Ив. Кубасов.
Оленин, Алексей Николаевич, Кубасов Иван Андреевич, Год: 1902
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Оленин, Алексей Николаевич, действительный тайный советник, статс-секретарь, первый товарищ министра Уделов, член Государственного Совета, директор Императорской Публичной Библиотеки, президент Императорской Академии Художеств, художник, археолог, писатель. — А. Н. Оленин, по происхождению дворянин, родился в Москве, 28 ноября 1763 г., и был сыном ст. сов. Николая Яковлевича Оленина и Анны Семеновны, урожденной кн. Волконской, ум. 17 апреля 1843 г. в Петербурге. — До десятилетнего возраста А. Н. жил при родителях, а в 1774 г. был отвезен в Петербург к родственнице — княгине Е. Р. Дашковой. Здесь вскоре на него имела случай обратить внимание императрица Екатерина II, и по ее повелению мальчик-Оленин был записан в Пажеский Корпус. В 1780 г. А. Н., по воле императрицы, отправился в Дрезден для обучения в Дрезденской артиллерийской школе воинским и словесным наукам. Здесь он провел пять лет (до 1785 г.) в усердных занятиях по предметам своей специальности и общеобразовательным. Между прочим, его особое внимание привлекли история, древности и искусства, а Королевская библиотека, музей и общество художников помогли ему не только в целях самообразования, но развили вкус и природные наклонности и способности. В Дрездене он скоро пристрастился и к пластическим искусствам и вернулся в Россию знатоком произведений лучших художников древности и периода возрождения, и недурным рисовальщиком, развившим свои художественные вкусы под влиянием главным образом Винкельмана и Лессинга. Вскоре по возвращении на родину, Оленин был определен (в сентябре 1785 г.) в артиллерию квартирмейстером, а в мае 1786 г. произведен в капитаны. Тогда же (2-го мая) А. Н. был избран, по предложению княгини Дашковой, в члены Российской Академии за представленное им ‘толкование многих военных русских старинных речений’, и, таким образом, впервые осязательно проявилась его симпатия к археологическим занятиям, которой он не покидал до последних своих дней. Избрание Оленина в члены Академии ввело его в еще более обширный круг литературных знакомств, который, впрочем, и до сего момента был у него немал: известно, что Оленин был весьма близок к кружку Державина, дружен с Хемницером и др. крупными писателями конца XVIII века. К этому же времени относятся и первые дошедшие до нас опыты Оленина в области художеств: в 1789 г. Оленин награвировал по способу Лепренса ‘скачущего курьера’, в 1794 г. — заглавный эстамп к сочинению гр. А. И. Мусина-Пушкина о Тьмотараканском камне и в 1799 г. рисунки ко 2-му изданию басен Хемницера. Между тем, в 1788 г., за болезнью, Оленин, в чине майора, вышел в отставку, но уже в январе следующего года вновь определился на военную службу и был назначен в Псковской драгунский полк подполковником, для устроения при этом полку конной артиллерии. Находясь в составе Псковского полка, Оленин принимал участие во многих делах Шведской кампании, как боец, командир и инженер. Деятельное участие принимал Оленин и в военных действиях против Польши: в 1792 г. он находился в великом княжестве Литовском в составе передовых войск, под начальством гр. Кречетникова, в 1794 г. усмирял польских конфедератов Лидского повета. Военные действия не отвлекли, однако, Оленина от упражнений художественных и до нас дошли вещественные памятники его пребывания в Польше, это — 18 рисунков, изображающих типы польских конфедератов (сохранились в рукописи). Вскоре по возвращении из похода, Оленин 14 марта 1795 г., по прошению, вновь был уволен от службы с чином полковника. Немного спустя Оленин имел случай и публично выказать свои художественные способности: 6 ноября 1795 г. Державин поднес императрице Екатерине II собрание своих стихотворений (рукопись), украшенное 92 виньетками, сделанными Олениным сенией, тушью и акварелью, мотивы их были умело заимствованы молодым художником из классической мифологии и древностей, таким образом, Оленин, уже здесь успел выразить свои симпатии к миру классическому, которые впоследствии он выразил в целом ряде археологических трудов и которых держался до конца своей жизни. Между тем в апреле того же 1795 г. Оленин начал гражданскую службу, поступив в Экспедицию Государственного Ассигнационного Банка, именовавшуюся Конторой о покупке металлов, 5 августа следующего года он назначается советником Правления Ассигнационного Банка, а 24 января 1797 г. управляющим упомянутой Конторой, с пожалованием в статские советники, в октябре того же года Оленин был назначен управляющим Монетным Двором, заведуя которым, он, между прочим, познакомился с медальерным искусством, а впоследствии и основательно изучил его и составил в 1817 г. ‘Опыт о правилах медальерного искусства’. 4 декабря 1798 г. Оленин был произведен в действительные статские советники, и скорое и блестящее повышение его по ступеням службы, отчасти благодаря расположению к нему гр. А. С. Строганова и др. влиятельных лиц, пошло еще быстрее. Ровно через год (3 дек. 1799 г.) он назначается обер-прокурором 3-го Департамента Правительствующего Сената, а затем и управляющим юнкерской школой при Сенате (после О. П. Козодавлева), которой, впрочем, он мало интересовался, в апреле 1801 г. Оленин был пожалован званием статс-секретаря. В сентябре следующего года А. Н., вместе со Сперанским, был приглашен к составлению Канцелярии при Министерстве Внутренних Дел, а 19 февраля 1803 г. определен товарищем министра Уделов. — Значительные служебные обязанности, особенно в то знаменательное время, не были, однако, помехой Оленину в его научных и художественных занятиях. Из его переписки того времени видно, что он продолжал ревностно заниматься археологией, собирал памятники древности, особенно отечественной, основательным знатоком которой уже слыл в ту пору, Академия Художеств, ценя его ‘отменную привязанность к изящным художествам и знание, сопровождающее оную’, 1 сент. 1804 г. избрала Оленина своим почетным членом, 28 дек. 1807 г. Оленин был избран почетным членом Оружейной палаты, и, наконец, 27 апреля 1808 г. назначен на должность помощника главного директора Императорских библиотек. Впрочем, загоравшаяся война с Наполеоном оторвала Оленина от обычных занятий. В ноябре 1806 г. последовал манифест о составлении и образовании милиций, и Оленин вновь почти на 2 года становится в ряды ратных слуг отечества. 24 дек. 1806 г. он принял на себя хлопотливую должность правителя канцелярии Главнокомандующего земским войском 1-й области (Н. А. Татищева), и с 23 марта 1807 г. по 1 апреля 1808 г. исправлял должность дежурного генерала. Когда же милиции были распущены, Оленин, награжденный золотой медалью и правом на ношение милиционного мундира, и призванный на упомянутую службу по части управления Имп. библиотекой, сверх того, состоял по-прежнему на службе в Департаменте Уделов. 1 января 1810 г. Оленин был произведен в тайные советники и в то же время, при преобразовании Государственного Совета, назначен статс-секретарем по Департаменту гражданских и духовных дел, 3 апреля 1812 г. ему, как старшему статс-секретарю, Высочайше повелено было ‘править’ (за А. С. Шишкова) должность государственного секретаря, в звании ‘правящего’ Оленин пробыл до 22 июля 1826 г., пока не был утвержден в означенной должности.
По словам историка Государственного Совета, имя Оленина тесно связано с Государственной Канцелярией в первую половину XIX века. Еще при самом учреждении Государственного Совета, в 1801 г., Оленин в звании статс-секретаря был экспедитором по части государственного хозяйства и, между прочим, одним из ближайших сотрудников Сперанского, падение последнего, а затем вскоре объявленный Высочайший указ, повелевавший преемнику Сперанского А. С. Шишкову ‘быть при особе Его Величества’, вызвали временное ‘исправление’ Олениным обязанностей Государственного секретаря, а затем (уже в новое царствование) и утверждение Алексея Николаевича в этой должности. Между прочим, имени Оленина, как Государственного секретаря, выпало на долю быть связанным со столь известным заседанием Государственного Совета 27 ноября 1825 г., на котором он читал манифест императора Александра I от 10 августа 1823 г. и акт отречения великого князя Константина Павловича. В то же день он читал Николаю Павловичу журнал заседания и сделал указанные ему великим князем перемены в редакции журнала. Кроме того, Оленин же читал и рескрипт цесаревича Константина Павловича в секретном заседании Государственного Совета 13—14 декабря того же года. Кроме прямых обязанностей по службе, Оленин, в звании статс-секретаря, был неоднократно Высочайше назначаем в состав различных комитетов и комиссий: так, в 1821 г. он был председательствующим в Комитете для рассмотрения замечаний на строительные работы Исаакиевского собора, а с 17 апреля 1822 г. членом комиссии по постройке того же собора, в феврале следующего года — членом комитета призрения заслуженных гражданских чиновников, в августе 1827 г. уже в звании члена Государственного Совета (с 29 апреля 1827 г.) — членом комитета о сооружении триумфальных ворот в честь Гвардейского Корпуса, с 6 сентября 1828 г. — членом Главного Управления Цензуры.
Долговременное служение Оленина на поприще государственной деятельности было неоднократно отмечаемо знаками Монаршего благоволения и высокими наградами: Оленин умер в чине действительного тайного советника, получив последней наградой орден св. Владимира 1 степени и знак отличия беспорочной службы за LV лет. — Всегда корректно относившийся к своим служебным обязанностям, Оленин с особой любовью и рвением отправлял свою должность директора Библиотеки и президента Академии Художеств. 13 октября 1811 г. Оленин был назначен директором Императорской Публичной Библиотеки. При нем Библиотека была окончательно преобразована и 2 января 1814 г., как говорится в его формуляре, ‘по приведении хозяйственной и ученой части библиотеки в надлежащее устройство и порядок, Оленин открыл это учреждение на общую пользу’. На торжественном собрании, по этому поводу, были произнесены речи: Красовским ‘О пользе знаний’, Гнедичем — ‘О причинах, замедляющих успехи нашей словесности’, тогда же была прочитана Крыловым и басня его ‘Водолазы’. Перечисленные писатели были библиотекарями Публичной Библиотеки и в тоже время, особенно два последние, близкими людьми к Оленину и тому кружку лиц, который вращался в известном ‘салоне’ Оленина. Алексей Николаевич, как человек европейски и разносторонне образованный, общительный и любезный, горячо любивший науки и искусства, старался окружать себя представителями последних и в своей частной жизни и на поприще служебном. Достигнув высокого общественного положения, обеспечившего ему безбедное существование, дойдя, наконец, до тех ступеней служебной иерархии, с высоты которых его голос и влияние имели значительную силу, Оленин стал меценатом в обширном значении этого слова. Всегда радушный прием, который оказывал Оленин в своем салоне труженикам в области наук и искусств, участие в их всяких нуждах, ходатайство и заступничество за них в их трудные минуты, помощь им словом, делом и советом, наконец, искренние и горячие заботы о вящем преуспеянии отечественных наук и искусств, — вот качества Оленина, как мецената. — 17 апреля 1817 г. Оленин был назначен президентом Академии Художеств. Эта новая должность, в связи с управлением Публичной Библиотекой, еще теснее сблизила Оленина с литературной и художественной сферами, и он до конца дней своих, на протяжении не одного десятка лет, был их средоточием, его салон был излюбленным местом собраний писателей и художников, был пунктом, на котором вырабатывались и составлялись мнения по тем или другим вопросам и явлениям текущей литературы и художеств, мнения, правда, не всегда имевшие вполне авторитетную силу, но к которым прислушивался весь интеллигентный мир столицы и с которыми, во всяком случае, считались. — Направление вкусов и взглядов кружка Оленина и самого Алексея Николаевича, достаточно определенное, не могло не вызывать критики, а порой и недоброжелательных отношений со стороны представителей нашей литературы первой четверти XIX столетия, разбившихся на враждовавшие между собой лагеря: имя Оленина подвергалось нередко осуждению. Обильную пищу нареканиям давало постоянное выше отмеченное стремление Оленина окружать себя лицами своего ‘салона’, наконец, вызывали глухой ропот и тайные интриги при жизни Оленина и разноречивые суждения о нем, как о человеке и общественном деятеле по смерти его, высокое общественное положение Алексея Николаевича и первенствующая роль во многих сферах. Многие современники (сели не большинство), единогласно свидетельствуя о широком образовании Оленина, его глубоких познаниях и трудолюбии, не умалчивают и о следующих чертах в характере Оленина — его ‘ласкательстве’, ‘заискивании у сильных’, дипломатичных уловках, скрытности и чрезвычайной осторожности в суждениях и обращении с людьми. Утверждают, что Оленин весьма тактично пользовался расположением к нему гр. А. С. Строганова и ‘умел в тоже время ладить с теми людьми, которые возвысились в царствование молодого государя (Александра I), благодаря чему, говорят, он чрезвычайно быстро и подвигался на служебном поприще, ‘однако никогда не изменяя чести’, как заметил о нем Вигель. Некоторые современники доходили до крайностей: считали Оленина способным на донос (дело Лабзина), обвиняли в привычке выдавать чужое за свое, утверждали, что напр. для Академии Художеств он сделал больше вреда, чем пользы — (Ф. П. Толстой) и т. п., наконец, даже в пристрастии Оленина к милиционному мундиру, который он всегда носил до самой смерти, видели тонкую преднамеренность… Лет 30 тому назад М. И. Семевский писал: ‘разноречивые толки о его личности составляют камень преткновения для будущего биографа, приязненные или враждебные отзывы о нем до того односторонни, что из них трудно выработать верную характеристику этого государственного деятеля’. Бумаги Оленина, лишь в последнее время дождавшиеся обнародования (впрочем, далеко не во всем объеме), а также и материалы, опубликованные за последние годы, дают возможность вернее оценить эту выдающуюся личность. Без сомнения, есть доля справедливости в отзывах современников, но в них больше пристрастия. Оленин быстро возвысился не только благодаря связям, уменью пользоваться расположением высоких особ и удобными моментами, но и благодаря своему выдающемуся по тому времени европейскому образованию, рано сложившемуся уравновешенному характеру и многим редким качествам души и ума: ‘его чрезмерно сокращенная особа’ — говорит об Оленине Вигель, намекая на его весьма малый рост — ‘была отменно мила: в маленьком живчике можно было найти тонкий ум, веселый нрав и доброе сердце’. ‘Знающий и деловитый — говорит о нем академик Майков — Алексей Николаевич всем умел сделаться нужным, сам император Александр прозвал его TausendkЭnstler, тысячеискусником’. Еще с юношеских лет имевший случай быть замеченным людьми высокого общественного положения, осторожный Оленин долговременным опытом убедился в важности держаться auream mediocritatem и, преследуя неуклонно и всегда в своих общественных и литературных взглядах умеренность, сумел удержать за собой быстро завоеванное положение, на котором успел оказать весьма существенные заслуги отечеству. Рассмотрение последних и выяснит по справедливости огромное значение этого примечательного русского человека. — В истории Публичной Библиотеки с именем Оленина связаны важные моменты, начать хотя бы с того, что он был первым ее директором, по приведении в порядок этого драгоценного книгохранилища. Мысль основать в столице для общей пользы книгохранилище и сделать его доступным для всех, как известно, принадлежит императрице Екатерине II, по повелению которой было начато постройкой и здание Библиотеки. Разборка и размещение книг, начатые еще в 1795 г., ко времени вступления Оленина в должность помощника директора, были далеко еще не закончены и велись неумело. Вспоминая то время, Оленин писал: ‘я нашел сие книгохранилище в таком положении, которое непременно требовало совсем иного устройства, как по хозяйственной — так и по ученой части’. Главнейшие недостатки были: ‘невыгодное и тесное помещение книг и недостаток положительной системы для приведения их в порядок, книги размещались в шкафах по несколько рядов и каждым библиотекарем по своему усмотрению, сырость и недостаток света еще более ухудшали положение книгохранилища. Благодаря стараниям Оленина помещение Библиотеки было подвергнуто значительным переделкам, книги приводились в порядок и размещались по определенной системе, руководством для последнего между прочим служил составленный им в 1809 г. ‘Опыт нового библиографического порядка для СПб. Императорской Библиотеки’, в основу этого опыта Оленин положил системы, которые применялись в библиотеках западных, преимущественно немецких. 2 января 1812 г. император Александр удостоил вновь созданную Библиотеку своим посещением, 23 февраля того же года были утверждены ‘Начертания подробных правил для управлений Императорской Публичной Библиотекой’. Но военные события отсрочили самое открытие библиотеки: вскоре пришлось думать о спасении ее драгоценностей, которые на время были даже отвезены в Олонецкую губернию, и только 2 января 1814 г. состоялось ее торжественное открытие.
Памятником управления Олениным Библиотекой могут служить некоторые его печатные труды, имеющие отношение к Библиотеке: упомянутый выше ‘Опыт нового библиографического порядка’, а также его брошюра: ‘Публичные библиотеки в Париже и Публичная Библиотека в С.-Петербурге’ (1832 г.) и в особенности его отчеты, из которых видно, сколько энергии и любви постоянно прилагалось к Государственному книгохранилищу и забот о приращении и процветании его директором. При Оленине в Публичной Библиотеке образовался богатый отдел русских рукописей и старопечатных книг путем приобретения коллекции Фролова и, главным образом, драгоценного собрания церковно-славянских и русских рукописей, старопечатных книг гр. Толстого, а также собраний гр. Вязмитинова, Лобанова-Ростовского, Италинского, гр. Сухтелена. В 1829 г. в Библиотеку поступило большое собрание восточных рукописей, в 1831 г. все драгоценные издания бывшей Полоцкой иезуитской академии, в 1832—1834 были богатые поступления из многих варшавских библиотек и др. Наконец, обильный приток книг потребовал в 1834 г. новых пристроек к зданию Библиотеки. Из действий Оленина по управлению нашим книгохранилищем важно отметить привлечение им и состав администрации библиотеки лиц, имевших более близкое отношение к наукам и искусствам, эти лица, как сказано, были в то же время и членами его кружка, назовем И. А. Крылова, Н. И. Гнедича, К. Н. Батюшкова, А. Х. Востокова, А. И. Ермолаева и др. Друзья наук, литературы и искусств, эти люди, ‘о главе с Олениным, были и друзьями книг и добрыми посредниками между последними и лицами, к ним обращавшимися. Впрочем, некоторые современники нелестно отзываются об Оленине и его сотрудниках, как о библиотекарях, но, как кажется, эти упреки не имеют достаточных оснований. — Несправедливыми кажутся и те нарекания, которым подвергалась деятельность Оленина и особенности в бытность его президентом Академии Художеств. В пользу Оленина говорит не только беспристрастно составленное им ‘Краткое историческое сведение о состоянии Императорской Академии Художеств с 1764 по 1829 г.’, но и позднейшие опубликованные материалы.
Как при вступлении в должность помощника директора Библиотеки, так и в звании президента Академии Художеств, Оленину пришлось начать свою деятельность с широких преобразований и исправлений недостатков, существовавших до него в этих учреждениях. Дело в том, что по смерти президента Академии гр. А. С. Строганова (1811 г.) Академия скоро пришла в упадок, и неблагоприятные слухи о ней вынудили тогдашнего министра кн. А. Н. Голицына, с Высочайшего соизволения, учредить при ней в августе 1816 г. особый комитет, под председательством Оленина, для рассмотрения ‘причин расстройства Академии во всех ее частях’. И в качестве председателя этого комитета, а затем (с 17 апреля 1817 г.) в звании президента Академии Оленин оказал этому учреждению серьезные услуги, начав с приведения в порядок ее денежных сумм, хозяйственной части, кончая стороной чисто художественной. Были уплачены долги Академии, исходатайствованы крупные пособия, увеличен бюджет, произведены крупные переделки в зданиях, принадлежащих Академии и новые пристройки и улучшения, значительно увеличен и обогащен учебный и художественный инвентарь Академии, собственными приношениями Оленин положил начало ‘кунсткамеры’ при Академии, наконец, им было обращено внимание и на Академическое Воспитательное Училище, подвергнутое затем большим преобразованиям и улучшениям, которыми, впрочем, не удалось поставить Училище на желательную высоту (тотчас по смерти Оленина оно было закрыто), наконец, Олениным был составлен и проведен проект нового образования и штата Академии. Его же стараниями было улучшено и положение наших молодых художников-пенсионеров Академии Художеств, отправляемых за границу, и установлен более строгий надзор и наблюдение за ними. Вещественным памятником деятельности Оленина, кроме перечисленных его трудов могут служить и его частые обширные инструкции находившимся в его ведении художникам, преподавателям и профессорам, программы курсов, наконец, упомянутое его ‘Краткое историческое сведение об Академии’. Но заслуги Оленина по отношению к Библиотеке и Академии Художеств не исчерпываются его административной деятельностью на пользу этих учреждений: в истории нашего просвещения и искусств, насколько, конечно, те и другие имели касание к Оленину, нравственное влияние Оленина, пожалуй, даже превышало официальную сторону его деятельности. В значительной степени одаренный любовью к наукам и искусствам, эстетическим чувством и умением угадывать талант в зародыше, Оленин — говорит один из исследователей — ‘был истинным меценатом, другом и покровителем отечественных писателей и художников Александрова века… Он делал для них все, что только было в его силах, чтобы дать им ход и очистить им путь к известности… Нет биографии отечественного писателя от Державина до Пушкина, в которой не было бы страницы, посвященной памяти Оленина, не было художника и артиста, которого Оленин обошел бы своим вниманием или не принял радушно в своей гостиной, в которую стекались представители отечественной словесности и изящных искусств… Оленин был другом художников трех поколений: дом его посещали: Боровиковский, Брюлловы, Венецианов, Варнек, Гальберг, Егоров, Зауервейд, Иордан, Кипренский, Лосенко, Мартос, Орловский, Пименов, Теребенев, Толстой, Щедрин…. Но если Оленин много делал для развития наших художественных талантов, то, по верному замечанию С. Т. Аксакова, имя его не должно быть забыто также и в истории русской литературы: ‘все без исключения русские таланты того времени собирались около него, как около старшего друга’. Из писателей — Озеров, Крылов, Гнедич нашли в Оленине горячего ценителя своих дарований, который усердно поддерживал их литературную деятельность, И. М. Муравьев-Апостол и С. С. Уваров встретили в нем живое сочувствие своим занятиям, в особенности по классической древности, А. И. Ермолаева и А. Х. Востокова (а также и археолога Ф. Г. Солнцева) он направлял и укреплял в их изысканиях по древностям русским’, частыми посетителями салона Оленина были также Батюшков, Блудов, Дашков, Дмитриев, Карамзин, Козлов, Плетнев, Пушкин, кн. Шаховской и мн. др. По свидетельству одного из современников ‘в городском доме Олениных или в подгородной даче Приютине почти ежедневно встречалось несколько литераторов и художников русских. Предметы литературы и искусств занимали и оживляли разговор… ‘Сюда обыкновенно привозились все литературные новости: вновь появлявшиеся стихотворения, известия о театрах, о книгах, о картинах, словом — все, что могло питать любопытство людей, более или менее движимых любовью к просвещению. Невзирая на грозные события, совершавшиеся тогда в Европе, политика не составляла главного предмета разговора, она всегда уступала место литературе’. Лучшая характеристика кружка Оленина принадлежит перу Л. Н. Майкова. ‘Не станем утверждать, — писал покойный академик, — чтобы тот кружок, который собирался в оленинском салоне, далеко опередил свое время в понимании вопросов искусства и литературы. Урочень господствовавших там художественных и литературных понятий все-таки определялся псевдоклассицизмом, который стеснял свободу и непосредственность творчества и удалял его от верного, неподкрашенного воспроизведения действительности. Но вкус Оленина, воспитанный на классической красоте и воссоздании ее Рафаэлем, уже не дозволял ему удовлетворяться изысканными и вычурными формами искусства XVIII века и стремился к большей строгости и простоте… Лучше всего об этом свидетельствуют известные иллюстрации к стихотворениям Державина, исполненные по мысли и большей частью трудами Оленина. Точно также и в отношении к литературе. В оленинском кружке не било упрямых поклонников нашей искусственной литературы прошлого века: очевидно, содержание ее находили там слишком фальшивым и напыщенным, а формы — слишком грубыми. Зато в кружке этом со сочувствием встречались новые произведения, хотя и написанные по старым литературным правилам, но представлявшие большее разнообразие и большую естественность в изображении чувства и отличавшиеся большей стройностью, большим изяществом стихотворной формы, в этом видели столь желанное приближение нашей поэзии к классическим образцам древности. Но кроме того, в кружке Оленина заметно было стремление сделать самую русскую жизнь, новую и особенно древнюю, предметом поэтического творчества: героическое, возвышающее душу, присуще не одному классическому, греческому и римскому миру, оно должно быть извлечено и из преданий русской древности и возведено искусством в классический идеал. Присутствие таких требований ясно чувствуется в литературных симпатиях Оленина и его друзей. В этом сказалась и его любовь к археологии, и его горячее патриотическое чувство’. Последнее едва ли не ярче всего выразилось в его чуткой отзывчивости на всякое проявление русской даровитости, первая — в его многочисленных археологических трудах. Наклонность к археологическим занятиям и к собиранию памятников древности сказалась у Оленина, как уже было упомянуто, довольно рано. Из собирателя и любителя он скоро стал и знатоком и археологом-писателем. Его первый печатный труд по археологии отечественной относится к 1806 г., то было ‘Письмо к гр. А. И. Мусину-Пушкину о камне Тьмутораканском’… Покровительственно относясь вообще к представителям науки и искусства, Оленин в особенности ревниво относился к археологам и, насколько мог, будил и поощрял молодых ученых к археологическим изысканиям. Конечно, археологии, как науки, у нас в то время еще не было, и на первых порах предстояло хоть сколько-нибудь привести в известность имеющиеся памятники древности, сделать хотя бы поверхностное их описание. Оленин прекрасно это понимал, и если немного успел сделать сам, за то усердно споспешествовал желавшим работать в этом направлении. Так, еще в 1809 г. по его настоянию были отправлены К. М. Бороздин и А. И. Ермолаев ‘в путешествие по России для открытия