Очерки Сибири. Семирченская Область.
Очерки Сибири. Семирченская Область.
II.
‘Кескеленъ’ — казачья станица ‘Любовная’.
II.
‘Кескеленъ’ — казачья станица ‘Любовная’.
Н. Каразинъ.
‘Нива’, No 17, 1875
Очерки Сибири, Каразин Николай Николаевич, Год: 1875
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Усталые, измученные до послдней степени утомительнымъ двухсуточнымъ перездомъ черезъ горы, мы положительно не въ состояніи были продолжать свой путь дальше, экипажей съ нами не было — а верхомъ, не отдохнувъ какъ слдуетъ, пускаться было-бы боле чмъ безуміемъ — мы не прохали бы и десяти верстъ… Каждый изъ насъ смотрлъ на сдло какъ на что-то ужасное.. Если-бы каждому изъ насъ предлагали золотыя горы и то врядъ ли бы кто нибудь согласился снова взбираться на спину лошади. А между тмъ намъ надо было попасть въ Врное къ данному сроку, срокъ этотъ близился — и по разсчету времени мы не могли располагать и однимъ днемъ промедленія… Это было совсмъ скверно!
Размышленія эти, приведшія насъ къ самымъ неутшительнымъ результатамъ, пришли намъ въ голову конечно нсколько спустя по прізд въ Кастекъ — а первое время мы только и думали какъ бы напиться горячаго чая и пость похлебки съ бараниной, радушно предложенной намъ обитателями землянки.
Счастіе вроятно покровительствовало намъ, потому что одинъ изъ казаковъ, старой сдой урядникъ сибирякъ, объявилъ намъ, что у нихъ есть что-то въ род саней да еще въ двухъ экземплярахъ и что если мы заплатимъ имъ какъ слдуетъ, то они возьмутся довезти насъ до самого Врнаго на этихъ саняхъ — и могутъ даже пуститься въ дорогу немедленно.
Нечего и говорить, какъ обрадовались мы услышавъ это заявленіе — заломленная казаками солидная-таки цна за проздъ показалась намъ необыкновенно дешевою, и мы велли не теряя времени приготовляться къ отъзду.
Часа черезъ два возни, крику и сборовъ на двор землянки, намъ объявили, что все готово. Передъ нами стояли дв тройки запряженныя дйствительно въ что-то похожее на сани-розвальни… Сна было положено вдоволь — и когда мы улеглись на эту мягкую постилку, то наши экипажи показались намъ несравненно удобне всякихъ внскихъ дормезовъ съ подушками и выдвижными кроватями… Правда, что мы лежали на высот не боле пяти вершковъ отъ земли и что комья снга летавшія изъ-подъ копытъ лошадей обсыпали насъ съ ногъ до головы: но это было сравнительно такое незначительное неудобство, что объ этомъ не стоило заводить и рчи.
Залегли, завернулись съ головою своими бурками и тронулись.
Ночь была морозная и тихая но съ половины пути морозъ усилился градусовъ до двадцати и подулъ рзкій втеръ со стороны степи. Мы мало заботились объ этой перемны погоды, — зарывшись въ сно, укрывшись бурками, мы не боялись вовсе холода и скоро звонъ колокольчика передней тройки — сталъ замирать… Топотъ лошадей сталъ слышатся все слабе и слабе, покрикиваніе ямщиковъ казалось намъ какимъ-то лепетомъ… все слилось въ чуть-слышный, смшанный гулъ — мы сладко заснули и въ этомъ сн забылись вс невзгоды и усталость дороги — рисовались самыя заманчивыя картины тепла и уютности…
Вдругъ волны холодной какъ ледъ воды обдали меня съ головою — и я почувствовалъ, что вся моя одежда, сапоги, бурка, все промокло разомъ… Сани колыхнулись и поплыли, лошади дико фыркали, испуганные голоса казаковъ побуждали ихъ самыми безнадежными восклицаніями.
Я не съ разу понялъ въ чемъ дло. Поднявшись на колнахъ я увидалъ, что сани со всхъ сторонъ окружены водою, впереди шагахъ въ десяти виднъ противуположный берегъ — до котораго добирались вплавь наши кони, сзади слышанъ былъ трескъ льда и плескъ воды подъ другою тройкою, попавшей въ проломъ по нашему слду.
Изъ горъ, поперекъ нашей дороги, вытекаютъ въ тхъ мстахъ ручьи, имющіе иногда теплые истоки — эти истоки препятствуютъ имъ покрываться толстымъ слоемъ льда — и наши тройки, обманутыя кажущеюся прочностью этого льда, попали именно въ одинъ изъ этихъ потоковъ. Потонуть положимъ мы не могли… добрые кони мигомъ выхватили насъ на противоположный берегъ, но тутъ случилось другое, несравненно худшее обстоятельство… Двадцати-градусный морозъ — при сильномъ втр -разомъ заморозилъ наши промокшія одежды, заморозилъ лица, глаза, бороды — лишилъ насъ движенія, лишилъ сознанія.
Мы превратились буквально въ ледяныя статуи… я чувствовалъ, что я не въ состояніи пошевелить ни однимъ членомъ… Какъ стоялъ я на колнахъ, такъ и остался съ лицомъ, обращеннымъ впередъ, по направленію дороги, съ руками протянутыми въ стороны… Я не видлъ ничего кром спины казака, я не могъ видть ни одного изъ своихъ товарищей.
Вроятно, со стороны мы изображали изъ себя самыя комичныя фигуры, но самимъ намъ было положительно не до смха…
— Станція?
Это все что я могъ процдить сквозь зубы.
— Близко — вонъ чернетъ!.. отвчалъ не оборачиваясь казакъ.
Мы неслись въ карьеръ.
— Станція… станція, думалось мн.— Опять кибитки — безъ защиты отъ втра, безъ людей, безъ дровъ, безъ всякой возможности развести огонь — а значитъ безъ возможности не только обсушиться, даже оттаять… Никакое здоровье не въ состояніи выдержать этого… значитъ предстоитъ разсчетъ съ жизнью… смерть!.
У меня начинались даже галюцинаціи, я чувствовалъ приступъ смертельнаго сна, предвстника замерзанія… и вотъ мерещатся мн ряды теплыхъ русскихъ избъ — высокіе коньки… шпиль деревенской церкви… радушные, привтливые огоньки въ окнахъ… лай собакъ.
— Тпру!.. раздался голосъ ямщика..
За этимъ возгласомъ слышенъ усиленный тревожный стукъ въ ворота… скрипъ… голоса… ‘Вынимай изъ саней — неси всхъ въ избу проворне… баню истопить… одежи дайте сухой… эй, бабы! возжайтесь проворне… Авдотья — тащи сапоги’…— ‘Да примерзли! какъ ихъ стащишь?’..— ‘Мни руками! легче’…
Теплый воздухъ, пропитанный запахомъ овчины и горячаго хлба, охватилъ меня со всхъ сторонъ.
Что же это такое: сонъ или дйствительность?
Я раскрылъ глаза… Свтъ утренняго солнца, только что выглянувшаго изъ-за горизонта, яркимъ лучемъ врывался въ окно — и полосою тянулся но чистому досчатому полу, поднимался во гладко выбленной русской печи, разползшейся чуть не въ половину избы… Цлый иконостасъ почернвшихъ отъ времени образовъ и старыхъ крестовъ высился въ переднемъ углу, и красноватое пламя лампадки освщало темные пятнистые лики святыхъ, на выстроганныхъ бревенчатыхъ стнахъ пестрли знакомыя суздальскія произведенія, изображающія очень большихъ генераловъ на коняхъ и очень маленькихъ солдатъ, марширующихъ подъ этими конями… Здоровая деблая баба раздувала самоваръ, и пыхтла на всю избу, а другая баба накрывала столъ чистою скатертью и ставила водку и принадлежности… Въ печи на разные лады скворчала и шипла яичница и кипло что-то въ чугун, испуская цлые клубы ароматическаго пара…
Прикащики Хлудова уже встали и курили трубки, сидя съ ногами на лавкахъ — одтые въ полушубки прямо на голое тло. Въ такомъ же точно костюм находился и я самъ, и несмотря на такую ужасную ванну чувствовалъ себя совершенно здоровымъ и въ самомъ веселомъ расположеніи духа.
— Очнулись! привтствовалъ меня сдой какъ лунь старикъ, атлетъ по сложенію, входя въ избу и весело поглядывая по сторонамъ на своихъ неожиданныхъ гостей.
Это былъ самъ хозяинъ — урядникъ Головинъ, старообрядецъ,— а находились мы въ станиц Любовной — въ первомъ русскомъ селеніи на нашей азіатской границ.
Скоро мы вс проснулись и за сытнымъ завтракомъ думали только объ одномъ: что если-бы станція Кескеленъ оказалась тмъ же что и Сары-Джасъ — а не тмъ что была на самомъ дл?.. А вдь купанье это могло случиться и при другихъ боле худшихъ обстоятельствахъ — вроятно тогда мн не пришлось бы писать эти строки — и я испыталъ бы на себ все то, что испытали несчастные, попавшіе въ матерьялъ для знаменитыхъ бироновскихъ ледяныхъ статуй. Но тутъ вспомнили мы анекдотъ о женщин, уронившей полно съ печи и расплакавшейся по этому поводу, предполагая, что бы было еслибъ у ней родилась дочь, и еслибъ эта дочь сидла на полу, около печки, на томъ самомъ мст, гд упало полно… и т. д.
Вспомнивъ объ этомъ анекдот, я не строилъ уже боле никакихъ предположеній и съ удовольствіемъ принялъ предложеніе радушнаго казака попариться въ его только-что истопленной бан.