ПОЛНОЕ СОБРАНЕ СОЧИНЕНЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА
БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНЕ
къ журналу ‘ПРИРОДА и ЛЮДИ’
1909 г.
ПОДЪ РЕДАКЦЕЙ
М. А. Орлова.
Лондонске воры и лондонская полиця
Лондонскй дядюшка
Путешестве по улиц Кодоръ
Старое платье
ЛОНДОНСКЕ ВОРЫ И ЛОНДОНСКАЯ ПОЛИЦЯ.
Воровство въ Англи приняло въ настоящее время такое обширное развите, что самыя утонченныя отрасли его безспорно изумительны, но зато и ловля воровъ для полицейскихъ агентовъ обратилась теперь въ обширную и глубокомысленную науку. Намъ кажется, что человкъ, посвящающй себя самой высшей отрасли этой науки, непремнно долженъ самъ изучить всю изобртательность тончайшаго вора, долженъ имть глубокя познаня человческой натуры, долженъ обладать необыкновеннымъ присутствемъ духа, храбростью, умньемъ сохранять ненарушимое спокойстве въ выражени своего лица, и способностью читать сокровенныя мысли по выраженю лица другихъ людей, долженъ пручать себя къ неутомимой дятельности, къ плодовитой изворотливости и быстрот въ поискахъ, къ особенной находчивости сохранять свое инкогнито въ различныхъ костюмахъ, къ неудачамъ, къ примрному терпню и ко множеству другихъ второстепенныхъ качествъ.
Тотъ не воръ въ Лондон, кто не суметъ стащить вашихъ часовъ, не коснувшись до жилета, и такого вора нетрудно поймать каждому изъ членовъ семнадцати частей лондонской полици: вамъ стоитъ только крикнуть: ‘держи его!’ и онъ въ вашихъ рукахъ. Но украсть изъ вашего кармана деньги, не дотрогиваясь до кошелька, обмануть васъ, что называется, въ глаза, очистить серебро изъ вашего буфета въ течене нсколькихъ минутъ, пока слуга подымется наверхъ доложить вамъ, что обдъ на стол, невидимо таскать изъ лучшихъ магазиновъ цлые куски богатыхъ тканей, красть векселя у молодыхъ сынковъ богатыхъ родителей,— вотъ въ чемъ состоитъ высшее, мастерство артиста-вора высшаго разряда Безъ всякаго сомння, для поимки и наказаня подобныхъ мошенниковъ въ составъ полици должны входить талантливые люди.
Для этой цли, при каждой части лондонской полици имются два чиновника, которые называются ‘слдственными’. Штабъ, или главная квартира, этой команды состоитъ изъ шести сержантовъ и двухъ инспекторовъ. Такимъ образомъ въ ‘Слдственной полици’, извстной почти каждому по слуху, считается сорокъ два человка, которые не имютъ формы и на которыхъ возлагаются самыя трудныя обязанности. Они не только должны противодйствовать всмъ замысламъ безчисленнаго множества воровъ и всякаго рода мошенниковъ, живущихъ однимъ преступленемъ, но и открывать семейныя тайны, изслдоване которыхъ требуетъ величайшей осторожности и дальновидности.
Одинъ примръ покажетъ вамъ всю разницу между полицями обыкновенной и слдственной. Положимъ, что супруга ваша приходитъ въ свою комнату и длаетъ открыте, что туалетъ ея ограбленъ, ея потайные ящики съ драгоцнными вещами пусты, изъ всхъ украшенй у ней остались только т, которыя были надты, ей не оставили ни крошечной булавочки, вс безцнные подарки, полученные ею отъ васъ, когда вы были пламеннымъ женихомъ, исчезли, вашъ собственный минатюрный портретъ, вставленный въ золотую рамку и обсыпанный алмазами, брильянты ея покойной матушки, браслеты, подаренные ей добрымъ батюшкой въ послднй день рожденя въ ея двической жизни, золотыя верхушки съ хрустальныхъ флаконовъ изъ туалетной шкатулки, съ опасностью жизни вывезенной изъ Парижа дядей Джономъ, въ феврал 1848 года,— все, все унесено. Искусный воръ, какъ видно, занимался своимъ дломъ съ удивительнымъ разсчетомъ: онъ не прикасался къ вещамъ обширныхъ размровъ: ни одинъ стулъ не тронутъ съ мста, дороге часы на камин спокойно постукиваютъ, вся комната такъ чиста и такъ нарядна, какъ будто сейчасъ только убрана горничною. Вы поднимаете тревогу, испуганные люди бгаютъ по лстниц, и, наконецъ, комната барыни наполняется челядью. Никто не знаетъ, что и подумать, а между тмъ каждый подаетъ совтъ и высказываетъ свою мысль, ‘какъ бы узнать, кто это сдлалъ’. Горничная заливается горькими слезами, кухарка объявляетъ что съ ней сейчасъ будетъ истерика, и вы кончаете тмъ, что ршаетесь послать за полицей. Ршимость ваша принимается за подозрне и оскорблене честной компани слугъ, и они спускаются въ нижня владня вашего дома, бросая на васъ сердитые взгляды.
Но вотъ является сорокъ девятый нумеръ обыкновенной полици. На лиц его отражается недоумне, хотя онъ и старается придать ему видъ таинственный и проницательный. Его больше глаза осматриваютъ вс углы, вс лица, не пропускаютъ даже и кошки. Онъ пробуетъ вс замки, задвижки, засовы, въ особенности т, подъ которыми хранились похищенныя сокровища, объявляетъ вамъ, что воровство учинено ‘со взломомъ’, и замчаетъ то, что вы сами давно знаете, и именно, что другя, мене цнныя вещи не тронуты. Наконецъ, онъ торжественно отводитъ васъ въ сторону, прячетъ свой фонарь, спрашиваетъ, не подозрваете ли вы своей прислуги, и таинственнымъ шопотомъ своимъ даетъ вамъ понять, что онъ самъ подозрваетъ. Еще разъ окинувъ значительнымъ взглядомъ комнату, онъ отправляется наверхъ въ спальни прислуги и между тюфяками горничной находитъ дрянное кольцо и сломаную серебряную зубочистку. Это открыте изумляетъ васъ. До сихъ поръ вы довряли своимъ слугамъ: но теперь — чего нельзя подумать на нихъ? Вы говорите о взяти ихъ подъ стражу, но ваша жена вступается за нихъ, полицейскй чиновникъ колеблется и объявляетъ, что до ршительнаго приступа къ длу онъ желалъ бы переговорить съ своимъ инспекторомъ.
Еслибъ все это дло оставалось въ рукахъ сорокъ девятаго нумера, то, весьма вроятно, розыски продолжались бы еще до сихъ поръ. Судебныя слдствя, взысканя за безчесте и длопроизводство длилось бы до безконечности и стоило бы вамъ дороже украденныхъ вещей. Но, къ счастью вашему, инспекторъ немедленно посылаетъ къ вамъ человка опытнаго, съ проницательнымъ взглядомъ. Этотъ человкъ объявляетъ себя однимъ изъ двухъ слдственныхъ чиновниковъ десятаго округа. Осмотръ его длится не боле пяти минутъ, затмъ еще пять минутъ, и слдстве кончено. Какъ любитель и знатокъ живописи, съ одного взгляда на картину узнаетъ художника, какъ гастрономъ, отвдавъ вина, опредляетъ его достоинство, такъ точно и слдственный агентъ, но одному только, взгляду на работу, нападаетъ на виновниковъ мошенничества, и почти въ ту же минуту постигаетъ школу или стиль этой работы. Окончивъ осмотръ туалета, онъ бросаетъ минутный взглядъ на парапетъ вашего дома и на античныя наружныя украшеня оконъ. Этотъ осмотръ окончательно убждаетъ агента, и онъ обращается къ вамъ съ слдующими словами:
— Теперь я понимаю, въ чемъ дло, сэръ. По всему видно, что тутъ работалъ кто-нибудь изъ танцовальной школы.
— Возможно ли это!— восклицаетъ обкраденная ваша супруга.— Да наши дти учатся у господина Птито, недалеко отсюда, и я могу уврить васъ, что онъ человкъ весьма почтенный. Что касается до учениковъ его, я…
Слдственный агентъ улыбается и прерываетъ:
— Сударыня, вы не поняли меня. Танцорами мы называемъ особый родъ мошенниковъ, которые васъ обокрали. Надобно замтить вамъ, что каждая отрасль подобнаго ремесла раздляется на шайки, каждая шайка называется школой. Вамъ извстно, что отъ дома подъ нумеромъ восемьдесятъ вторымъ и до конца улицы проче дома не достроены. Весьма вроятно, что воръ безъ всякаго препятствя прошелъ въ одинъ изъ тхъ домовъ, а оттуда пробрался до вашего чердака…
— Но вдь ему нужно было пройти по крайней мр домовъ сорокъ, и почему бы ему не оказать такого предпочтеня другимъ сосдямъ?— вопрошаетъ супругъ.
— Вроятно, потому, что вашъ домъ удобне расположенъ для его мастерства, а еще вроятне, что у вашихъ сосдей не оказывается такихъ драгоцнностей, какъ у вашей супруги.
— Какъ же они узнали, что у моей жены есть брильянты?
— Посредствомъ наблюденй и разспросовъ. Быть можетъ, они употребили цлый мсяцъ для этого предпрятя и строго наблюдали въ это время за вашимъ домомъ, узнали образъ вашей жизни, ваши привычки, время вашего обда, и долго ли вы остаетесь за нимъ, выбрали удобный день, и въ то время, какъ вы дятельно занимались своимъ обдомъ, и слуги ваши суетились около стола, артисты разомъ покончили дло. Вроятно, чтобъ найти врное средство забраться въ вашъ домъ, они продлали множество путешествй по крышамъ, отыскали врную лазейку и спустились въ нее безъ всякаго шума, точь-въ-точь, какъ танцоры.
— Но скажите, есть ли хоть какая-нибудь надежда на возвращене украденныхъ вещей?— спрашиваете вы съ безпокойствомъ, убдившись въ истин словъ агента.
— Я надюсь и уже послалъ нсколько товарищей присматривать за ‘фехтовальными учителями’.
— За фехтовальными учителями?
— Мы называемъ фехтовальными учителями тхъ людей, которые принимаютъ краденыя вещи,— отвчаетъ слдственный агентъ на невинный вопросъ вашей супруги.— Безъ всякаго сомння, они не замедлятъ вынуть алмазы изъ вашихъ уборовъ и растопить оправу.
Супруга ваша тщетно старается подавить невольный вздохъ.
— Теперь довольно поздно, и мы посмотримъ, не происходитъ ли особеннаго шума вблизи этихъ мстъ, и не дымятся ли трубы, гд, обыкновенно, плавятся подобные металлы. Я подозрваю одного чердачника — это извольте видть другое назване танцорамъ — а потому сейчасъ же пойду и узнаю, дйствительно ли это онъ. Кажется, что я не ошибаюсь,— я увренъ, что ‘продавать’ вашу прислугу, подкладывая ей въ тюфяки дрянныя кольца и ломаныя зубочистки, совершенно въ его дух, въ его стил.
Не дале, какъ на другое утро, вы узнаете, что вс предположеня полицейскаго агента — справедливы. Онъ заходитъ къ вамъ во время завтрака, видитъ, что вы провели безсонную ночь, подаетъ вамъ полный списокъ украденыхъ вещей и нкоторыя изъ нихъ приноситъ съ собой для лучшаго удостовреня. Спустя три мсяца, супруг вашей возвращается ея потеря, невинность горничной подтверждена, и вора отправляютъ изъ ‘школы’ на долгя вакаци въ какую-нибудь колоню преступниковъ.
Изъ всхъ трудныхъ подвиговъ, совершаемыхъ штабомъ слдственной команды, мы представили для примра самый обыкновенный случай. Слдственные агенты командируются иногда открывать воровства до такой степени запутанныя, что уму человческому, повидимому, нтъ возможности открыть преступника. Воръ не оставляетъ за собой ни малйшаго слда,— вс концы его дйствй спрятаны въ воду, но опытность агента слдственной полици прямо указываетъ ему путь, невидимый для обыкновеннаго глаза. Недавно въ извстной гостиниц Лондона такъ искусно опустошили чемоданъ одого путешественника, что подозрвать кого-нибудь въ краж не было ни малйшаго повода. Сержантъ слдственной полици, посланный туда произвести слдстве, посл строгаго допроса откровенно признался, что не можетъ разъяснить таинственной загадки. Уже онъ выходилъ изъ спальни, въ которой стоялъ опустошенный чемоданъ, какъ вдругъ на ковр попалась ему рубашечная пуговка. Онъ поднялъ ее, сличилъ съ пуговками рубашекъ, оставленныхъ въ чемодан, и оказалось, что она не подходила къ нимъ. Агентъ ни слова не сказалъ, вышелъ вонъ и остальную часть дня простоялъ на часахъ у самаго входа въ гостиницу. Еслибъ кто-нибудь вздумалъ наблюдать за нимъ, то непремнно принялъ бы его за эксцентрическаго человка, который разсматриваетъ покрой и качество мужскихъ манишекъ и потомъ длаетъ на нихъ свои критическя замчаня. А между тмъ дло заключалось въ томъ, что онъ съ неутомимымъ терпнемъ высматривалъ, не выйдетъ ли кто изъ гостиницы безъ пуговки на манишк или рукавахъ,— и что же? Терпне его увнчалось полнымъ успхомъ. На одномъ изъ джентльменовъ оказался именно тотъ недостатокъ въ наряд, который кром агента слдственной полици никто бы и не подумалъ замтить, и который точь-въ-точь соотвтствовалъ образчику, случайно поднятому имъ на полу. Медлить было нечего. Агентъ слдственной полици въ ту же минуту приступилъ къ длу: напалъ на слды украденыхъ вещей, открылъ нкоторую связь между ними и подозрваемымъ лицомъ, поставилъ его на очную ставку съ владтелемъ чемодана и, наконецъ, принудилъ его признаться въ воровств. Въ другой, подобной же краж, агентъ слдственной полици напалъ на слдъ по сломанному кончику ножа, который остался въ замк обокраденаго чемодана. Онъ немедленно приступилъ къ осмотру ломаныхъ ножей и посл неутомимыхъ поисковъ усплъ добраться до хозяина того ножа, это былъ одинъ изъ трактирныхъ лакеевъ и въ то же время одинъ изъ шайки мошенниковъ.
Шайка этихъ мошенниковъ — лондонская отрасль которыхъ какъ говорятъ, простирается отъ полутораста до двухъ сотъ человкъ — требуетъ за собой неусыпнаго бдня слдственной полиця. Лондонске воры занимаютъ первое мсто въ своей ‘професси’. Они употребляютъ вс возможныя средства, чтобъ избгнуть преслдованй закона, и надобно сказать, что самые опытные воры рдко попадаются. Одинъ изъ нихъ, по имени Кларкъ, подвизался на своемъ поприщ ровно четверть столтя — и въ течене этого времени ни разу не попадался. Онъ удалился въ Булонь со всмъ своимъ пробртенемъ, купилъ себ хорошй домикъ и до самой своей смерти слылъ ‘зажиточнымъ и честнымъ джентльменомъ’. Другой ветеранъ шайки, по имени Вайтъ, достигъ безъ всякой придирки со стороны полици до восьмидесяти лтъ, къ несчастю, въ немъ не доставало благоразумя: онъ жилъ контрибуцями съ шайки до тхъ поръ, пока старые, сподвижники его не исчезли съ дятельнаго поприща. А на великодуше молодого поколня онъ не могъ разсчитывать и въ крайней нищет кончилъ свою жизнь въ рабочемъ дом. Впрочемъ, среднее число лтъ безнаказанной жизни этихъ преступниковъ не превышаетъ четырехъ.
Пробртеня ихъ простираются иногда до огромныхъ суммъ. Для выполненя своихъ плановъ они во всякое время могутъ располагать обширнымъ капиталомъ. Путевыя издержки ихъ бываютъ весьма значительны, потому что, дйствуя въ город или въ провинци, имъ приходится являться на свою жатву въ блестящихъ и многолюдныхъ собраняхъ. Мы представимъ для примра итогъ подвиговъ четырехъ изъ нихъ посл Ливерпульской выставки рогатаго скота, происходившей лтъ семь тому назадъ. Слдственная полиця не считала за нужное ловить ихъ на мст преступленя, но одинъ изъ ея членовъ ждалъ этихъ джентльменовъ на станци Юстонъ. Посл четырехдневнаго дежурства ожидаемые гости прибыли, они были щегольски одты и занимали мста въ вагон перваго класса. Агентъ слдственной полици самымъ хладнокровнымъ образомъ остановилъ ихъ багажъ. Они попросили его обходиться съ ними по джентльменски,— агентъ охотно исполнилъ просьбу и отвелъ ихъ въ особую комнату, гд они старались убдить его принять пятьдесятъ фунтовъ и отпустить ихъ. Безъ всякаго сомння, агентъ отказался и приступилъ къ осмотру ихъ добычи. Она состояла изъ множества золотыхъ булавокъ, карманныхъ часовъ — частю очень дорогихъ — цпочекъ, перстней, серебряныхъ табакерокъ и стофунтовыхъ ассигнацй. Поздка эта грозила мошенникамъ ссылкой, но случилось такъ, что многя изъ ограбленныхъ лицъ не отыскались, другя отказались заводить процессъ, и мошенники отдлались легкимъ наказанемъ.
Для успшнаго и врнаго противодйствя замысламъ воровъ, слдственная полиця поставляетъ за правило имть въ своемъ состав по крайней мр двухъ чиновниковъ, которымъ вмняетъ въ непремнную обязанность личное знакомство со всми артистами подобнаго рода. Эта мра до такой степени благодтельна, что одно появлене такихъ чиновниковъ полагаетъ предлъ всякому покушеню на чужую собственность. Между прочимъ, это составляетъ другую отличительную черту слдственныхъ агентовъ и обращаетъ слдственную полицю въ предупредительную. Мы постараемся пояснить наши слова. Положимъ, что вы находитесь на оксфордскомъ публичномъ праздник. Спускаясь къ обду по широкой лстниц гостиницы ‘Серны’, вы встрчаетесь на площадк съ джентльменомъ щегольски одтымъ и, судя по его наружности, съ иностранцемъ. Пестрый жилетъ его, лакированные сапоги, чрезвычайно блыя перчатки — изъ нихъ одна сжимается въ его нжной рук — вполн убждаютъ васъ, что онъ приготовился на великолпный балъ, назначеный сегодня вечеромъ въ Мертон. Мимоходомъ онъ бросаетъ на васъ быстрый, проницательный взглядъ, и этотъ взглядъ не столь замтно останавливается на вашемъ лиц, сколько на вашихъ золотыхъ часахъ, которые вы вынули изъ кармана, чтобы взглянуть, не пора ли садиться за столъ. Вы вжливо сторонитесь, джентльменъ изъявляетъ вамъ свою благодарность и говоритъ: ‘pa-r-r-don’ чистйшимъ парижскимъ gros parler, улыбка его выражаетъ много ума и вжливости, и вы тотчасъ же ршаете, что онъ говоритъ по англйски, что онъ принадлежитъ къ высшему обществу, и въ душ ршаетесь познакомиться съ нимъ, если только онъ останется обдать въ ‘Серн’ и будетъ сидть недалеко отъ васъ.
Внизу лстницы стоитъ другой человкъ, простой, честной наружности, не имющй въ выражени своего лица ничего страшнаго, но дйстве, которое онъ производитъ своимъ появленемъ на вашего будущаго друга, весьма удивительно. Молодой человкъ внезапно останавливается, какъ будто пуля пригвоздила его къ мсту, лицо его блднетъ, губы дрожатъ, и онъ тщетно старается подавить слово ‘coquin’. Онъ знаетъ, что воротиться назадъ теперь поздно, потому что взглядъ добродушнаго человка впился въ него. Избавиться отъ этого человка ему не предвидится возможности, онъ отводитъ незнакомца въ сторону и начинаетъ говорить, но такъ тихо, что едва слышны только нкоторыя слова, вы поняли изъ этихъ словъ, что человкъ простой наружности требовалъ, чтобы французъ непремнно выхалъ отсюда вмст съ своей школой, на первомъ вечернемъ позд. Въ порыв состраданя, вы воображаете, что это какой-нибудь учитель въ стсненныхъ обстоятельствахъ, котораго схватили за долги. Съ уходомъ ихъ сожалне быстро развивается въ вашей душ, и вы готовы броситься за нимъ и предложить за арестованнаго поручительство, но голодъ увлекаетъ васъ въ другую сторону, и въ ту же минуту является лакей съ докладомъ, что обдъ вашъ на стол.
Насупротивъ васъ накрытъ столъ для четверыхъ, но сидятъ за нимъ только трое. Повидимому, они очень скромные люди,— не джентльмены, это правда, но и не простые люди, потому что они ведутъ себя весьма благопристойно.
— Что сдлалось съ нашимъ французомъ?— спрашиваетъ одинъ изъ нихъ, и никто не можетъ отвтить ему.
— Неужели мы будемъ еще ждать его?
— О нтъ… Человкъ, подавай!
По ихъ премамъ вы подумаете, что они не привыкли къ хорошимъ гостиницамъ,— а еще того боле, не привыкли употреблять серебряные приборы. Полновсность серебряныхъ вилокъ до такой степени заманчива, что одинъ изъ нихъ взвшиваетъ это оруде на пальц, между тмъ какъ внимане другого джентльмена обращено на чеканку столовыхъ судковъ. Третй джентльменъ бросаетъ безпечный взглядъ на крышку блюда съ рыбой, и когда лакей удалился за соусомъ, небрежно постукиваетъ по ней ногтями, бросаетъ на сосда своего такой выразительный взглядъ, какъ будто спрашиваетъ имъ: какъ ты думаешь, серебро это или нтъ? Сосдъ отрицательно киваетъ головой и даетъ понять, что серебро это накладное. Лакей приноситъ холодный пуншъ, и бесда джентльменовъ оживляется. Пьютъ они немного, но смсь, которую они пьютъ, удивляетъ васъ: у нихъ хересъ запивается холоднымъ пуншемъ,— пуншъ — шампанскимъ, шампанское — портвейномъ или портеромъ. Вс они становятся веселы, но не шумятъ, не забываются. Тоъ изъ нихъ, кому понравилась серебряная крышка, разсказываетъ забавный анекдотъ, и друзья его предаются чистосердечному смху. Но вдругъ къ столу ихъ является незваный и нежданый гость. Вы въ жизнь свою не видли такой перемны, какую причиняетъ присутстве этого гостя, въ то время, какъ онъ облокачивается на конецъ стола и проницательными взглядами осматриваетъ каждаго изъ пирующихъ, поклонники ‘спящей красавицы’, изъ древней легенды, внезапно погруженные въ летаргическй сонъ, ничто въ сравнени съ этой перемной. Громкй смхъ ихъ, какъ будто волшебной силой, превращается въ безмолвное удивлене.
Наконецъ, таинственный незнакомецъ первый начинаетъ рчь:
— Врно при деньгахъ?— опрашиваетъ онъ.
— Какъ нельзя боле,— отвчаютъ ему.
— Поэтому вы честно разсчитываетесь съ хозяиномъ гостиницы?— продолжаетъ незнакомецъ, по голосу котораго вы, къ крайнему своему изумленю, узнаете того же самаго человка, который такъ безпощадно пыталъ бднаго француза.
— До послдней пенни.
— Полно такъ ли?— продолжаетъ незнакомецъ, впиваясь проницательнымъ взглядомъ въ любителя и знатока чужого серебра.
— Позвольте…
— Tс!— прерываетъ непрятный гость, длая рукой знакъ предосторожности.— Сегодня вы еще ничего не сдлали?
— Ровно ничего.
Разговоръ продолжается тихо, до вашего слуха долетаютъ прежня слова: ‘школа’ и ‘поздъ въ семь часовъ вечера’.— Вы находитесь въ сильномъ недоумни: не можетъ быть, чтобъ эти джентльмены были ученики французскаго учителя, вроятно, это его помощники, но какая же причина, что ихъ преслдуетъ одинъ и тотъ же человкъ?
Между тмъ, торопливо приходитъ хозяинъ гостиницы и съ недовольнымъ видомъ требуетъ уплаты. За нимъ является лакей и, сбирая со стола, заботливо пересчитываетъ серебро. Счетъ выплаченъ, и трое собесдниковъ выходятъ изъ столовой, сопровождаемые таинственнымъ человкомъ, какъ бараны, ведомые на бойню.
Любопытство ваше возбужденно. Вы идете за ними до станци желзной дороги и встрчаетесь тамъ съ вжливымъ французомъ, который горько жалуется, что непрятель ‘продалъ его ни за что’. Трое товарищей подтверждаютъ слова его тяжелымъ вздохомъ. Вопреки очевидному могуществу строгаго гонителя ихъ, вы ршаетесь просить его разъяснить вамъ эту загадку. Вы прогуливаетесь съ нимъ по платформ, и нсколько словъ его разъясняютъ ваше недоумне.
— Надобно вамъ сказать,— начинаетъ онъ:— что я сержантъ слдственной полици, Витчемъ.
— А четыре жертвы ваши?
— Члены мошеннической школы.
— Что же вы подразумваете подъ словомъ школа?
— Шайку мошенниковъ. Этихъ шаекъ существуетъ безчисленное множество, и состоятъ он изъ людей, которые ‘трудятся’ вмст или, лучше сказать, играютъ заодно. Джентльмены, которыхъ вы видите, принадлежатъ къ шайк перваго разряда и отличаются какъ опытностью, такъ и искусствомъ. Еслибъ я не помшалъ имъ, то они, наврное, возвратились бы отсюда съ богатою добычей. Главный предводитель ихъ французъ.
— Но скажите, пожалуйста, почему они боятся васъ и безпрекословно повинуются вамъ?
— Потому, что имъ извстно, еслибъ я вздумалъ арестовать ихъ и представить мировому судь,— то ихъ всхъ, наврное, засадили бы въ тюрьму на цлый мсяцъ, какъ мошенниковъ и бродягъ.
Въ эту минуту раздался звонокъ, и пятеро вашихъ знакомцевъ садятся въ одинъ и тотъ же вагонъ и отправляются въ Лондонъ.
Это происшестве дйствительное и случилось недавно. Подобное же происшестве случилось во время путешествя королевы въ Дублинъ. Одно появлене чиновника слдственной полици остановило цлую ‘школу’ и ниспровергло вс ея планы. Шайка сочла за лучшее возвратиться въ Англю, на одномъ пароход съ чиновникомъ, нежели оставаться въ этомъ город съ полнымъ убжденемъ, что ей придется просидть четыре недли въ тюрьм въ качеств мошенниковъ и бродягъ.
Чиновники слдственной полици до такой степени ознакомились съ людьми подобнаго рода, что узнаютъ ихъ по одному взгляду въ лицо или по ихъ обращеню. Недавно два опытные агента, коротко знакомые съ лондонскими мошенниками, проходили по улиц Стрэндъ, какъ вдругъ увидли, что двое мошенниковъ, щегольски одтыхъ, вошли въ лавку ювелира. Агенты остановились у лавки и дождались выхода воровъ. По одному взгляду на нихъ и по особенному выраженю въ лиц, агенты убдились, что возвращались они изъ лавки не съ пустыми руками. Слдя за ними, они замтили, что одинъ изъ нихъ передалъ другому какую-то вещь. Это обстоятельство окончательно убдило агентовъ въ ихъ предположени: они немедленно остановили воровъ и открыли у нихъ два украденныхъ золотыхъ лорнета и нсколько дорогихъ перстней. ‘Глазъ — какъ говоритъ одинъ знакомецъ нашъ изъ слдственной полици — великй изобличитель. По одному лишь взгляду мошенника, мы легко можемъ сказать, что онъ намренъ сдлать.’
Полагаютъ, что число людей въ Лондон, промышляющихъ однимъ только воровствомъ, простирается до шести тысячъ. Изъ нихъ двсти можно причислить къ первому разряду воровъ, шестьсотъ ‘смшанныхъ воровъ’, похитителей собакъ, тканей изъ лавокъ, векселей и т. п., около тысячи-четырехъ-сотъ ‘танцоровъ’, ‘чердачниковъ’ и другихъ промышленниковъ чужой собственности посредствомъ взломовъ и цлой связки слесарныхъ отмычекъ. Остальные занимаются опустошенемъ кармановъ, они составляютъ молодую отрасль воровъ,— обыкновенно начинаюгь свое поприще съ кармановъ, переходятъ къ денежнымъ шкатулкамъ и окончательно, смотря по способностямъ своимъ, поступаютъ въ какую-нибудь ‘школу’.
Отыскивать и во-время нападать на членовъ шайки — составляетъ науку ‘ловли воровъ’. Невозможно представить себ, сколько искусства, смлости, проницательности, расторопности и терпня сосредоточивается въ лиц каждаго чиновника слдственной полици. Они такъ удачно избираются въ эту трудную должность, такъ систематически и хладнокровно исполняютъ свою обязанность, съ такой охотой и быстротой являются туда, гд требуются ихъ услуги, что мы если бы и вздумали, то не въ состояни были бы выразить имъ справедливую похвалу, и тмъ боле мы не можемъ сдлать этого, что намъ едва ли извстна десятая доля той пользы, которую они приносятъ обществу. Убжденные въ этомъ и интересуясь познакомимся лично съ этими людьми, мы ршились пригласить ихъ провести съ нами нсколько часовъ и изъ собственныхъ устъ послушать объ ихъ интересныхъ подвигахъ.
Былъ знойный юльскй день. Мостовая улицы Веллингтонъ раскалилась, воздухъ былъ удушливый, вытянутыя лица извозчиковъ и водовозовъ, расположившихся у театра, противъ нашего лома, пылали огнемъ. Кареты одна за другой подъзжали къ театру и высаживали цнителей высокаго искусства, время отъ времени въ открытыя окна гостиной долетали до нашего слуха громке крики.
При самомъ начал сумерекъ дверь гостиной отворилась, и къ намъ пожаловали два инспектора слдственной полици: мистеръ Вильдъ и мистеръ Стокеръ. Инспекторъ Вильдъ — мужчина среднихъ лтъ, солидной наружности, съ большими, влажными, умными глазами, басистымъ голосомъ и привычкой придавать выразительность своему разговору посредствомъ толстаго указательнаго пальца, который постоянно находился въ соприкосновени съ глазомъ или носомъ. Инспекторъ Стокеръ — человкъ проницательный, невысокаго роста, съ огромной головой, шотландецъ, съ серьезнымъ и задумчивымъ лицомъ. Взглянувъ на инспектора Вильда, другой, быть можетъ, догадался бы, къ какому классу общества принадлежитъ этотъ человкъ,— а взглянувъ на инспектора Стокера, не узналъ бы ничего.
