Около караульного, Лейкин Николай Александрович, Год: 1893

Время на прочтение: 3 минут(ы)

Н. А. Лейкинъ.

НА ЛОН ПРИРОДЫ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ
ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія Р. Голике, Троицкая улица, д. No. 18.

1893.

ОКОЛО КАРАУЛЬНАГО.

Въ подгородномъ уголк.

Спускались холодныя осеннія сумерки, хотя на запад, за ркой багровла еще красная полоса вечерней зари. Заводскій сторожъ Миней въ тулуп и рваной шапк вышелъ уже за ворота завода и слъ въ караулку у калитки. Дабы не быть безъ дла, онъ тотчасъ же распустилъ клубокъ пряжи, задлъ конецъ ея за гвоздь, вбитый въ стн караулки, и принялся плесть сть. Въ это время возвращался на заводъ съ охоты молодой человкъ въ кожаной куртк, высокихъ сапогахъ и съ ружьемъ и яхташемъ за спиной. Поровнявшись съ калиткой, онъ пріостановился, заглянулъ въ караулку и проговорилъ:
— Ужъ заслъ? Караулишь?
— Караулю. Что жъ мн и длать-то, какъ не караулить? На то я сторожъ. Ужъ такая моя обязанность, отвчалъ Миней, не переставая длать ячейки сти.
— Караулить-то, кажется, нечего. Кирпичный заводъ, такъ что изъ него взять!
— Мы главнымъ образомъ хозяйскую усадьбу караулимъ. Опять же контора и приказчичій домъ.
— А не караулить, такъ, думаешь, воровать начнутъ?
— Въ лучшемъ вид. Да и не изъ одной усадьбы, а и съ завода. Теперича полки, формы, желзо какое отъ машинъ.
— Неужто такія громоздкія вещи, какъ полки? Вдь это доски.
— Чего угодно сопрутъ. Рабочихъ лошадей — и тхъ сведутъ.
— Ну, ну, ну…
— Въ лучшемъ вид… Нониче народъ ой-ой! Держи ухо востро. Вдь вотъ ужъ у насъ два ведра желзныя сперли, веревки тоже сперли.
— Кто же это? Свои?
— Зачмъ свои? Тутъ по всей округ воры. Везд воры. Только чужимъ и живутъ. Страсть какъ воруютъ. Пить, сть надо, выпить хочется — ну, и тащатъ.
— Что жъ это, голодный годъ, что ли? Изъ-за голоднаго года?
— Здсь не голодныхъ-то годовъ и не бывало. Всегда голодный. Коли не сютъ, не жнутъ, такъ съ него сытымъ-то быть!
— Отчего же не сютъ и не жнутъ?
— Народъ набаловался. Пригородный народъ. Лнь-то, матушка, прежде насъ родилась. Вдь чтобъ посять-то, надо распахать землю, да унавозить ее. А тутъ укралъ — и сытъ. Опять же и прізжающіе охотники народъ испортили. Тутъ крестьяне чмъ живутъ? Господскую охотничью собаку кормитъ — вотъ и самъ живъ. За охотникомъ ружье потаскалъ на охот — и пьянъ съ бариномъ напился, и полтину серебра отъ него на похмелье получилъ. А нтъ барина въ прізд — ну, ищетъ, гд что плохо лежитъ.
— Да у кого воровать-то?
— Другъ у друга воруютъ. Упалъ пьяный, а тверезый идетъ — тутъ онъ съ него и сапоги стащитъ и кафтанишко. Недавно у насъ двоихъ рабочихъ въ лоскъ обобрали. Такъ ужъ по кабакамъ и сидятъ, такъ ужъ и караулятъ пьяныхъ. Чуть вышелъ — за нимъ. У одного спиньжакъ сняли, а у другого сапоги и гармонію… А въ спиньжак-то платокъ, въ платк три рубля было припасено, чтобы въ свое мсто въ деревню послать. Да и не у пришлаго рабочаго воруютъ, а у своего брата односельца.
— Воръ у вора дубину укралъ… засмялся молодой человкъ.
— Именно… Да вотъ нониче былъ такой случай. Напился въ кабак Иванъ Башковъ изъ Чумазова, а другой, тоже Иванъ, Иванъ Клюквинъ изъ Оглоблиной былъ тверезый и сталъ караулить его. Иванъ Башковъ вышелъ изъ кабака чуть не на карачкахъ. Иванъ Клюквинъ за нимъ. Башковъ по дорог въ лск свалялся и уснулъ. Клюквину этого только и надо. Сейчасъ съ него сапоги долой. Снялъ, да и не продалъ, а самъ ходитъ въ нихъ. Чудесно. Прошла недля. На Ивана Богослова напился Клюквинъ и свалился гд-то. А Иванъ Башковъ еще только въ кабакъ идетъ и тверезый. Увидалъ… Видитъ, пьяный до безчувствія лежитъ. Подошелъ и снялъ съ Клюквина сапоги. Приноситъ домой, глядь — сапоги-то на Клювин его, Башкова.
— Да откуда ты это все узналъ? Этого даже и узнать невозможно. Все это вздоръ.
— Ну, вотъ… Кабатчикъ сказывалъ. Вдь они передъ кабатчикомъ-то не стсняются. Ему вс ихъ дла извстны.
— Кто же это станетъ воровствомъ хоть бы и передъ кабатчикомъ похваляться!
— Здсь похваляются! Здсь прямо… Здсь безъ зазрнія совсти… Встрчаются двое къ примру… Сейчасъ такой разговоръ: ‘Много ли изъ Охлебышева-то лса деревъ уворовалъ?’ — ‘Четыре дерева Богъ послалъ’.— ‘Ну, а я шесть спроворилъ’. Зимой только тмъ и занимаются, что воровскую порубку длаютъ по лсамъ.
— Да вдь тамъ караульный.
— Что караульный! Караульный за десять рублей на своихъ харчахъ живетъ. Далъ ему на сороковку — онъ и не смотритъ, бери сколько хочешь, только не попадайся.
— Что-то ты ужъ очень странное разсказываешь, покачалъ головой молодой человкъ.
— Ничего нтъ страннаго, отвчалъ Миней.— Зимой изъ лса дрова воруютъ, а лтомъ сплавныя дрова. По пяти, по шести саженъ девятки по ночамъ натаскиваютъ и на двор у себя складываютъ. Чуть барку разобьетъ — они опять тутъ какъ тутъ. Какъ воронье налетятъ. Нтъ, здсь мсто самое воровское. Тутъ только воровствомъ и живутъ. А то неурожай! Въ здшнихъ мстахъ для крестьянъ ни урожая, ни неурожая не бываетъ. Еще бабы сажаютъ себ цикорія да картошки самую малость. Ну, овсеца чуточку, сна покосятъ… Да что, объ этомъ и разговаривать не стоитъ! закончилъ Миней и махнулъ рукой.
Молодой человкъ помолчалъ, покачалъ головой и вошелъ въ калитку.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека