъ обратился къ миссъ Александеръ съ вопросомъ (анекдотъ объ органистахъ не явился, повидимому, отклоненіемъ), слышала ли она, что Мельба выступитъ на открытіи филармоническихъ концертовъ въ Ульстер.

Она не слышала новости, но надялась, что она подтвердится. Разговоръ перешелъ на музыкальную тему. Эленъ стояла за Большую оперу, предпочитая ее комической, между тмъ ея братья подчеркивали достоинства ‘Веселой вдовы’ и увряли, что она побьетъ рекордъ.

— Въ данномъ случа лучше не употреблять этого слова,— замтилъ Кинганъ.— Выбиваніе — процессъ отжившій, пылесосы, дйствуютъ гораздо дйствительне. Такъ и въ вопросахъ искусства: бичующая критика мене убдительна, чмъ разсужденіе.

Наступившая пауза свидтельствовала, что размренная рчь Кингана не сразу была всми понята. Эленъ поспшила ему на выручку.

— Нельзя сравнивать ‘Ромео и Джульетту’ съ ‘Теткой Чарли’!

— А я пойду посмотрть ‘Тетку Чарли’,— возразилъ Недъ.

— Теперь вс говорятъ о новомодныхъ пылесосахъ,— сказала м-ссъ Александеръ.— По-моему, это изобртеніе для лнтяевъ. Какъ вы освободите коверъ отъ пыли, если не выколотите его хорошенько и не поваляете по трав? Какъ узнать, что онъ выколоченъ, пока не увидишь пыли въ воздух? ‘Увидишь и повришь’ — старая и врная поговорка.

М-ръ Кинганъ благосклонно согласился.

VIII.

‘Есть отчего прійти въ уныніе, если не прямо въ отчаяніе…— думала Эленъ, видя упорство, съ какимъ отецъ и мать вмшивались въ ея разговоръ съ Вилли. Отчего бы имъ не разговаривать между собою о вещахъ, доступныхъ ихъ пониманію, и предоставить ей продолжать съ Вилли разговоръ о предметахъ, превосходящихъ ихъ пониманіе. Если бы они могли помолчать,— гд ужъ, впрочемъ! хоть бы не вмшивались и не обнаруживали своего невжества! Ее бросало то въ жаръ, то въ холодъ отъ замчаній родителей. Но вмст съ тмъ она пришла къ заключенію, что Вилли Кинганъ — настоящій джентльменъ, ‘даже ни разу не улыбнулся!…’

Въ свою очередь Вилли, видя, что Эленъ обнаруживаетъ свои чувства только перемной въ лиц, ршилъ, что она премилая двушка. Онъ восхищался ея выдержкой. Ему много разъ приходилось наблюдать трагедію образованныхъ дтей въ необразованныхъ семьяхъ, недаромъ онъ прожилъ въ Ульстер свыше тридцати лтъ. Онъ зналъ, что стоитъ ему дать ей понять, что онъ видитъ, какъ тяжелы ей ея родители, она вспыхнетъ и станетъ объяснять, что они не хуже его, а если бы и такъ, она не нуждается въ его совтахъ. Онъ положительно восхищался ею.

А бдная Эленъ все время искренно желала, чтобы онъ не принялъ ихъ приглашенія. Она чувствовала, что отсутствіе всякаго изящества за столомъ приведетъ только къ тому, что Вилли никогда не захочетъ переступить порогъ ихъ дома. Даже лососина, которая должна была скрасить обдъ, сгладивъ грубое впечатлніе отъ появленія на стол чудовищнаго окорока съ простой капустой, и та была такъ изуродована тяжкой рукой рзавшаго ее отца, что опустилась ниже жареныхъ селедокъ съ ихъ ароматомъ, проникающимъ изъ кухни до самой столовой.

И этимъ не кончилось. Она сама принимала участіе въ приготовленіи пирожнаго изъ заварного тста съ земляничнымъ вареньемъ, обрызганнаго брэнди подъ собайономъ. На другой конецъ къ отцу поставили малиновый тортъ. Однако онъ не могъ воздержаться отъ замчанія, что нужно бы еще помощника, чтобы отправить все это подъ столъ. Мало того, онъ до такой степени увлекся идеей опьяненія, что, какъ плохой актеръ старой школы, изобразилъ его эфектъ посл первой ложки.

Эленъ молчала, хотя братья смялись и Недъ уврялъ, что, будь вмсто брэнди виски, отецъ лъ бы прямо съ блюда и никому ничего бы не далъ. Она ршила, что это coup de grce: никогда впредь ей не сидть рядомъ съ Вилли за столомъ, не только въ Ардреа, но и вообще. Она не была освдомлена о характер обдовъ въ аристократическомъ квартал Мерріонъ-Сквэра, но могла себ представить, до какой степени тамъ соблюдается этикетъ. Безъ сомннія, м-ръ Кинганъ былъ завсегдатаемъ въ Мерріонъ-Сквэр, гд во всякомъ случа жилъ хоть одинъ судья съ пріятнымъ ульстерскимъ акцентомъ. Что долженъ былъ онъ думать, попавъ прямо оттуда къ нимъ на обдъ?

Она полагала, что можетъ правильно представить себ его впечатлніе, и была уврена, что даже при ея корректности имъ не видать его впредь въ Ардреа.

Дессертъ — земляника со сливками — закончилъ обдъ и тмъ далъ ей возможность вздохнуть съ облегченіемъ.

— Не понимаю, какъ можно хлебать это мсиво посл хорошаго обда?— заявилъ отецъ, когда подали тарелки съ дессертомъ.

Ужасное, любимое въ Ульстер, слово было произнесено! Ну, кто захочетъ сидть за столомъ, гд ‘хлебаютъ’ землянику со сливками? Она поднялась, даже не дождавшись знака матери, и направилась въ садъ.

— Вы, конечно, не сбжите до чаю, м-ръ Кинганъ,— замтила м-ссъ Александеръ, слдуя примру дочери.

— Не безпокойся,— отвтилъ за гостя хозяинъ.— Мы должны еще потолковать.

Кинганъ улыбкой выразилъ свое согласіе, слабо протестуя и благодаря.

— Не засиживайтесь же, господа, за виномъ,— замтила, уходя, хозяйка.— На васъ, м-ръ Кинганъ, я могу положиться, но онъ никогда не можетъ остановиться, пока передъ нимъ рюмка.

— Я радъ, что мы можемъ поговорить наедин. Чмъ вы предпочитаете отравляться? Выбирайте сами — вотъ тутъ портвейнъ, хересъ, кларетъ,— все вполн доброкачественно.

— Я плохъ относительно выпивки,— возразилъ Вилли.— Если позволите, я возьму аполлинарисъ — въ такой день это всего лучше.

— Все зависитъ отъ того, сколько виски прибавить,— замтилъ хозяинъ.— Наливайте виски. Такъ лучше переварится лососина. Да, м-ръ Кинганъ, я радъ случаю сказать вамъ, что ваша вчерашняя рчь была первый сортъ и какъ нельзя боле подходяща. Этотъ малый, Джо Кемпбеллъ, всегда лзетъ впередъ, онъ привязался къ вамъ, какъ только лордъ Иннисфаленъ избавился отъ него, такъ мн и не пришлось ни словомъ перекинуться съ вами. Его нужно держать на извстномъ разстояніи.

— Но Двнадцатое іюля иметъ свой права, а онъ Grand master, насколько я знаю.

— Втируша онъ,— возразилъ м-ръ Александеръ.— Но вы правильно замтили, что нужно ладить со всми, хотя вы можете обойтись безъ людей, подобныхъ Джо, намъ нужны именно такіе, какъ вы. Не очень-то много подходящаго народу, м-ръ Кинганъ.

— Но наши ульстерскіе юніонисты все люди надежные.

— Да, стойкіе, надежные, но намъ нужно нчто большее, чтобы одержать верхъ надъ ловкимъ врагомъ. Что бы мы длали сегодня безъ Карсона и Смита? А между тмъ моя душа возмущается, когда я думаю о лидерахъ съ южнымъ акцентомъ. Когда я впервые услышалъ Карсона, я, кажется, подумалъ, что на эстраду по ошибк взошелъ рэдмондистъ. Скажите, въ Англіи не презираютъ этотъ ирландскій жаргонъ?

— Отнюдь, его даже любятъ,— возразилъ Вилли.— Подумайте сами, разв выговоръ Карсона не сослужилъ намъ службу? Вотъ настоящій ирландецъ со своимъ жаргономъ и страстный противникъ гомруля! О, да, этотъ жаргонъ является однимъ изъ самыхъ цнныхъ союзниковъ юніонистовъ.

— Съ этой точки зрнія я никогда не смотрлъ на данный вопросъ,— задумчиво замтилъ м-ръ Александеръ.— Никогда не доврюсь человку, который говоритъ на такомъ нарчіи, подумалъ я, впервые услышавъ его, и могу ручаться, что такого мннія держится большинство насъ, ульстерцевъ. Вы знаете, м-ръ Кинганъ, мы любимъ свой акцентъ и стоимъ за него, любимъ мы и англійскій говоръ, но ирландскаго не выносимъ.

— Я знаю, — отвтилъ Вилли, сохраняя серьезность, хотя Джэм(?ъ и Эдуардъ улыбнулись.— Я знаю, какъ въ Бельфаст относятся къ дублинскимъ франтамъ, но я не поручусь, что не предпочту мягкій южный говоръ твердому ульстерскому.

— Это ужъ всего хуже!— сказалъ м-ръ Александеръ.— Увряю васъ, дьяволъ говорилъ въ раю на ирландскомъ нарчіи, когда убдилъ Еву вкусить запрещеннаго плода, слишкомъ ужъ мягокъ этотъ говоръ, говоръ обманщиковъ. Нельзя представить себ льстеца съ ульстерскимъ акцентомъ.

На этотъ разъ Кинганъ улыбнулся.

— Совершенно согласенъ съ вами, среди нашихъ многочисленныхъ недостатковъ лести нтъ!— замтилъ онъ.

— Мы слишкомъ прямолинейны,— продолжалъ хозяинъ дома,— мы не претендуемъ ни на что, кром того, что мы есть.

— Намъ и не нужно,— вставилъ Недъ,— мы убждены, что лучше ульстерца нельзя и быть.

Отецъ посмотрлъ на него испытующимъ взглядомъ.

— Не знаю, серьезно ты говоришь или шутишь,— проговорилъ онъ,— но если ты скажешь мн, гд найти людей лучше, я поблагодарю. Мы не подслуживаемся, не льстимъ, какъ ирландцы, не кичимся, какъ англичане. Но какъ бы то ни было, у насъ большой недочетъ въ хорошихъ ораторахъ. Я сомнваюсь, чтобы кто-нибудь изъ нашихъ сумлъ такъ справиться съ англійской аудиторіей, какъ Карсонъ.

— Совершенно согласенъ,— сказалъ Вилли, печально качая головой.

— Стыдно, но фактъ. Потому-то всякій человкъ со смысломъ будетъ привтствовать ваше появленіе на эстрад, м-ръ Кинганъ. Вы прекрасный ораторъ, сэръ, и не мы будемъ виноваты, если вы не пройдете въ качеств представителя какого-нибудь изъ округовъ графства или даже отъ самого Бельфаста. Бельфасту за послднія тридцать сорокъ лтъ не везло на депутатовъ. Большинство были порядочные люди, но теперь намъ этого мало, намъ нуженъ человкъ, который спровадитъ къ чорту націоналистовъ, человкъ, который суметъ противостоять Рэдмонду и Уинстону Черчиллю, самодовольному вертопраху и Ллойдъ-Джорджу. Этотъ финансистъ положилъ въ карманъ тридцать тысячъ за то, что оставилъ выгодное дло адвоката, за которое получилъ хорошую цну, устроился такъ, что получаетъ теперь столько, сколько не получилъ бы и въ четыреста лтъ. Намъ нуженъ человкъ, который не побоится раскрыть всю ложь и предательство шайки, продавшей Британскую имперію тмъ людямъ, которые были признаны величайшими судьями Англіи государственными преступниками! Никто изъ нашихъ депутатовъ не выскажется противъ королевской комиссіи! Я прекрасно помню слова: ‘Члены преступнаго сообщества’, и эти люди, заклейменные позоромъ, диктуютъ правительству, что оно должно и чего не должно длать.

— Да, безъ поддержки націоналистовъ теперешній кабинетъ не остался бы у власти и недли!— замтилъ Кинганъ.

— Дорогой мой, я приведу ваши собственныя слова,— воскликнулъ хозяинъ.— Вы очень хорошо сказали это вчера на митинг, когда упомянули о человк, удивлявшемся, почему Ульстеръ не можетъ управляться націоналистами, если вся Англія признавала ихъ и безропотно подчинялась имъ въ теченіе нсколькихъ лтъ, вмсто того чтобы громомъ поразить рэдмондистовъ и ихъ союзниковъ въ теперешнемъ кабинет и стряхнуть ихъ иго. Мы надемся услышать отъ васъ подробне объ этомъ, м-ръ Кинганъ. Нужно сознаться, что мы весьма нуждаемся въ человк, который не побоялся бы высказать правду и высказать ее’ съ настоящимъ ульстерскимъ акцентомъ, только тогда она получитъ принудительный характеръ.

— Я полагаю, тогда она будетъ особенно непріятна,— замтилъ Недъ вполголоса, точно говорилъ самъ съ собою.

— Въ теб говоритъ желаніе противорчить, — сказалъ м-ръ Александеръ, оборачиваясь къ сыну.— Мы должны сдлать это возможно непріятне для націоналистовъ, чмъ ближе мы къ истин, тмъ непріятне для нихъ. Вотъ вы и сли съ вашимъ хихиканьемъ надъ ульстерскимъ говоромъ.

— Меня ужъ мучитъ совсть. Я пойду въ садъ, если вы ничего не имете противъ,— отвтилъ Недъ, смясь.

— Ничего, отнюдь ничего, и можешь не возвращаться, если не.хочешь кое-чему научиться: тутъ ты за одинъ часъ узнаешь больше путнаго, чмъ за годъ разъздовъ на своей мотоциклетк.

Недъ удалился, насвистывая ‘Бойне Уотеръ’, и Вилли не безъ оттнка зависти глядлъ ему вслдъ.

— Онъ хорошій парень, только иной разъ дерзитъ,— промолвилъ снисходительно отецъ,— Что я говорилъ?… Да, о депутатахъ. Давненько ужъ у насъ не было оратора врод полковника Саундерсона, который умлъ задть ихъ за живое. Будь живъ Саундерсонъ или будь Чэмберленъ прежній, шайка націоналистовъ не стояла бы во глав англійскаго правительства. Увы, Бельфастъ всегда посылалъ въ парламентъ нмыхъ, а то и еще хуже… Такъ идетъ со временъ Кэрна, вотъ ужъ сорокъ лтъ. Разв не онъ замстилъ сэра Д. П. Корри негодяемъ де-Кобэнъ? Его выставили изъ парламента, и онъ восемнадцать мсяцевъ просидлъ въ тюрьм. Гарландъ — хорошій кораблестроитель, тоже и Вольфъ,— но что они значили въ палат общинъ?… Нечего сказать, хороши депутаты для третьяго порта въ Соединенномъ королевств!

— Мы никогда не были представлены должнымъ образомъ,— согласился Вилли — И это весьма грустно.

— И хуже всего, что слабость нашихъ ораторскихъ выступленій создаетъ молву, несостоятельность нашей партіи. Ладно, мы покажемъ имъ нчто боле внушительное, чмъ любой спичъ: надежную армію въ восемьдесятъ тысячъ человкъ? Тысяча пулеметовъ и восемьдесятъ тысячъ ружей говорятъ довольно мощнымъ языкомъ!

— Намъ не придется стрлять!— возразилъ Вилли.— Въ кого намъ стрлять? Кто можетъ стрлять въ насъ? И тутъ и тамъ англійскій флагъ, братъ не пойдетъ на брата! Я обращусь въ палату общинъ, а не…

— Если гомруль пройдетъ, ирландскій банкъ и другіе закроются. Тнь гладстоновскаго билля о гомрул въ 86 году низвела ирландскій капиталъ на двнадцать милліоновъ, а осуществленіе его просто упразднитъ Ирландію на рынк. Клянусь, это будетъ равносильно гибели большинства англійскихъ цнностей. Я знаю, что говорю. Вы представляете себ, сколько милліоновъ ушло изъ Англіи со временъ появленія у власти Ллойдъ-Джорджа съ націоналистами? Спросите у любого хорошаго маклера, и онъ скажетъ вамъ, что ему приходится ежедневно длать. Къ примру скажу про себя. У меня было очень недурное дло, вы знаете, я не хвастунъ.

— Разумется,— ршительно сказалъ Вилли.

— Я могу помщать около четырехъ тысячъ фунтовъ,— продолжалъ хозяинъ,— и каждый пенсъ пошелъ за границу, даже не въ колоніальныя предпріятія, кто скажетъ, когда окончится этотъ разгромъ имперіи? Колоніи ненадежны, все ненадежно, пока этотъ сбродъ, эта сволочь будетъ править страною, да я лучше стану покупать акціи какой-нибудь южно-американской республики, я уже вложилъ десять тысячъ въ аргентинскія. Я полчаса разыскивалъ на карт желзную дорогу, на которую я далъ пятьсотъ фунтовъ подъ долговую расписку, конечно, я воображалъ, что она на юг Сверной Америк, а нашелъ ее на свер Южной! Президентъ ея, быть можетъ, мошенникъ, авантюристъ, но я ему довряю больше, чмъ Ллойдъ-Джорджу!

М-ръ Александеръ въ подтвержденіе своихъ словъ стукнулъ кулакомъ по столу такъ, что графины зазвенли и закачались стаканы.

— Долго ли вы еще будете сидть? И не стыдно вамъ, Джэмсъ, поднимать такой шумъ въ воскресенье?— раздался голосъ хозяйки.

Ея появленіе въ дверяхъ произвело больше впечатлнія, нежели стукъ м-ра Александера по столу. Вилли вскочилъ.

— Ужъ половина пятаго. Въ саду хорошо, тепло. Я просила Эленъ зайти къ вамъ полчаса тому назадъ, да она не захотла. Что же, если вы предпочитаете не быть въ нашемъ обществ, и мы обойдемся безъ васъ — продолжала она.

— Мн очень совстно,— оправдался Вилли.

— Ты, жена, кажется, воображаешь, что онъ пришелъ слушать мстныя сплетни?— спросилъ мужъ.

— Я думаю, что можно бы обойтись безъ гомруля хоть одинъ день въ недлю.

— Вы догадливы,— весело замтилъ мужъ,— но какъ вы узнали, что мы говорили о гомрул?

— По тому, какъ вы стучали по столу,— отвтила жена.

Вс разсмялись и громче всхъ мужъ.

— А еще говорятъ, что женщины плохо соображаютъ, м-ръ ‘Кинганъ,— сказалъ онъ, поднимаясь и обдергивая сюртукъ и жилетъ.— Вы положительно угадали, дорогая, дай Богъ, чтобы за многими столами въ этотъ моментъ было бы такое же настроеніе.

— Видите, м-ссъ Александеръ, барабана подъ рукою не оказалось, и онъ сумлъ его замнить, а впечатлніе получилось, какъ отъ нашего барабана!— пояснилъ Вилли, направляясь къ раскрытой двери въ садъ.

— Подождите, я покажу вамъ, что выстукиваютъ нынче столы юніонистовъ, прислушайтесь,— онъ наклонился надъ столомъ и сталъ поочередно стучать кулаками.— Слышите?— воскликнулъ онъ.— ‘Придите и сдлайте. Придите и сдлайте’… Вотъ, что говорятъ сегодня наши столы…

Онъ закончилъ такой дробью, что газовая лампа надъ столомъ задребезжала вслдъ за стаканами на стол.

— Пожалуйста, идите въ садъ, пока ничего еще не случилось,— воскликнула лэди.— Юніонизмъ — юніонизмомъ, но пощадите рюмки. Пойдемте, м-ръ Кинганъ, довольно съ васъ юніонизма для воскресенья. Миссъ Эленъ тамъ подъ деревьями, Пройдите къ ней, быть можетъ, она проститъ вамъ, что вы столько времени слушали его разглагольствованія о гомрул.

IX.

М-ръ Кинганъ остался въ Ардрэа выпить чаю и воспользовался случаемъ осмотрть садъ подъ руководствомъ Эленъ. Садъ былъ, какъ большинство садовъ въ этой части Ирландіи. Масса однолтнихъ растеній, разсаженныхъ по красивымъ клумбамъ, представляли пріятное сочетаніе цвтовъ, хотя и не были подобраны по тонамъ. Особенно великолпны были розы. Ардерри лежитъ въ центр округа, который ежегодно выращиваетъ вс сорта розъ, какіе только появляются въ каталогахъ на соблазнъ любителямъ.

По просьб Вилли Эленъ сорвала для него прелестный бутонъ. Они бродили по саду, болтая о предметахъ, одинаково ихъ обоихъ занимавшихъ, время отъ времени возвращаясь къ общимъ знакомымъ. Вилли спрашивалъ себя, не попытается ли она сказать что-нибудь въ защиту своихъ родителей. Многія изъ образованныхъ (если и не очень тонко воспитанныхъ!) мстныхъ барышень попытались бы найти извиненіе провинціализмамъ родителей, но Эленъ даже не намекнула на ихъ мстный говоръ, и Вилли готовъ былъ аплодировать ея такту или отсутствію безтактности.

Когда они подошли къ садовой скамейк у клумбы, молодая двушка понизила голосъ до степени дружескаго полушопота и, приглашая Кингана ссть, проговорила:

— Присядемъ, я хочу вамъ кое-что сказать, а, пожалуй, другого случая не будетъ.

Она опустилась на скамью, и онъ слъ возл нея. Произнесенныя вполголоса слова звучали таинственно, и Кинганъ насторожился, какъ подобало ульстерцу.

— Вы уврены, миссъ Александеръ, что именно мн желаете довриться?— спросилъ онъ.

— Совершенно уврена. Когда я услышала, что вы придете къ намъ завтракать, т.-е. обдать, я очень обрадовалась, потому что такія вещи гораздо лучше говорить, чмъ писать.

— Гораздо лучше. Позвольте мн дать вамъ одинъ совтъ, миссъ Александеръ: никогда не беритесь за перо, если можно этого избжать.

— Да я никому и не стала бы писать въ этомъ случа, кром васъ. Вы единственный человкъ, съ чьимъ мнніемъ я посчиталась бы.

— Я польщенъ.

— Разв вы не знаете, какіе люди меня окружаютъ? Чьимъ мнніемъ тутъ можно дорожить? Вс полны предразсудковъ, невжественны…

— Я не совсмъ согласенъ съ этимъ. По сосдству можно найти дальновидныхъ, наблюдательныхъ людей. Но не будемъ спорить. Я здсь и къ вашимъ услугамъ.

— Дло въ томъ, м-ръ Кинганъ, что — я боюсь — мой братъ Эдуардъ ставитъ себя въ нелпое положеніе.

— Серьезно? Я всегда считалъ его неглупымъ малымъ. Это связано съ фабрикой — его считаютъ самымъ дльнымъ инженеромъ въ округ — не изобрлъ ли онъ чего-нибудь?

— Нтъ, фабрика не при чемъ,— это касается барышни.

— О!

— Да, вы врно слышали о миссъ Пауэръ изъ Дерри Рэшь?

— Да, я видлъ ее, но мы не знакомы, хорошенькая двушка. Пауэръ — католики.

— Въ этомъ-то и суть. Они католики, но не фанатики, что однако не мняетъ дла. Если Эдуардъ женится на католичк, отецъ прогонитъ его изъ дома. Если бы вы слышали, какъ онъ говоритъ о Пауэръ.

— Они единственные католики и сторонники гомруля по сосдству. Михаэль Пауэръ считается своего рода достопримчательностью. Можно годами жить въ Ульстер и не видть ни одного сторонника гомруля. Пожалуй, до прізда въ Дублинъ я не встрчался ни съ однимъ. Господи, какъ это непріятно! Онъ не можетъ на ней жениться, но ея родные не позволятъ и ей выйти за него. А вы уврены, что тутъ кроется нчто серьезное? Она — хорошенькая барышня, и, можетъ быть, онъ увлекся ею, и они безобидно флиртуютъ. Онъ долженъ понимать — они оба должны видть, что въ серьезномъ случа ихъ ждетъ разочарованіе и несчастье.

— Я уврена, что это не простой флиртъ. Но, можетъ быть, если захватить во-время…

Она остановилась. Онъ улыбнулся.

— Вы думаете, это, какъ остальныя болзни, поддается лченію?— спросилъ онъ.

— Да, и я хочу спросить у васъ, какой методъ лченія долженъ быть здсь примненъ. Вы знаете оранжистскіе принципы отца, онъ того же требуетъ и отъ насъ.

— Онъ, какъ и вс благомыслящіе люди, убжденъ, что гомруль грозитъ намъ гибелью. Я съ нимъ вполн согласенъ. Джемсъ былъ вчера на демонстраціи, а Недъ отсутствовалъ.

— Онъ похалъ на мотоциклет, вернулся только къ чаю и разсказалъ длинную исторію о томъ, какъ онъ сломался. Весь день онъ провелъ въ Деррирэшъ — и это Двнадцатое! Вообразить только: сынъ Джемса Александера въ католическомъ дом двнадцатаго іюля!

М-ръ Кинганъ серьезно покачалъ головой.

— Какой былъ бы ударъ отцу.

— Онъ просто выгонитъ Неда и откажется отъ него,— сказала Эленъ.— Я знаю это, потому-то мн и нужно было съ кмъ-нибудь посовтоваться, съ настоящимъ другомъ, на котораго я могла бы положиться. Я чувствую, что вамъ я могу довриться — мы вс можемъ разсчитывать, что вы захотите подать намъ добрый совтъ.

— Конечно, вы можете врить, что я все готовъ сдлать для васъ. Эдуардъ, врно, и не подозрваетъ, что вамъ кое-что извстно.

— Я намекнула ему. Но, вы знаете, здсь трудно что-нибудь скрыть. Люди здсь словно шпіоны, а говорить имъ не о чемъ кром гомруля, они ничего не читаютъ, не интересуются ни музыкой, ни картинами, ничмъ, что интересуетъ публику въ Дублин или въ Лондон. Я провела въ Дублин мсяцъ весною у Роувандовъ, и за все это время ни разу не слышала — иначе какъ въ шутку слово ‘гомруль’. И опера, церковные концерты, театръ на Аббей-Стритъ съ пьесами, которыя въ Лондон считаются типичнымъ отраженіемъ ирландской жизни… какъ все это непохоже на Бельфастъ! Какъ божественно хорошъ былъ этотъ мсяцъ въ Дублин!

Она нсколько отклонилась отъ предложеннаго вопроса. Онъ просто спросилъ: предполагаетъ ли братъ, что она нчто подозрваетъ объ его склонности къ Кэтъ Пауэръ,— а она увлеклась сравненіемъ Дублина и Бельфаста. Онъ вернулся къ своему вопросу:

— Если бы вы намекнули пространне,— какъ вы думаете,— онъ остерегся бы?— спросилъ онъ.

Эленъ задумалась.

— Право, не знаю,— отвтила она, помолчавъ.— Пожалуй, онъ посовтовалъ бы мн заниматься своими длами. Здсь народъ не отличается дублинской деликатностью.

— Вжливость никогда не была нашимъ недостаткомъ,— подтвердилъ Вилли.— Но если онъ отвтилъ бы такъ вамъ, своей сестр, что же сказалъ бы онъ мн, вздумай я вмшаться?

— О, я отнюдь не подразумвала, что вы приметесь его убждать!— воскликнула она.— Я просто хотла спросить васъ,— не предотвращу ли я катастрофу, если поговорю съ отцомъ или съ матерью? Мн казалось, будетъ лучше для всхъ насъ, если покончить съ этимъ, пока дло не зашло слишкомъ далеко.

— Конечно, но въ томъ-то и вопросъ, можно ли это пресчь безъ семейной драмы. Я думаю, лучше всего вамъ пока воздержаться. Недъ достаточно взрослый, чтобы самому справляться со своими длами. Вы сами говорите, что его визиты къ Пауэрамъ не могутъ долго оставаться тайной, о нихъ заговорятъ, и толки дойдутъ до отца.

— Онъ выгонитъ Неда изъ дома.

— Не выгонитъ. Онъ ограничится тмъ, что запретитъ ему бывать у Пауэровъ и пригрозитъ выгнать, если онъ не уймется.

— Вы полагаете, Недъ подчинится?

— Полагаю,— во всякомъ случа, спустя нкоторое время.

— А если онъ серьезно любитъ Кэтъ Пауэръ?

— Не думаю. А если онъ и любитъ ее, онъ сочтетъ боле благоразумнымъ отказаться отъ нея, нежели отъ всего, чего онъ можетъ ожидать отъ отца. Онъ не захочетъ лишаться своей доли въ завщаніи отца, не захочетъ уйти изъ отцовскаго дома.

— Конечно, нтъ, но разв мужчины всегда считаются съ благоразуміемъ въ вопросахъ любви?

— Не всегда и не вс. Но я полагаю, въ Ульстер большинство мужчинъ слишкомъ благоразумны, чтобы длать глупости изъ-за любви. Большинство смотрятъ на вещи прямо и сознаютъ, что подходящая партія — все, а неравный бракъ граничитъ съ несчастьемъ. Недъ прекрасно понимаетъ, что женитьба на миссъ Пауэръ для него равносильна гибели — и въ смысл общественномъ, и въ смысл финансовомъ. Онъ ничего не получитъ отъ отца и потеряетъ друзей. Пауэръ не вращается въ одномъ съ вами круг.

Эленъ помолчала и поднялась.

— Благодарю васъ. Поговоривъ съ вами, я чувствую значительное облегченіе. Я этого ждала. Здсь нтъ никого, съ кмъ я могла бы говорить такъ откровенно. Вы такъ не похожи на нашихъ сосдей. Вы были въ Оксфорд?

— Оксфордъ еще не все, миссъ Александеръ.

— О, для джентльмена это очень много значитъ. Я встрчала въ Дублин очень милыхъ джентльменовъ, окончившихъ только Trinity College, но только Оксфордъ даетъ настоящій тонъ. Еще разъ благодарю. Я напишу вамъ, какъ все будетъ, вы, конечно, захотите помочь мн своимъ совтомъ, если я окажусь въ затрудненіи.

— Я почту себя счастливымъ, если вы найдете, что я могу быть вамъ полезенъ.

— Мн не хотлось бы вамъ надость, у васъ есть о чемъ подумать. Говорятъ, вы длаете карьеру, безъ сомннія, вы пройдете на ближайшихъ выборахъ.

— Я былъ бы дйствительно страшно занятъ, если бы у меня не нашлось времени для такого друга, какъ вы!

Внезапнымъ порывомъ миссъ Эленъ молча протянула ему руку. Онъ пожалъ ее и проговорилъ, улыбаясь:

— Договоръ заключенъ. Если моя скромная служба вамъ можетъ быть полезна, я — въ вашемъ распоряженіи.

— Вы сняли такую тяжесть съ меня! Я чувствую себя одинокой.

Все это она проговорила очень мило, серьезнымъ полушопотомъ. Вилли находилъ, что она очень мила, и ему было пріятно быть съ ней на дружеской ног. Онъ долженъ еще увидться съ нею до отъзда въ Дублинъ. Онъ былъ убжденъ, что она получитъ двадцать — двадцать пять тысячъ фунтовъ по смерти отца, а можетъ быть, и при выход замужъ. Симпатичныя барышни, которыхъ онъ встрчалъ въ Дублин не ждали наслдствъ. Въ Ульстер можно найти деньги, а деньги полезны.

Однако ужинать онъ не остался, какъ ни уговаривала его м-съ Александеръ, соблазняя скромнымъ меню, причемъ, перечисляя его блюда, не преминула замтить, что языкъ почти цлый. М-ръ Александеръ намекнулъ на бутылку шампанскаго со льдомъ, чтобы смазать яства. Эленъ передернуло. Въ аристократической школ въ Бельфаст ей внушили, что провинціализмы обличаютъ дурной тонъ, даже если они ульстерскаго происхожденія.

Однако братъ Недъ, подозрвая, что было темой разговора сестры съ гостемъ, въ отместку ей замтилъ, какъ только Кинганъ вышелъ:

— Куда это онъ покатилъ ужинать? Врно, къ Торнтонамъ.

— Не наше дло,— замтила мать.— Занимайтесь лучше своими длами и не ломайте голову надъ чужими.

— Я просто такъ сказалъ, а вчера я охотно сълъ бы кусокъ-другой языка,— сказалъ онъ.

— О чемъ ты съ нимъ разговаривала въ саду, когда мн нужно было поговорить съ нимъ о дл?— спросилъ м-ръ Александеръ.

— Дла, дла даже въ воскресенье!— воскликнула она.— Право, довольно съ него было ‘длъ’ за обдомъ: вы говорили все время о политик, о противномъ гомрул и ни одного новаго слова съ начала до конца — все старыя, избитыя фразы, которыя ему, вроятно, такъ же прілись, какъ мн.

Она говорила вполоборота, направляясь къ двери и вышла, прежде чмъ отецъ усплъ опомниться отъ неожиданности.

— Какова двчонка! Безстыжая двчонка! Я научу ее разговаривать. Видли, Сузанна?

— Видла. Почему онъ ушелъ безъ ужина?— проговорила она.

— Да что вы болтаете?— недоумвающе спросилъ м-ръ Александеръ.— Я говорю о ней и ея непристойномъ поведеніи.

— И я тоже — отозвалась жена.— Но онъ долженъ былъ поужинать… Почти полная луна, а садъ такъ хорошъ при лун.

Плетеный стулъ скрипнулъ отъ нетерпливаго движенія хозяина. Онъ съ недоумніемъ воззрился на жену, челюсть у него упала.

— Я усталъ, промолвилъ онъ, звая.

X.

Миссъ Александеръ была совершенно права: луна достигла почти полнаго круга, и садъ Ардрэа тонулъ въ розоватомъ свт, хотя въ общемъ имлъ мало романтическихъ чертъ. Терраса, на которой сидлъ м-ръ Александеръ, была достаточно высока и открывала видъ на далекое озеро, мерцавшее на горизонт, словно плавно текущая рка. Невысокія горы, вспаханныя почти до вершины, были залиты багрянцемъ, кром тхъ неровныхъ мстъ, гд колосья блестли на свту, а Ратулагская долина тонула въ таинственной мгл. Прядильныя фабрики Ардерри и Бриней лежали въ разстояніи мили, скрытыя деревьями усадьбы Дрента. Но м-ръ Александеръ смотрлъ въ ту сторону, гд он лежали. Единственный минусъ прекрасной ночи заключался въ томъ, что нельзя было увидть фабрикъ, напримръ, его собственной бринейской. Однако онъ понималъ, что нельзя соединить вс выгоды мстоположенія. А жаль, что не видно семидесятифутовыхъ трубъ! Но на крыльяхъ воображенія онъ перенесся подъ густолиственными деревьями усадьбы Дрента и спустился на крышу фабричнаго корпуса. Онъ задумчиво посмотрлъ на остовъ трубы (онъ всю недлю только о ней и думалъ вперемежку съ гомрулемъ) и прошепталъ:

— Не знаю, поставятъ ли они котелъ ко вторнику.

Фабриканты въ Ульстер обычно пользуются іюльскими праздниками для ремонта, благо въ ихъ распоряженіи имются два свободныхъ дня. Бываютъ случаи, когда этого срока нехватаетъ. М-ръ Александеръ, зная недочеты одного изъ котловъ, сомнвался, будетъ ли возможно возобновить работу во вторникъ.

— Не знаю,— успютъ ли они все наладить ко вторнику.

Было одиннадцать часовъ, и вс въ дом уже спали. Постепенно огни погасли, и осталась только одна лампа въ подъзд. Онъ слышалъ, какъ дочь подняла жалузи и погасила огонь,— какъ кухарка опустила крюкъ на черной лстниц, затмъ наступила тишина, и ничто не нарушало его мыслей, по крайней мр, съ полчаса. Едва ли онъ слышалъ хриплый лай собаки, доносившійся съ далекой фермы, не слышалъ и пнія на дорог у озера: очевидно, какой-то добрый человкъ желалъ продлить праздникъ и закрывалъ уже третій трактиръ.

Надтреснутыя басовыя ноты чередовались съ слабымъ фальцетомъ и понемногу замерли. Опустилась теплая, тихая лтняя ночь…

Когда, посл нсколькихъ минутъ дремоты, м-ръ Александеръ открылъ глаза, онъ увидлъ передъ собою человка. Собственно говоря, онъ уже и раньше почувствовалъ его присутствіе и неподвижно уставился въ освщенное луной лицо… Руки его впились въ ручки кресла, глаза широко раскрылись, челюсть отвисла. Человкъ не шевелился и нсколько минутъ не сводилъ съ него глазъ, потомъ странно разсмялся.

— Здорово, Джэмсъ! Едва ли вы соображаете, кто передъ вами,— проговорилъ пришелецъ.— Стоитъ мн уйти, и вы утромъ станете разсказывать, что видли духа!

Говоръ былъ ульстерскій, только, видимо, говорившій давно не жилъ въ Ульстер, и углы его рчи пообтерлись. Однако даже привычный родной акцентъ не могъ вернуть самообладанія Джэмсу Александеру, прошло нсколько минутъ, прежде чмъ онъ глубоко перевелъ духъ и слабо пролепеталъ:

— Дикъ, Дикъ! Значитъ я осужденъ?

— Конечно, Джэмсъ, и это вамъ извстно лучше, чмъ кому бы то ни было. Вы положительно осуждены и вы приняли меня за духа, который явился извстить васъ объ этомъ. Но вы, Джэмсъ, знаете это съ тхъ поръ, какъ обманомъ захватили мою собственность и меня отправили къ чорту. Меня не удивляетъ, что вы посматриваете, не открыто ли гд-нибудь въ дом окно, вы не очень бы желали, чтобы кто-нибудь услышалъ нашу пріятную бесду.

Однако м-ръ Александеръ все-таки оправился. Искаженныя черты понемногу приняли свой нормальный видъ, ротъ закрылся, и гость могъ удостовриться, что онъ хитро и самодовольно улыбается.

— Вы — лжецъ!— были его первыя слова.— А теперь скажите, какимъ образомъ вы очутились тутъ посл съ лишкомъ тридцатилтняго отсутствія. Не вознамрились ли вы сполна заплатить своимъ кредиторамъ?

— Будь у меня такое намреніе, не долженъ ли бы я былъ вынуть изъ кармана револьверъ и прикончить васъ, потомъ запалить этотъ домъ? Скажите-ка. Такимъ путемъ я воздалъ бы вамъ сполна за все, чмъ вамъ обязанъ. Клянусь — вс эти годы я недоумвалъ, что удержало мою руку въ тотъ день, когда я пришелъ къ вамъ со словами: весьма вамъ благодаренъ Джэмсъ, теперь я готовъ вступить во владніе собственнымъ имуществомъ. Вы холодно повернулись и замтили:— О чемъ вы толкуете, добрый человкъ? Кому фабрика принадлежитъ, кром меня? Полно, мн некогда шутить!— Я не шучу,— отвтили вы,— вы скоро убдитесь въ своей ошибк! И я, вмсто того чтобы пришибить васъ, заковылялъ куда глаза глядятъ, будто ничего не случилось!

— А я вамъ объясню, мой милый, въ чемъ тутъ дло. Вдь вы не сумасшедшій и вовсе не желали подставлять свои руки полицейскому, чтобы вамъ надли кандалы.

Гость помолчалъ. Потомъ заговорилъ, покачавъ головою:

— Это превосходитъ все, Джэмсъ. Съ вами самъ дьяволъ заодно! Я явился безъ предупрежденія, словно съ того свта, словно призракъ брата, котораго вы давно считали умершимъ. Мало ли что могло случиться въ теченіе тридцати лтъ!… Вы видите меня передъ собою, очнувшись отъ дремоты, и вы не удивлены. Ей-Богу это — выдержка! Она превосходитъ все! Я полагаю, въ каждомъ человк есть кое-что отъ дьявола,— но въ васъ слишкомъ много. Я сдаюсь, я побжденъ, Джэмсъ.

— Ну, вотъ теперь вы говорите дло, братъ Дикъ. Чудесная ночь, Дикъ. Быть можетъ, вы не откажетесь пройтись со мною по саду.. Какъ хорошо пахнутъ розы тамъ внизу.

— Я слышу ихъ запахъ и отсюда,— возразилъ Дикъ, когда братъ поднялся со стула.— Запахъ очень хорошъ, но васъ заботитъ, не слышны ли наши голоса въ дом. Идемъ, мой дорогой! Я на этотъ разъ готовъ сыграть вамъ въ руку. А славный домъ вы построили, Джэмсъ! И садъ недурной. А изрядно темно въ этомъ туннел,— они подошли къ концу аллеи и Дикъ показалъ назадъ:— самое подходящее мсто для сведенія старыхъ счетовъ…

— Садитесь, Дикъ, и разскажите, что и какъ было за это время,— сказалъ м-ръ Александеръ, приглашая брата ссть на ту самую скамейку, гд недавно сидла Эленъ съ Кинганомъ. Онъ просто игнорировалъ намекъ брата и даже не желалъ принять его за шутку.— Садитесь, можно подумать, что мы не видались всего годъ-два.— Гд вы были и, прежде всего, сколотили ли вы капиталецъ, чтобы возстановить утраченное по собственной безпечности?

— Безпечность? Вы считаете легкомысліемъ передачу вамъ фабрики безъ формальнаго условія?— запальчиво спросилъ Дикъ, шаря въ карман. Джэмсъ внимательно наблюдалъ къ нимъ. Онъ отнюдь не трусилъ, хотя никогда не видывалъ, чтобы люди тутъ держали трубку. Тмъ не мене появилась именно трубка, а за нею и табакъ. Да къ чему бы въ данномъ случа послужилъ договоръ? Онъ только крпче связалъ бы меня. Есть у у васъ спички, Джэмсъ?

Джэмсъ протянулъ брату коробокъ.

— Совершенно врно,— сказалъ онъ.— Такъ вы, значитъ, подозрвали кое-что, Дикъ.

— Да, кое-что мн было извстно, но я считалъ, что долженъ вамъ врить, и ршилъ рискнуть.

— А я съ самаго начала смотрлъ на это, какъ на сдлку. Я рисковалъ не меньше васъ, потому что нетрудно было установить, что я съ вами заодно обставляю вашихъ кредиторовъ. Но къ такимъ вещамъ нужно относиться дловымъ образомъ. Чувство, совсть — одно, а дло есть дло. Надюсь, вы тоже кое-что успли за это время, Дикъ?

— Не безпокойтесь, я не собираюсь у васъ просить взаймы, Джэмсъ. Если бы мн и понадобилось, къ вамъ я не обратился бы, не имя обезпеченія.

— Я увренъ. А гд вы были все это время? Голова у васъ всегда была на плечахъ…

— Я побывалъ во многихъ мстахъ, но всего дольше жилъ въ Австраліи. Мн говорили, что въ Австраліи трудно пробиться: слишкомъ много ульстерцевъ, съ ними трудно тягаться. Вотъ что мн говорили.

— Готовъ побожиться, — такъ говорятъ націоналисты. Они всегда готовы чернить насъ за то, что мы не хотимъ имъ подчиняться. Паписты, я согласенъ, около насъ не поживятся, но ульстерецъ, если у него есть смекалка, очень хорошо можетъ устроиться съ земляками, если, конечно, онъ выберетъ врный путь. Вы, конечно, воспользовались урокомъ, Дикъ, и пошли по настоящей дорог?

— О, да, вы меня научили.

— Очень радъ убдиться въ вашей признательности. Я моложе васъ, но я видлъ, въ чемъ ваша слабость: вы были черезчуръ доврчивы. А такъ дла не длаются. Я зналъ, что вы не пробьетесь, если не воспользуетесь первымъ урокомъ, который выпадаетъ на долю каждаго. Не довряй даже родному брату, пока онъ не дастъ расписку и ты не засвидтельствуешь его подпись въ ближней нотаріальной контор: это создаетъ чувство особой увренности.

— Вы научили меня, и я весьма вамъ благодаренъ. Я не забылъ этого опыта. Поврьте, вамъ не удалось бы меня обставить вторично, Джэми.

— Я и не собираюсь пробовать. Итакъ, вы сумли устроиться. Ну, мы поговоримъ завтра, а сегодня ужъ поздно, не правда ли? Надюсь, вы не собираетесь платить своимъ кредиторамъ? Изъ этого никогда ничего путнаго не выходитъ. Банкротство — обычный торговый рискъ, и рискъ этотъ, его цнность падаетъ, когда человкъ, пройдя черезъ судъ, пожелаетъ платить по двадцать шиллинговъ за фунтъ да еще проценты въ теченіе двадцати лтъ.

— Такіе случаи въ Ульстер нечасты. Я помню единственный случай въ Лисбрн, люди эти никогда ужъ не могли оправиться съ той поры. Не безпокойтесь, у меня ничего подобнаго и въ мысляхъ не было.

— И вы правы. Такія вещи только будятъ подозрнія. Вы женаты, Ричардъ?

— Да.

— Надюсь, у нея кое-что было?

— О, да, и признаюсь, ея приданое насъ выручило.

— Правильно. И семейство есть?

— Одинъ сынъ. Ну, а какъ ваши дла?

— Недурно. Но почему вы не написали, чтобы предупредить? Не по-братски отпускать васъ, но въ отдльной комнат нтъ постели. Вы остановились у Вернера Армъ?

— Да. Видите ли, я былъ въ Бельфаст и захотлъ сдлать вамъ сюрпризъ.

— И сдлали.

— Я разсчитывалъ иначе…

— Ну, будетъ вамъ, мой милый. Приходите завтра.

— Хорошо, тамъ увидимъ. Я бываю въ Бельфаст.

— Комната будетъ васъ ждать, Дикъ. Право, повяло стариной, когда я увидлъ васъ. Чортъ возьми, вы лучше, чмъ были. Войдемъ и пропустимъ по рюмочк, и я провожу васъ немного.

— Не откажусь,— отвтилъ Дикъ, слдуя за братомъ, направившимся въ столовую. Ни словомъ не обнаруживъ вниманія къ размрамъ столовой, онъ просто выпилъ виски, налитое братомъ.

— Есть у васъ спички?— спросилъ онъ, прощаясь, когда они дошли до выхода на дорогу, бжавшую черезъ самое сердце Ульстера.

XI.

Джэмсъ Александеръ недалеко проводилъ брата, но когда онъ вернулся въ Ардрэа, было уже далеко за полночь. Однако онъ и тутъ не сразу легъ спать. Ему было о чемъ подумать, а думать лучше, шагая на открытомъ воздух, чмъ ворочаясь въ постели. Никогда даже собственному брату онъ не показалъ бы виду, что взволнованъ его визитомъ: не въ обыча ульстерскихъ дльцовъ обнаруживать то, что можно скрыть, хотя бы и отъ брата. Всякая откровенность, по ихъ мннію,— слабость, которая, при случа можетъ быть использована другими. Поэтому они создали себ репутацію скрытныхъ людей и дйствительно очень замкнуты. Однако не много на свт людей, которые умютъ быть скрытными сами передъ собой. Бываетъ, что человкъ увряетъ себя въ невозмутимомъ спокойствіи, а у самого на лбу капли пота.

Братъ явился передъ нимъ, какъ онъ самъ сказалъ, словно, съ того свта, правда, онъ, Джэмсъ, довольно быстро оправился отъ неожиданности и владлъ собою при брат, но, очутившись снова одинъ на террас, онъ почувствовалъ себя точно посл страшнаго сна съ привидніемъ, посл кошмара съ душившимъ его мертвецомъ.

Онъ давно ужъ считалъ Дика умершимъ. Прошло больше тридцати лтъ со времени его отъзда, и за это время онъ ничего о немъ не слышалъ. Сначала онъ думалъ (изрдка вспоминая о немъ), что онъ живъ, затмъ сталъ сомнваться въ томъ, и наконецъ пересталъ допускать и мысль объ его существованіи. И вдругъ часъ тому назадъ, когда онъ спокойно дремалъ въ камышевомъ кресл и вдругъ раскрылъ глаза, онъ увидлъ при свт луны этого самаго брата.

Онъ не сразу узналъ своего гостя, но когда Дикъ заговорилъ, онъ узналъ его голосъ и нкоторое время готовъ былъ думать, что слышитъ его изъ-за могилы. И теперь еще онъ не вполн отдавалъ себ отчетъ въ дйствительности всего происшедшаго и не могъ отршиться отъ ощущенія кошмара.

Войдя въ домъ, онъ прошелъ въ столовую. Онъ зналъ, что ему нужно, но былъ изумленъ, когда горлышко графина стукнуло о рюмку: ему стало стыдно передъ самимъ собою. Изъ-за чего онъ такъ волнуется? Разв и въ этотъ разъ, какъ тридцать лтъ тому назадъ, верхъ не остался за нимъ? Онъ понялъ, что Дикъ явился, чтобы ‘разсчитаться’ съ нимъ за прошлое, но благодаря тактичности его, Джэмса, онъ не привелъ въ исполненіе этого намренія, вмсто того чтобы осыпать его упреками, онъ ограничился тмъ, что назвалъ его воромъ, но даже и это обвиненіе Джэмсъ сумлъ отклонить, и они разстались самымъ дружескимъ образомъ.

И тмъ не мене у него дрожатъ руки, когда онъ наливаетъ виски! Неудивительно, что ему стыдно себя самого. Онъ хлебнулъ виски и тихо опустился въ кресло.

‘Бдный Дикъ! Бдный старый другъ! Лучше бы ему не пробовать тягаться со мною! Хорошъ — духъ! Бдняга! Чего онъ ждалъ? Неужто онъ воображалъ, что я паду къ его ногамъ я буду молить о пощад? Случай ему благопріятствовалъ: я, кажется, задремалъ и, очнувшись, увидлъ его передъ собою черезъ тридцать лтъ! Какъ не взволноваться! Но я сумлъ дать ему понять, что онъ ошибся, и онъ признался. ‘Однако и выдержка у васъ!’ — сказалъ онъ, и въ голос его звучало уваженіе: онъ чувствовалъ мое превосходство. Бдный Дикъ!… Подумать только, черезъ тридцать, стой, тридцать два года! Господи! подумать только!’

Джэмсъ просидлъ около часа, погруженный въ мысли воспоминанія.

Онъ вспоминалъ, какъ братъ Ричардъ ночью пришелъ къ нему въ его маленькій коттэджъ (онъ былъ еще мастеромъ) и разсказалъ о предстоящемъ банкротств. Банкротство можно было оттянуть на годъ, на два, а тмъ временемъ можно все обставить самымъ законнымъ образомъ. Планъ Ричарда сводился къ тому, чтобы фиктивно передать Джэмсу маленькую прядильную фабрику: онъ долженъ былъ вести ее до окончанія процедуры съ банкротствомъ, а затмъ обленный банкротъ снова вступитъ во владніе ею, уплативъ Джэмсу сто фунтовъ за содйствіе.

Планъ понравился Джэмсу. Правда, предстояло нагрть десятка два кредиторовъ, но Дикъ подчеркнулъ, что всегда старался имть дло съ крупными фирмами, которымъ нечувствительна потеря нсколькихъ сотенъ, он не станутъ швырять деньги на преслдованіе банкротовъ, несостоятельность коихъ подтверждена присягой. Надодливы мелкіе кредиторы — Дикъ, повидимому, серьезно изучилъ предметъ. Крупныя фирмы не станутъ возиться съ отсрочками, потому что имъ знакома практика медицинскихъ свидтельствъ: очевидно, банкротство постигаетъ наиболе чувствительныхъ людей: они заболваютъ при одной мысли о появленіи въ суд. О, Дикъ подробно, такъ сказать, до четырехзначныхъ десятичныхъ дробей, обдумалъ свой планъ: цифры посл запятой означали крупныхъ кредиторовъ, а мелкіе были низведены на еще низшую степень. Дикъ все обдумалъ и предусмотрлъ, опустивъ только одну мелочь, и она оказалась важне всего. Онъ предположилъ, что братъ его честно поможетъ ему провести его мошенническій планъ. Джэмсъ мрачно согласился: онъ былъ увренъ, что этотъ пріемъ не возбудитъ подозрній со стороны брата. Результатъ оправдалъ расчеты Дика. Онъ былъ объявленъ несостоятельнымъ, а когда кредиторы захотли завладть маленькой фабрикой, двери ея оказались заперты, и свидтели подтвердили, что она принадлежитъ не банкроту, а его младшему брату.

Конечно, не обошлось безъ шумихи, даже наличности присяги, нашлись люди, которые прямо говорили, правда шопотомъ, что братья — мошенники, но братья не огорчились бы даже въ томъ случа, если бы кто-нибудь, подобно муэдзину съ минарета, съ фабричной трубы прокричалъ то же самое. Потерпвшіе кредиторы, конечно, роптали, но огрызались, преимущественно, дворняжки (Дикъ такъ называлъ ихъ не потому, что сердился на нихъ, а потому, что прозвище подходило). Крупныя фирмы, Дикъ не ошибся, отнеслись къ факту великодушно, пожали плечами и записали цифру въ издержки. Банкротство сошло необычайно гладко для банкрота. Такъ Ричардъ думалъ, пока, мсяца черезъ два, не пришелъ къ брату.

— А тонко мы провели дло, Джэмсъ, я думаю, что въ понедльникъ я начну, но вы можете остаться въ качеств управляющаго.

— Что вы говорите, милый Ричардъ?— переспросилъ Джэмсъ! съ ничего не выражающей миной.

— Что вы хотите сказать, мой другъ? Я ясно сказалъ, что снова вступлю во владніе своей фабрикой.

— О чемъ вы говорите, любезный? Ваша фабрика? О какой фабрик идетъ рчь?

— Бросьте, не время дурачиться!

— Да я какъ нельзя боле серьезенъ, Дикъ. Время дурачества миновало. Довольно вы подурачились съ кредиторами! меня вамъ не придется одурачить. Фабрика моя, Дикъ, — понимаете? Моя — въ силу подтвержденныхъ присягою показаній, принятыхъ судомъ. Я еще разъ повторяю: фабрика — моя, но вы, если желаете, можете поступить ко мн управляющимъ, нечего стоять и глазть на меня, меня ждетъ дло.

Джэмсъ Александеръ, сидя въ кресл съ зажатымъ въ рук стаканомъ, изъ котораго только что пилъ виски, ясно видлъ передъ собою сцену, разыгравшуюся между нимъ и братомъ тридцать два года назадъ. Онъ отчетливо помнилъ каждое слово, сказанное кмъ-нибудь изъ нихъ, вплоть до проклятія, съ которыми братъ удалился.

— Ладно, Джэмсъ Александеръ,— сказалъ онъ.— Вы загнали меня въ щель, но не думайте, что вамъ ваше мошенничества пойдетъ впрокъ. Оно будетъ проклятіемъ вамъ и дтямъ вашимъ, если только на неб есть Богъ!

Это было нехорошо со стороны Дика, но братъ не сердился на него, наоборотъ, онъ одобрялъ его за чисто проведенное дло… Онъ неоднократно недоумвалъ, почему Дикъ тогда не поколотилъ его, тотъ и самъ только что признался, что въ теченіе нсколькихъ лтъ не могъ объяснить себ этого. Конечно, проклятіе прозвучало очень сурово, но оно явилось лишь слабой замной удара и за эти годы не создало ему ни одного непріятнаго момента. Онъ не врилъ въ то, что проклятіе можетъ неблагопріятно отразиться на ход фабрики. Онъ слыхивалъ о ‘проклятіи’, тяготющемъ надъ старыми родами: иногда оно облечено даже въ стихотворную форму, но никогда не слыхивалъ, чтобы энергичный мясникъ, булочникъ или прядильщикъ стали жертвой проклятія, которымъ заклеймили ихъ ремесло. Стихотворныя проклятія дйствительны только для графскихъ родовъ, они безсильны, когда наталкиваются на упорство и опредленное желаніе добиться успха какой бы то ни было цной. А этими качествами онъ, Джэмсъ, обладалъ въ полной мр. Онъ ршилъ пробиться и пробился. Его энергіей маленькая фабрика выросла въ большую, и самъ онъ сталъ величиной въ своей округ. Конечно, много неудачъ было и у него, но онъ зналъ, что въ погон за деньгами къ неудачамъ нужно приготовиться заране, он — залогъ успха. Онъ пробился и гордъ своимъ успхомъ. Братъ его тоже вышелъ на дорогу. Онъ не завидуетъ его благосостоянію, напротивъ, онъ радъ ему, оно избавляетъ его отъ тяжкой необходимости отказать въ денежной помощи. Онъ можетъ быть великодушнымъ, небо — свидтель, онъ не завидуетъ Дику.

Проглотивъ еще стаканъ виски съ содовой водой, онъ сталъ думать, что Дикъ ему обязанъ своимъ благосостояніемъ: завладвъ его фабрикой, онъ тмъ самымъ понудилъ его ухать за море, гд наживаются вс, надленные отъ природы качествами ульстерцевъ, людей дла по преимуществу. Дикъ въ значительной мр обязанъ ему, онъ ужъ высказалъ это ему, когда они сидли на скамейк въ саду, но теперь онъ самъ проникся этимъ сознаніемъ: онъ создалъ благосостояніе брата! Дикъ призналъ, что онъ научилъ его не доврять даже родному брату.

Онъ былъ доволенъ собою и налилъ себ третій стаканчикъ (первые два онъ выпилъ для бодрости) и выпилъ въ знакъ удовлетворенія,— за собственное здоровье, привтствуя въ своемъ лиц хорошаго товарища, добраго патріота и хорошаго брата. Его размышленія приняли форму хвалебнаго спича въ честь собственной персоны. Предсдатель поднялся съ мста при звон бокаловъ и восторженномъ шаркань ногъ, и онъ разслышалъ красивый мотивъ:

‘Онъ славный веселый малый’ и т. д.

Необходимо было отвтить. Джэмсъ оперся на столъ, чтобы встать: трудно было. Поднявшись, онъ сталъ искать глазами предсдателя, но стны комнаты и мебель плясали вокругъ… Фигура въ красномъ въ дверяхъ — едва ли предсдатель… Кой же чортъ это можетъ быть?…

‘Джэмсъ Александеръ. Неужели вамъ не стыдно?— проговорило видніе.— Половина второго ночи съ воскресенья на понедльникъ и домъ давно ужъ спитъ! Посмотрите на графинъ! Посл ужина онъ былъ почти полонъ, а теперь въ немъ едва ли осталось съ рюмку! Вотъ что у васъ называется посидть на свжемъ воздух! Стыдитесь! Снимайте сапоги и ложитесь спать! Нельзя же перебудить весь домъ… Вы выпили цлую бутылку виски, не считая того, что выпито за обдомъ и посл’.

— Сузанна,— съ достоинствомъ, держась за столъ, проговорилъ Джемсъ Александеръ.— Я имю право. Кто, думаете вы, былъ здсь, въ этой комнат и въ саду? Мой братъ, милый Ричардъ Александеръ, не кто иной. Онъ возвратился черезъ тридцать два года, здоровый, бодрый, и ушелъ вполн довольный тмъ, что я для него сдлалъ. Онъ такъ и сказалъ: ‘Вы научили меня, Джэмсъ’, и разсказалъ, какъ онъ устроился. Онъ отнюдь не питаетъ ко мн злобы, Сузанна.

— Ну, будетъ, Джэмсъ. Пойдемъ въ постель. Садитесь, я сниму съ васъ сапоги.

— Почему я самъ не могу ихъ снять?— воскликнулъ онъ, хватаясь за спинку стула.— Вы воображаете, что я пьянъ. Нтъ, я не пьянъ. Неужели вы не видите разницы между человкомъ, который выпилъ, и тмъ, кто обрлъ давно утраченнаго брата?

— Сядьте, я сейчасъ сниму. Не срамитесь, не поднимайте весь домъ.

Ей удалось-таки его уговорить. Опустившись на колни, она сняла съ него обувь, и, когда разбудила, посл этой операціи онъ оказался гораздо податливе. Придя въ спальню, онъ, едва добравшись до подушки, заплакалъ счастливыми слезами, лепеча о томъ, что создалъ благополучіе брата.

Добрая жена не волновалась: она имла достаточный опытъ, но недоумвала, почему ему взбрело говорить о брат. Кончилось тмъ, что она пришла къ заключенію, что онъ слишкомъ долго сидлъ на лунномъ свт: она врила въ дйствіе луны и слышала, что лунатизмъ опаснй солнечнаго удара.

Виски ее не тревожило: о немъ не стоило думать. Такіе инциденты никого въ Ульстер не пугаютъ.

XII.

Эдуардъ Александеръ задлъ сестру за живое, предположивъ, что Вилли Кинганъ ‘покатилъ’ къ Торнтонамъ. Этотъ уколъ вызвалъ у Эленъ вспышку противъ отца, завладвшаго вниманіемъ гостя за обдомъ и посл. Она считала вроятнымъ предположеніе брата и вмст съ тмъ представляла себ контрастъ, который ожидаетъ Вилли, посл ихъ дома, въ дом Торнтона.

Она не ошиблась. Когда Вилли увидлъ полковника Торнтона съ дочерью на террас ихъ дома среди безмятежнаго покоя, (покой — единственное настоящее слово, покой первой Субботы, когда Творецъ почилъ отъ длъ своихъ, найдя, что все ‘зло добро’), когда Кинганъ увидлъ ихъ, онъ ощутилъ этотъ контрастъ.

Съ минуту онъ стоялъ между деревьями и издали созерцалъ дв фигуры. Старикъ курилъ сигару, молодая двушка сидла съ нераскрытой книгой на колняхъ. Они наслаждались покоемъ. Глядя на нихъ, Вилли недоумвалъ, почему люди (себя онъ не исключалъ изъ ихъ числа) ищутъ радости въ жизненной борьб, когда счастье вотъ здсь. Вс его честолюбивыя мечты вдругъ стали пошлы, крикливы.

Передъ нимъ — все, къ чему человкъ долженъ стремиться. Онъ вздохнулъ и направился къ террас. Онъ сознавалъ, что не можетъ отбросить вс надежды, стремленія, мечты о широкомъ поприщ и борьб, хотя и чувствовалъ, что способенъ подчиниться боле утонченнымъ вліяніямъ. Въ немъ не было достаточно силъ, чтобы отвернуться отъ цли, къ которой онъ стремился въ теченіе нсколькихъ лтъ, ради иной, боле цнной.

Пройдя еще шаговъ десять, онъ снова остановился, и у него мелькнула смутная мысль:

‘Она, только одна она могла бы это! Если она скажетъ, я повинуюсь!’

Онъ быстро зашагалъ по образцовому саду, съ клумбами, со старымъ фонтаномъ, съ вьющимися розами. Не усплъ Вилли взойти на двнадцать каменныхъ ступеней террасы, какъ она увидла его и поднялась ему навстрчу.

Ему казалось, что только она одна могла гармонировать съ этой обстановкой, съ этимъ міромъ цвтовъ. Граціозная, какъ цвтокъ, она казалась цвткомъ, колеблемымъ втромъ.

Онъ думалъ это, а онъ былъ воплощеніемъ прозы!

Минна Торнтонъ считалась высокой среди маленькихъ барышень. Въ сущности она была не особенно высока. Брюнетки считали ее блокурой, но она была не особенно свтлая. Ея волосы могли быть синонимомъ осени, красноватые съ золотистымъ отливомъ, глаза, ‘срые среди голубыхъ, голубые среди срыхъ’, напоминали широко раскрытые удивленные глаза ребенка, доврчивые въ своемъ невдніи. Прелестная двушка, которая заставляетъ прозаически настроенныхъ людей вспоминать забытые стихи юности.