и описания древних достопамятностей, под главным начальством П. С. Валуева’, позднее под его же руководством и постоянным наблюдением производил свои археологические экскурсии Ф. Г. Солнцев и др. Многосложные и многочисленные занятия по службе лишали Оленина возможности пристальнее сосредоточиться на интересах археологических, но он никогда не покидал мысли о них, ибо изучению памятников древности придавал значение особо важное. Развивая проекты ‘Древностей Российских’, Оленин, между прочим, высказал мысль, что если ‘История Российская доселе составляет токмо самое скучное летосчисление’, то это происходит главным образом по той причине, что у нас не только не обработан, но даже не приведен в известность богатый археологический материал, как-то: летописи и вообще вещественные памятники древности. Вот почему Оленин так настойчиво убеждал, напр., в необходимости возможно полного и критического издания свода русских летописей (его статья: ‘Краткое рассуждение о издании полного собрания русских дееписателей’) и вот почему он с таким рвением и любовью следил за подготовительными работами Ф. Г. Солнцева над ‘Древностями Российского Государства’. Оленин не только ‘следил за ходом работ этого археолога, давал советы и устранял препятствия к получению доступа к предметам занятий, но и сам работал над составлением объяснительного текста к рисункам. Этого текста он приготовил 34 листа’, в декабре 1841 г. он составил и ‘План издания Древностей, вступление и проект заглавия’, но самое издание начало выходить в свет лишь несколько лет спустя после смерти Оленина.
Сам Оленин, повторяем, успел сделать сравнительно немного, но все же его труды — заметный вклад в нашу небогатую в то время археологическую литературу. Оленин работал в различных областях археологии. Так, он изучал наши летописи, и плодом этого изучения, между прочим, был составленный им ‘Алфавит достопамятным делам, собственным именам, также лицам, славяно-русским старинным речениям, упоминаемым в летописях: по кенигсбергскому списку, по никонову списку, по новгородскому попа Иоанна и по новгородскому пономаря Тимофея’ (до 1841 г. Российской Академией было отпечатано лишь 32 листа). Затем Оленин написал несколько небольших статей о некоторых памятниках отечественной археологии, напр.: ‘Рязанские русские древности’, ‘Опыт об одежде, оружии, нравах, обычаях и степени просвещения славян’, исследование о шишаке в. к. Ярослава Всеволодовича и шлемах св. Александра Невского и др. Здесь нелишне отметить, что при составлении названных работ Оленин нередко пользовался в широких размерах содействием близких к нему археологов и художников (напр. Ф. Г. Солнцева). Наконец, Оленину принадлежит несколько работ и по классическим древностям.
Выше уже было отмечено, что Оленин еще в Дрездене успел пристраститься к произведениям античного искусства, с годами это пристрастие перешло в сознательную любовь и выразилось не только в вышеуказанных художественных опытах, но и в ревностном изучении предметов классической археологии. Так, в 1815 г. Оленин напечатал ‘Опыт о приделках к древней статуе Купидона’, затем написал замечания на книгу: ‘Peintures do vases antiques’ (1818), в 1835 г. составил: ‘Опыт о костюме и оружении гладиаторов’, занимался исследованием керченских древностей и т. п., наконец, интерес Оленина к античному миру особенно проявился в изучении Илиады, между прочим, плодом этого изучения было обширное изложенное им в форме писем ‘Исследование технических речений, встречающихся в Илиаде’, вызванное переводом Гнедича.
Литературное наследие А. Н. Оленина невелико, но отличается разнообразием. Его можно разделить на две группы: 1) труды, составленные Олениным по должности директора Библиотеки и президента Академии Художеств и 2) сочинения по различным вопросам науки и главн. обр. археологии. К первой группе относятся: его Отчеты по управлению Публичной Библиотекой с 1808 по 1817 (всего 5 книг), ‘Опыт нового библиографического порядка для С.-Петербургской Императ. Публичн. Библиотеки’ (1800), ‘Публичной библиотеки в Париже и Публичная Библиот. в С.-Петербурге’ (1832), ‘Краткое историческое сведение о состоянии Императорской Академии Художеств’ (1829), ‘Программа полного курса теории зодчества и строительного искусства для учеников Импер. Акад. Художеств’ (1831), ‘Изложение средств к исполнению главных предначертаний нового образования Императ. Акад. Художеств’ (1831). Из трудов, относящихся ко второй группе, следует отметить его труды по археологии. Значительная часть их осталась в рукописи. Некоторые его сочинения отчасти перепечатаны, отчасти напечатаны впервые Императорским Археологическим Обществом под общим заглавием: ‘Археологические труды А. Н. Оленина’, вышло 2 тома, — т. I вып. 1: ‘Переписка с разными лицами по поводу предпринятого Н. И. Гнедичем перевода Гомеровой Илиады’ (1877), вып. 2: ‘Заметки на примечания в сочинении под заглавием: ‘Изображение на древних вазах’ (1881), т. II: ‘Опыт о костюме и оружии гладиаторов’ (1882).
Из археологических сочинений Оленина, вышедших в отд. изд. и не вошедших в только что упомянутое, отметим: ‘Опыт о приделках к древней статуе Купидона, встягивающего тетиву на лук’ (1815), ‘Рязанские русские древности, или Известие о старинных и богатых великокняжеских или царских убранствах, найденных в 1822 г. близ с. Старой Рязани’ (1831), ‘Опыт об одежде, оружии, нравах, обычаях и степени просвещения славян от времен Трояна и русских до нашествия татар’ (1832). Значительное количество статей Оленина рассеяно по журналам того времени, напр.: ‘Облик, или портрет вел. кн. Святослава Игоревича, писанный современником его, византийским историком Львом Диаконом, по словам очевидца’ (‘Сын Отеч.’ 1814 г., ч. XI), ‘Краткое рассуждение о издании полного собрания русских дееписателей’ (ibid. 1814, ч. XII), ‘Краткое описание египетской купчей крепости’… (ibid. 1822, ч. 78), ‘О черниговской медали и пр., помещ. в ‘Журнале Минист. Народн. Просв.’ (ч. Х, XIII, XV). Как на любопытную чисто внешнюю черту его статей следует указать на форму их, в которую Оленин любил облекать свои мысли, именно форму писем, которые нередко под его пером обращались в обширные трактаты, из последних отметим (кроме упомянутых выше): ‘Письмо к гр. А. И. Мусину-Пушкину о камне Тьмутараканском, найденном на острове Тамани в 1792 г.’ (1806), ‘Письмо к безымянному любителю о сочинении под названием: Real Museo Borbonico’ (1835), ‘письма’ к Спасскому (‘Соревнователь’ 1821, ч. XV), к издат. ‘Сибирск. Вестника’ (‘Сиб. Вестн.’ 1821, ч. XIV), к В. И. Григоровичу и кн. Д. М. Голицыну (‘Журнал изящн. искусств’ 1825 г.), к Н. В. Кукольнику (‘Художествен. Газета’ 1837 г., NoNo 19 и 20). Отличаясь вообще разнообразием научных интересов и вращаясь постоянно в сфере литературной и художественной, Оленин вел обширную и содержательную переписку со многими учеными, писателями и художниками по предметам, составляющим их специальность, но в печати до сих пор из этой переписки находится лишь незначительная часть. Немногое из ученой переписки Оленина обнародовал в 1888 г. В. В. Латышев, под заглавием: ‘К истории археологических исследований в южной России’. Из сочинений Оленина, не имеющих отношения к его археологическим занятиям, отметим: ‘Опыт о правилах медальерного искусства’ (1817), ‘Краткое рассуждение о бухгалтерии и в особенности о бухгалтерии казенных мест’ (1810, см. также в ‘Сыне Отеч.’ 1824 г., ч. 91), ‘Историческое воспоминание о нашествии на Россию’ (1816), ‘Записка о заседании Госуд. Совета по получении известия о кончине импер. Александра I-го’, СПб. 1877 (оттиск из XX-го т. Сборника Имп. Русск. Ист. Общ.).
А. Н. Оленин был женат на Елизавете Марковне, урожденной Полторацкой (род. 2 мая 1768 г., ум. 3 июля 1838 г.), она всегда разделяла его научные и художественные интересы и умела поддерживать оживление и непринужденность собиравшегося в салоне ее мужа общества, это общество — друзья А. Н. Оленина были друзьями и всей семьи Олениных. Со смертью Елизаветы Марковны, тяжело отразившейся на престарелом Алексее Николаевиче, в доме Олениных прекратились и обычные многолюдные собрания представителей тогдашних литературы и искусств. В воспоминаниях современников Е. М. обыкновенно изображается в самых симпатичных чертах. Так, по словам гр. Уварова, она была ‘образец женских добродетелей, нежнейшая из матерей, примерная жена, одаренная умом ясным и кротким нравом’. — Оленины имели трех сыновей и двух дочерей. Сыновья: Николай (убит в Бородинском сражении), Петр (род. в 1793 г., ум. в 1868 г., в чине генерал-майора в отставке) и Алексей (род. 30 мая 1798 г., ум. 25 декабря 1855 г. в чине действ. ст. сов.), дочери: Варвара (род. 3 февраля 1802 г., ум. 15 сентября 1877 г., была в замужестве за действ. ст. сов. Г. Н. Олениным), Анна (род. 11 августа 1808 г., ум. 15 декабря 1888 г., она отличалась умом и красотой и была предметом поклонения многих поэтов, посещавших дом ее отца, между прочим, ей писали и ее образ запечатлели в своих стихах Пушкин, Крылов, Гнедич, Веневитинов, Козлов, в 1840 г. она вышла замуж за Ф. А. Андро-де-Ланжерона, впоследствии сенатора).
Бумаги А. Н. Оленина хранятся в Императорской Публичной Библиотеке, в Археологическом Обществе, в Московском Архиве Иностранных Дел (портфели Оленина). — Полный послужной список. — ‘Дела’ Оленина в архивах: Публичной Библиотеки, Мин. Народного Просвещения, Академии Художеств, Правительствующего Сената. — Некролог в ‘Московских Ведом.’ 1843 г., No 40, биограф. заметки Н. И. Стояновского: ‘Очерк жизни А. Н. Оленина’, СПб. 1881 (из ‘Известий Русск. Археолог. Общ.’), М. И. Семевского в ‘Рус. Стар.’ 1875 г., т. XIV, П. Н. Петров: ‘Материалы для истории Акад. Худож.’, СПб. 1864, Н. А. Рамазанов: ‘Материалы для истории худож. в России’, М. 1863, ‘Описание Исаакиевского собора’, состав. В. Серафимов и М. Фомин, СПб. 1865, ‘Архив Брюлловых’, СПб. 1900, В. С. Иконников: ‘Опыт русской историографии’, Геннади: ‘Литература русской библиографии’, его же: ‘Русские книжн. редкости’, СПб. 1872, стр. 77, 78, 99, 104, В. Кеневич: ‘Библиогр. и ист. примеч. к басням Крылова’, СПб. 1868, С. П. Шевырев: ‘История Моск. Унив.’, М. 1855, стр. 403, 441, М. И. Сухомлинов: ‘История Российской Академии’, А. Н. Пыпин: ‘История русской этнографии’, его же: ‘История русской литературы’, Сочинения К. Н. Батюшкова, СПб. 1887 г., т. I — III, А. С. Пушкина (изд. Литерат. фонда), Г. Р. Державина (Академич. изд.), С. Т. Аксакова, т. III, Н. К. Шильдер: ‘Император Александр I’, т. III, М. Корф: ‘Жизнь гр. Сперанского’, М. 1861, ‘В память гр. Сперанского’, СПб. 1872, ‘Остафьевский Архив кн. Вяземских’, Н. П. Барсуков: ‘Жизнь и труды Погодина’, ‘Переписка Грота с Плетневым’, ‘Переписка Карамзина с Дмитриевым’, Н. Ф. Дубровин: ‘Письма главнейших деятелей в царствование импер. Александра I’, Л. Н. Арапов: ‘Летопись русск. театра’, Колюпанов: ‘Биография А. И. Кошелева’, Ф. И. Буслаев: ‘Мои досуги’, М. 1886, II. Записки: Ф. Ф. Вигеля, Г. Геракова, Н. И. Греча, И. И. Дмитриева, И. А. Каратыгина, Свербееева, гр. С. С. Уварова (‘Современник’ 1851, т. 27: ‘Литературн. воспоминания’, А. В.), Стурдзы (‘Журн. для чт. восп. в.-уч. завед.’ 1852, т. ХСIХ), ‘Сборник Отдел. рус. яз. и слов. Академии Наук’, т. II, V, вып. 1 и 2, т. VII, Х, XXVII, ‘Рус. Арх.’ 1865 (воспом. гр. В. А. Соллогуба), 1867 (переп. Жуковского с Тургеневым), 1869 и 1870, 1880 (из переписки Оленина), 1889 (письма Евгения Болховитинова), 1892, 1896 (о некот. изд. Оленина), ‘Новгородск. Сборник’, вып. I и II, 1865 (переписка Оленина с гр. Аракчеевым), ‘Рус. Стар.’ (главн. образ.) т. 7, 14, 25, 37—39, 1890, кн. 8 (статья П. М. Устимовича: ‘А. А. Андро’), ‘Истор. Вестн.’ 1884 г., ‘Вест. Европы’ 1810, ч. 52, ‘Чтения Беседы Люб. рус. слова’, кн. 13, ‘Журн. для пользы и удовольствия’ 1805, ч. II, ‘Моск. Ведом.’ 1829, No 13, 1833, No 29, ‘Журн. Минист. Нар. Просв.’ 1838, ч. XVII, ‘Сев. Пч.’ 1829, No 107, 1832, No 85—87, 252, 1845, No 203, 208, 1846, No 63, 64, 1857, No 137, ‘Литерат. Газета’ 1830, No 69, ‘Моск. Вед.’ 1831, No 41 (о П. Телушкине), ‘Военн. Журн.’, 1881, No 4, ‘Москвитянин’ 1851, т. XII, ‘Сборник Импер. Рус. Ист. Общ.’, т. XX, ‘Труды Черниговск. Губ. Арх. Ком.’, вып. 2, ‘Записки Одесск. Общ. Ист. и Др.’, т. ХV, Д. А. Ровинский: ‘Подробный словарь русских граверов’, СПб. 1895, его же: ‘Подробный словарь русск. гравиров. портретов’, СПб. 1889, т. I, Гиппиус: ‘Современники’, 1824, тетр. 2, В. И. Саитов: ‘Петербургский Некрополь’, М. 1883.
Источник текста: Русский биографический словарь А. А. Половцова, том 12 (1902): Обезьянинов — Очкин, с. 215—224.