Время на прочтение: 13 минут(ы)
Тихомиров П. В. Очерки по гносеологии: [Из лекций, читанных в Московском Университете] // Богословский вестник 1908. Т. 1. No 4. С. 693-706 (3-я пагин.).
ОЧЕРКИ ПО ГНОСЕОЛОГІИ 1).
1) Изъ лекцій, читанныхъ въ Московскомъ Университет въ теченіе осенняго семестра 1906 года.
I.
Какъ исторически создалось преобладаніе въ современной философіи гносеологическаго интереса?
Было время, когда философы вопросами гносеологическими, или вопросами теоріи и критики познанія, совсмъ не занимались или занимались мимоходомъ, какъ бы случайно и не сознавая ихъ особенной, принципіальной важности. Такъ было въ античной философіи. Греческіе мыслители предпочитали осуществить задачу познанія всхъ ‘божескихъ и человческихъ вещей’, а не размышлять много о разршимости этой задачи и о средствахъ ея разршенія. Настало время, когда философія почти исключительно занимается вопросами гносеологическими, а отъ гордаго притязанія на познаніе всхъ ‘божескихъ и человческихъ вещей’ отреклась настолько основательно, что назвать какого-либо философа ‘метафизикомъ’ сдлалось равносильнымъ нанесенію ему тяжкаго оскорбленія или опороченію его добраго имени. Это время — наше время. Противоположность интересовъ и задачъ съ интересами и задачами философіи античной — самая полная!
Что же произошло за тотъ долгій періодъ времени, который отдляетъ насъ отъ грековъ? Откуда такая ‘переоцнка цнностей’?
Окидывая общимъ взглядомъ исторію философіи отъ алеса до нашихъ дней, мы видимъ любопытную и въ своемъ род единственную картину — полнаго разгрома и крушенія тхъ началъ и притязаній, которыя нкогда побдоносно покоряли себ умы мыслящаго человчества и привлекали самыхъ геніальныхъ работниковъ къ созиданію грандіозныхъ, всеобъемлющихъ и всеобъясняющихъ системъ философіи. Разгромъ этотъ совершенъ положительными науками, которыя сначала довольствовались скромной и подчиненной ролью по отношенію къ философіи (даже ролью простыхъ частей ея), а потомъ исподволь эмансипировались, научились стоять на своихъ собственныхъ ногахъ и, наконецъ, такъ гордо подняли голову, что ихъ родоначальниц и прежней цариц, философіи, пришлось уже идти на копромиссы и размежевываться съ ними, какъ съ равноправными претендентками на познаніе міра. Но и такое положеніе скоро стало для философіи лишь пріятнымъ воспоминаніемъ. Позитивизмъ, подъ знаменемъ котораго стали наиболе преуспвшія науки (главнымъ образомъ, естественныя), подписалъ смертный приговоръ философіи въ старомъ смысл этого слова и объявилъ себя единственною философіей. Отъ этого разгрома философія не оправилась и досел. Потому то теперешніе философы, за рдкими исключеніями, такъ и стыдятся прослыть ‘метафизиками’.
Но вмст съ этимъ разгромомъ античныхъ традицій, объ руку съ нимъ, въ самой философіи нарождалось и развивалось движеніе, которое на мсто упраздняемыхъ принциповъ, притязаній и задачъ выдвигало новыя предпріятія, съ наукой не конкуррировавшія, даже содйствовавшія ей въ разрушеніи метафизики, но, во всякомъ случа, спасавшія отъ истребленія имя и честь философіи. Это были работы по теоріи и критик познанія. Начавшись съ скромныхъ и даже позитивно настроенныхъ ‘опытовъ’ и ‘изслдованія’ Локка и Юма, это движеніе въ лиц Лейбница показало, что на солидномъ гносеологическомъ базис философія можетъ отважиться и на метафизическую антрепризу, а въ безсмертной Кантовой ‘Критик чистаго разума’ оно воздвигло такую твердыню, о которую безсильно разбиваются волны самаго энергичнаго антифилософскаго натиска. Правда, базируясь на эту твердыню, нкоторые предпріимчивые и смлые умы (Фихте, Шеллингъ, Гегель, Шопенгауэръ) ршились заговорить въ прежнемъ авторитетно-философскомъ тон и попытались снова привести мыслящее человчество къ присяг на врность метафизик: но эта попытка едва не стоила жизни философіи, потому что чмъ сильне было обаяніе этой ‘поэзіи понятій’, и чмъ полне ея тріумфъ, тмъ скандальне оказалось ея крушеніе. Боле всего скопрометировала философію наиболе нашумвшая Гегелевская система: въ ней вполн воскресъ властный античный духъ,— любопытно отмтить, что именно въ стил античныхъ философовъ Гегель отрицалъ значеніе гносеологіи, заявляя, что ея притязанія такъ же нелпы, какъ желаніе научиться плавать, не входя въ воду. За краткимъ шумнымъ успхомъ послдовалъ столь же шумный провалъ: философію стали высмивать,— яросто только цитируя Гегеля (срав., напр., въ извстной книг: А. Eiehl, Der philosophische Kriticismus, B. 2. T. 2., SS. 120—127). Былъ моментъ, когда казалось, что позитивизмъ достигъ окончательной побды.
Но, говоритъ одинъ изъ свидтелей этого момента (извстный Альб. Ланге), ‘какъ разбитая армія высматриваетъ крпкій пунктъ, гд она надется снова собраться и привести себя въ порядокъ, такъ повсюду послышался въ философскихъ кружкахъ того времени пароль: вернуться къ Канту (Zurack nach Kant)’! И вотъ, въ половин прошлаго столтія ‘серьезно взялись за это возврашеніе къ Канту (рчь идетъ ближайшимъ образомъ о Германіи, досел являющейся главной философской мастерской) и при этомъ случа нашли, что точка зрнія великаго Кенигсбергскаго философа, въ сущности, никогда еще не могла быть названа съ полнымъ правомъ опровергнутой,— что есть даже всяческія основанія, побуждающія вникнуть въ глубины Кантовой системы самыми строгими изысканіями, какія до сихъ поръ прилагались изъ всхъ философовъ почти къ одному Аристотелю (А. Ланге, Исторія матеріализма, пер. Страхова, изд. 2-ое, стр. 327).
Права гносеологическихъ изысканій въ предлахъ самой философіи теперь безусловно признаны. Но вмст съ тмъ признана и рискованность метафизическихъ экскурсій: судьба Фихте-Шеллинго-Гегелевской ‘романтики понятій’ еще слишкомъ хорошо памятна. Школа новокантіанцевъ, имманентная философія, эмпиріокритицизмъ — вотъ наиболе авторитетные теперь представители философской мысли, а они сводятъ всю философію къ гносеологіи. Даже склонные къ метафизик мыслители (Фехнеръ, Лотце, Гартманъ, Вундтъ) отводятъ много мста гносеологическому обоснованію своихъ системъ. А заносчивую фразу: ‘выучиться плавать, не входя въ воду’, теперь ужъ никому не придетъ охоты повторять.
Вотъ какъ созидалось то современное положеніе гносеологіи и полное поглощеніе ею всей философіи, о которомъ мы говорили въ самомъ начал.
Гносеологія, какъ контрольная инстанція правом 123,рности философской работы и пропедевтика въ выработк міровоззрнія.
Но не одн только вншнія перипетіи исторической борьбы философіи за свое существованіе, не одни только тактическіе соображенія этой борьбы и личный подборъ работниковъ въ философской области создали гносеологіи такое преобладающее, почти исключительное положеніе. Въ результат этой борьбы и этого подбора получилось, во всякомъ случа, нкоторое реальное и обими сторонами признаваемое размежеваніе философіи съ спеціальными науками, а съ другой стороны,— и установка положительныхъ задачъ философіи. Блюстительницей этого результата, инстанціей въ которой ршается вопросъ о правомрности тхъ или иныхъ притязаній, въ случаяхъ столкновенія между научнымъ и философскимъ изслдованіемъ, и тхъ или иныхъ попытокъ разршенія положительныхъ задачъ философіи,— такой ршающей инстанціей является въ настоящее время гносеологія.
Свое воззрніе на положительныя задачи философіи мы раскрыли въ сочиненіи: ‘Исторія философіи, какъ процессъ постепенной выработки научно обоснованнаго и истиннаго міровоззрнія’ (изд. въ 1899 г., стр. 37). Сущность его вкратц можетъ быть резюмирована такимъ образомъ. Научныя задачи философіи состоятъ въ изслдованіи и ршеніи общихъ вопросовъ міропознанія и жизнепониманія, обсужденіе которыхъ лежитъ вн сферы прямыхъ задачъ спеціальныхъ наукъ, да въ большинств случаевъ — и вн компетенціи послднихъ. Спеціальныя науки такое или иное ршеніе этихъ вопросовъ то молчаливо и безъ доказательствъ предполагаютъ, то совершенно игнорируютъ. Но, во всякомъ случа, он не могутъ обойтись безъ извстныхъ общихъ понятій и принциповъ (апріорные элементы наукъ), принимаемыхъ совсмъ догматически. Въ качеств примровъ можно указать на извстныя представленія о пространств въ геометріи, о пространств и времени въ механик, о свобод воли, вмняемости и нравственной отвтственности въ юридическихъ наукахъ, о природ духовнаго начала въ психологіи, о бытіи и чувственныхъ свойствахъ тлъ въ физик и химіи и т. д. Поскольку спеціально-научная работа принимаетъ философскій характеръ, эта догматичность, конечно, ослабляется, но въ повседневной своей работ науки обыкновенно не чувствуютъ нужды въ философскомъ отношеніи къ этимъ своимъ элементамъ. Философія, длая эти общія понятія и принципы предметомъ своего спеціальнаго изслдованія, частію углубляетъ фундаментъ спеціальныхъ наукъ, частію провряетъ его прочность. Никто не можетъ оспаривать, что она въ этомъ случа иметъ свой собственный предметъ. Она освобождаетъ научное знаніе отъ догматизма и приводитъ въ ясность послднія основы знанія. Но этого мало. Міръ, какъ цлое, ускользаетъ отъ раздробленнаго спеціализаціей вниманія наукъ. Лишь философія, познающая цну и относительное значеніе различныхъ научныхъ предпосылокъ, въ состояніи правильно поставить самый вопросъ то о бытіи въ его цломъ и искать условій для ршенія этого вопроса. Если, затмъ, мы только вообразимъ себ эту послднюю сторону философской задачи выполненной, то безъ труда поймемъ, что философія не можетъ ограничиться только провркой, углубленіемъ и синтезированіемъ критически провренныхъ предпосылокъ спеціальныхъ наукъ. Несомннно, что спеціальныя науки еще не настолько полно захватили для своего изслдованія разныя сферы дйствительности, чтобы не оставалось боле не только невдомыхъ, но даже и не подозрваемыхъ уголковъ міра. Такимъ образомъ, синтезъ философски провренныхъ предпосылокъ спеціальныхъ наукъ еще отнюдь не даетъ кар. тины цлаго міра. Эту картину философія должна конструировать, продолжая и распространяя предположенія наукъ въ стороны, де предусматриваемыя прямыми интересами спеціальнаго изслдованія, и дополняя ихъ нкоторыми новыми предположеніями (гипотезами), которыя стоятъ въ логическомъ согласіи съ первыми и необходимы для полнаго и систематическаго міровоззрнія.
Но если современная философія еще сравнительно безспорно можетъ находить для себя предметъ и задачи, не захваченные спеціальными науками, то самая возможность ршать эти задачи и изслдовать этотъ предметъ, напротивъ, весьма сильно оспаривается какъ противниками философіи вообще, такъ равно и многими изъ философовъ. Часто приходится и читать и слышать, что философскія проблемы и предметы философскаго изслдованія лежатъ за предлами достоврно познаваемаго,— образуютъ область темныхъ и произвольныхъ догадокъ, поле безконечныхъ и безплодныхъ споровъ. Самое имя метафизики или ученія о сущности вещей, какъ мы видли, въ устахъ многихъ является синонимомъ фантастическихъ и ненаучныхъ построеній. Философію нердко хотятъ изгнать изъ семьи наукъ и отнести къ искусствамъ, поставить наряду съ поэзіей. Такое отношеніе къ положительнымъ задачамъ философіи, какъ мы видли, иметъ свое историческое основаніе. Но чтобы не быть простымъ предразсудкомъ, а имть и логическое оправданіе, оно должно опираться на научное изслдованіе условій и границъ достоврнаго знанія. Съ другой же стороны, и философы, врящіе въ возможность положительнаго ршенія своихъ проблемъ, обязаны, въ свою очередь, оправдать эту вру подобнымъ же изслдованіемъ познавательныхъ способностей человка.
Такимъ образомъ, два противоположныхъ интереса относительно философіи приводятъ къ одной и той же задач. На первый планъ въ современныхъ философскихъ изслдованіяхъ естественно выдвигаются вопросы гносеологическіе. На этой почв философія должна вести борьбу за свое существованіе въ качеств науки. Здсь же должна она искать опоры и для своихъ положительныхъ построеній и указанія на границы и методы своего изслдованія. Отсюда становится вполн понятнымъ, почему среди современныхъ философскихъ произведеній преобладаютъ гносеологическія изслдованія. Философы, убжденные въ невозможности метафизики, сводятъ всю научную часть философіи къ теоріи и критик познанія, объявляя изслдованіе всхъ такъ называемыхъ трансцендентныхъ или метафизическихъ вопросовъ чисто отрицательной дисциплиной или же особаго рода умственныхъ творчествомъ, имющимъ только субъективную цнность. Сторонники же метафизики видятъ въ гносеологіи необходимую пропедевтику къ метафизическимъ изслдованіямъ. Не оправдавъ научно своей гносеологической точки зрнія, метафизикъ всегда подвергнется упреку въ ненаучномъ, догматическомъ отношеніи къ своимъ задачамъ. Это обстоятельство создаетъ большія трудности для научной разработки положительныхъ философскихъ задачъ. Прогрессивное движеніе философіи необходимо тормозится спорностью и не установленностью гносеологическихъ принциповъ. Поэтому такъ мало сравнительно философскихъ силъ посвящается теперь разработк метафизики {Приведенное въ этой глав резюмэ нашихъ воззрній на положительныя задачи философіи можно читать также въ стать нашей: ‘Гносеологія Риля’,— въ ‘Вопросахъ философіи и психологіи’, кн. 58, стр. 433—435.}.
Необходимость систематическаго изученія гносеологіи въ высшихъ школахъ.
Итакъ, мы видимъ, какое важное значеніе для философской работы въ настоящее время иметъ гносеологія. Этимъ значеніемъ, мы думаемъ, оправдывается польза и необходимость систематическаго, а не историческаго только или даже историко-критическаго изученія ея въ нашихъ высшихъ школахъ. Эта польза и необходимость давно сознаны на запад. Тамъ въ обозрніяхъ университетскаго преподаванія вы всегда увидите — ‘Erkenntnisslehre’ или ‘Erkenntnisstheorie’ (иногда вмст съ логикой — ‘Logik und Erkenntnisstheorie’). У насъ до послдняго времени этого почти нигд не было. У насъ въ университетахъ изученію философіи вообще до послдняго времени было отведено довольно скромное мсто — въ систем историко-филологическаго образованія: философія являлась только однимъ изъ элементовъ этого образованія. Соотвтственно этому, и изученіе ея сводилось, по большей части, къ изученію исторіи философіи. Да и это являлось въ сущности выступленіемъ изъ рамокъ, намченныхъ университетскимъ уставомъ 1884 года. Послдній проектировалъ изученіе только Платона и Аристотеля. Для осуществленія такой скромной задачи считалось достаточнымъ имть въ университет только одного профессора философіи. Нужны были особыя ходатайства нкоторыхъ университетовъ, чтобы увеличить количество штатныхъ преподавателей до двухъ. Но и это досел сдлано не везд. Насколько ненормально такое положеніе дла,— едва ли нужно разъяснять. Достаточно сказать, что въ Германіи, напримръ, наоборотъ, науки историческія, филологическія, математическія и естественныя входятъ въ составъ наукъ философскаго факультета. И дйствительно, если потребность въ выработк міровоззрнія не считать излишней роскошью,— а этого, конечно, не скажетъ ни одинъ историкъ и ни одинъ филологъ,— то отводить изученію философіи такую подчиненную и служебную роль въ высшей степени странно.
Если, такимъ образомъ, изученіе философіи въ университет должно имть самостоятельное значеніе, подготовлять учащихся къ опытамъ собственнаго философствованія, то ограничивать его одной исторіей философіи совершенно немыслимо. Исторія философіи, безспорно, въ высшей степени важна для этой цли, мало того,— безъ нея шагу нельзя ступить въ самостоятельной философской работ, еще того боле,— самая эта работа должна въ весьма значительной мр состоять въ синтез исторически и критически оправданныхъ результатовъ всего предшествующаго философскаго развитія, наконецъ, мы даже охотно подпишемся подъ положеніемъ, что философія есть въ извстномъ смысл ея исторія: и тмъ не мене, не смотря ни на что это, мы все-таки скажемъ, что одной исторіи философіи для подготовки къ самостоятельному философствованію безусловно недостаточно!
Историко-филологическому факультету Московскаго Университета у насъ въ Россіи принадлежитъ безспорная честь самой полной и правильной оцнки цли и интересовъ изученія философіи. Имя формальное право оставаться на прежней точк зрнія, т. е. на точк зрнія устава 1884 года, онъ однако же не сдлалъ этого, а напротивъ, отнесся къ организаціи философской группы предметовъ преподаванія съ особеннымъ вниманіемъ и обнаружилъ въ этомъ дл такую смлую и широкую иниціативу, какой, насколько мы знаемъ, ни въ одномъ еще русскомъ университет не оказалось. Систематическая философія — и въ ея состав гносеологія — заняла подобающее ей мсто наряду съ психологіей и исторіей философіи.
Если бы даже исторія философіи и должна была давать весь матеріалъ для построенія собственной системы (а этого. конечно, отнюдь нельзя сказать, такъ какъ это равнялось бы запрету дальнйшаго философскаго творчества, которое однако, мы вримъ, не изсякнетъ вчно…), то и тогда систематизаціи и критической обработк этого матеріала все-таки надо учиться. Вдь нельзя же, въ самомъ дл, выбравъ по жребію или слпой симпатіи извстнаго философа, закалать во славу его гекатомбы изъ всхъ несогласныхъ съ нимъ философскихъ системъ и награждать внкомъ безсмертія согласныхъ мыслителей. Вдь философіи нельзя научиться, ее надо создать въ себ и для себя. А для этого надо самому проработать т проблемы, какія выдвигаются на арену современнаго философскаго вниманія всмъ доселшнимъ развитіемъ философіи.
Правда, здсь возникаетъ возраженіе съ другой стороны,— и въ Россіи оно нердко высказывается: можно сказать, что нельзя обязывать профессора создавать философскую систему,— это значило бы заставлять его быть тмъ, въ чемъ, можетъ быть, ему сама судьба отказана… Но, вопервыхъ, почему же такое страшное соображеніе не остановило нмцевъ? Вдь не думаютъ же они, что вс ихъ профессора философіи — прирожденные творцы системъ? Вовторыхъ, разсуждая такъ, пожалуй, и во многихъ наукахъ пришлось бы читать только ихъ исторію… Втретьихъ, требованіе отъ профессора системы философіи вдь еще не предршаетъ степени самостоятельности этой системы: даже изъ попавшихъ въ исторію системъ многія свтятъ заимствованнымъ свтомъ. Вчетвертыхъ, наконецъ, если система будетъ даже лишь систематизаціей и критическимъ отборомъ исторически извстнаго, то и тогда она для иного талантливаго слушателя послужитъ небезполезной канвой.
Только историческое изученіе, какъ одностороннее, представляетъ даже нкоторую опасность, грозитъ создавать только ‘мусорщиковъ интерпретаціи’, а систематическая работа, хотя бы и подъ плохимъ руководствомъ, можетъ пробудить дремлющія творческія силы.
Сказанное о необходимости систематическаго изученія философіи, конечно, прежде всего и, такъ сказать, въ первую очередь примнимо именно къ гносеологіи. Какъ доктрина пропедевтическая и основоположительная, съ которой, во всякомъ случа, придется начинать каждому, кто почувствуетъ призваніе къ самостоятельной философской работ, она должна быть предложена для пробы силъ именно еще въ университет.
Предметъ и задачи гносеологіи.
Теперь мы можемъ обратиться къ ближайшему ознакомленію съ предметомъ и задачами гносеологіи. Очень часто какъ въ ходячихъ представленіяхъ, такъ и въ научно составленныхъ руководствахъ (учебникахъ по введенію въ философію или даже прямо по гносеологіи) задачи и предметъ ея опредляются довольно упрощеннымъ способомъ. Полагаютъ, что какъ преддверіе къ построенію философскаго міросозерцанія, гносеологія должна исполнить свое назначеніе именно въ отношеніи къ этому міросозерцанію, или метафизик. Гносеологія должна ршить, возможна ли, въ какой мр и при какихъ условіяхъ возможна метафизика. Такое упрощенное представленіе иметъ, впрочемъ, свои корни въ довольно почтенной древности. Не восходя даже къ Декарту и Локку, являющимся въ собственномъ смысл его родоначальниками, мы можемъ сослаться на Канта, который аналитическое переложеніе своей ‘Критики чистаго разума’ назвалъ: ‘Prolegomena zu einer jeden knftigen Metaphysik, die als Wissenschaft wird aultreten konnen’, т. е. ‘Пролегомены ко всякой будущей метафизик’ и т. д. Съ тхъ поръ, правда, много воды утекло. Гносеологія сумла многими нитями связаться съ вопросами не одной метафизики, а и другихъ наукъ (равно какъ и философскихъ дисциплинъ), — напр., съ вопросами естествознанія, математики, этики, даже соціологіи. Притомъ, эта связь оказалась обоюдной: не гносеологія только претендовала на эпическую роль судилища вселенной’, но къ ней дйствительно видли себя вынужденными аппеллировать, какъ къ ршающей инстанціи, сами упомянутыя науки. Казалось бы, пора перестать видть въ ней только преддверіе метафизики или, точне, область мытарствъ, чрезъ которыя надо пройти, чтобы попасть въ свтлые чертоги метафизическаго вднія (иногда, впрочемъ, эта вожделнная цль и совсмъ не достигается, какъ, напримръ, у Канта и большинства современныхъ теоретиковъ познанія). Пора бы признать, что гносеологія обслуживаетъ боле широкій и почтенный кругъ потребностей, нежели ршеніе вопроса: ‘быть или не быть’ метафизик?
Между тмъ, какъ мы сказали, такое упрощенное пониманіе очень распространено. Чтобы взять знакомый русскимъ читателямъ примръ, укажемъ на появившуюся не очень давно, во многихъ отношеніяхъ весьма почтенную и компетентную книгу проф. Г. И. Челпанова по введенію въ философію. Здсь читаемъ: ‘Мы желаемъ понять сущность мірового процесса, мы желаемъ дать отвтъ на вопросы, въ чеиъ заключается первопричина міра, что такое душа, существуетъ ли безсмертіе и т. п. Мы надемся разршить эти вопросы прй помощи нашего ума, мы надемся постигнуть при помощи нашего ума вещи, которыя намъ не даны въ нашемъ чувственномъ опыт, которыя недоступны нашему чувственному воспріятію. Но спрашивается, возможно ли такого рода познаніе. Можетъ быть, эти вопросы неразршимы, можетъ быть умъ нашъ по самой природ своей не можетъ разршить ихъ. Изслдованіе того, что нашъ умъ можетъ познавать и чего не можетъ познавать по самой природ своей, и есть задача той философской дисциплины, которая называется теоріей познанія. Одинъ изъ первыхъ указалъ на такое значеніе теоріи познанія для построенія метафизики Кантъ…. Прежніе философы думали, что при помощи чистаго разума, т. е. разума, не пользующагося никакими опытными данными, можно построить метафизику, или науку о сверхчувственномъ мір. Кантъ хочетъ подвергнуть критик именно чистый разумъ, т. е. изслдовать, можетъ ли въ самомъ дл чистый разумъ познавать что либо не данное въ чувственномъ опыт’ (Челпановъ, Введеніе въ философію, изд. 1, стр. 15—16).
Говоря объ ‘упрощенности’ такого пониманія задачъ гносеологіи, мы отнюдь не хотимъ оспаривать его,— мы сами, какъ видно изъ предыдущаго изложенія, считаемъ критическую задачу въ отношеніи метафизики весьма существенной и важной, мы только хотимъ указать на односторонность такого взгляда, его неполноту. А усвоенный въ своей односторонности, онъ грозитъ сдлаться источникомъ заблужденій. Мы уже говорили, что философія вообще и, слдовательно, ядро ея — метафизика — первоначальнымъ матеріаломъ своимъ иметъ общія понятія и принципы спеціальныхъ наукъ (такъ наз. ихъ апріорные элементы), а построенія свои начинаетъ съ восполненія пробловъ и недоговоренностей этихъ наукъ. Ясно, что даже ршая вопросъ о ея возможности и условіяхъ, мы не можемъ этого сдлать, игнорируя линію касанія ея съ науками. Другими словами, въ кругъ своего изслдованія гносеологія должна захватить и общіе принципы наукъ. А такъ какъ многіе свои вопросы то философія вынуждена такъ или иначе ставить отнюдь не по собственному произволу или по независимой внутренней потребности, а въ зависимости отъ результатовъ научной работы или ихъ гносеологической обработки (примрами могутъ служить вопросы о врожденныхъ идеяхъ, о пространств и др.), то, понятно, гносеологія и не можетъ ставить своей задачей ршеніе вопроса о возможности метафизики.
Во избжаніе всякаго недоразумнія, мы просимъ нашу послднюю фразу понимать въ строго буквальномъ и узкомъ смысл, т. е. разумть не боле и не мене того, что мы дйствительно сказали: ‘задачей’ гносеологіи не можетъ быть ршеніе вопроса о возможности метафизики. Но мы не сказали, что разработанная до конца, гносеологія не даетъ отвта на этотъ вопросъ. Почти наврное можно сказать, что этотъ отвтъ въ ней будетъ содержаться. Но задачи свои гносеологія должна опредлять независимо отъ цли полученія этого отвта или, во всякомъ случа, не исключительно ради такого результата.
На основаніи сказаннаго, намъ думается, гносеологію по ея предмету можно было бы врне опредлить, какъ изслдованіе факта и идеала познанія. Этимъ указывается родовой признакъ гносеологіи, ставящій ее въ одинъ классъ съ психологіей и логикой. Но, какъ извстно, правило всякаго опредленія гласитъ: ‘definitio fit per genus proximum et differentiam specificam’. Genus proximum найденъ. Но въ чемъ полагать differentiam specificam? Вдь фактъ познанія изслдуетъ психологія, а его идеалъ — логика. Не подлятся ли задачи гносеологіи между логикой и психологіей, такъ что на долю гносеологіи то ничего и не останется?
Что подобный длежъ вполн возможенъ, это доказывается примрами гносеологическихъ изслдованій подъ именемъ ‘логики’: Кантъ назвалъ всю вторую часть ‘Критики чистаго разума’ трансцендентальной логикой, Тренделенбургъ изложилъ свою гносеологію въ ‘Логическихъ изслдованіяхъ’, Шуппе пишетъ и издаетъ ‘Erkenntnisstheoretische Logik’ и т. д. А въ психологіи отдлъ о познавательныхъ процессахъ образуетъ совершенно законную и весьма видную составную часть.
Протестовать противъ такого длежа, пожалуй, и не было бы надобности, если бы логика и психологія могли при этомъ вполн и исчерпывающимъ образомъ разршить вс гносеологическія задачи. Но чисто описательный и даже въ извстныхъ случаяхъ объяснительный интересъ психологическаго изслдованія, не преслдующаго цли дать матеріалъ для оцнки тхъ или иныхъ познавательныхъ актовъ, заставляетъ опасаться, что многіе имющіе существенное значеніе для гносеологіи вопросы совсмъ не будутъ затронуты. А нормативный интересъ логики {Въ отличіе отъ психологіи, изучающей естественные законы мышленія, логика изучаетъ условія правильнаго мышленія, или его нормативные законы.} не простирается дальше пріемовъ и формъ научнаго мышленія, изъ условій же и предположеній послдняго изслдуются, въ лучшемъ случа, лишь ближайшія {Въ формальной логик они совсмъ не изслдуются.}. Такимъ образомъ, отъ психологіи гносеологія отличается своимъ нормативнымъ характеромъ, а отъ логики — тмъ, что изслдуетъ послднія основанія, самыя отдаленныя предположенія познанія. Въ этихъ двухъ отличіяхъ мы и должны признать differentiam specificam гносеологіи.
Итакъ, полнымъ ея опредленіемъ будетъ:
Гносеологія есть изслдованіе факта и идеала познанія въ его послднихъ основаніяхъ.
Гносеологія, по этому опредленію, является союзомъ логики съ психологіей для вполн опредленной, спеціальной цли — изслдованія ‘послднихъ основаній и предположеній’ познанія. Изслдованіе это производится тми же самыми средствами и путями, какими работаютъ и логика съ психологіей въ своей отдльности. Но безъ указанной специфической цли, ни логика ни психологія могли бы такого изслдованія и не предпринять, да наврно и н предприняли бы.
Съ точки зрнія этого опредленія ршеніе вопроса о возможности метафизики получаетъ въ гносеологіи свое законное мсто, но не захватываетъ всей гносеологіи. Послдняя перестаетъ уже обслуживать метафизическій интересъ, а получаетъ боле общую и широкую сферу вопросовъ. И т нужды спеціальныхъ наук, о которыхъ мы упоминали ране (въ начал этой главы), получаютъ въ ея предлахъ свое законное удовлетвореніе.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