Когда кончился обрядъ рекомендацй, Вильдъ и Стокеръ замчаютъ, что они привели съ собой нсколько сержантовъ. Являются и сержанты: Дорнтонъ, Витчемъ, Митъ, Фендолъ и Стро. Вс они располагаются на полукруглую софу. Инспекторы Вильдъ и Стокеръ садятся по краямъ и быстро окидываютъ гостиную, взглядомъ, отъ котораго не скрылась, какъ мы думаемъ, и малйшая пылинка. Одты они очень просто. Сержантъ Дорнтонъ, лтъ пятидесяти отъ роду, съ румянымъ лицомъ и загорлымъ лбомъ, настоящй типъ армейскаго сержанта. Онъ удивительный мастеръ изслдовать дла по одному соображеню и отъ пустой причины постепенно доходитъ до важныхъ открытй. Сержантъ Витчемъ, поменьше ростомъ и поплотне другихъ, съ слдами оспы на лиц, иметъ задумчивый видъ, по которому вамъ кажется, что онъ углубленъ въ трудныя ариметическя вычисленя. Онъ славится личнымъ знакомствомъ съ лондонскими первостатейными ворами. Сержантъ Митъ иметъ чистое, нжное лицо, которое отличается добродушемъ и простотой: въ числ членовъ слдственной полици онъ главный сыщикъ ‘танцоровъ’ и ‘чердачниковъ’. Сержантъ Фендолъ — блокурый, умный, прекрасно говоритъ и иметъ манеры свтскаго человка, ему поручаютъ длать справки самаго щекотливаго свойства. Стро — маленькй, изворотливый сержантъ, чрезвычайно скромной наружности и удивительной способности принимать всевозможныя измненя въ лиц, въ голос и поведени, прикажите ему постучаться въ двери и отвчать на ваши вопросы въ роли какого угодно лица, и онъ исполнитъ ваше приказане какъ искуснйшй актеръ. Вс они, отъ перваго и до послдняго, внушаютъ къ себ уважене, поведене ихъ скромно, благородно, обращене и манеры очень прятны, въ наблюдательномъ взгляд выражается свтлый умъ, на лиц каждаго изъ нихъ легко можно замтить слды постоянной привычки вести дятельную жизнь и подвергать умственныя способности свои сильнымъ упражненямъ. Глаза у нихъ добрые, и во время разговора они открыто глядятъ въ ваши глаза.
Мы закуриваемъ сигары, наливаемъ рюмки, и разговоръ начинается съ нашей стороны вопросомъ о лондонскихъ мошенникахъ. Инспекторъ Вильдь немедленно оставляетъ сигару, размахиваетъ правой рукой и говоритъ:
— Что касается до лондонскихъ воровъ, то не угодно ли вамъ обратиться къ сержанту Витчему. Я потому совтую вамъ обратиться къ мистеру Витчему, что кром его никто изъ цлаго Лондона не можетъ похвастаться такимъ обширнымъ знакомствомъ въ этомъ кругу общества.
Безъ всякаго сомння, мы приходимъ въ восторгъ отъ этихъ словъ, обращаемся къ сержанту Витчему, и онъ излагаетъ свой разсказъ въ краткихъ, но вполн ясныхъ выраженяхъ. Сослуживцы Витчема внимательно слушаютъ его, по временамъ выражаютъ замчаня, основывая на опыт, и такимъ образомъ разговоръ длается общимъ. Они не оспариваютъ, но скоре помогаютъ другъ другу, и, признаюсь, любезне такихъ собесдниковъ я никогда не встрчалъ. Отъ мошенниковъ перваго разряда мы переходимъ къ второстепеннымъ, къ танцорамъ, къ фехтовальнымъ учителямъ, къ молодымъ людямъ, практикующимся надъ чужими карманами, и вообще ко всмъ отраслямъ этого искусства, съ которыми мы немного успли познакомить нашихъ читателей. Инспекторъ Стокеръ, шотландецъ, постоянно соблюдаетъ точность и каждую минуту готовъ вамъ сдлать каке угодно статистическе выводы, и если въ разговор дло доходитъ до цифръ, то каждый, какъ будто съ общаго соглася, останавливается и смотритъ на него.
Глубокое внимане гостей нашихъ ничмъ не нарушается, только изрдка кто-нибудь изъ нихъ, заслышавъ у театра шумъ, украдкой бросаетъ въ окно взглядъ и потомъ снова обращается къ разсказу. Вопросы съ нашей стороны повторяются безпрерывно, и мы незамтно переходимъ къ обзору страшныхъ преступленй въ течене послднихъ двадцати лтъ. Каждый изъ нихъ непремнно находился при подобныхъ слдствяхъ, а потому врне всего могъ удовлетворить наше любопытство. Наконецъ, и эти предметы совершенно истощаются, и засданю нашему давно бы нужно было положить конецъ, но двое изъ гостей встаютъ съ дивана, подходятъ къ Витчему, шепчутъ ему что-то на ухо и снова садятся на мста. Сержантъ Витчемъ наклоняется впередъ, упирается ладонями въ колни и повствуетъ намъ слдующй случай
— Сослуживцы мои непремнно хотятъ, чтобы я разсказалъ о поимк Талли-хо Томпсона. Подвигъ этотъ самый пустой, притомъ же каждому изъ насъ извстно, какъ дурно поступаетъ тотъ кто разсказываетъ про свои дяня, но такъ какъ при моемъ подвиг не случилось никого, и кром меня некому разсказать моихъ похожденй, то, для вашего удовольствя, я ршаюсь отступить отъ правила.
Мы увряемъ Витчема, что онъ чрезвычайно обяжетъ насъ, и располагаемся слушать его съ величайшимъ любопытствомъ и вниманемъ.
— Талли-хо Томпсонъ — начинаетъ Витчемъ, помочивъ свои губы изъ стакана съ грогомъ,— Талли-хо Томпсонъ былъ знаменитый, въ своемъ род, конокрадъ, единственный плутъ и мошенникъ. Съ помощью сообщниковъ, такихъ же бездльниковъ, которые иногда помогали ему въ ремесл, онъ надулъ своего земляка на порядочную сумму, подъ предлогомъ, что доставитъ ему мсто, и въ добавокъ укралъ лошадь гд-то въ Гертфордшэйр. За эти два поступка его приказано было поймать и отдать подъ суда. Мн поручили отыскать его, и я, конечно, отправился туда, гд онъ непремнно долженъ находиться. Жена Томпсона, съ малолтнею дочерью, проживала въ Чельси. Зная заране, что Томпсонъ улетлъ куда-нибудь въ провинцю, я началъ сторожить его домъ, особливо по утрамъ, когда приходила почта, въ той увренности, что Томпсонъ непремнно будетъ писать въ своей жен. И дйствительно, однажды утромъ къ дому Томпсона подходитъ почтальонъ, и я увидлъ, какъ маленькая двочка взяла изъ рукъ его письмо. Надобно вамъ замтить, что мы не совсмъ-то близки съ почтальонами, хотя почтовое вдомство вообще обходится съ нами весьма снисходительно. Почтальонъ совсмъ дло другое: онъ, пожалуй, и услужитъ вамъ, а иногда онъ, если ему вздумается, и за носъ проведетъ. Какъ бы то ни было, на этотъ разъ я ршился обратиться къ почтальону, немедленно догналъ его и говорю ему,
— Съ добрымъ утромъ! Какъ вы поживаете?
— А какъ вы поживаете?— отвтилъ онъ.
— Мн кажется, вы сю минуту отдали письмо мистриссъ Томпсонъ?
— Да, отдалъ.
— Скажите, пожалуйста, вы не замтили штемпеля, откуда оно прислано?
— Нтъ,— сказалъ онъ:— не замтилъ.
— Ну, полноте скрываться! Я знаю, вы замтили. Видите ли, въ чемъ дло — я съ вами буду откровененъ — недавно я одолжилъ Томпсону небольшую сумму денегъ и мн очень не хотлось бы потерять ее. Я знаю, что онъ теперь при деньгахъ, знаю также, что онъ гд-то въ провинци, а потому, еслибъ вы указали мн, гд онъ именно находится, я очень былъ бы вамъ обязанъ. Вы оказали бы большую услугу человку, который находится теперь въ крайней нужд.
— Увряю васъ,— сказалъ почтальонъ:— что я не замтилъ штемпеля, могу только сказать, что въ письм были деньги, и если не ошибаюсь, то не боле какъ соверенъ.
Этого было для меня весьма достаточно. Я зналъ, что если Томпсонъ прислалъ своей жен денегъ, то она, съ слдующей же почтой, непремнно должна увдомить его о получени.
— Весьма благодаренъ вамъ,— сказалъ я почтальону и снова приступилъ къ своимъ наблюденямъ.
Въ самый полдень я увидлъ, что изъ дому Томпсона вышла маленькая двочка и, конечно, началъ слдить за каждымъ ея шагомъ. Двочка вошла въ бумажную лавку, а я — нужно ли и говорить — сталъ подсматривать въ окно и вижу, что она купила нсколько листовъ почтовой бумаги, конвертовъ и перьевъ. ‘Вотъ это чудесно!’ подумалъ я и снова обратился въ дому. Теперь я былъ вполн увренъ, что мистриссъ Томпсонъ напишетъ письмо къ мужу и отошлетъ его на почту. Такъ точно и случилось. Спустя какой-нибудь часъ, двочка снова вышла изъ дверей и, какъ слдуетъ, съ письмомъ въ рук. Я къ ней, начинаю заговаривать и въ то же время поглядывать на письмо, но, къ несчастю, я не имлъ никакой возможности прочитать адресъ: онъ обороченъ былъ внизъ, и я видлъ только запечатанную сторону письма. Впрочемъ, я усплъ замтить на письм слды ‘пламеннаго поцлуя’, то есть каплю сургуча подл самой печати, а этого открытя, какъ вы можете догадаться, снова для меня было довольно. Я видлъ, какъ двочка отдала письмо, подождалъ, пока она уйдетъ, потомъ вошелъ въ контору и сказалъ, что мн нужно видть почтмейстера.
— Милостивый государь,— сказалъ я ему:— я чиновникъ слдственной полици. Сю минуту въ ящикъ опущено письмо, съ каплей сургуча подл печати. Письмо это адресовано къ человку, котораго я отыскиваю, и потому покорнйше прошу Васъ показать мн адресъ.
Почтмейстеръ былъ учтивый человкъ,— въ ту же минуту вынулъ изъ ящика цлую кипу писемъ и разложилъ на конторк печатями вверхъ. Я тотчасъ нашелъ знакомое письмо и прочиталъ слдующй адресъ: ‘мистеру Томасу Пиджону, въ почтовую контору въ Б… удержать на почт впредь до востребованя’. Въ тотъ же самый вечеръ я уже находился въ Б…. проскакавъ по крайней мр миль сто двадцать… На другое утро я чмъ свтъ явился въ мстную почтовую контору, обратился къ джентльмену, который управлялъ ею, сказалъ ему, кто я таковъ, и объяснилъ, что я намренъ увидть и потомъ слдить за человкомъ, который непремнно долженъ явиться сюда за письмомъ на имя мистера Томаса Пиджона. Почтмейстеръ общалъ мн оказать всякое содйстве съ своей стороны, предложилъ мн остаться внутри конторы до тхъ поръ, пока не придутъ за письмомъ. Я остался,— прождалъ три дня и уже началъ думать, что врно никто не придетъ за этимъ роковымъ письмомъ… какъ вдругъ, на четвертый день, писецъ конторы обращается ко мн съ таинственнымъ видомъ и шопотомъ говоритъ:
— Послушайте, пришелъ!
— Задержите его на минуту,— сказалъ я и тотчасъ же побжалъ черезъ дворъ, вышелъ изъ другихъ воротъ на улицу и увидлъ молодого парня, судя по наружности, это былъ конюхъ. Въ ожидани письма онъ стоялъ на тротуар и держалъ лошадь на поводу. Я подошелъ къ нему и началъ любоваться лошадью.
— Это лошадь вдь мистера Джона?— спросилъ я.
— Нтъ, не его,— отвчалъ молодецъ.
— Нтъ?— сказалъ я, съ видомъ изумленя.— Удивительно какъ похожа на лошадь мистера Джона!
— Похожа ли, нтъ ли, но только это не его лошадь, а мистера Н… изъ гостиницы ‘Варвикскй гербъ’.
И вмст съ этими словами онъ взялъ письмо, вспрыгнулъ на лошадь и ускакалъ. Я поскакалъ за нимъ на первомъ встртившемся кэб и такъ удачно догналъ его, что въхалъ одними воротами въ гостиницу въ ту же самую минуту, когда конюхъ възжалъ другими. Я вошелъ въ буфетъ, гд прислуживала молодая женщина, и потребовалъ себ стаканъ грогу. Спустя минуту вошелъ и парень и отдалъ служанк письмо. Взглянувъ на адресъ, служанка молча положила письмо за зеркало надъ каминомъ.
Что мн было длать теперь? Попивая грогъ и пристально поглядывая на письмо, я придумывалъ тысячи различныхъ плановъ, но ни одинъ изъ нихъ не представлялъ мн врнаго успха. Я хотлъ было нанять комнату въ гостинц, но по случаю торговаго дня гостиница была полнехонька, и потому мн должно было отыскать квартиру въ другомъ мст. Я отыскалъ ее и оттуда два дня сряду безпрестанно посщалъ гостиницу, и при каждомъ посщени я видлъ, какъ письмо спокойно выглядывало изъ-за зеркала. Наконецъ, я думаю: ‘дай самъ напишу письмо къ мистеру Пиджону и посмотрю, что изъ этого выйдетъ’. Сказано — сдлано, я дйствительно написалъ письмо, но только вмсто Томаса Пиджона я адресовалъ его къ Джону Пиджону и съ этимъ адресомъ снесъ его на почту. На другое утро погода была дождливая, изъ окна своей квартиры я наблюдалъ почтальона и едва только завидлъ его въ начал улицы, какъ тотчасъ же отправился въ ‘Варвикскй гербъ’ и пришелъ туда гораздо ране его. Наконецъ, явился и онъ.
— Не здсь ли живетъ мистеръ Джонъ Пиджонъ?— спросилъ онъ.
— Нтъ!— отвчала двушка.— Впрочемъ, позвольте на минутку: я сейчасъ посмотрю,— и вмст съ этимъ она взглянула на письмо, лежавшее за зеркаломъ.— Нтъ,— сказала она:— этого зовутъ Томасъ, да и онъ тоже не находится здсь… не возьмете ли вы на себя трудъ снести и это на почту? Я сама отнесла бы, но вы видите, какой идетъ дождь.
Почтальонъ согласился. Надписавъ другой адресъ, двушка завернула письмо въ другой конвертъ, отдала почтальону, и онъ ушелъ.
Теперь мн нетрудно было узнать адресъ. Надпись гласила: ‘Мистеру Томасу Пиджону въ Р…. въ Нортемптоншэйр, удержать на почт впредь до востребованя’. Ни минуты не медля, я отправился въ Р…. явился къ почтмейстеру, сказалъ ему то же самое, что и въ первомъ городк, и мн снова пришлось дожидаться въ контор появленя владтеля любопытнаго письма.
На четвертый день снова является молодой парень верхомъ на лошади и спрашиваетъ письма на имя Томаса Пиджона.
— Откуда ты?— возражаютъ ему.
— Изъ новой гостиницы, близъ Р…
Письмо выдали, и посланный ухалъ.
Я навелъ справки касательно новой гостиницы и узналъ, что это небольшой отдльный домъ, миляхъ въ двухъ отъ станци желзной дороги, и что это не гостиница, но скоре постоялый дворъ для извозчиковъ. Отправляюсь туда и нахожу, что описане, которое я получилъ, довольно врно. За буфетомъ стояла хозяйка. Я завязываю съ ней разговоръ, какъ идутъ у нея дла, намекаю на дурную погоду… какъ вдругъ отворяется боковая дверь, и я вижу родъ кухни, гд три человка сидятъ у очага, разговариваютъ, и одинъ изъ этихъ собесдниковъ какъ нельзя боле согласовался съ сообщенными мн примтами Талли-хо Томпсона.
Я подошелъ къ нимъ, слъ съ ними рядомъ и, какъ водится, старался быть любезнымъ. Однако, они были очень осторожны, вовсе не хотли говорить со мной, посматривали другъ на друга, и потомъ на меня весьма недружелюбно. Осмотрвъ ихъ съ головы до ногъ я сдлалъ заключене, что ихъ было трое, что вс они гораздо сильне меня, что взоры ихъ обнаруживали явное нерасположене, притомъ же мсто было пустынное — постоялый дворъ находился въ двухъ миляхъ отъ желзной дороги — на двор становилась глубокая ночь,— я ршился для бодрости выпить стаканъ грогу. Мн подали этотъ напитокъ, и въ то время, какъ я попивалъ его придвинувшись поближе къ очагу, Томпсонъ всталъ съ мста и вышелъ.
Теперь мн предстояло одно только затруднене, именно, узнать: дйствительно ли это былъ Томпсонъ. Я никогда не видалъ этого мошенника, и потому мн должно было дйствовать осторожно и вмст съ тмъ ршительно. Я вышелъ вслдъ за нимъ и увидлъ, что онъ разговаривалъ съ хозяйкой на двор. Впослдстви открылось, что онъ принялъ меня за одного чиновника, который подобно мн былъ немного рябоватъ и подобно мн же отыскивалъ его. Я не сталъ долго медлить: лишь только завидлъ его, какъ я уже сказалъ, то въ ту же минуту приблизился къ нему и схватилъ его за плечо.
— Талли-хо Томпсонъ!— сказалъ я.— Сопротивлене безполезно. Я знаю тебя. Я чиновникъ слдственной полици и арестую тебя за воровство. Мы вмст съ тобой отправимся въ Лондонъ.
— Нечего длать, попался!— сказалъ Талли-хо Томпсонъ, не оказывая мн ни малйшаго сопротивленя.
Мы возвратились въ комнату, и друзья Томпсона встртили меня весьма неласково.
— Оставьте Томпсона,— заговорили они: — какое вамъ дло до него?
— А вотъ какое. Я сегодня же свезу его въ Лондонъ. Вы не думайте, что я здсь одинъ. Совтую вамъ не мшаться въ мое дло, потому что я знаю, что вы за люди.
Я вовсе не зналъ этихъ людей и видлъ ихъ въ первый разъ, но моя выходка заставила ихъ присмирть. Они ушли, и Томпсонъ сталъ приготовляться въ дорогу. Однако, я все еще считалъ себя не въ безопасности: я боялся, чтобы они не напали на меня въ дорог и не отбили Томпсона. Я обратился къ хозяйк.
— Нтъ ли у васъ въ дом лишняго человка?— спросилъ я.
— Ршительно нтъ,— отвчала хозяйка съ неудовольствемъ.
— Но, вроятно, у васъ есть конюхъ?
— Да, конюхъ есть.
— Такъ пошлите же его сюда.
И конюхъ немедленно явился. Это былъ косматый, оборванный мужчина.
— Послушай, любезный,— сказалъ я ему:— я чиновникъ слдственной лондонской полици. Вотъ этого человка зовутъ Томпсономъ. Я арестовалъ его за воровство и теперь мн нужно довести его до желзной дороги. Именемъ правительства приказываю теб помочь мн и заране предупреждаю, что если ты вздумаешь отказаться, то наживешь себ большихъ хлопотъ.
Никогда мн не случалось видть такого испуганнаго лица, какимъ было въ эту минуту лицо косматаго конюха.
— Ну, Томпсонъ, отправляемся!— сказалъ я и вынулъ изъ кармана цпи.
— Это къ чему?— воскликнулъ Томпсонъ.— Не нужно! Я и безъ нихъ спокойно послдую за вами.
— Послушай, Томпсонъ!— сказалъ я.— Я готовъ сдлать теб удовольстве и не надну цпей,— но съ условемъ, если ты даешь мн честное слово вести себя скромно.
— Согласенъ,— сказалъ Томпсонъ,— но позвольте мн на дорогу выпить стаканъ грогу.
— Почему не такъ! Даже и я не прочь отъ этого.
Окончивъ грогъ, я и конюхъ безопасно привезли Талли-хо Томпсона на станцю желзной дороги, и въ ту же ночь я доставилъ его въ Лондонъ. По недостатку уликъ его освободили, и я знаю, что онъ всегда превозноситъ меня до небесъ и называетъ меня самымъ лучшимъ человкомъ въ мр.
Разсказъ Витчема заключается всеобщимъ одобренемъ, посл котораго инспекторъ Вильдъ выпускаетъ струю сигарнаго дыма, устремляетъ на насъ свои глаза и начинаетъ разсказывать свое приключене въ подобномъ же род.
— Не такъ давно и мн случилось для поимки одного мошенника употребить обманъ слдующаго рода.
Нкто Файки былъ обвиненъ въ поддлк акцй юго-западной желзной дороги. Мн извстно было, что Файки и братъ его имли свою мастерскую — вонъ въ той части города (онъ указалъ на противоположную сторону рки) — и занимались передлкою старыхъ каретъ на новый ладъ. Я употреблялъ всевозможныя средства, чтобы поймать этого мошенника, и вс они оказывались безуспшны. Наконецъ, я ршился написать ему письмо — конечно, подъ чужимъ именемъ — въ которомъ объяснилъ ему, что у меня есть славная лошадка, которую хочу продать, что если Файки заблагоразсудится купить ее, то завтра же прду къ нему: пусть онъ полюбуется ею и убдится, что получитъ славный барышъ. На другое, утро я и Стро явились къ одному нашему прятелю, наняли у него на цлый день чудеснаго коня и втроемъ отправились на ту сторону рки. Не дозжая мастерской, мы остановились, отдали прятелю нкоторыя приказаня и пошли къ дому Файки. Въ мастерской находилось множество рабочихъ, одинъ другого здорове. Окинувъ ихъ взглядомъ, мы убдились, что силой тутъ ничего не возьмешь: ихъ было слишкомъ много. Нужно было какимъ-нибудь образомъ выманить Файки за ворота.
— Дома мистеръ Файки?— спросили мы,
— Его нтъ дома.
— Скоро онъ воротится?
— Едва ли скоро.
— А братъ его дома?
— Я его брать. Что вамъ угодно?
— Какъ жаль, что мы не застали вашего брата! Вчера я написалъ ему письмо, что хочу продать хорошенькую лошадь и сегодня нарочно прхалъ сюда, чтобъ показать ее… Жаль, очень жаль!
— Нельзя ли вамъ захать сюда въ другой разъ?
— О, нтъ, никакъ нельзя: я долженъ теперь же продать ее, мн нужно развязаться съ ней какъ можно скоре. Не знаете ли вы, гд бы отыскать его?
— Не знаю… впрочемъ, кажется… позвольте я посмотрю, повремените минутку.
И младшй Файки отправился наверхъ, гд находились жилые покои. Спустя нсколько минутъ является и старый Файки, безъ сюртука, въ одномъ жилет. Мы поздоровались.
— Врно дло ваше не терпитъ отлагательства?— сказалъ Файки.
— Да, мы дйствуемъ по пословиц: куй желзо, пока горячо, думаемъ такаю, что и вы не прочь отъ этого. Мы предлагаемъ вамъ врный барышъ.
— Мн все равно. Теперь я не хлопочу о барышахъ… Гд же ваша лошадь?
— Здсь за дверьми,— говорю я.— Не угодно ли взглянуть?
Явно было видно, что Файки вовсе не подозрвалъ насъ. Онъ вышелъ на улицу, и первый предметъ, который попался ему на глаза, была наша лошадь. Завидвъ насъ на улиц, прятель нашъ тронулся съ мста и, чтобъ показать бгъ прекраснаго коня, онъ легкой рысью пустился вдоль улицы. Признаюсь вамъ откровенно, меня во всю жизнь ничто такъ не забавляло, какъ эта продлка.
Но вотъ кончился бгъ, лошадь остановилась, и Файки, съ видомъ знатока, начинаетъ ходить вокругъ нея, а я между тмъ слдую за каждымъ его шагомъ.
— Ну, что, какова лошадка, а?— говорю я — не правда ли, что прелесть?
— Недурна, очень недурна,— отвчаетъ онъ.
— Я зналъ, что она понравится вамъ. Вотъ конь, такъ конь! И всего только восемь лтъ ему!— говорю я, поглаживая лошади передня ноги.
Мн кажется, что въ цломъ мр не найдется человка, который бы зналъ меньше моего о достоинств лошадиныхъ породъ. Я сказалъ, что лошади было восемь лтъ, потому что заране былъ предувдомленъ объ этомъ.
— Неужели ей всего восемь лтъ?— спрашиваетъ Файки.
— Ни больше, ни меньше,— отвчалъ я.
— А что вы хотите за нее?
— Безъ всякаго торгу, самая крайняя цна ей двадцать пять фунтовъ.
— Помилуй, да это очень дешево!
— Я вамъ говорилъ, что будете въ барышахъ. Мн хочется поскоре продать ее, потому и отдаю ее такъ дешево. Мало того: если хотите купить, то я готовъ вамъ сдлать другое снисхождене: половину денегъ я получаю теперь, а на другую половину вы дадите мн росписку.
— Дешево, очень дешево,— повторяетъ Фанки, любуясь рысакомъ.
— Не хотите ли вы сами прокатиться? Тогда скоре вы увидите вс ея достоинства.
Файки соглашается, садится въ кабролетку, мы тоже помщаемся въ нее и несемся по улиц, не для того, чтобы показать достоинства рысака, но чтобъ удостоврить чиновника желзной дороги, который скрывался въ сосдней гостиниц, что мы арестуемъ требуемаго человка. Хотя чиновникъ этотъ не могъ узнать мошенника, потому что Файки сбрилъ себ бакенбарды, но мы ршились покончить дло и окончили его сразу.
— Славная лошадь, умная лошадь! Какъ красива собой, какъ ровно бжитъ!— продолжалъ Файки выхвалять достоинства лошади, не воображая, къ чему все это клонится.
— Въ этомъ нтъ ни малйшаго сомння,— отвчаю я.— Теперь, мистеръ Файки, чтобы не тратить по пустому время, я покончу дло разомъ. Во-первыхъ, я долженъ сказать вамъ, что я инспекторъ Вильдъ, а, во-вторыхъ, вы мой арестантъ.
— Вы шутите, милостивый государь?.
— Нисколько.
— Сгори мое тло,— произноситъ Файки:— если это не скверная вещь!
Я думаю, никому изъ насъ не случалось видть такого изумленя, какое, отражалось въ эту минуту на лиц несчастнаго Файки.
— Надюсь, однако, вы позволите мн надть мой сюртукъ?— спросилъ онъ наконецъ.
— Почему же! Извольте.
— Въ такомъ случа, не угодно ли вамъ захать ко мн въ мастерскую?
— Покорно васъ благодарю, я имлъ уже удовольстве быть въ ней нсколько минутъ тому назадъ. Мн кажется, лучше всего кого-нибудь послать туда.
Файки видлъ, что вывернуться ему не было возможности, онъ послалъ за сюртукомъ, и черезъ полчаса мы благополучно возвратились въ Лондонъ.
Едва только кончились похвалы этому разсказу, какъ вс гости наши обращаются къ чиновнику Миту и предлагаютъ ему разсказать ‘исторю мясника’, и Митъ начинаетъ разсказывать ее тихимъ и убдительнымъ голосомъ:
— Лтъ шесть тому назадъ, дали намъ знать, что въ одномъ изъ оптовыхъ магазиновъ въ Сити украли значительное количество батиста и шелковыхъ тканей. Немедленно отдали приказане отыскать воровъ и поручили это дло мн, Фендолу и Стро.
— И конечно, получивъ приказане,— сказали мы:— вы прежде отправленя на поиски посовтовались между собой, какъ лучше дйствовать.
— Безъ сомння,— протяжно и съ наивной улыбкой, отвчалъ Митъ: — намъ нельзя было бы приступать и къ длу, не обсудивъ его внимательно со всхъ сторонъ. Съ перваго приступа къ нашему подвигу оказалось, что упомянутые товары продавались въ нкоторыхъ магазинахъ чрезвычайно дешево, такъ дешево, что по этой цн можно было продавать одн только краденыя вещи. Магазины въ которыхъ понизилась цна, принадлежали къ лучшимъ въ Лондон и пользовались особеннымъ уваженемъ публики. Посл продолжительныхъ розысковъ, подозрня почти начали оправдываться, и мы узнали, что въ одномъ трактир, по близости Смитфильда, находилось складочное мсто воровскихъ вещей, что эти вещи доставлялись туда черезъ оптовыхъ артельщиковъ и уже оттуда черезъ третьи руки поступали въ лондонске магазины. Стало быть туда-то намъ и должно было обратиться. Мы знали, что въ этомъ трактир по большой части останавливались мясники, прзжавше изъ провинци искать въ Лондон мста. И какъ бы вы думали, что мы согласились сдлать? Ха, ха, ха! Никогда я не забуду этой продлки! Между нами ршено было, чтобы я переодлся мясникомъ и поселился въ этомъ трактир!
Намъ кажется, что наблюдательный умъ человка, назначивъ этому джентльмену подобную роль, ничего не могъ сдлать лучше Отдайте эту роль другому человку, и она потеряетъ весь свой эффектъ, всю свою прелесть. Даже теперь, когда онъ просто-на-просто разсказывалъ намъ свое похождене, мы видли въ каждой черт его лица, въ каждомъ движени, въ каждомъ слов засаленнаго, соннаго, неповоротливаго, застнчиваго, добродушнаго, честнаго, внушающаго къ себ довре молодого мясника. Самая прическа волосъ шла къ нему какъ нельзя лучше: они какъ-то особенно гладко лежали у него и нридавали свжему, цвтущему лицу прятное выражене, которое невольно располагало васъ въ его пользу. Въ течене этого разсказа онъ постоянно удерживалъ на лиц своемъ улыбку довольно безсмысленную, но приличную молодому мяснику, только что прхавшему изъ провинци.
— Итакъ, между нами ршено было, чтобы я остановился въ этомъ трактир. Вслдстве этого, я одваюсь какъ слдуетъ дорожному человку, беру подъ мышку узелокъ, отправляюсь въ трактиръ и спрашиваю:
— Нельзя ли мн остановиться у васъ?
— Почему нельзя! Можно, можно,— отвчаетъ мн, отводятъ комнату, я располагаюсь въ ней, и черезъ нсколько времени спускаюсь въ буфетъ.
Эта продлка чрезвычайно забавляетъ меня, безъ смха я не могу вспомнить о ней. Въ буфет я вижу, что гости снуютъ взадъ и впередъ, и между тмъ вс посматриваютъ на меня. Спустя немного, то одинъ подойдетъ ко мн, то другой.
— Врно изъ провинци, молодой человкъ?— спрашиваютъ меня.
— Да, изъ провинци,— отвчаю я:— я пришелъ сюда изъ Портемптоншейра и, какъ видите, одинъ-одинешенскъ. Съ вашимъ Лондономъ я вовсе незнакомъ, а должно быть онъ очень большой городъ?
— О, да и какой еще большой-то!— отвчаютъ мн.— Ты въ немъ и конца не найдешь!
— Что и говорить! Я съ перваго раза увидлъ это и ужъ, право, не знаю, какъ мн придется узнавать его. Я во всю жизнь мою не бывалъ въ такихъ городахъ.
Короче сказать, я болталъ различный вздоръ, который служилъ мн основанемъ перваго знакомства въ трактир и первымъ приступомъ къ исполненю нашего плана.
Спустя нсколько времени, мясники, посщавше трактиръ, узнавъ, что я ищу занятя, охотно вызвались помочь мн.
— Не безпокойся, молодой человкъ, мы доставимъ теб мсто…
И дйствительно, видно было, что они непремнно хотли опредлить меня и съ этой цлью водили меня по всевозможнымъ мяснымъ лавкамъ. Разумется, я нигд не могъ опредлиться, потому что жалованье, которое предлагали мн, казалось весьма ограниченнымъ. Нкоторые изъ незнакомыхъ гостей, посщавшихъ трактиръ, сначала стали было подозрвать меня, и я принужденъ былъ вести свои сношеня съ Фендоломъ и Стро какъ можно осторожне. Иногда, гуляя по улицамъ Лондона и заглядывая въ окна магазиновъ, я замчалъ, что трактирные мои товарищи слдили за мной. Конечно, это преслдоване чрезвычайно забавляло меня, я отворачивался отъ оконъ, шелъ дальше, увлекалъ ихъ за собой на такое разстояне, какое считалъ необходимымъ и удобнымъ, потомъ вдругъ поворачивалъ назадъ и встрчался съ ними.
— Какъ я радъ, что встртился съ вами,— говорилъ я имъ:— а то бы, право, я снова заблудился. Ну, ужъ нечего сказать, куда какъ великъ Лондонъ! Чисто-на-чисто не найдешь въ немъ конца?
При этихъ словахъ мясники смялось надо мной, называли меня деревенскимъ простофилей и вмст возвращались домой.
Посл нсколькихъ такихъ примровъ, мясники были очень внимательны ко мн, и, признаюсь, лучшаго общества я не могъ желать. Они очень часто водили меня но городу и показывали вс его знаменитости. Между прочимъ, они показали мн тюрьмы, и въ томъ числ Ньюгетъ.
— Скажите, пожалуйста,— спросилъ я товарищей, замтивъ подл Ньюгета огромные всы:— неужели это вислица? Неужели тутъ-то и вшаютъ людей?
— Простофиля! Разв ты не видишь, что это всы? Разв ты не знаешь, что тутъ есть рынокъ?— сказали они и спросили, запомню ли я это на будущее время.
Я отвчалъ, что стоитъ только постараться и, вроятно, запомню.
При подобныхъ прогулкахъ я боялся одного — чтобы не встртиться съ кмъ-нибудь изъ членовъ городской полици,— боялся, чтобы они не узнали меня въ моемъ костюм и не заговорили со мной, я увренъ былъ, что такая встрча въ одну минуту испортила бы все нане дло. Къ счастю моему, этого не случилось, и все шло какъ нельзя лучше, только сообщеня съ моими полицейскими товарищами были трудны.
Краденые товары, привозимые въ трактиръ изъ оптовыхъ магазиновъ, складывались въ заднюю комнату. Долгое время я никакъ не могъ пробраться въ эту комнату и узнать, что въ ней совершалось. Въ то время, какъ мошенники входили и выходили съ крадеными товарами изъ трактира, я преспокойно сидлъ въ буфет у камина и какъ самый невинный деревенскй парень покуривалъ трубку, нкоторые изъ мошенниковъ подходили къ хозяину, тихонько и съ недоврчивымъ видомъ спрашивали его:
— Кто это такой? Что онъ длаетъ у васъ?
— Не безпокойтесь о немъ,— отвчалъ хозяинъ:— это деревенскй простофиля — пришелъ сюда искать себ мста.
Этотъ отвтъ вполн удовлетворялъ любопытство мошенниковъ, и впослдстви они до такой степени убдились въ моей деревенской простот и до такой степени привыкли ко мн, что позволяли мн заглядывать въ таинственную комнату, присутствовать при ихъ мошенническихъ сдлкахъ при ночной продаж краденыхъ драгоцнныхъ тканей. Каждая изъ этихъ сдлокъ сопровождалась великолпной пирушкой и, конечно, при этомъ случа не забывался и я.
— Эй, деревенщина! Мясникъ! Ступай-ка и ты сюда. Повеселись съ нами!— говорили они.
Разумется, отъ такихъ предложени я не смлъ отказываться и незамтнымъ образомъ собиралъ подробности, необходимыя и важныя для нашего брата, слдственныхъ агентовъ.
Дла мои шли въ этомъ порядк около десяти недль. Во и со это время я жилъ въ трактир, ни разу не снимая одежды мясника. Наконецъ, выслдивъ, употребляя полицейское выражене, семерыхъ главныхъ воровъ и узнавъ наврное, откуда доставались краденыя вещи, и кому он передавались, я выбралъ удобный случай свидться съ моими товарищами — Стро и Фендоломъ, сообщилъ имъ вс подробности и въ назначенное время предложилъ накрыть шайку мошенниковъ. По сказанному, какъ по писанному, агенты слдственной полици явились въ трактиръ и при общемъ арест схватили и меня: мы заране условились, чтобы я до послдней минуты разыгрывалъ роль мясника.
— Зачмъ вы его-то берете!— вскричалъ хозяинъ, едва только замтилъ опасное мое положене.— Онъ вовсе не воръ, онъ недавно пришелъ изъ деревни, онъ и воды не замутитъ, у него и масло во рту не растаетъ.
Несмотря на это, меня арестовали, осмотрли мою комнату и нашли въ ней хозяйскую скрипку, которая попала туда съ умысломъ. При этомъ открыти мнне хозяина обо мн совершенно измнилось.
— Такъ вотъ каковъ этотъ мясникъ!— сказалъ хозяинъ.— Не зналъ я! Право не зналъ! Милостивые государи, прошу васъ, арестуйте его: онъ укралъ мою скрипку!
Намъ оставалось теперь поймать главнаго вора, но и въ этомъ не предвидлось большого затрудненя. Въ минуту откровенности онъ признался мн, что дла его идутъ плохо, что одинъ изъ его сподвижниковъ арестованъ городской полицей, и что поэтому онъ намренъ какъ можно рже показываться въ нашъ трактиръ.
— Куда же вы думаете перехать, мистеръ Шеффердсонъ?— спросилъ я.
— Покуда еще самъ не. знаю, но думаю, что на Коммерческую дорогу, тамъ есть славная гостиница, ‘Заходящая Луна’: въ ней-то я и поселюсь на нкоторое время. Я думаю также перемнить свое имя и называться Симпсономъ: знаешь, оно какъ-то попроще. Надюсь, что ты побываешь у меня.
— Какже! Непремнно побываю,— отвчалъ я и на этотъ разъ говорилъ ему сущую правду, потому что этимъ посщенемъ должно было кончиться наше предпряте.
На другой день посл ареста, я и товарищъ мой Стро отправились въ ‘Заходящую Луну’ и по прибыти туда спросили мистера Симпсона. Намъ показали его комнату, и не успли еще мы добраться до нея, какъ мистеръ Симпсонъ вышелъ оттуда и поспшилъ къ намъ навстрчу.
— Ты ли это, любезный мясникъ мой?— воскликнулъ онъ.
— Какъ видите — я, ну, какъ вы поживаете? Какъ ваши дла?
— Да такъ себ, похвастаться нечмъ,— отвчалъ Симпсоны — А это кто съ тобой?
— Молодой человкъ, хорошй мой прятель.
— Ну, вотъ дло! Прошу покорно, очень радъ такимъ гостямъ, прятели мясника и мои прятели.
Вслдъ за этимъ я приказалъ моему прятелю отрекомендовать себя мистеру Симпсону, и мы кончили тмъ, что взяли подъ арестъ и этого мошенника.
Вы не можете представить себ изумленя воровъ въ суд, когда узнали они, что я вовсе не мясникъ. Когда я представился, при вторичномъ допрос, въ костюм чиновника слдственной полици, и когда мошенники увидли, до какой степени они были обмануты,— на лиц каждаго изъ нихъ отразились ужасъ и злоба.
Не мене того забавно было смотрть на адвоката, которому поручено было защищать сторону воровъ. Онъ ршительно не могъ понять, куда двался тотъ мясникъ, на котораго во всхъ бумагахъ ссылаются, какъ на виновника открытя и поимки преступниковъ. И когда слдственный судья началъ излагать передъ собранемъ дло и объявилъ о полицейскомъ агент, который открылъ шапку мошенниковъ, защитникъ этой шайки воскликнулъ:
— Опять полицейскй агентъ! Мн не нужно вашихъ агентовъ: мн нуженъ мясникъ, а не полицейскй агентъ.
Однакожъ, дло кончилось тмъ, что адвоката убдили, что въ моей особ заключались два лица,— деревенскй мясникъ и агентъ слдственной полици,— что мошенники были отправлены въ ссылку, а модные магазинщики, пользовавшеся уваженемъ публики и скупавше краденыя вещи, были посажены на опредленный срокъ въ тюрьму.
Разсказъ Мита кончился, и деревенскй мясникъ снова обратился въ агента слдственной полици. Воспоминане объ этомъ поручени до такой степени забавляло его, что даже и посл окончаня разсказа онъ не разъ принимался смяться и повторять т слова, съ которыми обращались къ нему мошенники, называя его деревенскимъ простофилей.
Время летитъ быстро, становятся уже довольно поздно, и гости наши начинаютъ обнаруживать желане уйти домой. Но тутъ является на сцену сержантъ Дорнтонъ.
— Позвольте и мн разсказать вамъ одно происшестве,— говоритъ онъ: — можетъ быть, оно покажется вамъ интереснымъ. Дло, какъ изволите видть, идетъ о дорожномъ мшк.
Въ 1847 году меня послали въ Чатамъ — искать одного жида, по имени Мешека, который велъ обширныя дла по части фальшивыхъ векселей.
По прзд моемъ въ Чатамъ, Мешека тамъ уже не было, и по разспросамъ оказалось, что жидъ ухалъ въ Лондонъ, взявъ съ собою дорожный мшокъ.
Длать было нечего. Съ послднимъ Блэквольскимъ поздомъ я снова воротился въ Лондонъ и по пути наводилъ справки, не прозжалъ ли еврей съ дорожнымъ мшкомъ. По прзд въ Лондонъ, я обратился съ разспросами къ носильщикамъ. Надобно сказать, что въ ту пору по Блэквольской дорог прозжало пропасть пассажировъ, а потому замтить между ними жида съ дорожнымъ мшкомъ значило то же самое, что найти иголку въ копн сна. Но, къ моему счастю, открылось, что одинъ изъ носильщиковъ видлъ какого-то жида и носилъ для него какой-то дорожный мшокъ въ такую-то гостиницу. Безъ всякаго сомння, я отправляюсь въ ту гостиницу и узнаю, что жидъ былъ въ ней нсколько часовъ и потомъ ухалъ, но куда, неизвстно. Я разспрашиваю того, другого, и изъ всхъ разспросовъ узнаю одн только примты дорожнаго мшка. И вотъ въ чемъ заключались эти примты: на одной сторон мшка былъ вышитъ зеленый попугай на желтой подставк. Этого попугая мн достаточно было, чтобы попасть на слды самого Мешека, и я пускаюсь по нимъ, сначала до Чектенгама, потомъ до Бирмингама, до Ливерпуля и, наконецъ, до Атлантическаго океана. Въ Ливерпул погоня прекратилась. Узнавъ, что жидъ мой укатилъ въ Америку, я уже навсегда было откланялся и Мешеку. и его дорожному мшку съ зеленымъ попугаемъ.
Спустя много мсяцевъ — почти около года — Ирландскй банкъ былъ ограбленъ на семь тысячъ фунтовъ. Вс подозрня падали на одного доктора Донди, съ отъздомъ котораго въ Америку начали появляться оттуда ассигнаци обкраденнаго банка. Докторъ Донди уже усплъ купить себ помстье въ округ Нью-Джерзи, и потому, для удовлетвореня истцовъ, нужно было отправиться туда, арестовать его имне и продать съ публичнаго торга. Для этой цли меня откомандировали въ Америку.
Я вышелъ на берегъ въ Бостон и отправился въ Нью-оркъ. Здсь я узналъ, что Донди размнялъ нью-оркскя деньги на Нью-джсрзейскя и эти деньги положилъ въ Ново-Брауншвейгскй банкъ. Чтобъ поймать этого мошенника, необходимо нужно было заманить его въ Нью-оркскй округъ, а это стоило большого труда и искусства, Однажды Донди общался прхать, но обманулъ, не знаю почему. Въ другой разъ онъ уже совсмъ собрался хать, но у дтей его открылась корь, и ему по необходимости пришлось остаться дома, Наконецъ, я дождался, что онъ прхалъ въ Нью-оркъ на пароход. Я арестовалъ его и безъ всякихъ церемонй посадилъ въ ‘Могилы’. Этимъ именемъ называется нью-оркская уголовная тюрьма. На другое утро я отправился въ ‘Могилы’ для допроса, Когда я проходилъ черезъ комнату общаго присутствя и посматривалъ, по обыкновеню, во вс углы, мн вдругъ попался на глаза дорожный мшокъ и на этомъ мшк… какъ бы вы думали, кого я увидлъ? Ни боле, ни мене, какъ зеленаго попугая на желтой подставк, за которымъ я гонялся по Англи.
— Этотъ мшокъ съ зеленымъ на немъ попугаемъ,— вскричалъ я отъ радости:— принадлежитъ одному англйскому жиду Аарону Метеку. Головой своей ручаюсь, что я говорю вамъ правду.
Нью-оркске полицейске чиновники остолбенли отъ изумленя.
— Почему вы знаете?— спросили о ни.
— Еще бы мн не знать!— отвчалъ я,— Кром этой птицы, я во всю жизнь свою ни за кмъ не гонялся такъ далеко.
— Неужели и въ самомъ дл мшокъ этотъ принадлежалъ Мешеку?— спросили мы съ видомъ изумленя.
— Безъ всякаго сомння! Мешекъ попался въ ‘Могилы’ за какое-то новое преступлене. Осмотрвъ дорожный мшокъ, я нашелъ въ немъ любопытныя записки, послужившя мн превосходнымъ орудемъ къ открытю всхъ мошенничествъ жида Аарона Мешека.
Вотъ образцы дятельности агентовъ лондонской полици. Въ каждомъ поступк ихъ проявляются смтливость и дальновидность, которыя изощряются и укрпляются ежедневной практикой. Во всякое время и везд они умютъ приспособлять себя къ различнымъ обстоятельствамъ и поставлять преграду замысламъ мошенниковъ. При постоянномъ внимани, при сильномъ напряжени умственныхъ способностей, эти чиновники, со дня на день, изъ года въ годъ, слдятъ за новыми изобртенями и за развитемъ искусства мошенниковъ, чтобъ удачне дйствовать противъ нихъ. Въ архив Уголовнаго суда можно найти тысячи такихъ примровъ, вс они одинаково любопытны, нкоторые изъ нихъ принимаютъ романтическй видъ и даже клонятся къ чему-то чудесному, хотя и объясняются безъ всякихъ украшенй, по обыкновенной приказной форм: ‘Вслдстве возложеннаго на меня порученя, я сдлалъ то-то и то-то’.
Указать прямо на преступника, быстро отыскать его, куда бы онъ ни скрылся, во-время схватить его и представить въ судъ,— вотъ главное поприще чиновника слдственной полици. ‘Я получилъ приказане — говоритъ онъ — исполнилъ его и больше ничего не знаю’.
Эта шахматная игра, въ которой пшки замняются живыми людьми, разыгрывается втайн, и интересъ игры поддерживаетъ игрока до послдней минуты. Порученя, которыя возлагаются правительствомъ на подчиненныхъ, восходятъ иногда до великихъ результатовъ. Леверье и Адамсъ извщаютъ насъ, что вслдстве возложеннаго порученя они открыли новыя планеты, Колумбъ, вслдстве возложенаго на него порученя, открылъ Новый Свтъ.
Такъ точно и чиновники лондонской слдственной полици просто-на-просто доносятъ, что вслдстве возложеннаго на нихъ порученя они открыли новую шайку воровъ или какого-нибудь стараго мошенника, но какъ открыли — остается тайной.
Интересная бесда наша кончилась за полночь и на этотъ разъ не обошлась безъ приключенй. Мошенники какъ будто нарочно вздумали подсмяться надъ дальновидностью своихъ гонителей. Въ то время, какъ гости наши возвращались домой по многолюднымъ улицамъ Лондона, воришки весьма искусно опустошили ихъ карманы.
— Если вамъ не скучно слушать нашу болтовню, то позвольте разсказать вамъ еще два анекдота, сказалъ инспекторъ Вильдъ, вторично навстивъ меня, около сумерекъ, въ одинъ прекрасный лтнй вечеръ. Вмст съ Вильдомъ явились также Митъ и Дорнтонъ. Разумется, я принялъ предложене съ величайшимъ удовольствемъ.
— Одна изъ самыхъ забавныхъ нашихъ продлокъ, началъ Вильдъ, длая ударене на слов забавныхъ, нарочно затмъ, чтобъ приготовить наше ожидане не къ глубокому интересу разсказа, но единственно къ смтливости и проворству ихъ распоряженй:— одна изъ самыхъ забавныхъ продлокъ нашихъ заключается въ искусномъ пожати руки сержанта Витчема. Я всегда съ удовольствемъ вспоминаю объ этомъ.
Однажды Витчемъ и я отправились въ Ипсомъ — не помню, на какое-то публичное гулянье — и расположились на станци желзной дороги ожидать прзда нашихъ друзей. Въ прошедшй разъ я, кажется, сказалъ вамъ, что мы занимаемъ этотъ постъ всегда и везд, гд только готовится гульбище или выставка, или ярмарка, или концертъ Дженни Линдъ, и вообще что-нибудь въ этомъ род,— и занимаемъ для того, чтобы встртить лондонскихъ мошенниковъ и съ слдующимъ же поздомъ отправить ихъ обратно въ Лондонъ. При этомъ случа мошенники вздумали обмануть нашу бдительность. Они нарочно объхали нсколько десятковъ миль кругомъ, явились въ Ипсомъ съ той стороны, откуда вовсе ихъ не ждали, и быстро приступили къ длу, между тмъ какъ мы преспокойно стояли на часахъ… Впрочемъ, это не касается до настоящаго разсказа.
Въ то время, какъ Витчемъ и я, въ ожидани позда, шатались взадъ и впередъ около станци, къ намъ подошелъ старинный нашъ прятель мистеръ Татъ, прекрасный джентльменъ, съ почтенной наружностью, и большой любитель нашего занятя.
— Здорово, Вильдъ,— говоритъ онъ:— что ты тутъ подлываешь? Видно ждешь своихъ прятелей?
— Не безъ того, мистеръ Татъ,— отвчаю я:— вы отгадали.
— Эхъ, братецъ, брось все это!— говоритъ мистеръ Татъ.— Пойдемте лучше выпить хорошаго винца.
— Теперь намъ никакъ нельзя,— отвчаю я:— дло другое, когда придетъ поздъ,— тогда съ большимъ удовольствемъ.
Мистеръ Татъ остается съ нами, приходитъ поздъ, и мы отправляемся въ ближайшую гостиницу. Надобно сказать, что мистеръ Татъ, угощая насъ, не скупился: онъ безпрестанно вытаскивалъ свой бумажникъ. Въ манишк его красовалась дорогая алмазная булавка. Мы уже выпили рюмки по три хересу, какъ вдругъ Витчемъ обращается ко мн.
— Мистеръ Вильдъ, не звайте!— говоритъ онъ.
Я взглянулъ въ сторону и вижу, что въ главныя двери гостиницы входятъ четверо мошенниковъ. Спустя нсколько минутъ булавка мистера Тата исчезла,— но какъ и куда она исчезла, никто изъ насъ не видлъ. Мошенники собираются уйти, но Витчемъ заступаетъ имъ дорогу. Я и мистеръ Татъ встаемъ съ мстъ, начинается споръ, брань, и, наконецъ, дло доходитъ до драки. Благодаря соединеннымъ усилямъ, мы одержали верхъ надъ этой шайкой, перевязали ее и отвели на станцю. На станци уже собралось множество народа, такъ что намъ стоило большого труда посадить нашихъ прятелей въ безопасное мсто. Однако, мы успли сдлать свое дло: обыскали карманы мошениковъ,— къ удивленю нашему, ничего не нашли въ нихъ,— заперли всхъ четырехъ въ отдльный вагонъ и возвратились въ гостиницу.