Обрывки многочисленныхъ стиховъ замелькали въ памяти Вилли, гармонически переплетаясь, какъ пніе птичекъ въ лсу весенней порой. Каждая встрча открывала ему новыя стороны, никогда имъ не виданныя, то новый жестъ, то новый наклонъ головы. Сегодня его поразила ея рука, лежавшая на краю каменной вазы. Розовато-блая, она казалась лепесткомъ цвтка, не розы, а иного, боле рдкаго, словно воскового, но вмст съ тмъ живого, не увядающаго съ лтомъ цвтка.

И подумать, что онъ только что держалъ эту руку въ своей!

— Чудесно,— проговорилъ онъ, подразумвая красоту вечера.— Что можетъ сравниться съ прелестью прогулки подъ вашими буками въ іюльскій вечеръ! Солнце не слишкомъ низко… О, Минна, я ничего подобнаго нигд не видлъ, и въ конц пути — вы!

— Хорошо, что вы надумали прійти, отцу очень хочется поговорить съ вами, и мн тоже. Вы являетесь къ намъ, какъ подобаетъ жителю столицы, какъ бывало полтораста лтъ тому назадъ приходили сюда горожане, съ разсказами о напряженной городской жизни… Мы вамъ благодарны, Вилли…

Тутъ къ нимъ подошелъ ея отецъ: благодаря ран, полученной тридцать лтъ тому назадъ въ Египт, онъ ходилъ, слегка прихрамывая.

— Радъ, что вы выбрались,— сказалъ онъ,— мы васъ не видли съ Рождества. Мы могли бы за это время оказаться во власти нмцевъ, ирландцевъ или иной какой державы, а вы все развлекались бы пикниками, вечерами и прочими прелестями лтняго сезона. Господи! Что длалось въ замкахъ въ дни Аберкорновъ и Лондондерри!

— Дорогой папа, не удивительно, что режимъ этотъ рушится, вдь онъ близокъ къ концу,— замтила дочь.

— Да, словно домъ, который не поддается ремонту.

— Во всякомъ случа герцоги Эбердинъ сдлали кое-что для ирландской промышленности,— съ улыбкой вставилъ Вилли.

— Они воскресили вязанье крючкомъ и подняли на него моду, назвавъ его ‘кружевомъ’.

— Не знаю, много ли они сдлали для тончайшихъ вышивокъ по полотну на Свер, — возразилъ полковникъ.— Въ дни моей юности вышиваніе было кустарной промышленностью, распространенной чуть не по всему Ульстеру. Въ лтніе вечера всюду можно было видть молодыхъ двушекъ, располагавшихся съ работой на крыльц, иглы и ножницы мелькали надъ полотномъ, натянутымъ на маленькіе пяльцы. Прозрачная гладь была удивительно прочна и красива.

— Да, тогда умли стирать, — возразила Минна,— теперь ничто не устоитъ противъ разрушительнаго дйствія прачечной гигіены!

— Кажется, мы попали на ирландскій вопросъ,— сказалъ Вилли.— Пожалуйста, довольно. Довольно съ меня было вчера и сегодня, хотлось бы передохнуть.

— Въ Ульстер нтъ ирландскаго вопроса! Ульстеръ давно на него отвтилъ!— воскликнулъ полковникъ, стукнувъ палкой о плиту террасы.— Но гд мы возьмемъ тему для разговора, если исключимъ вопросъ о будущемъ Ульстера?

— Сегодня воскресенье и первый хорошій вечеръ съ самаго мая,— съ упрекомъ замтила Минна.

— Спроси у м-ра Джиффорда, запрещено ли благочестивымъ людямъ обсуждать свое будущее по воскресеньямъ, какъ въ хорошую, такъ и въ плохую погоду,— возразилъ отецъ.— Не лишай насъ, дитя, нашей религіи. Неужели моя дочь перешла на сторону враговъ?

— Милый Вилли, вы — буревстникъ и неминуемо несете бурю. Поврьте, до вашего появленія мой отецъ ни разу не упомянулъ о гомрул. А вотъ не успли вы ссть, онъ ужъ началъ… Садитесь и скажите, почему вы въ этомъ году не приняли участія въ кингстонскихъ гонкахъ?

Вилли опять улыбнулся и слъ на одну изъ кожаныхъ подушекъ на старомъ каменномъ диван.

— Вотъ это называется перемнить тему!— воскликнулъ онъ.— Мн кажется, никакое воображеніе не установитъ хотя бы малйшей связи между гомрулемъ и кингстонскими гонками. Какъ вы думаете, полковникъ?

— Можетъ быть, вопросъ расоваго соперничества, вдь гомруль въ сущности — вопросъ расовой борьбы. Впрочемъ, я не настаиваю на этомъ. Дайте отчетъ, почему вы пренебрегли яхтой?

— Кажется, я могу оправдаться,— отвтилъ Вилли.— Дло въ томъ, что Джорджъ Гриръ, чьей яхтой я правилъ, когда не было лучшаго рулевого, нынче продалъ ее Эдди Сеймуру, а никто другой меня не пригласилъ.

— Я замтилъ, что ‘Воронъ’ не появлялся въ этомъ году ни въ Дублин, ни въ Бонгор, — сказалъ полковникъ.— Но почему Гриръ вздумалъ продать такое хорошее судно? Оно взяло три первыхъ приза и одинъ второй въ прошломъ году, если не ошибаюсь.

— Онъ продалъ ее по той же причин, по какой большинство у насъ стремится продать все, что можно, и даже что нельзя. Угроза гомруля слишкомъ велика.

— Ну вотъ, мы опять на томъ же мст, какъ ни былъ невиненъ мой вопросъ!— воскликнула Минна.— Я сдлала для васъ, Вилли, все, что могла, теперь я умываю руки.

— Вы сдлали благородное усиліе, чтобы совершить невозможное, и это зачтется вамъ,— сказалъ Вилли.— Но если бы Гриръ удержалъ яхту за собою, и я принялъ бы участіе въ гонкахъ, я не увренъ, что это зачлось бы мн на предстоящихъ выборахъ. Меня намчаютъ кандидатомъ на освобождающееся мсто въ одномъ изъ округовъ, скажемъ, въ нашемъ, и, пожалуй, я могу лучше использовать свои силы въ виду кризиса, къ которому мы несемся на всхъ парахъ съ дюжиной редмондистовъ, наваливающихся на рычагъ предохранительнаго клапана, чтобы сдвинуть его.

— Очень радъ, что вы были на демонстраціи,— замтилъ Торнтонъ.— Правду сказать, имй Ульстеръ лучшихъ представителей, дла не шли бы такъ, какъ это было за послдніе три-четьтре года. Нужно признать, что тактика всегда была лучше у націоналистовъ.

— Но мы еще не побждены, — возразилъ Вилли, — сраженіе еще только должно начаться.

— А я начинаю терять довріе къ Англіи,— сказалъ полковникъ.— Подумайте о подвигахъ націоналистовъ. Вспомните годы обидъ, убійствъ, калченія скота, варварства, не уступающія тому, что творится на Балканахъ,— все дла рукъ націоналистовъ! А лидеры ихъ выходятъ сухи изъ воды. Они ‘облены’. Помните поэму Киплинга?

— Сама истина!— воскликнулъ Вилли.— Гомруль — возвратъ къ насилію и варварству. Націоналисты подали факелъ — въ буквальномъ смысл факелъ!— суфражеткамъ. ‘Мы указываемъ вамъ путь, которымъ вы можете всего добиться отъ Англіи,— сказали они,— ваша вина, если вы не сумете!’ Если націоналисты могутъ доказать свою правоту, суфражетокъ нельзя обвинять…

— Само собою разумется,— подхватилъ Торнтонъ.— Потому-то я стыжусь за Англію: подчиняться сброду, который всего нсколько лтъ тому назадъ торжествовалъ каждое наше пораженіе въ Южной Африк! Они длали это открыто, на глазахъ чуть не всхъ членовъ современнаго кабинета. По-моему, вы говорили вполн справедливо. Безъ ухищреній они не прошли бы и въ самыхъ радикальныхъ округахъ. Политика гладстоновскаго кабинета была, политикой прыгающей кошки: они выжидали, пока кошка прыгнетъ, теперешній кабинетъ держится у власти только вербовкой красной селедки. {Англійскіе солдаты — по краснымъ накидкамъ.}

XIII.

— Ну, теперь мы пришли къ полному соглашенію и, полагаю, можемъ передохнуть — сказала Минна.

— Нтъ, дорогая, это было бы неестественно, — возразилъ отецъ.— Въ врноподданномъ Ульстер нтъ иной темы, она въ воздух, мы ее вдыхаемъ, она проникла намъ въ плоть и кровь, отъ ршенія этого вопроса зависитъ наша жизнь и жизнь всего, что есть добраго въ Ирландіи. Мы не можемъ отказаться отъ обсужденія гомруля, какъ живущіе по склону дйствующаго вулкана не могутъ игнорировать подземный гулъ или срные пары надъ кратеромъ. Когда мы были заперты въ Лэдисмис съ ульстерцемъ, который держалъ въ своихъ рукахъ престижъ всей Англіи, нашлись люди, которые сочли моментъ благопріятнымъ для открытія философскаго общества. Во время перваго же собранія надъ головами философовъ разорвалась бомба, засыпавъ ихъ тонной земли, прежде чмъ они успли вынести первую резолюцію. Было ршено отсрочить обсужденіе системъ Канта и Декарта до тхъ поръ, пока у буровъ истощатся снаряды! О чемъ могутъ говорить пассажиры тонущаго судна?

— Объ остроуміи Маркони,— предположила Минна.

— Совершенно врно. Едва ли они будутъ интересоваться картинами королевской академіи или вымученными остротами Бернарда Шоу.

— И потому мы должны весь вечеръ преподносить Вилли вещи, которыя онъ самъ разъ двадцать говорилъ съ двадцати платформъ. Нтъ, милый папа, я отказываюсь подчиниться! Я хочу услышать кое-что другое.

Отецъ засмялся.

— Я просилъ бы еще позволенія сказать нсколько словъ о папистахъ. Не забудьте, къ ужину придутъ Монгомери, и не будетъ ужъ случая.

— Прекрасно,— изощряйтесь и собирайте вс проклятія на ихъ головы,— и вы тоже, Вилли, но въ присутствіи м-съ Монгомери я запрещаю бранить католиковъ.

— Я лично никогда не склоненъ злословить и мене всего по адресу м-съ Монгомери. Если нельзя быть только въ вашемъ обществ, я буду очень радъ сидть за столомъ съ Монгомери. Она очаровательная женщина, съ трудомъ врится, что она католичка.

— Ульстерецъ до мозга костей!— воскликнула Минна.— Онъ не можетъ допустить, чтобы католикъ обладалъ хоть незначительнымъ достоинствомъ. Истинный ульстерецъ! Надюсь,— ваши шансы не пострадаютъ, если пройдетъ молва, что вы на другой день посл двнадцатаго ужинали вмст съ католиками.

— Я предпочту не доводить объ этомъ до свднія моихъ избирателей,— замтилъ Кинганъ.

— Политика — плохой совтникъ,— вставилъ Торнтонъ.— Я не желалъ бы, чтобы на мою долю выпало убждать кого-нибудь,— скажемъ, напримръ, нашего пріятеля м-ра Александеръ,— въ томъ, что англійскіе католики — наши союзники въ настоящемъ кризис. Тутъ никого не убдишь, что англійскіе католики чуть не вс на нашей сторон.

— Если вы попробуете имъ это сказать, они заявятъ, что католики — іезуиты и прикидываются консерваторами, чтобы шпіонить за нами,— добавила Минна.

— Я считаю за лучшее никогда на публичныхъ собраніяхъ не касаться англійскихъ католиковъ,— сказалъ Вилли.— Этимъ ничего не добьешься, люди только ощетиниваются и говорятъ оскорбительныя вещи по поводу нечестиваго союза.

— Вы положительно были бы великолпнымъ представителемъ Ульстера,— замтила Минна.

Нельзя было не признать, что м-ръ Кинганъ, несмотря на свое англійское воспитаніе и жизнь въ теченіе нсколькихъ лтъ въ Дублин, остался настоящимъ ульстерцемъ. Онъ унаслдовалъ вс характерныя черты своихъ земляковъ и зналъ, что он, обычно, присущи сильнымъ, способнымъ людямъ, хотя не всегда пріятнымъ для общежитія, и далеко не похожимъ на настоящихъ ирландцевъ. Впрочемъ, люди, поставившіе себ цлью наживу, рдко бываютъ пріятны. Ульстерцы и не гонятся за этимъ и относятся подозрительно ко всякой любезности. Тактъ, деликатность, личное обаяніе — въ ихъ глазахъ орудіе обмана.

Протестантскій Ульстеръ, пожалуй, самая сильная и жизнеспособная община въ мір, и если вы скажете ульстерцамъ, что среди нихъ не очень пріятно жить, они отвтятъ, что никто васъ и не принуждаетъ. Они проникнуты волей къ достиженію, силой и благочестіемъ. Они чтутъ небо, которое всегда приходитъ на помощь тому, кто самъ себ помогаетъ, и среди нихъ нтъ атеистовъ.

Вилли не сразу оцнилъ комплиментъ Минны, но, подумавъ минуты дв, пришелъ къ заключенію, что большаго комплимента она не могла ему сказать.

— Все, что я могу пожелать, это быть представителемъ того, что создало силу сегодняшняго Ульстера,— сказалъ онъ.

— Или вчерашняго — вчера было ваше Двнадцатое,— улыбаясь, поправила Минна.— Ульстеръ великъ Двнадцатымъ, не правда ли, Вилли?

— И по праву!— воскликнулъ отецъ.— Помню, въ дтств я считалъ Двнадцатое пренесноснымъ днемъ, въ виду его барабанной трескотни и свиста дудокъ, но впослдствіи, ознакомившись съ положеніемъ дла въ Ирландіи, я пришелъ къ заключенію, что демонстраціи даютъ выходъ инстинкту смлаго народа, подозрительно относящагося ко всмъ остальнымъ, полагающагося только на свой силы для охраны завоеванныхъ правъ. Событія, имвшія мсто тридцать лтъ тому назадъ, оправдали празднованіе Двнадцатаго.

— Боюсь, что Минна равнодушна,— съ подчеркнутой серьезностью сказалъ Вилли, но Минна знала, что въ глубин души онъ искренно былъ огорченъ.

— Возможно,— отозвалась она — и причиной, вроятно, плохая музыка. Это по-женски — скажете вы: не видть огромности движенія за слабостью ‘Бойне Уотеръ’, какъ музыкальнаго произведенія. Но, Вилли, необходимо создать оранжистскую марсельезу! ‘The Wearing of the Green’ положительно великолпна по сравненію съ ‘Boyne Water’.

— Музыка — пустяки,— ршительно произнесъ Вилли.— Какіе нескладные вирши вдохновляли нашихъ предковъ, шотландскихъ пресвитеріанъ, въ ихъ походахъ?..

— Но я рада, что никогда не имла случая встртиться съ кмъ-нибудь изъ нашихъ великихъ предковъ. Они были великимъ народомъ, но грубы, ужасно грубы!

На этомъ споръ (если это былъ споръ) и закончился. Послышался шумъ автомобиля, и Минна поспшила навстрчу своимъ друзьямъ Монгомери, которые общали пріхать къ ужину. М-съ Монгомери была близкой пріятельницей Минны, а мужъ ея былъ въ юности сосдомъ Торнтона, когда тотъ жилъ въ другомъ округ Ульстера. Съ Кинганомъ они тоже были хороши и онъ всегда съ удовольствіемъ бывалъ въ ихъ прелестномъ дом подъ Бельфастомъ, гд у м-ра Монгомери было дло. Кинганъ очень любилъ ихъ обоихъ, но въ этотъ вечеръ предпочелъ бы ихъ не видть въ Лиснабрин: онъ боялся, что ему не удастся поговорить съ Минной наедин, о чемъ онъ мечталъ во время торжествъ годовщины.

Минну онъ зналъ съ дтства и не помнить времени, когда они не называли другъ друга — ‘Минна’ и ‘Вилли’. У него всегда было о чемъ съ ней поговорить, но кое-что онъ всегда приберегалъ для нея одной. Онъ положительно не огорчился бы, если бы моторъ Монгомери сломался на полдорог.

Возможно, что Минна иначе отнеслась бы къ такому происшествію. Она была наблюдательна и, несмотря на то, что Вилли былъ какъ будто и поглощенъ ульстерскимъ вопросомъ, подмтила въ его взгляд нкоторую озабоченность. Она была хороша, ей было двадцать три года, и она имла случай неоднократно убдиться въ значеніи подобнаго выраженія. Она ужъ прочла его однажды на лиц Вилли и отъ него самого узнала, предвстникомъ чего оно бываетъ. Въ виду всего этого она постаралась ни на минуту не оставаться съ нимъ съ глазу на глазъ и устроила такъ, что Монгомери предложили ему довезти его домой: они жили въ разстояніи одной мили.

— Вашему Тимми не нужно будетъ вызжать за вами,— пояснила Минна, и Кингану оставалось только благодарить.

Однако онъ тоже не былъ лишенъ наблюдательности и посвоему объяснилъ ея заботливость, при этомъ онъ не могъ не почувствовать, что ни одинъ изъ своихъ визитовъ не можетъ счесть удачнымъ.

Вилли Кинганъ былъ страстнымъ сторонникомъ юніонистовъ, которые ршили отнюдь не подчиняться постановленію, проведенному большинствомъ палаты общинъ, вдь оно было равносильно подчиненію ульстерскихъ колонистовъ-протестантовъ ирландскимъ папистамъ! Онъ присоединился къ деклараціи полумилліона ульстерцевъ, готовыхъ мечомъ защищать права Англіи въ Ирландіи. Вмст съ тмъ онъ, подобно большинству его друзей, не врилъ въ возможность гражданской войны. Однако нсколько словъ Монгомери поколебали его увренность.

— Я не думалъ, что націоналисты съ юга пойдутъ на насъ,— сказалъ Гаральдъ Монгомери.

— А ульстерскихъ націоналистовъ мы живо сократимъ,— замтилъ Вилли.

— Вы думаете?— быстро отозвался Монгомери.— Я не такъ въ этомъ увренъ: стоитъ вспомнить бельфастское возстаніе 1886 г., когда былъ отвергнутъ первый гладстоновскій билль о гомрул. Тогда едва ли дв тысячи принимали активное участіе въ этихъ выступленіяхъ, а между тмъ тысяча полицейскихъ и солдатъ — пхоты и кавалеріи, дв недли не могли возстановить порядокъ. Первымъ слдствіемъ гомруля, если билль пройдетъ, будетъ бунтъ въ Бельфаст, даже не бунтъ, а рзня. Полъ-города будетъ пылать, тоже будетъ въ Дерри, въ Баллимена, въ Баллиманей, по всему Ульстеру, и число мятежниковъ будетъ уже не дв тысячи, а сорокъ тысячъ. Вспомните верфи, заводы, фабрики… Что могутъ сдлать военныя власти? Стрлять по мятежникамъ?.. Но какъ, уважая личность, они могутъ разстрливать юніонистовъ? Но предположимъ, что столкновеніе произошло: среди убитыхъ, конечно, будутъ и націоналисты, и юніонисты… Неужели вы думаете, что южане останутся равнодушными, когда узнаютъ, что, по приказу радикальнаго кабинета, перебиты сотни ихъ единомышленниковъ? Всякій, кто знаетъ Ирландію, не усомнится, что отвтомъ будетъ рзня протестантовъ въ Дублин, въ Корк,— всюду. И что же, полиція и военныя власти начнутъ разстрливать бунтовщиковъ-націопалистовъ?.. ‘Вотъ каково освященіе гомруля?’ — раздается крикъ со всхъ сторонъ. Этою цною мы расплачиваемся за радикальный кабинетъ съ его бюджетомъ въ 200.000,000 ф. ст.?! Что будетъ потомъ,— Богу извстно, быть можетъ, всеобщіе выборы, не знаю. Но знаю, что въ прошлую пятницу я распорядился, чтобы мой маклеръ продалъ на 40,000 ф. ст. британскихъ бумагъ и купилъ бы американскихъ акцій… И многіе у насъ въ Бельфаст длаютъ то же самое изо дня въ день.

— И наше ученье и гимнастика не ускорятъ кризиса?— спросилъ Вилли.

— Нтъ, никоимъ образомъ. Такого рода взрывы не сопровождаются объявленіемъ войны и торжественными выступленіями гражданъ съ оружіемъ въ рукахъ. Гражданская война начинается явочнымъ порядкомъ, достаточно появиться десятку парней съ камнями въ рукахъ… Недаромъ же Бельфастъ, Дерри, цлая провинція, какъ Ульстеръ, въ теченіе нсколькихъ лтъ живутъ въ состояніи сильнйшаго напряженія. Если зажженная спичка упадетъ на улиц, ее затопчутъ и конецъ, но бда, если она попадетъ въ пороховой складъ!

— Совершенно справедливо,— подтвердилъ полковникъ.— Примровъ достаточно. Когда граждане вооружаются палками, камнями или ружьями, безразлично, ихъ называютъ мятежниками, но гражданскій мятежъ, это — гражданская война въ миніатюр. Въ 64 г. и въ 86 г. полиція и военныя власти не могли подавить мятежъ въ теченіе нсколькихъ недль, а тогда всякій порядочный человкъ стремился къ поддержанію порядка. А что же будетъ теперь, когда сотни тысячъ лучшихъ гражданъ приняли на себя обязательство воевать?

Припоминая этотъ разговоръ по возвращеніи домой, представивъ себ реально неизбжную катастрофу, Вилли Кинганъ почувствовалъ себя болтуномъ, измнникомъ длу, которому клялся служить: онъ могъ огорчаться тмъ, что ему не удалось побыть нсколько минутъ наедин съ миссъ Торнтонъ, или тмъ, что просидлъ три четверти часа съ Эленъ Александеръ!..

Онъ не скоро заснулъ.

XIV.

На другой день посл Двнадцатаго въ деревн Скарва въ графств Арма разыгрывается примрная битва. Активная роль принадлежитъ живущимъ въ непосредственномъ сосдств съ мстомъ военныхъ дйствій, но совершается все это ради торжественности подъ покровомъ Оранжистской лиги и въ присутствіи представителей различныхъ ея отдловъ. Число зрителей бываетъ иной разъ такъ велико, точно это самое выдающееся событіе въ календар оранжистовъ.

Каждаго непредубжденнаго зрителя прежде всего поражаетъ страшная серьезность. На военныхъ смотрахъ лица солдатъ отличаются полнымъ безразличіемъ ко всему, что происходитъ, и это признакъ дисциплины. Пхота пріучается смотрть на себя, какъ на скорострльное орудіе, кавалерія должна дйствовать, какъ снарядъ. Войска въ Скарв совсмъ другого характера. Примрное сраженіе — единственное по важности событіе въ году для общины, значитъ, чуть не на земномъ шар. Потому и для участниковъ, и для зрителей неприлично смяться въ этотъ день. Женщины, щеголяющія пестрыми юбками, завороченными на голову на случай дождя, — и шляпами съ экзотическими перьями, не уступаютъ въ торжественности настроенія мужчинамъ.

Въ прежніе годы все сводилось къ большому фарсу. Люди сходились и, насупившись, дрались, кто и какъ хотлъ. Теперь провинція увлекается военной выправкой, и все идетъ на военный ладъ. Поле битвы между приверженцами Якова (историческая правда заставляетъ представить эту сторону, хотя добрымъ протестантамъ и обидно брать на себя эту роль!) и сторонниками принца Оранскаго обставляется съ извстной военной пышностью. Въ теченіе нсколькихъ часовъ склоны холмовъ тонутъ въ пороховомъ дыму, почти скрывающемъ перипетіи боя: атаки, контръ-атаки, героическое сопротивленіе англичанъ, мелькающія знамена, торжествующіе возгласы: ‘Да здравствуетъ король Вильямъ!’ и пр., пока самъ король Вильямъ не отдаетъ приказъ памятными словами Веллингтона при Ватерлоо: ‘Впередъ по всей линіи!’ Раздается взрывъ ура, залпы, и ирландцевъ волокутъ въ волны воображаемой Бойне, а барабаны выбиваютъ ‘Boyne Water’, національный гимнъ ‘Rule Britannia!’ Дале слдуетъ стрльба въ пот лица и выпивка. Планъ сраженія былъ заимствованъ у герцога Веллингтона, и не безъ успха, но теперь все измнилось! Какой-то антикварій открылъ, что битва при Бойне существенно отличалась отъ битвы при Ватерлоо, но результатъ одинаково великолпенъ и непреложенъ. Здсь ульстерцы воскрешаютъ старую вражду своихъ предковъ съ ирландцами: ихъ настроеніе не измнилось и триста лтъ не обратили ихъ въ ирландцевъ. Боле ранніе переселенцы на юг слились съ ирландцами и ‘стали больше ирландцами, чмъ сами ирландцы’: то были протестантскіе солдаты Кромвеля, женившіеся на католичкахъ, принявшіе ихъ религію и основавшіе наиболе видные ирландскіе роды.

Но Ульстеръ остается Ульстеромъ и ежегодно побждаетъ ирландцевъ въ битв при Скарв!

Джэмсъ Александеръ съ дтства почти никогда не пропускалъ этой битвы. Въ прежніе годы, когда онъ работалъ на фабрик Мегарри, онъ сражался со своимъ шомпольнымъ ружьемъ въ обоихъ лагеряхъ, впослдствіи присутствовалъ въ качеств зрителя и представителя своего отдла. Онъ собирался и въ этомъ году въ Скарву, но его смущалъ вопросъ установки котла: другимъ онъ не доврялъ и опасался, что безъ него работа не будетъ закончена ко вторнику. Битва состоится въ его отсутствіе, какъ совершалась въ теченіе ста лтъ до его рожденія, а вотъ паровой котелъ… Къ тому же онъ далъ соотвтственныя инструкціи сыновьямъ: они должны были замстить его и объяснить его отсутствіе.

Младшій сынъ сперва призадумался — точно эта поздка нарушала его собственные планы, однако не усплъ отецъ закончить наставленія,— лицо его прояснилось: онъ подетъ на своемъ мотоциклет!

Отецъ сперва запротестовалъ и хотлъ уже оставить его наблюдать за установкой котла.

Тутъ въ комнату вошелъ Джэмсъ, и отецъ и ему приказалъ тоже хать въ Скарву…

А онъ собирался навстить замужнюю сестру въ Бельфаст! Къ тому же поздъ тринадцатаго всегда опаздываетъ… Брату Неду хорошо,— онъ можетъ похать на своемъ мотоциклет.

Отецъ призадумался, и ему представилось, что появленіе виднаго стройнаго юноши на мотоциклет обратитъ на себя вниманіе, вызоветъ вопросы, разговоры, а мотоциклистъ окажется сыномъ его, Джэмса Александеръ, владльца Бриннейской фабрики!

Онъ далъ Неду свое согласіе, но предупредилъ, что ‘не потерпитъ, чтобы машина одурачила его вторично…’

Джэмсъ на велосипед похалъ на станцію, чтобы успть на поздъ. Недъ поблагодарилъ брата за содйствіе въ вопрос о мотоциклет, но въ сущности не понималъ, ‘въ чемъ тутъ игра’…

XV.

Джэмсъ Александеръ былъ очень доволенъ, что отправилъ сыновей. Котелъ удачно избавлялъ его отъ необходимости лгать или хотя бы поступаться правдой. Ему нужно было заняться котломъ и братомъ, а вмст съ тмъ онъ желалъ имть представителей въ Скарв. Онъ умолчалъ однако о возможности знакомства съ дядей, о которомъ онъ по тмъ или инымъ причинамъ рдко вспоминалъ…

Не безъ труда удалось ему убдить жену въ томъ, что исторія съ братомъ — не плодъ воображенія, подогртаго излишкомъ виски. За двадцать девять лтъ замужества м-съ Александеръ имла достаточный опытъ и потому ее трудно порицать за недовріе. Только посл того какъ мужъ объяснилъ, что братъ разбогатлъ, женился и иметъ только одного ребенка, она согласилась на то, чтобы приготовить комнату, хотя въ душ все еще сомнвалась: слишкомъ ужъ странный случай. Тмъ не мене она согласилась съ мужемъ, что сыновей лучше отправить. Эленъ — двушка и къ тому же не очень интересуется родней своихъ родителей…

Къ десяти часамъ утра Джэмсъ Александеръ и самъ сталъ нсколько сомнваться,— братъ что-то не появлялся!

Около одиннадцати, когда м-ръ Александеръ ‘почти’ слышалъ удары молотовъ на своей фабрик и слышалъ разговоры рабочихъ, длившихся впечатлніями Двнадцатаго, въ ворота Ардрэа въхала телжка, въ ней сидлъ его брать Ричардъ съ двумя большими дорожными свертками.

Такимъ образомъ его репутація благоразумнаго пьяницы была возстановлена, не говоря о томъ, что въ собственномъ мнніи она еще боле упрочилась.

— Кто это?— спросила Эленъ у матери, когда телжка прохала мимо оконъ столовой, гд они надписывали банки съ вареньемъ.

— Господи Боже! Однако это оказалось правдой!— воскликнула мать, вскакивая съ мста.— Я просто глазамъ не поврила. Подумай, вдь я не велла Дженъ стлать покрывало…

— Да кто онъ?

— Тише, услышитъ. Это твой дядя, Ричардъ Александеръ.

— Мой дядя? Да откуда онъ взялся? Отчего вы не сказали, что ожидаете его?… Онъ останется здсь?

— Я и сама ничего не знаю. Отецъ разсказалъ мн цлую исторію, когда я ночью пришла, чтобы отвести его въ постель.

Посл взаимныхъ привтствій и упорнаго торга съ извозчикомъ братья вошли въ комнату. Эленъ сразу узнала, что прізжій — братъ ея отца, только года на два старше.

— Вдь я никогда еще не видлъ ихъ, Джимми!— воскликнулъ Ричардъ, кивая на дамъ.— Скажи, кто изъ нихъ мать и кто дочь?— продолжалъ онъ, прежде чмъ братъ усплъ его представить.

— Бросьте, Ричардъ Александеръ!— воскликнула мать шутя, но энергично хлопнувъ его по плечу.— У васъ тамъ, врно, вс такіе льстецы! Ну, что бы вамъ было предупредить!

— Съ вами я не желаю разговаривать, тетенька, а вотъ эту родственницу я не прочь обнять,— заявилъ онъ, направляясь къ Эленъ.— Онъ съ минуту задержалъ руку молодой двушки И, критически наморщивъ лобъ, разглядывалъ ее.— А эти глаза, врно, многимъ тутъ кружатъ голову. Откуда она, Джимъ? На васъ она ничуть непохожа.

— Придержи языкъ, любезный, всякій видитъ, что она, какъ дв капли воды, похожа на свою мать,— возразилъ Джэмсъ.

— Сомнваюсь, чтобы изъ нея вышла такая красивая женщина,— замтилъ Ричардъ, подмигивая Эленъ, чтобъ дать ей понять, что онъ хочетъ только потушить ревность въ душ матери.

— Что за человкъ вашъ братъ, Джэмсъ!— воскликнула м-ссъ Александеръ.— Я ужъ не знаю, выпроводить ли мн васъ, или пригласить остаться, но если вы останетесь, я научу васъ, какъ себя держать. Намъ здсь не нужно льстецовъ, не правда ли, Эленъ?

— Не сойти мн съ этого мста, но я сказалъ, что думалъ,— воскликнулъ Ричардъ.— А у васъ все тотъ же кокетливый взглядъ, хотя у васъ уже взрослая хорошенькая дочка, м-съ Александеръ!

— Гд слыхано, чтобы говорили такимъ тономъ!— возмутилась лэди, обращаясь къ мужу.

— Онъ старается, чтобы его угостили рюмочкой посл перезда,— пояснилъ Джэмсъ.

— А я думаю, что вы стараетесь для себя, м-ръ Александеръ,— замтила Сузанна.— Ну, здсь въ эту пору дня рюмочекъ не подносятъ. Уходите и не мшайте намъ работать.

— По-моему, рюмка-другая не повредитъ. Что скажете вы, Дикъ?

— Предоставимъ ей ршить: не такъ ужъ она жестокосерда! А я такъ высохъ, что если меня начать выколачивать, такъ изо рта пыль пойдетъ!

— Хорошо, длайте, какъ хотите,— заявила хозяйка, направляясь къ буфету изъ краснаго дерева и доставая полный графинъ виски.— На буфет стоялъ графинъ съ водою и сифонъ съ содой.

— Такъ-то уютне!— замтилъ хозяинъ.— А то что же за пріемъ посл тридцатилтней разлуки: даже глотокъ виски пожалли!.. За ваше, братъ Ричардъ!

— За ваше и за вашихъ, Джэмсъ, Миссъ — не знаю, смю ли назвать по имени такую важную барышню — да гд же она?— спросилъ Ричардъ.

— Она удрала, когда я сталъ наливать виски, — отвтилъ отецъ.— Она три года пробыла въ лучшей бельфастской школ и насъ считаетъ неотесанными, простыми мужиками.

— И права,— сказала жена.— Ужъ чего проще… Каковъ въ колыбельку…

— Да, мы никуда и не лземъ, — продолжалъ Джэмсъ.— Въ Ульстер нтъ предразсудковъ. Чмъ больше я вижу вашихъ спесивыхъ господъ, тмъ больше убждаюсь, что мы не хуже ихъ. И право не думаю, что я длаю больше ошибокъ въ разговор, чмъ они. Мы говоримъ достаточно хорошо, и всякій знаетъ что только въ Ульстер и говорятъ правильно. Мы только и стараемся, какъ бы наши дти не лзли въ господа. Нынче вс куда-то торопятся.

— Ну, что вы говорите, Джэмсъ!— возразила м-съ Александеръ,— разв не естественно для нихъ желать стать господами?!

— Я ничего не говорю,— оправдался мужъ,— я полагаю, что дтямъ порядочныхъ протестантовъ, какъ мы, вполн естественно желать этого, а вотъ что сказать насчетъ Пауэровъ, которые, спятъ и во сн видятъ сдлать своихъ дтей господами. Паписты, а туда же лзутъ, хотятъ равняться съ нами!

— Это вы о Михаэл Пауэр?— спросилъ Ричардъ.

— Да. Мукомолъ онъ, папистъ до мозга костей. Говорятъ, онъ изъ собственнаго кармана оплачиваетъ церковные расходы. И иметъ наглость воображать, что мы позволимъ Эленъ водиться съ ними! Нтъ, такихъ господъ нужно держать на разстояніи!

— Можетъ быть! Гд живутъ теперь Пауэры? Я хорошо помню Микки. Мы вдь хорошо были знакомы, и мн хотлось бы вспомнить съ нимъ старину,— сказалъ Ричардъ.

Джэмсъ быстро обернулся.

— Для чего вамъ это понадобилось? Мало здсь разв нашего народу, чтобы знаться съ папистами?

— Не слушайте его!— дружески замтила хозяйка.— Отчего вамъ не повидаться съ Микки, если хочется?

— Да вдь онъ заядлый папистъ!— выпалилъ мужъ.

— Подождите, я скажу, почему я хочу его видть. Микки былъ одинъ изъ послднихъ, съ кмъ я видлся передъ отъздомъ, тридцать лтъ тому назадъ. Онъ меня убждалъ не узжать, увряя, что на родин, при желаніи, дла хватитъ. Теперь мн хотлось бы повидаться съ нимъ и сказать ему, что у меня капиталъ въ пятьдесятъ тысячъ фунтовъ и дло въ Мельбурн, дающее около двухъ тысячъ годового дохода,— вотъ что значитъ ухать! И спрошу его, что сдлалъ онъ дома?

Джэмсъ стукнулъ правымъ кулакомъ по лвой ладони:

— Вотъ это по-моему! Подразните его, сдлайте изъ пятидесяти семьдесять тысячъ, — три тысячи годового дохода. Потрясите передъ нимъ мошной и скажите, что все это пойдетъ на борьбу съ націоналистами. Я готовъ подвезти васъ, кстати мн нужно заглянуть на фабрику. Подразните его хорошенько!

Джэмсъ вышелъ распорядиться закладкой шарабана въ одну лошадь, вмщавшаго шестерыхъ пассажировъ и кучера.

— Чмъ ему досаждаютъ Пауэры?

— Тмъ только, что они католики — разв этого мало?— замтила м-съ Александеръ.

— Чортъ возьми! Здсь попрежнему кисло глядятъ на папистовъ?— спросилъ Ричардъ.

— Кисло? А я скажу, что это — пахтанье стоявшее цлую недлю,— поправила она.

XVI.

Недаромъ они оба были ульстерцы, они отнюдь не чувствовали комизма положенія: человкъ, ограбившій своего брата, отправившій его въ изгнаніе на цлыхъ тридцать лтъ, халъ вмст съ этимъ братомъ къ его же имнію… Оба они относились или длали видъ, что относятся къ положенію, какъ къ вполн естественному. Но, будучи ульстерцами, они думали про себя, не высказывая своихъ мыслей.

Поговорить имъ и безъ того было о чемъ: они хали по мстамъ, обоимъ знакомымъ съ дтства, и Джэмсъ указывалъ брату на перемны, происшедшія за тридцать лтъ его отсутствія.

Старшее поколніе вымерло въ большей части, выросло новое поколніе, и къ нему возвратившійся изгнанникъ отнесъ свое замчаніе:

— Отцы пошли ни съ чмъ, а дти стали господами.

Были, конечно, и крахи, были люди, унаслдовавшіе отъ шотландскихъ предковъ непреодолимое тяготніе къ пьянству и передавшіе эту слабость своимъ сыновьямъ и дочерямъ. Джэмсъ Александеръ приводилъ примры, отнюдь не морализируя на тему пьянства и трезвости, онъ былъ просто лтописцемъ.

Замокъ былъ въ аренд у сэра Самюэля Дрисколя, бельфастскаго судовладльца, получившаго передъ смертью титулъ баронета. Онъ сумлъ сколотить копейку, хотя въ юности ходилъ безъ сапогъ. А сынъ его перехитрилъ самого отца. Про него разсказываютъ, что однажды онъ на нсколько дней исчезъ изъ конторы отца. Возвратившись, онъ услся на свое мсто, какъ ни въ чемъ не бывало. На вопросъ отца, гд онъ провелъ это время, Джонни отвтилъ, что, пользуясь затишьемъ, ршилъ създить въ Глезго, о которомъ много слышалъ.— Такъ, ну что же ты скажешь?— Ничего особеннаго, большой городъ.— И только?— Былъ я въ докахъ — тамъ много судовъ.— Для судовъ они и предназначены. И все?— Тамъ я увидлъ судно, оно шло за дешевую цну, и я купилъ его за восемнадцать тысячъ.— Серьезно? Такъ теб придется платить за него изъ собственнаго кармана,— замтилъ отецъ, — у насъ достаточно пароходовъ, а фрахтъ стоитъ такъ низко.— Суденышко было такое хорошенькое и совсмъ задешево,— твердитъ Джонни.— Тмъ лучше для тебя. Но фирма платить за него не будетъ.— И не нужно — я перепродалъ его въ тотъ же день за двадцать дв тысячи.— Отецъ помолчалъ и потомъ только замтилъ, что сынъ его ‘сдлалъ глупость, продавъ судно такъ дешево’. Джонни согласился.

Ричардъ припомнилъ въ свою очередь много разныхъ анекдотовъ о старомъ поколніи, братъ приводилъ факты, говорящіе о томъ, что и въ младшемъ поколніи нтъ недостатка въ дловой жилк…

Наконецъ, шарабанъ остановился на перекрестк.

— Теперь можете добираться сами. Видите большой кедръ? Я не могу позорить протестантскую лошадь, заставляя ее итти къ папистскимъ воротамъ. Слзайте.

— А возвращаться мн придется пшкомъ?

— Да, конечно. До свиданья.

Ричардъ не безъ восхищенія смотрлъ вслдъ отъхавшему шарабану.

— Чортъ возьми! И характеръ же у этого человка! Гд же съ нимъ тягаться!!

Ричардъ направился къ срому дому, полузаслоненному отъ дороги огромнымъ кедромъ. Домъ былъ средней величины и не больше претендовалъ на архитектурныя достоинства, нежели кирпичное зданіе въ трехстахъ шагахъ отъ него. Это и была мукомольная мельница Микаэля Пауэра. Ричардъ помнилъ ее, и ждалъ, что она выросла за эти годы, какъ и все остальное: такъ казалось возвратившемуся изгнаннику. Но мельница не измнилась. Въ былыя времена она могла создавать капиталы, когда сосдніе фермеры сяли хлбъ и сажали ленъ, теперь обогащаются другія страны, снабжающія мукой Ирландію.

Ричардъ заглянулъ черезъ плетень и увидлъ опрятный садъ. Всюду, гд не было тни кедра, были яркія розы… Пока онъ стоялъ у плетня, растворилась калитка въ оград, и показался человкъ, приблизительно его лтъ, съ граблями въ рукахъ, направился къ клумб подл забора и сталъ разрыхлять землю. Онъ работалъ, не обращая вниманія на стоящаго за заборомъ незнакомца, хотя и замтилъ его.

— А садъ совсмъ протестантскаго вида, м-ръ Пауэръ,— промолвилъ Ричардъ.

(Въ большинств мстностей католической Ирландіи чистота и опрятность приписываются протестантамъ, въ Ульстер католики идутъ дальше — про красиваго человка говорятъ, что у него лицо протестанта.)

Человкъ обернулся и съ удивленіемъ воззрился на говорившаго.

— Очень радъ, что онъ вамъ понравился, но скажите ваше имя, и вашъ комплиментъ будетъ мн еще пріятне.

— Угадайте, Микаэль,— предложилъ Ричардъ.

Пауэръ подошелъ къ плетню и долго всматривался въ его лицо, но долженъ былъ признаться, что не помнитъ его, хоть голосъ какъ будто знакомъ.

— А помните, какъ васъ жестоко побилъ старый Реви, когда засталъ насъ обоихъ на своихъ сливахъ? Я-то усплъ улизнуть…

— Неужели это вы, Дикъ Александеръ? Неужели и я такъ состарился?

— Да, хоть вы и не странствовали по свту въ теченіе тридцати лтъ. Увы! и святой водой не остановишь времени.

— Заходите же сюда! Надюсь, вы еще что-нибудь разскажете. Ричардъ направился къ калитк. Пауэръ шелъ съ нимъ рядомъ по ту сторону плетня и старики, разставшіеся тридцать два года тому назадъ, пожали другъ другу руки, словно не видлись со вчерашняго дня.

— Войдемъ въ домъ и разскажите мн о себ. Вы не старше своихъ лтъ, однако. Вамъ шестьдесятъ два, если не ошибаюсь.

— Совершенно врно. Но меня можетъ хватить еще на двадцать: мой отецъ спился лишь къ восьмидесяти семи.

— Повидимому, вы хорошо устроились, Дикъ, а я-то отговаривалъ васъ узжать въ Австралію!

— Помню, но не такъ я глупъ, чтобы слушать совты…

Войдя въ домъ, они сли къ столу, и Пауэръ поставилъ на столъ графинъ виски и стаканы.

Они выпили залпомъ за здоровье другъ друга и обтерли себ рты.

— Да, не думалъ я, что мн суждено съ вами увидться,— сказалъ Пауэръ.— Хотя скоре увидлись бы мы съ вами, чмъ съ вашимъ братомъ.

— Было между вами что-нибудь, кром его болтовни о папистахъ? Мн ужъ онъ усплъ этимъ надость, хотя мы провели вмст не больше двухъ часовъ.

— О, оставимъ его! Онъ меня никогда не оскорблялъ,— замтилъ Пауэръ.

— Однако могу заврить, это не зависитъ отъ недостатка желанія!… Право, Микаэль, я полагаю, что Ульстеръ — единственное мсто во владніяхъ его величества, гд живетъ еще вражда между нами и вами. Въ Австраліи я отвыкъ отъ всего этого, но, услышавъ въ субботу въ Бельфаст барабанъ, увидвъ оранжистскія тріумфальныя арки, я вспомнилъ все.

— И положеніе все ухудшается. Если гомруль пройдетъ и станетъ закономъ, мн съ дтьми не будетъ здсь житья. Плохо придется католикамъ на свер.

— Это всякому дураку ясно,— подтвердилъ Дикъ.— Разскажите лучше о себ, о своихъ длахъ.— Помню, когда я узжалъ, у васъ въ люльк качался мальчуганъ.

— Данни, онъ женился и хорошо устроился въ Канад. Есть у меня и еще сынъ, Джэкъ. Я устроилъ его въ Бельфаст, но изъ этого ничего не вышло, католикамъ въ Бельфаст не даютъ хода. Онъ дома, хотя трудно знать льняное производство лучше его.

— Постойте, я долженъ посмотрть его. Я устроился и, можетъ быть, сумю помочь вамъ. У меня въ Мельбурн большой магазинъ и трое управляющихъ. Я, конечно, не могу заране общать, вдь не покупаютъ свинью въ мшк, но я готовъ сдлать. Только не заикайтесь ему объ этомъ. У васъ только двое?

— Есть еще дочь, Кэтъ. Вотъ она идетъ.

Ричардъ обернулся къ окну.

— Славная двушка и славный юноша съ ней, это и есть братъ?

— Ну, что вы? Хорошъ дядя,— не знаетъ собственнаго племянника, сына брата! Это — Недъ, Александеръ младшій.

— Гуляетъ съ вашей дочерью?…

— Я не способствовалъ этому, но не буду и препятствовать. Я считаю за лучшее не закрывать передъ нимъ дверей и не запрещать дочери разговаривать съ нимъ только потому, что его отецъ ярый оранжистъ, а я католикъ. Если это будетъ имть какія-нибудь послдствія, я не буду считать себя достойнымъ порицанія. Я довольно молодежи видлъ на своемъ вку, чтобы знать, что вс всегда идутъ своимъ путемъ, не считаясь съ родителями, будь они оранжисты или католики.

— А вы не боитесь Джэмса?

— Отнюдь. Я не хуже его оттого, что я католикъ.

— Хорошо! Выпьемъ еще!

Они поднялись и выпили, заключивъ такимъ образомъ договоръ, какъ принято въ Ульстер, пожалуй, оно лучше и во всякомъ случа гигіеничне цлованія мечей.

М-ръ Пауэръ распахнулъ окно и позвалъ Эдуарда ‘познакомиться съ дядей’.

Юноша выразилъ сперва недоумніе, потомъ разсмялся и сказалъ нсколько словъ хорошенькой двушк, съ которой сидлъ на скамейк подъ кедромъ. Они вмст подошли къ окну.

— Такъ вотъ какой Эдуардъ?— проговорилъ Ричардъ.— Вы никогда случайно не слышали объ утраченномъ брат? Нтъ? Такъ вотъ я, братъ вашего отца, о которомъ онъ никогда не говорилъ. Я пріхалъ къ нему нсколько часовъ тому назадъ, а онъ подвезъ меня сюда, пока ему позволила его оранжистская совсть. Домой мн придется шагать, можетъ быть, вы составите мн компанію?

— Если вы говорите серьезно, я могу предложить вамъ помститься за мною на моемъ мотоциклет.

— Но, можетъ быть, тмъ временемъ вы меня представите барышн? Здравствуйте, миссъ. Вы можете на слдствіи засвидтельствовать, что я, узжая, былъ трезвъ, кром того, можете до конца дней своихъ хвастать, что вы послдняя женщина, съ которой Дикъ Александеръ говорилъ.

XVII.

Дядя Дикъ осыпалъ молодую двушку самыми откровенными комплиментами, заставляя краснть, чтобы, по ульстерскому обыкновенію, смяться надъ ея смущеніемъ и въ то же время обращать вниманіе присутствующихъ на то, какъ ей къ лицу ея смущеніе. Эдуардъ Александеръ старался тмъ временемъ припомнить, гд онъ слышалъ о своемъ новоявленномъ дядюшк. У него было опредленное сознаніе, что ему было извстно о существованіи его, но, вмст съ тмъ, была увренность, что отъ родителей онъ о немъ не слыхивалъ. Ему представлялось, что эти воспоминанія относятся къ дтскимъ годамъ. Понемногу онъ припомнилъ, что, дйствительно, кто-то изъ старшихъ товарищей упрекнулъ его тмъ, что его отецъ и дядя занимаются темными длами: отецъ его товарища прямо называлъ ихъ ‘парой славныхъ мошенниковъ’. Мальчикъ отказался взять свои слова обратно и въ результат вернулся домой съ раздутымъ носомъ и подбитымъ глазомъ.

‘Парочка мошенниковъ’… Отецъ былъ недосягаемъ, а братъ отца чувствовалъ себя, какъ дома, у Пауэровъ. Эта мысль вызвала другую: въ Ардрэ вс уврены, что онъ, Недъ, присутствуетъ на торжеств въ память побды протестантовъ, а онъ подъ кровлей паписта и въ обществ хорошенькой католички! Отрицать ея красоты никто не могъ, но никто изъ уважающихъ себя протестантовъ сверной Ирландіи не счелъ бы ея привлекательность обстоятельствомъ, смягчающимъ вину Эдуарда, дважды въ теченіе трехъ дней сворачивающаго въ сторону.

Онъ былъ достаточно сообразителенъ, чтобы предчувствовать возможность объясненія и, пожалуй, не позже сегодняшняго вечера. Онъ принялъ приглашеніе м-съ Пауэръ пообдать съ ними запросто. Разглядывая черезъ столъ своего дядю, онъ съ облегченіемъ констатировалъ, что веселый дядя Дикъ (онъ былъ сильно навесел) не отличается важностью: значитъ, можно попробовать съ нимъ договориться. Надясь на собственный тактъ и на снисходительность дяди, Недъ не унывалъ и не желалъ омрачать сомнніями свой праздникъ: не такъ много ихъ выпадало на его долю. Онъ считалъ побду на р. Бойнэ достойной всяческихъ почестей, благо она давала ему возможность провести цлыхъ два дня въ обществ любимой двушки.

Разумется, ему было непріятно уклоняться отъ истины, но ради сохраненія домашняго мира онъ мирился время отъ времени съ ложью. Нельзя сказать, чтобы Недъ слдилъ за наукой во всхъ ея отрасляхъ, но онъ былъ достаточно начитанъ, чтобы усвоить фактъ, что сыны человческіе, какъ и вс остальныя животныя, являются на свтъ готовыми лжецами, что ложь царитъ въ природ, что безъ нея семь восьмыхъ животнаго и растительнаго міра исчезли бы съ лица земли. Постигнувъ все это, Недъ, съ присущей ему прямотой, испытывалъ не больше угрызеній совсти, чмъ опытный боевой генералъ, длающій видъ, что идетъ на противника съ лваго фланга, тогда какъ самъ намренъ напасть на него справа.

Съ этой точки зрнія онъ оцнивалъ и порицаніе лжи отцомъ. Онъ разсуждалъ такъ: акула въ поискахъ обда среди коралловъ и водорослей Барьернаго рифа, конечно, готова порицать обманъ великолпныхъ рыбъ, притворяющихся кораллами и водорослями и предоставляющихъ ей голодать или довольствоваться праведными рыбками, смерть предпочитающими лжи. По мннію Неда, міръ длится на акулъ и на маленькихъ рыбъ, которыя должны или одолть акулъ или стать ихъ жертвой. И въ данномъ случа онъ былъ не больше циникомъ, чмъ любой ученый, который видитъ вещи, не какъ он есть, а какъ он должны быть, по мннію родителей, наставниковъ и акулъ. Даже въ Десятисловіи ложь запрещается поскольку она вредна ближнему.

За обдомъ дядя Дикъ выспрашивалъ Джэка, который оказался не ко двору въ Бельфаст, но могъ легко устроиться въ Австраліи на 7—8-сотъ въ годъ. Онъ ожидалъ такого же экзамена и для себя и потому ршилъ быть съ нимъ откровеннымъ.

Когда вечеромъ они распростились съ Пауэрами, дядя Ричардъ пожелалъ увидть ходъ машины, ‘прежде чмъ ссть на нее’.

— Я поплетусь за вами вслдъ и, пожалуй, набреду на васъ подъ машиной, а не на ней.

Сдлавъ кругъ въ дв мили, Недъ увидлъ дядю отдыхающимъ на камн въ нсколькихъ стахъ шагахъ отъ дома Пауэра.

— Ну и зда!— воскликнулъ Ричардъ,— никогда ничего подобнаго не видлъ и не слышалъ. Не удивляюсь, если вы сломите себ шею.

— Всегда вдь приходится рисковать.

— А вы не думаете, что ваши прогулки слишкомъ рискованны?… Насколько мн извстно, вы должны быть въ Скарв вмст съ братомъ. И вдругъ вы здсь, и смлый же парень!

Недъ разсмялся.

— Отецъ вашъ не засмется, когда услышитъ о вашихъ подвигахъ.

— Я готовъ рискнуть, пусть онъ услышитъ объ этомъ отъ васъ

— Это безуміе! Что мшаетъ мн пойти къ вашему отцу и разсказать ему, что его сынъ въ Скарв не былъ и весь день провелъ, собирая землянику съ дочерью самаго извстнаго паписта.

— Одно обстоятельство удержитъ васъ, дядя Ричардъ, никакія деньги не заставятъ васъ сдлать подобную низость.

— Откуда вы можете знать, на что деньги могутъ или не могутъ подвигнуть меня! Скажите-ка?

— Я видлъ, какъ вы смотрли на Кэтъ. Я не удивлюсь, если узнаю, что вы когда-нибудь любили въ нашихъ мстахъ двушку съ глазами Кэтъ. Замтьте, я иду очень далеко, если допускаю у другой такіе глаза, какъ у нея. Я ручаюсь, вы любили.

Ричардъ долго смотрлъ на юношу и потомъ перевелъ глаза на далекіе холмы. Эдуардъ вздрогнулъ, улыбка исчезла съ его лица.

— Простите,— кротко проговорилъ онъ.— Я не думалъ, я не хотлъ… пробудить… я сожалю.

Онъ протянулъ руку, но дядя ея не сразу замтилъ.

Потомъ старикъ пришелъ въ себя, какъ будто всхлипнулъ, и хлопнулъ огромной рукою по рук племянника. Потомъ отошелъ на нсколько шаговъ и, овладвъ собою, возвратился.

— Выслушайте меня, я въ первый и въ послдній разъ говорю объ этомъ,— заговорилъ онъ, и, несмотря на отсутствіе въ голос дяди малйшаго волненія, племянникъ почувствовалъ, что каждое его слово идетъ изъ глубины прошлаго къ тому, что могло бы быть.— Выслушайте меня, другъ. Я не знаю и не могу знать, какъ вы узнали это. Я познакомился съ той двушкой въ Арми и полюбилъ ее, но она была католичка, и я разстался съ нею. Вотъ и все. Я отказался отъ нея, отказался! Если вы воображаете, что представляете себ пережитую мною борьбу, вы ошибаетесь. Чмъ сильне человкъ, тмъ тяжеле борьба, казалось, я вырвалъ собственное сердце и растопталъ его. Вотъ что значитъ жить среди ханжей! Прошло тридцать пять лтъ, но у меня не было ни одного счастливаго дня. Она сдлала бы меня другимъ человкомъ, но вы достаточно взрослый, чтобы понять, что значитъ правоврному протестанту и оранжисту жениться на католичк въ нашихъ мстахъ! Вы знаете это и собираетесь сдлать…

Эдуардъ кивнулъ.

— Собираетесь — и сдлайте. Клянусь, я помогу вамъ. Я постараюсь этимъ искупить собственную глупость. Я ршилъ это, когда увидлъ васъ съ нею, такимъ путемъ я отомщу за свое ханжество, лишившее меня счастья, отомщу человку, сыгравшему со мною злую шутку тридцать два года тому назадъ. Я не стану называть его по имени.

— И не нужно.

— Не нужно, да. Но знайте, если отецъ узнаетъ о вашемъ сватовств, о вашемъ выбор, осадите его,— нтъ, не то, я не хочу внушить вамъ неуваженіе къ отцу, но посовтуйте ему заниматься собственными длами и предоставить вамъ заботиться о себ. А затмъ приходите ко мн, я научу васъ — въ чужой стран — жить въ мир съ католиками и съ протестантами. Современемъ къ этому пришелъ бы и Ульстеръ, если бы націоналисты не отодвинули его на двсти лтъ назадъ.

— Благодарю, но я не думаю, чтобы мн пришлось уходить,— замтилъ Недъ.

— Вы думаете, отецъ дастъ согласіе на вашъ бракъ?

— Мн двадцать шесть лтъ и мн незачмъ спрашивать у него позволенія. И не выгонитъ онъ меня, запомните это. Пока я ничего больше не скажу… Но вдь вы имли дло съ отцомъ.

— О, да! Онъ потягается съ самимъ чортомъ.

— Такъ не забудьте, что я — сынъ своего отца. Мы за себя умемъ постоять, странно было бы, если бы я не сумлъ отстоять своего.

— Я не сумлъ. Да и что у васъ своего, кром платья, что на васъ?

— Не заставляйте меня говорить до времени. Вы знаете наши освященныя традиціей отношенія отцовъ и сыновей. Положеніе сына хуже, чмъ положеніе бродяги, чистильщика сапогъ. Вы знаете, что мы должны давать отчетъ во всемъ, что длаемъ, должны просить разршенія пойти въ гости. Три года тому назадъ я былъ съ нимъ въ Бельфаст. Посл завтрака я собирался сыграть партію на билліард, но вошелъ отецъ и, не здороваясь съ остальными, взялъ меня за плечо и приказалъ итти съ нимъ. Я повиновался, но какимъ же я былъ дуракомъ! Могъ ли я потомъ показаться на глаза остальнымъ? Онъ меня посылаетъ по воскресеньямъ два раза въ церковь, даже когда и самъ не ходитъ. Мн былъ двадцать одинъ годъ, когда онъ выбилъ у меня изо рта папиросу и, грозя кулакомъ, обозвалъ наглымъ щенкомъ, суля невсть что, если я попробую еще курить. Я и до сихъ поръ курю украдкой. Что же удивительнаго, если при такомъ воспитаніи изъ насъ выходятъ лгуны и притворщики? Что удивительнаго, что мы иногда пытаемся взять верхъ надъ нашими отцами и доказать, что и у насъ есть душа?

— Я отнюдь не желаю возстановлять васъ противъ отца,— замтилъ дядя.— Заповдь гласитъ: ‘чти отца твоего и матерь твою’. Не воображайте, мой другъ, что я воспротивлюсь слову Божію, почитайте отца, пока…

— Пока банкъ учитываетъ его чеки?

— Я не шучу словомъ.

— Вотъ онъ, Ульстеръ! Ладно, подождите, я съзжу къ Кэтъ Пауэръ и скажу, что, какъ ни жаль, мы видлись въ послдній разъ, что вы напомнили мн о долг.

Онъ сдлалъ видъ, что садится на свою машину.

— Что за сумасбродный мальчишка!— крикнулъ дядя.— Сію же минуту поверните эту штуку, а не то я проучу васъ. Я покажу вамъ, голубчикъ, если вы попробуете играть съ этой двушкой. Понимаете!

— Ей-Богу понимаю!— со смхомъ отвчалъ Недъ.— Къ сожалнію, я не могу повторить своего предложенія доставить васъ домой: вдь вы не были на ‘сраженіи’, а я былъ. Не забудьте же, сэръ, я былъ.

XVIII.

Посл недолгаго блужданья по пустыннымъ дорогамъ Эдуардъ выхалъ на тропинку, которая вела къ небольшой ферм въ двухъ миляхъ на пути въ Скарву. Онъ завернулъ на ферму выпить молока и попросилъ у м-съ Кэтченъ бутылку сливокъ для матери: ‘посл Двнадцатаго у нихъ нехватаетъ — очень большой былъ расходъ’. Домой онъ пріхалъ весь въ пыли и передалъ матери сливки.

— Какъ эта милая женщина узнала, что намъ нужны сливки? Разв ты сказалъ, что здсь дядя Ричардъ?

— Дядя?

Недъ съ удивленіемъ воззрился на незнакомаго господина.

— Я и забыла, что ты ухалъ раньше.

Племянникъ сердечно пожалъ руку дяди, тотъ освдомился, онъ ли старшій и не съ фабрики ли онъ.

Отецъ пояснилъ, что сегодня онъ здилъ смотрть на ‘битву’ въ Скарву, предоставивъ отцу наблюдать за установкой котла.

— Вс хотятъ веселиться…— закончилъ онъ.

За сына вступилась мать.

— Разв не Недъ въ прошломъ году придумалъ машину?

— Да что тутъ особеннаго? Всякій, кто проработаетъ на фабрик мсяцъ-другой, можетъ это устроить,— возразилъ Джэмсъ.— Да я и надюсь сдлать изъ него человка… Только онъ очень ужъ высокаго о себ мннія… Много народу было въ Скарв?

— Ужъ давно не было столько,— отвтилъ Недъ, взглянувъ на дядю.

— Былъ Джо Кэмпбель?

— Вы, кажется, думаете, что безъ него и сраженіе не могло бы состояться,— замтилъ Недъ. Я, пожалуй, возьму ванну передъ ужиномъ. А Джимъ не вернулся?

— Нтъ. А онъ не сказалъ, съ какимъ поздомъ прідетъ?— спросила мать.

— Я не могъ поговорить съ нимъ. Я подумалъ, что онъ былъ въ толп, но внизу было столько мальчишекъ, что я остерегся оставить машину.

— Нужно было въхать наверхъ и показать, что вы не хуже людей.

— Ну, для этого не стоило ломать машину.

— Красивый малый!— замтилъ дядя, когда Недъ вышелъ.— Ни одинъ изъ нихъ не женатъ?

— Нтъ, только Анни наша замужемъ въ Бельфаст за Чарли Дреннаномъ. Но и она до сихъ поръ не подарила насъ внукомъ.

— Ну, это еще поправимо,— утшилъ Ричардъ.— А что это за машина, которую изобрлъ Недъ?

— Совсмъ простая вещь, странно, что никто до сихъ поръ не додумался,— отвтилъ Джэмсъ.— Но я очень радъ, что мы устроили это въ Брине: при ныншнихъ цнахъ важно всякое сбереженіе труда. У малаго есть смекалка.

— Ни одинъ изъ нихъ еще не вошелъ у васъ въ долю?

Джэмсъ даже ротъ раскрылъ:

— Да что я съ ума сошелъ, что ли? Неужели вы воображаете, что я кому-нибудь позволю распоряжаться?

— Нтъ, я увренъ, что вы не допустили бы даже настоящаго хозяина, было бы смшно предполагать, что вы позволите кому-нибудь другому…

Джэмсъ отъ души засмялся, онъ не могъ не понять, что это намекъ, но тонкій юморъ брата пріятно его пощекоталъ.

— Я — хозяинъ и умю это показать,— замтилъ онъ.— Рабочіе безпорядки меня минуютъ, и я скажу вамъ, почему. Они знаютъ, что при первыхъ разговорахъ о забастовк, я выставлю ихъ всхъ на улицу и закрою фабрику. Я — Джэмсъ Александеръ, и они меня знаютъ! Вотъ что я вамъ скажу: если бы протестанты здсь, на Свер, сплотились ко дню провозглашенія гомруля, у насъ не было бы волненій!

— Да вдь вы и такъ собираетесь выступать съ оружіемъ въ рукахъ,— замтилъ Дикъ.

— Я — противникъ кровопролитія, и, будь моя воля, все обошлось бы безъ выстрла,— возразилъ Джэмсъ.— Я предлагаю каждому работодателю въ Ульстер разсчитать всхъ католиковъ, каждой протестантской хозяйк отпустить своихъ католичекъ-служанокъ, всмъ протестантамъ вообще ничего не покупать въ католическихъ лавкахъ. Если провести этотъ планъ въ Ульстер, гомруль будетъ упраздненъ. Нужно католиковъ поставить на мсто. Они открыто говорятъ, что ‘скоро придетъ ихъ чередъ и они намъ покажутъ!’ Мы должны показать имъ, что тогда придетъ нашъ чередъ спровадить ихъ! Если-бъ моя воля, они завтра бы убрались.

— Жаль, что вы не сказали мн этого раньше, у меня было бы о чемъ поговорить съ Микаэлемъ Пауэромъ. Пауэровъ, полагаю, вы погнали бы вмст со всми?

— Прежде всхъ! Кстати, разъ вы упомянули это имя, я былъ бы вамъ очень благодаренъ, Ричардъ, если бы вы не разсказывали о томъ, что запросто бываете у Пауэровъ. Я хочу жить въ мир со всми, но не желалъ бы, чтобы сосди перешептывались насчетъ того, что я поддерживаю сношенія съ Пауэрами.

— Понимаю, понимаю. Но позвольте мн дать вамъ совтъ, Джэмсъ Александеръ, не указывайте, съ кмъ мн водить знакомство! Теперь вамъ не придется мною командовать.

— Не сердитесь по пустякамъ, Дикъ, вдь я сказалъ для вашего же блага. Я не хочу, чтобы люди говорили, что вы дружите съ папистами.

— Какъ вы предусмотрительны, Джемсъ.

Джэмсъ пригласилъ брата выпить для аппетита виски: ужинъ накрывали.

Джэмсъ младшій пріхалъ, когда уже вс сидли за столомъ.

— Hallo!— привтствовалъ брата Недъ.— Поздъ по обыкновенію опоздалъ?

— Да, сорокъ минутъ мы ждали на пересадочной станціи!— отвтилъ Джимъ, все время глядя на незнакомца.

— Это старшій?— спросилъ тотъ.— Повидимому, никто не собирается насъ знакомить. Я — вашъ дядя Ричардъ Александеръ изъ Австраліи. Я увренъ, что отецъ часто по вечерамъ у камина разсказывалъ вамъ о бдномъ старомъ Дик, котораго когда-то любилъ.

Джимъ посмотрлъ на отца: онъ не зналъ, что думать объ этомъ старик: пьянъ онъ, что ли?…

— Поздоровайся же съ дядей! Чего же ты ждешь? Какъ тебя воспитывали?— крикнулъ отецъ.

— Простите, сэръ, я соображалъ, я, кажется, не видлъ васъ сегодня въ Скарв,— проговорилъ Джимъ, пожимая руку старика.

— Совершенно врно, меня тамъ не было. Вашъ братъ намъ много кое-чего поразсказалъ, я готовъ вообразить, что и самъ тамъ присутствовалъ. Вы, врно, дополните то, что онъ пропустилъ.

— Какъ я васъ не видлъ?— спросилъ Недъ.

— И дали же вы оба маху!— замтилъ отецъ,— не сумли встртиться, Недъ никому не показался. Но удалось ли вамъ хоть извиниться за меня передъ лордомъ Иннисфалленомъ?— обратился онъ къ старшему сыну. Но тотъ посл небольшой паузы объяснилъ, что нельзя было пробраться черезъ толпу.

— А локти на что? Вы на оранжистскую демонстрацію желаете ходить въ перчаткахъ? Могли бы и дома остаться!…

— И для насъ было бы лучше!— смясь замтилъ Недъ.— Я сегодня въ Скарв ни куска не проглотилъ, а и дома насъ выбранили, какъ карманщиковъ за то, что мы не растолкали тысячу человкъ, чтобы представиться лорду Иннисфаллену, причемъ онъ, наврно, выбранилъ бы насъ, я полагаю.

— Какой чортъ интересуется тмъ, что вы полагаете!— крикнулъ отецъ.

— Я увренъ, никто,— развязно отвтилъ Недъ,— но это не бда, потому что я тоже не интересуюсь, что думаютъ здсь.

— Разв такъ говорятъ съ отцомъ, молокососъ?— спросилъ м-ръ Александеръ, не возвышая голоса и помолчавъ посл реплики сына.

— Можетъ быть, найдутся безпристрастные люди, чтобы отвтить за меня,— сказалъ Недъ.— Боюсь, мой отвтъ не удовлетворитъ его.

— Вы отстали отъ вка, Джэмсъ Александеръ!— произнесъ дядя Ричардъ.— Какъ вы хотите добиться уваженія отъ своихъ сыновей, когда сами не уважаете ихъ?

— Слушайте, слушайте!— вставилъ Недъ.

— Не серди отца, Недъ,— вмшалась мать.— Зачмъ вы пилите ихъ изо дня въ день?— продолжала она.— Вы забываете, что они выросли. Вы пожалете, когда они отвернутся отъ васъ, но сами вы идете къ этому.

— Не позволяйте имъ мн возражать,— отвтилъ отецъ: онъ сдлалъ послднее усиліе, чтобы удержать за собою верхъ.

Эленъ сидла по обыкновенію молча, въ душ повторяя: ‘Докол, Господи? Докол?’

Домъ становился ей невыносимъ. Каждый разъ, садясь за столъ, она спрашивала себя, замтилъ ли Кинганъ контрастъ между ихъ семьей и домомъ Торнтоновъ, куда онъ, наврно, пошелъ вчера посл ихъ разговора. Однако, она не впала въ уныніе: недаромъ она принадлежала къ пород людей, которые не сдаются, разъ задумавъ что-нибудь. Упорные, негибкіе, исполненные самоувренности, ея земляки не падаютъ духомъ подъ гнетомъ обстоятельствъ. Ульстерецъ удержалъ Лэдисмисъ вопреки приказу главнокомандующаго, благодаря тому же лордъ Дюферинъ принудилъ турокъ остаться въ предлахъ благоразумія въ опасную годину, когда Константинополь, этотъ пороховой складъ Европы, грозилъ взорваться, такимъ же путемъ въ 1901 г. въ Пекин сэръ Робертъ Хартъ защитилъ миссіи, Кельванъ дйствовалъ въ Глазго, Макъ Кармакъ — въ Лондон. Они вс были исполнены ульстерскимъ духомъ. Этотъ же духъ пришелъ Эленъ на выручку, когда она думала о впечатлніи Кингана, сравнившаго раздоры Ардрэ съ тишиной Лиснабринъ.

——

Поздно вечеромъ Недъ, шагая въ нижней части сада съ своей запрещенной сигарой, наткнулся случайно на Джима, сидвшаго въ укромномъ мст съ папиросой. Онъ тоже курилъ украдкой, чтобы отецъ изъ окна не замтилъ огня.

— Hallo! Ну, кто бы думалъ васъ встртить здсь! Я воображалъ, что посл такого долгаго, скучнаго дня вы уже легли.

— Я не усталъ,— отозвался Джимъ.— А вы устали? Странно, что на пол въ Скарв не слышно было трескотни вашей машины.

— Вдь вы прекрасно знаете, что моего мотоциклета не слышно на разстояніи примрно мили. Да особенно принявъ во вниманіе барабаны! Очень удобная машина. Одинъ у нея недостатокъ, когда она шумитъ, она напоминаетъ мн нашъ чай дома.

— Знаете, что Эленъ говоритъ о васъ и о вашей удобной машин?

— Что же она сказала и почему сказала вамъ?

— Она сказала, что вы совсмъ не были въ Скарв: должно быть, она предположила, что удобная машина опять попортилась…

— Въ самомъ дл? Что же вы отвтили?

— Я сказалъ, что не видлъ васъ.

— И она заключила отсюда, что я не былъ. Но вдь можно было заключить и обратное: ‘Джимъ не видлъ Неда, потому что Джимъ тамъ не былъ’…

— Пустяки. Скажите, Недъ, вы были или не были тамъ?

— Послушайте, Джимъ, вы тамъ были или нтъ?

Джимъ отшвырнулъ недокуренную папиросу.

— Покойной ночи!— сказалъ онъ, и они съ минуту молча смотрли другъ на друга.— Покойной ночи.

— Покойной ночи! Въ Лисберн не было ничего особеннаго, кром обычнаго шума, оранжистскихъ арокъ?…

Джимъ отошелъ было, но обернулся и, не глядя на брата, спросилъ:

— О чемъ вы говорите? При чемъ Лисбернъ?

— Я васъ спрашиваю о Лисберн.

— Кто сказалъ, что я тамъ былъ?

— Не я. Я люблю Лисбернъ и хотлъ бы, чтобы у насъ былъ такой же городокъ.

— Слушайте, вамъ наговорили вздору.

— Нтъ, даю вамъ слово.

— Въ такомъ случа, что означаютъ ваши намеки на Лисбернъ?

— Намеки пріобртаютъ значеніе смотря по тому, какъ ихъ принимаютъ.

— Покойной ночи!

— Покойной ночи еще разъ. Но слдующій разъ, когда вы подете въ Лисбернъ и поздъ будетъ переполненъ такъ, что не успютъ отобрать билетовъ, не бросайте своего обратнаго билета около дома.

Посл продолжительной паузы Джимъ тихо и не безъ горечи въ тон спросилъ:

— Что же вы сдлали съ этой половинкой?

— Что подобаетъ порядочному сыну: отдалъ отцу и объяснилъ, что нашелъ его на половик у дверей вашей комнаты.

— Проклятіе! Вы не могли этого сдлать!…

— Разумется, нтъ. Вы славный малый, Джимъ, и прекрасно знаете, что я не выдамъ васъ. Но если вы хотите втихомолку обдлывать свои длишки, не пренебрегайте такимъ товарищемъ, какъ я. Держите въ секрет свой Лисбернъ, но увольте меня отъ совтовъ насчетъ Пауэровъ. За эту недлю вы раза четыре пробовали, и я сытъ по горло.

Джимъ снова сдлалъ нсколько шаговъ и снова быстро обернулся къ брату.

— Кто этотъ дядя Ричардъ?— спросилъ онъ.

— Кто? Дядя Ричардъ не больше, не меньше.

— Я давно когда-то слышалъ о немъ, но считалъ его умершимъ,— замтилъ Джимъ.— Не знаю какъ и почему, но у меня получилось впечатлніе, что между нимъ и отцомъ что-то произошло.

— Такое же впечатлніе было и у меня, когда я встртился съ нимъ у Пауэровъ,— спокойно добавилъ Недъ,— и за обдомъ я вспомнилъ, что подбилъ Бобу Бэтсу глазъ за разговоры о томъ, что его отецъ выразился о братьяхъ Александеръ, какъ о двухъ негодяяхъ.

— Теперь ихъ уже нельзя назвать мошенниками,— горделиво замтилъ Джимъ.

— Конечно, они уже вышли въ люди… Дядя Ричардъ тоже разбогатлъ.

Поговоривъ еще о прізжемъ, причемъ Недъ упрекнулъ брата въ томъ, что онъ пропустилъ случай кое-что услышать (Джимъ сказалъ, что слышалъ голоса у себя подъ окномъ, когда возвратился домой), братья молча вошли въ домъ.

XIX.

Въ Бельфаст протестанты не смшиваются съ католиками, по крайней мр, въ такъ называемомъ ‘лучшемъ обществ’. Объясняется это тмъ, что синонимомъ ‘лучшаго общества’ является — ‘протестанты’, а католики занимаютъ низшее положеніе на общественной скал, это признается и самими католиками, даже изъ наиболе зажиточныхъ слоевъ. Въ Бельфаст можно встртить сотни, даже тысячи ‘лучшихъ гражданъ’, которые никогда въ жизни не соприкасались съ католиками и не говорили съ приверженцами гомруля. Въ город нсколько католическихъ церквей, и вс он полны молящихся, но ни въ одномъ изъ приходовъ не найдется больше троихъ-четверыхъ, стоящихъ на общественной лстниц выше мелкаго лавочника. Нсколько лтъ тому назадъ не было даже и лавочника католика побогаче. Двсти лтъ тому назадъ, когда городъ съ четырестатысячнымъ населеніемъ былъ еще деревней, крытою соломой, католики были дровосками и водовозами. Впослдствіи эти обозначенія потеряли свой буквальный смыслъ: теперь католики сосредоточили въ своихъ рукахъ чуть не вс питейныя заведенія, такъ что торгуютъ не только святой водой…

Пожалуй, нигд въ мір не выражена столь явно, какъ въ Ульстер, вншняя разница между представителями двухъ религій. И дло не въ одежд, но въ расовыхъ признакахъ, однако почти каждый ульстерецъ въ толп изъ сотни людей безошибочно укажетъ трехъ католиковъ, если они уроженцы Ульстера. Инстинктъ ему измняетъ, если вопросъ идетъ о католикахъ-англичанахъ.

Вмст съ тмъ, на всхъ ступеняхъ общественной лстницы католики въ Бельфаст проявляютъ наиболе артистическій темпераментъ. Вроятно, тутъ сказывается наслдіе кельтовъ, хотя ирландскіе кельты не дали крупныхъ талантовъ ни въ одной изъ отраслей искусства. Но въ Бельфаст они занимаются музыкой, театромъ и даже литературой. Съ другой стороны, едва ли гд-нибудь найдется городъ, гд читали бы такъ мало: нсколько лтъ тому назадъ на главныхъ улицахъ не было даже постояннаго книжнаго магазина. Единственный книготорговецъ, оставившій посл смерти скромное состояніе, занимался продажей остатковъ дешевыхъ изданій. Онъ никогда не имлъ новыхъ книгъ, потому что на нихъ не было спроса. Въ Дублин, между тмъ, книготорговцы считались десятками.

При столь необычайныхъ общественныхъ условіяхъ никому не можетъ показаться страннымъ, что женитьба унитаріанца м-ра Гарольда Монгомери на католичк повергла весь Бельфастъ въ недоумніе. Женился онъ въ Новомъ Орлеан, во время длового путешествія, и привезъ молоденькую жену въ Бельфастъ, ‘вмсто того, чтобы жениться на порядочной протестантк’, говорили кумушки. Какъ бы то ни было, м-съ Монгомери была положительно самой красивой женщиной, какую Бельфастъ видлъ, и ея появленіе всегда вызывало изумленіе: она была ослпительна, самъ собою напрашивался вопросъ: кто она, откуда и что такое созданіе можетъ длать въ Бельфаст? Въ ея глазахъ свтилась дтская рзвость, какой никогда не увидишь у дочерей Ульстера, и это удивляло тхъ, въ чьемъ кругу ей приходилось быть. Кое-кто отдали ей визитъ, но дальше не пошли, очаровательная католичка не обладала качествами, которыя могли ей обезпечить симпатіи новой среды. При меньшей интеллигентности м-съ Монгомери почувствовала бы себя возмущенной, могла бы пасть духомъ въ такихъ условіяхъ. Но она слишкомъ живо почувствовала комизмъ положенія, чтобы огорчиться немилостью этихъ холщевниковъ. Она смялась надъ ними, а черезъ нсколько лтъ у нея былъ собственный салонъ, и публика была удивлена и почти скандализована, увидя его утонченность. Она одержала единственную въ своемъ род побду надъ освященными вками предразсудками: вдь она была католичка, хотя и жена пресвитеріанца!.. Простодушные и полные предразсудковъ обыватели сокрушенно покачивали головами, видя паденіе мстнаго общества.

Минна Торнтонъ познакомилась съ очаровательной француженкой (по матери) и стала ея ревностной поклонницей уже въ первые годы ея процвтанія на чуждой почв. Минн тогда было восемнадцать лтъ, и за пять лтъ эта дружба такъ окрпла, что теперь он видлись постоянно.

Не прошло недли съ того ужина, когда Кинганъ былъ въ Лиснабрин, и пріятельницы снова сидли на террас.

— Я считаю безуміемъ давать вамъ совты,— говорила Лидія,— вдь люди обращаются къ друзьямъ за совтомъ, когда ршеніе уже принято. Я лучшаго о васъ мннія: мой совтъ не заставитъ васъ повернуть въ томъ или иномъ направленіи. Къ тому же нельзя всмъ женщинамъ при однихъ и тхъ условіяхъ совтовать одно и то же. Вдь вс женщины различны и каждая мелочь въ женщин существенна. И поврьте, женщина нисколько не теряетъ въ искренности оттого, что мняется изо дня въ день. Замужество намъ раскрываетъ глаза на много таинственныхъ вещей.

— Замужество столь же таинственно, какъ и любовь?

Лидія взглянула на подругу и отвтила съ улыбкой Джіоконды:

— Поврьте, дитя, бракъ и любовь далеко не всегда совпадаютъ, и много горя бываетъ оттого, что это упускаютъ изъ виду. Но не будемъ философствовать: если бы намъ предоставили перестроить міръ и мы задались бы иными цлями, чмъ существующія, я не уврена, что новый былъ бы лучше, если бы змя-цивилизація заползла въ нашъ садъ. А съ него мы бы начали!..

Минна просила подругу помочь ей разобраться въ ея чувствахъ къ Кингану.

— Вдь если я посовтую вамъ броситься ему на шею, вы не сдлаете этого? Двушка, выходящая замужъ по совту другой женщины, заслуживаетъ своей участи.

— А какова будетъ эта участь?..

— Кто можетъ отвтить на этотъ вопросъ?.. Знаете, имя года два отрывной шекспировскій календарь, можно прослыть знатокомъ Шекспира!.. Помните въ ‘Юліи Цезар’ кто-то говоритъ:

‘О, если-бъ было намъ дано

Сей жизни знать заране предлъ!

Извстно лишь одно — изсякнетъ срокъ,

И лишь тогда постигнемъ мы конецъ’…

— Посл Шекспира я не стану цитировать Теннисона, помните его юношеское стихотвореніе, посвященное Маріанн, которая ждала.

— И не нужно, Минна. Каждая женщина иногда бываетъ такой Маріанной… Но можете ли вы въ настоящую минуту сказать: ‘онъ не идетъ’? Смотрите и спросите себя.

Она проговорила эти слова шопотомъ, указывая на мужскую фигуру, задумчиво двигавшуюся по маленькому мостику.

— Какой глупый! Онъ видлъ меня и идетъ такъ медленно, не будучи увренъ, что я сумю владть собою! О, настоящій ульстерецъ! Но я все-таки люблю его: онъ сдлаетъ себ имя. На такого человка можно положиться.

— Не хвалите его, я или возненавижу его, или окончательно склонюсь на его сторону, а это будетъ для него всего хуже!

Лидія засмялась.

— Я васъ понимаю! Господь пусть направитъ васъ…

Еще нсколько минутъ, и Вилли Кинганъ, пройдя мимо рододендроновъ, вынырнулъ вблизи террасы: его походка обличала большую самоувренность. Онъ еще снизу раскланялся съ дамами, точно впервые увидлъ ихъ: он не должны приписывать его задумчивый видъ на мосту разочарованію по поводу присутствія второго лица, когда онъ разсчитывалъ найти только одно. Недаромъ онъ юристъ: нельзя отказываться отъ вры въ свое дло, когда оно представлено на заключеніе судьи — одного судьи,— для другого онъ найдетъ отводъ.

XX.

Ему повезло. Лидія Монгомери не собиралась ждать отвода, но вмст съ тмъ не хотла поставить свою пріятельницу въ неловкое положеніе внезапнымъ бгствомъ. По этой же причин она не возымла желанія пройтись по саду, подъ предлогомъ разговора съ садовникомъ. Угроза скораго возвращенія была бы тягостна вздыхателю. Цлые полчаса просидла она, пока часы не пробили четыре (послднюю четверть часа она провела въ томительномъ страх, не остановились ли они!). Съ послднимъ ударомъ она вскочила съ громкимъ восклицаніемъ,— вдь въ половин пятаго прідетъ лордъ Мерсеръ къ ней пить чай!

— Прощайте, м-ръ Кинганъ! Прощайте, дорогая! Не могу ли я васъ подвезти, м-ръ Кинганъ? Нтъ?

— Безконечно благодаренъ, мн нужно въ другую сторону,— отвтилъ онъ. Она ухала, и онъ остался въ пріятной увренности, что м-съ Монгомери во всякомъ случа ничего не подозрваетъ.

— Пойдемъ, Минна, пройдемся,— предложилъ онъ посл неизбжныхъ замчаній объ ушедшей.

— Съ восторгомъ. Я пойду безъ шляпы. Чай подадутъ черезъ полчаса,— отозвалась она, вскакивая съ кресла. Спускаясь по широкимъ каменнымъ ступенямъ террасы, она обобрала сухіе листики съ гераніума и, не переставая, болтала о сад.

Вилли не проронилъ ни слова, пока они не дошли до маленькой лужайки, гд ручеекъ бжалъ по мшистымъ каменьямъ, среди свтлыхъ папоротниковъ, среди вереска и дрока… Ручеекъ бжалъ по зеленому ложу серебряной цпью, брошенной на драгоцнный бархатъ.

— Мн никогда не надодаетъ сюда ходить,— промолвила Минна.— Здсь хорошо во вс времена года, и всегда жалко дорогихъ воспоминаній. Покойная мать рисовала все это.

— Мн хотлось бы украсить это мсто свжими, не мене дорогими воспоминаніями,— сказалъ онъ.— Мн хотлось бы призвать въ союзники духа этой долины, чтобы онъ мн помогъ найти слова — выразить словами то, чмъ полно мое сердце.

Вилли поднялъ на нее глаза, но не пытался взять ея руку. Онъ зналъ, что здсь не нужны столь обычныя формы. Если судьба ему улыбнется, она сама протянетъ ему руку.

Минна молчала.

— Вы помните, когда вы разршили мн вернуться къ вамъ?— спросилъ онъ.— Вы были неуврены въ себ,— сказали вы, вы были удивлены, озадачены — я понялъ васъ: мы столько времени были друзьями, что вамъ не приходило въ голову, что дружба можетъ вырасти въ любовь.

— О, разв это бываетъ, Вилли? Разв?..— воскликнула она съ рыданіями въ голос.

— Со мною было,— отвтилъ онъ.— Да разв это неестественно? Что такое любовь, какъ не самая высокая дружба?

— Я думаю, это нчто совсмъ иное. Богъ знаетъ, что для людей лучше — любовь или дружба. Временами, мн кажется, я ненавижу любовь и люблю дружбу. Я презираю себя за то, что не могу о васъ думать иначе, чмъ думала до сихъ поръ. Я пыталась, положительно, но мн не удалось подойти къ вамъ ближе… Почему нельзя намъ оставаться друзьями, какими мы были до сихъ поръ? Мн не нужно ничего другого.

— Вотъ это — гнетъ дружбы: она не терпитъ любви, и ничто не можетъ сравниться съ ревностью дружбы.— Вилли говорилъ какъ будто про себя и даже отошелъ отъ Минны. Онъ не видлъ ея движенія въ его сторону, а въ слдующій моментъ она отшатнулась съ легкимъ горестнымъ восклицаніемъ. Вилли не обернулся: онъ любилъ ее, готовъ былъ отдать жизнь за нее, но онъ желалъ видть ее страдающей, въ надежд, что страданіе приблизитъ ее къ любви.

Но въ слдующій же моментъ онъ уже умолялъ ее о прощеніи.

— Гд нтъ любви, тамъ мольбами ея не вызовешь, хотя бы я рзалъ себя ножами, подобно жрецамъ Ваала. Но не думайте, что я утратилъ надежду, вдь вы врны себ и научили меня тому, что значитъ врность!— воскликнулъ онъ.

— Я? Я чувствую, что я причинила вамъ несправедливость, но я не могу. О, Вилли, ради Бога оставьте меня. Я боюсь причинить вамъ страшную обиду. Дайте мн возможность любить васъ…

— Прощайте! Прощайте, Минна, я понимаю васъ, потому что люблю васъ. Прощайте!

Онъ обнялъ ее, и она наклонилась къ нему, подставляя лобъ для поцлуя.

Нсколько шаговъ, и онъ скрылся за рододендронами.

Ручеекъ журчалъ у ногъ молодой двушки, сидвшей въ зелени плотины и перебиравшей свои думы, а думы эти были неясны, какъ журчанье потока, бжавшаго съ неба въ огромный океанъ.

Минна утромъ рано бесдовала съ Лидіей Монгомери о предстоящемъ свиданіи съ Вилли, но разговоръ этотъ ни къ чему не привелъ и отнюдь не облегчилъ ей встрчу съ нимъ: она не могла дать ему желаннаго отвта! Не было въ Кинган черты, которой она не любила бы. Онъ былъ хорошій сынъ, былъ другомъ ей и ея отцу. Онъ съ отличіемъ окончилъ университетъ,— видимо длалъ карьеру. А она была изъ числа женщинъ, которыя цнятъ успхъ, хотя и не считала его высшей добродтелью. За него всякій разсудительный отецъ съ радостью отдалъ бы свою дочь. Однако, когда онъ годъ тому назадъ попросилъ у Минны ея руки, она не сочла возможнымъ дать согласіе. Его предложеніе почти шокировало ее. Вилли отнюдь не подходилъ къ идеалу, созданному ея воображеніемъ.

Она вспыхнула и едва удержалась отъ восклицанія: ‘Какая нелпость!’ Они разстались на томъ, что онъ готовъ ждать, сколько ей заблагоразсудится, пока она не освоится съ этой мыслью, и надялся только на то, что она не лишитъ его возможности видть ее. Она и сама ухватилась за эту уступку. Ни за что на свт не захочетъ она лишить себя этого удовольствія!

Однако, было обстоятельство, которое Минна скрыла не только отъ Лидіи, но скрывала и отъ себя. Она вдругъ почувствовала всю тривіальность предложенія Вилли и всю тщетность его ожиданій: это сознаніе и заставило ее снизойти до него и даже примирило съ его поцлуемъ.

Она не сразу вернулась домой, а медленно прошла къ маленькому ущелью, гд любила сидть и размышлять. Едва усвшись среди вереска и дрока, она залилась слезами.

Она негодовала на себя за то, что не могла принудить себя сказать ‘да’, отрзать себ путь къ отступленію и обезпечить счастье имъ обоимъ. ‘Я позволила мечт овладть мною, хотя ей не суждено сбыться’, упрекала она себя самое, испытывая къ себ презрніе, подобно тому, какъ себя презираетъ человкъ, имвшій слабость заплатить дань шантажисту.

Вдругъ слезы изсякли, она точно проснулась отъ непріятнаго сна и разомъ успокоилась. Она встала и подняла къ небу глаза, еще мокрые отъ слезъ. Положивъ одну руку на грудь, въ другой сжимая платокъ, она застыла въ прелестной молитвенной поз. Затмъ выпрямилась и ршительнымъ движеніемъ откинула голову. Женщины зачастую принимаютъ ршительную позу, надясь такимъ путемъ стать ршительными и на дл.

XXI

Твердой походкой поднялась Минна на лстницу и посмотрлась въ зеркало: въ глазахъ не было слда недавнихъ слезъ. Она пригладила слегка растрепавшіеся волосы, желая убдить себя въ томъ, что она совершенно спокойна, можетъ прислушаться къ голосу благоразумія и отбросить нелпыя мечты. Женщина, способная въ критическій моментъ думать о своей прическ, можетъ сказать, что спокойна.

Пройдя въ свой прелестный будуаръ, Минна присла къ граціозному позолоченному столику и твердымъ почеркомъ написала:

‘Дорогой мой Вилли!

‘Полагаю, что вполн собою владю… Раньше я была немножко безразсудна. Я не вижу причинъ, почему бы я не могла отвтить на ваше предложеніе да. Теперь я говорю: да, да, да. Забудьте то, что я говорила. Но вдь я никогда не говорила нтъ! Я говорила нтъ еще.

Ваша Минна’.

Она вложила письмо въ конвертъ и засмялась. Она чувствовала, что побдила свою слабость, и со вздохомъ облегченія улеглась на кушетку, съ французской книгой, и читала, пока не пришло время одваться къ обду.

За обдомъ отецъ разсказалъ забавную исторію, героемъ которой оказался ярый папистъ Джерри О’Доннелъ. Дло было въ воскресенье посл похоронъ почтеннаго католика. Было выпито неисчислимое количество виски, и почтенный Джерри направился посл полуночи домой за четыре мили. Однако у самой Ардерэ онъ измнилъ намреніе и ршилъ немножко отдохнуть. Подъ утро машинистъ бриннейской фабрики увидлъ его въ сухомъ рву мирно спящимъ съ аккуратно сложеннымъ сюртукомъ подъ головой. Высокая шляпа стояла тутъ же на дорог. Негодный оранжистъ раздобылъ въ саду по сосдству пышную желтую лилію и посадилъ ее, съ землею, въ шляпу Джерри, положивъ его руку такъ, будто онъ обнимаетъ ее. Рабочіе, идя на фабрику, могли вдоволь любоваться зрлищемъ, а одинъ, недавно купившій себ подержанный кодакъ, сбгалъ домой и запечатллъ ирландскаго лидера обнимающимъ самую подлинную оранжевую лилію! При этомъ онъ общалъ разослать оттиски во вс оранжистскіе отдлы въ Ульстер.

Бдный Джерри не могъ показаться на улиц безъ того, чтобы его не осаждали вопросами самаго обиднаго для паписта-ирландца свойства. Черезъ недлю, конечно, эта шутка прілась бы и забылась, но Джерри вздумалъ привлечь обидчика за порчу шляпы, однако никто не могъ его указать.

Минна отъ души смялась. Давно ужъ отецъ не видлъ ея такой веселой.

Минна съ легкимъ сердцемъ улеглась въ свою блоснжную постель, но около полуночи съ крикомъ вскочила: ей почудилось, что подл ея постели кто-то стоитъ и — Господи Боже!— собирается лечь…

Она зажгла огонь и схватила тяжелый бронзовый подсвчникъ, но въ комнат никого не оказалось, и двери были заперты. Поставивъ подсвчникъ, она опустилась на стулъ, охваченная невообразимымъ, доходящимъ до ужаса чувствомъ стыда. Сердце ея билось съ такою силою, что стаканъ на графин зазвенлъ, когда она коснулась столика.

Какой ужасный сонъ! Ей снилось, что она обвнчана, но не съ Кинганомъ, и это — ихъ брачная ночь. Уносимая порывомъ страсти, она очутилась словно въ иномъ, таинственномъ мір, какъ вдругъ дверь растворилась, и вошелъ не тотъ, кого она ожидала, а Вилли Кинганъ!

Это повергло ее въ ужасъ и заставило въ поискахъ обороны схватить подсвчникъ.

Прошелъ почти часъ, прежде чмъ ея волненіе улеглось. Она подошла къ окну, точно думала кого-нибудь увидть на террас. Ночь была напоена молочнымъ свтомъ ущербленной луны, вс контуры отчетливо вырисовывались, но никого не было видно въ саду.

Да и кого она искала подъ впечатлніемъ своего сна?…

Она не могла лечь въ постель и долго ходила взадъ и впередъ по комнат. Въ сосдней комнат лежало написанное ею письмо, въ которомъ она общала выйти замужъ за человка, чье появленіе передъ нею — во сн — повергло ее въ ужасъ и вызвало жажду сопротивленія и самозащиты! Она писала, не представляя себ того ожиданія, въ какомъ застигъ ее сонъ, открывшій ей истину. Дрожа, она бросилась въ будуаръ, не зажигая огня, увидла блвшее на стол письмо и схватила его, точно вырвала у того, кто не имлъ права его читать, она попробовала разорвать его, но бумага была слишкомъ толста. Минна скомкала, смяла его и, наконецъ, зубами разорвала край, посл чего изорвала его въ мелкіе клочки и сожгла.

— Слава Богу! Слава Богу!— проговорила она вслухъ и, вернувшись въ спальню, легла, закуталась и черезъ пять минутъ заснула.

XXII.

Невзирая на крпкій сонъ въ теченіе нсколькихъ часовъ, Минна проснулась съ сознаніемъ необходимости взглянуть въ лицо вещамъ, которыхъ она предпочла бы не видть, она почувствовала угрызенія совсти за то, что отказала человку, предлагавшему ей свою любовь.

Она почувствовала потребность кому-нибудь доврить свою тайну. Вообще она не нуждалась въ повренныхъ, но сегодня эта потребность была такъ велика, что она, не успвъ позавтракать, телефонировала Лидіи.

— Мн необходимо видть васъ: прідете ли вы ко мн, или хотите, чтобы я пріхала къ вамъ?

— Дла такъ плохи?

— Хуже не можетъ быть!

Лидія сообщила, что не можетъ отлучиться изъ дому, потому что мужъ собирается привезти кого-то изъ Бельфаста, но неизвстно, къ завтраку, къ обду или къ чаю, и предложила Минн пріхать къ ней.

Не пробило одиннадцати часовъ, когда миссъ Торнтонъ уже сидла въ уютной комнатк верхняго этажа, выходящей окнами на югъ, на озеро.

— Я должна разсказать вамъ, что у меня на душ, иначе я умру. Какъ хорошо католичкамъ,— он всегда со всмъ могутъ прійти къ духовнику.

— Тш! Ради Бога, умоляю, не говорите такихъ вещей даже шопотомъ: я вовсе не желаю, чтобы обо мн говорили, что я занимаюсь обращеніемъ!

— Выслушайте меня — я согршила, но заране отбыла епитемію.

— Вы и покаяніе принесли заране, дочь моя? Увы, нтъ…

— Не смйтесь, все это очень серьезно, Лидія.

— Бдняжка моя! Я знаю. Вчера вы имли разговоръ съ Вилли Кинганомъ. Вы отправили его ни съ чмъ, и теперь вамъ его жаль? Конечно. Онъ милый, порядочный человкъ, и вамъ его жаль, потому что вы къ нему расположены. Кажется, я сняла съ васъ значительную долю печали. Все, что вамъ остается мн сказать, выражается вопросительнымъ знакомъ.

— Почему?

— Не почему, а кто, кто, кто?

— О, я знала, вы сумете проникнуть вглубь моей тайны. Я не могу сказать вамъ — кто, довольно, что онъ существуетъ, что я имла безразсудство признать его власть надъ собою. Не знаю, женственно или совсмъ не женственно, но я люблю человка, котораго видла всего три раза, который ни разу и не намекнулъ, что сколько-нибудь занятъ мною.

— Все это очень серьезно. Будь на вашемъ мст другая, я сказала бы про это — безуміе, посовтовала бы забыть непрошеннаго и вспомнить о человк, который вчера, уже вторично,— говорилъ вамъ о своей любви и преданно любитъ васъ уже много лтъ.

Минна встала и нкоторое время молча смотрла на Лидію. Та тоже молчала. Минна подошла къ окну и долго молча смотрла на зеленыя воды озера.

— Выслушайте меня, — наконецъ произнесла она, оборачиваясь.— Я пришла просить у васъ совта, врьте, послдую ему. Если вы скажете, что я должна принять предложеніе Вилли, я приму его.

— Ради Бога, не говорите мн этого.

— Вчера около пяти часовъ вечера я отказала ему, не было семи, когда я написала ему письмо, въ которомъ общала выйти за него замужъ.

— Милосердый Боже! А теперь вы здсь?

— Да, потому что въ четыре часа утра я изорвала это письмо въ клочки и сожгла его.

Снова наступила длительная пауза.

Первой заговорила Лидія, и въ ея голос звучало глубокое чувство.

— Что заставило васъ такъ поступить?

— Сонъ, страшный сонъ… Боюсь, его назовутъ неприличнымъ для двушки.

— Онъ касается того… Другого?

— Сама не знаю, какъ могло это мн присниться: я въ сущности не задумывалась надъ вопросомъ замужества, надъ ужасной близостью, которая повергаетъ двушку въ невообразимое смущеніе… Замужество съ Вилли мн рисовалось въ связи съ каминомъ, каминъ и туфли черезъ годъ-два…

— Со вспышками въ вид блестящей парламентской рчи?

— Даже такъ далеко не заходила: у меня нехватало воображенія… Я легла спать совершенно довольная оборотомъ, какой приняло дло: письмо я собиралась отослать, какъ только встану. Не знаю, сколько времени я спала, думаю — недолго, но для самаго страшнаго сна нужно, говорятъ, всего нсколько минутъ. Мн снилась ночь, утромъ была моя свадьба… Я ждала, дрожа отъ блаженнаго волненія, вдругъ раздался стукъ въ дверь,— то былъ онъ… Я закрыла глаза, кто-то вошелъ и приблизился ко мн. О, ужасъ!— то не былъ человкъ, съ которымъ я была обвнчана, то былъ другой, другой, и меня охватилъ ужасъ…

Дальше Минна разсказала все, что уже извстно читателю.

— И вы прежде всего ршили сжечь письмо къ нему? вдь вашъ сонъ относился къ нему?

— Да, я поняла, какъ невозможно, какъ недопустимо…

— Совершенно врно. Такъ вотъ какова ваша исповдь… Вы впервые открыли истину. Но кто же тотъ другой, я не могу…

— Не можете, и не старайтесь угадать.

— Нтъ. Я даже не могу предположить.

Когда м-ссъ Монгомери пошла въ первый разъ посл этого на исповдь, ей пришлось покаяться въ томъ, что она сказала неправду своей пріятельниц.

— Да и какъ угадать? Я видла его всего три.раза, онъ мн совсмъ чужой…

— Человкъ, котораго вы ожидали всю жизнь, чужой?!…

— Вы знаете, какъ я всегда смялась надъ ‘сродствомъ душъ’? Представьте же себ, черезъ нсколько минутъ посл нашей встрчи я почувствовала, что именно его ждала. Его здсь нтъ и, какъ ни безразсудно, ни нелпо! я жду его и буду ждать до старости. Сознайтесь, дорогая, я удивила васъ. Думали ли вы, что я такова?

— Нтъ, объ удивленіи тутъ не можетъ быть рчи, но вы разсказали мн грустную исторію… Мн жаль васъ, Минна…

— Я не прошу сожалнія, Лидія. Облегчивъ себя этой исповдью, я даже счастлива. Я счастлива, что встртила человка, который научилъ меня любить безъ единаго поцлуя!

— То-то глаза у васъ полны слезъ: именно поцлуя недоставало для счастья,— въ немъ судьба вамъ отказала.

Минна улыбнулась, но осталась серьезна.

— Что было причиной — излишекъ гордости или чрезмрная опасность? Кто виноватъ: вы или онъ?

Минна покачала головой: она просто не знала, быть можетъ, это простая случайность…

— Ну, ничего не подлаешь, но пусть это послужитъ вамъ урокомъ, боюсь, что вы сказали что-нибудь расхолаживающее въ психологическій моментъ.

— Ни слова, ни слова. Да я и не знаю психологическихъ моментовъ… Да и стоитъ ли думать — теперь уже поздно, я никогда больше не увижу его и никого въ жизни не полюблю.

— Я не хочу знать подробностей. Быть можетъ, я и знаю этого человка, но я вовсе не желаю отыскивать его, я только хочу быть увренной, что онъ не живетъ въ Бельфаст.

— Это я могу вамъ сказать. Вы встрчались съ нимъ, я знаю. Теперь я ухожу. Что скажете вы на все это, Лидія?

— Что можно сказать? Вдь только въ романахъ все кончается свадьбой. Но — увы!— духъ, носившійся надъ Эдемомъ въ день перваго бракосочетанія, былъ тотъ же, который проклялъ супруговъ до конца второй главы — внчаніе происходило въ первой. Гд счастливое окончаніе? Будетъ ли оно связано съ возвращеніемъ его за поцлуемъ? или придетъ съ номеромъ газеты, извщающей объ его свадьб съ другой? Сегодня вашъ Вилли чувствуетъ себя весьма скверно, но черезъ нсколько лтъ онъ оглянется на вчерашній день, какъ на счастливйшій въ его жизни. Одинъ джентльменъ говорилъ мн какъ-то, что самыя счастливыя минуты жизни онъ провелъ, глядя на двушекъ, которыя ему отказали въ дни ихъ общей юности. Быть можетъ, такъ будетъ и съ вами…

— Нтъ, нтъ. Когда вы въ такомъ тон говорите о другихъ, это забавно, но когда вы относите это ко мн,— это звучитъ иначе.

— Любовь — разочарованіе съ начала до конца. Люди говорятъ о несчастномъ брак, какъ о смерти. Смерть относятъ исключительно къ другимъ, какъ и несчастное замужество. Каждая двушка думаетъ, что счастье начинается въ замужеств, увы!— въ большинств случаевъ, оно съ нимъ кончается. Не указывайте на мой примръ, я — исключеніе.

— Я тоже желала бы быть исключеніемъ. Какое безуміе — увлечься человкомъ при первой встрч и любить его, хотя даже слово ‘любовь’ не было произнесено!… Въ возмездіе за это я никогда въ жизни не смогу отвтить на любовь того, кто полюбитъ меня.

— А кто знаетъ, быть можетъ, оттого вы будете только счастливе? Что объ этомъ говоритъ Теннисонъ?

‘Лучше любить и утратить,

Чмъ никогда не любить’.

Онъ могъ бы пойти дальше и сказать: ‘лучше любить и потерять, чмъ вообще когда-нибудь любить’. Томленіе по идеальной любви даетъ гораздо больше счастья, чмъ сидніе vis—vis съ супругомъ, который опять и опять заявляетъ вамъ, что яйца переварены. Быть можетъ, вамъ это кажется цинизмомъ, но это не помшаетъ вамъ любить свой идеалъ.

— Въ вашемъ смх больше мудрости, чмъ въ серьезности многихъ женщинъ. Я чувствую, что вы знаете, большинство воображаютъ, что знаютъ, но это лишь претензія. Прощайте, мн больше нечего вамъ сказать.

— Я убждала бы васъ ждать, но вы получили предостереженіе и будете ждать.

— Да, буду, но чего?

— Это вы узнаете, когда минута настанетъ, когда онъ придетъ, не раньше. Прощайте.

Минна поцловала ее и ушла, не прибавивъ ни слова. Лидія не пригласила ея завтракать: не можетъ же духовникъ звать исповдницу на чашку чаю посл исповди. Минна могла впасть въ искушеніе и назвать имя, чего Лидія вовсе не хотла: это могло бы повредить ея плану сыграть роль провиднія, точне, предсдателя, голосъ котораго даетъ перевсъ при равномъ числ голосующихъ.

XXIII.

М-съ Монгомери принадлежала къ числу женщинъ, которыя располагаютъ двумя средствами скрывать чувства — откровенность и цинизмъ. Она прекрасно поняла, что въ томъ состояніи, въ какомъ Минна пришла къ ней, нельзя было сказать ей:

‘Все это для меня неново: я видла, какъ свтились ваши глаза посл прогулки съ майоромъ Бентономъ, это было въ прошломъ октябр, отмтила я и вашъ взглядъ, когда вы, черезъ недлю посл того, завтракали у меня и Бентонъ былъ вашимъ сосдомъ: такъ свтятся только глаза влюбленной женщины въ присутствіи любимаго человка’. Не могла она намекнуть своей пріятельниц на смыслъ разсужденій майора Бентона о прогулк по озеру Локъ-Нигъ съ миссъ Торнтонъ, когда небо было божественно ясно, зеленыя вершины холмовъ отражались въ спокойной глади водъ… Пожалуй, она съ удовольствіемъ сдлала бы это, но планъ ея былъ бы нарушенъ. Потому-то она и избрала путь цинизма.

Теперь, когда миновала надобность въ поз, Лидія побжала къ себ и, бросившись на кушетку, расплакалась, какъ плакала только однажды, когда ея Гарольдъ сказалъ ей, что любитъ…

Она любила Минну Торнтонъ и желала соединить ее съ человкомъ, за котораго сама чуть не вышла замужъ семь лтъ тому назадъ. Она знала Гая Бентона, когда онъ былъ атташе британскаго посольства въ Вашингтон, онъ очень нравился ей, и самъ ждалъ только поощренія съ ея стороны — появленіе Гарольда затмило его.

Прошло семь лтъ, но она не теряла его изъ виду. Въ прошломъ году онъ гостилъ по сосдству, передъ отъздомъ въ Индію въ штабъ вице-короля, и она пригласила его къ себ и тутъ познакомила съ нимъ Минну. Это была ихъ первая встрча.

Затмъ онъ пріхалъ безъ приглашенія, также и въ третій разъ. Онъ былъ не особенно экспансивенъ и умолчалъ о томъ, что имлъ при этомъ заднюю мысль, она приписала эту сдержанность его увренности, что она сама суметъ сдлать выводъ.

Однако майоръ Бентонъ воображалъ, что его тайна принадлежитъ ему одному. Ухавъ на мсто своего назначенія, онъ писалъ м-съ Монгомери и въ конц справлялся о лицахъ, которыхъ встрчалъ у нея въ дом. ‘Я помню симпатичную м-съ Крауфордъ съ дочерью въ голубомъ, была и еще прелестная барышня, вы называли ее Минна — Минна Торнтонъ ея фамилія: отецъ ея совершалъ подвиги на Нил, не забудьте передать ей, что я справлялся о ней. Еще была — впрочемъ, упомянувъ о ней, я долженъ пропустить цлую страницу, чтобы говорить о другихъ’…

Таковъ былъ post-scriptum перваго письма, во второмъ онъ старался припомнить, спрашивалъ ли о прелестной барышн, съ которой онъ катался въ лодк,— миссъ Торнтонъ,— и не согласна ли она, что миссъ Торнтонъ очаровательное существо. Въ послднемъ письм онъ просилъ сказать миссъ Торнтонъ, что не забылъ объ ихъ прогулк и надется когда-нибудь повторить ее.

Лидія приберегала весь этотъ матеріалъ въ памяти, на случай откровенности Минны, чтобы мимоходомъ упомянуть объ этихъ припискахъ. Майоръ Бентонъ вспоминалъ о ней на-ряду съ другими, добавила она Минн, глядя въ сторону, чтобы сдлать видъ, что не замчаетъ ея легкаго румянца.

Почти цлый годъ она выдерживала эту позу и сегодня была вознаграждена исповдью Минны.

Лидія была уврена, что все ‘образуется’. Минна любитъ Гая, и оба они — ея близкіе друзья…

По возвращеніи мужа изъ Бельфаста она разсказала ему разговоръ съ Минной. Монгомери не замтилъ ничего особеннаго въ отношеніи ея и Бентона, но считаетъ вполн естественнымъ, что Минна, очаровательная, хорошенькая, произвела на него впечатлніе: недаромъ же за два года она выслушала три предложенія, и Кинганъ ждетъ лишь случая выступить съ четвертымъ.

Но даже, допустивъ правильность заключеній, что можетъ она сдлать, чтобы подвинуть дло? Минна — прелестная двушка и достойна самаго лучшаго жребія. Кинганъ безусловно способный человкъ и сдлаетъ карьеру, но не такого мужа нужно для Минны. Однако много мужей, которые не стоятъ своихъ женъ,— взять хоть бы его…

Лидія слушала все это и въ то же время не переставая думала о своемъ план: нельзя ли использовать въ благопріятномъ смысл post-scriptum’а la Бентонъ… Индійская почта увезла въ одномъ изъ своихъ запечатанныхъ мшковъ — ея первый опытъ искуснаго драматическаго построенія. Post-scriptum Лидіи Монгомери долженъ былъ вызвать смятеніе въ ум майора — она не безъ трепета ждала результата.

Она сомнвалась, чтобы Кинганъ пришелъ къ ней съ изліяніями. Она была уврена, что Вилли всегда считается съ благоразуміемъ и давно ужъ пришелъ къ заключенію, что никому, кром адвоката, нельзя довряться, да и его слдуетъ тщательно выбирать. Изъ своей юридической практики онъ постигъ, что женщинамъ вообще довряться рискованно: его кліенты поплатились за это. А онъ получилъ съ нихъ гонораръ и воспользуется ихъ уроками…

М-съ Монгомери считала, что можетъ дать точную характеристику Кингана. По ея мннію, онъ былъ великолпный образчикъ лучшаго ульстерскаго типа, ульстерца, который прокладываетъ себ дорогу, собирая вс свднія, какія когда-либо могутъ оказаться ему полезными. Онъ зналъ, что девизъ ульстерцевъ: оставаться самими собою.

Вотъ существенное основаніе, почему они желаютъ управляться только людьми своей расы, отнюдь не ирландцами. Ульстерцы врятъ въ успхъ, но не считаютъ, что самоотреченіе будетъ содйствовать ему.

Лидія Монгомери очень любила Вилли, врила, что онъ будетъ прекраснымъ мужемъ и достигнетъ положенія, но не ждала отнюдь, что онъ явится въ визитное время къ ней, чтобы повдать ей о своей любви къ Минн Торнтонъ и объ ея непонятномъ отказ.

И она не ошиблась: онъ не пришелъ. Онъ возвратился въ Дублинъ къ своей работ, предоставивъ ей сочинять взрывчатые post-scriptum’ы къ невиннйшимъ посланіямъ въ Индію.

XXIV.

Эленъ Александеръ (по собственному побужденію) дала Кингану торжественное общаніе держать его въ курс дла, о которомъ они бесдовали подъ снью розъ. Она говорила, что братъ ея, Недъ, находится подъ обаяніемъ миссъ Кэтъ Пауэръ (хотя она и не понимаетъ, въ чемъ сила привлекательности Кэтъ). Вилли Кинганъ просилъ дальнйшихъ сообщеній, чтобы имть возможность во-время посовтовать ей то или иное и предотвратить катастрофу.

Не усплъ м-ръ Кинганъ пріхать въ Дублинъ, какъ получилъ письмо отъ Эленъ. Она сообщала, что Недъ пользуется своимъ мотоциклетомъ, чтобы чуть не ежедневно посщать Пауэровъ, и — что всего хуже — забрасываетъ свою добровольную службу въ Ульстерскомъ полку, организованномъ для противодйствія гомрулю. Онъ подписалъ вмст съ многотысячной толпой единомышленниковъ ульстерское соглашеніе и въ теченіе восьми мсяцевъ ни разу не пропустилъ положеннаго ученія. Теперь за послднія нсколько недль онъ постоянно манкируетъ своими добровольно принятыми на себя обязанностями.

Дальше Эленъ повторяла о своихъ страхахъ и опасеніяхъ въ виду извстнаго настроенія отца и просила совта, какъ выйти изъ создавшагося положенія: она такъ врила въ дружбу Кингана.

За этимъ послдовало еще нсколько писемъ. Вилли отвчалъ на нихъ. Онъ попрежнему надялся, что дальше флирта отношенія Неда съ миссъ Кэтъ не пойдутъ, но вспоминалъ историческіе примры, начиная съ Ромео, когда молодые люди увлекались именно двушками, на которыхъ обстоятельства запрещали имъ жениться: опасность всегда привлекательна. Но Недъ не захочетъ портить себ жизнь ссорой съ отцомъ. И м-ръ Пауэръ, при всей широт взглядовъ, едва ли пожелаетъ допустить бракъ дочери съ человкомъ, лишеннымъ наслдства.

Кинганъ прибавлялъ, что по окончаніи сессіи надется пріхать и поговорить съ ней лично.

Кинганъ написалъ три письма, и, видимо, ему было пріятно быть повреннымъ хорошенькой двушки. Къ тому же она умла писать, у нея была голова на плечахъ. Вилли не разъ задавалъ себ вопросъ, создадутся ли между нимъ и его корреспонденткой такія отношенія, когда ея головка ляжетъ къ нему на плечо… При этомъ онъ ясно отдавалъ себ отчетъ въ томъ, что его голова должна оставаться на мст. Отъ шотландскихъ предковъ онъ унаслдовалъ извстное чутье, дловую складку, способность на все смотрть съ дловой точки зрнія.

Отецъ Эленъ пользовался извстнымъ вліяніемъ, былъ состоятеленъ…

Конечно, Вилли любилъ миссъ Торнтонъ и былъ не изъ тхъ людей, которые посл двухъ отказовъ отказываются отъ своего намренія, онъ врилъ, что настойчивость и спокойствіе должны увнчаться успхомъ. А тмъ временемъ онъ могъ позволить себ развлечься перепиской съ хорошенькой дочерью человка, который иметъ извстный всъ въ округ, представителемъ коего онъ желалъ бы войти въ парламентъ, засдающій въ Вестминстер, а не въ Стефенсъ Гринъ въ Дублин. Въ конц августа Вилли, по письму Эленъ, явился въ Ардерэ. Онъ дома не былъ цлую недлю: партійныя совщанія съ лидерами задержали его въ Бельфаст. Родители Александеръ, какъ сообщала Эленъ, ухали въ Дерри на августовскія торжества. Въ ея обращеніи къ Кингану была, положительно, доза драматизма: ея привязанность къ брату столкнулась съ долгомъ по отношенію къ родителямъ…

Эленъ не сразу заговорила о своемъ дл. Она поинтересовалась, что длалъ онъ со времени ихъ послдней встрчи (они снова сидли подъ розами въ бесдк). Какъ она завидовала его жизни! Черезъ годъ вдь онъ будетъ въ парламент. Вс говорятъ, что онъ — надежда партіи. Она случайно присутствовала при обсужденіи вопросовъ, связанныхъ съ кандидатурой, и (она не можетъ называть именъ) вліятельные люди не сомнваются въ томъ, что націоналистамъ будетъ нанесенъ ршительный ударъ. Жаль, что до сихъ поръ ульстерская партія не шла по стопамъ націоналистовъ, не позаимствовала у нихъ умнія говорить или молчать — по жесту лидера! Но зато теперь…

Кинганъ былъ польщенъ и боле чмъ когда-либо почувствовалъ, что у этой двушки голова на плечахъ! Она покраснла, а Вилли нравилось, когда двушка краснетъ во-время.

Въ общемъ ульстерцы подозрительно относятся къ похвал. Съ какой стати человкъ будетъ говорить другому любезности, если не для того, чтобы чего-нибудь добиться отъ него? Услыша любезность, онъ тотчасъ настораживается. Вилли былъ ульстерецъ высшаго сорта, онъ былъ свободенъ отъ многихъ предразсудковъ своего народа, но не отъ всхъ. Онъ льстилъ себя увренностью, что суметъ сразу отличить неискренній тонъ льстеца. Вдь онъ нсколько лтъ жилъ въ Дублин, гд вс только и говорятъ другъ другу любезности. А эта двушка, онъ не сомнвался, говорила отъ души. У него нехватало духу перевести разговоръ на брата, но Эленъ сама перешла къ этой печальной тем, она все время жила въ страх…

Кинганъ вполн раздлялъ ея опасенія, но предостерегалъ отъ неосторожнаго вмшательства, ибо оно могло склонить юношу въ нежелательную сторону.

— Я вамъ писала о пагубномъ вліяніи на Неда дяди, пріхавшаго изъ Австраліи?— спросила она.— Онъ содйствуетъ дружб Неда съ Пауэрами, выгораживаетъ его, придумываетъ оправданіе его отлучкамъ. Онъ видимо не считается съ взглядами отца: можно подумать, что онъ настраиваетъ Неда въ смысл неповиновенія! Временами мн кажется, что онъ пріхалъ съ цлью разрушить нашу семью. Недъ любитъ его и слушается его. Да что Недъ!— вообразите, онъ сумлъ обойти Джемса, это при его стойкости-то! Всего ужасне, что я не могу найти всему этому мотивовъ, онъ просто — воплощеніе зла. Съ отцомъ у нихъ постоянныя стычки и… нтъ, это ужасно! Я не могу говорить объ этомъ даже шопотомъ… Но вы были такъ добры, вы настоящій другъ, на васъ я могу положиться.

— Подумайте, слдуетъ ли вамъ говорить объ этомъ, дорогая?— Говоря это, Кинганъ прикрылъ своей рукою руку Эленъ: она, видимо, начинала волноваться.

— Да, я не могу иначе. Онъ заставляетъ отца пить больше, чмъ слдуетъ. Отецъ, правда, никогда не былъ трезвенникомъ, хотя отъ сыновей, конечно, требуетъ этого, но за этотъ мсяцъ, съ тхъ поръ какъ его братъ пріхалъ, онъ, о, я не могу, нтъ!

Эленъ не выдержала и, закрывъ лицо руками, зарыдала. Рыданія буквально сотрясали ея фигуру, и даже скамейка дрожала слегка…

Кингану сообщалось волненіе молодой двушки. Но что можетъ сдлать молодой человкъ при данныхъ обстоятельствахъ?

Вилли зналъ и сдлалъ, но неспша, съ нужными интервалами.

Онъ ласково обнялъ ее за талію.

— Бдняжка!— проговорилъ онъ при этомъ.— Бдное дитя! Я вамъ сочувствую отъ всей души, какъ тяжко вамъ видть и слышать все это! Какъ бы мн хотлось помочь вамъ выйти изъ этого положенія.

Лвой рукою онъ обнималъ Эленъ, а правой прикрылъ ея ручки (она такъ нуждалась въ ласк), скрывавшія ея лицо, и, ласково пожавъ ихъ, поцловалъ — въ нсколько пріемовъ, неспша — въ небольшое, остававшееся свободнымъ мстечко сбоку, около уха. Онъ не спшилъ оторваться, чтобы высказать свое сочувствіе: къ чему слова, когда поцлуи говорятъ выразительне безъ словъ?

Эленъ не воспротивилась. Да и зачмъ было протестовать? Онъ обходился съ нею, какъ съ ребенкомъ, но одновременно она сознавала, что ея дтская щечка вполн можетъ оправдать такой поцлуй.

Однако этого не слдовало затягивать, и они съ чувствомъ удовлетворенной симпатіи одновременно вздохнули, и Эленъ, отнявъ руки отъ лица, взяла руку Кингана и, задержавъ ее въ своей, проговорила:

— Вы правы: я ребенокъ.— Вилли почувствовалъ, какъ врно она поняла его намренія.

— Мн хотлось васъ хоть немножко утшить, и, надюсь, мн это удалось до нкоторой степени.

— О, да, конечно! Я была буквально подавлена и, какъ ребенокъ, расплакалась. Вы были такъ добры ко мн, утшили меня, какъ обиженнаго ребенка. Мн легче, вроятно, оттого, что я чувствую вашу силу: вы сильны и не дадите меня въ обиду. Вы вдь позволите мн и дальше разсказывать вамъ обо всемъ? Вы сумете помочь намъ: отецъ вамъ такъ довряетъ!

— Я могу только общать, дорогое дитя! Вы ничмъ не заслужили этихъ страданій.

Онъ снова взялъ ея руку и погладилъ.

— Мн такъ пріятно слышать, когда вы говорите мн ‘дитя’,— замтила Эленъ.— Но, я надюсь, вы научите меня быть женщиной. Я уже чувствую себя сильне, мужественне, почти готова встртить грозящую мн бду.

— Это радуетъ меня,— отвтилъ онъ,— я приду на вашъ зовъ, когда бы вы ни почувствовали нужду во мн.

Весь этотъ разговоръ происходилъ въ бесдк изъ розъ. Доротея Пиркинсъ и Хайявата склоняли надъ ними свои яркія, какъ звзды, головки. Эленъ уже имла случай неоднократно оцнить преимущество этой обстановки для хорошенькой двушки, имющей братьевъ, у которыхъ есть друзья…

Эленъ проводила м-ра Кингана до калитки, и тутъ они простились. Пожалуй, онъ слегка задержалъ ея руку, какъ иной разъ задержишь дтскую ручку, она при этомъ смотрла ему прямо въ лицо.

Онъ находилъ ее удивительно милой и интересной двушкой, въ высшей степени чуткой и чувствительной, среди людей, отнюдь не отличающихся ни фантазіей, ни гибкостью ума. И какъ могла такая двушка вырасти въ семь Александеръ? О братьяхъ ея онъ былъ невысокаго мннія: одинъ завелъ флиртъ съ дочерью католика, занятаго мало выгоднымъ дломъ въ виду огромнаго ввоза муки. Другой былъ для него не вполн ясенъ, но, кажется, занимался темными длами.

Вилли цлую недлю былъ занятъ загадкой, заданной ему Эленъ, и пришелъ къ заключенію, что щечка ея была нжна, какъ щечка ребенка. Онъ хвалиль себя за счастливую идею утшить ее.

Онъ думалъ о томъ, что будетъ, когда они снова встртятся въ такой обстановк. Этотъ вопросъ требовалъ серьезнаго размышленія или о немъ вовсе не слдовало думать.

XXV.

Наблюденія Эленъ надъ дядей Ричардомъ были положительно справедливы. Его стремленіе къ злу крпло съ каждымъ днемъ. Недъ, какъ сказано, любилъ его, но Джемсъ съ трудомъ переносилъ и, при всей скрытности, далъ это замтить сестр. Нельзя сказать, что у него не было основаній такъ относиться къ дяд. Ульстерскій юморъ, если можно назвать юморомъ, когда до незажившей раны дотрогиваются пальцемъ, обмокнутымъ въ красный перецъ, всегда касается вещей, о которыхъ собесднику не хотлось бы говорить. Трезвеннику предлагаютъ запастись виски, пьяниц совтуютъ сократить возліянія и т. п. Вообще сверно-ирландскій юморъ напоминаетъ землечерпательную машину, вылавливающую со дна каналовъ вещи, которыя лучше скрывать отъ глазъ.

Отъ этого юмора Эленъ не разъ коробило.

— И чего это она все выряжается… чтобы подцпить какого-нибудь молодчика?— постоянно повторялъ отецъ среди другихъ, столь же изысканныхъ вопросовъ, при гостяхъ.

А когда дядя Дикъ обнаружилъ склонность къ такому же остроумію, она буквально пришла въ отчаяніе. Это только и было нужно: ударъ попалъ въ цль!

Но Эленъ не о себ говорила Кингану.

Джемсу часто по дламъ приходилось бывать въ Бельфаст, и дядя не упускалъ случая привязаться къ нему.

— О-го! Три раза въ недлю въ Бельфастъ! Ужъ, врно, тамъ что-нибудь есть, магнитъ какой-нибудь, недаромъ Джима такъ туда и тянетъ! Ну, разскажите же намъ! Зачмъ таиться?

Бдному Джиму оставалось лишь хмуриться и при первой возможности уходить къ себ.

Джемсъ выше всякихъ подозрній, конечно. Въ Бельфаст задерживали его дла, ему приходилось иногда даже ночевать, по интересы фабрики были близки ему, и ради нихъ онъ подвергалъ себя неудобствамъ.

Но этимъ дло не ограничивалось. Дядя былъ горькій пьяница (у него на родин выпивка играетъ весьма существенную роль въ коммерческой жизни), и отецъ никогда не отличался излишней трезвостью: за время долголтней супружеской жизни жена привыкла раза два въ мсяцъ укладывать мужа въ постель.

Эленъ держалась боле современныхъ взглядовъ: возліянія отца возбуждали въ ней извстное отвращеніе. Неоднократно ночью она просыпалась отъ шума и споровъ въ столовой, гд отецъ съ дядей сидли и пили.

На другой день за завтракомъ дядя зачастую, подмигивая, говорилъ, что ‘ночью была буря’, ему кажется даже, что онъ слышалъ раскаты грома. Эленъ не выносила ульстерскаго остроумія на ‘пьяныя’ темы и отъ души желала, чтобы дядя поскоре ухалъ въ Австралію.

Какъ-то разъ Джемсъ опять задержался въ Бельфаст. За ужиномъ Ричардъ замтилъ, обращаясь къ брату:

— Отчего вы не жените его на порядочной двушк? Онъ сидлъ бы дома.

— Гд он, эти двушки?— спросилъ тотъ.

— Да, хватитъ для Джимми, или вамъ одной для него недостаточно?

— Будетъ вамъ!— остановила мать.

— Но вдь и сами вы прекрасно понимаете, что обоимъ имъ пора обзавестись семьей,— возразилъ Ричардъ.— Вотъ въ воскресенье я видлъ въ церкви миссъ Торнтонъ, очень она мн понравилась — молодая, хорошенькая. Чмъ она не годится для Джима?

— Да неужто вы воображаете, что миссъ Торнтонъ станетъ смотрть на нашего Джимми?

Тутъ поднялся супругъ.

— А почему бы ей и не смотрть на Джима?— закричалъ онъ.— Что такое Торнтонъ, чтобы имъ отъ насъ носъ воротить? Хотите знать, сколько жалованья получалъ Торнтонъ, когда былъ гусарскимъ полковникомъ? Я вамъ скажу: четыреста фунтовъ въ годъ,— жалованье Джо Кэмпбеля у Мегарри на фабрик. А мы ничуть не хуже Торнтоновъ. Только и разницы, что мы живемъ въ дом, который построенъ всего девять лтъ тому назадъ, и столовая у насъ длинне, чмъ у Мегарри и у Торнтоновъ, а они живутъ въ прогнившей лачуг, которая стоитъ чуть не двсти лтъ! Такъ вотъ имъ и не приходится носъ воротить отъ людей, которые могутъ строиться заново. Поглядите-ка на мой домъ со стороны — больше года ему нельзя дать, и сравните съ торнтоновскимъ домомъ.

— Здорово, Джемсъ!— сказалъ Дикъ.

— Не стоитъ разговаривать объ этомъ дл: всмъ и каждому извстно, что миссъ Торнтонъ — невста Вилли Кингана. Онъ свой человкъ въ Лиснабрин. Неужели вы не видли, какъ полковникъ ему кивалъ при выход изъ церкви въ воскресенье? Потомъ они пошли вс вмст, и миссъ Торнтонъ улыбалась ему, какъ…

— Молодчина, Недъ! Онъ такъ говоритъ, будто ему все извстно, а самъ никогда о барышняхъ и не заикнется! Ай да парень!

— Сомнваюсь я, чтобы такая барышня, какъ миссъ Торнтонъ, всмъ на улиц показывала, что влюблена…

— Вотъ не послать ли намъ Неда свататься къ миссъ Торнтонъ?— угрожающе замтилъ м-ръ Александеръ.

Онъ могъ привести угрозу въ дйствіе. Но Недъ давно привыкъ къ своеобразной ульстерской дисциплин, которой попечительные отцы подвергаютъ своихъ сыновей, независимо отъ ихъ возраста, и только усмшкой проявилъ свою независимость. Ему начинала надодать необходимость постоянно скрывать свои отношенія къ Кэтъ Пауэръ, и онъ пересталъ соблюдать обычную осторожность. Конецъ долженъ былъ наступить, и онъ временами готовъ былъ сказать: чмъ скоре, тмъ лучше!

XXVI.

Въ имніи лорда Иннисфалена устраивался базаръ для усиленія средствъ мстнаго отдла Краснаго креста. Минна Торнтонъ и Эленъ Александеръ — об были членами дамскаго комитета, и между ними возникла извстная близость. Въ сверной Ирландіи благотворительность, какъ и нищета, создаетъ самыя странныя сочетанія: люди, которые даже не кланялись, начинаютъ говорить другъ съ другомъ, когда поднимается вопросъ о базар въ пользу церкви или для устройства санаторія.

Едва ли гд-нибудь въ обществ существуетъ такая рознь, какъ въ сверо-восточной Ирландіи. При этомъ совершенно непостижимо, почему та или иная семья исключена изъ ‘общества’. Иногда для такого остракизма достаточно, чтобы въ этой семь была хорошенькая дочь или сынъ, окончившій оксфордскій университетъ, тогда какъ отпрыски членовъ жюри должны довольствоваться бельфастской школой и мстнымъ университетомъ. Проявленный талантъ, исключительныя способности навсегда закрывали двери избраннаго общества не только носителю этихъ качествъ, но и его родн.

Качества, необходимыя для того, чтобы сопричислиться къ ‘избранному кругу’, не поддаются опредленію. Отъ мужчинъ не требуется трезвости, для дамъ не обязательны ни манеры, ни воспитаніе, ни образованіе. Бельфастъ — крупный торговый центръ, но видную роль играютъ только торговцы виски, свиньями и удобреніемъ. Какой-нибудь длецъ можетъ всю жизнь прожить безграмотнымъ, но онъ будетъ въ чести у мстной знати и по смерти ему воздвигнутъ памятникъ за бельфастскій акцентъ. Торговецъ съ задворковъ, крупный невжда во всемъ, что выходитъ за предлы его торговли, возвеличивается за то, что не имлъ успха на выборахъ въ парламентъ, и тоже удостаивается памятника, а крупные торговцы съ главныхъ улицъ остаются въ тни.

Но базары всегда, хоть на время, стираютъ эти преграды, и исключенные живутъ надеждой, что время общенія продлится, если они подписными листами и личной работой сумютъ доказать, что они вполн приличные люди, говорятъ съ англійскимъ акцентомъ, а не съ ульстерскимъ, какъ мстные фабричные.

Эленъ Александеръ встрчала миссъ Торнтонъ, даже разговаривала съ нею, и прежде чмъ он встртились въ комитет Краснаго креста, и она находила, что миссъ Торнтонъ очень мила. Джемсъ Александеръ сдлалъ крупное пожертвованіе въ пользу Краснаго креста, и его дочь нельзя было исключить изъ числа устроительницъ базара.

Однажды посл обычной перепалки за завтракомъ Эленъ получила записку отъ Минны: та просила, если не затруднитъ, прислать списки предметовъ, которые бельфастскіе купцы предложили для базара по льготнымъ цнамъ. Эленъ, чтобы избжать потери времени, отправилась со списками сама.

Цлый часъ он обсуждали списки. Минна велла подать чай въ будуаръ, гд он сидли. Еще черезъ полчаса Эленъ поднялась съ мста, какъ вдругъ Минна остановила ее:

— За эту недлю поступило очень мало крупныхъ пожертвованій. Но вотъ одно отъ м-ра Ричарда Александеръ, вдь это не вашъ отецъ?

— Нтъ, дядя, братъ отца. Онъ здсь около двухъ мсяцевъ, пріхалъ изъ Австраліи…

— Значитъ, мы вамъ обязаны этими пятью фунтами,— замтила Минна.— Противъ такого адвоката, какъ вы, нельзя устоять. Кстати объ адвокатахъ: мы еще получили пять фунтовъ отъ м-ра Кингана. Вы вдь его знаете? Я помню, онъ говорилъ въ воскресенье посл демонстраціи, что завтракалъ у васъ.

Эленъ, судя по ея тону, заподозрла, что въ словахъ брата скрывается нкоторая доза истины. Но м-съ Торнтонъ такъ очаровательна своей естественностью, что стоитъ выше всякой ревности и зависти: она благоговла передъ нею… Но въ то же время она поняла, что если такая двушка любитъ м-ра Кингана, никакія ухищренія не помогутъ…

Плохо сознавая, что длаетъ, Эленъ пробормотала:

— Если первые пять фунтовъ можно записать на мой счетъ, за второе пожертвовоніе нужно благодарить васъ и только васъ.

Она зардлась, чувствуя, что этотъ намекъ достоинъ дурно воспитанной школьницы.

М-съ Торнтонъ взглянула на нее съ вопросительной улыбкой.

— Я не совсмъ васъ понимаю,— замтила она.— Вы что-то подразумвали.

— Простите. Это пустяки,— отвтила Эленъ, опуская глаза.

— Конечно, пустяки, но мн хотлось бы знать, отчего вы думали, что второе пожертвованіе получено благодаря мн? Отчего вы предположили, что меня нужно благодарить за щедрость м-ра Кингана?

— Я думала, но это не мое дло. Я только думала, что вы и онъ… что онъ и вы… что только ждутъ…

Эленъ сама не понимала, что съ ней длается, вообще она умла собою владть, но тутъ, взглянувъ на м-съ Торнтонъ, она уткнулась лицомъ въ диванную подушку и зарыдала.

Минна угадала ея тайну и искренно пожалла ее. Но тутъ слова безсильны, и она ждала, когда слезы изсякнутъ. Она опустилась подл софы на колни и ласково положила руку ей на плечо:

— Бдное дитя! Бдное дитя!— проговорила она.

Эленъ вскочила на ноги.

— Какъ я глупа! Жалкая дурочка!…— воскликнула она.— А я воображала, что никогда ничто не выведетъ меня изъ равновсія, не заставитъ меня потерять самообладаніе! Я должна на колняхъ просить у васъ прощенія за сцену, какой эти стны, вроятно, никогда не видли съ тхъ поръ, какъ домъ стоитъ!

Не успла Минна опомниться, какъ Эленъ упала на колни и, схвативъ ея об руки, принялась умолять:

— Отдайте мн его, отдайте! Для васъ это ничто, для меня все, онъ для меня все. Я люблю, люблю и никого никогда не буду больше любить. У васъ будутъ другіе, самые избранные придутъ къ вамъ, стоитъ вамъ лишь пальцемъ шевельнуть, вы красавица, а я ничто, а онъ… онъ цловалъ меня, и я люблю его.

— Дитя, не продолжайте, не нужно. Встаньте, я помогу вамъ. Но Минна тщетно старалась высвободить свои руки.

— Я не выпущу васъ, пока вы не общаете отдать его мн,— говорила Эленъ.— Я сказала неправду, я должна была прибавить, что онъ поцловалъ меня, какъ цлуютъ огорченныхъ дтей. Я была огорчена, хоть и не такъ, какъ старалась ему показать, но…

— Дорогая моя, я не хочу ничего больше слушать,— остановила ее Минна.— Поймите, мистеръ Кинганъ для меня только другъ.

— Вы его не любите?

— Вилли Кинганъ всегда мн очень нравился, но я никогда его не любила. Вы поврите мн, когда я вамъ скажу, что люблю другого такъ, какъ вы любите Вилли Кингана. Поврьте мн, я никогда не встану между вами, никогда не выйду за него замужъ. Вотъ вамъ моя рука.

Эленъ поднялась съ колнъ и недоумвающими глазами смотрла на эту необыкновенную двушку, которая отказывалась отъ любви Кингана и любила кого-то другого.

Наконецъ, Эленъ соиралась съ силами.

— Какъ глупо все это!— тихо проговорила она и потупилась.— Но вс, нтъ, не вс, это говорили, и по тому, какъ вы упомянули его имя…

— Я посовтовала бы вамъ не очень прислушиваться къ здшнимъ сплетнямъ, миссъ Александеръ,— спокойно сказала Минна, собирая бумаги, касающіяся базара.— Въ маленькихъ мстечкахъ, какъ наше, люди очень любятъ заниматься длами своихъ сосдей, и каждый старается первый разнести новость. Нехорошо, иногда этимъ можно и обидть. Къ счастью, въ данномъ случа все обошлось, а если бы вы мн… не доврились?… Я доврилась вамъ, мы квиты. Я уврена, вы не обманете моего доврія, и я сумю сохранить вашу тайну. До свиданія, миссъ Александеръ. Можетъ быть, вы поблагодарите вашего дядю за его щедрый даръ и мистера Кингана,— вы, врно, скоро его увидите. Подумайте, цлые десять фунтовъ…

Эленъ согласилась съ этимъ и отправилась домой.

XXVII.

Чувство удовлетворенія, явившееся у Эленъ слдствіемъ увренности, что Вилли свободенъ и она можетъ его любить (она не сразу подумала о томъ, что онъ свободенъ и самъ любитъ ее), потускнло при воспоминаніи о сцен въ будуар.

Вдь она вела себя, какъ провинившаяся горничная, которую бранитъ хозяйка, впрочемъ, миссъ Торнтонъ ея на бранила. Она вздумала дразнить Минну, говоря о Кинган, какъ плохо воспитанныя школьницы говорятъ объ учител музыки или о молодомъ шоффер, дразня другъ друга, какъ было у нихъ въ школ.

Хорошо еще, что у нея хватило самообладанія воздержаться отъ еще худшаго тона.

Она вспомнила взглядъ Минны, доведшій ее до отчаянія и униженія. Едва ли когда-нибудь, гд-нибудь, какая-нибудь двушка падала къ ногамъ другой съ мольбами уступить ей любимаго человка!

Она представляла себя въ слезахъ, съ краснымъ носомъ, въ неуклюжей поз, потому что платье ея отнюдь не было приспособлено для колнопреклоненія. А рядомъ — стройная, спокойная красавица.

Бдная Эленъ смахнула невольную слезинку и облегченно подумала о томъ, что Вилли свободенъ!

Она чувствовала уваженіе къ миссъ Торнтонъ, но, точно въ отместку за свое униженіе, испытала и нкоторую долю удовлетворенія при воспоминаніи объ его поцлуяхъ: вдь, конечно, ему тоже пріятно было прикасаться губами къ ея щек, чувствовать ея тепло. Инстинктомъ она чувствовала, что эти поцлуи — своего рода залогъ, который обязывалъ его вернуться.

Эленъ чувствовала себя счастливой, какъ не была давно. Счастье и надежда всегда идутъ объ руку, и она была исполнена надеждъ. Конечно, ее огорчалъ провинціализмъ родителей, но она утшалась мыслью объ ‘акцент’ баронета сэра Даніэля Дрискаля, сынъ котораго женился на дочери пэра. Стоитъ ли посл этого огорчаться такими мелочами! А какъ говорятъ члены парламента! Она была однажды въ палат общинъ. А юніонистскіе лидеры, столь уважаемые въ Англіи? Они говорили на самомъ ужасномъ ирландскомъ нарчіи.

Этого рода разсужденія заставляли ее спокойно относиться къ говору родителей.

Недлю спустя посл визита въ Лиснабринъ она встртилась съ Вилли у ректора на теннис, и имъ удалось немножко поговорить.

Кинганъ слышалъ, что Недъ фактически общалъ жениться на миссъ Пауэръ, и недоумвалъ, какъ его отецъ не поднялъ до сихъ поръ шума. Эленъ объяснила, что отецъ видимо избгаетъ касаться этого вопроса. Дядя Дикъ всячески держитъ сторону Неда, который отъ него не скрываетъ своихъ отношеній съ Кэтъ, и они вмст обманываютъ отца.

— Недъ вчера говорилъ, что усталъ играть такую роль. И мн противна моя,— замтила Эленъ,— но я чувствую, кризисъ недалекъ.

— Но какимъ образомъ они могутъ бравировать мнніемъ отца?— спросилъ Кинганъ.

— Одно могу я предположить, что дядя готовъ взять Неда въ Австралію, повидимому, у него тамъ большое дло, и онъ легко можетъ устроить Неда. Я слышала, что онъ собирается взять съ собою сына Пауэра.

— Вроятно, въ виду этого Михаэль Пауэръ и соглашается выдать свою дочь за протестанта,— заключилъ Кинганъ, стремясь, какъ подобаетъ юристу, найти всему мотивъ.— Но почему дядя вашъ не противъ этого брака?

— Я думаю, единственно изъ желанія противорчивъ отцу и разрушать его планы. А мать упомянула вскользь о томъ, что между дядей Дикомъ и братомъ его ‘что-то было тридцать лтъ тому назадъ’.

Кинганъ слышалъ какія-то сплетни насчетъ того, что братья плохо ладили между собою и потому Ричардъ и ухалъ. Однако не думалъ, чтобы обида, черезъ тридцать лтъ, могла быть основаніемъ поведенія Ричарда Александеръ.

Кинганъ снова повторилъ, что готовъ, чмъ можетъ, помогать ей, и спросилъ, не лучше ли ей самой все разсказать отцу.

— Дло зашло уже такъ далеко, что мн только остается ждать и молиться,— тихимъ голосомъ возразила Эленъ.

Эта фраза произвела впечатлніе на ея собесдника: Эленъ была такъ мила въ смиренно-женственной поз съ опущенными глазами! Недаромъ женщины — хранительницы вры.

— Я побываю у васъ,— сказалъ онъ почти шопотомъ, потому что къ мсту, гд они стояли, приближались любопытные.

— Благодарю васъ. Я вамъ напишу, можно?— такъ же тихо спросила она.

— Отъ васъ я съ радостью приму каждую всточку, даже если она и не будетъ касаться вашего брата,— отвтилъ онъ.

Эленъ была счастлива, она угадывала его мысль.

XXVII.

Кризисъ наступилъ черезъ недлю посл разговора Эленъ съ Кинганомъ и наступилъ самъ собою. Неда видли съ Кэтъ Пауэръ на автомобил, и одна пріятельница миссъ Александеръ прямо спросила, не обрученъ ли ея братъ. Автомобиль этотъ былъ взятъ дядей Ричардомъ на прокатъ.

— Я не желаю отставать отъ вка, а то и мысли будутъ ‘шарабанныя’, вмсто ‘моторныхъ’,— говорилъ онъ, уплативъ большую сумму за прокатъ хорошей машины.

Но Джемсъ старшій утверждалъ, что братъ не поумнлъ отъ этой перемны.

Джимъ не снизошелъ до пользованія имъ, зато безстрашный циклистъ Недъ нердко здилъ за шоффера, но въ обществ Кэтъ Пауэръ, кажется, только однажды.

Для сплетни этого было вполн достаточно. Тмъ не мене м-ръ Александеръ закрывалъ глаза и затыкалъ уши, а Недъ отвчалъ ложью изо дня въ день.

Насталъ день парада мстнаго отряда ульстерскихъ добровольныхъ войскъ. Ожидаемый смотръ не превышалъ тысячи человкъ, что не составляетъ и одной двадцатой ульстерской арміи. Одинъ Бельфастъ можетъ выставить до пятнадцати тысячъ, не считая кораблестроительныхъ заводовъ. Народъ былъ какъ на подборъ, откормленный, съ дтства пріученный къ гимнастик, мало того, онъ впиталъ въ себя то упорство, ту стойкость въ защит своихъ правъ, которыя длали его шотландскихъ предковъ непреодолимымъ противникомъ. Въ окрестностяхъ Ульстера много базальта, но базальтъ — масло по сравненію съ характеромъ этихъ людей. Гиганты соорудили изъ базальтовыхъ монолитовъ дорогу, но гиганты т были не люди, ихъ имена — огонь вулкановъ, морозъ, играющій глетчерами. Приливъ океана, съ грохотомъ обрушивающійся на желзный берегъ, и люди, взросшіе среди антримскихъ базальтовыхъ скалъ, отразили въ себ ихъ характеръ. По праву или нтъ, они тамъ и созовутъ всхъ титановъ огня, земли, воздуха и воды, чтобы проложить путь къ дублинскому парламенту.

Тысячи базальтовыхъ молодцовъ собрались съ жуткимъ спокойствіемъ и внушительной торжественностью на большомъ пол полчаса спустя по окончаніи работъ на фабрикахъ. Смотръ отнюдь не напоминалъ оранжистскихъ демонстрацій, да едва ли четвертая часть ихъ была оранжисты. Вс эти инженеры, механики, фермеры, сыновья фермеровъ, клерки изъ фабричныхъ конторъ, купцы всхъ типовъ, извозчики, сыновья мстныхъ дворянъ, пріхавшіе на каникулы изъ Оксфорда, Кембриджа, изъ колледжа Св. Троицы въ Дублин, десятокъ студентовъ медиковъ и техниковъ изъ Бельфаста и нсколько священниковъ — вс они хранили печать несокрушимаго упорства: они пришли не для забавы и за какое бы дло ни взялись, доведутъ до конца. Бахвальство и кичливость незнакомы ульстерцамъ, а Ульстеръ, во время Африканской кампаніи, въ нсколько мсяцевъ собралъ столько солдатъ, сколько ихъ было въ южной Африк въ начал войны, и теперь ихъ вожди — губернаторы южно африканскихъ колоній. Одинъ Антримскій округъ послалъ цлый конный полкъ.

Они даже не были вооружены, но дома у каждаго было ружье и лядунка, и всмъ было извстно, гд хранятся патроны. Упражненія были самыя простыя, но отличались удивительной точностью исполненія: солдаты понимали, что отъ нихъ требуется.

Солдатъ была тысяча, а зрителей, по крайней мр, вдвое больше. М-ръ Александеръ съ женою и дочерью устроились впереди: Джемсъ Александеръ не любилъ оставаться въ тни при такихъ обстоятельствахъ. Онъ нашелъ случай поговорить съ лордомъ Иннисфаленъ и полковникомъ Торнтономъ. Т отдавали должное значенію крупнаго предпринимателя въ движеніи, и онъ безъ смущенія выслушивалъ ихъ комплименты. Недаромъ сто пять его рабочихъ участвовали на этомъ парад, да еще двое сыновей, да дочь съ повязкой Краснаго креста на рукав.

— Я видлъ одного изъ вашихъ сыновей среди сигнальныхъ,— замтилъ лордъ,— выдержанный юноша. Онъ длаетъ вамъ честь, сэръ.

— Я старался воспитать ихъ, милордъ,— отвтилъ м-ръ Александеръ.— Они знаютъ свой долгъ. Мы не такъ-то легко сдадимся, когда пробьетъ часъ.

— Я увренъ, — поддержалъ его лордъ Иннисфаленъ.— Вдь успхъ обезпечивается воодушевленіемъ.

— Я всегда говорю, что все зависитъ отъ настроенія. Потому-то мои сыновья скоре пренебрегутъ всмъ остальнымъ, нежели пропустятъ смотръ. Что вамъ нужно, сержантъ?— обратился онъ къ сержанту, который все время порывался что-то спросить.

— Я хотлъ спросить насчетъ м-ра Эдуарда, сэръ, — отвтилъ тотъ.

— А разв его нтъ?

— Встовые должны были быть на мст въ четверть восьмого, а теперь безъ десяти восемь, а м-ра Эдуарда все нтъ.

М-ръ Александеръ посмотрлъ черезъ поле: мотоциклисты стояли у своихъ машинъ наготов, поглядывали на часы, переговаривались… Неда среди нихъ не видно было, а между тмъ онъ ухалъ въ обычное время.

— Въ чемъ дло, сержантъ?— спросилъ конный офицеръ.

Сержантъ взялъ подъ козырекъ.

— Одинъ циклистъ не прибылъ, сэръ.

— Кто и какой номеръ?

— Александеръ, 4791, сэръ.

— Его очередь?

— Номеръ первый, сэръ, это-то и затянуло дло.

— Пропустите его и доложите своему адъютанту. Слдующій выполнитъ двойную задачу. Не можетъ же смотръ тянуться всю ночь изъ-за одного человка.

— Слушаю, сэръ.

Офицеръ повернулъ коня. Не усплъ сержантъ исполнить приказаніе, какъ его окликнулъ Джемсъ.

— Кто отдавалъ вамъ приказаніе?

— Майоръ Кларкъ.

— Такъ пойдите къ нему и скажите: я не допущу, чтобы моего сына срамили! Никто изъ семьи Александеръ не будетъ участвовать въ этомъ движеніи! Пусть прахомъ идетъ вся ваша шумиха!

Джемсъ Александеръ говорилъ достаточно громко. Близъ стоящіе улыбались, другіе молча озирались.

Раздалась команда, и вс разомъ вытянулись.

— Встовые, впередъ! Первый?

Отвта не послдовало.

Сержантъ бросился къ адъютанту и, взявъ подъ козырекъ, что-то ему докладывалъ. Прошло нсколько минутъ. Повидимому, отсутствіе Неда грозило погубить выступленіе встовыхъ. Раздались дкія замчанія, чей-то голосъ выкрикнулъ:

— Кэтъ Пауэръ!

Десятокъ голосовъ крикнулъ: ‘стыдно’…

Джемсъ оглянулся и, сжимая кулаки, выпалилъ:

— Только бы мн добраться до негодяя, назвавшаго это имя, я проучилъ бы его.

Въ наступившей тишин послышался рожокъ мотоциклетки.

— Если это не онъ, я не пущу его на порогъ!— буркнулъ Джемсъ.

Въ новой пауз чувствовалось смущеніе, но она длилась не больше полминуты, стоявшіе вдоль дороги зрители смхомъ и восклицаніями привтствовали Неда, который вихремъ влетлъ въ ряды циклистовъ и соскочилъ съ своего коня.

Офицеръ ‘спасъ положеніе’, какъ потомъ разсказывалъ сержантъ, возобновивъ перекличку:

— Встовые. Номеръ первый! Отвчай!

— Здсь, сэръ,— выкрикнулъ Недъ.

— Номеръ второй!

— Здсь, сэръ.

Когда закончилась перекличка, циклисты были разосланы въ разныхъ направленіяхъ, и черезъ пять минутъ раздалась команда ‘расходиться’.

Джемъ Александеръ до такой степени былъ поглощенъ своими мыслями, что забылъ снять шляпу, когда раздалось пніе національнаго гимна. Жена дважды обращалась къ нему и жестами показывала, пока, наконецъ, онъ пришелъ въ себя и понялъ, чего отъ него хотятъ.

— Надюсь, вашъ сынъ не пострадалъ серьезно, — замтилъ лордъ Иннисфаленъ.— Вы замтили, онъ весь въ грязи, а онъ молодцомъ примчался и, какъ ни въ чемъ не бывало, отправился по назначенію.

— Пять фунтовъ дамъ тому, кто укажетъ мн человка, назвавшаго это имя,— проговорилъ Джемсъ,— пять фунтовъ, пять.

— Пойдемъ, дорогой, не выставляй себя на посмшище людямъ,— ласково замтилъ Ричардъ.

Но тотъ не унимался и твердилъ свое: ‘пять фунтовъ’…

XXIX.

М-ръ Александеръ объявилъ, что не ляжетъ спать, пока не поговоритъ съ Недомъ. Ужинъ окончился, но вся семья сидла еще за столомъ. Предполагалось, что порученіе Неда займетъ три часа. За нсколько дней до парада распространился слухъ, что встовымъ будетъ предписано одновременно развести приказы главнаго штаба ульстерской арміи въ семь главныхъ городовъ — по радіусу въ пять миль — и вернуться съ отвтомъ главныхъ квартиръ въ Ардерри. Вдь была проврка быстроты и точности.

Жена тщетно доказывала мужу, что трудно сына ждать до полуночи.

— Я не успокоюсь, пока отъ него самого не услышу объясненія, почему онъ запоздалъ,— ршительно сказалъ онъ.

— Врно! Здорово, Джимми!— поощрялъ Ричардъ, наливая себ (пятый) стаканъ ‘Old Bushmills’ виски. Необходимо выяснить это разъ навсегда! Недъ прекрасно зналъ, когда ему нужно было быть.

Тутъ Джемсъ вспылилъ: съ какой стати братъ вмшивается въ его дла, говоритъ, когда его не спрашиваютъ. Дикъ не остался въ долгу.

М-съ Александеръ пыталась урезонить братьевъ: вдь дти слышатъ!…

— Иди, ложись, двочка, ты устала, а ничего хорошаго тутъ не услышишь. И ты, Джимъ, шелъ бы, ручаюсь, что завтра теб трудно будетъ подняться,— убждала она дочь и сына.

Эленъ поднялась, звая пожелала всмъ вообще спокойной ночи и ушла къ себ. Братъ тоже всталъ и собирался послдовать за нею, но со двора донесся стукъ мотоциклетки, и черезъ минуту въ комнату вошелъ Недъ.

Онъ былъ запыленъ, разгоряченъ, но не слишкомъ утомленъ. Въ походк и въ голос, когда онъ заговорилъ, чувствовалась нарочитая развязность.

— Hallo!— воскликнулъ онъ.— Почему это вы не спите? Есть что-нибудь пость? Сорокъ пять миль отмахалъ полнымъ ходомъ. Меня послали въ Глэсморъ.

— Я вамъ налью стаканчикъ виски, Недъ. Нужно подкрпиться,— замтилъ дядя.

— Онъ не будетъ ни сть, ни пить, пока не объяснитъ, почему онъ опоздалъ на смотръ!— крикнулъ отецъ, стукнувъ кулакомъ по столу.

— Не горячись, Джимъ, и не шуми,— упрашивала его жена.— Надюсь, Недъ, ты не очень расшибся?— обратилась она къ сыну.— Ты пріхалъ на смотръ весь въ грязи.

Недъ старался уврить мать, что онъ цлъ и невредимъ.

— Убдившись, что я все равно опоздаю, я покатался. Я думалъ, что мн придется извиняться, но и этого не понадобилось.

— Оставьте вилку и ножъ!— крикнулъ отецъ, видя, что Недъ собирается рзать ветчину.— Объясните, почему вы, выхавъ съ фабрики посл гудка, опоздали. Народъ уже сталъ перешептываться.

— Ну, иные и не шептали,— вставилъ Ричардъ.

— Придержите языкъ, пока васъ не спрашиваютъ!— крикнулъ на него братъ.

— Вы не слышите? Я приказываю вамъ положить вилку и ножъ, не то будетъ плохо!— набросился онъ снова на сына.

— Перестаньте, отецъ, горячиться по пустякамъ!— возразилъ Недъ.— Я хочу сть…

Мать тоже заступилась за сына. Но отецъ не унимался.

— Довольно съ меня,— спокойно заявилъ Недъ,— я достаточно долго терплъ,— продолжалъ онъ, прожевывая хлбъ.

— Эдуардъ, ты не можешь такъ говорить съ отцомъ!— воскликнула мать.

— Я знаю. Но какъ же мн говорить съ нимъ, когда онъ ни съ однимъ изъ рабочихъ на фабрик не позволитъ себ говорить, какъ говоритъ со мною. Я мъ свой хлбъ, я заработалъ его.

— Что такое, молокососъ?— снова крикнулъ отецъ, уставившись на непокорнаго сына.

— Вы сами прекрасно знаете, что два года тому назадъ я согласился остаться на фабрик на извстныхъ условіяхъ: пять фунтовъ стерлинговъ въ недлю и содержаніе. Вы не имете права до новаго договора пріостановить уплату.

— Ей Богу… Новый договоръ мы подпишемъ сегодня же, иначе говоря…

— Хорошо, я собирался даже предложить въ виду нкоторыхъ обстоятельствъ…

— Молодчина, Недъ! Не бойся! Я выручу!

Недъ обернулся въ сторону дяди.

— Благодарю, дядя Дикъ,— сказалъ онъ,— но я не нуждаюсь въ помощи… Джимъ, передайте, пожалуйста, пикули…

— Онъ всегда былъ грубіянъ и не мало за то получилъ отъ меня оплеухъ,— сказалъ отецъ. На этотъ разъ въ его голос не слышно было прежней заносчивости.

Недъ засмялся.

— Очень много, отецъ, и я ни одной не забылъ. Но теперь, надюсь, я съ этимъ поршилъ.

— Опять, Недъ,— остановила мать.

— Ладно, мама, я кончу, если мн дадутъ бутылку имбирнаго пива. Помнишь Вилькинсона, онъ былъ у насъ на фабрик, а теперь учителемъ въ начальной школ, — такъ вотъ онъ разсказывалъ мн, какъ на урок элементарной геологіи одинъ изъ учениковъ на вопросъ, какіе самые распространенные минералы въ Ирландіи, отвтилъ: ‘лимонадъ и имбирное пиво’.

— Слушай, ты, Эдуардъ Александеръ,— крикнулъ отецъ, принимая угрожающую позу.— Нечего зубы заговаривать. Отвчай прямо: гд ты былъ съ тхъ поръ, квкъ ухалъ съ фабрики? Смотри, только подумай о томъ, что говоришь.

— Могу сказать, хотя и не считаю васъ въ прав спрашивать,— отвтилъ Недъ.— Я похалъ прямо къ Пауэрамъ и пилъ у нихъ чай. Потомъ пошелъ съ Кэтъ въ огородъ, и мы ли сливы.

— Каково?— замтилъ Ричардъ съ притворнымъ изумленіемъ.

— Я такъ и зналъ, что паписты заставятъ тебя измнить длу. И это я хотлъ услышать изъ твоихъ устъ. Если бы ты солгалъ, я немедленно выгналъ бы тебя вонъ.

— Я ужъ вамъ столько разъ лгалъ, что только одной ложью стало бы больше, если-бъ я сказалъ, что кто-нибудь старался меня удержать. Посл того какъ я ршилъ жениться на Кэтъ я, дйствительно, нсколько охладлъ ко всему этому и собирался выйти изъ отряда. Сегодня я не желалъ хать на смотръ, но Кэтъ съ отцомъ заставили меня похать. Позвольте вамъ сказать, что Пауэръ, при всемъ своемъ католичеств, противъ того, чтобы навязать Ульстеру націоналистское правительство. Онъ объявилъ мн, что не отдастъ за меня дочь, — и Кэтъ съ нимъ согласилась,— если я не исполню своего долга. Они выпроводили меня изъ дома и захлопнули дверь у меня передъ носомъ.

Недъ взялъ сливу со стоявшаго передъ нимъ блюда и задумчиво сталъ ее чистить. Рука его слегка дрожала, и онъ былъ блденъ.

Отецъ сидлъ, крпко обхвативъ руками локотники кресла. Мать вытирала глаза. Джимъ готовъ былъ въ любой моментъ броситься между отцомъ и братомъ. Дядя улыбался и облизывалъ губы. Насталъ его часъ. Вдь зачмъ-нибудь онъ сдлалъ весь долгій путь изъ Австраліи!

Онъ первый нарушилъ молчаніе.

— Микаэль Пауэръ такой же порядочный человкъ.

Но братъ будто не слышалъ его словъ.

— Негодяй мальчишка!— сказалъ онъ совсмъ несвойственнымъ ему тономъ,— въ немъ звучало и удивленіе и негодованіе. Онъ трижды повторилъ эти слова.

— Довольно,— спокойно замтилъ Недъ.— Я знаю, что вы хотите сказать, отецъ, не трудитесь повторять. Я женюсь на Кэтъ Пауэръ, Кэтъ выйдетъ за меня замужъ — ваши слова ничего не измнятъ, лучше ничего и не говорить. Поздно. Если вы ничего не имете противъ, поговоримъ о другомъ.

— О, Эдуардъ, — простонала мать, — разв такъ говорятъ съ роднымъ отцомъ?

— Я, кажется, ничего не сказалъ, — возразилъ Недъ, — а вы слышали, что онъ меня назвалъ негодяемъ.

— И правильно назвалъ. Ты, врно, далъ имъ понять, что у тебя есть состояніе, что ты завидный женихъ. А такъ поступаютъ именно негодяи.

— Но тутъ, Джемсъ, вамъ придется считаться со мною,— вмшался Ричардъ.

— Клянусь, Ричардъ, я сумю свести счеты съ бездльникомъ, который подстрекалъ этого мальчишку опозорить свою семью, жениться на папистк. Но, можетъ быть, она ужъ и не такъ охотно пойдетъ за него, когда узнаетъ, что онъ — нищій.

— Кто скажетъ, что онъ нищій, скажетъ неправду,— воскликнулъ дядя Дикъ.— Когда я увидлъ, что предвидится способъ отплатить вамъ за шутку, которую вы со мною сыграли тридцать два года назадъ, когда отняли у меня мою фабрику, я тутъ же сказалъ себ, что ихъ въ обиду не дамъ. Я беру съ собою Джека Пауэра на четыре тысячи, могу взять и Неда съ женою на семь. Онъ будетъ моимъ сыномъ. Вы отняли у меня мою фабрику, я возьму у васъ сынка.

— Не торопитесь, дядя Дикъ. Я не знаю, что было у васъ съ отцомъ тридцать два года тому назадъ, не знаю и знать не хочу. Но я не желаю быть орудіемъ мести ни въ чьихъ рукахъ. Я увренъ, что отецъ, какъ онъ только что говорилъ, пожелаетъ заключить со мною договоръ на новыхъ условіяхъ сегодня же. Я не прочь стать его компаньономъ въ день моей свадьбы. Что вы на это, скажете, отецъ?

— Скажу, Эдуардъ Александеръ, и небо призываю въ свидтели, что въ тотъ день, когда ты женишься на папистк, ты перестанешь быть моимъ сыномъ. Слышишь?

— О, Джемсъ!— простонала мать.— Ты не сдлаешь этого! Не врь ему, Недъ! Онъ одумается до завтра.

— Не безпокойся!— закричалъ отецъ. Онъ уберется изъ моего дома, уберется съ фабрики!

— Не горячитесь, отецъ, — холодно остановилъ его сынъ.— Если мн придется уйти, я унесу съ фабрики самое цнное.

— Ты хочешь сказать… о чемъ ты говоришь? Не воображаешь ли ты, что рабочіе забастуютъ изъ-за того, что я не желаю держать у себя мужа папистки?— спросилъ отецъ.

— Я не такъ глупъ. Нтъ, я имю въ виду свой приборъ.

— Да на что онъ теб?

— Какъ? Да вдь я его изобрлъ!

— Такъ что же отсюда слдуетъ? Вдь я приспособилъ этотъ приборъ къ машинамъ, на мои деньги были произведены вс передлки!

— И все-таки онъ — мой. Я не былъ бы ульстерцемъ, если бы не позаботился взять патентъ на эту вещь, какъ только выяснилось, что она представляетъ извстную цнность. И взялъ я его на свое имя. Мегарри узнали объ этомъ всего мсяцъ тому назадъ и предлагаютъ мн двадцать тысячъ за право эксплоатаціи его въ теченіе трехъ лтъ. Но разв я могъ обойти своихъ? У меня этого и въ мысляхъ не было! Я предоставлю вамъ, отецъ, исключительное право, а если вы не согласны, я остановлю фабрику, нашу фабрику, въ слдующій понедльникъ, если, конечно, вы не пожелаете работать безъ моего прибора. Вотъ и весь мой сказъ. Покойной ночи, мама, покойной ночи всмъ вамъ. Я почти изнемогаю.

Съ этими словами Недъ вышелъ изъ комнаты, оставивъ родственниковъ съ разинутыми отъ изумленія ртами.

М-съ Александеръ положила руку на плечо мужа, но онъ стряхнулъ ее и словно съ упрекомъ замтилъ:

— Не троньте меня! Оставьте. Щенокъ!… Неблагодарный щенокъ! За все, что я для него сдлалъ! Мегарри! Какая благодарность!

— А знаете, Джемсъ, Мегарри-то съ лихвой получатъ за т четыре футика!— сказалъ Дикъ, намекая на столовую брата.

— Убирайся къ чорту!— послышалось въ отвтъ.

— Т же слова, Джемсъ, которыя ты мн сказалъ, когда выгналъ меня съ моей фабрики,— сказалъ Ричардъ.— Джемсъ Александеръ,— благодареніе Богу,— я всегда былъ набожнымъ человкомъ, потому-то и проклялъ тебя тогда… Я узнаю руку Всемогущаго. Ждать пришлось долго, но я былъ взрощенъ въ страх Божіемъ и не терялъ вры, надялся, что Господь пошлетъ мн случай вышибить тебя. Но да будетъ, какъ есть. Богъ лучше насъ знаетъ… Помню, пятнадцать лтъ тому назадъ я прочиталъ въ тетрадк сына десять разъ написанную фразу: ‘Жернова Господа мелютъ медленно, но мелютъ чрезвычайно мелко’. Не правда ли, Джемсъ? Вы можете это проврить на себ. Сегодня, Джемсъ, вамъ пришлось самому пройти черезъ чесальную машину и приспособленіе Неда контролировало работу станка, чтобы не соскочило ни одно веретенце. Каково? Какъ будто это было вчера: я стоялъ передъ вами и говорилъ: ‘я разбитъ’. Не вамъ ли чередъ сегодня сказать: ‘я разбитъ, я побжденъ’? Вы не говорите? Но вамъ слдовало бы сказать!…

— Уходите, Ричардъ Александеръ, и не переступайте впредь порога нашего дома,— воскликнула м-съ Александеръ, становясь въ воинственную позу, совсмъ несвойственную ей.— Вы человкъ веселый, что и говорить, но шутите гд-нибудь подальше.

— Оставь его, Сузанна, оставь,— замтилъ мужъ.— Онъ правду сказалъ, хоть единственный разъ… Мн нужно уйти. Пойду лягу и готовъ никогда не вставать… А это ты, Джимми? Ты не втрогонъ, ты не собираешься жениться на папистк… Ты еще съ нами.

— Нтъ, нтъ. На Джима можно положиться. Что-жъ вы не поддакиваете, Джимми?

Джемсъ старшій направился къ двери, но еще разъ оглянулся и произнесъ:

— Къ чорту отсюда!— употребляя слова эти не въ бранномъ смысл, а какъ обиходную въ Ульстер фразу, своего рода любезный совтъ.

Братъ такъ его и понялъ.

— Это сломило его, — замтилъ обычно молчаливый Джимъ, когда остался вдвоемъ съ дядей.

— Сломило! Скажите!… Сломило его! Не таковскій онъ, нтъ, не таковскій. Хотя, конечно, здорово ему сегодня попало! Въ тотъ вечеръ, какъ я пріхалъ сюда, я признался ему, что самъ не могъ понять, какъ не побилъ его тогда… Теперь я знаю: Господь готовилъ Свой ударъ. А удары Господа тяжко падаютъ, отъ нихъ не всегда и на ногахъ устоишь. Ну, чей бы виски это ни былъ, я выпью еще глотокъ для бодрости и — спать. Хлопотливый выдался день, надо сказать.

Онъ налилъ полстакана и выпилъ.

— Покойной ночи, Джимъ, не забудь погасить огонь,— прибавилъ онъ, обтирая губы.

XXX.

— Что это разсказываютъ про молодого Александера?— спросилъ полковникъ Торнтонъ Минну, когда они на слдующій день посл парада сидли за завтракомъ.

— Вдь у нихъ два сына,— сказала та.

— Да, и ты это прекрасно знаешь. Но я говорю о младшемъ, циклист, который пріхалъ въ послднюю минуту.

— Циклисты? Какіе?… Во сколько времени онъ доставилъ бы письмо въ Индію, хотлось бы мн знать.

Минна произнесла это такъ серьезно, что отецъ застылъ съ ложкой въ воздух.

— Ради Бога! Что ты хочешь сказать? Вдь это ужъ третье нелпое замчаніе съ тхъ поръ, какъ ты сошла внизъ. Я говорю о молодомъ Александер…

— Я слышала толки о хорошенькой Кэтъ Пауэръ и о младшемъ Александер, но думаю, что это пустяки: отецъ никогда не позволитъ ему жениться на католичк. Нтъ ли у тебя въ кабинет почтоваго справочника? Мн нужно кое-что посмотрть.

— Если и есть, то старый. Но что теб тамъ понадобилось?

Минна не сразу отвтила.

— Кэтъ Пауэръ — славная двушка,— замтила она наконецъ,— и слишкомъ хороша для Александеровъ. Они воспитываютъ своихъ дочерей въ монастырскихъ школахъ гораздо лучше, чмъ протестанты… Я знаю — она говоритъ по французски, по итальянски…

— Лучшія школы на свт — моравитскія.

— А есть у нихъ школы въ Британской Индіи?… Отчего ты не взялъ меня съ собою въ Индію? Вотъ страна, гд мн всего больше хотлось бы жить!

— Она теб наскучила бы черезъ мсяцъ,— сказалъ отецъ.— Говорятъ, дло не обойдется безъ шуму, если Александеръ-pre откроетъ, что его сынъ влюбился въ Кэтъ Пауэръ.

— Ему бы нужно радоваться… Я думаю, теперь можно посылать телеграммы во вс города Индіи, не такъ, какъ во время возстанія.

Отецъ собирался развернуть газету, но пріостановился и обернулся къ дочери.

— Что ты спросила? Я не разслышалъ.

Минна повторила.

— Конечно. Любая станція иметъ свой проводъ. А черезъ годъ-два будетъ и безпроволочный телеграфъ.

Торнтонъ углубился въ газету, изрдка вскользь сообщая дочери какую-нибудь новость. Молчаніе длилось довольно долго. Минна, повидимому, съ интересомъ изучала свои черты, искаженныя въ выпукломъ серебряномъ кофейник. Вдругъ она замтила:

— Конечно, это стоитъ очень дорого.

— Разумется, все дорого теперь, но ты говоришь о дороговизн чего?

— Я думаю о стоимости телеграммы въ Индію,— отвтила молодая двушка съ дрожью въ голос и вспыхнула. Отецъ опустилъ газету.

— Помилуй Господи! Что означаетъ весь этотъ разговоръ объ Индіи, объ успхахъ телеграфнаго дла? Какое теб дло до индійскихъ телеграфовъ?

— Я только думаю, во сколько обойдется телеграмма въ нсколько словъ?

— Только всего? А я думалъ… Страшно дорого — фунты, много фунтовъ! Хорошо, что у насъ съ тобой нтъ…

— У меня есть, папа, то-есть, кажется, я не знаю…

— Я никогда не слыхалъ… Сколько же словъ ты хочешь послать?

— Одно, только одно!

Отецъ пристально посмотрлъ на дочь. Румянецъ ея щекъ сталъ еще гуще.

— Что это значитъ?— съ нжнымъ участіемъ спросилъ онъ, отбрасывая газету.— Скажи, дорогая, это слово ‘да’ или ‘нтъ’?

— Оно будетъ ‘да-да-да’. И только.

— Это расточительно, но, пожалуй, дешевле, чмъ уклончивый отвтъ,— отвтилъ онъ.— А теперь позволь спросить, телеграмма будетъ адресована ‘Сагибу’ или ‘Мемсагибъ’, и есть ли у адресата имя?…

Минна обошла столъ, сла къ отцу на колни и обняла его.

— Милый папа, я думаю, никогда еще не было такого забавнаго случая, съ тхъ поръ какъ свтъ стоитъ! До сегодняшняго утра, до письма майора Бентона,— пожалуй, я должна называть его Гаемъ,— мн положительно нечего было вамъ разсказывать.

— Такъ вотъ откуда твой интересъ къ телеграфамъ!… Дитя мое, насталъ часъ, къ которому я готовился, котораго боялся съ тхъ поръ какъ теб минулъ годъ.

— Ахъ! но вдь это только съ прошлаго года…

— Изъ всхъ счастливыхъ минутъ въ жизни отца, Минна, самая горькая та, когда является на горизонт подходящій претендентъ. Вс достоинства твоего Гая не смягчаютъ этой горечи. Я очень радушно принималъ твоихъ поклонниковъ, потому что теб они не нравились, но, поврь, этому я не обрадуюсь, потому что давно замтилъ, что онъ нравится теб!

— Какъ вы могли ‘давно’ это замтить? Онъ не былъ здсь съ восемнадцатаго октября, и я, кажется, ни разу не произнесла его имени?

— Ни разу. Это одно могло меня убдить, даже если бы у меня не было ни глазъ, ни головы на плечахъ. Ты плохо умешь притворяться, но ты лучше всхъ и единственное въ мір существо, которое я люблю и которое любитъ меня… Когда дв недли тому назадъ пришло письмо отъ Гая Бентона, я истратилъ четыре фунта восемь шилинговъ и восемь пенсовъ на отвтную телеграмму. Онъ не просилъ меня телеграфировать, замть! Никогда мн не было такъ жаль истраченныхъ денегъ, какъ въ этотъ разъ…

— Онъ писалъ вамъ дв недли тому назадъ…

— И это обошлось ему четыре анна, не то, что мои четыре фунта!

— И вы ни слова мн не сказали.

— Это не входило въ мою инструкцію, а я слишкомъ старый, испытанный солдатъ, чтобы превысить приказъ.

— А телеграмма входила въ инструкцію?

— Этотъ вопросъ онъ великодушно оставилъ открытымъ. Не думаю, чтобы его великодушіе простиралось на тебя. Разв онъ не умолялъ тебя ради всего святого…

— Не ради святого, а ради него.

— Это какъ разъ противоположное, а ты, можетъ быть, считаешь, что это одно и то же?…

— Разумется. Въ сущности все это очень странно. Повидимому, вс все знали, кром меня. Хотлось бы мн знать, участвуетъ ли Лидія въ этомъ секрет.

— Какой это секретъ, дорогая! Вс говорятъ объ этомъ, обсуждаютъ, должна ли ты внчаться въ бломъ, или въ лиловомъ…

Минна взяла голову отца обими руками и заглянула ему въ глаза. Отецъ не могъ отвтить ей тмъ же, потому что его глаза застилало туманомъ. Она чувствовала, что онъ старался скрыть отъ нея свое волненіе подъ маской шутливости, и ей впервые представилось зрлище одинокаго старика, сидящаго на террас, съ пустымъ стуломъ около него… Въ слдующую минуту она уже плакала у него на груди, обнявъ его за плечи.

— О, скажу ‘нтъ-нтъ-нтъ’,— шептала она.— Я не безсердечная, я никогда, никогда не оставлю васъ. Кто можетъ насъ разлучить? Зачмъ?

— Бдная моя двочка,— тихо проговорилъ отецъ.— Моя бдная двочка! Не мы съ тобою создали этотъ міръ!

— Мы создали свой собственный мірокъ, куда доступъ всмъ былъ закрытъ. Мы довольствовались имъ и сумемъ довольствоваться и въ будущемъ.

— Нтъ,— возразилъ отецъ, цлуя ее въ лобъ и откидывая назадъ спустившіяся прядки волосъ.— Нашъ рай уже нарушенъ съ появленіемъ этого искусителя: я вижу на стул рядомъ съ моимъ, на нашей любимой террас сдую двицу: ‘все еще хорошенькая’, будутъ перешептываться люди, ‘все еще, жаль, что въ свое время не вышла замужъ. У нея былъ отецъ (старики еще будутъ вспоминать его), старый эгоистъ не отпускалъ ея отъ себя, все хотлъ, чтобы она за нимъ ходила’… Но воображеніе рисуетъ мн и другую картину: на террас полдюжины стульевъ, слышенъ дтскій смхъ. Это зрлище примиряетъ меня съ затратой восьми фунтовъ на телеграмму въ Алигаръ. Я не вижу, зачмъ намъ разлучаться дольше, чмъ, скажемъ, на мсяцъ въ году. Въ дом мста хватитъ для всхъ, я зналъ его отца, Минна, прекрасный былъ человкъ! По смерти матери имніе перейдетъ къ Гаю. Оно лежитъ въ Сессекс, недурно будетъ тамъ найти пристанище, если нашъ Ульстеръ перейдетъ въ руки націоналистовъ. Ну, пиши же свою телеграмму. Поставь только ‘Алигаръ’, каждое лишнее слово — десять шиллинговъ, пусть почтовые чиновники поищутъ,— это ихъ дло.

— А если телеграмма попадетъ не туда?

— Если она попадетъ въ руки совсмъ другому, клянусь, вы должны будете выйти замужъ за него. Я не допускаю никакихъ колебаній! Вы выйдете за того, кому достанется эта дорогая телеграмма. Обрати вниманіе: самъ онъ не пользуется телеграфомъ, предоставляетъ работать нашимъ аппаратамъ. Настоящій ульстерецъ.

Минна улыбнулась, но, подойдя къ двери, оглянулась, опустилась въ кресло и закрыла лицо руками.

Драгоцнная телеграмма была отослана только черезъ часъ.

XXXI.

Минна Торнтонъ сочла необходимымъ немедленно вслдъ за отправкой телеграммы написать Вилли Кингану. Онъ былъ положительно огорченъ. Будучи достаточно высокаго о себ мннія, онъ не могъ понять причинъ. Во всхъ отношеніяхъ онъ пользовался успхомъ, былъ на пути къ карьер, ни въ чемъ не могъ себя упрекнуть и до послдняго времени не могъ пожаловаться и на судьбу. Онъ умло пользовался временемъ и обстоятельствами и получалъ достойную награду. Потому-то этотъ отказъ его и задлъ такъ больно.

Но такова участь всхъ, кто успваетъ въ жизни: они неизбжно терпятъ пораженіе, какъ только берутся за дла, чуждыя логик и здравому смыслу. И это естественно. Такъ разсуждалъ Вилли.

Первое ощущеніе было ощущеніе униженія. Но тутъ же онъ подумалъ о способахъ скрыть свое униженіе отъ другихъ и посл краткаго размышленія убдился въ томъ, что лучшій и самый надежный способъ — alibi. Лучшее средство убдить всхъ, что вы не потерпли въ извстномъ направленіи пораженія, это доказать, что вы шли совсмъ по другому пути.

Самый умный и дальновидный, врод Вилли Кингана, человкъ можетъ иногда приходить къ тмъ же выводамъ, что и самые заурядные люди! Такъ, если самолюбіе мужчины задто отказомъ женщины, чтобы исцлить его, нужно доказать ей, что она не единственная, что и еще есть хорошія и безконечно-привлекательныя женщины…

При этомъ Кинганъ вспоминалъ о поцлуяхъ, которыми утшалъ Эленъ, объ ея бархатистой, какъ персикъ, щечк, подумалъ, не примирилась ли она съ злополучной участью любимаго брата…

Былъ пятый часъ, когда онъ направился къ Ардрэ. Онъ предпочелъ бы пройти прямо въ розовую бесдку, минуя домъ и возможныя встрчи, но это было невозможно. Оставалась надежда застать Эленъ одну въ гостиной. Какъ знать? А можетъ быть, бдняжка сидитъ въ своей комнат, одна со своимъ горемъ…

Не усплъ Вилли взяться за звонокъ, какъ м-ръ Александеръ самъ распахнулъ дверь.

— Васъ-то мн и надобно, м-ръ Кинганъ,— серьезно произнесъ онъ.— Я раздумывалъ, звонить ли къ моему повренному или къ вамъ… Но вы тоже юристъ и можете подать мн добрый совтъ. Войдите, сэръ.

— Надюсь, ничего серьезнаго,— началъ Вилли.

— Очень серьезно. Если дойдетъ до суда, вы какъ разъ будете намъ нужны. Вы знаете нашу старшую дочь, Анни, что за Дреннаномъ, въ Бельфаст.

— Конечно, я знаю и Дреннановъ, отца и сына, я увренъ, что они, какъ адвокаты, сумютъ вамъ подать лучшій совтъ…

— Но его здсь нтъ. Анни покинула его и пріхала къ намъ.

— Это очень серьезно, очень,— замтилъ Кинганъ.

— Вотъ потому-то мы и нуждаемся въ вашемъ совт. Бда никогда не приходитъ одна. Я думаю, всей округ извстно, что Недъ женится на папистк, а тутъ еще Анни съ этой исторіей… Сегодня утромъ къ ней явилась женщина и заявила, что Чарльзъ долженъ выдавать деньги на содержаніе ребенка. Анни взяла быка за рога и помчалась къ отцу Чарльза за объясненіями. Тотъ отвтилъ, что ни о какомъ ребенк не слышалъ, и вызвалъ Чарльза. Тотъ смутился, объяснилъ, что дйствовалъ за доврителя, но имя его отказался назвать. И вотъ Анни здсь. Жена и Анни увидли васъ изъ окна и просили меня немедленно доставить меня къ нимъ.

Раздался стукъ въ дверь, и вошла м-съ Александеръ съ дочерью. М-съ Дреннанъ имла сходство съ младшей сестрой, но, глядя на нее, каждый инстинктивно понималъ, что она должна держать діэту, въ противномъ случа…

Вилли мысленно представилъ себ ее десять лтъ тому назадъ и изумился ея сходству съ Эленъ.

Говорила Анни почти съ тмъ же акцептомъ, съ какимъ изъяснялись ея родители.

— Я побаивалась, что вы не захотите и слушать меня, м-ръ Кинганъ. Скажите, какъ юристъ: меня оправдаютъ, хотя я и оставила домъ мужа? Отецъ вамъ разсказалъ о ребенк?…

— Да, кое-что. Но вы не думаете, м-съ Дреннанъ,— быть можетъ, кліентъ не желаетъ, чтобы его имя называли? Въ такихъ случаяхъ нтъ точно установленныхъ правилъ. А я посовтовалъ бы вамъ быть очень осторожной: покинуть домъ мужа — вещь очень серьезная.

— То же и я говорю, м-ръ Кинганъ!— вставила м-съ Александеръ.

— Я и не отрицаю. Будь здсь что-нибудь другое, но это, это… Быть можетъ, потому, что у меня нтъ дтей… Но представьте себ, что я — пожалуйста, вообразите меня на его мст, предположите, что ребенокъ… конечно, вы скажете, что для мужчинъ законъ одинъ, а для женщинъ — другой! Но я съ вами несогласна. Это законъ, написанный мужчинами!

— И Божескій вмст съ тмъ.

— А я врю, что передъ небомъ мужчина и женщина равны,— возразила Анни.— Вы хотите сказать…

— Вотъ и онъ самъ!— воскликнула м-съ Александеръ.

— Мн, пожалуй, лучше уйти,— замтилъ Вилли.

— Нтъ, нтъ, оставайтесь, м-ръ Кинганъ,— удержалъ его м-ръ Александеръ.— Вы намъ польете масло на воду…

— Онъ, должно быть, пріхалъ каяться,— сказала Анни,— но, предупреждаю, на это не посмотрю!

М-ръ Александеръ пошелъ навстрчу зятю. Дреннанъ былъ высокій, стройный молодой человкъ лтъ тридцати съ небольшимъ.

— Здравствуйте, м-ръ Кинганъ,— проговорилъ онъ, входя въ комнату, и взглянулъ на свою жену: она стояла въ поз гордой, оскорбленной женщины, которой года черезъ два предстоитъ лчиться отъ полноты…

— Я здсь случайно,— оправдался Вилли,— и хотлъ уйти… Въ такихъ случаяхъ посторонніе…

— Вы меня обяжете, если останетесь,— возразилъ Чарльзъ.— Вы человкъ свтскій…

— Вотъ онъ сознается!— подхватила Анни.— Мы знаемъ, какъ свтскіе люди на это смотрятъ,— продолжала она, не обращая вниманія на возраженія мужа.

— Не уходите, м-ръ Кинганъ, здсь нтъ вещей, которыхъ нельзя говорить вслухъ, вы поможете мн урезонить жену…

— Никакъ, нашъ Джимми детъ!— воскликнула м-съ Александеръ.

— Я телефонировалъ ему, просилъ его пріхать сюда,— пояснилъ Чарльзъ.

Черезъ минуту Джимми былъ уже въ комнат и оглянулъ присутствующихъ. Кинганъ привыкъ съ перваго взгляда оцнивать свидтелей и сразу все понялъ.

— Я радъ, что вы пріхали, Джемсъ, вы, конечно, подтвердите мои слова. Мн поручено было однимъ кліентомъ заботиться о ребенк въ отсутствіе его родителей. Съ ихъ согласія я помстилъ его къ очень порядочной женщин. Она имла дло со мною, я изъ дому, не изъ конторы, посылалъ ей деньги. Оказалось, что въ теченіе трехъ недль деньги попадали въ руки ея негоднаго сына. Естественно, что она, не получая столько времени денегъ, пришла въ городъ ко мн и разсказала жен, что я платилъ за содержаніе ребенка, а теперь пересталъ. Вотъ и все. Ребенокъ мн чужой.

— Если это правда, назовите отца, и я прощу васъ,— сказала м-съ Анни.

— Простите? Меня? За что — желалъ бы я знать! Ничего подобнаго я не сдлаю, я хочу…

Вилли поспшилъ вмшаться и объяснилъ, что для адвоката довріе кліента священно, какъ тайна исповди. Онъ не можетъ назвать имя кліента,— повторилъ Вилли, длая видъ, что ищетъ свою шляпу.— Быть можетъ, вашъ братъ пользуется довріемъ кого-нибудь изъ родственниковъ ребенка и не откажется сообщить своему зятю, что знаетъ по этому непріятному длу. Что вы скажете, м-ръ Дреннанъ?

— Я ничего не имю противъ этого,— отвтилъ тотъ.— Но я не вижу здсь ничего непріятнаго! Ей-Богу, я желалъ бы, чтобы ребенокъ былъ не его, а мой!

— Чей? Чей?— завопили со всхъ сторонъ жена, теща и тесть: отъ изумленія они даже не замтили обиды, брошенной зятемъ жен, ихъ дочери…— Чей?

— Вы слышали, что я сказалъ,— сказалъ Дреннанъ: въ его тон чувствовалось смущеніе.

— Быть можетъ, вы поможете распутать это дло и водворить миръ въ дом своей сестры?— обратился Вилли къ Джемсу младшему.

— Я ничего не знаю,— пробормоталъ тотъ.

— Что? что? вы говорите, что ничего не знаете?— вскричалъ Чарльзъ.— Хорошо! Я узжаю. Оставайтесь здсь, сколько угодно, Анни, вамъ полезно пожить на чистомъ воздух. Ну, и семейка! Телжка ждетъ меня. Не подвезти ли васъ, м-ръ Кинганъ? По дорог поговоримъ. Я положительно не понимаю, что вы длаете въ этомъ дом.

Этотъ самый вопросъ только что задалъ себ Вилли. Онъ отыскалъ свою шляпу и трость.

— Я иду,— сказалъ онъ Дреннану,— но зачмъ вы торопитесь? Поговорите съ вашимъ кліентомъ,— онъ пристально посмотрлъ на Джемса.

— И это порядочные люди!— воскликнулъ Дреннанъ.— Нтъ съ меня достаточно ужъ Александеръ!… Я ухожу.

— Одну минуту!— воскликнулъ Вилли и, обращаясь къ Джемсу, спросилъ:— вы не думаете, что пора уже дать м-ру Дреннану право сказать все, что ему извстно? Вдь нельзя же воображать, что можно сохранить все въ тайн?

— Мн все равно,— отозвался Джимъ,— пусть разсказываетъ. Дядя готовъ взять меня и Сару съ собою.

— Тебя и Сару?— вылетло сразу изъ трехъ родственныхъ ртовъ.— Какая Сара?

— Сара О’Нейль,— твердо произнесъ Джимъ.— Мы женаты два года и, хоть она и католичка и дочь извозчика, я не знаю, чмъ она хуже насъ. Словомъ, мы женаты. Простите, Чарльзъ, вы столько сдлали для меня. Я радъ, что все окончилось. Я былъ трусомъ. Но вы знаете, въ глазахъ отца нтъ преступленія боле тяжкаго, чмъ женитьба на католичк! Вотъ до чего мы въ Ульстер дошли. Нелпый гомруль воскресилъ старую вражду и превратилъ насъ въ то, чмъ является мой отецъ.

— На комъ бы вы ни женились, отецъ проститъ и мать тоже, она жаждетъ поцловать внука. Прощайте. Очень радъ, что все выяснилось — замтилъ Вилли.

Онъ быстро вышелъ изъ комнаты и очутился лицомъ къ лицу съ Эленъ.

Его особенно поразило ея сходство со старшей дородной сестрицей.

— А я слушала у дверей,— сказала она,— я слышала все. Милое семейство, не правда ли? Вотъ люди будутъ смяться, дв папистки, и одна сверхъ того дочь извозчика, она была горничной въ станціонномъ буфет! Прощайте, м-ръ Кинганъ. Отрясите прахъ отъ ногъ вашихъ.

— Не говорите пустяковъ,— замтилъ Вилли,— такія вещи случаются въ самыхъ лучшихъ семьяхъ. Надюсь однако, что вы, миссъ Александеръ, не выйдете за католика. Помните, что говоритъ Киплингъ:

‘Востокъ — Востокъ, а Западъ — Западъ’.

— Ну, а если и выйдете, я увренъ, вы будете и католику прекрасной женой. Прощайте!

— Я никогда ни за кого не выйду теперь,— сказала она.

— Серьезно?— улыбаясь, переспросилъ онъ.— Я не встрчалъ ни одной двушки, которая, принявъ подобное ршеніе, не вышла бы замужъ въ тотъ же годъ. Прощайте!

Она покачала головой.

Кинганъ поспшно вышелъ изъ дома: онъ недоумвалъ, какъ, вообще, онъ могъ переступить его порогъ…

Перевела З. Зеньковичъ.

‘Русская Мысль’, кн. IX—XI, 1915

УЛЬСТЕРЕЦЪ.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

X.

XI.

XII.

XIII.

XIV.

XV.

XVI.

XVII.

XVIII.

XIX.

XX.

XXI

XXII.

XXIII.

XXIV.

XXV.

XXVI.

XXVII.

XXVII.

XXIX.

XXX.

XXXI.

Читайте также: