Один из них, Савинкова Софья Александровна, Год: 1912

Время на прочтение: 28 минут(ы)

Одинъ изъ нихъ.

Разсказъ.

Нсколько пароходиковъ суетливо окружили пролетъ Троицкаго моста… Отъ берега отчаливали лодки… Сверху поспшно спускали спасательную веревку…
Раздавались тревожные свистки, и глаза пассажировъ были устремлены въ одну и ту же точку: только что, съ одного парохода, человкъ бросился въ воду.
На этомъ пароход шли оживленные толки:
‘Сижу эт-та я рядомъ, лущу себ смечки и ничего себ не думаю’, взволнованно разсказывалъ человкъ въ потертомъ пиджак, а онъ, эт-та ка-жъ вскочитъ! Прямо сказать, моргнуть не успмши, а ужъ онъ за бортъ! Я было, таки, за ногу ухватилъ… Одначе вырвался!
— Боже, Боже мой! Студентъ! Въ тужурк и студенческой фуражк!— скорбно говорила, ни къ кому не обращаясь, пожилая дама.
— Много изъ студентовъ нынче жизнь кончаютъ! спокойно произнесъ не по лтнему тепло одтый старикъ.— Такое время, ничего не подлаешь!
— Глядите, глядите! Показался! закричали на пароход.
Дйствительно, у самаго пролета моста внезапно вынырнула, какъ бы стоячая, фигура: руки были скрещены на груди, фуражки не было, мокрые, налзшіе волосы, почти закрывали лицо, вода съ головы текла ручьями и было что-то неотвратимо фатальное въ этомъ человческомъ облик. Веревка была близко… Но рука медленно отдлилась и отодвинула касавшуюся ея веревку, и затмъ, на глазахъ всхъ, голова быстро погрузилась. Все произошло такъ скоро, что помощь была уже невозможна. На мст происшествія показались пузырьки, всколыхнулась вода… И все было кончено.
Да, все было кончено! Сомкнулись воды, заходили волны и человческая жизнь, со всми ея страстями, печалями и надругательствами — канула въ бездонную глубину!..
И ничего отъ нея не осталось: тотчасъ же захватили веревку наверхъ, раздались свистки, пароходики поплыли своей дорогой, стоявшіе на мосту люди двинулись и жизнь пошла прежнимъ ходомъ. Лишь кое-гд на пароходахъ и на пристаняхъ разсказывали подробности происшедшаго, да рчная полиція, не спша и позвывая, принялась за составленіе протокола. И отъ всего происшедшаго осталась только легкая рябь на мст событія…

——

Сергй былъ сыномъ богатыхъ людей и не зналъ нужды, даже по наслышк. Онъ росъ среди тунеядства и праздной роскоши и поступивъ, по требованію времени, въ университетъ, сумлъ создать себ и тамъ подходящую обстановку: прізжалъ на своей лошади, знакомство велъ только съ товарищами своего круга, занимаясь тмъ, что совмстно съ ними придумывалъ всевозможныя усовершенствованія студенческаго мундира и вводилъ въ моду высокіе воротники подъ уши, шелковую подкладку и толстйшей замши блыя перчатки. Званіе студента обязывало его кое-когда посщать лекціи, но то, что составляло пульсъ университетской жизни, что заставляло усиленно биться другія молодыя сердца — было для него мертвой буквой. Внутреннія неурядицы, сходки, протесты, волненія — въ немъ и въ его друзьяхъ — вызывали насмшки и служили предметомъ домашняго глумленія. Но способности у него несомннно были, такъ какъ, удляя наук весьма мало времени, онъ все же добрался до третьяго курса.
Остальная его жизнь была сплошнымъ праздникомъ: театры, балы, пикники, sauteries, флиртъ и амурныя приключенія — занимали вс сутки.
Онъ жилъ, какъ жили его отецъ и мать, безъ сознанія какой либо отвтственности, безъ вчера, безъ завтра, безъ контроля деньгамъ, съ займами безъ отдачи, прожигая жизнь со всхъ концовъ.
Но ничего не длится вчно. Иной разъ жизнь рано показываетъ свои когти — насталъ чередъ Сергя и все свершилось такъ быстро, что онъ не усплъ и опомниться: въ одну недлю скончалась мать… Не привыкшій къ одиночеству, тратившій деньги вмст съ женой,— затосковалъ отецъ и въ одинъ печальный для Сергя день — внезапно умеръ, не произнеся ни одного слова, во время обда. И все рухнуло!
Какъ сонъ пролетли похороны, опись имущества и другія формальности. Пока думали, что Сергй богатъ, вс были къ нему ласковы. Но какъ только обнаружились чудовищные долги, залоги и перезалоги и посыпались взысканія — вс друзья исчезли, какъ по мановенію руки!
Кое гд въ гостиныхъ потолковали, понегодовали на родителей, не подумавшихъ о будущности единственнаго сына, произнесли нсколько разъ: ‘Pauvre enfant’ и… забыли!
А Сергй, ошеломленный, подавленный происшедшимъ, ршилъ послдовать совту адвоката и отказаться отъ наслдства, чтобы уйти отъ безчисленныхъ долговъ родителей. Онъ прошелся въ послдній разъ по опустлымъ комнатамъ поглядлъ на краснвшія на вещахъ казенныя печати и захвативъ блье, платье и нсколько золотыхъ вещицъ, лично ему принадлежавшихъ, перебрался въ меблированныя комнаты.
Здсь ему очень не понравилось. Окружающее было такъ далеко отъ прежней жизни… Однако, мало-по-малу пришлось спускаться и ниже.
Очень скоро Сергй очутился въ жалкихъ, третьестепенныхъ номерахъ, гд не замедлилъ наступить окончательный крахъ: все было продено, заложено, платье и сапоги изношены, за комнату не плочено, такъ какъ не было ни копйки денегъ, и въ одинъ грустный для него день Сергй лежалъ на своей постели и мучительно ждалъ…
Чего? Онъ самъ не зналъ. Ему не приходило въ голову, что надо хлопотать и искать работы. Да и на что онъ былъ способенъ? Языки зналъ поверхностно, работоспобностью не обладалъ, помощи ждать было не откуда! Его прежніе друзья давно ему не кланялись… Да и между прежнимъ Сергемъ, дававшимъ рубли на чай и этимъ, для котораго рубль составлялъ теперь значительную сумму,— была такая бездонная глубина, что онъ и самъ не пытался въ нее заглядывать… И въ этотъ день, голодный, съ тошнотой подъ ложечкой,— онъ лежалъ и мысленно повторялъ:
— Господи, Господи! Пошли мн денегъ! Пошли денегъ — Господи! Ну что теб стоитъ? О Господи! Пошли денегъ, пошли!
И какъ бы въ отвтъ на это нелпое моленіе, въ дверь раздался тихій и осторожный стукъ.
Сергй приподнялъ голову… Къ нему никто не ходилъ, служанка давно перестала соблюдать церемоніи, кто же могъ стучать?
Но дверь тихонько пріотворилась и чей-то сипловатый голосъ спросилъ:
— Дозволите?
Непонятная робость, смшанная съ любопытствомъ, овладла Сергемъ, и, проговоривъ:
— Войдите!— Онъ приподнялся на локт и обратилъ глаза къ двери.
На порог появилась личность.
Никто, при взгляд на нее, не сумлъ бы опредлить ея положеніе: среднихъ лтъ, съ обыденной физіономіею, съ ничего не выражающими глазами, этотъ человкъ не былъ ни господинъ, ни мужикъ, ни баринъ, ни лакей, ни интеллигентъ, ни чуйка…
Манеры его были вкрадчивы и осторожны, ступалъ онъ осмотрительно, а глаза его быстро бгали вокругъ, какъ бы силясь проникнуть во вс углы и запоры.
— Вашъ сосдъ!— отрекомендовался онъ и, подойдя ближе къ кровати и, стараясь выразить на лиц сочувствіе, прибавилъ:
— Какъ сосдъ — не могу не знать вашего положенія! Мн васъ очень жалко! Простите за нахальство, а только черезъ все такое — самъ прошелъ! Потому и сочувствую!
Давно не видавшій участія, Сергй былъ удивленъ и тронутъ.
— Ахъ!— могъ только проговорить онъ и, стыдясь своей слабости, отвернулъ голову.
Но вошедшій былъ настойчивъ.
— Пришелъ просить васъ, закусить со мной, чмъ Бегъ послалъ. Хоть и самъ не богатъ, но все же прошу! Вставайте-ка, да пойдемъ ко мн: водочки выпьемъ, перекусимъ, а тамъ и потолкуемъ кой о чемъ!
И черезъ полчаса Сергй, повшій, покурившій и повеселвшій, разсказывалъ сосду о своемъ положеніи, которое видимо было уже тому хорошо знакомо. Но слушалъ онъ внимательно. Освдомился — въ университет-ли Сергй и, узнавъ, что срокъ взноса еще не истекъ — очень обрадовался.
— Никто, какъ Богъ!— наставительно сказалъ онъ Сергю.
— Въ моемъ лиц онъ видимо посылаетъ вамъ помощь и покровительство! Не кручиньтесь — и въ университетъ внесемъ, и занятіе найдемъ! Да вотъ, чтобы не терять времени, пожалуйте со мной сейчасъ же въ одно мстечко. Я сведу васъ. Тамъ вамъ помогутъ!
И, не давъ Сергю опомниться, онъ увелъ его съ собою…
Такъ-то просто сложилась судьба Сергя…
Когда онъ, успокоенный, возвращался къ себ, ощущая въ боковомъ карман шуршащую бумажку, полученную въ вид задатка, онъ совершенно чистосердечно радовался такой удач:
Какъ легко все вышло! И теперь все зависитъ отъ себя самого! Такъ и сказано: эти деньги въ вид задатка, а остальное сообразно доставляемымъ свдніямъ! Жалованье можетъ дойти до крупныхъ размровъ, но можетъ и вовсе прекратиться.. Какое будетъ старанье, такая и награда!
И Сергй, окрыленный надеждой на будущее, вернулся домой, уже забывшій, со свойственнымъ ему легкомысліемъ, свою нужду и свои переживанія и преисполненный желаніемъ — стараться, ему казалось, что онъ теперь обезпеченъ навсегда. Совсть его была спокойна, какъ у младенца, и ни на мгновеніе не оцарапало его душу сознаніе, что онъ продалъ себя. Теперь онъ думалъ только о томъ, какъ бы угодить Погорлк, назначенному ему въ руководители. Такъ звался тотъ загадочный сосдъ, что внезапно ворвался въ жизнь Сергя.
И вотъ потекла жизнь странная, и такъ не похожая на обыденную, съ совсмъ особыми интересами и волненіями.
Когда вечерами они сходились съ Погорлкой и вполголоса длали обзоръ протекшаго дня — ничто не смущало Сергя… Онъ усердно сообщалъ — кого видлъ и что слышалъ! Онъ вынималъ записную книжку и добросовстно передавалъ добытые адресы. Сообщалъ свои удачи и неудачи. Сначала его одобряли, но это длилось недолго. Погорлко сталъ слушать его угрюмо. Отъ Сергя ждали большаго.
И, притворяясь соболзнующимъ, Погорлко говорилъ:
‘Ой, жалко мн васъ! Боюсь, что ничего изъ этого нужнаго для васъ не выйдетъ. Очень ужъ вы баричъ! Не дадутъ вамъ жалованья, ей Богу! Ой, какъ я за васъ боюсь!’.
И, холодвшій отъ страха потерять единственный рессурсъ, Сергй молилъ Погорлку научить его и показать, какъ нужно дйствовать.
Погорлко наставлялъ….
И скоро Сергй научился многому. Ужъ онъ умлъ, войдя въ паштетную или кухмистерскую, гд чаще обдала молодежь, ссть скромно впереди и, медленно съдая свой обдъ, усердно слушать и не проронить ни одного слова разговора.
Онъ научился уходить ране намченнаго лица и, въ ожиданіи его, стоять на противоположной сторон улицы, внимательно всматриваясь въ отражавшія входную дверь зеркальныя окна магазина. И никто не заподозрилъ бы этого красиваго студента, такъ спокойно, съ безпечнымъ видомъ, слдовавшаго поодаль за вышедшей жертвой.
Особенно нравились ему, если случались, порученія прослдить кого-нибудь узжавшаго и онъ чистосердечно радовался, если это случалось въ вагон перваго класса. Какъ гордо и независимо держалъ онъ себя тогда, стоя въ коридор вагона, рядомъ съ купе намченной жертвы и не пропуская ни выхода, ни разговора! Онъ весело шелъ за жертвой въ буфетъ, побрякивая безмятежно данными на расходы монетами и садясь рядомъ, гордо заказывалъ себ бифштексъ по-гамбургски и спрашивалъ бутылку пива, отнюдь не выпуская изъ вида ни малйшаго движенія жертвы. На сердц у него было легко и спокойно и, поймавъ иногда подозрительно-настороженный взглядъ выслживаемой личности, онъ не чувствовалъ неловкости, а только озабоченно думалъ: ‘Какъ бы не догадался!’
Онъ совсмъ не думалъ о томъ, что его занятія имютъ совершенно опредленное названіе и когда, однажды, въ трамва услышалъ, какъ какая-то молодая двушка, указавъ своей подруг глазами на стоявшую на площадк неопредленную личность, съ презрніемъ произнесла: ‘Шпикъ!’, то Сергй съ любопытствомъ поглядлъ на указаннаго и самъ ощутилъ къ нему непріязненное чувство….
Такъ проходили дни, не оставляя на себ никакихъ угрызеній. По требованію Погорлки, Сергй сталъ усердно посщать университетъ, держалъ тамъ себя скромно, не бросался въ глаза и когда слышалъ споры радикальнаго направленія, старался выражать глазами полное сочувствіе, не забывая при этомъ запоминать лица и осторожно потомъ справляться объ ихъ именахъ и положеніи. Но проникнуть въ интимную жизнь молодежи ему не удавалось: наученные горькимъ опытомъ, молодые люди держались только испытанной кучкой, относясь подозрительно къ мало знакомымъ.
И Погорлко сердился и угрюмо утверждалъ, что изъ Сергя ничего путнаго не выйдетъ. Онъ не былъ ни смлъ, ни горячъ, не умлъ ораторствовать, не умлъ войти въ дружбу и не проявлялъ никакой иниціативы, хотя былъ старателенъ и усерденъ, и Погорлко задумывался о томъ,— будетъ ли серьезный толкъ изъ этого, такого подходящаго, благовоспитаннаго юноши. И, наконецъ, посл долгаго раздумья, Погорлко ршился ввести Сергя въ свой опредленный кружокъ, надясь, что примръ и знакомство съ выдающимися сотоварищами дадутъ ему толчокъ и заставятъ уразумть, что отъ него требуется.
И когда у сыщика ‘Слезки’, по случаю удачнаго окончанія одного дла и полученной награды, была назначена пирушка, то Погорлко взялъ съ собой Сергя…
Сыщикъ ‘Слёзка’ назывался такъ, потому что обладалъ способностью, въ нужныхъ случаяхъ, вызывать на свои глаза крупныя слёзы.
Вс, кому приходилось имть съ нимъ когда либо дло,— не разъ попадались впросакъ, благодаря этой оригинальной особенности. Однажды онъ, заподозрнный противниками, даже избгнулъ смертельной опасности.
‘За что обижаете? Я не сыщикъ, я честный человкъ!’ произнесъ онъ съ глазами полными слёзъ! Его отпустили….
Съ тхъ поръ, между своими, онъ такъ и назвался: ‘Слёзка’. Впрочемъ его сослуживцы вс носили такія же разнообразныя клички. Фамиліи ихъ значились только въ составлявшихъ тайну спискахъ, а между собой это были: ‘Рыжій, Куцый, Гвоздь, Одноглазый’ и такъ до безконечности. Никто изъ нихъ никогда не упоминалъ ни о своемъ прошломъ, ни о родныхъ мстахъ. Какъ въ публичномъ дом,— прошлое исчезало въ бездонной глубин порочности и воспоминаніе о немъ было нестерпимо, потому что тамъ, въ этомъ прошломъ, хотя бы очень отдаленномъ, сохранялись въ памяти свтлыя страницы чистоты и честности, о чемъ теперь ни говорить, ни думать — не приходилось….
Въ довольно большой комнат Слежиной квартиры было много народа, между которымъ были и женщины профессіоналки, не отстававшія отъ своихъ коллегъ по ремеслу ни въ куреніи, ни въ выпивк. Почему-то вс входили въ комнату, не раздваясь, въ калошахъ, пальто и шапкахъ, хотя при квартир была маленькая передняя. Только поздоровавшись съ хозяиномъ, оглядвъ присутствующихъ привычно зоркими глазами, гости произносили обычное: ‘Здорово!’ и сбрасывали свои верхнія одежды.
Въ комнат было дымно, пахло пивомъ и запахомъ неряшливыхъ тлъ. На стол стояла водка и батарея пивныхъ бутылокъ. Въ маленькой комнат часть гостей играла въ макао, въ большой — разговаривали.
Чувствовали себя вс прекрасно, у себя, между своими и потому не стснялись: хвастали подвигами, удачами, денежными наградами и необычайными облавами и арестами.
Сергй, впервые находившійся въ подобной обстановк, не ощущалъ, однако, ни брезгливости, ни смущенія.
Его быстро приспособлявшаяся ко всему натура сейчасъ же освоилась съ окружающимъ. Онъ сидлъ молча, попивая пиво и съ интересомъ прислушивался къ назидательнымъ для него разсказамъ. Передъ его глазами наглядно развертывалась картина этой странной, полной своеобразныхъ интересовъ, жизни, въ которой изъ разсказовъ гостей одинъ за другимъ выступали необычайные способы уловленія намченныхъ жертвъ. Приводились чудесные примры — ловкости, хитрости и притворства. Съ почтеніемъ произносились имена выдающихся дятелей по сыскной части…. Со смхомъ приводились промахи жертвъ…. Вс веселились, сознавая себя въ своей сфер.
Странная смсь людей, изъ которыхъ иные были образованы, говорили гладко и вставляли въ свой разговоръ выраженія, выдававшія ихъ интеллигентность, а другіе были невжественны и грубы,— благодаря одинаковой профессіи, была совершенно однородна, и вс другъ друга сочувственно понимали.
Главной темой, къ которой постоянно возвращались,— были подвиги знаменитаго Зуфа. Говорили о немъ восторженно.
Онъ былъ для этой компаніи недостижимымъ идеаломъ, предъ которымъ преклонялись. Достичь такихъ денегъ! Столько лтъ не прорваться! здить по всей Европ въ экспрессахъ! Кататься на автомобиляхъ! Держать кокотокъ, играть на скачкахъ, имть полные карманы золота отъ обихъ сторонъ и обманывать и тхъ и другихъ! Это-ли не геніально?
Прерывая одинъ другого, собравшіеся разсказывали о томъ, какіе теперь у Зуфа капиталы, какъ онъ сумлъ себя обезпечить, какъ ловко предавалъ тхъ, кмъ самъ руководилъ, какъ, умлъ притворно предаваться отчаянію о смерти имъ же преданныхъ, какъ отводилъ подозрнія… Разсказы о немъ были безконечны и возбуждали общій восторгъ, а суммы, полученныя имъ, возбуждали зависть: денежный интересъ составлялъ весь смыслъ жизни этихъ людей и ради него чернла душа, погибала совсть и приносилось въ жертву самое завтное.
И когда одинъ изъ разсказчиковъ съ благоговніемъ сказалъ: ‘Сколько онъ получалъ — опредлить невозможно, потому что и оттуда и отсюда, и отъ своихъ и отъ чужихъ. Все бралъ, ни отъ чего не отказывался…. А что много, то много! Бо-га-тый нынче!’, то на всхъ лицахъ отразилось волненіе при мысли о недостижимости такихъ благъ.
Вс притихли…. У каждаго въ душ шевелилось тайное:
‘Эхъ, если бы!’…. И глаза глядли мечтательно и загорались алчнымъ блескомъ!
Сергй испытывалъ необыкновенный подъемъ! Въ душ проснулось страстное желаніе такого же успха! Разв не могъ онъ пойти по знаменитымъ слдамъ? Разв не было возможности выдлиться и сдлаться необходимымъ?
Глаза его блестли, онъ былъ возбужденъ слышаннымъ.
Погорлко, хорошій психологъ, наблюдалъ его издали и угадалъ его настроеніе.
— Что? Славы захотлось?— весело спросилъ онъ, подходя къ Сергю.
Тотъ молча поднялъ на него свои красивые глаза.
— Что жъ! Ничего нтъ невозможнаго!— продолжалъ возбужденный выпивкой покровитель.— Тутъ какъ разъ подвертывается одно дло… Какъ разъ для тебя… Лучше случая не будетъ! сумешь если воспользоваться — заработаешь большія деньги!— Но на поспшный вопросъ Сергя — въ чемъ дло? Погорлко отвта не далъ и, сказавъ, что объяснитъ все завтра, ушелъ играть въ макао, оставивъ Сергя въ мечтательномъ недоумніи.
Какъ въ туман шелъ Сергй домой. Слышанный разсказъ о деньгахъ и жизни Зуфа разжигалъ его воображеніе!
Значитъ, есть возможность разбогатть!… Есть возможность зажить прежней жизнью — съ кокотками, картами и ресторанами!.. И вернувшись къ себ, Сергй долго не могъ заснуть: ему рисовались заманчивыя картины будущаго, а руки, какъ бы перебирали уже груды денегъ и въ концахъ пальцевъ ощущался зудъ. Сергй спалъ тревожно и прерывисто…
На другой день Погорлко сообщилъ Сергю подходящее по его мннію дло. Оно заключалось въ томъ, что была молодая двушка, коноводъ кружка, такъ однако ведшая свои дла, что изловить ее пока не было возможности: ее арестовывали, ее обыскивали… Но приходилось выпускать, за неимніемъ доказательствъ.
Сергй, по требованію Погорлки, долженъ былъ съ ней познакомиться, войти въ довріе, выслдить и накрыть въ нужную минуту.
Сергй призадумался… но не потому, чтобы это порученіе претило ему, а потому, что оно казалось неисполнимымъ.
— Какъ же я войду въ такое довріе?— спросилъ онъ.
Погорлко засмялся.
— Тюлень!— насмшливо сказалъ онъ.— Съ такой физіоміей, да съ такимъ торсомъ не знать, какъ войти въ довріе къ двушк? Подольстись, приласкайся, заставь полюбить себя! Вотъ и все… Дальше само пойдетъ! Ахъ, да и красива же она,— прибавилъ онъ.— Она у насъ такъ и называется: ‘Елена прекрасная.’
— Но какъ и гд я съ ней познакомлюсь?— недоумвалъ Сергй.
— Ну это пустое, заявилъ Погорлко. Она живетъ въ меблированныхъ комнатахъ ‘Якорь’ — перезжай туда жильцомъ. Я дамъ теб вс необходимыя указанія и инструкціи, а познакомиться и сойтись — это ужъ будетъ зависть отъ твоей смкалки. Хочешь выдвинуться, такъ приложи все стараніе. Знай: другого такого случая — не будетъ…
Черезъ два дня Сергй уже перезжалъ на новую квартиру. Погорлко на прощанье такъ напичкалъ его совтами и указаніями, что Сергю миссія его теперь ужъ не казалось трудной. По инструкціи, онъ долженъ былъ вести самый скромный образъ жизни, аккуратно посщать лекціи, а остальное время проводить дома, уткнувшись въ учебныя книги. Главное наставленіе было въ томъ, чтобы отнюдь не вступать въ разговоры съ прислугой и не разспрашивать объ Елен, но тихо и исподволь завоевывать довріе хозяйки и прислуги. И не прошло и двухъ недль, какъ бойкая Феня, горничная при номерахъ, говорила, убирая комнату Елены.
— Ну, барышня! Да какой же жилецъ новый у насъ! Я такого и не видывала: красавчикъ писаный! Студентъ, а скромный, тихій! Словно барышня. И отъ книжекъ, глазъ не, отрываетъ — все учится!
Елена вообще недоврчиво относилась къ жильцамъ, но столкнувшись разъ на лстниц съ Сергемъ, невольно вспомнила эти слова и бросила на него быстрый, но внимательный взглядъ:
‘Въ самомъ дл — красивъ’, подумала она.
Такъ жили подъ одной крышей, но на разныхъ концахъ коридора, ловецъ и жертва, не подозрвавшая о близкой опасности.
Между тмъ Сергй только и думалъ о томъ, какъ бы познакомиться съ Еленой, но, помня приказанія Погорлки, былъ остороженъ и выжидалъ случая. И только посл безрезультатнаго трехнедльнаго ожиданія все внезапно измнилось.
Однажды, вернувшись съ лекцій и обда, онъ сидлъ у себя, скучая и съ неотвязчивой мыслью объ Елен въ голов, какъ въ дверь тихо постучали.
И не усплъ онъ произнести обычное: ‘войдите’, какъ дверь поспшно отворилась и показалась молодая двушка. Она остановилась на мгновеніе на порог…
Послдніе лучи заходящаго солнца падали на нее изъ окна и Сергй былъ положительно ослпленъ: прямо на него, въ упоръ — глядли чудные, строго печальные глаза, ярко выдлявшіеся на фон свтлаго, волнистаго сіянія волосъ и вся ея стройная, облеченная въ скромное черное платье, фигура казалась царственнымъ видніемъ.
Сердце Сергя забилось:
‘Она!’ догадался онъ и, повинуясь съ дтства привитой привычк свтскости, онъ всталъ съ своего мста и почтительно вжливо ей поклонился.
Она шагнула впередъ, старательно притворивъ за собой дверь.
— Товарищъ!— сказала она прекраснымъ груднымъ голосомъ,— я обращаюсь къ вамъ въ минуту затрудненія! У моей подруги ожидается обыскъ и надо спрятать этотъ пакетъ. У себя, и ни у кого изъ моихъ знакомыхъ, я не успю. Надо сейчасъ. Вы понимаете, что крайняя необходимость заставляетъ меня обратиться къ незнакомому. Но вы студентъ, а изъ жильцовъ никого нтъ подходящаго. Сама я въ подозрніи и должна всегда ждать непріятностей. Беретесь ли вы?
Она посмотрла ему прямо въ глаза…
‘Дйствительно красивъ’ опять подумала Елена, глядя на блдное аристократическое лицо, съ тонкими чертами и изящной линіей рта.
Кровь бросилось въ лицо Сергя: берется ли онъ?
‘Какое счастье! Какое счастье!’ стучало у него въ мозгу. Онъ выдержалъ ея взглядъ и протянулъ руку къ пакету:
— Да, берусь!
— Спасибо — просто сказала Елена.— Прощайте, я тороплюсь. Надюсь, я въ васъ не ошиблась,— и, тряхнувъ товарищески его руку, быстро вышла.
‘Такіе глаза не могутъ лгать!’ — подумала она, уходя.
Оставшись одинъ, Сергй дрожащими руками сталъ вертть, разсматривать пакетъ. Онъ былъ затйливо обвязанъ бичевкой, концы которой были припечатаны сургучемъ.
Сергй не зналъ на что ршиться: не отнести-ли сейчасъ же пакетъ Погорлко, въ доказательство своихъ успшныхъ дйствій.
Но кто знаетъ, что въ немъ заключается? Быть можетъ, такіе незначительные пустяки, что онъ окажется смшнымъ и изъ этого ничего не выйдетъ? Не лучше-ли не торопиться и воспользоваться этимъ средствомъ для дальнйшаго знакомства съ Еленой? Онъ мучительно колебался… Но въ то же время, помимо его воли — передъ нимъ вставали прекрасные темные глаза и въ ушахъ звучала послдняя фраза:
‘Надюсь — я въ васъ не ошиблась!’
Бережно, чтобъ не повредить печать, Сергй спряталъ пакетъ въ комодъ.
Черезъ нсколько дней Елена зашла къ Сергю, взяла пакетъ и сказала ему:
— Еще разъ, спасибо! Выручили!.. Заходите какъ-нибудь!..
Сергй радостно улыбнулся и общалъ придти.
Такимъ образомъ состоялось это знакомство.
‘Отъ судьбы не уйдешь’, говоритъ народная мудрость…
На другой же день Сергй воспользовался приглашеніемъ. Елена, проводившая свою жизнь среди кружковской молодежи, впервые встртила такого изящнаго благовоспитаннаго юношу. Къ тому же вншность его была обаятельна. Его красивые глаза скромно, но съ явнымъ восхищеніемъ останавливались на ея лиц… и она невольно краснла, ощущая непонятное ей самой удовольствіе. Первое посщеніе длилось не долго и походило на визитъ.
Вс старыя привычки благовоспитанности воскресли. Сергй былъ изысканно вжливъ, скроменъ, говорилъ мало, но слушалъ Елену съ восторгомъ въ глазахъ. Его изящныя манеры поразили Елену, — ничего подобнаго она раньше не встрчала. Впечатлніе это не измнилось и въ послдующія посщенія. Наоборотъ… онъ нравился все боле. Мало-по-малу, онъ сталъ дольше оставаться, сталъ говорить о себ, съ большими, конечно, умалчиваніями. Онъ коротко разсказалъ о своемъ прошломъ, упомянулъ вскользь о миической тетк, поддерживающей, якобы, его скромное существованіе и заявилъ о своемъ упорномъ желаніи кончить университетъ и стать на ноги, чтобы не быть никому обязаннымъ.
— Вотъ почему, несмотря на все сочувствіе къ освободительному движенію, я остался въ сторон отъ него, мечтая быть дятелемъ только впослдствіи — застнчиво добавилъ онъ…
Все, что онъ высказывалъ, было симпатично и привлекало Елену своей, какъ ей казалось, искренностью. Она съ нимъ спорила. Говорила, что онъ неправъ, отказываясь отъ активной дятельности, и въ душ уже мечтала обратить Сергя и заставить его идти съ ней однимъ путемъ. Онъ вдругъ возвысился въ ея глазахъ и сталъ незауряднымъ и, какъ вс увлекшіяся молодыя двушки, она надлила его воображаемыми качествами и незамтно для самой себя, поддалась его вншнему обаянію. Интересъ къ нему сталъ расти съ каждымъ днемъ.
Со своей стороны (что вовсе не входило въ его планы), и Сергй сталъ увлекаться своей прекрасной жертвой. Ему тоже никогда не встрчалась такая чистая, прекрасная двушка, у которой каждый взглядъ и жестъ были отраженіемъ ея душевной высоты. Въ ея присутствіи онъ совершенно забывалъ о своей низменной миссіи и, когда Елена говорила о своихъ убжденіяхъ, то ему искренно казалось, что онъ не только ихъ теперь раздляетъ, но что онъ и всегда такъ думалъ.
Онъ чувствовалъ себя чище, порядочне и возвращался къ себ, со смутнымъ желаніемъ измниться къ лучшему. Но приходилъ сыщикъ въ форм посыльнаго и приносилъ короткую записку отъ Погорлки: ‘Какъ дла? Есть-ли результаты? ‘
И Сергй, морщась отъ сознанія своего рабства, отвчалъ:
‘Налаживается’.
И такимъ образомъ создавалъ странное и неудобное положеніе, изъ котораго, если бы и желалъ, то не могъ бы выкарабкаться.
Къ тому же на дл онъ не далеко ушелъ въ своемъ знакомств съ дятельностью Елены. Дале теоретическихъ разговоровъ она не шла: ни съ кмъ не знакомила, именъ не называла, и Сергй, воображавшій, что ему легко удастся узнать тайны Елены, жестоко ошибался.
Недаромъ она пользовалась прочной репутаціей въ своемъ кружк. Она была опытна, хладнокровна и знала вс пріемы слежки. И когда Сергй пытался слдить за ней, то всегда безрезультатно возвращался домой, такъ какъ она внезапно исчезала у него изъ вида.
Мало-по-малу они стали видться ежедневно. У Елены уже обратилось въ привычку, посл труднаго и хлопотливаго дня, посвящать часа два вечеромъ на отдыхъ, и въ это время Сергй всегда приходилъ въ ея комнату. Ей нравились эти посщенія. До сихъ поръ она отдавала себя всецло партійной работ и забывала о своей молодости и прав на личное счастье, и знакомство съ Сергемъ незамтно толкнуло ее на путь чувства. Все въ немъ привлекало ее. Казалось, что такихъ глазъ, улыбки, такого голоса, нтъ ни у кого, и его присутствіе стало доставлять ей радость. Все это было ново и увлекательно! Но въ ея кружк уже замтили, что у нея появились личные интересы и насторожились… Приходили чаще… сидли дольше и, наконецъ встртили у нея Сергя. Но все, что казалось Елен въ немъ симпатичнымъ и благороднымъ, произвело на ея товарищей отрицательное впечатлніе и сразу отъ него оттолкнуло. Ему дали кличку ‘Херувима съ вербы’ и стали наводить о немъ справки.
Ничего серьезнаго, однако, не обнаружилось.
Узнали, что былъ богатъ и сталъ бденъ… Числился студентомъ, лекціи посщалъ… казался сочувствующимъ, но ни въ одномъ изъ кружковъ не значился… Пожелали узнать, на что живетъ? Елена разсказала о тетк. Все было ясно, а между тмъ его личность не внушала почему-то доврія.
Къ нему относились сдержанно и холодно. Всмъ казалось, что Елена совершаетъ крупную ошибку, допуская его въ свое общество, и, думая поправить дло, намекнули ей, что лучше быть осторожной съ такой неопредленной личностью. Какъ это бываетъ всегда, это замчаніе только подлило масла въ огонь. Елена отнеслась къ просьб товарищей враждебно и почувствовала, какъ сталъ дорогъ ей Сергй.
Въ ней вспыхнуло желаніе защитить его, заставить уважать и признать своимъ. И мысль о немъ стала неотступной…
Между тмъ, и Сергю, подъ вліяніемъ пробудившагося чувства, было худо. Онъ проклиналъ неудержимое влеченіе къ Елен. Оно захватило его нежданно и нежеланно. Тщетно онъ пробовалъ бороться со своимъ чувствомъ и называлъ его блажью, въ глубин души онъ сознавалъ свое порабощеніе и боялся, что ему не спастись отъ него. Потребность видть Елену, слышать ея голосъ, брать ея руку — была неодолима.
И сознавая низость своей роли, онъ терзался, и называлъ себя подлецомъ, и проклиналъ день и часъ, когда познакомился съ Погорлкой… но сорвать съ себя эти путы не имлъ ни силъ, ни характера.
Тысячу разъ онъ говорилъ себ, что надо признаться Елен, что она поможетъ ему выйти изъ проклятаго положенія и мысленно представлялъ себ, какъ станешь передъ ней на колни, разскажетъ все и она проститъ его.
Но передъ нимъ вставалъ ея строгій взглядъ, вспоминалась самоотверженная преданность ея идеаламъ и онъ понималъ, что прощеніе немыслимо. Въ его сердц запечатллись сказанныя ею однажды, по поводу изобличеннаго предателя, слова:
‘Какой ужасъ знать, что человкъ предатель! Что можно сравнить съ этимъ паденіемъ человческой души? И слово ‘шпіонъ’, разъ прицпившееся, никогда ужъ не отпадетъ! Проходятъ годы, человкъ иногда живетъ вдали, даже вн родины, но онъ знаетъ, не можетъ не знать, что всюду, гд произнесутъ его имя, въ воображеніи каждаго мгновенно возникаетъ слово: предатель! и этимъ все сказано, все опредлено. Его смерть вызываетъ чувство презрительной радости, его страданія никому не жалки и вс самые близкіе — отшатываются отъ него, какъ отъ морально прогнившаго! И даже его мать! понимаете ли, мать!!— и та не найдетъ въ своемъ сердц ему оправданія! Такому человку нельзя существовать!’
Елена говорила и глаза ея блестли мрачнымъ огнемъ. Впечатлніе отъ этихъ словъ было громадно: Сергй не спалъ всю ночь и чувствовалъ, что передъ нимъ бездна… Куда дваться? Какъ уйти изъ этого лабиринта? Что сдлать, чтобъ Елена простила? И какъ спастись отъ Погорлки?
Послдній не дремалъ и, какъ нарочно, все чаще и назойливе напоминалъ о себ и звалъ на свиданія. Тщательно Сергя допрашивалъ, требовалъ подробностей и терзалъ его душу, заставляя разсказывать объ Елен и ея друзьяхъ. И все понукалъ, все говорилъ, что надо быть ршительне, надо получить въ руки осязательныя доказательства. И когда Сергй отговаривался, что это трудно, что Елена ему не довряетъ ничего изъ своихъ плановъ, Погорлко угрюмо соплъ и посматривалъ на него подозрительно.
— Ой, смотри, не ошибись!— говорилъ онъ насмшливо.— Ужъ не думаешь ли на попятный? Такъ это шалишь!.. Кто разъ попалъ въ эти лапы, — онъ хищно разставлялъ пальцы, — тотъ не уйдетъ изъ нихъ никогда! Понимаешь? Никогда! Кто ползъ въ это болото, тому изъ него не выкарабкаться! А если поймаешь рыбку, какъ слдуетъ,— большая награда тебя ждетъ! Такъ не хитри! Меня не обманешь!
И Сергй сознавалъ себя въ его власти и чувствовалъ, что никакая сила не поможетъ ему выключить изъ своей жизни и стереть безслдно свои отношенія къ Погорлк и вс ихъ послдствія.
Дни шли, принося Сергю то счастье сближенія съ Еленой, то муки зависимости отъ Погорлки. И эта двойственность жгла каленымъ желзомъ сердце Сергя.
Его дряблая натура искала выхода, и посл долгихъ мучительныхъ размышленій ему показалось, что онъ нашелъ его. Онъ ршилъ, что спасеніе въ томъ, чтобы выслдить кого-нибудь изъ товарищей Елены покрупне и воспользоваться имъ, выгородивъ при этомъ Елену. Ему казалось что все это очень просто и что такимъ образомъ и ‘сно будетъ цло, и козы сыты’. Елена останется на свобод, а услуга, имъ оказанная, будетъ достаточна для удовлетворенія требованій Погорлки. Эта мысль засла въ его голову и онъ ршилъ зорко всмотрться въ посщавшихъ Елену товарищей и на комъ-нибудь изъ нихъ сосредоточить свой выборъ. Поршивъ этотъ вопросъ, онъ сталъ спокойне.
Между тмъ, сближеніе молодыхъ людей было еще въ первой стадіи. Ни одного ршительнаго слова пока еще не было произнесено. Ни Елена, ни Сергй ничмъ своихъ чувствъ не выдали другъ передъ другомъ, кром частыхъ свиданій и потребности общенія.
Но скоро все измнилось.
Посл одного свиданія съ Погорлкой Сергй вернулся домой угрюмый. Онъ былъ противенъ самому себ и долго сидлъ неподвижно, глядя въ одну точку… Въ душ его волновались самыя разнородныя чувства и онъ страдалъ… Съ одной стороны жегъ стыдъ за свою роль, съ другой — въ ушахъ еще стоялъ разговоръ съ постылымъ Погорлкой. Имъ были недовольны, неохотно выдали мсячное содержаніе и Погорлко сказалъ:
— Ой, боюсь, не въ послдній ли разъ получаешь!
Взбшенный Сергй хотлъ было наговорить дерзостей, бросить въ лицо позорныя деньги, но, разумется, ничего этого не сдлалъ. И теперь сидлъ у себя, терзаясь всми этими противорчіями, когда у входной двери позвонили, раздались легкіе шаги и въ коридор послышался голосъ Елены.
Весь покраснвъ и встрепенувшись, Сергй машинально надлъ чистый воротникъ, причесалъ волосы и опрыснувъ себя одеколономъ, быстро направился къ ея комнат.
Онъ засталъ Елену одну. Была весна, но было холодно, у нея топилась печь и, сидя передъ ней, она грла озябшія руки. Красноватый отблескъ огня озарялъ ее и вся она была какая-то свтящаяся… Ея прекрасные глаза, какъ всегда, были нсколько печальны и лицо нерадостно. Тмъ не мене, при вид Сергя, она оживилась и протянула ему навстрчу руку.
Подъ вліяніемъ горькаго отчаянія и взбудораженныхъ разговоромъ съ Погорлкой нервовъ, Сергй почувствовалъ внезапно страстный порывъ чувства и, не сознавая, что длаетъ, опустился къ ея ногамъ и, страстно прильнувъ къ ея рук, зарыдалъ…
Елена встрепенулась, почуявъ горе.
Она не оттолкнула его, не вырвала руки, но, тихо положивъ другую на его голову, нжно погладила его волосы..
— Сергй, — назвала она его впервые по имени, — что случилось?
Онъ молчалъ, судорожно вздыхая. Что могъ онъ сказать ей? Смла ли душа его раскрыться передъ ней во всей своей нагот, со всми низостями и противорчіями?
— Ну,— ласково повторила Елена,— въ чемъ же дло?
И вдругъ, самъ не зная какъ это могло случиться, переполненный чувствомъ раскаянія и любви, захлебываясь и весь дрожа отъ волненія, въ безумномъ порыв страсти онъ прошепталъ:
— О, пожалйте меня! Я такъ безумно васъ люблю!
И стало тихо… Такъ тихо бываетъ передъ грозой, передъ произнесеніемъ приговора, передъ смертью и… передъ счастьемъ.
Боже мой!— думалъ Сергй, не смя шевельнуться…— Что я надлалъ! Какъ я посмлъ!
Но прошло мгновеніе… и прелестная головка склонилась къ нему на грудь и милый голосъ шепнулъ:— зачмъ же плакать?

——

Какъ въ безпамятств добрелъ въ эту ночь Сергй до своей комнаты. Онъ шатался… Голова кружилась и все двоилось въ его глазахъ… Неслыханное счастье свершилось: онъ былъ любимъ!.. На его безумную любовь онъ получилъ отвтъ… Онъ еще не врилъ себ: трогалъ голову, руки… хваталъ со стола, что попалось, высовывался въ окно на холодный воздухъ… Перебиралъ въ памяти все совершившееся — сомннія не было — онъ былъ любимъ! Онъ, презрнный Іуда, продавшійся за деньги, утратившій человческое достоинство,— былъ любимъ чистой, прекрасной двушкой!.. Ужели это не сонъ? Дйствительность? Но что же дальше? Какъ удержаться на этой высот? Какъ сдлаться достойнымъ неслыханнаго счастья? И что, если все узнается? Онъ гналъ отъ себя эту мысль — но она не уходила. И къ его счастью примшался жгучій стыдъ, гвоздемъ засвшій въ сердц. И какъ быть съ Погорлкой? И опять мелькала мысль — пасть предъ ней на колни и открыть свой позоръ, и вновь приходило сознаніе, что это немыслимо… И только на разсвт забылся Сергй кошмарнымъ сномъ, гд страннымъ образомъ сочетались грезы о Елен и ужасъ передъ Погорлкой…
На другой день Сергй былъ полонъ нетерпливаго ожиданія. Несмотря на страстное желаніе, пройти къ Елен онъ не могъ: съ утра къ ней заходили одинъ за другимъ товарищи, и, наблюдавшій черезъ щель своей двери все происходившее въ коридор, Сергй и негодовалъ и удивлялся — у Елены въ комнат замчалось оживленіе и все время былъ кто-нибудь и только вечеромъ онъ ршился, наконецъ, пройти къ ней.
Не жизнь жестока и нердко за улыбку счастья требуетъ возмездія. И то вихремъ подниметъ ввысь, до головокруженія, то броситъ наземь, чтобы въ прахъ растоптать счастье, и гибнутъ мечты и надежды, и меркнетъ вспыхнувшее пламя!…
Когда Сергй вошелъ къ Елен, она встртила его встревоженно и нервно:
— Сегодня нельзя теб быть у меня, милый! Уходи сейчасъ! Поцлуй и уходи. Я жду товарища!
— Товарища?
— Да. И такого, котораго видть никому нельзя,— очень серьезно сказала Елена.— Никому, ршительно никому!
— Даже мн?— попробовалъ возразить обезкураженный Сергй.
— Теб мене, чмъ кому-либо! Я не могу вносить личное чувство въ партійные интересы. Ничто не можетъ меня заставить измнить правиламъ конспираціи. Тутъ замшаны слиткомъ важные вопросы… Говорить о нихъ не могу, даже теб. Впрочемъ, ты самъ понимаешь… Съ минуты на минуту онъ можетъ придти. До завтра! Не огорчайся,— нжно прибавила она, видя его опечаленное лицо.— Лучше всего, если ты совсмъ уйдешь изъ дому на этотъ вечеръ! Ну, уходи же, уходи!— И, нжно поцловавъ его красивые глаза, она шутливо стала подталкивать его къ двери.
Но послдняя отворилась и на порог ея уже появился поститель.
Сергю достаточно было одного взгляда, чтобы охватить всю фигуру вошедшаго: онъ былъ въ тонкой поддевк, надвинутой на глаза шапк и въ темныхъ очкахъ. При свт лампы ему ярко бросилась въ глаза одна особенность: на щек, ниже праваго глаза, выдлялось темное родимое пятно. Сердце Сергя забилось:
‘Примта!’ пронеслось у него въ голов и, замтивъ нахмурившееся лицо Елены, онъ поспшно вышелъ.
Въ коридор онъ пріостановился:
‘Не тотъ ли это, наконецъ, случай — когда можно разомъ убить двухъ зайцевъ: сохранить для себя Елену и сослужить службу Погорлк?’
И, не долго думая, онъ поспшно прошелъ въ свою комнату, быстро переодлся въ статское платье, осторожно отворилъ дверь, стараясь не длать шума, и, сбжавъ по лстниц, вышелъ на улицу и прошелъ въ противоположный подъздъ.
Здсь остался онъ сторожить ворота своего дома, твердо ршившись ни въ какомъ случа не дать ускользнуть своей добыч, хотя бы пришлось простоять всю ночь.
Показанное дворнику и швейцару удостовреніе обезпечили полную безопасность.
На другой день Сергй проснулся очень поздно. Онъ не сразу припомнилъ все происшедшее. Безсонная, полная утомительныхъ похожденій ночь, давала себя чувствовать. Голова была тяжела и плохо работала. Однако скоро онъ почувствовалъ радость удачи. Все совершилось какъ нельзя лучше, и появилась надежда, что теперь онъ достаточно окупилъ получаемыя деньги и отъ него не будутъ боле требовать предательства Елены. Послднюю онъ наивно отдлялъ отъ совершившагося и тревожился пока только однимъ: оказалась ли уловленная имъ личность достаточно крупнымъ звремъ и будетъ ли удовлетворено начальство? Ни малйшаго угрызенія совсти онъ не ощущалъ, какъ не чувствовалъ и тревоги за свои отношенія къ Елен. Онъ наивно воображалъ, что ей никогда не узнать, что именно благодаря ему попалъ въ западню тотъ, кого называла она своимъ товарищемъ. И желая смыть съ лица слды безсонной ночи, онъ безъ конца мылъ и вытиралъ свое лицо, думая только о томъ, чтобы увидть Елену и опять переживать сладостныя минуты любви и счастья!
Но вошедшая съ позднимъ самоваромъ Феня, вмст съ булками, подала ему маленькую записку:
‘Исчезаю дня на три’ — писала Елена. ‘Не тревожься — скоро увидимся,— и въ самомъ конц — мелкимъ, почти незамтнымъ почеркомъ, прибавляла:
‘Очень непріятное и важное событіе!’
Эта записка привела Сергя въ отчаяніе: не видть Елену три дня! Это было ужасно!
‘Что бы это могло быть?’ тревожно думалъ Сергй, съ тоской думая о неожиданной разлук въ первые же дни счастья.
И все же мысль, что отсутствіе Елены могло относиться къ ночному событію не приходила ему въ голову, и когда онъ повидался по необходимости съ Погорлкой, то на его вопросъ объ Елен отвчалъ осторожно и уклончиво.
Между тмъ ночная удача Сергя была уже извстна Погорлк.
— Молодецъ!— похвалилъ онъ его.— Не ожидалъ, по правд сказать, отъ тебя такой прыти! Какого звря словилъ! Право, молодецъ!
Эти слова разршили сомннія Сергя насчетъ важности добычи и онъ радостно улыбнулся.
— Ну, а она? Елена прекрасная? Поретъ теперь горячку, небось? Вдь ты у нея его увидлъ?’
Сергй горячо протестовалъ:
— Она тутъ не причемъ!
— Какъ такъ?— недоврчиво допытывался Погорлко.— Гд же ты его встртилъ и какъ могъ догадаться, что онъ за птица?
Содрогаясь внутренно, Сергй принялся разсказывать фантастическую исторію о слышанномъ, якобы, случайно на конк разговор двухъ подозрительныхъ лицъ, заставившемъ его догадаться, что тутъ дло не спроста. Онъ старался убдить Погорлко, что сразу смекнулъ, кто изъ двухъ главне, и сочинялъ ему небылицы о своей смтливости и ловкости. Онъ скрылъ отъ Погорлки исчезновеніе Елены и самъ себ казался чрезвычайно хитрымъ.
Погорлко слушалъ не особенно доврчиво, но не возражалъ.
— А ты знаешь, что теб еще придется быть въ управленіи и удостоврить личность?— спросилъ онъ.— Не побоишься?
Сергя покоробило. Онъ былъ не вполн увренъ, что поститель Елены не примтилъ его лицо и фигуру въ то краткое время, когда они оставались вмст въ комнат Елены. Но свойственная ему беззаботность взяла верхъ надъ сомнніями.
‘Э’, подумалъ онъ, ‘тогда я былъ въ мундир. Откуда же онъ догадается?’
И съ увренностью сказалъ Погорлк, что ничего не опасается.
Между тмъ въ кружк Елены царило волненіе.
Захватъ Балтова произвелъ потрясающее впечатлніе и грозилъ общимъ проваломъ. Обстоятельства его ареста были не обыденны: онъ только что прибылъ изъ-за границы, достоврно было извстно, что въ дорог за нимъ слежки не было, что онъ безопасно прошелъ къ Елен, а дале все становилось темнымъ.
Огорченная Елена взялась вести слдствіе, и вс ея старанія были направлены къ тому, чтобы доставить Болтову письмо и получить отъ него отвтъ съ подробностями его ночного захвата.
Это было не легко. Но Елена дйствовала энергично. Ее сердило то обстоятельство, что молодежь ея кружка, благодаря Фен, уже знала, что Сергй находился въ комнат Елены,|во время прихода Балтова. Это было учтено и вызвало толки и сомннія.
Елена была оскорблена этими подозрніями. Со всей страстностью своей натуры она встала грудью за Сергя и ршила ни передъ чмъ не остановиться, чтобы убдить свой кружокъ въ неосновательности этихъ толковъ и въ благородств Сергя, въ котораго такъ врила сама. И чтобы не быть заподозрнной въ пристрастіи ршила на время разслдованія не видться съ Сергемъ и перехать къ подруг.
Она мечтала, какъ только выяснится дло и непричастіе къ нему любимаго человка, предложить его въ члены кружка и такимъ образомъ идти съ нимъ въ жизни — объ руку. Она не скрывала, что онъ ей дорогъ, страстно за него ручалась и была убждена, что ей удастся найти истиннаго виновника провала Балтова.
Изъ уваженія къ ней ей не возражали и ршили выжидать событій. Вра въ нее была такъ велика, что на нее вполн въ этомъ разслдованіи полагались, зная, что она не пойдетъ ни въ какомъ случа на компромиссы. Поэтому вс молча ждали результатовъ ея дйствій.
Но прошли дв, а потомъ и три недли, прежде чмъ Елен удалось, цлой системой подходовъ,— добраться до Балтова и передать ему письмо. Теперь она ждала отвта. Домой она ршила не возвращаться до полнаго выясненія дла и только время отъ времени посылала Сергю короткія записки о непредвиднной задержк, прося терпнія, но не сообщая, однако, своего адреса.
Сергй страдалъ… Впервые онъ переживалъ чувство истиннаго увлеченія. Онъ любилъ Елену страстно и сходилъ съ ума отъ мысли, что ихъ нжное чувство было такъ безжалостно прервано, отнюдь, однако, не считая себя причиной этого.
Онъ приписывалъ отсутствіе Елены ея партійнымъ дламъ и съ горечью думалъ, что она ставитъ ихъ выше чувства къ нему. Онъ не могъ сомнваться въ ея любви, такъ какъ на лицо были доказательства, но часто въ тиши ночной, тоскуя и думая о ней, представлялъ себ ихъ будущее въ мечтахъ о томъ, что она броситъ партію, а онъ броситъ свою постылую службу, и они заживутъ вмст.
Какъ это будетъ, какъ онъ уничтожитъ свое прошлое, какъ заставитъ такую фанатичку, какъ Елена, поступиться для него убжденіями, онъ въ подробности не входилъ. Его ограниченный умъ не выносилъ долгихъ размышленій и, предаваясь мечтамъ, онъ обращалъ ихъ въ дйствительность и наивно врилъ въ ихъ осуществленіе.
Въ данное время его терзало только отсутствіе Елены, отсрочивавшее его счастье и новую жизнь.
Но Погорлко узналъ помимо Сергя, что Елена покинула меблированныя комнаты и исчезла, и былъ взбшенъ! Всю эту неудачу онъ относилъ къ неловкости и неумнію Сергя и, придя въ ярость, не стсняясь ругалъ его. Онъ сердито добивался, какъ могло это случиться?
И не будь на лицо захвата Балтова, Сергю несомннно пришлось бы плохо. Но Погорлко волей — неволей долженъ былъ съ этимъ считаться и признать, что хотя съ Еленой пока ничего не выгорло, зато въ поимк Балтова его ученикъ проявилъ себя блистательно. Къ тому же свыше были довольны, и, по окончаніи дознанія, онъ надялся на награду. Приходилось мириться на Балтов.
О своихъ чувствахъ къ Елен Сергй не заикался, такъ же, какъ и о получаемыхъ отъ нея запискахъ. Тосковалъ онъ сильно, такъ какъ не только видть ее, но и писать ей не могъ, не зная гд она? Разспросивъ хозяйку, онъ услышалъ только, что комната осталась за ней, а что она перехала къ заболвшей подруг. Онъ догадывался, что она перемнила фамилію, и не пытался ее разыскивать. Но въ своей унылой, постылой теперь комнат, онъ не находилъ себ мста, безъ сна и покоя, превратившійся весь въ ожиданіе ея возвращенія!
Свиданія съ Погорлкой стали пыткой, такъ какъ тотъ не переставалъ доискиваться, какимъ образомъ онъ упустилъ Елену и почему своевременно не донесъ ему объ этомъ.
— Ой, ой! говорилъ онъ подозрительно.— Чуетъ мое сердце, что тутъ что-то не ладно! Что-то ты хитришь, что-то скрываешь! Но не удастся теб провести такого стараго воробья, какъ я! Смотри, плохо будетъ, если я доберусь до истины!
Слушая его, Сергй и трусилъ, и бсился. Какъ избавиться отъ этого позорнаго рабства?
А между тмъ настало время удостовренія личности Балтова. Когда вызванный Сергй явился, ему было предложено пройти черезъ сосднюю комнату, какъ-бы случайно, и всмотрться въ находившуюся тамъ личность. Балтовъ спокойно сидлъ у окна и при вход Сергя поднялъ на него глаза. И если бы Сергй не такъ торопился исполнить непріятное предписаніе, онъ бы замтилъ, какъ при вид его сверкнули за темными очками глаза Балтова, какъ ротъ его презрительно искривился и какъ демонстративно онъ отвернулъ голову къ окну. Но Сергй ничего этого не замтилъ. Онъ самъ былъ озабоченъ желаніемъ какъ можно скоре проскользнуть и увидвъ, родимое пятно, онъ не сомнвался, что это тотъ самый Балтовъ, котораго онъ видлъ у Елены. Онъ подписалъ удостовреніе въ канцеляріи, что въ предъявленной ему личности признаетъ выслженнаго имъ три недли назадъ человка и съ чувствомъ избавленія отъ назойливой необходимости ушелъ домой. Тамъ ждала его короткая отъ Елены записка, опять ничего не говорившая о возвращеніи и только просившая о мужеств и терпніи. Измученный тоскою Сергй, прижалъ листокъ къ губамъ и сталъ страстно цловать его, уже забывъ о только что сыгранной позорной роли. Нетерпніе видть Елену дошло до предла!
Дня черезъ два, посл удостовренія Сергемъ личности Балтова, Елена получила, наконецъ, отъ послдняго, записку.
Балтовъ подробно описывалъ, какъ при выход поздно вечеромъ, изъ воротъ дома, гд она жила, онъ сразу же замтилъ за собой слежку: отъ противуположнаго подъзда отдлилась личность и пошла за нимъ. Онъ былъ слишкомъ опытенъ, чтобы не замтить этого, да и личность не особенно умло скрывала свои намренія. Она явно боялась упустить его и напрасно Балтовъ принималъ мры, заходилъ въ переулки, садился на набережной, бралъ извозчиковъ, вскакивалъ въ послдніе трамваи,— все было напрасно: личность не отставала ни на шагъ.
Наконецъ, выбившись изъ силъ,— онъ зашелъ въ ресторанъ и просидлъ въ немъ до закрытія, но при выход былъ окруженъ и захваченъ. Очевидно, пока онъ сидлъ въ ресторан, личность дала знать кому слдуетъ по телефону и была прислана подмога.
Въ заключеніе онъ сообщалъ, что въ этой личности ему удалось узнать того самаго студента, съ которымъ онъ встртился на порог комнаты Елены, хотя впослдствіи онъ и былъ переодтъ въ статское платье…
До разсвта, не присаживалась, проходила по комнат Елена… Т, кто видли ее утромъ, съ трудомъ ее признали: лицо ея стало темнымъ, глаза ввалились, ротъ судорожно подергивался.
Обманываться было невозможно: Сергй былъ предатель.
Теперь, когда съ нея были сняты розовые очки, она ясно видла и понимала многое, что въ немъ было загадочнаго: всю подозрительность его поведенія и жизни…
Но разв не сама она первая вошла къ нему? Разв не она сдлала шаги сближенія? Разв не надлила его воображаемыми качествами? Разв не перетолковывала она по-своему его молчаливость и скрытность?
Но, несмотря на все омерзеніе, которое она теперь къ нему чувствовала, она все же знала,— что онъ дйствительно любилъ ее! Какъ могли эти противорчія совмщаться, объяснить себ она не могла, но что въ чувств къ ней, въ немъ не было маски и притворства — это она знала сердцемъ! Она вспоминала подробности ихъ перваго и единаго свиданія и понимала всмъ своимъ существомъ, что съ обихъ сторонъ то была настоящая страсть и истинное чувство! Въ этомъ ни онъ, ни она,— не были виновны. Сама природа вмшалась въ ихъ участь и научила два молодыя, здоровыя существа — найти откликъ другъ въ друг!
Да, онъ ее любилъ! Ей вспоминались его трепетъ, его робость и отраженіе безграничнаго рабства въ лиц… Но она, она! Какъ могла она такъ ошибиться, такъ низко пасть? Почему она ослпла, оглохла и потеряла способность разсуждать и понимать? Что привлекло ее, съ перваго же раза, если не вншность? О, чтобы она дала, чтобъ вернуть все назадъ, чтобы это былъ сонъ, отъ котораго бы можно было проснуться! Но записка Балтова лежала на стол и факты были на лицо.
Перемна ея чувствъ была внезапна и разительна! Теперь все приняло въ ея глазахъ надлежащую окраску. Цною жизни не могла бы она теперь притронуться даже къ рук того, кому она такъ недавно отдалась со всей страстью перваго увлеченія. Съ трепетомъ судорожнаго, физическаго отвращенія, вспоминала она его мерзкое лицо, такъ недавно казавшееся ей прекраснымъ! Мысль о его ласкахъ — вызывала багровую краску стыда и чувство несмываемаго позора!..
‘Любила предателя, любила предателя!’ горько шептала она. ‘За вншностью проглядла черную душу и низкое сердце!’
Но вернуть ничего было нельзя! То былъ опытъ, то была сама жизнь! Что-жъ, пусть! Ничего не остается, какъ сознать ошибку… Но эта ошибка научитъ ее многому…
О, теперь ужъ никто не станетъ ей на дорог! Никто не заставитъ поврить, что возможно счастье для себя! Только общее благо и дло свободы могутъ еще привлечь ея душу…
Личной жизни конецъ, и она сама, своими собственными руками, подпишетъ свой приговоръ отреченія!
Но онъ? Тотъ? Лицо Елены покрылось краской… О, тотъ! Презрніе глубокое, безпощадное — вотъ его удлъ. Уничтожить въ немъ личность, заклеймить его передъ лицомъ всхъ, попрать ногами и покрыть такимъ стыдомъ, отъ котораго не встаютъ на ноги!..
А тамъ уйти съ головой въ дятельность и безъ колебаній отдать свою жизнь за дорогое дло, которому, хоть на мгновеніе, но она измнила ради личныхъ переживаній…
Въ тотъ день утромъ Сергй еще разъ получилъ отъ Елены записку. Она была лаконична:
‘Необходимо свиданіе’ писала Елена. ‘Но оно не можетъ состояться иначе, какъ въ квартир товарища (слдовалъ адресъ), въ семь вечера. Могу запоздать, но прошу дождаться’.
Если бы Сергй находился въ мене тоскливомъ состояніи души онъ быть можетъ, удивился бы странности такого приглашенія.
Но за три недли отсутствія Елены онъ утратилъ всякую способность разсуждать и весь былъ одно желаніе: во что бы то ни стало увидть Елену!
Незабвенный вечеръ, когда она отвтила на его любовь, жегъ его воспоминаніемъ, и если бы Елена позвала его сейчасъ въ завдомую пропасть, онъ безъ колебанія пошелъ бы на ея зовъ. Прочтя ея записку,— онъ воспрянулъ духомъ и думалъ только о томъ, что сегодня увидитъ ее, сегодня услышитъ ея голосъ и, быть можетъ, поцлуетъ ея прелестные глаза. И онъ горлъ медленнымъ огнемъ ожиданія, и день казался ему нескончаемымъ!
Ровно въ семь часовъ Сергй входилъ въ указанную ему въ записк квартиру.
Онъ ни на что не обратилъ вниманія… Казалось бы страннымъ, что комната, довольно большая, была полна незнакомаго ему народа, большей частью — молодежи, что при его вход замолкли разговоры, что никто не объявился хозяиномъ и не привтствовалъ его… Ему было все равно — онъ зналъ одно, что здсь увидитъ Елену!..
Кто-то сурово спросилъ:
— Вамъ кого?
— Елену Вадимовну, отвтилъ Сергй, и обводя вокругъ глазами, увидлъ, что ея еще нтъ, и слъ въ углу.
Онъ не замтилъ и того, что вс глаза были обращены на него, что молчаніе не прерывается — онъ только ждалъ… Ждалъ, что вотъ, вотъ откроется дверь и войдетъ она!.. Она, сдлавшаяся ему необходимой!.. Она, составлявшая теперь весь смыслъ его существованія!.. Всего три недли назадъ онъ назвалъ ее своей и разлука съ ней сводила его съ ума…
И онъ смотрлъ на дверь, не отрываясь: вотъ, вотъ она войдетъ.
И она вошла…
Вошла она скоро, ршительнымъ шагомъ. Въ первое мгновеніе онъ не узналъ ея: передъ нимъ было не то лицо, не т глаза, не та фигура… Сгорбленная, постарвшая, съ потемнвшимъ лицомъ и померкшимъ взглядомъ…
‘Была больна!’ съ ужасомъ подумалъ онъ и рванулся было ей на встрчу: его сердце безудержно колотилось въ груди отъ ея присутствія.
Но она уже заговорила:
— Товарищи! раздался ея глубокій, звучавшій особенной силой теперь голосъ.
— Товарищи! Я собрала васъ здсь, чтобы сообщить то, что я узнала только вчера вечеромъ: предатель Балтова извстенъ!
Сергй вздрогнулъ и насторожился.
— Товарищи! Онъ здсь! Онъ между нами — но къ счастью — онъ не изъ насъ! Но прежде чмъ указать вамъ на него, я прошу васъ, ради меня, ради меня, возвысила она голосъ,— чтобы его не трогали! Онъ этого не стоитъ! Презрніе вотъ его кара! Пусть онъ живетъ, покрытый позоромъ! Не пачкайте рукъ о его грязную личность, но пусть его имя, какъ имя Іуды — станетъ навсегда общимъ достояніемъ! А теперь — смотрите — вотъ онъ!— и высоко поднявъ руку, Елена приблизилась къ Сергю и, почти касаясь лица его, съ невыразимымъ презрніемъ произнесла:
— Вотъ онъ, гнусный предатель!— И затмъ, возвысивъ голосъ до крика, истерично прибавила.
— Товарищи! Судите меня — я любила эту гадину!— и, отшатнувшись, она упала, въ глубокомъ обморок, на руки подхватившей ее молодежи…
Пока ею были заняты, пока суетились и хлопотали, Сергй, бросивъ послдній взглядъ на ея помертвлое лицо,— шатаясь и цпляясь за стны,— пробирался къ выходу.

—-

Такъ вотъ почему въ веселое лтнее утро, когда все въ природ ликовало, когда по рк носились пароходики и лодки, когда люди, посл мрачной зимы, наслаждались солнцемъ и въ каждой пташк, въ каждой мошк — трепетала жизнь — ‘нкто’, но имвшій боле правъ на эту жизнь, бросился на глазахъ толпы въ воду и оттолкнулъ протянутую ему спасательную веревку!

С. Савинкова.

‘Современникъ’, кн.V, 1912

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека