ОКОЛО БОНАПАРТОВЪ.
ОКОЛО БОНАПАРТОВЪ.
(ЗАПИСКИ БЫВШАГО СТАРШАГО АДЪЮТАНТА ПОКОЙНАГО ПРИНЦА ЖЕРОМА БОНАПАРТА).
——
——
——
——
——
——
——
——
——
——
——
С. У.
‘Пантеонъ Литературы’, 1891
Около Бонапартов, Ригар Жером-Бартелеми, Год: 1891
Время на прочтение: 20 минут(ы)
Историческая роль Бонапартовъ должна считаться навки оконченной. Человкъ, прославившій этотъ родъ, давно сошелъ въ могилу, не оставивъ на міровой сцен никого, кто-бы могъ достойно поддерживать наполеоновскій режимъ, хотя-бы только платонически. Идея демократической диктатуры, ввренной волею народа его избраннику, безвозвратно отошла въ область прошедшаго. Еще мене почвы осталось для стремленій создать династію народнымъ голосованіемъ. Настоящее политическое состояніе Франціи все боле и боле крпнетъ, открывая великой націи широкіе горизонты на пути культуры и прогресса, а идеи имперіалистовъ все боле и боле блднютъ и меркнутъ, теряя способность привлекать не только серьезныхъ сторонниковъ, но хотя-бы простыхъ звакъ.
Все чаще и чаще стали появляться въ печати документы, монографіи и мемуары, имющіе цлью воздать должное наполеоновскому режиму и дать, по возможности, врную и безпристрастную оцнку членамъ нкогда блестящей династіи, родоначальникъ которой, захвативъ полміра мечемъ и геніемъ, влачилъ остатокъ дней на пустынномъ остров, какъ военноплнный, а потомки почти незамтно сходятъ одинъ за другимъ со сцены, гд играли незавидную роль калифовъ на часъ, сопровождаемые подчасъ холоднымъ молчаніемъ, подчасъ язвительной усмшкой.
Только что вышедшія въ свтъ интересныя воспоминанія покойнаго генерала Ригара, бывшаго долгое время старшимъ адъютантомъ недавно умершаго принца Жерома Бонапарта, брата Наполеона I, изданныя сыномъ названнаго генерала, извстнымъ французскимъ писателемъ и журналистомъ Ксавье де-Ригаромъ, подъ названіемъ: Autour des Bonaparte, Paris, 1891, проливаютъ новый свтъ на семью Бонапартовъ, которую авторъ мемуаровъ, умершій въ 1867 г. восьмидесятилтнимъ старцемъ, зналъ съ дтства и съ которой къ тому-же былъ связанъ узами родства, по женской линіи {Тетка генерала Ригара, г-жа Клари, сдлалась членомъ семьи Бонапартовъ, выдавъ свою свояченицу (belle-soeur) Юлію за Жозефа Бонапарте, брата Наполеона I.}.
Записки генерала Ригара написаны не въ вид вполн обработаннаго изложенія, а въ форм боле или мене короткихъ и сжатыхъ замтокъ. Часть ихъ совсмъ утрачена. По категорическому заявленію издателя ихъ, сына автора, какъ сказано выше, эта часть была похищена покойнымъ принцемъ Жеромомъ, чрезъ подставное лицо, какъ наиболе компрометирующая принца и какъ частнаго человка, и какъ политическаго дятеля. Это обстоятельство придаетъ особый интересъ и, если возможно такъ выразиться, пикантность книг г. Ригара, какъ первоисточника разнообразныхъ и новыхъ свдній о знаменитой семь, игравшей нкогда первенствующую роль въ политическихъ судьбахъ Европы.
Мы даемъ здсь нашимъ читателямъ наиболе интересныя и характерныя изъ нея выдержки.
Посл осады Тулона, говоритъ генералъ Ригаръ, Наполеонъ Бонапартъ сдлался главнокомандующимъ итальянской арміи. Въ это время его семейство жило въ Марсели. Сначала положеніе Бонапартовъ было далеко незавидное,— они почти нуждались въ предметахъ насущной потребности, но съ эпохи неожиданной карьеры Наполеона ихъ обстоятельства перемнились сразу, тмъ боле, что Наполеонъ очень заботился о томъ, чтобы члены его семьи были на высот той роли, которую предназначила ему судьба, сдлавъ первымъ человкомъ во Франціи.
Семья Бонапартовъ состояла изъ матери, Летиціи Бонапартъ {Madame Mè,re, какъ ее называли впослдствіи.}, сыновей: Наполеона, Луи, Люсьена, Жозефа и Жерома, и дочерей: старшей Элизы, впослдствіи великой герцогини Тосканской, красавицы Полины, которая была замужемъ за генераломъ Леклеромъ, посланнымъ умирать въ Санъ-Доминго съ 20,000 лучшихъ солдатъ республиканской арміи, и, овдоввъ, сдлалась принцессой Боргезэ (Borghè,se), и младшей — Каролины, впослдствіи жены Мюрата. Кром этого, надо еще упомянуть объ аббат Фешъ, брат г-жи Бонапартъ, современемъ ставшемъ кардиналомъ, который жилъ тогда также въ семь Наполеона.
Бонапарты жили очень просто и доступно. Г-жа Бонапартъ, какъ заботливая мать, усердно старалась выдать поскорй дочерей замужъ и окружала ихъ молодежью. Генералъ Ригаръ, семейство котораго также жило въ Марсели, часто бывалъ въ дтств у Бонапартовъ, какъ родственникъ и сверстникъ, и утверждаетъ, что барышни Бонапартъ держали себя съ молодыми марсельцами, посщавшими ихъ домъ, настолько кокетливо и непринужденно, что про нихъ ходило по городу не мало всевозможныхъ сплетенъ, за достоврность которыхъ, впрочемъ, авторъ мемуаровъ не ручается.
По мр постепеннаго возвышенія Наполеона, мнялись, какъ было сказано, и обстоятельства остальныхъ Бонапартовъ. Мнялись и они сами. Ихъ домъ былъ поставленъ на боле широкую ногу, знакомства стали отличаться большимъ выборомъ. Какъ только Наполеонъ сдлался генераломъ, онъ не замедлилъ выгодно пристроить братьевъ: при его протекціи Жозефъ получилъ мсто военнаго коммисара (commissaire des guerres), Люсьенъ устроился въ интендантств, не былъ забытъ и аббатъ Фешъ, который тоже получилъ мсто при арміи и исполнялъ кое-какія второстепенныя обязанности, дававшія ему тмъ не мене хорошій заработокъ.
Жозефъ Бонапартъ, женатый на Клари, былъ красивый, ловкій и весьма легкомысленный человкъ, отличавшійся множествомъ любовныхъ похожденій, что заставляло страдать его жену, очень нравственную, образованную, но некрасивую женщину, и поселило непріязнь между Клари и Бонапартами. У жены Жозефа была сестра, Дезирэ, вышедшая замужъ за Бернадота, впослдствіи шведскаго короля. Ране этого ей длалъ предложеніе Наполеонъ, но получилъ отказъ отъ старика Клари въ очень рзкой форм. ‘Я уже выдалъ одну дочь за Бонапарта,— и будетъ! Я не желаю рисковать другой!’ Наполеонъ скоро утшился, но бдная Дезирэ, даже на трон Густава Вазы, не могла забыть, какого знаменитаго жениха упустила она изъ рукъ по капризу отца!
Внчаніе Наполеона итальянскою короною дало марсельцамъ мысль отправить къ нему въ Миланъ депутацію, чтобы просить его осчастливить Марсель своимъ посщеніемъ. Депутаціи этой, въ которой участвовалъ и авторъ мемуаровъ, будучи юношей, не только не удалось представиться новому итальянскому королю, но даже, хотя-бы мелькомъ, увидть его, благодаря неумлости депутатовъ взяться за дло, а также и тому нерасположенію къ марсельцамъ, которое постоянно чувствовалъ къ нимъ будущій императоръ французовъ за упомянутыя сплетни про его сестеръ. Депутатамъ было сухо отвчено черезъ третьихъ лицъ, что Наполеонъ торопится въ Парижъ и не можетъ сворачивать съ пути, для посщенія Марселя.
Поселившись въ Париж, семья Бонапартовъ стала неузнаваема: восходящая звзда карьеры Наполеона освтила ее своимъ блескомъ и поставила на совершенно неожиданную высоту. Особенно увлекались женщины новизною своего положенія. Жозефъ Бонапартъ былъ сдланъ Наполеономъ королемъ неаполитанскимъ, а потомъ получилъ тронъ Испаніи, неаполитанское королевство было подарено Мюрату. Такимъ образомъ ихъ жены сдлались королевами, длали у себя пріемы, оказывали протекціи, давали рекомендательныя письма и въ то-же время непрестанно пикировались другъ съ другомъ.
Когда г. Ригаръ, по окончаніи курса въ военной школ въ Фонтенебло, былъ въ Париж, проздомъ въ Неаполь, къ мсту своего служенія, въ 4-мъ стрлковомъ полку, то отлично испыталъ на себ взаимныя пререканія своихъ высокопоставленныхъ родственницъ. Юлія Бонапартъ (рожденная Клари) отговаривала его даже повидаться съ Каролиной Мюратъ, увряя, что изъ этого свиданія и общаній, которыя та охотно всмъ расточаетъ, ничего не выйдетъ путнаго, а Каролина, въ свою очередь, не мало злословила, при свиданіи съ молодымъ офицеромъ, на счетъ королевы неаполитанской и уговаривала юнаго Ригара проситься на службу къ Мюрату и отказаться отъ стрлковаго полка, стоящаго въ Неапол, куда юноша попалъ не безъ протекціи Юліи Бонапартъ.
Въ сущности-же ни та, ни другая ничего серьезнаго для карьеры его не сдлали.
Съ 1852 по 1856 г. генералъ Ригаръ былъ старшимъ адъютантомъ Жерома, короля вестфальскаго.
Принцъ очень любилъ, говоритъ почтенный генералъ въ своихъ запискахъ, когда его называли королемъ, даже и посл того, какъ онъ пересталъ исполнять свои королевскія обязанности въ Вестфаліи,— что льстецы очень охотно и исполняли.
Въ сущности, это былъ весьма посредственный король, да, впрочемъ, другимъ онъ не могъ-бы и быть, имя такого брата, какъ Наполеонъ, державшаго все и всхъ въ безпрекословномъ повиновеніи и не позволявшаго созданнымъ имъ королямъ ни шагу сдлать безъ его согласія и одобренія! Переписка Наполеона съ Жозефомъ и Жеромомъ ясно показываетъ, какъ мало церемонился онъ со своими коронованными братцами и какъ не легко было этимъ послднимъ исполнять свои королевскія обязанности, при полномъ отсутствіи къ тому-же поддержки со стороны ихъ подданныхъ, никогда не перестававшихъ враждебно смотрть на иноземныхъ принцевъ, посаженныхъ, такъ сказать, насильно имъ на шею и вчно напоминающихъ имъ о ихъ пораженіяхъ. Французское владычество въ Вестфаліи встртило массу затрудненій и препятствій, которыя было не подъ силу устранить или сгладить Жерому, умвшему только безтактнымъ и безнравственнымъ поведеніемъ и административными происками увеличивать свою непопулярность.
Какъ военный человкъ, Жеромъ былъ тоже плохъ, даже, пожалуй, плоше, чмъ король. Письма Наполеона и его старанія дать вестфальскому королю такого опытнаго помощника въ военномъ дл, какъ герцогъ Экмюльскій, не оставляютъ на этотъ счетъ ни малйшаго сомннія.
Не глупый отъ природы, король Жеромъ не постарался образовать себя и всегда легкомысленно относился къ работ. При этомъ онъ отличался удивительнымъ тщеславіемъ и самомнніемъ, какъ и вс вообще принцы-наполеониды, воображавшіе, что они сами по себ что-нибудь значатъ, неисправимо забывая, что своимъ положеніемъ и блескомъ они безусловно обязаны генію ихъ родоначальника и что безъ него они были-бы самыми простыми, обыкновенными и совершенно ничмъ не замчательными смертными.
Рдко кто изъ правителей управлялъ народомъ хуже наполеонидовъ. Капризъ ставили они выше всего, упрямство считали за силу характера. Они требовали отъ людей всего, сами-же ни для кого не хотли сдлать ни малйшей уступки, ни малйшаго снисхожденія. О нравственности принцы этой династіи не имли, къ сожалнію, почти никакого понятія.
Справедливость требуетъ сказать относительно Жерома, что онъ, въ сущности, не былъ золъ и во всякомъ случа скоре добръ, чмъ золъ, впрочемъ, необходимо прибавить, что доброта его была, какъ у большинства слабыхъ натуръ, безъ толку и отъ нея никому не было тепло. Король вестфальскій былъ-бы, конечно, несравненно лучше, если-бы не поддавался вліянію сына принца Наполеона, необладавшаго ни однимъ изъ хорошихъ (немногочисленныхъ, правда) качествъ своего отца.
Неблагодарность была преобладающей чертою Жерома, будучи, правда, особенностью всхъ наполеонидовъ. Онъ не умлъ испытывать чувства признательности и холодный эгоизмъ былъ основаніемъ его нравственнаго облика. Когда Луи-Филиппъ разршилъ ему возвратиться во Францію, вотъ какимъ знаменательнымъ восклицаніемъ отблагодарилъ Жеромъ короля за его великодушіе: ‘О, я отлично понялъ,— вскричалъ какъ-то разъ ex-король вестфальскій въ разговор съ генераломъ Ригаромъ, — что простакъ (Луи-Филиппъ) погибъ, разъ онъ позволилъ намъ вернуться!’
Женщины всегда были преобладающей слабостью Жерома. Он всегда владли имъ деспотически и изъ-за нихъ онъ былъ постоянно въ долгахъ.
Не обладая отъ природы сильнымъ характеромъ, онъ подчинялся той, которая была счастливе его въ этомъ отношеніи.
Онъ былъ всегда очень любезенъ съ женщинами, хотя въ отношеніяхъ съ ними позволялъ себ нердко фамильярности, что заставляло быть всегда на сторож г-жу ***, интимность которой съ принцемъ ни для кого не была тайной. Связи этой боле всего покровительствовалъ мужъ г-жи ***, во всхъ отношеніяхъ ничтожный человкъ, игрокъ и фатъ, извлекавшій большія для себя выгоды изъ близости своей прекрасной и хитрой половины съ женолюбивымъ Бонапартомъ.
Злая, ловкая и хитрая г-жа *** употребляла вс усилія, чтобы не выпустить изъ рукъ своего августйшаго покровителя. Она всячески старалась выставлять на показъ свои отношенія къ принцу и окружила его цлой бандой преданныхъ ей шпіоновъ, которые передавали ей о каждомъ шаг падкаго до интрижекъ любвеобильнаго старца. Благодаря большой доз смлости и ловкости, ей удавалось не упускать свою добычу.
Можно себ представить, каково при этихъ обстоятельствахъ было положеніе при двор ограниченной, апатичной, по прямодушной и доброй маркизы Бартолины, жены принца. Ее, конечно, ненавидла ловкая фаворитка и всячески старалась отъ нея избавиться. Въ этомъ ей помогалъ очень усердно сынъ Жерома, принцъ Наполеонъ, боявшійся возможности появленія наслдника короля Жерома. Ихъ усилія увнчались успхомъ. Про маркизу были распущены скандальныя сплетни. Ее обвиняли въ интриг съ молодымъ адъютантомъ Жерома, про котораго вс знали, что онъ былъ его побочнымъ сыномъ. Такимъ образомъ бдной маркиз навязали пикантную роль Федры, а молодому офицеру Ипполита… Чтобы затушить будто бы всю эту исторію, враги маркизы, главнымъ образомъ пресловутая фаворитка и сынъ принца, принудили безхарактернаго короля вестфальскаго отправить маркизу въ Италію, во Флоренцію…
Разсказывая объ этихъ интимныхъ подробностяхъ частной жизни короля Жерома, генералъ Ригаръ прибавляетъ, что они подавали поводъ къ всевозможнымъ насмшкамъ въ Палэ-Роял и служили благодарною темою сплетнямъ и пересудамъ даже среди придворной челяди.
Авторъ мемуаровъ очень скептически относится къ сыну короля Жерома, принцу Наполеону, не довряя его республиканскимъ тенденціямъ и искренности его натуры. Постоянная оппозиція, на словахъ, принца въ отношеніи его двоюроднаго брата, покойнаго императора Наполеона III, и въ то-же время значительная ежегодная субсидія, которую онъ получалъ отъ него, и постъ дивизіоннаго генерала, который онъ занималъ во французской арміи,— кажутся генералу Ригару признакомъ неискренности и слабости политическихъ убжденій принца и бросаетъ на нравственный образъ его не совсмъ благопріятный свтъ.
Часто искалъ я, говоритъ генералъ Ригаръ, въ лиц Наполеона III характерныхъ чертъ Бонапартовъ, но тщетно: я не находилъ ихъ!
Дйствительно, ни въ фигур, ни въ лиц у него не было ничего, что обличало бы его принадлежность къ этому семейству,— обстоятельство, дававшее, какъ извстно, не мало поводовъ къ отрицанью въ император французовъ подлинность и чистоту его наполеоновской крови… Манера держать себя, жесты, движенія, — все было лишено бонапартовскаго типа. Генералъ Ригаръ идетъ дале, утверждая, что, по его мннію, въ Наполеон Ш не было ничего французскаго, начиная съ акцента, носившаго легкій иностранный оттнокъ, и кончая флегмой и молчаливостью, длавшими его похожимъ скоре на голландца.
Онъ былъ всегда точно въ полусн, а когда онъ смотрлъ на кого-нибудь, то взглядъ его точно будто шелъ куда-то дальше, чрезъ того, на кого былъ устремленъ, ничего при этомъ не выражая. Многіе (особенно дамы, конечно) находили въ этомъ взгляд много интереснаго, таинственнаго, утверждая, что императоръ хочетъ скрыть его неопредленностью свои сокровенныя мысли. Можетъ быть — это и такъ, но не проще ли представить себ, что это была или уловка, поза, желаніе придать интересъ своей особ, заставить думать о себ то, чего въ сущности не было, или же, что это была органическая особенность глазъ, лишенныхъ отъ природы выразительности.
Попросту, — эти глаза сфинкса ничего таинственнаго не выражали и ничего глубокаго не скрывали. Политика императора была изо-дня въ день. Никакихъ удивительныхъ проектовъ онъ не писалъ. Онъ ловко пользовался событіями, но отнюдь не вызывалъ ихъ на политическую сцену!
Наполеонъ былъ большой притворщикъ и обладалъ лживою натурою. Можетъ быть за эти качества его и считали иные тонкимъ политикомъ. Онъ не былъ при этомъ злымъ, въ строгомъ смысл этого слова, но его и не легко было тронуть и разжалобить. Его качества можно считать скоре отрицательными, чмъ положительными, какъ у апатичныхъ и лицемрныхъ людей. Впрочемъ, ему нельзя было отказать въ упрямств, которое также не можетъ считаться признакомъ сильнаго характера. Разъ какая нибудь идея появлялась въ его голов, онъ старался осуществить ее съ упорствомъ и терпньемъ, достойными удивленія.
Конечно, въ Наполеон Ш не было той затаенной глубины, которую предполагали въ немъ, благодаря его сдержанности и молчаливости, но нельзя также не признаться, что близко его никто никогда не зналъ и что онъ оставался загадкой. ‘Его разгадаютъ вполн потомъ, въ конц,— говоритъ г. Ригаръ въ своихъ мемуарахъ,— какой будетъ этотъ конецъ?’ спрашиваетъ онъ тутъ же.
Франко-прусская война со взятіемъ Парижа и плномъ императора-сфинкса дала разгадку этой нетрудной загадк…
Наполеонъ III, не имя въ своей вншности ничего наполеоновскаго, не былъ похожъ также и на свою мать. Не говоря уже вообще о несходств ихъ лицъ, императоръ вовсе не обладалъ той подвижностью физіономіи и выразительностью взгляда, которыми отличалась королева Гортензія. Это-то именно и составляло ихъ контрастъ, такъ какъ неподвижность лицевыхъ мускуловъ и въ особенности туманность, неопредленность, пустота взгляда, если можно такъ выразиться, и составляли, какъ сказано выше, характеристическую особенность Наполеона III.
Но въ одномъ, впрочемъ, онъ былъ вполн сыномъ своей матери,— это въ отсутствіи нравственныхъ принциповъ. Бонапарты всегда думали только объ успх, не заботясь о правильныхъ и достойныхъ путяхъ къ его достиженію.
Генералъ Ригаръ отзывается съ большой похвалой о королев Гортензіи. Онъ говоритъ, что это была рдкая по уму женщина, большая мастерица вести бесду, остроумно разсказывать и,— качество рдкое въ женщин,— выслушивать своихъ собесдниковъ. Она любила по преимуществу мужское общество, которое боле соотвтствовало ея уму и образованію, чмъ пустая болтовня и нескончаемыя сплетни парижскихъ великосвтскихъ дамъ.
Въ Париж много говорили въ свое время о нсколько боле интимныхъ отношеніяхъ Наполеона къ своей пріемной дочери, чмъ какія были бы позволительны и естественны въ данномъ случа. Генералъ Ригаръ увряетъ, что въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія. Отношенія эти заставляли горько и часто плакать императрицу Жозефину и были поводомъ той торопливости, какую оказывала она въ дл свадьбы Гортензіи съ принцемъ Луи, предполагая, что въ роли belle-soeur Гортензія Богарнэ будетъ мене опасна для сердца императора. Здсь кстати будетъ замтить, что великій человкъ не стснялся въ своихъ страстяхъ и считалъ для себя позволеннымъ то, предъ чмъ другіе съ ужасомъ бы отступили. Такъ, генералъ Ригаръ положительно констатируетъ близкія отношенія Наполеона съ родной сестрой Полиной, о которой мы упоминали выше. Это кровосмшеніе, прибавляетъ авторъ записокъ, никого не возмущало въ семь Бонапартовъ, такъ какъ на Наполеона вс смотрли тамъ, какъ на существо высшаго порядка, которому все должно разршаться.
Супружество Гортензіи съ Луи Бонапартомъ продолжалось недолго. Онъ отказался отъ супруги, какъ и отъ трона Голландіи, гд чувствовалъ себя безполезнымъ, что всего удивительне для принца изъ семейства Бонапартовъ, отличавшихся сатанинскимъ себялюбіемъ и баснословнымъ самомнніемъ.
Романы Гортензіи были многочисленны и ея фаворитовъ можно было насчитать во всхъ слояхъ общества. Она такъ-же охотно приближала къ себ людей низшаго общества, какъ и придворныхъ.
Если Наполеонъ не выдалъ Гортензію замужъ за какого-либо иностраннаго государя или принца, что, какъ извстно, входило въ его политику, чтобы такимъ образомъ чрезъ своихъ родныхъ завязать тсныя узы съ чужеземными дворами, то это оттого, что въ Тюльери опасались предложить въ жены кому-либо особу, искусившуюся въ наук любви.
Могъ ли сынъ такой женщины не быть, хотя бы нсколько, на нее похожимъ? Мы это и видимъ въ Луи-Наполеон, отличавшемся безнравственнымъ поведеніемъ не мене, чмъ его мать. Говорили, что онъ, кром того, иногда пилъ запоемъ,— по крайней мр, подчасъ лицо его, и безъ того всегда неподвижное, носило тотъ отпечатокъ тупости и полнаго безучастія, которое является отличительнымъ признакомъ пьяницъ. Авторъ записокъ думаетъ, впрочемъ, что это выраженіе было слдствіемъ неумренности по части любовныхъ похожденій.
Надо, однако, прибавить, что, какъ говорили близкіе люди императора, онъ былъ въ молодости очень скроменъ и застнчивъ въ отношеніи женщинъ и длался самоувренъ и храбръ съ ними только по мр того, какъ входилъ въ силу. Онъ имлъ вообще довольно успха у женщинъ, которыя, какъ было сказано выше, находили удивительно обаятельнымъ и неотразимымъ его загадочный, по ихъ мннію, а въ сущности ничего не выражающій, взглядъ. Впрочемъ, надо прибавить, что восторт эти раздавались, когда Луи-Наполеонъ былъ уже императоромъ.
Были, однако, и искреннія увлеченія. Когда Луи-Наполеонъ проживалъ въ Лондон, онъ сошелся тамъ съ одной богатой англичанкой, Говардъ, кажется весьма сильно къ нему привязавшейся, деньги которой какъ разъ явились тогда кстати бдному принцу-скитальцу. Впослдствіи г-жа Говардъ получила титулъ графини Борегаръ и втайн леляла мечту сдлаться законной женою своего любовника.
Она окружила его бдительной и незамтной для него своей собственной тайной полиціей, слдившей за принцемъ-президентомъ (чмъ онъ былъ наканун переворота, сдлавшаго его императоромъ) съ неослабной настойчивостью. Г-жа Говардъ имла полное основаніе опасаться соперницы, такъ какъ было не мало желавшихъ сдлаться фавориткою президента, и красивыхъ, и некрасивыхъ, и хорошаго круга, и авантюристокъ.
Одна изъ такихъ искательницъ приключеній, очень эффектная блондинка, Габріэль Т***, особенно настойчиво старалась уловить принца-президента въ свои сти. Въ этомъ помогала ей и мать ея, вполн одобрявшая виды дочери попасть на содержанье къ человку, который не сегодня-завтра станетъ императоромъ. Красивая Габріэль вела свою аттаку довольно ловко. Она старалась почаще встрчаться съ принцемъ во время прогулокъ, бывала въ театрахъ, концертахъ, гд бывалъ онъ. Одинъ разъ ей удалось достать ложу какъ разъ противъ президентской и обратить на себя вниманіе Луи-Наполеона, со вниманіемъ лорнировавшаго ее впродолженіи всего представленія. Когда пьеса кончилась и мать съ дочерью спускались съ лстницы Большой Оперы, он съ восторгомъ замтили, что за ними сходитъ какой-то незнакомецъ. Об были на седьмомъ неб, увренныя, что это посланецъ принца, посланный узнать ихъ адресъ, чтобы завязать интригу. Когда Габріэль съ матерью садились въ карету, незнакомецъ былъ тутъ же и ловко вскочилъ на козла къ кучеру. Габріэль ликовала,— она замчена принцемъ! Когда экипажъ остановился, незнакомецъ очутился у подножки, чтобы высадить дамъ. Первою вышла мать Габріели, когда же молодая двушка появилась въ дверцахъ кареты, незнакомецъ всунулъ ей въ руку букетъ и исчезъ. Можно представить себ волненье двушки, когда она подымалась въ свою комнату съ букетомъ, присланнымъ ей, вн сомннія, принцемъ. Наконецъ, разсмотрла она при свт лампы этотъ букетъ: онъ былъ… изъ цвтовъ ядовитой цикуты, а внутри лежала записочка, въ которой было только одно слово,— ‘выбирайте!’ Это было предостереженіе со стороны недремлющей англичанки!— Мечты Габріэль оказались напрасными. Принцъ не явился къ ней на свиданье и вся игра пропала даромъ!— Чрезъ годъ или два мы видимъ Габріэль уже львицей полу-свта, нашедшей наивнаго обожателя Т***, молодаго человка старинной дворянской фамиліи и очень богатаго, который, въ пылу страсти, предложилъ ей руку и сердце. Мать влюбленнаго была противъ этого брака и, видя упорство сына, ршилась на крайнюю мру: во время свадебной церемоніи подосланный ею человкъ бросился на невсту и при всхъ осыпалъ ее градомъ оскорбленій…
Это не помшало, однако, красавиц Габріэль Т*** имть салонъ въ С.-Жерменскомъ предмсть.
Если не посчастливилось добиться вниманія принца съ ‘загадочными’ глазами одной авантюристк, то за то другой удалось не только обворожить его, но даже сдлаться французской императрицей.
Мы говоримъ о Евгеніи Монтихо. Это была иностранка, испанка съ красивымъ, выразительнымъ лицомъ и много говорящими глазами, очень большими и близко посаженными другъ къ другу,— пріхавшая въ Парижъ искать удовольствій и приключеній и вращавшаяся въ томъ кругу французской столицы, гд ни строгость нравовъ, ни выдержанность манеръ не считаются обязательными. Довольно сказать, что будущая императрица была представлена Луи-Наполеону г-жею С***, женщиной, репутація которой была одной изъ самыхъ незавидныхъ въ то время.
Когда Евгенія сдлалась женой Наполеона III, ей было уже 28 лтъ. Невольно возникаетъ вопросъ, отчего такъ долго не могла она найти себ мужа. Боялась-ли она разстаться со своей свободой? Или, можетъ быть, ее находили недостаточно серьезной и надежной для того, чтобы съ честью нести обязанности жены и матери?
Трудно сказать что-либо опредленное по этому поводу. Можетъ быть, виною этому было ея легкомысліе и т извстные кружки Парижа, въ которыхъ она вращалась, гд не думаютъ обыкновенно о женитьб.
При какихъ обстоятельствахъ произошло соединеніе императора съ красавицей-авантюристкой, — также сказать трудно. Очевидно одно: Евгенія разожгла страсти своего высокаго поклонника и имла при этомъ доблесть или, врне, ловкость не согласиться быть его фавориткой. Что за сцена произошла между обворожительной испанкой и влюбленнымъ принцемъ, посл которой искательница приключеній надла на себя корону Франціи,— никто не знаетъ и не можетъ знать, хотя о перипетіяхъ событій, предшествовавшихъ браку императора, разсказываютъ много и на разные лады. Но, очевидно, разсказы эти не имютъ цны, такъ какъ нельзя предположить, чтобы императоръ разсказывалъ кому-нибудь о своемъ ослпленіи страстью, доведшемъ его до непоправимой опрометчивости, а императрица — о неслыханной смлости со стороны интригантки, достаточно вкусившей отъ прелестей жизни.
Бракъ императора былъ встрченъ очень дурно въ семь Бонапартовъ. Въ несомннность его принцы родственники долго не ршились врить. Особенно упорно возставалъ противъ него принцъ Жеромъ. Но вс увщанія пропали даромъ: у императора съ безжизненнымъ лицомъ сомнамбулиста было такое неслыханное упорство въ разъ имъ задуманномъ, что побдить его не могли ни люди, ни обстоятельства!
Сдлавшись императрицей, Евгенія сразу пріобрла вліяніе на безхарактернаго, въ сущности, да къ тому-же влюбленнаго въ нее, въ первое, по крайней мр, время, императора и въ то же время завоевала себ полную свободу дйствій.
Отъ природы не умная, она держала себя на трон такъ-же, какъ нкогда въ гостиныхъ полусвта. Ея страннымъ фантазіямъ не было конца. То вдругъ приходило ей на мысль подражать Маріи Антуанет,— и вотъ она сама и придворные кавалеры и дамы переодваются въ старинные французскіе костюмы времени Людовика XVI, то устраиваетъ она при двор военныя игры, гд дамы и кавалеры должны были изображать изъ себя дв враждующихъ арміи. Разъ придумала она одться въ крестьянское платье и вмст съ приближенными, одтыми также крестьянами и блузниками, идти на рынокъ. Только вмшательство императора остановило эту безтактную затю.
Разсказывая обо всемъ этомъ, генералъ Ригаръ прибавляетъ, что репутація императрицы, какъ женщины, отнюдь не могла считаться безукоризненной. Она приближала къ себ то того, то другаго изъ окружавшихъ и, если не гршила, можетъ быть, такъ часто, какъ это утверждали злые языки, то, несомннно, длала все, отъ нея зависящее, чтобы испортить свою репутацію.
Не любя мужа (онъ былъ и не красивъ, и не особенно одаренъ способностью внушать симпатію), она не очень любила и сына, ‘Лулу’ (погибшаго впослдствіи въ войн съ зулусами). Отявленная католичка, какъ всякая испанка, она, вмшиваясь въ политическія дла, старалась о процвтаніи клерикализма во Франціи, что не соотвтствовало ни времени, ни общественному настроенію и способствовало непопулярности Наполеона, которой онъ вообще, и безъ того, пользовался, благодаря своему поведенію, недостойному императора, и образу жизни Евгеніи и двора, напоминавшему безконечныя увеселенія Тріанона и Марли наканун революціи.
Съ большой проницательностью предсказываетъ генералъ Ригаръ въ своихъ запискахъ неизбжную катастрофу, ожидавшую вторую имперію. Мы видимъ, какъ врно исполнились эти грустныя предсказанія стараго придворнаго.
Генералъ Ригаръ отмчаетъ удивительную неблагодарность Бонапартовъ въ отношеніи всхъ, кто когда-либо и чмъ-либо заслужилъ право на ихъ, если не признательность, то вниманіе и доброе расположеніе. Вс они были эгоисты и чистосердечно воображали, что къ нимъ никто не можетъ и не долженъ относиться иначе, какъ съ обожаніемъ и преданностью, что иначе и быть не можетъ, а поэтому привязанность къ нимъ отнюдь не составляетъ заслуги, являясь обязанностью каждаго смертнаго.
Такъ мы видимъ полное пренебреженіе со стороны принца Жерома относительно престарлой знаменитости парижской сцены, трагической актрисы, m-lle Georges, бывшей нкогда фавориткой Наполеона I. Когда она, обремененная долгами, уплачивать которые ей было очень трудно изъ маленькой пенсіи, которую она получала, покинувъ сцену, обратилась къ Жерому съ просьбой объ оказаніи ей ежемсячной, хотя-бы небольшой, субсидіи,— онъ, ограничившись единовременнымъ, весьма умреннымъ, пособіемъ, остался совершенно глухъ къ просьбамъ женщины, нкогда сердечно любившей его великаго брата.
Впрочемъ, принцы вообще жили въ такой зараженной атмосфер лицемрія, искательства, униженія, лжи и низкопоклонства, что отвыкли, наконецъ, различать голосъ истины отъ неправды. Имъ приходилось такъ много и такъ часто получать просьбы о помощи и прочитывать такую безконечную вереницу притворныхъ восхваленій, что они сдлались безразличны ко всмъ искательствамъ и ходатайствамъ сразу.
Въ этомъ нкоторое извиненіе ихъ неблагодарности и эгоизма, которыми они вс страдали, хотя, конечно, у однихъ эти качества являлись въ большей, у другихъ въ меньшей степени.
Почтенный авторъ записокъ съ неподдльнымъ комизмомъ разсказываетъ о безконечныхъ и всевозможныхъ просителяхъ, осаждавшихъ принца Жерома.
Кром обычныхъ искателей субсидій и рекомендаціи, въ пріемной принца можно было часто находить различныхъ изобртателей, просившихъ нравственной и матеріальной поддержки для осуществленія своихъ открытій. Такъ, туда являлись мошенники, нашедшіе, будто-бы, квадратуру круга, техники, изобртшіе новый родъ оружія, обезпечивающаго врную побду и т. д. За ними слдовали поэты съ трогательными одами и даже цлыми поэмами, посвященными принцу или его родственникамъ. Все это были, по большей части посредственные римоплеты, писавшіе спеціально для подачки.
Чтобы судить о прелестяхъ ихъ стиля, стоитъ пробжать слдующій курьезный акростихъ, приведенный въ запискахъ, посвященный принцесс Матильд Бонапартъ, дочери принца Жерома. Вотъ онъ:
М adame, vos bienfaits sont comme votre gloire,
А ucune ombre ici bas ne pourrait les ternir,
T out malheur, d’un fleuron, embellit votre histoire
H ommage imprissable votre souvenir.
J l n’est point de douleur, il n’est point de nuage
L e long de doux sentiers dout vous tes la fleur.
D e l’etoile du jour vous nous offrez l’image,
E t les anges du ciel vous appellent leur soeurl
Авторъ этого набора словъ хотлъ издать цлый томъ подобнаго рода стихотвореній и хлопоталъ, чтобы принцъ заране подписался на нсколько десятковъ экземпляровъ. Что-же касается до политическихъ дятелей, приходившихъ искать у принца опоры въ законодательной борьб, то потребовался-бы цлый томъ, чтобы повдать, сколько хорошихъ и честныхъ людей были унижены и сколько искателей приключеній и интригановъ удостоились ласки и одобренія!..
Возвратимся къ принцу Наполеону. Его возвращеніе въ 1856 г. изъ крымской арміи, гд онъ показалъ себя совершенно безполезнымъ и неспособнымъ, произвело удручающее впечатлніе на общество.
Не задолго до этого, принцъ Жеромъ, въ разговор съ генераломъ Ригаромъ, спросилъ его, какъ думаетъ лично онъ о возможности возвращенія принца въ Парижъ подъ предлогомъ болзни?
Генералъ,со свойственной ему откровенностью военнаго добраго стараго времени, отвчалъ, что, по его мннію, принцу приличествовало-бы скоре вернуться съ поля сраженія мертвымъ, чмъ больнымъ, и что для человка, носящаго имя Наполеона Бонапарта не достаточно быть хорошимъ воиномъ, но слдуетъ быть осненнымъ блестящимъ ореоломъ несокрушимой отваги!
Принцъ Жеромъ слушалъ эти слова съ явнымъ неудовольствіемъ и, наконецъ, воскликнулъ:
— Вотъ вамъ,— добрые Французы! Они уже бросаютъ камень въ бднаго мальчика, и, вдь, не хотятъ понять, что онъ нсколько мсяцевъ сряду не видлъ своей любовницы!
Генералъ говоритъ, что онъ былъ до того пораженъ этимъ отвтомъ, этимъ циничнымъ эгоизмомъ, за нимъ скрывавшимся, эгоизмомъ, считавшимъ весьма естественнымъ отъздъ принца изъ арміи для свиданія съ наложницей (тогда это была знаменитая Рашель), въ то время какъ люди гибли въ тяжелой войн, оставивъ дома женъ, дтей, матерей,— что онъ не могъ найти словъ на это и молчалъ не мене возмущенный, чмъ удивленный.
Здсь кстати будетъ замтить, что генералъ Ригаръ весьма неблагопріятно отзывается о принц Наполеон и съ политической и съ нравственной стороны.
Разсматриваемые нами мемуары представляютъ его намъ скупымъ, подозрительнымъ, малодушнымъ, неблагодарнымъ (это качество, впрочемъ, составляетъ, какъ сказано выше, отличительную особенность всхъ Бонапартовъ) и къ довершенію всего грубымъ циникомъ, гораздо боле грубымъ, чмъ его отецъ, король Жеромъ, относившійся къ женщинамъ съ тмъ оттнкомъ рыцарскаго изящества ловеласовъ старой школы, которымъ, несомннно, проникнутъ взглядъ на женщинъ людей XVIII вка, даже если-бы эти женщины были фаворитки, врод m-me де-Помпадуръ и m-lle Дюбарри.
Не даромъ бывшая актриса Л***, которая имла глупость быть нкогда фавориткой принца, громко говорила, что, если-бы она раньше хоть немного его знала, ‘предпочла-бы даже скоре любовь простаго конюха, чмъ его королевскаго высочества’.
О принц, какъ политик, сказано вкратц уже выше. Здсь остается прибавить, что недовольство его существовавшимъ порядкомъ вещей и враждебное отношеніе къ своему царственному кузену многимъ казались весьма подозрительными. Многіе видли въ этомъ фрондерств тонкую игру обоихъ кузеновъ, изъ коихъ одинъ разыгрывалъ роль недовольнаго и являлся центромъ оппозиціи, а другой имлъ такимъ образомъ возможность сразу наблюдать за оппозиціоннымъ движеніемъ, во глав котораго притворно стоялъ добрый родственникъ, и всячески ублажать его за это и субсидіями, и иными денежными подарками.
Во время пребыванія въ Крыму, въ 1856 г., ‘героя Алмы’ (рка), какъ Жеромъ серьезно называлъ принца Наполеона {Извстный Орасъ Верне нарисовалъ картину, изображавшую сраженіе при Алм и принца Наполеона въ отдаленіи. На замчаніе генерала Ригара, что въ Палероял могутъ быть недовольны этой удаленностью принца, художникъ отвтилъ, смясь, что ему, напротивъ, должны быть тамъ благодарны, ибо, если-бы онъ желалъ быть вполн искреннимъ, онъ долженъ былъ бы отодвинуть принца еще дальше.}, въ Парижъ изъ Америки пріхали Паттерсоны,— сынъ и внукъ принца Жерома.
Принцъ Жеромъ былъ, какъ извстно, женатъ, вполн законно, на нкоей американской миссъ Паттерсонъ, отличавшейся красотой и принадлежавшей къ хорошей фамиліи. Однако, по приказанію императора Наполеона I, мечтавшаго о брачныхъ союзахъ съ иностранными дворами, этотъ бракъ, не смотря на противодйствіе дяди, кардинала Феша, считавшаго его вполн легальнымъ, былъ расторгнутъ: принцъ Жеромъ счелъ выгодне уступить вол царственнаго брата и взять выбранную ему въ жены принцессу Екатерину Виртембергскую. Онъ не имлъ смлости Люсьена наотрзъ отказаться отъ требованія Наполеона разойтись съ женщиной, съ которой онъ жилъ и на которой потомъ женился, и дерзко отвтить ‘великому человку’, упрекавшему его въ этой женитьб, слдующимъ прозрачнымъ намекомъ на императрицу Жозефину, прежнее поведеніе которой было далеко не безупречно: ‘право, лучше жениться на своей собственной содержанк, чмъ брать себ въ жены содержанокъ другихъ’!
Итакъ, бракъ съ миссъ Паттерсонъ хотя и былъ условно расторгнутъ, но считался законнымъ и Паттерсоны былы приняты принцемъ Жеромомъ, какъ законные сынъ и внукъ.
Генералъ Ригаръ, какъ старшій адъютантъ, присутствовалъ при этомъ свиданіи.
Принцъ горячо обнялъ сына.
— Дорогой мой! какъ я радъ тебя снова увидть! говорилъ онъ растроганно. А это твой сынокъ,— подойди-же ко мн, дитя мое, дай мн тебя расцловать!
Молодому Паттерсону было тогда лтъ восемнадцать.
Американскіе родственники получили черезъ генерала Ригара приглашеніе прізжать къ принцу Жерому ежедневно обдать, запросто, безъ зова. Имъ предложено было также помщеніе въ Палероял, но они категорически отъ него отказались и во время пребыванія въ Париж жили въ гостинниц.
Императоръ принялъ Паттерсоновъ чрезвычайно милостиво. Онъ помнилъ, какъ по родственному относились они къ нему во время его изгнанія въ Америк, и желалъ отплатить имъ тмъ-же.
Принцесса Матильда, видавшая Паттерсона въ Италіи, встртила его, какъ брата. Нсколько дней сряду Паттерсоны здили обдать къ принцу Жерому. Но вскор декорація перемнилась.
Разъ утромъ принцъ обратился къ генералу Ригару со слдующими словами:
— Вы отправитесь къ Паттерсону и скажете ему, что я нахожу неудобнымъ, чтобы онъ съ сыномъ обдали у меня безъ приглашенія.
— Но, ваше высочество, возразилъ удивленный генералъ, сами изволили просить ихъ объ этомъ,— мн же и было поручено пригласить ихъ разъ навсегда прізжать обдать къ вашему высочеству безъ особаго приглашенія!
— Можетъ быть, отвчалъ принцъ, но теперь я этого боле не желаю! и видя, какъ тягостна было г. Ригару возлагаемая на него миссія, прибавилъ: если вамъ не нравится мое порученіе, то я найду средство дать имъ знать о моемъ желаніи инымъ, боле непріятнымъ для нихъ способомъ….
Г. Ригару оставалось согласиться.
Разгадка всему этому — письмо, полученное въ тотъ день отъ принца Наполеона изъ Крыма, въ которомъ онъ упрекаетъ отца за ласковый пріемъ, оказанный имъ Паттерсонамъ. ‘Герой Алмы’ ихъ ненавидлъ и не иначе называлъ старшаго Паттерсона, какъ презрительнымъ словомъ ‘btard’, на что не имлъ, какъ знаетъ читатель, никакого права, ибо Паттерсонъ былъ такой же законный сынъ Жерома, какъ и онъ самъ, принцъ Наполеонъ.
Въ тотъ день, когда г. Ригаръ получилъ упомянутое непріятное порученіе, Паттерсонъ пріхалъ, по обыкновенію, обдать въ Палерояль, къ принцу Жерому, въ очень хорошемъ расположеніи духа: императоръ оффиціально разршилъ имъ прибавить къ своей фамиліи фамилію Бонапартовъ и объявлялъ особымъ декретомъ старшаго Паттерсона французскимъ подданнымъ, какъ рожденнаго за границей сына француза.
Посл обда Паттерсонъ заговорилъ съ генераломъ Ригаромъ о формальностяхъ поступленія его сына во французскую армію, такъ какъ императоръ опредлилъ его младшимъ лейтенантомъ (sous-lieutenaut) 7-го драгунскаго ополка, стоявшаго въ Крыму, назначивъ при этомъ 70,000 фр. пенсіи отцу и 30,000 фр. сыну.
Генералъ Ригаръ ршился воспользоваться этимъ временемъ, чтобы выполнить данное ему порученіе, которое не давало ему покоя.
— Сегодня, предъ самымъ отходомъ, сказалъ смущенный генералъ, вашъ отецъ вдругъ возымлъ было намреніе похать откушать въ ресторанъ, а оттуда прохать въ театръ. Я былъ бы очень раздосадованъ, если-бы это случилось, такъ какъ тогда я не имлъ-бы возможности предупредить васъ. А такъ какъ это можетъ случиться,— у принца бываютъ иногда такія фантазіи,— то я позволилъ бы себ посовтовать вамъ на будущее время подождать, пока я не увдомлю васъ, что вы можете пріхать, не рискуя не застать принца дома…
— Я понимаю васъ, генералъ, отвтилъ Паттерсонъ, принцъ хочетъ, чтобы я бывалъ у него только по приглашенію. Этого довольно,— я поступлю согласно его желанію!
Съ этого дня Паттерсонъ не былъ у своего отца.
Вскор младшій Паттерсонъ ухалъ въ Крымъ, къ своему полку, а старшій вслдъ за этимъ вернулся въ Америку.
Мы познакомили читателей съ двумя первыми частями интересныхъ мемуаровъ генерала Ригара. Третья часть, написанная въ форм подробнаго дневника, веденнаго въ продолженіи 1860 г., вплоть до дня вынужденной обстоятельствами отставки генерала, въ ма того же года,— пожалуй, еще боле интересна, чмъ дв первыя, но, къ сожалнью, мы можемъ сказать о ней всего лишь нсколько словъ, такъ какъ въ противномъ случа намъ пришлось бы привести весь дневникъ цликомъ.
Въ дневник генерала каждая фраза, каждое слово такъ характерны, такъ на своемъ мст, что сокращать его нтъ ни малйшей возможности: онъ потерялъ бы тогда весь свой смыслъ и весь, если можно такъ выразиться, букетъ.
Подлинныя записки эти вводятъ насъ цликомъ въ атмосферу Пале-рояля (дворъ принца Жерома) съ безхарактерностью бывшаго короля вестфальскаго, безтактными выходками Г-жи ***, желавшей разыгрывать роль оффиціальной метрессы, грубостями принца Наполеона и низостью и пошлостью придворныхъ. Дневникъ вообще гораздо выразительне записокъ,— первый пишется подъ свжимъ впечатлніемъ событій, такъ сказать на лету, вторыя же составляются, какъ результатъ тхъ или иныхъ выводовъ, охлажденныхъ и смягченныхъ анализомъ. Вотъ почему дневникъ генерала Ригара, писанный притомъ съ искренностью военнаго человка и экспансивностью честной и деликатной натуры, боле, чмъ его записки, показываютъ намъ ту грустную картину, которую представляла собою Франція до третьей республики. Эгоизмъ, деспотизмъ и незнаніе и нежеланіе знать народъ и страну Наполеона Ш и его министровъ и родныхъ съ одной стороны, и погоня за легкой наживой и деморализующій ажіотажъ придворныхъ и высшихъ классовъ съ другой,— не могли и не должны были привести Францію къ чему либо иному, кром Седана и торжества Германіи.
Бонапарты, такъ блестяще начавшіе, волею судебъ, свою историческую карьеру въ начал этого вка, все боле и боле современенъ мельчали и опошливались. Бонапартизмъ все боле и боле терялъ свой ореолъ и отталкивалъ отъ себя своихъ прежнихъ горячихъ приверженцевъ. Авторъ разсматриваемыхъ мемуаровъ одинъ изъ безчисленныхъ тому примровъ. Выросшій въ строгой семь бонапартистовъ и преданный сначала бонапартовскому режиму, онъ все боле и боле охладваетъ къ нему, въ чемъ и признается нсколько разъ въ своихъ мемуарахъ. Наконецъ, почтенный генералъ навки излечивается отъ бонапартизма. Изъ прежняго поклонника, смотрвшаго на Бонапартовъ, какъ на отмченныхъ небомъ избранниковъ, онъ становится ихъ безпощаднымъ критикомъ, видя въ нихъ то, что они и были на самомъ дл,— грубыхъ эгоистовъ, думавшихъ только и исключительно о себ.
Должно быть разочарованіе въ нихъ было ужъ слишкомъ сильно у бывшаго старшаго адъютанта принца Жерома, если онъ кончаетъ свой дневникъ слдующимъ безпощаднымъ приговоромъ своимъ прежнимъ кумирамъ: ‘если-бы Бонапарты не были Бонапартами, не носили этого имени, а были обыкновенными, простыми смертными, то они давнымъ давно сидли бы на скамь подсудимыхъ’!