ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.
ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.
IX.
Н. Ш.
‘Русская Мысль’, кн. X, 1886
Очерки русской жизни, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1886
Время на прочтение: 29 минут(ы)
Россія и до сихъ поръ находится въ період ‘собиранія земли’. Пространственность Россіи вдохновила Бенедиктова создать такую поэтическую картину:
Черезъ Алтай,
Бросивъ локоть на Китай,
Темя вспрыснувъ океаномъ,
Въ Балтъ ребромъ,
Плечемъ въ Атлантъ,
Въ полюсъ лбомъ,
Пятой къ Балканамъ,
Мощный тянется гигантъ.
И ‘мощный гигантъ’ дйствительно все тянется (какъ говорятъ, самою силою вещей), забирая повсюду все, что только можетъ забрать, и въ послднее время, не безъ нкотораго упованія, гигантъ стадъ кидать свои взоры уже и за предлы Чернаго моря.
Въ этой шири, въ этомъ простор, въ этой возможности выбора себ мста есть, должно быть, что-нибудь очень завлекательное, ибо наша національная гордость основана преимущественно на томъ, что мы очень велики. Но, разумется, тутъ не въ рост дло, а въ безсознательномъ (а, можетъ быть, и сознательномъ) чаяніи того будущаго, которое создастъ намъ наша пространственность, когда минетъ эпоха ‘собираніи земли’.
И теперь Россія, еслибъ она занялась, какъ слдуетъ, развитіемъ своихъ умственныхъ средствъ и производительныхъ источниковъ, могла бы быть и во сто разъ умне, и во сто разъ богаче. Но пока, видно, по пришла еще пора для развитія умственнаго, и настолько еще не пришла, что у насъ есть вліятельная часть общественнаго мннія, находящая умственность вредною для Россіи.
Въ чемъ же, однако, будущія выгоды нашей пространственности, вдохновлявшей и не одного Бенедиктова?
Россія занимаетъ теперь 22 милл. квадратныхъ километровъ и на этомъ пространств считаетъ 100 милл. жителей, т.— е. по 5 человкъ на километръ. Ее даже и при теперешней своей умственности Россія могла бы прокормить легко на каждомъ километр до 100 человкъ, а, слдовательно, вмсто 100 милл. населенія, имть 2.200.000,000 жителей. Эти два милліарда могли бы создать намъ армію въ 22 раза больше теперешней, т.-е. 22 милл. дйствующей арміи, 44 милл. резервовъ и 110 милл. ополченія, итого всей боевой силы 176 милл.
Такого благополучія (какъ бы оно ни желательно въ виду сосдства съ Бисмаркомъ) мы въ сей моментъ имть, однако, не можемъ, ибо, принимая періодъ удвоенія населенія въ 65 лтъ (Янсонъ), мы можемъ пріобрсти двухмилліардное населеніе, а армію въ 176 мидл. только въ 2196 году, т.-е. черезъ три столтія. Едва ли какое-нибудь изъ европейскихъ государствъ можетъ питать въ себ подобныя честолюбивыя мечтанія даже черезъ тысячу лтъ. Ее, однако, въ чемъ же тутъ гордость, что черезъ триста лтъ у насъ будетъ 176 милл. солдатъ? А что же у насъ будетъ еще? ея этотъ вопросъ, пожалуй, и отвчать ненужно, и лучше, читатель, благословимте судьбу, что у насъ теперь не два милліарда жителей. Что было бы, напримръ, съ Сибирью, если бы въ ней, вмсто 3 1/2 милл. жителей (по 0,27 человкъ на километръ), было бы ихъ въ 350 разъ больше (т.-е. по 100 человкъ на километръ)? Сибирь, очевидно, спасла пространственность. Отъ невозможности справиться съ этою пространственностью Сибирь останется еще на долго главнымъ земельнымъ фондомъ для всхъ излишковъ русскаго населенія. Когда Сибирь перестанетъ быть ссыльнымъ мстомъ и сдлается мстомъ правильной колонизаціи, тогда только она займетъ подобающее ей великое мсто въ нашей государственной экономик. А насколько велика предстоящая Сибири спасательная роль, можно увидть изъ слдующаго приблизительнаго разсчета. Если Европейская Россія будетъ отправлять своихъ излишковъ по 1 1/2 милл. ежегодно (теперь она высылаетъ ихъ тысячъ двадцать), то Сибири достанетъ для русской колонизаціи лтъ на пятьсотъ (считая и удвоеніе сибирскаго населенія въ 65 лтъ). Вотъ какимъ драгоцннымъ и неистощимымъ источникомъ счастья является для насъ Сибирь. Своею безграничною пространственностью она спасетъ насъ на столтія отъ взаимнаго поданья. Еу, а въ эти столтія и Европейская Россія не будетъ стоять на одномъ мст и придумаетъ тоже что-нибудь для своего собственнаго счастья.
Интеллигентная Сибирь, конечно, понимаетъ, какую спасательную роль въ будущихъ судьбахъ Россіи призвана сыграть Сибирь. Ее, кажется, только Европейская Россія до сихъ поръ понять этого не въ состоянія,— продолжаетъ снабжать Сибирь своимъ нравственнымъ отребьемъ и оставляетъ эту богатую и несчастную страну на жертву невжества и всякихъ неурядицъ. Въ виду великой будущей колонизаторской роли Сибири, ей необходимо предоставить самой создать ядро той благоустроенной гражданственности и того нравственнаго общежитія, которыя бы послужили воспринимающею руководящею силой для всего будущаго прилива населенія. Трудность пересозданія Сибири заключается не въ какихъ-либо ея внутреннихъ невозможностяхъ, а просто въ недостатк самыхъ элементарныхъ гражданскихъ учрежденій и въ отсутствіи въ ней идейнаго руководящаго большинства. И только поэтому эта страна великаго будущаго, съ ея несмтными земельными резервами, является обездоленною, невжественною и одичалою страной, скоре идущею къ упадку, чмъ къ благосостоянію, и уже начавшею утрачивать свою прежнюю манящую привлекательность. Теперешняя Сибирь уже не тянетъ къ себ, какъ это было прежде, а скоре пугаетъ и отталкиваетъ, и манящею силой является другая окраина и тоже благословенная — Кавказъ.
Когда-то очень давно, когда теперешніе старики были дтьми, Кавказъ былъ для нихъ поэтическою страною, восптою Пушкинымъ и Лермонтовымъ. И Прометей былъ прикованъ къ скал Кавказа, и Демонъ Леталъ надъ его вершинами. Воодушевлялись мы и изумительнымъ геройствомъ идеальныхъ Мудда-Нура и Амалатъ-бека. Потомъ ихъ смнили уже и настоящіе герои — Казы-Мулла, Шамиль. То былъ героическій періодъ въ жизни Кавказа, переживавшійся и русскою молодежью. Скучная, холодная Сибирь никогда не давала такого матеріала для воображенія только начинавшихъ читать юношей. Изъ Сибири шли грустные разсказы, были извстны легенды о Меньшиков, умершемъ въ Березов, объ Остерман, умершемъ тамъ же, о декабристахъ, о женахъ декабристовъ.
Впрочемъ, героическій періодъ Кавказа не исчерпывался только подвигами черкесовъ. Кавказъ создалъ и цлый рядъ легендарныхъ русскихъ героевъ съ Ермоловымъ во глав, Кавказъ создалъ и знаменитаго кавказскаго солдата, и знаменитаго кавказскаго козака. Борьба съ обихъ сторонъ шла упорная, и боролся не черкесъ съ русскимъ,— боролся Западъ съ Востокомъ, шла стихійная свалка двухъ разныхъ міровъ, двухъ разныхъ цивилизацій. И Востокъ, наконецъ, уступилъ Западу. Въ 1859 г. взятъ, наконецъ, Гунибъ, Шамиль увезенъ въ Калугу и послдовало ‘замиреніе’ Кавказа. Всему этому ужь, кажется, такъ давно (а прошло всего 25 лтъ), что многіе объ этихъ старыхъ исторіяхъ никогда ничего не слышали, а кто слышалъ — усплъ ужь позабыть. Теперешній ‘замиренный’ Кавказъ ничмъ не напоминаетъ своего яркаго, героическаго, кипучаго прошлаго, точно все кавказское прошлое унеслось какимъ-то вихремъ и на смну прежнихъ людей вырасли, какъ бы изъ земли, люди новые. Въ Баку, этой Мекк поклонниковъ Зороастра и священныхъ неугасимыхъ огней, явились новые огнепоклонники въ лиц Нобеля и Ко и Ротшильда и Ко. Вотъ какъ все это было давно и какъ начисто смелъ Западъ Востокъ.
Но что же этотъ Западъ и русская цивилизація дали ‘замиренному’ и покоренному Востоку взамнъ его прежней жизни? Кавказъ тоже сталъ русскою колоніей и потянулъ къ себ русскія силы, и случилось то, что случается въ волшебныхъ фонаряхъ, когда одна картина смняется другою, — вмсто прежней ясной картины, получается туманное пятно, въ которомъ зритель не можетъ ничего разобрать. Именно въ этомъ положеніи туманнаго пятна и находится теперешній Кавказъ. Сонный магометанскій Востокъ столкнулся съ нахлынувшею въ него новою струей,— новою не по ея желательному западно-прогрессивному вліянію, а по ея скоре разъдающей, чмъ создающей сил. Кавказъ превратился въ арену, на которой сталкиваются, двигаются и что-то устраиваютъ всевозможные взаимнопротивуположные интересы чуждыхъ другъ другу народностей, и изображаетъ собою пока громадное тло въ моментъ химическаго броженія, прекрасную страну, надленную неисчерпаемыми естественными богатствами, чудною природой, чуднымъ климатомъ, но страну, какъ и Сибирь, лишь богатаго будущаго.
Не въ обиду русской цивилизаціи говорю я это, а скоре въ ея разъясненіе. Мы сами (великороссы), въ качеств молодой культурной силы, еще лнимся и бродимъ и живемъ пока тоже только будущимъ. Если въ азіатскій Востокъ мы и вносимъ цивилизацію боле высокую, чмъ магометанская, то, однако, цивилизацію не такой высокой пробы, чтобъ эта русская цивилизація не нуждалась и сама во многихъ и многихъ улучшеніяхъ. Но, пріобщая Востокъ къ себ, сами-то мы приподнимаемся ли? Какую цивилизацію мы насадили у инородцевъ Сибири, да и вообще въ Сибири, кажется, хорошо извстно. Пошлите Сибирь цивилизовать Китай,— разв она создастъ Китаю высшую культуру? Положимъ, что на Кавказ являются вліянія боле гражданскія. Но что идетъ за ними, когда начинаетъ вливаться свободная бытовая русская волна и устанавливаются ‘свободныя’ бытовыя отношенія? Цивилизаторомъ тогда является кабатчикъ, тавричанинъ, шибай, кулакъ, сибирскій кадыкъ, а надъ ними, въ верхнемъ слою, въ боле мягкой форм,— сначала буржуй, а потомъ коммерсантъ, умющій въ лайковыхъ перчаткахъ выжимать соки, пожалуй, лучше кулака. Кулакъ грубо выжметъ то, что видитъ, а коммерсантъ выжметъ деликатно и будущее, которое не народилось. А бытовыя наши вліянія?… Магометанинъ трезвъ и цломудренъ, правдивъ и честенъ. А что дастъ ему выскочившій изъ кабака Антошка-христопродавецъ, который всякую мораль разрушить можетъ, а взамнъ ея и для самого себя не создалъ еще ничего? Поэтому наша цивилизаторская миссія на Восток можетъ съ первыхъ же шаговъ очутиться въ роковомъ положеніи, потому что рядомъ съ гражданственностью войдетъ съ нею и нчто сибирское, съ которымъ борьба подчасъ трудне, чмъ съ Востокомъ.
Есть въ нашей цивилизаторской миссіи и еще одна роковая сторона. Верхи русской цивилизаціи для Востока пока высоки и, имя постоянно дло съ Востокомъ, мы понизимъ свой собственный уровень. Еще опасне, что, смотря слишкомъ пристально на Востокъ, мы отворачиваемся отъ Запада. Въ этомъ случа такъ называемые національные интересы, если они не имютъ высшихъ умственныхъ гарантій, могутъ оказать плохую просвтительную услугу. И въ такое роковое положеніе Россію ставитъ неизбжно ея положеніе между Западомъ и Востокомъ, на который она переноситъ культуру, цивилизацію и науку Запада. Вдь, только отъ подобнаго положенія могло возникнуть мнніе, что интеллигенція Россіи не нужна, что она есть зло, отворачивающее Россію отъ Россіи. Конечно, еще какой-нибудь десятокъ лтъ — и это мнніе исчезнетъ, но оно, все-таки, сдлаетъ свое нехорошее дло. Вообще удержаться наверху, когда обстоятельства оттягиваютъ книзу, задача нелегкая, но если мы ее преодолемъ и удержимся на европейскихъ умственныхъ верхахъ, это будетъ достойно великаго народа, какимъ мы хотимъ быть.
Умиротвореніе Кавказа свершилось еще такъ недавно, такъ недавно Кавказъ изъ военнаго лагеря превратился въ гражданское общежитіе, что говорить о какомъ-либо законченномъ строительств, разумется, не приходится. На Кавказ все пока только начинается, строится, перестроивается, возникаетъ, задумывается, и во всхъ этихъ начинаніяхъ и въ росткахъ возникающей новой жизни приходится наблюдать не столько архитектуру будущаго зданія, сколько матеріалъ, употребляющійся для постройки. Наблюденіе это любопытно, конечно, и въ интересахъ Кавказа, а еще боле для оцнки тхъ цивилизаторскихъ и культурныхъ силъ, которыя выдляетъ Россія для облагодтельствованія окраинъ. Въ Сибири въ теченіе, трехъ сотъ лтъ Россія выдляла такой культурный матеріалъ, что Сибирь, наконецъ, совсмъ одичала и проситъ, какъ милости, чтобъ ее оставили въ поко. Съ Кавказомъ этого, къ счастію, не случилось, да и не случится, по, тмъ не мене, и на Кавказ культурный матеріалъ обнаруживаетъ настолько своеобразныя особенности, что позволяетъ заключить, что въ метрополіи еще въ полномъ дйствіи т условія и обстоятельства, которыми этотъ матеріалъ создается. Однимъ словомъ, теперешнее положеніе Кавказа даетъ возможность судить не столько о Кавказ, сколько о бытовомъ и идейномъ состояніи самой Россіи.
Кавказъ изображаетъ пока удивительную смсь племенъ, нарчій, состояній, обычаевъ, нравовъ, климатовъ и поразительныхъ естественныхъ богатствъ и красотъ природы. Я не стану описывать, конечно, ни Дарьяльскаго ущелья, ни красотъ военно-грузинской дороги, ни Терека, ни могучихъ горъ Кавказа, но я приведу описаніе нкоторыхъ отдльныхъ мстностей Кавказа, чтобы читатель убдился, что Кавказъ дйствительно лучшій перлъ русскихъ владній. Вотъ, напримръ, село Бослеви, пріютившееся въ котловин, образуемой предгорьями Лихской горы и рки Квирилой. Вс долины и низкіе отроги этого ущелья покрыты вковымъ лсомъ грецкихъ орховъ, каштановъ, шелковицы и дубовъ, на равнинахъ красуются миндальныя деревья, груши различныхъ сортовъ, яблони, черешни, одичалыя гранатники, съ чудными огненными цвтами, сливы. Густой и колючій ежевичникъ образуетъ непроходимыя заросли. Но красоту и своеобразный характеръ ландшафту даетъ виноградъ, окутывающій цлые лса. Взбираясь на самыя высокія втви, онъ ниспадаетъ густыми гирляндами и выставляетъ отовсюду свои тяжелыя, синеватыя или золотистыя грозди, которыхъ нердко съ одной дозы собираютъ до 25 пудовъ. Подобные виноградники стоятъ иногда вовсе безъ загородей и можно хать десятками верстъ по холмамъ и долинамъ, покрытымъ виноградными рощами.
Или вотъ еще своеобразная и чисто-кавказская картина. Осень. Жатва кончилась. Отовсюду съ полей и по дорогамъ движутся вереницы ословъ. Каждый оселъ несетъ на себ по два огромныхъ снопа хлба, почти совсмъ его закрывающихъ. Эти движущіяся вереницы сноповъ провожаютъ толпы крестьянъ, большею частью въ синей одежд, и все это направляется къ деревн. Но эта деревня не русская деревенская куча, покрытая соломой. Залитыя лучами южнаго солнца, блютъ высокія стны заборовъ, сложенныхъ изъ глины. Рзко надъ ними выдляются зеленыя пирамиды тополей, за которыми скрываются сады, виноградники, огороды. Заборы тянутся вдоль всей дороги, вдоль всхъ улицъ и переулковъ. Мстами изъ-за забора выступаютъ плоскія крыши саклей, образуя рядъ галлерей, на которыхъ постоянно толпятся люди. Все это вмст,— и сакли съ ихъ плоскими крышами, проглядывающими черезъ зелень садовъ, и высокіе блоствольные тополи, и глиняныя стны за боровъ, тянущіяся иногда на 10—15 верстъ, и вереницы ословъ со снопами, возвращающіеся домой,— образуетъ оригинальную, своеобразную картину, словно въ укрпленіе какое-то възжаешь, словно это не Закавказье, какъ его привыкли видть въ боле посщаемыхъ мстахъ, а совершенно новая, невдомая страна. Передъ закатомъ солнца, въ деревн замтно оживленіе около колодцевъ. Толпятся дти, женщины и мужчины, слышенъ говоръ, смхъ, иногда заунывная псня. Но вотъ огненный шаръ солнца опустился за горизонтъ, обагривъ снжную вершину Арарата, наступила ночь, предвщая и на завтра такой же зной, какъ сегодня,— и въ селеніи все замерло. Взойдетъ луна и однетъ синимъ свтлымъ туманомъ село, погруженное въ темную атмосферу. Не узнать села: видны только блыя стны на черныхъ пирамидахъ, увнчанныхъ шарообразными гнздами, недвижно стоятъ блыя фигуры аистовъ, бросая далекую тнь, ничто не шелохнется, разв только упадетъ листъ или застрекочетъ кузнечикъ. Отъ воды потянетъ свжестью. Сколько поэзіи въ этой южной ночи!— прибавляетъ корреспондентъ.
Или побережье Чернаго моря, Сухумъ. Городъ окаймленъ съ восточной, сверной и западной сторонъ предгоріями Кавказскаго хребта и открытъ только съ юга и частью съ юго-востока. Въ Сухум во вс времена года только два втра. Днемъ дуетъ такъ называемый brise, теплый морской втеръ. Онъ начинается съ 10 — 11 часовъ утра и продолжается до 6 — 7 часовъ вечера. Затмъ наступаетъ полное бегвтріе и около 9 — 10 часовъ ночи начинаетъ дуть горный втеръ въ направленіи противуположномъ дневному. Этотъ втеръ продолжается до утра, когда наступаетъ новое затишье и затмъ начинается опять brise. Въ Сухум посл мягкой зимы наступаетъ вдругъ лто съ одинаковою температурой до позднихъ осеннихъ мсяцевъ. Днемъ температура не превышаетъ 35о, а ночью опускается не ниже 20о тепла. Въ Сухум собственно два времени года: лто, которое тянется девять мсяцевъ, и весна, продолжающаяся три мсяца. Въ ноябр, декабр, январ и феврал температура колеблется между 9 и 20о тепла, ночью же падаетъ до 5—7о тепла. Въ этомъ благодатномъ климат яблоки даютъ иногда по два урожая, а вс фруктовыя деревья въ октябр и ноябр цвтутъ второй разъ. Корреспондентъ разсказываетъ, что въ декабр прошлаго года одинъ знакомый садоводъ принесъ ему цлое блюдечко свжей садовой малины, давшей второй плодъ.
Эти благодатные, райскіе уголки, конечно, не занимаютъ Кавказа сплошь, но они, особенно въ южномъ Кавказ, являются настолько частыми и большими пространствами, что создаютъ возможность культуры риса, хлопка, сахарнаго тростника, шелковицы, не говоря уже о виноград и самомъ разнообразномъ и роскошномъ плодоводств. И этотъ-то надленный богато климатомъ и плодородіемъ край тысячи лтъ пребываетъ въ какой-то летаргіи, не создавъ ничего культурнаго, не внеся на благо цивилизаціи ни одной крупицы. О кавказскихъ мусульманскихъ народностяхъ можно сказать то же, что говоритъ Вамбери вообще о тюркскихъ народностяхъ. При всемъ міровомъ значеніи своей исторіи, при всхъ гигантскимъ переворотахъ, вызванныхъ тюркскою народностью, она была неспособна утвердить свое національное существованіе и шла частью къ полному уничтоженію, частью къ существенному преобразованію. ‘Съ перваго своего появленія среди народовъ древности, въ качеств представителей постоянной войны и грубой силы, тюрки только до тхъ поръ умли удерживать свою власть, пока лучи новаго лучшаго міроваго устройства не прогоняли мрачныхъ тней государственнаго и общественнаго упадка, и по мр того, какъ лучи эти становились явственне, роль тюрковъ приходила къ концу’. Такимъ же упадкомъ кончилъ и Кавказъ, не съумвшій воспользоваться благодатностью своего климата и почвы и потому уступившій свое мсто народу боле способному воспользоваться богатыми и разнообразными средствами его богатой природы.
На тхъ благодатныхъ мстахъ, о которыхъ я говорилъ, туземецъ не съумлъ воспользоваться ничмъ, и богатства природы не послужили ему ни къ чему. Ущелье, въ которомъ помстилось Бослеви, могло бы прокормить 20,000 челов., а оно прокармливаетъ только 2,000. ‘Прозжая по этому ущелью,— говорятъ корреспондентъ,— вы замчаете везд страшную бдность. Сакли, разбросанныя по возвышеніямъ, безъ оконъ, печей и каминовъ. Внутренность жилой комнаты: земляной подъ, среди котораго находятся углубленіе для огня и приготовленія пищи, единственную мебель составляютъ широкія, низенькія тахты, сколоченныя изъ досокъ и покрытыя рогожею, полка съ посудой и нсколько сундуковъ’. Главныя занятія жителей Бослеви — винодліе и земледліе, но то и другое совершенно неразвито. Мстность производитъ боле 150 отличныхъ сортовъ винограда и мстное вино занимаетъ далеко не послднее мсто въ Закавказье а, между тмъ, оно остается безъ всякаго сбыта. Садоводство по климатическимъ условіямъ могло бы процвтать, а, между тмъ, оно не длаетъ ни шага впередъ.
Есть еще въ Закавказьи благодатный уголокъ — Ордубатское приставство (ю.-в. часть Нахичеванскаго узда). Съ птичьяго полета мстность эта представляется рядомъ кряжей, образующихъ девять ущелій, закрытыхъ съ свера, по скатамъ которыхъ раскинуты сады 62 селеній. Главное занятіе жителей составляютъ садоводство, виноградарство и шелководство. Изъ 22 тыс. жителей 3/5 составляютъ татары и 2/5 армяне. Населеніе вообще богато, въ особенности армяне, такъ что нкоторые изъ нихъ имютъ по нскольку сотенъ тысячъ рублей. Но молва гласятъ, что они разбогатли не отъ плодоводства или садоводства, а отъ операцій, не имющихъ ничего общаго съ хозяйствомъ. И, несмотря на эти сотня тысячъ, несмотря даже на то, что многіе изъ обитателей видла Европу, прогресса ни въ чемъ не замтно. Во всемъ участк нтъ ни одного дома европейской архитектуры, ни одного сколько-нибудь благоустроеннаго хозяйства. Мстные сорта фруктовъ славятся по всей губерніи, отличаются богатствомъ сахара, ароматичностью и при хорошей сушк могли бы дать видный въ торговл продуктъ, а, между тмъ, никто изъ жителей и не подумалъ ввести какія-либо улучшенія въ это дло, и до сихъ поръ плоды сушатся, какъ они сушились при Авраам, т.-е. просто на солнышк, на крыш или на земл. Хозяинъ только смотритъ, чтобы плоды не растаскали птицы, а муравьямъ, жучкамъ, мухамъ позволяетъ ихъ сть и портить сколько имъ угодно. Мстность продаетъ ежегодно около 11,000 пудовъ сушеныхъ абрикосовъ (курага) и, кром того, до 100 пудовъ сушеныхъ персиковъ и груши. Продажная цна за пудъ абрикосовъ отъ 1—3 р., а, между тмъ, за курагу лучшаго качества (еслибъ оно было) цна была бы отъ 12 до 20 р- за пудъ. Культура винограда тоже первобытная, отдльныхъ виноградниковъ нтъ и лоза садится вперемежку съ деревьями. Въ садахъ обыкновенно напихано все безъ всякаго порядка и системы: тутъ и абрикосъ, и орхъ, и тополь, и лоза, и чинаръ. Ухода за деревьями тоже нтъ ни какого: ихъ не окапываютъ, не подрзаютъ и не очищаютъ. Въ такомъ же положеніи находится и шелководство.
И подобная отсталость не составляетъ ни исключенія, ни принадлежности какихъ-нибудь отдльныхъ мстностей. Кавказъ есть сплошная Азія, гд все приходитъ въ упадокъ, все ждетъ иной культуры и иного образованія, не похожаго на прошлое. На Кавказ нтъ ни одной отрасли и земледльческой промышленности, которая бы ушла дальше первобытныхъ пріемовъ. Да и откуда было явиться инымъ пріемамъ? А, впрочемъ, и при первобытныхъ пріемахъ нкоторыя производства отличались цвтущимъ состояніемъ сравнительно съ ныншнимъ. Напримръ, винодліе въ Кахетіи. По своимъ климатическимъ и почвеннымъ условіямъ, Кахетія представляетъ одинъ изъ прелестнйшихъ и богатйшихъ уголковъ Закавказья и занимаетъ далеко не послднее мсто не только въ кра, но и въ цлой имперіи. Было время, когда Кахетія служила житницей если не всей Грузіи, то, по крайней мр, ея главнаго рынка — Тифлиса. ‘Лтъ сорокъ, пятьдесятъ тому назадъ,— говоритъ газета Иверія,— тифлисскій базаръ снабжался исключительно кизихскимъ хлбомъ, мало того, оттуда же доставлялись: водка, кукуруза, просо, рисъ, хлопокъ, шелкъ, превосходный душистый табакъ, красильныя вещества, несмтное количество фруктовъ, шерсть, рогатый скотъ и пр.’. И все это какъ въ воду кануло. Иверія думаетъ, что одна изъ главныхъ причинъ этого — отсутствіе удобныхъ путей сообщенія. Поэтому Кахетія является какимъ-то оторваннымъ кускомъ и даже съ Тифлисомъ не соединена сколько-нибудь сносною дорогой. Такъ ли? Вдь, и прежде дорогъ не было, а Кахетія, однако, цвла! Не найдется ли еще какихъ-нибудь причинъ (и въ числ ихъ нсколько десятилтій постоянной войны), которыя уже, конечно, меньше всего помогали процвтанію какого бы то ни было хозяйства?
Въ счет причинъ всякихъ упадковъ Кавказа играетъ не малую роль и восточная косность, которою, кром аборигеновъ, отличаются и просвтители Кавказа. Приведу одинъ примръ, который беру изъ статьи о разведенія хлопка (г. Сакакини: Кавказъ). Авторъ говоритъ: ‘Изо всхъ странъ, почва и климатъ которыхъ благопріятны для культуры этого растенія, Кавказъ, быть можетъ, одинъ только не вступилъ на путь прогресса. Достаточно бросить бглый взглядъ на здшнія поля, чтобъ убдиться, что почти все въ названномъ кра находится по сю пору въ первобытномъ положеніи, что здсь повсюду господствуетъ самая грубая рутина, что лнь составляетъ наслдственный порокъ той массы населенія, которая должна была бы представлять самую жизненную часть страны, и, наконецъ, что здшнему крестьянину не знакомы самыя элементарныя практическія свднія по земледлію и землевозддыванію’. Во время американской войны,— продолжаетъ г. Сакакини,— стали было думать, что Кавказъ послдуетъ за всеобщимъ движеніемъ. Нкоторые кавказскіе землевладльцы занялись было культурой хлопка, но рвеніе ихъ остыло такъ же быстро, какъ и явилось. Съ той минуты, какъ хлопокъ Новаго Свта снова появился на европейскихъ рынкахъ, Кавказъ прекратилъ его производство и съ тхъ поръ не сдлалъ ни одного шага для его разведенія.
Кавказъ переживаетъ въ настоящее время кризисъ,— кризисъ не только экономическій, промышленный, но и бытовой, соціальный, гражданскій. Онъ готовится измнить всю свою физіономію подъ воздйствіемъ новой культуры, вносимой Россіей на смну прежней, уже установившейся восточной культуры. Какъ это сдлается, и сдлается ли быстро, въ какую сторону измнится нравственный обликъ кавказскаго аборигена,— сказать, конечно, трудно, но несомннно, что, подъ воздйствіемъ русской цивилизаціи, многія симпатичныя черты горцевъ исчезнутъ. Аборигеновъ Кавказа нельзя стричь подъ одну гребенку, ибо каждое племя представляетъ свои не только расовыя особенности, но особенности въ міровоззрніи, развитіи и культур. И, тмъ не мене, разъдающій элементъ уже явился, повидимому, твердо и непоколебимо установившійся бытъ уже поколебался подъ разлагающею силой западной культуры. Между горцами Кавказа есть одни, обнаруживающіе особенную консервативную живучесть, напримръ, дагестанцы и чеченцы, весь строй домашней жизни которыхъ застылъ въ неподвижной форм. Дагестанцы — фанатики въ дл религіи и отличаются страстью къ теологіи и вообще къ религіозному формализму. Но, кром саддукеевъ, есть на Кавказ и свои фарисеи, для которыхъ религіозныя установленія и правила имютъ житейскій практическій смыслъ и подлежатъ выполненіямъ и измненіямъ сообразно практическимъ требованіямъ. Если, по мннію чеченца и ногайца, обычаи — неприкосновенная святыня, преемственно перешедшая отъ предковъ, то кумыки обычаи только уважаютъ, но не благоговютъ передъ ними и во многихъ случаяхъ безтрепетно отступаютъ отъ нихъ. Такъ, обычай гостепріимства у нихъ сильно подчиненъ соображеніямъ объ общественномъ положеніи хозяина и гостя и объ ихъ взаимныхъ отношеніяхъ. Правда, есть представители княжескихъ и узденскихъ фамилій, считающіе дломъ чести принять и угостить всякаго, кто въдетъ въ ихъ дворъ и привяжетъ свою лошадь къ традиціонному столбу посреди двора, но большинство населенія тяготится безразличными пріемами и безъ церемоній уклоняется отъ нихъ. Обычай кровной мести въ этомъ народ, къ чести его, не проникнутъ жгучею страстью, какъ у горцевъ Дагестана, чеченцевъ, кабардинцевъ и другихъ, а потому и примиреніе по кровнымъ дламъ устраивается довольно просто и легко. Куначества, какъ залога беззавтной связи между собою лицъ разныхъ фамилій, у кумыковъ почти не существуетъ. Вліяніе родства среди кумыковъ ограничивается предлами двухъ-трехъ поколній отъ одного главы, не распространяясь на всхъ представителей отдльной фамильной группы, какъ, напримръ, въ чеченскомъ племени. Обычаи по сватовству и женитьб соблюдаются, какъ отличный предлогъ для пированья и вообще пріятнаго препровожденія времени, существенныя же стороны этихъ актовъ держатся на почв торговыхъ сдлокъ. Даже общеизвстные традиціонные взгляды горцевъ на хищничество, какъ на актъ молодечества, среди кумыковъ вовсе не пользуются авторитетомъ непоколебимой истины. Бумыки въ большинств вырасли изъ этого младенческаго положенія и смотрятъ на хищниковъ, какъ на представителей зла, а не добра’ (Кавказъ). И во всей своей внутренней жизни кумыки обнаруживаютъ ту же прогрессивную податливость. Они живутъ въ сакляхъ хотя и общаго горскаго типа, по во внутреннемъ убранств у лихъ господствуетъ полная смсь стилей, начиная чисто-европейскимъ и кончая чисто-персидскимъ. Одваются кумыки, подобно другимъ горцамъ, въ черкеску, папаху, бешметъ, чювяки, но случается, что папаху замняютъ фуражкою и носятъ съ большимъ удовольствіемъ русскую обувь и русское пальто военнаго покроя, вмсто народной шубы. Въ селеніи Акса даже женщины и двушки носятъ модные ботинки, вмсто чювякъ, и на вечеринкахъ появляются съ верами и зонтиками послднихъ фасоновъ.
При этой прогрессивной податливости аксаевскій кумыкъ отличается безпечностью, легкомысліемъ и веселостью. Онъ любитъ ловкую плутню, острую шутку, веселое бездлье, псню я пляску. Аксаевецъ купитъ, продастъ, обманетъ, украдетъ, подерется и убьетъ,— и все это съ легкимъ сердцемъ, чуть не съ улыбкой, и что бы ни сдлалъ, на все махнетъ рукой. Если этотъ подвижной типъ и облегчаетъ очень задачу цивилизаціи Кавказа, то онъ же грозитъ и разрушеніемъ традиціонной магометанской нравственности.
Пока изъ нравственныхъ элементовъ аборигеновъ Кавказа и воздйствія на нихъ русской нравственности создастся что-нибудь общее и среднее, мене восточное и боле западное, смнится жизнь еще не одного поколнія. До того же времени, то здсь, то тамъ, Кавказъ будетъ еще, вроятно, обогащать уголовную лтопись кровавыми фактами. Въ томъ и бда имть дло съ горцемъ, что онъ сейчасъ же берется за кинжалъ, и это практикуется не одними обитателями саклей, но и горцами, вкусившими отъ культуры и цивилизаціи. Такая ужь у нихъ горячая и неукротимая кровь. Мы, сверяне, вообще разсудочные, холодные и разсчетливые, длаемъ уголовныя преступленія, выпивая для ршимости шкаликъ, горцу для убійства не нужно никакого шкалика, онъ вспыхнулъ, выхватилъ кинжалъ — и конецъ. Идетъ дорогой мальчикъ-пастухъ, ему на встрчу детъ горецъ верхомъ. Горецъ вглядывается въ мальчика, узнаетъ въ немъ того пастуха, у котораго въ прошломъ году пропала его овца, соскакиваетъ съ лошади и убиваетъ кинжаломъ мальчика. Или: нсколько человкъ крестьянъ выхали въ ближайшее поле съ арбами за камнемъ. Откуда ни возьмись какой-то осетинъ и началъ ругать крестьянъ всячески — за то, какъ говорилъ онъ, что они собираютъ камень, принадлежащій его барину, князю Амидахвари. Осетинъ выхватилъ кинжалъ и одному изъ крестьянъ нанесъ такой страшный ударъ въ животъ, что внутренности вышли наружу и несчастный на другой день умеръ. Или: празднуется свадьба въ дом горца. Пляска и джигитовки кончились. Гости расходятся по саклямъ. Группа молодежи, разнаго пола и возраста, идетъ переулкомъ. Дорогой одному изъ горцевъ, постоянно карабчившему невстъ для другихъ, явилась внезапная мысль скарабчить невсту себ. Онъ обхватываетъ рукой вокругъ тонкаго стана одну красивую пери и тащитъ ее къ своей сакл. Двушка сопротивляется и зоветъ на помощь… Вдругъ черезъ плетень перескакиваетъ какой-то герой и всаживаетъ кинжалъ по самую рукоятку въ сердце похитителя. Братъ убитаго, видвшій эту сцену изъ своего двора, мигомъ очутился возл убійцы, но тотъ ударилъ его кинжаломъ въ щеку, еще кого-то онъ ударилъ въ ногу и, затмъ, пользуясь наступившею ночью, слъ на подвернувшагося чужаго коня и ускакалъ. Или: два кровные врага, Гиго Чхарти-швили и Сесика Дарчія-швили, встртились въ церкви въ день новаго года. По мстному обычаю, въ этотъ день примиряются самые ярые враги. Чхарти-швили подошелъ къ своему противнику и поздравилъ его съ праздникомъ, а тотъ выхватилъ кинжалъ и вонзилъ его прямо въ животъ поздравителя. Раненый выбжалъ изъ церкви, а ранившій пустился за нимъ въ догонку. Первому перерзываетъ путь Дарчія-швили и стрляетъ въ него изъ револьвера, но пуля, миновавъ того, въ кого была направлена, попала въ отца стрлявшаго. Наступаетъ страшный переполохъ, толпа длится на дв партіи и вступаетъ въ ожесточенный бой: кинжалы сверкаютъ, отчаянные крики оглашаютъ воздухъ и въ результат получается девять убитыхъ.
Но вотъ совсмъ при иныхъ условіяхъ и при чисто-гражданской обстановк, повидимому, не располагающей къ проявленію воинственныхъ наклонностей, свершается слдующій фактъ. Идутъ въ Баку городскіе выборы (по III разряду). Нкто Ага-Бала-Гаджи-Ага-Гаджи-огды (избиратель) употребляетъ вс усилія, чтобы провести своего кандидата, онъ вертится въ толп, проситъ, требуетъ и нещадно ругаетъ тхъ, кто не соглашается поддержать его кандидата. Одинъ изъ задтыхъ дерзкою назойливостью Ага-Балы выбранилъ его и, кажется, еще и толкнулъ. Затмъ произошла общая свалка и тотъ же Ага-Бала, выхвативъ изъ-подъ полы пистолетъ, намревался выстрлитъ въ кого-то, но его схватили за руку и пуля, отведенная отъ того, кому она назначалась, попала въ совершенно неповиннаго наборщика типографіи. Корреспондентъ впрочемъ, увряетъ, что при избраніи управы не будутъ ни шумть, ни стрлять и все пойдетъ тихо и чинно. Такъ ли все это случилось, или Ага-Бада опять явился съ пистолетомъ, чтобы подстрлить кого-нибудь, неизвстно.
Волшебный, поэтическій Кавказъ, создавъ южную, страстную породу людей, придумалъ такіе же южные и нравы.
Пусть весь міръ возстанетъ противъ меня,
Я не оставлю тебя, о два!
Пусть страшный судъ настанетъ на земл, моя два,
Я не оставлю тебя.
Съ снжныхъ горъ пусть пророкъ шлетъ свое повелніе
Среди громовъ: ‘Да разлучатся Арзу и Гамборъ!’ —
И, все-таки, не покину тебя, о два!
Сахаръ падаетъ съ твоихъ устъ.
Пусть соловей оставляетъ свою любимую розу,
Но я,— о два моя!— я не оставлю тебя.
Такія любовныя псни, полныя страсти и поэзіи, поютъ трухменцы, и эти псни находятъ себ отзвучіе въ сердц каждаго истиннаго горца. Нельзя сказать, чтобы, поджигаемая воображеніемъ, страстность создала кавказской женщин какое-нибудь почетное или уважаемое положеніе. Нтъ. Женщина на Кавказ — вещь, и только. Ее можно купить, а если купить не на что, то украсть. И тутъ опять возникаетъ цлый рядъ путаницъ, совсмъ неудобныхъ въ гражданскомъ общежитіи, съ очень прозаическимъ, а иногда и уголовнымъ концомъ. Вотъ молодой абазинецъ, Аковъ, влюбленъ въ 15-ти лтнюю дочку-красавицу своего сосда. Заплатить за нее нужно не мене 1,000 руб., а влюбленный голъ, какъ соколъ. И онъ ршается на отчаянное средство. Поздно вечеромъ, когда сосда не было дома, Аковъ проникаетъ въ его саклю, схватываетъ двушку и пытается бжать съ нею. Тетка двушки хочетъ удержать похитителя, но онъ ударомъ кинжала освобождается отъ старухи и спшитъ съ добычей къ товарищу, сидвшему въ засад. Перепуганная двушка кричитъ дорогой отчаяннымъ образомъ и на крикъ является ея дядя съ родственниками, нагоняютъ Акова, отнимаютъ отъ него двушку, и дядя, мстя за поруганную честь двушки, ударомъ кинжала кладетъ на мст влюбленнаго.
При взаимности чувства подобные романы кончаются благополучне. На р. Урун, близъ Армавира, живетъ вдова княгиня М., а у нея есть молодая дочь. На-дняхъ, какъ пишетъ корреспондентъ Свернаго Кавказа (т.-е. въ конц марта ныншняго года), княгин донесли, что явились послы отъ князя Л….а за княжной. Не желая выдавать дочь за Л., княгиня М. приняла, на случай похищенія нкоторыя стратегическія мры: дочь спрятала на чердакъ, а сама вооружилась шашкой. Посланные, замтивъ, что прислуга въ кунацкой, бросились въ комнаты княгини, но храбрая княгиня оказала очень мужественный отпоръ и даже ранила одного изъ посланныхъ. Къ конц-концовъ, впрочемъ, отъ храброй княгини отняли шашку и связали ей руки. Княжна, наконецъ, была найдена и увезена, а возмущенная княгиня отправилась съ жалобой въ горскій судъ. Вызванъ былъ народный кадій, приглашены обвиняемые и, къ общему изумленію, оказалось, что похищенная княжна уже обвнчалась съ своимъ молодымъ похитителемъ и никакихъ претензій на него не иметъ.
Обычай карабченія невстъ подъ русскимъ вліяніемъ начинаетъ понемногу исчезать, и горцы, получившіе образованіе въ русскихъ учебныхъ заведеніяхъ, старыхъ традицій уже не придерживаются. Но образованіе пока не въ сил уничтожить сословныхъ предразсуровъ, которыми горцы гораздо богаче насъ, русскихъ, и благодаря этимъ предразсудкамъ и приходится прибгать къ старымъ традиціоннымъ средствамъ въ грубой, насильственной форм, съ кинжалами и шашками, съ связываніемъ рукъ. Въ томъ-то и бда Кавказа, что склонность къ традиціонному восточному насилію въ немъ жива еще и до сихъ поръ. Кавказецъ ходитъ вооруженный съ ногъ до головы, точно онъ въ военномъ лагер и ждетъ каждую минуту вооруженнаго нападенія со стороны. Похищеніе невстъ есть только романическая форма насилія, смягченные верхи цлаго строя жизни, въ послднихъ низахъ своихъ кончающагося конокрадствомъ, скотокрадствомъ, грабежами и разбоемъ. Есть на Кавказ мстности, въ которыхъ настолько развилось конокрадство, что жители, отправляющіеся на заработки куда-нибудь подальше, берутъ съ собою не лошадь, а только сдло. Подвиги отчаяннаго Керима вызвали снаряженіе для поимки его особаго военнаго отряда изъ трехъ сотенъ Козаковъ и одной сотни дагестанскаго конно-иррегулярнаго полка подъ начальствомъ командира этого полка. Отряду поручалось поймать Керима съ товарищами и истребить разбойничьи шайки, ужь очень расплодившіяся на юг Кавказа. Отрядъ началъ свои дйствія въ конц апрля ныншняго года, а въ конц іюня Керимъ ушелъ въ Турцію, наколобродивъ везд достаточно. Но Керимъ и самъ только боле пышный цвтъ бытовыхъ порядковъ Кавказа, разбои на кавказской почв возникаютъ легко и въ составленіи разбойничьихъ шаекъ изъ разныхъ головорзовъ на Кавказ никакихъ затрудненій никогда не представляется. Даже кровомщеніе создалось на Кавказ какъ мра самозащиты противъ безправія и для огражденія личной и имущественной безопасности. И тонъ кавказской жизни (разумется, не въ городахъ) даетъ инородческое населеніе, преобладающее настолько, что на 1 1/2 милліона русскихъ приходится 4 миля, инородцевъ.
Стихійною силой забираясь все дальше и дальше на Кавказъ, мы добрались до границъ Персіи и присоединили къ Россіи край съ такими естественными богатствами, какихъ не заключали въ себ ни Перу, ни Чили, ни Мексика, когда ихъ Богъ послалъ Испаніи. Но трудность задачи заключалась, конечно, не въ присоединеніи, хотя оно и продолжалось почти сто лтъ, а въ тхъ послдующихъ просвтительныхъ и культурныхъ вліяніяхъ, которыя должна была обнаружить на окаменвшій Востокъ европейская цивилизація, которой мы явились представителями. Просвтительныя вліянія не могутъ быть выше тхъ, кто ихъ вносить. Въ нашихъ же просвтительныхъ вліяніяхъ, внесенныхъ на Кавказъ рзко обрисовываются дв струи — вліяніе правительственное, путемъ мропріятій и учрежденій, и вліяніе бытовое, путемъ той свжей волны, призванной нравственно обновить край, которою явились русскіе переселенцы. Я буду говорить только о бытовой волн и бытовыхъ вліяніяхъ, и матеріаломъ для меня будутъ служитъ кавказскія газеты и ихъ мстная хроника за ныншній годъ.
Русскіе переселенцы, явившіеся просвтителями и обновителями Кавказа, были частью изъ козаковъ, частью изъ сосланныхъ сектантовъ, частью изъ русскихъ крестьянъ (въ послднее время явились на Кавказ даже эсты.) Являясь на Кавказъ въ качеств культурной силы, русскій вносилъ и свой обиходъ, и свои привычки, и свои деревенскіе мірскіе и общественные порядки. Кабатчикъ, поэтому, долженъ былъ играть на новомъ мст важную роль и выдвигаться въ качеств перваго піонера русской цивилизаціи. Вмст съ кабатчикомъ, развивалось и пьянство, а за нимъ шли традиціонный русскій волостной писарь и старшина (атаманъ). Кабатчикъ устанавливалъ основы легкой наживы, а писарь и атаманъ — основы гражданскихъ отношеній.
Насколько неустойчивый культурный элементъ самъ подчинялся вліянію мстныхъ условій, указываютъ молокане и другіе сектанты Карской области. Они утратили здсь почти вс свои земледльческія качества и хлбопашество, напримръ, у молоканъ не выходитъ за предлы удовлетворенія ихъ личныхъ нуждъ. Собственно въ Карс сектантовъ мало, но въ области почти вс видныя и плодородныя мста отданы молоканамъ, духоборцамъ, прыгунамъ и субботникамъ. Изъ нихъ духоборцы несравненно трудолюбиве другихъ, а потому и живутъ лучше. Молоканъ же соблазнила легкая нажива и окончательно отбила ихъ отъ земледлія. ‘Молоканинъ,— говоритъ карскій корреспондентъ Свернаго Кавказа,—
лучше употребитъ день въ страдную пору (хотя у него страдной поры собственно и нтъ) на поздку въ городъ къ какому-нибудь барину за совтомъ, какъ бы ему повыгодне продать то сно, которое онъ еще собирается косить, чмъ тотъ же день употребить на покосъ и уже тогда запродавать скошенное. женскій полъ сектантовъ тоже не отличается трудолюбіемъ. Молоканка, напримръ, лучше снесетъ за семь верстъ въ городъ для продажи на гривенникъ молока, чмъ пойдетъ въ поле грести сно. Вообще же, можно сказать о закавказскихъ рускихъ сектантахъ, преимущественно же о молоканахъ, составляющихъ большинство сектантовъ,— заключаетъ корреспондентъ,— что изъ русскаго мужика, безустанно работавшаго сохой въ Россіи лтъ 40—60 тому назадъ, ненормальныя жизненныя условія Закавказья выработали до крайности лнивый и продувной пролетаріатъ, самоувренно возлагающій вс свои упованія на карманъ чиновнаго барина, какъ на дойную корову’.
И на противуположномъ конц Кавказа, на крайнемъ его свер, наблюдается то же самое. Въ No 10 Недли писалось изъ Калмыцкой степи, что тамъ возникло нсколько десятковъ цвтущихъ русскихъ селъ, которыя теперь приходятъ въ упадокъ, потому что калмыцкіе зайсанги не хотятъ сдавать крестьянамъ въ аренду ни клочка калмыцкой земли. На это г. Д. Ивановъ (въ Сверномъ Кавказ) предлагаетъ корреспонденту Недли нсколько слдующихъ вопросовъ для отвта: ‘Легко было богатть и ‘цвсти’ крестовцамъ (Крестовская волость, о которой шла преимущественная рчь), наживаясь на счетъ простодушнаго калмыка, полюбившаго на свое несчастіе русскую водку. Но что же сдлали сами крестовцы для восхваляемой культуры? Развели ли они лса, устроили ли ключи? Въ самомъ ‘цвтущемъ селеніи’ имются ли порядочные сады? Оврагъ за огородами вдоль селенія — укрпленъ ли? Установлено ли правильное водораспредленіе и проч.?’ И ни на одинъ изъ этихъ вопросовъ корреспондетъ Недли не отвчаетъ. ‘А сколько мн извстно,— говоритъ г. Ивановъ,— что въ той же самой Крестовой врядъ ли кто когда-нибудь объ этомъ заботился. Каждый старался взять побольше изъ того, что было готоваго: ‘лучшія земли’ распахалъ, остальныя вытравилъ и выбилъ скотомъ, а потомъ пошелъ къ калмыку, благо у него много пустующей земли, никогда не паханной и рдко посщаемой стадами. Дикій разбойникъ калмыкъ беретъ немного денегъ, немного муки,— богатй, ‘умлый колонистъ’, ни о чемъ не заботясь!’
Въ той же корреспонденціи г. Ивановъ говоритъ о сообщеніи, сдланномъ имъ въ географическомъ обществ о вліяніи русской колонизаціи на природу Свернаго Кавказа. ‘И общій выводъ,— говоритъ г. Ивановъ,— получался далеко не въ пользу русскаго колониста, разбогатвшаго только на счетъ самаго широкаго расхищенія природныхъ богатствъ страны, и расхищенія, произведеннаго самыми немудрыми пріемами, изъ которыхъ наиболе видное мсто занимаетъ ревностное лсоистребленіе и несообразно большое скотоводство. Послднее велось и’ведется на счетъ быстраго стсненія мстнаго кочевника, котораго замнилъ русскій колонистъ, познавшій всю силу доходности отъ скотоводства при неограниченномъ легкомъ пользованіи обширными землями’. На Кавказъ, какъ и повсюду, русскіе колонисты не приносили никакой серьезной земледльческой культуры, веди хозяйство экстензивное (хищническое) и главную силу видли въ обширномъ скотоводств. При первомъ же препятствіи продолжать ту же систему, т.-е. захватывать все шире и шире, колонистъ терялся, бднлъ и начиналъ плакаться. Это именно и случилось съ крестовцами, когда калмыки отказали имъ въ земл.
Колонизація Кавказа производилась или правительственнымъ путемъ, преимущественно съ военными цлями, или же путемъ свободнаго переселенія и наплывомъ крупныхъ собственниковъ, коммерсантовъ и промышленныхъ людей.
Заселеніе Закубанскаго края, а затмъ (1864 г.) прибрежья Чернаго моря сдлалось по добровольному вызову правительства и только меньшая часть поселенцевъ взята по жребію изъ кубанскихъ же казаковъ.
Поселенцамъ было оказано отъ казны большое пособіе и, кром провіанта, выдано на каждое семейство по 240 руб. Въ первые же дни по прибытіи переселенцевъ между ними появились болзни и такая смертность, которую слдовало объяснить только неудачнымъ выборомъ мстъ и, пожалуй, еще и дурными привычками переселенцевъ.. Получивъ на руки сравнительно цлое богатство, да, кром того, обезпеченные казеннымъ провіантомъ, поселенцы запьянствовали и загуляли и забыли о всякомъ хозяйств. Вмсто того, чтобы построить себ дома, они сколотили кое-какіе шалаши,— ну, и, разумется, должны были болть и вымирать, подвергаясь всякимъ неблагопріятнымъ вліяніямъ лихорадочной мстности. Такихъ станицъ (Шапсугскій батальонъ) было поселено 12, а чтобы поселенцы просвтились въ мстномъ хозяйств, къ станицамъ было присоединено до полусотни дворовъ горцевъ. Такимъ образомъ, не мы явились просвтителями азіятамъ, а азіаты намъ. Конечно, отъ военныхъ поселеній и не требовалось культурнаго вліянія и оно не входило въ планы военной колонизаціи.
Цли этой должны были удовлетворить колоніи чисто-гражданскія, основанныя въ разныхъ пунктахъ прибрежной полосы. Предположено было эти пункты заселить крестьянами, а участки земли, лежащіе между поселеніями, раздать, на извстныхъ условіяхъ, частнымъ лицамъ. По предположенію, эти частныя и, конечно, интеллигентныя лица должны были внести въ край свои капиталы, знанія, таланты и благоустроенными большими хозяйствами послужить образцовымъ примромъ для крестьянъ-колонистовъ. Участки предполагалось частью продавать съ торговъ, а частью отводить безплатно до 50 десятинъ въ одн руки, съ обязательствомъ обработки. Но на торги никто не явился, а для дароваго полученія участковъ нахлынула такая масса охотниковъ, что относительно ихъ желанія спекулировать на счетъ казенной даровщинки не было никакого сомннія. Всего на даровыхъ условіяхъ было роздано въ этотъ періодъ 6,153 десятины, въ числ 133 участковъ, на которыхъ до настоящаго времени заведено хозяйство только въ девяти участкахъ!
Посл неудачи первыхъ торговъ было ршено допустить продажу земель по выбору самихъ покупателей, но не свыше 3,000 дес. въ одн руки. Продажная цна назначена по 10 руб. за десятину и деньги разршалось уплачивать въ теченіе 10 лтъ. Конечно, владльцевъ уже не стсняли обязательствами обработки земли и на добрую ихъ волю предоставлялось служить или не служить культурною силой и быть или не быть образцами раціональнаго хозяйства.
Былъ принятъ и еще одинъ способъ колонизаціи порожнихъ земель — пожалованіемъ какъ высшимъ чинамъ администраціи, за ихъ кавказскую службу, такъ и нкоторымъ другимъ лицамъ. ‘Эта раздача лучшихъ въ округ земель,— говоритъ оффиціальный источникъ, которымъ я пользуюсь, — точно также не привела къ той цли, ради которой была допущена, во, напротивъ, усилила спекуляцію и надолго затормазила правильный ходъ колонизаціи.
Я боюсь утомлять читателя мелкими подробностями неудачъ предпринятой колонизаціи и представлю ему лишь общіе ея результаты. Въ 15 лтъ поселено въ Черноморскомъ округ въ селеніяхъ 10 т. душъ обоего пола, а въ городахъ 12 т. Среднимъ числомъ на милю крестьянское населеніе составляетъ только 106 ч., тогда какъ у кочующихъ калмыковъ считается на милю 164 ч., а на Кавказ вообще 675 ч. на милю.
По національностямъ колонисты составляютъ именно смсь е племенъ, нарчій, состояній’. Между ними и русскіе, и нмцы, и чехи, и молдаване, и греки, и армяне, и черкесы. Русскихъ, конечно, всего больше. Степень благосостоянія, которой достигли колонисты, очень не одинаковая. Нкоторыя селенія обжились и хорошо устроились, за то другія не подвинулись ни на шагъ впередъ со времени водворенія и бдствуютъ такъ же, какъ они бдствовали вначал. Наимене способными колонизаторами оказались русскіе: ‘имъ не удалось, хотя сколько-нибудь удовлетворительно, устроить свои хозяйства, они плохо выдерживаютъ лихорадочный климатъ, не могутъ привыкнуть къ горной мстности и мечтаютъ лишь объ обратномъ выселеніи на равнины, на которыхъ жили въ прежнее время. Если у нкоторыхъ русскихъ поселянъ хозяйство идетъ удачне, то нельзя не обратить вниманія на то, что даже и у подобныхъ хозяевъ обрабатываются только одн ровныя поляны, склоны же горъ и холмы, бывшіе у горцевъ въ обработк, зарастаютъ лсомъ и кустарниками’.
Самыми удачными вышли поселенія чеховъ, молдаванъ и другихъ инородцевъ, а также, конечно, и черкесовъ, какъ коренныхъ обитателей края.
Кром земель, отведенныхъ въ надлъ крестьянамъ, роздано еще боле 90 т. дес. лучшей въ округ земли.
Изъ всей этой массы розданной и проданной земли обработано только 420 десятинъ или меньше 1/2 процента!
Эти свднія я беру изъ опубликованной въ газет Кавказъ ‘Поздки его сіятельства главноначальствующаго гражданскою частью на Кавказ но Кубанской области и Черноморскому округу’. Свднія эти не только вполн оффиціальныя, но и прямо устанавливающія взглядъ теперешней высшей администраціи Кавказа на его заселеніе. Оказывается, въ послднемъ вывод, что ‘богато одаренный природою край, вмщавшій въ себ стотысячное горское населеніе, представляетъ, посл 15-ти лтнихъ заботъ объ его колонизаціи, почти пустыню… Ни въ какой другой части имперіи не предоставлялось поселенцамъ такихъ значительныхъ льготъ и не выдавалось такихъ щедрыхъ пособій, какъ въ Черноморскомъ округ, а, между тмъ, многіе изъ поселенцевъ считаютъ себя до сихъ поръ временными пришельцами и готовы во всякое время покинуть мста, насиженныя въ продолженіе 15 лтъ. Очевидно, что въ план заселенія округа и въ способахъ его исполненія были допущены крупныя ошибки’. Одною изъ причинъ неудачи считается отсутствіе хорошо устроенныхъ дорогъ, и пока дороги не будутъ устроены, не можетъ быть приступлено и къ правильной колонизаціи.
Конечно, нельзя отрицать, что пути сообщенія играютъ въ дл колонизаціи не малую роль. Но вопросъ вотъ въ чемъ: долженъ ли сначала явиться поселенецъ и самъ устроить не только дороги, но и школы, и церкви, и телеграфы (такъ, по крайней мр, поступаютъ американцы), или же боле правильно устроить сначала всю обстановку для поселенца и уже затмъ водворить его въ готовый домъ и на готовое хозяйство? Кажется, и подобные опыты бывали. Въ Сибири и до сихъ поръ можно встртить по большой дорог дома съ заколоченными окнами. Это были тоже готовые дома съ готовыми хозяйствами, куда водворяли поселенцевъ, да только поселенцы разбжались. И на Кавказ были опыты поселенія съ усиленными денежными и всякими другими пособіями и даже съ готовымъ провіантомъ, что же вышло? Поселенцы запьянствовали, загуляли и на половину вымерли. И почему это русскій оказывается везд и во всемъ какимъ-то неудачникомъ? Многое, конечно, нужно приписать его вин, но многое зависитъ и отъ вншнихъ условій, которыя совсмъ не въ его власти. У насъ все длается какъ-то силой, да нажимомъ, и до сихъ поръ еще не перевелись попечители и опекуны, которые то вышлютъ переселенцевъ силой или по жеребью, то выберутъ имъ мсто, по своимъ соображеніямъ, гнилое, болотное, ядовитое, то отправятъ для колонизаціи людей, совсмъ къ этому неспособныхъ, или превратятъ колонизацію въ ссылку, и затмъ оказывается, что колонизація не удалась только потому, что забыли выстроить дороги.
И въ то время, когда гд-то тамъ, внизу, маленькіе люди карабкаются, копошатся, какъ муравьи, обязанные изображать изъ себя культурную, цивилизующую силу, вносящую Европу въ Азію,— другая волна, волна крупная, захватывающая широко, разливается потокомъ и вершитъ свое дло, не встрчая ни неудачъ, ни смертоносныхъ лихорадокъ. У насъ только маленькимъ ничего не удается. И на Кавказ представителями цивилизаціи явились тоже только т, кто могъ взять побольше. Не знаемъ, насколько заслуживаетъ вроятія сообщеніе новороссійскаго корреспондента газеты Кавказъ, что ‘Цемесская долина съ окрестностями заняла первое мсто въ ряду другихъ вновь заведенныхъ хозяйствъ на Черноморскомъ берегу’ и что руководящее начало по части высшей культуры дается благоустроенными хозяйствами гг. Пиленко, Пенчула, Гейдука, Мензелинцева, Каткова, Лилле и другихъ. Самъ корреспондентъ, кажется, сомнвается въ этомъ, ибо замчаетъ, что ‘одинъ въ пол не воинъ’. Но, вдь, и кром того извстно, что крупныя владнія, очень выгодныя тмъ, кому они принадлежатъ, особыхъ услугъ культур нигд и никогда не оказывала и ни въ какомъ случа не могутъ служить колонизующею силой. Для этого требуется масса мелкихъ, энергичныхъ я дятельныхъ непосредственныхъ работниковъ, тхъ неутомимыхъ и безстрашныхъ піонеровъ, способныхъ преодолвать всякія препятствія, которыми только и создавалась успшная колонизація пустырей и новыхъ земель. Крупные владльцы могли создать Виргинію и невольничество, невдомое до нихъ въ Америк, но они были не въ силахъ создать сверныхъ американскихъ колоній съ ихъ энергическимъ, предпріимчивымъ, образованнымъ и свободнымъ населеніемъ.
Кавказъ, пока онъ не выработаетъ для себя піонеровъ колонизаціи и не привлечетъ къ себ отдльныхъ дятельныхъ, энергичныхъ и знающихъ силъ, способныхъ не только къ механическому труду, но и способныхъ развить въ себ власть надъ кавказскою природой, останется вчно бдною, пустынною степью, какого бы состоянія ни достигали отдльные крупные владльцы. И эти отдльные богатй чмъ больше будутъ шириться и забирать силу, тмъ большую массу мелкихъ производителей они будутъ подчинять своей власти, но Кавказъ отъ этого не станетъ ни богаче, ни благосостоятельне, и все больше и больше будетъ утрачивать свое значеніе, какъ колоніи. Latifundia не создали благоденствія Риму, а, напротивъ, привели его къ бдности. Теперь на Кавказ пять милліоновъ жителей, но онъ можетъ прокормить еще 45 милл. Превратите земли, на которыхъ могли бы помститься эти 45 милл. людей, въ крупныя отдльныя хозяйства, куда вы помстите излишекъ русскаго населенія, когда ему понадобятся свободныя земли Кавказа? Главная ошибка Кавказа заключается въ томъ, что онъ въ колонизаціи, вмсто государственнаго начала, выставилъ на первое мсто начало личное. И любопытно, что, несмотря на рядъ неудачныхъ опытовъ, повторявшихся и въ Оренбургскомъ краю, и въ Самарскомъ, и въ Уфимскомъ, и на Кавказ, личное начало до сихъ поръ еще признается какимъ-то могучимъ факторомъ благосостоянія и общественнаго развитія.
Намекъ на ту роль, какую этотъ факторъ сыгралъ уже на Кавказ, читатель могъ замтить въ приведенномъ выше отзыв г. Иванова о русскомъ колонист. Этотъ колонистъ, расхитившій природныя богатства Кавказа, есть тавричанинъ. Тавричане — выходцы изъ Таврической губерніи и потомки молоканъ, въ конц прошлаго и начал ныншняго столтій переселенныхъ насильно или переселившихся добровольно въ Таврическую губернію. Въ Таврической губерніи они получили большіе надлы и, ‘благодаря хорошимъ матеріальнымъ условіямъ жизни и парившей среди нихъ строгости нравовъ, изъ нихъ выработалась совершенно особенная, крпкая, чрезвычайно развитая физически, умная, энергичеческая, трезвая и крайне умренная раса людей,— говоритъ г. Абрамовъ’ (Дло, 1883 г.). ‘Къ сожалнію,— продолжаетъ г. Абрамовъ,— они сосредоточили вс силы своей души исключительно на достиженіи возможно большихъ матеріальныхъ выгодъ. Къ этому въ значительной мр толкало ихъ безправное положеніе, при которомъ ихъ грабили и обдирали вс, кто хотлъ, и благодаря которому они могли существовать спокойно, только пуская въ ходъ деньги. Суровая дйствительность научила ихъ видть въ деньгахъ главную силу жизни’. И та же неприглядная дйствительность сплотила ихъ въ крпкое, тсное общество и научила глядть враждебно на всхъ, кто не принадлежитъ къ ихъ обществу. ‘Здсь мы видимъ,— говоритъ г. Абрамовъ,— одно изъ печальныхъ послдствій той несчастной политики, которая такъ долго практиковалась по отношенію въ раскольникамъ’. Но здсь же можно усмотрть еще и другое. Можно усмотрть вообще воспитательное вліяніе тхъ или другихъ обстоятельствъ, способныхъ создавать совсмъ новые типы людей. А это даетъ не только надежду, но и увренность, что при благопріятныхъ условіяхъ, которыхъ пока лишена русская деревня, она можетъ создать и тотъ типъ піонера колонизаціи, котораго пока Россія не иметъ, чтобы вносить на Востокъ культурное вліяніе и исполнять свою цивилизаторскую миссію. Съ тмъ же, что есть и съ чмъ мы пытаемся служить общечеловческому прогрессу, настоящей цивилизаціи мы на Востокъ не внесемъ. ‘Тавричанъ’ въ нкоторыхъ мстахъ и до сихъ поръ зовутъ молоканами, но они уже давно перестали быть ими. Хотя нкоторые изъ нихъ и числятся православными, но это только ‘политика’. Ихъ религія заключается въ нажив и деньги — ихъ единственный богъ, которому они молятся. Между собой тавричапе держатся дружно и сплоченно и оказываютъ другъ другу поддержку, но за то всю остальную массу населенія они эксплуатируютъ съ тою безпощадною, безжалостною и холодною, разсудочною безсердечностью, которая составляетъ принадлежность кулака.
Тавричане, занявшись овцеводствомъ, скоро разбогатли до того, что для ихъ стадъ не хватало мста въ Таврической губерніи. Тогда они разошлись съ своими стадами по всему югу Россіи, начиная съ Бессарабіи и кончая Терскою областью. Очень можетъ быть, что на этомъ дло бы и кончилось, т.-е. тавричане остались бы тми же тавричанами-овцеводами. Но явилось одно обстоятельство, творцами его, конечно, непредвиднное, создавшее тавричанамъ совершенно новое общественное положеніе, и тавричане превратились въ крупныхъ ландъ-лордовъ. Случилось это такъ. На юг и юго-восток Россіи, съ цлью созданія крупнаго землевладнія и насажденія культуры, огромныя пространства земли были розданы козачьимъ офицерамъ и вообще военнымъ и гражданскимъ чинамъ. Конечно, ни офицеры, ни чиновники не знали, что имъ длать съ этою землей и какъ насаждать въ кра культуру, и потому почти вс подобныя земли попали, въ конц-концовъ, въ руки тавричанъ. О размр земельныхъ владній тавричанъ читатель можетъ судить послдующимъ цифрамъ, которыя я беру изъ Свернаго Кавказа. Мазаевъ, напримръ, скупилъ въ Баталпашинскомъ узд у различныхъ лицъ 4,697 дес., онъ же купилъ у горцевъ близъ рки Урупа 3,190 дес., кром того, хутора его на арендуемыхъ земляхъ раскинуты по всему Ейскому узду. Площадь арендуемыхъ имъ дополнительныхъ падловъ только въ трехъ станицахъ составляетъ 42,987 дес., но онъ владетъ дополнительными надлами еще четырехъ станицъ. Два брата Петрика купили на правомъ берегу Кубани 6,250 дес., у генерала Баженова 3,054 дес., у генерала Зотова 4,090 дес. Хутора этихъ братьевъ-тавричанъ раскинуты по всему Сверному Кавказу и въ особенности въ сверной части Кубанской области, на земляхъ, арендуемыхъ за самую низкую плату у войска и станичныхъ обществъ. Въ одномъ мст братья Петрики арендуютъ 10,890 дес., а въ Кущейской степи 80,053 дес. Братья Николенко скупили у князя Святополкъ-Мирскаго 3,005 дес. и у генерала Филиписона 6,039 дес., у генерала Ольшевскаго 4,052 дес., у генерала Тарханъ-Моуравова 3,025 дес., у генерала Козловскаго 5,500 дес. Цифры внушительныя и, какъ нужно думать, ниже дйствительныхъ, потому что относятся къ 1882 году.
При пропорціональномъ отношеніи силъ крупное земледліе бывшихъ пастуховъ-чабановъ, можетъ быть, и не нарушило бы гармоніи отношеній съ мстнымъ населеніемъ, но разъ поднявшійся кулакъ не знаетъ никакой пропорціи и сейчасъ же начинаетъ давить и пользоваться всми правдами и неправдами. Въ этомъ случа сибирскій ‘кадыкъ’ и кавказскій тавричанинъ сформировались по одному типу и дйствуютъ по одному закону наживы, являясь разлагающею общественною силой, творящей смуту и разоренье и нарушающей спокойное и правильное теченіе жизни. Конечно, тавричанинъ, пока онъ тавричанинъ, и долженъ поступать такъ, какъ онъ поступаетъ. Овцеводъ, владющій громадными стадами, по мр того, какъ стада его увеличиваются, долженъ увеличивать для нихъ и пастбища. Но вотъ, что, при теперешнемъ общественномъ развитіи тавричанина и при условіяхъ нашей жизни, можетъ возникнуть изъ этой вполн естественной причины.
Есть въ Екатеринодарскомъ узд Бузиновскій поселокъ, лежащій въ десяти верстахъ отъ станицы Новомалороссійской. По какому-то межевому проекту вышло такъ (все это подробно объясняетъ Сверный Кавказъ), что 30,000 дес. земли оказались у нкоторыхъ станицъ излишними и опредлены въ дополнительные надлы другимъ станицамъ, яко бы нуждающимся въ земл. Пронюхавъ, что въ окрестностяхъ Новомалороссійской станицы объявилась излишняя земля, тавричане поспшили въ Екатеринодаръ и устроили дло такъ, что земля эта оказалась ими арендованной отъ 70 коп. и до 1 руб. 20 коп. за десятину. Какъ все это случилось, неизвстно, и корреспондентъ не берется даже объяснить, хотя и пишетъ со словъ крестьянъ и тавричанъ. Часть населенія Бузиновскаго поселка подчинилась этой неожиданной бд и переселилась въ Новомалороссійскую станицу, но другая часть захотла искать правды и послала куда-то своихъ ходоковъ. А, между тмъ, тавричане понастроили на арендованной земл дома, сараи, помщенія для овецъ, для крупнаго скота, затмъ нагнали скотъ, опахали поселокъ межой и запретили бузиновцамъ выгонять свой скотъ за межевую борозду. Читатель ужь, конечно, догадывается, чмъ кончилась эта ‘обыкновенная исторія’. Одни считали себя въ своемъ прав, другіе — въ своемъ. Пошло въ ходъ дреколіе, трое оказались убитыми, нсколько человкъ ранеными. Потомъ у бузиновцевъ явились союзники и подъ защитою коннаго и пшаго вооруженнаго конвоя бузиновцы стали увозить сно, заготовленное тавричанами. Какъ разсказываетъ корреспондентъ, тавричане пользовались арендною землей безъ всякихъ документовъ. Корреспонденція оканчивается такъ: ‘по послднимъ извстіямъ, шестеро бузиновцевъ посажены въ тюрьму и послдуютъ въ ссылку. Бузиновцанъ (не козакамъ) предоставлено возвратиться въ Россію’.
Конечно, другаго конца и нельзя было ожидать, но такъ какъ настоящій очеркъ посвященъ колонизаціи Кавказа, то вопросъ, конечно, не въ томъ, какой конецъ имло бузиновское дло, а въ томъ, какой конецъ можетъ грозить всему Кавказу, если его колонизаторами, просвтителями и гражданскими устроителями явятся тавричане. Мы уже знаемъ, какіе ‘гражданскіе’ порядки создалъ кулакъ (тотъ же тавричанинъ) въ Сибири и какъ онъ развратилъ деревенскую администрацію, неужели и изъ Кавказа онъ сдлаетъ Сибирь?