Очерки из старинной русской литературы, Пыпин Александр Николаевич, Год: 1855

Литературоведение
Время на прочтение: 50 минут(ы)
Скачать в PDF

ОЧЕРКИ ИЗЪ СТАРИННОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

Статья вторая (*).

(*) Первая статья напечатана въ No 2-мъ ‘Отечеств. Записокъ’ 1855 года (томъ XCVIII).

II. РУССКІЯ РЕДАКЦІИ СРЕДНЕВКОВЫХЪ СКАЗАНІЙ ОБЪ АЛЕКСАНДР.

Разобранная нами повсть, взятая изъ ‘Тысячи и Одной Ночи’, приводитъ насъ къ любопытному вопросу въ исторіи старой нашей письменности, который теперь снова обратилъ на себя вниманіе изслдователей. Тринадцатое столтіе начало новый періодъ въ умственной и нравственной жизни древней Руси, вншнія несчастія и стсненіе самобытной дятельности должны были отразиться и на памятникахъ древней нашей словесности, такъ-что эпоха татарскаго ига кладетъ между ними рзкую грань. Съ тмъ вмст, многія произведенія эпохи дотатарской или совершенно погибли, или остались уединенными свидтелями того, въ какихъ размрахъ и въ какомъ направленіи могли развиться эти начала, внезапно-остановленныя въ своемъ распространеніи. До насъ дошло только самое незначительное число рукописей отъ того времени, и нтъ сомннія, что это произошло не случайно, напротивъ, гибель рукописей зависла именно отъ невыгодныхъ вншнихъ обстоятельствъ. Съ потерею рукописей терялись и самыя сочиненія, такъ-что нкоторые памятники существуютъ для насъ только въ догадкахъ и предположеніяхъ, и трудъ изслдователя древнйшнаго періода нашей литературы теперь главнымъ образомъ есть трудъ реставратора.
Однимъ изъ любопытнйшихъ памятниковъ въ этомъ отношеніи можно назвать повсть, занесенную въ тотъ же сборникъ, гд находилось и сказаніе о Синагрип. Повсть называлась, но словамъ Карамзина, ‘Дяніе и житіе Девгеніево Акрига’, вмст съ сказкой о Синагрип она переведена, безъ-сомннія, съ греческаго. Византійская литература среднихъ вковъ до-сихъ-поръ еще мало обработана и извстна далеко-невполн, наши древнія повсти получаютъ важное значеніе и для ея изслдованія, потому-что предполагаютъ въ ней существованіе такихъ произведеній, какія до-сихъ-поръ находимы были въ ней только въ ограниченной степени. ‘Дяніе Девгеніево’ своимъ характеромъ указываетъ на греческое произведеніе, относящееся именно къ темному, въ византійской литератур, отдлу сагъ и разсказовъ о герояхъ и богатыряхъ, оно, кажется, легко пріурочивается къ тому кругу фантастическихъ исторій, который былъ порожденъ крестовыми походами и странствованіями западныхъ паладиновъ и рыцарей, и который ученые обозначаютъ именемъ византійско-палестинской поэзіи {W. Wackernagel, Gesell, der deutschen Literatur 180—181.}. Столкновеніе Востока съ Западомъ открыло въ это время новый источникъ вымыслу: рзкое отличіе въ характер жизни, приключенія въ далекихъ путешествіяхъ, поражающій эффектъ невиданныхъ земель и ожесточенная борьба съ неврными, дававшая просторъ и геройскимъ подвигамъ и находчивости — все это отражается на поэтическихъ памятникахъ западноевропейскихъ литературъ, которые брали отсюда свое содержаніе. Подобные мотивы, хотя и не въ одинаковой степени, были возможны и въ греческой жизни того же времени и точно такъ же могли найдти свое выраженіе въ произведеніяхъ словесности, но, къ-сожалнію, до-сихъ-поръ въ ней остается пробломъ эта интересная сторона. Именно къ ней принадлежалъ прототипъ ‘Дянія Девгеніева’, доказывающаго вмст и давнишній переходъ къ намъ памятниковъ византійской бельлетристики, которую представляютъ обыкновенно собраніемъ нсколькихъ стихотворныхъ, но не поэтическихъ произведеній.
Притомъ сказаніе это вовсе не было отдльнымъ примромъ, потеря его замняется отчасти нсколькими другими повстями того же происхожденія, которыя имли боле-счастливую участь и сохранились до нашего времени во многихъ спискахъ и редакціяхъ. Собирая въ одно цлое эти разрозненные Факты древней нашей письменности, мы приходимъ къ убжденію, что область византійскаго вліянія была въ ней очень-обширна и не ограничивалась тми предлами, которые мы привыкли назначать этому явленію. Переводы подобныхъ произведеній обнаруживаютъ тсную литературную связь, въ нихъ она выражается, можетъ-быть, всего пряме, потому-что оли всего-ближе къ народному пониманію.
Такое отношеніе византійской литературы къ древней русской началось уже давно. По недостатку спеціальныхъ изслдованій теперь еще трудно опредлить вс его обстоятельства и подробности, по оно довольно-ясно рисуется нкоторыми данными. Переводы греческихъ хронографовъ начались почти вмст съ первыми попытками русской литературной дятельности, знаніе ихъ дало первому нашему лтописцу возможность представить въ начал своего труда короткій, но точный космографическій очеркъ, переводъ греческаго хронографа Малалы несомннно принадлежитъ Х-му вку, столько же древенъ переводъ Георгія Амартола, въ посланіи м. Іоанна упоминается старинное изложеніе древней исторіи — палея, можно, наконецъ, длать заключеніе о другихъ одинаково-древнихъ переводахъ. Въ такихъ памятникахъ, современныхъ первоначальной эпох нашей литературы, уже заключается переходъ къ произведеніямъ чисто-литературнаго характера, которыя и не замедлили появиться у насъ изъ того же византійскаго источника. Были ли они результатомъ непосредственной дятельности русскихъ переводчиковъ или нтъ — другой вопросъ, по-крайней-мр дйствіе ихъ на читателя, вліяніе на характеръ русской литературной производительности не измнялись отъ этихъ условій.
Первоначальная связь съ византійскою литературой не была у насъ прямою, довольно-долго, во времена своей политической самобытности и процвтанія, нашими посредниками были болгаре и сербы. Очень- многіе старинные памятники, на которые мы всего чаще смотримъ какъ на памятники русскіе, составляли принадлежность ихъ литературы, и уже потомъ, какъ-бы по наслдству, перешли къ намъ, почти не оставивъ у нихъ никакихъ слдовъ своего существованія. Въ числ главныхъ органовъ этого посредничества долго была Аоонская Гора: путешествія русскихъ къ святогорскимъ обителямъ упоминаются давно, и давно русскіе получили въ ней право гражданства {Изслдованіе о сношеніяхъ русскихъ съ монастырями Аонской Горы въ ‘Тв. Св. Отц.’ 1848. Кн. I, приб. 129—168. Жаль, что предметъ еще не разработанъ здсь вполн.}. Тамъ составлялось много переводовъ съ греческаго, тамъ писалось множество рукописей, которыя потомъ приносимы были въ Россію и распространялись во всхъ краяхъ ея. Характеръ сношеній много измнился впослдствіи, когда Аонская Гора, съ паденіемъ Византіи, подверглась преслдованію и угнетенію, но и тогда она не переставала еще приносить къ намъ плоды своей дятельности. Съ другой стороны, несомннны и прямыя отношенія къ византійской литератур — переводы съ греческаго длались и дола на Руси: языкъ этотъ, конечно, издавна былъ извстенъ у насъ многимъ и знаніе его не могло считаться большою рдкостью, тмъ боле, что у насъ было очень-много греческихъ выходцевъ. Лтописныя извстія о княжескихъ библіотекахъ и большихъ собраніяхъ книгъ, между которыми были и греческія, не могутъ не доказывать такого положенія, потому-что собираніе книгъ должно было имть свои основанія, лтопнь отмчаетъ иногда и самые переводы. Усвоеніе чужихъ южнославянскихъ переводовъ становилось важнымъ дополненіемъ къ собственнымъ трудамъ. Отличаясь всего-боле чертами нарчія старославянскаго, эти переводы были очень-близки, или даже нисколько не отступали отъ обыкновеннаго литературнаго языка того времени, частое переписываніе постоянно сглаживало нерусскія особенности, давая мсто оттнкамъ вполн-русскимъ, и въ большей части этихъ памятниковъ, такъ, какъ они сохранились теперь въ позднйшихъ спискахъ, только немногіе слды выдаютъ ихъ первобытное происхожденіе.
Вс эти обстоятельства чрезвычайно облегчали для русскихъ знакомство съ памятниками византійской литературы. Очень-естественно ожидать, что оно не ограничивалось какою-нибудь одною отраслью и, напротивъ, искало разнообразія, которое могло бы удовлетворять зарождавшимся литературнымъ стремленіямъ и охот къ ‘почитанью книжному’. И знакомство могло укрпляться тмъ боле, что византійская литература нелишена была этого разнообразія. Теперь бельлетристическій отдлъ ея, къ которому принадлежали первообразы сказанія о премудромъ Акир и Девгеніева Дянія, вслдствіе разныхъ обстоятельствъ (или потери рукописей, или нелюбопытства ученыхъ), извстенъ всего- меньше, многіе памятники этого отдла или совсмъ неизвстны и сохранили слды свои только въ переводахъ, какъ об русскія повсти, или изданы только въ послднее время {Нашими учеными было уже замчено, что въ старинной русской, или вообще старославянской, литератур встрчаются переводы неизданныхъ, или вовсе-неизвстныхъ греческихъ сочиненій. Изслдованіе древнихъ памятниковъ нашей письменности, безъ-сомннія, дастъ возможность возстановить многіе темные факты византійской литературы, особенно той отрасли ея, о которой мы теперь говорили.}.
Такова была до недавняго времени судьба и тхъ знаменитыхъ сказаній объ Александр-Великомъ, которыя во все продолженіе среднихъ вковъ возбуждали общее любопытство, разсказывая подвиги завоевателя, одинаково-славнаго и въ Европ и въ Азіи. И тамъ и здсь сказанія объ Александр пережили много вковъ, не теряя своего интереса, множество писателей выбирали ихъ сюжетомъ своихъ произведеній и занимались своимъ героемъ съ такой любовью, какая выпадаетъ на долю только самыхъ популярныхъ личностей изъ національныхъ преданій. Почти вс восточныя и западныя поэтическія обработки этого содержанія группируются около одного средоточія, первообразомъ ихъ было произведеніе греческой литературы.
Русскія редакціи сказаній объ Александр произошли изъ того же источника, и притомъ прямо, и распространены были въ-старину боле всхъ другихъ повстей этого разряда. Особенная счастливая судьба везд склоняла сочувствіе на ихъ сторону, и ученые объясняютъ его симпатичными качествами самой личности Александра и тмъ поэтическимъ колоритомъ, какой приданъ ему уже въ первоначальной форм этой саги. Его изумительно-далекіе походы съ перваго раза ускользали отъ испытующаго взгляда, и къ нему отнесли фантастическія преданія, собранныя отъ временъ миическихъ. Потрясеніе неподвижной Азіи, произведенное европейскимъ героемъ, вызвало сильное движеніе въ обихъ частяхъ свта, знакомство съ отдаленными странами и народами и вмст съ тмъ важное значеніе его предпріятія въ отношеніи политическомъ и въ отношеніи исторіи образованія, оставили неизгладимое впечатлніе. Потому Александръ не забытъ для народовъ Востока даже и до нашего времени. На Запад онъ могъ сначала пріобрсти извстность, какъ основатель всемірной монархіи, и по связи съ другими знаменитыми личностями исторіи, но когда, съ крестовыми походами, снова все устремилось на Востоку, открылась въ немъ и другая интересная сторона. Латинскія редакціи этихъ сказаній, конечно, были доступны уже въ-теченіе многихъ столтій и отдльные миы рано усвоились народу, но главныя поэтическія произведенія съ этимъ содержаніемъ вс относятся къ концу XII-го вка. Личность Александра представлялась среднимъ вкамъ въ высшей степени привлекательною, самое противорчіе его благородныхъ качествъ и недостатковъ, которое стремилась разршить поэзія, имло особенную прелесть. Удивительная мощь этого завоевателя, его великодушіе и врожденное благородство, счастіе его оружія и даже ранняя смерть ставили его блестящимъ образцомъ для бароновъ и рыцарей… Съ другой стороны, его характеризуетъ неудержимая пытливость ума: открытія его нашли такое же участіе, какъ и военные его подвиги. Въ немъ выразилось то же стремленіе узнать невдомыя страны, видть еще невиданныхъ людей, какое руководило древними путешественниками. Историки его собрали вс фантастическія преданія, ходившія со временъ Гомера, прибавили къ нимъ то, что доставили имъ обильные источники Востока, и разсказъ объ Александр сталъ романическою этнографіею и романическимъ описаніемъ природы, гд нашли себ мсто большая часть тхъ чудныхъ существъ, какъ гомерическіе циклоны и лестригоны, геродотовы аримаспы, ктезіевы макробіи и пр., которыми до того времени неперемнно заняты были греческіе миы и литература. Крестовые походы пробудили желаніе найдти т странныя существа, удивительные камни и растенія, о которыхъ говорили древніе, и какъ, съ одной стороны, отодвигали миическую Атлантиду все дале-и-дале на Западъ, гд старался открыть ее Колумбъ, такъ, съ другой стороны, на отдаленномъ Восток искали таинственнаго эльдорадо, полнаго опасностей и чудесъ. Опасности не останавливаютъ Александра и, превозмогши вс трудности странствованія, онъ достигаетъ предловъ, дале которыхъ уже не можетъ проникнуть человкъ… {C. h. Cholevius, Geschichte der deutschen Poesie nach ihren antiken Elementen I, 60 fg.}
Затрогивая общее любопытство своимъ содержаніемъ и сближаясь съ любимыми народными миами, сказанія объ Александр должны были и получить обширное распространеніе и вмст испытать много измненій. Каждый народъ, къ которому переходили они, оставлялъ на нихъ слды вліянія своихъ національныхъ понятій, отдльные миы получали тогда большее развитіе и новый смыслъ, или вставлялись вполн изъ другаго источника, хотя бы основная форма сказанія и не допускала ихъ. Оттого сказанія отъ Александр въ позднйшихъ видахъ отличаются смшаннымъ характеромъ, они соединяютъ въ себ разнообразныя черты, иногда лишенныя связи и порядка, потому-что появленіемъ своимъ обязаны были разнороднымъ причинамъ и обстоятельствамъ. Подъ перомъ нмецкихъ пвцовъ, труверовъ и вообще поэтовъ западныхъ, Александръ является со всми необходимыми качествами благороднаго рыцаря, тогда-какъ въ преданіяхъ Востока онъ рисуется истымъ мослеминомъ, который путешествуетъ въ Мекку и сражается съ врагами своего ученія.
Приноровленіе къ извстной національности выразилось уже и въ начальныхъ редакціяхъ этой исторіи, при первыхъ попыткахъ соединять въ одно цлое отдльные ея элементы. Зародыши ея относятъ къ эпох, слдовавшей за смертью Александра, когда исторія его уже начала подергиваться туманомъ, и полное развитіе первоначальнаго преданія, послужившаго основой для послдующихъ его метаморфозъ, пріурочиваютъ къ александрійскому періоду. Этимъ объясняется, почему во всхъ западныхъ редакціяхъ сказанія отцомъ Александра Македонскаго является египетскій царь Нектанебъ: происходя отъ него, Александръ становился уже не завоевателемъ Египта, а прямымъ наслдникомъ послдняго царя. Басню эту породило тайное чувство національной гордости, присвоивавшее своему народу славу чужаго героя и старавшееся скрыть свое собственное пораженіе, такимъ же образомъ восточныя сказанія объ Искендер, несмотря на свое западное происхожденіе, вводятъ здсь другую басню и отцомъ Искендера представляютъ не Филиппа и не Нектанеба, а персидскаго царя Дараба Преданіе о Нектанеб, какъ отц Александра, хотя и удержалось въ западно-европейскихъ обработкахъ этихъ сказаній, но уже потеряло въ нихъ тотъ смыслъ, который соединяла съ нимъ древнйшая редакція. Оно принято было тамъ какъ чисто-историческій фактъ и не имло никакого особеннаго значенія, но въ-замнъ того сказаніе мняло другія свои подробности и опять олицетворяло собою другую жизнь и народность. Измненіямъ и варьяціямъ не было конца, такъ-что одно и то же произведеніе въ различныхъ литературахъ является подъ самыми разнообразными формами. Чтобъ ясне опредлить отношенія къ нему старинныхъ русскихъ разсказовъ и вмст указать, почему эти послдніе иногда значительно разнятся между собою, мы сообщимъ нкоторыя черты изъ обширной литературной исторіи сказаній объ Александр — черты, въ которыхъ не трудно замтить ихъ космополитическій характеръ {Лучшія изслдованія о начал и исторіи ихъ: — St.-Croix, Examen critique des historiens d’Alexandre le Grand. Paris 1804,— Vie d’Alexandre le Grand par F. (Friedlander, или по Б.-де-Ксиврею, Favre) коротенькая, но очень-любопытная статья по поводу изданія Юлія Валерія кард. Маи (Mediol. 1817) въ Bibl. univers, de Genиve 1818, VII. Littrature p. 218—229 и 322—349,— Berger de Xivrey, Notice de la plupart des manuscrits… contenant l’histoire fabuleuse d’Alexandre le Grand, connue sous le nom de Pseudo-Callisthиnes въ Notices et Extraits des manuscr. de la bibl. du Roi t. XIII. II, 162—219 (выписки изъ рукописей 219—307). Псевдо-Каллисонъ изданъ въ первый разъ К. Мюллеромъ въ дидотовой Script, graecorum bibliotheca, Paris 1846 (Arrianus. Fragmenta scriptorum de rebus А. M. Pseudo-Callisthenes), съ прекраснымъ предисловіемъ.}.
Первоначальное греческое произведеніе приписывается всего-чаще Каллисену, извстному философу, сопровождавшему Александра въ походахъ и погибшему жертвою своего прямодушія. Въ-сущности, какъ это бываетъ всегда въ подобныхъ случаяхъ, настоящій авторъ его неизвстенъ, но имя псевдо-Каллисона осталось главнымъ обозначеніемъ баснословной исторіи. Уже въ древнйшихъ ея редакціяхъ Александръ, какъ мы замтили, называется сыномъ египетскаго царя Нектанеба (въ старинныхъ русскихъ переводахъ Нектанавъ, Невхонавтъ и т. п.). Греческая исторія, а сходно съ нею и русскіе переводы, разсказываютъ, что Нектанебъ обладалъ многими волшебными знаніями, посредствомъ которыхъ побждалъ всхъ враговъ своихъ. Но когда новое войско, составленное изъ разныхъ народовъ Востока, стало угрожать его царству, Нектанебъ увидлъ, что обыкновенныя средства защиты будутъ недостаточны, и что ему остается только бжать изъ отечества и искать спасенія въ далекихъ земляхъ. Египтяне долго ждали возвращенія своего властителя, наконецъ обратились къ оракуламъ и получили отъ нихъ такой отвтъ: ‘бжавшій царь снова воротится въ Египетъ, но не старцемъ, а молодымъ, и побдитъ враговъ нашихъ, персовъ’ { , , . Mller — Callisthencs I, 34. Въ русскихъ переводахъ этотъ разсказъ сохранился съ нкоторыми варіантами.}. Между-тмъ переодтый Нектанебъ поселяется въ Македоніи, пріобртаетъ тамъ извстность своею мудростью, знакомится съ Олимпіадою (которая считается дочерью эіопскаго царя Фола), приходитъ къ ней подъ видомъ и символами Юпитера-Аммона и длается отцомъ Александра. Опускаемъ подробности разсказа — о мудрости и остроуміи маленькаго Александра, о смерти отца его и пр. Воспитаніе Александра поручено было Аристотелю вмст съ Нектанебомъ, и уже рано можно было замтить въ ребенк что-то необыкновенное, онъ укрощаетъ бшенаго букефала (въ русскихъ переводахъ ‘воловій конь’ или ‘дучипалъ’, ‘дучпалъ’), который съ-тхъ-поръ остался любимымъ конемъ его. По смерти Филиппа, онъ начинаетъ войну съ персидскимъ царемъ, но передъ тмъ предпринимаетъ нсколько походовъ противъ сосднихъ народовъ, покоряетъ ихъ своей власти и присоединяетъ къ своему воинству. Онъ приходитъ даже въ Италію, принимаетъ дары и покорность отъ римлянъ и отъ всхъ народовъ Европы {Александрія Рум. Музея No 456 л. 142 ‘Римляне же… отъ камени адаманта изнесоша ему оружіе Александра Фарижа, сына Пріяма, царя тройска, еже Агаменъ, царь греческіи, взялъ въ Трои, и копіе алеаидиново з бисеромъ и каменіемъ многоцннымъ принесоша, Якша Келомонича (то-есть Аякса Теламонида) и инхъ 17, и щитъ Таркинія, царя римскаго, кожею аспидовою повлаченъ, и славно вниде въ Римъ… и вси царіе западніе пріидоша къ нему со многими дарами, еже не воевати ихъ моляхуся и повел имъ дань даяти отъ 12 лтъ и войска вооруженна’, Въ изданномъ греческомъ текст это передается иначе. Pseudo — Cailisth. 29—31 notae.}, былъ, наконецъ, и въ Египт, жители котораго признаютъ его своимъ царемъ, потому-что предсказанія Нектанеба и оракуловъ исполнились и Александръ сдлался настоящимъ преемникомъ своего отца. Здсь онъ строитъ Александрію и потомъ отправляется въ Тиръ, посщаетъ Финикію и Палестину…
Дарій услышалъ о странствованіяхъ Александра и написалъ къ нему высокомрное письмо, въ которомъ называлъ его мальчикомъ и требовалъ дани и повиновенія, онъ прислалъ Александру и разныя дтскія игрушки, которыми ему будто всего приличне заниматься. Александръ отвчалъ на его насмшки ловко и смло {‘Нын послахъ къ теб (пишетъ Дарій) стругло и коло, да съ нимъ игравши, яко же и протчіи младенцы играютъ, а два ковчега праздна, и т наполнишь мн трилтными данми, а два мха маку, и ты макъ повелиши… подобнымъ теб безумнымъ велможамъ, даизочтутъ въ число, и тако вдомо вамъ будетъ число войска моего’. Александръ отвчаетъ: ‘…. царь Александръ македонскій Дарію царю персскому, превознесенному гордніемъ своимъ и сердцемъ безумно(му) и хвалящемуся своею честью — и твоя честь вся теб есть — меня же млада и несмысленна и ненаказанна именуеши… и какъ дтемъ, игралище далъ ecu мн, самодержцу земли, воистинну… дарми ты образуеши самодержца мя своей земли, прорекуешя всму свту — царемъ (мн) быти въ Персид. Округъ кола образуетъ обладати всей вселеннй… и нын безумному посланію твоему дти глумятся, и коломъ и стругломъ твоимъ вертятъ — тако станешь отъ меня верттися предо мною, а ковчези твои повеллъ нын и праздны вмсто дани отъ тебя принята, и веллъ ихъ соблюсти — дондеже наполню отъ твоего царства многоцннымъ сокровищемъ, а макъ повеллъ македонянамъ изжевати — тако войско (твое) будетъ пожерто’. Такъ читается переписка ихъ въ одной изъ новйшихъ редакцій исторіи.}. За первымъ письмомъ слдовали новыя посланія, наконецъ дло дошло до битвы. Здсь псевдо-Каллисенъ вообще удерживаетъ главные историческіе факты: Дарій побжденъ въ нсколькихъ сраженіяхъ, но не хочетъ признать себя побжденнымъ, проситъ помощи у царя индійскаго, Пора, общаетъ половину царства ему и большіе дары воинамъ, но все напрасно: семейство его попадается въ руки Александра, самъ Дарій убитъ измннически. Александръ рыцарски-благородно обходится съ семействомъ противника и предаетъ казни убійцъ его. Въ описаніи сраженій псевдо-Каллисенъ не жалетъ aантазіи и сообщаетъ имъ много неисторичеcкаго блеска, къ числу его вставокъ принадлежитъ и путешествіе Александра къ Дарію подъ именемъ посла: онъ не былъ узнанъ, но когда одинъ изъ даріевыхъ вельможъ открылъ въ посл самого Александра, послдній счастливо избгаетъ опасности и смется надъ оплошностью стражей своего врага. Женившись на дочери Дарія, Роксан, Александръ думаетъ о новомъ поход — въ Индію. Поръ встртилъ его со львами и слонами и сопротивлялся очень-храбро, но Александръ побдилъ его хитростью въ единоборств, овладлъ царствомъ Пора и слъ на его престол. Вс несметныя богатства индійскаго царя достались Александру, ему привели и коней Пора, ‘Ферезей индійскихъ’, львовъ ловныхъ и леопардъ (‘сирчь бобровъ’, объяснилъ русскій переводчикъ), ‘на златыхъ чепяхъ все то ко Александру приведоша, чмъ Поръ царь тшился’. Затмъ Александръ пошелъ къ оксидраконтамъ, чтобъ познакомиться и бесдовать съ славными гимнософистами (въ рус. пер. ‘нагомудрецы’ или ‘голомудрецы’), обитавшими въ пещерахъ. Они удивили его строгостью жизни и презрніемъ земной суеты. Александръ долго говорилъ съ главнымъ между ними мудрецомъ, задавалъ ему самые трудные вопросы и отвтъ всегда былъ простъ, кратокъ и ясенъ. Они не хотли покоряться его могуществу, котораго не признавали, и Александръ не ршался дйствовать противъ нихъ враждебно, потому-что чувствовалъ ихъ умственное и нравственное превосходство. Идя съ войскомъ дальше, увидлъ онъ на мор островъ, гд была царская гробница, заключавшая огромныя сокровища, одинъ изъ полководцевъ его отправился осмотрть островъ, по едва вступилъ на него съ своими спутниками, какъ островъ скрылся въ пучин.
Еще до войны съ Поромъ, Александръ встрчалъ на пути много удивительныхъ вещей, останавливавшихъ его вниманіе {Въ томъ же списк исторіи разсказывается, что Александръ ‘на десную страну востока пойде и до красныя земли дойде. Въ ней б земля всякимъ цвтомъ цвтящеся и древеса ростаху всякимъ прекраснымъ видомъ, и овощи, и благоуханіе испущающе велми… Позади той же красной земли бяше множество языкъ безсловесныхъ и скотовъ дивіихъ и зврей человкообразныхъ. Ими языцы кричатъ яко гуси, образомъ подобны людемъ, лише (только) пернаты, рукъ не нмяху, вмсто рукъ крил у нихъ малы — не летаху ими, лише махаху. Пни языцы яко коровы мичаху, подобіемъ аки человки, мохнаты, у рукъ и у ногъ, аки у лва когти, а платья не нмяху.’ Александръ встртилъ здсь такихъ большихъ муравьевъ, которые таскали въ свои норы и съдали его воиновъ, нашелъ рку съ горькою водою, и потомъ другую рку или ‘езеро — сладко бяше велми, аки медъ вода въ немъ, и на край езера того стоитъ столпъ каменный высокъ, и на столп въ злат вылитъ и поставленъ образъ Навходоносора царя…’ Въ греческомъ текст послднее мсто читается такъ: , . . .’ ‘. Mller, Pseudo—Gallisth. III. 17.}, теперь походы его представляютъ цлый рядъ чудесъ. Характеръ его страпствовапій измняется, прежнія воинственныя цли уступаютъ мсто другимъ, единственною причиною его походовъ становится непреодолимая и неопредленная любознательность. Не думая о новыхъ завоеваніяхъ, онъ старается узнать и проникнуть все таинственное, чмъ такъ богата природа, и она, повидимому, не скрываетъ отъ него своихъ тайнъ: множество необыкновенныхъ людей и животныхъ находитъ онъ въ невдомыхъ до него странахъ. Здсь соединяются вс Фантастическія существа, которыми богата греческая миологія и разсказы позднйшихъ историковъ и описанія которыхъ такъ часты въ старинныхъ русскихъ сборникахъ и азбуковникахъ, это люди съ собачьими головами, люди съ птичьими йогами и туловищемъ, съ глазами и ртомъ на груди, одноногіе, циклоны, великаны и пигмеи, или столько же уродливыя и Фантастическія животныя. Вмст-съ-тмъ его останавливаютъ и невиданныя явленія Физической природы, то приходитъ онъ въ страну, гд войско- его мучится отъ жестокаго зноя, то теряетъ дорогу отъ непроницаемаго мрака, то встрчаетъ непроходимый ровъ и строитъ черезъ него желзную ‘комару’. Множество препятствій и опасностей затрудняютъ его путешествіе, но ничто не въ-состояніи положить границъ его предпріимчивости: онъ отправляется и въ воздушное странствованіе на грифахъ, прислушивается къ говору птицъ, которыхъ разспрашиваетъ о ихъ жизни, законахъ, обыкновеніяхъ, опускается въ глубины моря, чтобъ видть морскія чудовища въ ихъ собственной сред, и рыбы толпами стекаются около него и изъявляютъ свою покорность его власти. Онъ приходитъ къ солнечному городу ‘откуду солнце восходитъ’, встрчаетъ ужасныхъ и отвратительныхъ народовъ, въ которыхъ нтъ никакого человческаго чувства и подобія, и чтобъ избавить отъ нихъ вселенную, заключилъ ихъ камнемъ сунклитомъ въ горахъ сверныхъ, откуда имъ нтъ исхода {‘Сунклитъ же (асингитъ) такова вещь — никакое желзо его растлити не можетъ, и огнь его не возметъ.’ Ср. въ рукописи Рум. Музея, No 363, л. 454 и слд. Александръ загналъ чудовищные народы въ тсное пространство между горъ и ‘закова не ступившееся мсто вратами желзными и сонклитомъ помаза, и сонклитъ же той есть вещь дивна такова, его же огнь не жжетъ, ни желзо не счетъ. Внутрь же врать тхъ на 300 поприщь купиною насади, и ту поганые языцы загради’. Разсказъ этой статьи взятъ именно изъ псевдо-Каллисена. Между заключенными народами, какъ мы увидимъ, были и татары.}. Въ одномъ озер веллъ онъ поймать рыбу, и въ ней нашли ‘камень свтелъ, яко солнце сіяетъ въ нощи’, потомъ сражался съ чудными людьми ‘гор человкъ, долу конь, иже нарицахуся исполины’ {Въ нкоторыхъ спискахъ Александріи эти исполины называются anticipando — ‘полканами’.}, встрчаетъ царство амазонокъ и посылаетъ имъ вмсто себя копье, какъ царя. Наконецъ, услышавъ о говорящихъ деревьяхъ, Александръ поспшилъ къ нимъ спросить ихъ о будущемъ, деревья предсказали ему, что онъ умретъ въ Вавилон и не оставитъ потомства.
Потомъ Александръ отправляется къ Кандакіи, цариц земли муринской, то-есть Эіопіи, или, по другимъ, преемниц Семирамиды, до него дошелъ слухъ о ея богатствахъ и мудрости, и Александръ хотлъ самъ видть ее. Сынъ ея Кандавлусъ, или Капдаулъ, съ немногими провожатыми подошелъ случайно къ лагерю Александра и былъ стражами взятъ и приведенъ къ Птолемею, потому-что Александръ въ это время спалъ. Кандаулъ принялъ его за самого царя и разсказалъ, что онъ сынъ мудрой царицы Кандакіи, и теперь преслдовалъ варваровъ, которые похитили жену его, но не могъ побдить ихъ и снова собираетъ войско. Проснувшись, Александръ узналъ объ этомъ, но веллъ Птолемею поддерживать Кандаула въ его заблужденіи, помогъ Кандаулу выручить изъ плна супругу и, подъ именемъ Антигона, отправился вмст съ нимъ къ цариц Кандакіи. Но Александръ не могъ укрыться отъ ея проницательности, потому-что еще прежде, узнавъ о его хитростяхъ, она тайно послала изографа (живописца) снять портретъ съ Александра, и теперь узнала его съ перваго раза. Александръ дивился великолпію дворца и чудесамъ ея владній. Кандакія приняла его радушно, но предупредила объ опасности, которой можетъ онъ подвергнуться отъ младшаго ея сына {Charogos у Юлія Валерія, у псевдо-Каллисена и въ русскихъ переводахъ ‘Дорифъ’ ().}, который былъ женатъ на дочери Пора и непремнно хотлъ отмстить Александру за смерть индійскаго царя. Но Александръ спасся хитростью и, посл новыхъ странствованій, отправился въ Вавилонъ и умеръ тамъ отъ отравы. Передъ смертью, онъ простился съ Роксаною, со всми придворными, воинами и конемъ дучипаломъ, который съ яростью растерзалъ его отравителя, кравчаго Вріонуша. Александръ раздлилъ все свое царство, сдлалъ наставленіе ‘волостелямъ’ и умеръ при восход солнца. Царица Олимпіада и Роксана причитали горько и жалостно, и ‘голикъ плачь и рыданіе бысть тогда о цар Александр, якоже отъ созданія міра никто такова плача не видалъ и не слыхалъ, и потомъ не чаютъ быти и до скончанія міра: понеже бо вся вселенная и вся земля рыдаху объ немъ и плакаху отъ мала и до велика, яко отъ гласу плачевнаго и земли возстонати и чаяти вопля того гласъ былъ и до небеси слышать’…
Исторія оканчивается исчисленіемъ городовъ, построенныхъ Александромъ.
Въ этомъ очерк она передана сообразно съ старыми русскими сказаніями. Весьма-трудно, впрочемъ, согласить въ одно разные списки исторіи, потому-что нердко варіанты ихъ очень-значительны и становятся иногда совершенно-независимыми одинъ отъ другаго текстами. При общемъ сходств содержанія подробности разсказываются не всегда одинаково, подборъ событій не всегда одинъ и тотъ же. Это разнообразіе зависло и отъ самаго греческаго текста и объясняется большею- частью изъ исторіи псевдо-каллисенова романа. Мы коснемся ея, на сколько изъ нея видно постепенное преобразованіе сказаній изъ одной формы въ другую, и тотъ видъ ея, въ какомъ дошла она до нашей литературы.
Исторія этихъ сказаній въ главныхъ чертахъ своихъ разъяснена только въ новйшее время. Старинные, а иногда и ныншніе ученые пренебрегали псевдо-Каллисеномъ за совершенное отсутствіе въ немъ историческаго достоинства, называли сочиненіе его ‘нелпой выдумкой, лишенною всякой пользы и интереса’ {Inepta figmenta, destiluta omni prorsus ulilitate ac amcenitate, по отзыву Исаака Фосса, столько же строги и выраженія знаменитаго Летроння.}, и на этомъ основаніи считали совершенно-лишнимъ заниматься псевдо-каллисеновой quasi-исторіей Александра, хотя, замтимъ, у насъ нтъ никакого права налагать на нее историческія требованія. Правда, и въ-древности и въ средніе вка многіе понимали ее именно въ такомъ смысл, но это ничего не значитъ, потому-что тогда безъ дальнйшихъ критическихъ соображеній принимали на вру и вс другія баснословныя сказанія, теперь интересъ ея и значеніе заключаются вовсе не въ томъ — мы, конечно, не можемъ почерпнуть изъ нея новыхъ фактовъ для объясненія эпохи и подвиговъ Александра — а въ-отношеніи къ исторіи литературы и народныхъ преданій, гд она фигурируетъ какъ главный источникъ западныхъ и восточныхъ разсказовъ объ Александр.
Сочиненіе, которое означаютъ обыкновенно именемъ псевдо-Каллисена, не дошло до нашего времени въ первобытномъ вид, и заключенія о немъ остаются боле или мене предположительными. Нтъ сомннія, однако, что оно было извстно еще въ-древности, и съ-тхъ-поръ слды знакомства съ нимъ легко замтить у многихъ греческихъ и латинскихъ писателей, несмотря на то, опредлить имя автора нтъ никакой возможности. Кром Каллисеена, который не могъ написать этой исторіи уже и потому, что умеръ гораздо-раньше Александра (328 г. до P. X.), сочиненіе приписывали какому-то Езопу, Симеону Споу, Антисеену и пр. Этотъ Езопъ — личность совершенно-неизвстная, и онъ могъ не имть никакого отношенія къ исторіи Александра, ученые думаютъ по-крайней-мр, что имя его, какъ автора ея, могло явиться случайно, потому-что древніе манускрипты часто соединяютъ басни извстнаго Езопа съ романомъ псевдо-Каллисена, и первое имя могло быть отнесено къ обоимъ произведеніямъ. Такъ же неосновательно боле новое мнніе, считающее авторомъ исторіи греческаго писателя XI столтія Симеона Сиа, который извстенъ переводомъ на греческій языкъ басень Бидпая, оно объясняется такимъ же quiproquo {I. Berger de Xivrey р. 189. Въ образчикъ того, какъ составляются подобныя запутывающія мннія, приводимъ объясненіе Б. де-Ксиврея. По словамъ его, исторія Александра приписана была Симеону Сноу въ первый разъ Фоссомъ, который, однако, не привелъ основаній своей догадки. Дло въ томъ, что въ одной рукописи лейденской библіотеки передъ исторіей Александра помщенъ Сиа, и Фоссъ, который жилъ въ Лейден и пользовался этою рукописью, счелъ Сиа авторомъ обоихъ произведеній, тогда-какъ ему принадлежало только первое, и такимъ-образомъ возникло и распространилось мнніе, что псевдо-Каллисенъ или сочиненъ Сиомъ, или, по аналогіи съ баснями Бидпая, переведенъ имъ съ какого-нибудь восточнаго языка.}. Имя Антисена явилось вслдствіе ошибки переписчика, вмсто Каллисена, армянскій переводъ V столтія называетъ авторомъ Аристотеля, еврейскій — Птолемея, не приводимъ другихъ именъ, права которыхъ столько же неопредленны {Muller р. х not., xxiii.}. Время появленія исторіи опредлялось различно: отъ ХІ-го столтія, когда жилъ Симеонъ Сиъ, его отодвигали и дальше въ древность, до александрійской эпохи и Птолемеевъ. Критика дошла, впрочемъ, до нкоторыхъ заключеній, согласныхъ съ несомннными историческими фактами и характеромъ произведенія, и удачно-объясняющихъ спорный вопросъ. Всего-вроятне, что псевдо-каллисенова исторія Александра составилась не вдругъ, и потому не иметъ одного автора, которому бы можно было присвоить цлое произведеніе. Преданія тсно привязаны къ македонскому герою и встрчаются у разныхъ писателей изъ первыхъ вковъ нашей эры, такъ-что становится возможнымъ, или даже необходимымъ, отнести начало ихъ къ самой эпох Александра. Личность великаго человка уже для ближайшихъ потомковъ облекается блестящимъ ореоломъ, рдко-скрывающимъ за собою ея дйствительное значеніе, здсь лежитъ начало тхъ неправдоподобныхъ преданій, которыми затемняется исторія каждаго лица, возбуждавшаго особенное сочувствіе и любопытство народа. Оно становится центромъ, къ которому собирается все чудесное и великое, хотя бы оно и не принадлежало ему. Это мы можемъ замтить и теперь на множеств анекдотовъ, необыкновенныхъ фразъ и поступковъ, которые приписываются, часто несправедливо, разнымъ знаменитостямъ. Какъ въ наше время распространены подложные мемуары, такъ въ древнихъ литературахъ были подложныя жизнеописанія историческихъ лицъ, подложныя сочиненія, письма, которыя заинтересовывали именемъ знаменитаго лица, получали общую извстность и общее довріе. Они появляются очень-скоро по смерти мнимаго автора, потому-что разсчитываютъ на неостывшее сочувствіе, иногда даже при жизни его. Такого рода могли быть и письма Александра къ его наставнику, Аристотелю { Alexandri epistola ad Aristotelem de situ et mirabilibus Indiae, или Epilogus de mirabilibus, quae vidit Alexander, ad Aristotelem magistrum и др. въ разныхъ рукописяхъ парижской библіотеки.}, Олимпіад, къ амазонкамъ и брахманамъ, которыя вносятся обыкновенно въ текстъ псевдо-Каллисена, но встрчаются въ древнихъ манускриптахъ и отдльными, независимыми статьями. Письма эти разсказываютъ о чудесахъ, виднныхъ Александромъ въ Индіи, и составляютъ, можетъ-быть, самую любопытную часть исторіи, немудрено, что появленіе ихъ было очень-давно и что охота читать эти разсказы долго не пропадала. Съ другой стороны, существовали, безъ-сомннія, и мстныя преданія объ Александр, въ которыхъ имя его соединялось съ частными обстоятельствами, привязывалось къ исторіи отдльной страны или города, авторъ исторіи могъ внести ихъ въ свое сочиненіе, на сколько самъ интересовался ими, предпочтеніе, выказанное имъ въ-отношеніи къ тому или другому разсказу, должно выражать для насъ и его собственную личность и характеръ источниковъ, которыми онъ пользовался. Ко всему этому должно прибавить сочиненія предшествовавшихъ историковъ, боле или мене врныя или баснословныя, и такимъ-образомъ возникаетъ связь между Александромъ историческимъ и Александромъ псевдо-Каллисена. Въ разной степени эти источники можно указать и въ извстныхъ редакціяхъ псевдо-каллисеновыхъ сказаній. Къ нимъ прибавляютъ и другіе: поэмы, или вообще поэтическіе разсказы о дяніяхъ Александра, большею частью недошедшіе до нашего времени или уцлвшіе въ небольшихъ фрагментахъ, не лишены были, конечноф Фантастическаго колорита, и съ своей стороны способствовали къ тому, чтобъ личность Александра, вмсто опредленныхъ фактовъ исторіи, окружена была заманчивыми картинами воображенія. Здсь были и прекрасные сюжеты для упражненій въ ораторскомъ искусств, которыя такъ были любимы въ декламатическую эпоху греко-римской литературы. Что псевдо-Каллисенъ могъ пользоваться отчасти и ими, можно, кажется, заключать изъ примра книги Квинта Курція, наполненной высокопарными и нисколько-неисторическими рчами {Mller, Pseudo — Callisthenes xviii.}.
Слды этихъ источниковъ еще остались въ исторіи псевдо-Каллисена. Переписка Александра (разумется, подложная) существовала, вроятно, и до нея, уцлвшіе отрывки Клитарха, Онезикрита ( ), Аристовула и другихъ не разъ сходятся съ псевдо-Каллисономъ, съ нимъ согласны иногда и другіе, боле-поздніе писатели объ Александр, заимствовавшіе свои свднія у этихъ историковъ. Владя такими источниками, различные редакторы этихъ сказаній легко могли видоизмнять первоначальный текстъ, дополняя или сокращая его, или измняя тонъ и направленіе разсказа. Они могли вносить, и въ-самомъ-дл вносили, и сами новыя подробности, которыя иногда такъ ярко отдляются отъ остальныхъ частей произведенія, что отличить ихъ можно безъ большаго труда. Всего опредленне выступаютъ т черты его, по которымъ ученые не сомнваются считать эту исторію произведеніемъ александрійской эпохи. Они уцлли почти во всхъ редакціяхъ и касаются главныхъ фактовъ исторіи, такъ-что очень-естественно признать ихъ основное происхожденіе: такова басня о Нектанеб, безъ-сомннія, внесенная египтянами, которые посредствомъ ея хотли связать личность Александра съ своими національными династіями {Слова Летроння: je pense qu’elle (то-есть выдумка о Нектанеб) remonte l’poque des Ptolmes et qu’elle а t imagine par les Egyptiens eux-mmes pour rattacher Alexandre leurs dynasties nationales (La statue vocale de Memnon. Paris 1831, p. 81 note), приведенныя у Б. де-Ксиврея, p. 179. Mller, Pseudo-Call. xx.}. Точно также гордости египтянъ не оскорбляло завоеваніе ихъ отечества Камбизомъ, потому-что мать Камбиза, но словамъ ихъ, была египтянка. Преданіе о ІОпитер-Аммон было, вроятно, современно самому Александру. Юстинъ, заимствовавшій у Клитарха, уже знаетъ его, Эратосонъ считаетъ его общеизвстнымъ фактомъ. Что касается до личности Нектанеба, она, вроятно, прибавлена впослдствіи и, какъ замна Юпитера-Аммона, отзывается эвгемеристическими понятіями, тмъ немене, однако, обличаетъ александрійское происхожденіе. Египетскіе папирусы, по изслдованіямъ Летроння, упоминаютъ о магическихъ знаніяхъ Нектанеба, и вообще въ разсказ о немъ есть какое-нибудь историческое основаніе, потому-что смерть его отъ руки Александра, описанная псевдо-Каллисеномъ, не могла льстить самолюбію египтянъ. Другое мсто, указывающее въ автор александрійца, заключается въ разсказ объ основаніи этого города: авторъ упоминаетъ разныя мстности его, какъ извстныя всмъ, называетъ мсяцы египетскими именами и пр. То же пристрастіе къ Египту и Александріи замтно и въ другихъ случаяхъ: Александріи достается право владть гробомъ знаменитаго завоевателя, жителей ея Александръ называетъ ‘своими александрійцами’ ( ). Отдливъ эти и подобныя мста, очевидно принадлежавшія основному тексту, можно составить себ понятіе о томъ, какъ опредлилась первоначальная редакція этого романа {Mller, Pseud, хіх—xxij.}.
Но во всхъ извстныхъ теперь греческихъ редакціяхъ замтно многое, что появилось уже вслдствіе новыхъ вліяній. Александру присвоены такія особенности, которыя никакъ не были бы возможны въ первобытной форм исторіи. Сюда должно отнести главнымъ образомъ т вставки, которыя произошли отъ еврейскихъ читателей, какъ, напримръ, подробное описаніе александрова похода въ Палестину, и т, въ которыхъ отразились византійскія понятіи {Mller ibid. xvj.}. Эти вставки важны особенно потому, что вполн сохранились въ русскихъ редакціяхъ, или даже получили въ нихъ большій объемъ, тогда-какъ въ западно-европейскихъ романахъ развилась преимущественно другая сторона личности и подвиговъ Александра. Различіе редакцій могло увеличиваться и чисто- случайными обстоятельствами. Къ числу подобныхъ измненій относится, напримръ, разсказъ о поход Александра въ Римъ, гд онъ явился побдителемъ и властелиномъ. Трудно объяснить его политическими обстоятельствами и какимъ бы то ни было историческимъ Фактомъ, и въ случайности его появленія можно убдиться но рукописямъ, которыми пользовался Мюллеръ въ своемъ изданіи. Въ одной говорится, что, перейдя Гранинъ, Александръ направился въ Ликаонію — область малоазійскую, въ другомъ списк переписчикъ вмсто Ликаоніи поставилъ Луканію — область южной Италіи, потомъ и вмсто Луканіи явились сперва Сицилія, потомъ Италія. Мы видли, съ какими подробностями пребываніе Александра въ Рим описывается въ русскихъ редакціяхъ.
Такимъ-образомъ въ самомъ начал сказанія объ Александр должны были выражать ту или другую національность, т или другія черты жизни. Греческіе списки разныхъ мстностей, александрійскіе, еврейскіе, византійскіе, замтно отличаются другъ отъ друга, латинскій переводъ Юлія Валерія, относимый къ IV-му вку но P. X., иметъ свои варіанты… Изъ этого понятно будетъ для насъ, почему старинныя русскія редакціи псевдо-каллисенова романа заключаютъ иногда такъ много отличій, которыя не всегда можно объяснить изъ извстнаго теперь греческаго текста, и почему два перевода одного и того же произведенія бывали далеко несходны между собою.
На Восток псевдо-Каллисонъ долженъ былъ преобразоваться еще боле. Онъ распространился тамъ очень-давно: Моисей Хоренскій, армянскій писатель V-го столтія, согласно съ нимъ разсказываетъ преданіе о Нектанеб, къ тому же времени относятъ и цлый армянскій переводъ исторіи Александра, еврейскій писатель бен-Горіонъ или псевдо-Горіонидъ буквально повторяетъ то же преданіе, какъ и христіанско-арабскій историкъ Абульфараджъ, потому-что непосредственно слдовали греческому прототипу. Совершенно-иначе представляется исторія Александра въ сказаніяхъ Мухаммеданскихъ {Спеціально объ Александр въ восточныхъ преданіяхъ:— J. v. Hammer, Alexander nach den Sagen des Morgenlandes въ его Rosenl oder Sagen und Kunden des Morg. Stuttg. 1813 1-er Bd.,— Demetrius de Gobdelas, Histoire d’Alexandre le Grand suivant les crivains orientaux. Varsovie 1822,— Fr. Spiegel, Die Alexandersage bei den Orientalen. Leipzig, 1851 и др.}. Хотя, по новйшимъ изслдованіямъ, и у нихъ главнымъ источникомъ оставался тотъ же романъ псевдо-Каллисена, но восточные разсказы объ Александр носятъ сильный отпечатокъ новой національности {Прежде думали объ этомъ иначе, и самого псевдо-Каллисена производили отъ писателей восточныхъ. ‘L’expdition d’Alexandre, говоритъ Фавръ, fit sans doute connilre aux Grecs, ces crits, qui treize si&egrave,cles plus lard reparurent avec tant de succ&egrave,s dans notre occident, sous le nom de Homans de chevalerie. Ils semblent tirer leur origine de la Perse, peut-tre de l’Inde, et les hauts faits des guerriers de l’Iran et du Tou- ran sont les premiers mod&egrave,les de ces compositions, dans lesquelles l’hrosme militaire est alli aux aventures surnaturelles et aux prestiges du merveilleux.’ Bibl. univ. de Gen&egrave,ve ib. 323 sq. Въ этомъ вопрос надобно строго отличать вліяніе Востока на характеръ псевдо-каллисенова романа и способъ литературнаго заимствованія сказаній объ Александр. Поэтическіе разсказы Фирдоси, Низами и другихъ восточныхъ писателей, несомннно свидтельствуютъ о греческомъ ихъ прототип. Но мннію Моля (Livre des Rois I, p. XXIX), Фирдоси замнилъ недостатокъ персидскихъ преданій объ Александр именно греческими, которыя могъ знать при посредств арабскаго перевода. Весь составъ и порядокъ разсказа Фирдоси очевидно заимствованъ изъ псевдо-Каллисена. Spiegel 14, 61—62.}. По тмъ же побужденіямъ, какъ это было у александрійскихъ передлы- вателей, исторія рожденія Александра у Фирдоси приноровляется къ извстнымъ требованіямъ народной гордости. Здсь Александръ уже не сынъ Нектанеба, который былъ совершенно чуждъ персидскому писателю, онъ прямо происходитъ отъ персидскаго царя Дараба, который, начавъ воину съ царемъ Рума, Филикусомъ, принудилъ его просить мира и отдать въ супруги Дарабу свою дочь, знаменитую красавицу. Но на другой день посл свадьбы Дарабъ отослалъ ее къ отцу, и черезъ девять мсяцевъ у нея родился Искендеръ, Филикусъ усыновилъ его. Дарабъ женился снова въ своемъ отечеств и второй сынъ его былъ Дара (Дарій), побжденный впослдствіи Искендеромъ. Такимъ- образомъ и здсь варьированіе главнаго Факта бросаетъ на всю исторію другой свтъ, дальнйшія подробности, хотя и взятыя у псевдо-Каллисена, передланы въ томъ же смысл. То, что оставалось чуждо и непонятно въ своемъ первоначальномъ вид, въ передлк Фирдоси получаетъ персидскій колоритъ и оживляется новыми чертами, заимствованными изъ тогдашней современности. Потому, неизвстная для него Кандакія, наслдница Семирамиды, обращается въ Кидазу, царицу Андалузіи, знакомой Фирдоси но господству арабовъ въ Испаніи, отправляясь въ Египетъ, Искендеръ не думаетъ о Юпитер-Аммон и, напротивъ, посщаетъ Мекку, чтобы поклониться кааб, простую дань, которую Дарабъ заставляетъ платить своего противника, Фирдоси осмыслилъ для себя, считая ее мухаммеданскимъ ‘харай’. Правда, отъ подобныхъ перестановокъ историческое вроятіе разсказа немного страдаетъ, по забота о немъ была уже второстепенною: такъ Искендеръ, разставшись съ Кидазой, быстро переходитъ изъ Андалузія въ землю брахмановъ, то-есть Индію. Этотъ переходъ былъ очень-возможенъ у псевдо-Каллисена, который помщаетъ Кандакію недалеко оттуда, но персидскій поэтъ также скоро и безъ дальнихъ околичностей приводитъ Искендера въ Индію и изъ Андалузіи. Описаніе чудесъ, которыя видлъ Искендеръ въ своихъ странствованіяхъ, Фирдоси оживляетъ и богатствомъ фантазіи и связываетъ съ восточными мноами.
Такое сближеніе чуждаго въ-сущности содержанія съ интересами національными, быть-можетъ, еще сильне отразилось на поэм Низами. Благодаря этому стремленію осмыслить для себя подвиги славнаго героя Фактами близкими и понятными, ‘Искендеръ-наме’ Низами становится особенно-любопытна для насъ по отношенію къ древней русской исторіи. Главная основа псевдо-Каллисена удерживается и здсь, но слабе, чмъ у Фирдоси. Искендеръ — сынъ не Филиппа и не Дараба, а просто одной благочестивой женщины, которая умираетъ, произведя его на свтъ, Филиппъ находитъ случайно безпомощное дитя, отдаетъ его на воспитаніе Аристотелю и, по смерти даря, Искендеръ сталъ его преемникомъ. Но замнивъ этимъ безразличнымъ разсказомъ преданіе, вставленное у Фирдоси, Низами вознаграждаетъ недостатокъ его другими чертами: походы Александра обращены у него къ странамъ мухаммеданскимъ (напримръ, странствованіе въ Аравію), или такимъ, которыя были съ ними въ ближайшихъ сношеніяхъ, такъ-что направленіе экспедицій Александра совершенно измнилось Между-тмъ, какъ войска его непріятеля, Дара, составлены изъ жителей IIрана, Харезма, Газны, въ рядахъ своего Александръ считаетъ, кром македонянъ, и египтянъ, франковъ, грековъ, русскихъ {Spiegel 40.}. Побдивъ Дара и женившись на его дочери Рушенгъ (Роксан), Искендеръ посщаетъ Арменію, Абхазію, строитъ Тифлисъ и наконецъ отправляется въ Бердау (Вепіаа). Тогда этотъ городъ, съ превосходной окрестной страной, повиновался цариц Нуніабе, которая славилась мудростью и красотой. Это — та же Кидаза, по вмсто Андалузіи она перенесена въ другую страну, также извстную персидскому поэту. Искендеръ явился къ ней подъ именемъ своего посланника, Нуніабе узнала его по портрету и Искендеръ не могъ ей противорчить. Заключивъ съ ней дружбу, онъ достигаетъ потомъ до резиденціи Кейхосру, смотритъ въ его волшебное зеркало, искусно-сдланное изъ разныхъ металловъ, идетъ затмъ въ Индію и Китай. Здсь получилъ онъ извстіе, что русскіе напали на его союзницу Нуніабе и разрушили Бердау. Искендеръ предпринялъ новый походъ, пришелъ сперва въ Кипчакъ, гд ему очень понравилось, что женщины не закрываютъ своихъ лицъ покрывалами, и потомъ выступилъ противъ русскихъ: войско ихъ состояло изъ самихъ русскихъ и, кром-того, въ немъ были буртасы, алане и хазары. Русскіе сражались мужественно, сопротивлялись геройски, по, посл двухъ походовъ, онъ остался побдителемъ и получилъ богатую добычу, между-прочимъ, много драгоцнныхъ мховъ, употребленія которыхъ сначала онъ никакъ не могъ понять. ‘Любопытно въ историческомъ отношеніи (замчаетъ Гаммеръ), что персидскій поэтъ VI-го вка геджиры, или XII-го по христіанскому лтосчисленію, упоминаетъ о русскихъ такъ обстоятельно и придаетъ имъ такую важность. Оканчивая въ одинъ походъ войны съ египтянами, персами, армянами, индійцами и китайцами, Искендеръ предпринимаетъ два похода противъ русскихъ, царь которыхъ, Кайталъ (или Кинталъ), длается наконецъ его плнникомъ’ {Geschichte der Schnen Redeknste Persiens. Wien 1818, 117 fg. Отрывокъ изъ Искендер-наме Низами, о войн противъ русскихъ, изданъ въ книг г. Эрдмана: Ue expeditione Russorum Berdaam versus auctore inprimis Nisamio. Casani 1826—32. 3 voll., съ латинскимъ переводомъ (1, 43—67) и объясненіями. Отрывокъ, заключающій въ себ ‘описаніе похода побдоноснаго Александра для освобожденія Бердау и отраженія Руссовъ’, раздленъ на шесть главъ: ‘1) Александръ получаетъ извстіе о поход руссовъ, 2) Александръ возвращается въ Кипчакъ, 3) руссы узнаютъ о приход Александра, 4) сраженіе Александра съ царемъ руссовъ, 5) второе сраженіе Александра съ руссами, 6) Александръ освобождаетъ Нушабе’.}. Что касается значенія русскихъ въ поэм Низами, никому, конечно, не пріидетъ въ голову искать въ ней историческихъ фактовъ, которые бы говорили о дйствительныхъ сношеніяхъ Александра съ русскими, но нельзя принять и мннія г. Эрдмана, который думаетъ, что Низами описываетъ здсь походъ Игоря на Византію, отнесенный ко временамъ Александра. Низами не было нужды вставлять въ поэму событіе, нимало для него неинтересное, особенно если онъ постоянно старается сблизить это произведеніе съ исторіей и географіей своего отечества. Напротивъ, вставка разсказа о русскихъ въ Искендеръ-наме именно доказываетъ, что самъ Низами зналъ или слышалъ о русскихъ, и въ- сущности вставка иметъ историческое основаніе уже въ ІХ-мъ вк русскіе имли сношенія съ этимъ краемъ Востока, а Х-ое столтіе представляетъ дв извстныя и, кажется, несомнительныя экспедиціи рускихъ на Восток, о которыхъ говорятъ Масуди и Иби-эль-Атиръ. Отсутствіе критическаго такта у Низами, какъ и вообще у восточныхъ писателей, дало ему возможность перемшать совершенно эпохи и отнести къ Александру событія, хотя гораздо-позднйшія, по тмъ немене дйствительныя {Ср. Карамз. III, пр. 279. Г. Григорьевъ, въ стать ‘о походахъ Руссовъ на Востокъ’, въ ‘Ж. М. Н. Пр.’ 1835. 11, 229—287, признаетъ въ поэм Низами, несмотря на вымыслы, много историческаго. Въ ‘Bulletin de la classe historico-philologiquc’ (1847. I. IV, No 13, pag. 197—202) акад. Кунинъ сообщилъ разсказъ Иби-эль-Атира о поход русскихъ на Бердау въ 944 году. ‘Ученыя Записки’ I и III Отд. А. H. И, 636, 794.}. Въ то же время Низами удерживаетъ много подробностей и мелкихъ обстоятельствъ, принадлежащихъ псевдо-Каллисену: точно также описываетъ онъ посольство Дарія къ Александру, посщеніе Дарія Александромъ инкогнито, подъ именемъ посла, какъ и къ цариц Кандакіи {Шпигель, Alexandersage 62, считаетъ это посщеніе Дарія Александромъ выдумкою восточныхъ писателей, вроятно, потому, что не нашелъ этого разсказа, въ греческомъ текст, разсказъ передается, однако, и въ русскихъ редакціяхъ. Cp. Pseudo — Gallisth. 11, 13—15.} и др., но вообще всему содержанію приданъ чисто-мусульманскія характеръ и Александръ получаетъ физіономію тхъ неудержимыхъ воителей, которые явились первыми распространителями ислама.
Также рзко измнился характеръ псевдо-каллисенова романа въ передлкахъ западно-европейскихъ, но въ противоположномъ направленія. Мы замтили, что уже въ греческихъ его рукописяхъ замтно вліяніе новыхъ понятіи, не тхъ, которыми проникнуто было это произведеніе въ первоначальномъ вид, эти новыя понятія принадлежали уже христіанскому обществу. Въ западныя литературы псевдо-Каллисенъ перешелъ, вроятно, въ византійской передлк, хотя былъ извстенъ и боле-древній переводъ, Юлія Валерія. При-всемъ-томъ западныя обработка этого сюжета внесли и свой элементъ, он были вообще очень-обширны и очень-самостоятельны. Не вдаваясь въ подробности, замтимъ нкоторые характеристическіе факты. Сказанія объ Александр распространились тамъ сперва въ греческихъ рукописяхъ, потомъ гораздо-боле въ латинскихъ переводахъ, между послдними очень-древенъ переводъ, который былъ напечатанъ вскор по изобртеніи книгопечатанія, подъ названіемъ: Liber Alexandri Magni de preliis, и пользовался огромной популярностью. Латинскія редакціи во многомъ отличаются одна отъ другой, что говоритъ въ пользу ихъ извстности, и вмст съ тмъ уже носятъ слды вліянія различныхъ національностей. Эта макароническая латинь, столь общая въ средніе вка, бываетъ иногда очень-любопытна, въ старинной латинской рукописи этой исторіи, одно заглавіе передается слдующими словами, обличающими въ переводчик, или передлывател, итальянца: ‘Sicut rex Alexander invenit unam hominem agrestem et fecit eum ardere quia non habebal ullum intellectual, sed erat sicut una bestia’, или ‘comorfo rex Alexander est in suis tendis et loquitur eum suis baronibus‘. Въ подобныхъ переводахъ, употребляющихъ нисколько не латинскія слова, лежитъ зародышъ тхъ передлокъ, которыя исторію Александра длали чисто-національнымъ произведеніемъ, комментировали ее по крайнему разумнію и даже превращали въ цлую энциклопедію. Поэтическія обработки этого содержанія, какъ нмецкая Лампрехта, переодвали классическаго героя въ образецъ средневковаго рыцаря, съ его длами и помышленіями, трудами и забавами, и вообще обращали на него все свое сочувствіе, оно и оправдывалось тми качествами и особенностями, какими надляли его ревностные поэты. Въ роман оставался только голый историческій фактъ — рожденіе, походъ, встрча, сраженіе и т. п., но Фактъ передавался въ другомъ смысл, его обстоятельства и подробности не имли почти ничего общаго съ первоначальной формой сказанія {О нмецкихъ передлкахъ интересная глава въ книг Холевіуса: Gesell, der deutschen Poesie nach ihren antiken Eiern.. 1, 59—101.}. Во французскихъ chansons de gestes du noble roy Alixandre и другихъ подобныхъ произведеніяхъ, разсказъ объ Александр связанъ съ воспоминаніями о подвигахъ Артура. Бретонскій король, въ заключеніе своихъ странствованій въ самую глубину востока, поставилъ тамъ дв золотыя статуи, цль Александра — открыть ихъ. Дйствительно, онъ находитъ статуи Артура, но, желая проникнуть еще дальше, теряетъ часть своей арміи и самъ едва избгаетъ тысячи опасностей. Вся вншняя обстановка, картины нравовъ, вполн принадлежатъ тогдашней французской современности, романъ наполненъ турнирами и феями, Александръ постоянно является съ характеромъ феодальнаго владтеля, его сопровождаютъ двнадцать перовъ, которые такъ заботятся о своей рыцарской чести, что никто изъ нихъ не соглашается оставить поля битвы, когда нужно привести вспомогательныя войска.
Вообще, въ каждой изъ западно-европейскихъ литературъ среднихъ вковъ исторія Александра, съ одной стороны, возбуждала общее любопытство и сочувствіе, съ другой, принимала различныя видоизмненія, сообразныя съ характеромъ народа, духомъ времени, особенностями быта и образованія. Такова была судьба ея и у насъ. Въ славянскихъ литературахъ она появляется очень-давно, изъ двухъ разныхъ источниковъ: болгарамъ, сербамъ и русскимъ она стала извстна прямо изъ византійскихъ редакцій псевдо-Каллисена, тогда-какъ у чеховъ и поляковъ ея происхожденіе было западно-европейское, изъ нмецкихъ и латинскихъ переводовъ. Въ чешской литератур знакомство съ псевдо-Каллисеномъ очень-давно: стихотворные отрывки чешской Александреиды, составленной, какъ думаютъ нкоторые ученые, по французской поэм Готье-де-Шатильйона, или нмецкой ея передлк, относятъ еще къ ХІІІ-му столтію, она удерживаетъ здсь тотъ колоритъ, который приданъ ей въ западныхъ произведеніяхъ, и не иметъ строгаго сходства съ греческимъ прототипомъ. Поздне является и переводъ латинской редакціи, знаменитой ‘Книги о сраженіяхъ Александра Великаго’, какъ называется она въ первопечатныхъ изданіяхъ. Что касается польскихъ переводовъ, они появляются около половины XVI-го вка {Отрывки чешской Александреиды собраны въ Wyboru ze star, literature. Praha 1845, стр. 170, 1071. Другая исторія называется: Kniha о wssech skulciecli welikeho Alexandra. Pilsen 1513. 8о. Польскій переводъ: Historya о zywocie і znamienitych sprawach Alexandra wielkiego krola Macedonskiego. Krakow. 1550, 1690, 1701. Maciejowski, Dod. do Pism. 359.}. Происхожденіе русскихъ исторій Александра указано въ первый разъ г. Востоковымъ {Опис. Рум. Музея No 175, 454, 456. Отрывокъ изъ Александріи разсказанъ былъ Полевымъ въ ‘Моск. Телеграф’ 1832. No 11, 374—390 и No 24, 558—575 (‘Древнія русскія сказанія о поход Александра Македонскаго въ Индію и на Востокъ’), по безъ всякихъ объясненій и указаній ея источника.}, мы прибавимъ къ этому нкоторыя объясненія.
Старинныя русскія редакціи этихъ сказаній ведутъ свое начало отъ византійскихъ видовъ псевдо-Каллисена, черезъ посредство южно-славянскихъ переводовъ. Разбирая одну сербскую и нсколько русскихъ рукописей Румянцевскаго Музея, заключающихъ сказанія объ Александр, г. Востоковъ замтилъ между ними большое сходство и объяснилъ, что русскія рукописи имли первообразомъ сербскую редакцію {Онъ вывелъ это изъ нкоторыхъ мстъ исторіи. Въ сербской рукописи сказано, что Александръ, основавъ одинъ городъ, ‘нарече имя ему Драмь, по сербскому же зику наречется потечише’, то же самое, по русскому списку XVII-го вка: ‘нарече имя ему Драмъ, иже по сибирскому языку наречется потечишче.’ Слово сибирскій поставлено здсь позднйшимъ переписчикомъ, но ошибк, вмсто незнакомаго ему сербскій. Это врное объясненіе подтверждается другими рукописями, напр. Публ. Библіотеки, по которымъ мы просматривали исторію Александра, въ погодинскомъ сборник ‘Повстей и Сказокъ’ изъ XVII-го столтія, л. 225, читается: ‘градъ же ту созда и нарече имя ему Драмъ, иже по серьбскому языку потечищо наречется.’}. Но мы несовсмъ согласны съ мнніемъ о происхожденіи этой послдней. ‘Что касается до содержанія сего, исполненнаго разными анахронизмами и небылицами, житія Александрова (говоритъ онъ), довольно упомянуть только, что это не есть ни арріаново повствованіе, ни переводъ извстной баснословной исторіи объ Александр Македонскомъ, о которой говоритъ Фабрицій и которая существуетъ также на греческомъ язык, подъ заглавіемъ . Но словенскому сказочнику была, какъ видно, извстна сія исторія объ Александр Македонскомъ, ибо онъ взялъ изъ нея главныя обстоятельства, какъ-то: приключенія Нектанава, пересылки и письма между Александромъ и Даріемъ, походъ Александра въ Римъ, и мы. друг., разсказывая, впрочемъ, многое иначе и съ большими подробностями, иное же выпуская или перестанавливая. Сербу могла быть извстна исторія сія, если не въ латинскомъ или греческомъ подлинник, то въ перевод богемскомъ или польскомъ’. Говоря о той же исторіи, занесенной въ хронографъ, г. Востоковъ прибавляетъ, что ‘сказка сія полне и сербской и латинской баснословной исторіи и содержитъ противу той и другой разныя несходства, въ мстахъ же и согласна, особливо съ латинскою исторіею, въ названіяхъ лицъ, впрочемъ, выдуманныхъ. Но подлинникъ сей сказки писанъ, вроятно, на греческомъ, а не на латинскомъ. Сіе заключать можно по нкоторымъ греческимъ словамъ, оставленнымъ безъ перевода, напримръ, въ одномъ мст поставлено ангелъ вмсто встникъ. Переводъ словенскій весьма древенъ’. Мы думаемъ, что прямымъ подлинникомъ сербскаго перевода былъ именно греческій текстъ псевдо-Каллисона, который скоре могъ быть доступнымъ въ сербской литератур, гораздо-больше, чмъ латинская, польская или чешская редакція, и что сербскій переводъ сдланъ, вроятно, много-раньше двухъ послднихъ, притомъ на тотъ же греческій подлинникъ указываютъ и многія мста русскаго текста. Разница, иногда значительная, русскихъ списковъ съ напечатанными у Мюллера кодексами, вовсе не можетъ говорить противъ этого мннія, потому-что самый греческій текстъ съ теченіемъ времени измнялся боле-и-боле, иногда же она могла быть и чисто-русскимъ явленіемъ, происшедшимъ вслдствіе націонализированія. Сравненіе текстовъ, которые было бы здсь неумстно, можетъ убдить, что переводъ сдланъ именно съ греческаго подлинника, старинные азбуковники приводятъ иногда изъ ‘Александри’ греческія слова, которыя невозможны въ латинской редакціи, и наоборотъ, латинскія слова, которыя встрчаются въ нашихъ спискахъ, зашли въ нихъ изъ греческаго подлинника {Извстно, что греческій языкъ византійской эпохи принялъ очень много латинскихъ словъ отъ вліянія римскаго законодательства и литературы. Въ греческомъ текст читаемъ: , , и пр.: въ латинской исторіи de preliis эти лица названы просто custos и exors, у Юлія Валерія переведено чрезъ qaodara tempore mmtiatum est, въ нкоторыхъ русскихъ рукописяхъ ‘встницы Нектанава царя’, по въ списк Рум. Музея No 456, буквально сходно съ греческимъ: ‘времени жъ доволну бывшу, ексъплоратори нци, тако нарицаеміи римляне (ошибка, вмсто: у римлянъ, или римлянами), еллинскіи же расоцы’. Это мсто неопровержимо говоритъ въ пользу греческаго подлинника. Послднее слово происходитъ, вроятно, отъ корня соч-ити искать и представляетъ буквальный переводъ.}. Сербскій текстъ тонко также сохраняетъ нердко слды его, въ рукописи Румянцовскаго Музея (No 175 обор. л. 7—8) разсказывается, что Александръ научился отъ Аристотеля небесной мудрости: ‘научи отъ него хожденіи 12 животныхъ (дло идетъ о зодіак) и 7 плавить, солнце и луну узна иакинтій ськрасонь (испорчено) Арись, Азродить (Афродита), Ермись’ и проч. названія планетъ — греческія. Многія мста русскаго текста до буквальности сходны съ греческимъ: до такой степени велико было это соотвтствіе въ первоначальномъ перевод, что оно удержалось и въ позднйшихъ, много разъ терпвшихъ перемны, спискахъ. Вообще, даже легкое сличеніе русскихъ редакцій съ греческимъ подлинникомъ приводитъ къ несомннному заключенію о близкомъ ихъ родств, тогда-какъ латинская исторія иметъ съ ними гораздо-боле отдаленное сходство.
Столько же необходимо признать и связь ихъ съ сербскимъ переводомъ. Кром приведеннаго выше яснаго указанія на сербскій подлинникъ, можно представить еще нсколько подобныхъ примровъ, русскія редакціи, явившіяся изъ этого источника, хотя нердко отличаются значительными варіантами, но, несмотря на вс измненія, происшедшія отъ времени, во многихъ мстахъ буквально слдуютъ фразамъ сербскаго перевода, извстнаго изъ румянцовской рукописи. Сербскія слова оставлены иногда безъ всякой перемны, хотя и неупотребительны въ русскомъ язык, напримръ, вазпь (мужество, храбрость) и другія, букефалъ почти всегда называется въ нашихъ рукописяхъ дучипаломъ, дучпаломъ, въ южно-славянской передлк, которую Альгеръ принялъ даже за чисто-славянское слово {Philologisch-kritische Miscellaneen. Wien 1799. 8. Не приводимъ въ доказательство сербскаго источника Александріи выписокъ, потому-что связь нашихъ рукописей съ сербскими и безъ того очевидна.}, въ нашихъ рукописяхъ даже XVIIІ-го вка сохраняется иногда слово гусаръ, которымъ честитъ македонскаго царя Дарій въ своихъ посланіяхъ. Языкъ этой исторіи вообще очень- любопытенъ и стоитъ внимательнаго изслдованія.
Время происхожденія русскихъ редакцій опредлить довольно-трудно, но недостатку точныхъ данныхъ. Востоковъ замтилъ только, что славянскій переводъ ‘весьма-древенъ’. Почти вс извстные списки исторіи относятся къ XVII-му столтію, прямыхъ указаній о перевод и переводчикахъ нтъ, такъ-что единственнымъ средствомъ для ршенія вопроса остаются филологическія и историко-литературныя вроятности. Старинныя формы языка проглядываютъ даже въ самыхъ позднихъ спискахъ этихъ сказаній и съ перваго раза можно видть, что переводъ принадлежитъ не XVII-му и не XVI-му вку, несмотря на испорченность списковъ, замтно, что подлинникъ отличался большою правильностью языка, и что новйшія его формы и ошибки не были въ немъ кореннымъ явленіемъ. Сербское начало исторіи должно быть отнесено еще дальше появленія русской и, вроятно, къ тому времени, когда сербская литература жила еще своими силами и была въ тсныхъ связяхъ съ произведеніями Византіи, или когда поддерживался еще интересъ этихъ сказаній и охота къ ихъ чтенію. Едва-ли могли они явиться тогда, какъ она впала въ совершенное бездйствіе и неподвижность, и примры другихъ произведеній свтской литературы, заимствованныхъ нами изъ переводовъ южно-славянскихъ, принадлежатъ цвтущей эпох ея развитія. Притомъ и большое распространеніе сказаній объ Александр у насъ предполагаетъ или достаточное количество времени, чтобъ оно могло совершиться, или даже существованіе нсколькихъ переводовъ.
Въ пользу давности этой исторіи у насъ много говоритъ, между прочимъ, и то обстоятельство, что подробныя сказанія объ Александр встрчаются уже въ переводномъ хронограф византійца Малалы XV вка, переписанномъ съ рукописи 1261 года. На 311-мъ лист этой замчательной рукописи переводъ Малалы прерванъ длинною вставкой (л. 311—31-1), которая озаглавлена словами ‘Книгы Александръ’, написанными крупно киноварью. Судя по началу и окончанію этой вставки, которыя приведены кн. Оболенскимъ, эти ‘книга’ ничто иное, какъ псевдо-Каллисенъ, тмъ-боле, что вставка очень-обширна и содержаніе главъ ея принадлежитъ именно ему {‘Врем. Моск. Общ. Ист. и Др.’ кн. IX. Пред. къ пер. лт. xxij, ххху. Эти пять главъ (108—202: ‘Книгы Олксандръ, О въшествіи Александров въ Іерусалимъ, О погрбеніи Пора царя и о прихоженіи Александра въ Рахманы, О солнечн град и Кировахъ полатахъ и о смерти Олксандрове, Како раздли Олксандръ власти своимъ пріязненъ’) внесены въ общій счетъ ихъ въ сборник. Исторія Александра начинается здсь такъ: ‘Добліи мнится быти и храборъ Александръ Макидонскый, яко все сътворивъ поспвающее ему имя присно къ доброму длу промышленіе, толико бо лтъ проводи съ всми языкы брань творя и біася, яко же не можаху хотящій грады по извсту исписати Александрова же дянія и добраа дла душа тла его и юже въ длхъ его казнь и мужество. Се уже речемъ памятокъ отъ рода его сътворше и котораго б отца сынъ’ и пр. Именно тми же словами начинается псевдо-Каллисенъ въ изданіи Мюллера I, 1: , и пр. Переводъ почти буквальный.}. Въ погодинской рукописи XVI вка, заключающей ‘Лтописецъ еллинскій и римскій’ — компиляцію изъ Амартола, Малалы и пр., на листахъ 89—105 и 106—161 находится такая же вставка, но словамъ кн. Оболенскаго представляющая ‘чрезвычайно-подробный разсказъ о царствованіяхъ Филиппа Македонскаго и сына его Александра, составленный изъ разныхъ историковъ’ {‘Временникъ М. О.’ тамъ же, стр. xevij.}, то-есть опять того же псевдо-Каллисена, по-тому-что у насъ не было другихъ подробныхъ исторіи Александра. Эта рукопись приводитъ лтопись Малалы въ сокращеніи, но удерживаетъ раздленіе подлинника, чего нтъ въ рукописи, разсмотрнной кн. Оболенскимъ, слдовательно, погодинскій списокъ составился независимо отъ нея, и тмъ-боле становится любопытно, что вставка Александріи повторилась и здсь. Она есть, наконецъ, и въ большей части хронографовъ, въ которыхъ стоитъ рядомъ съ древними переводами Георгія Амартола, Малалы, Конст. Манассіи и другихъ византійскихъ историковъ. Сущность вопроса заключается теперь въ томъ: была ли исторія Александра вставлена въ хронографъ Малалы русскимъ составителемъ сборника въ XV столтіи, или же она существовала въ немъ и по древнйшему подлиннику 1261 года?— ршить это окончательно можно только при ближайшемъ изученіи рукописи. Принимать бездоказательно, что Александрія вставлена Григоріемъ, переводчикомъ Малалы, какъ сдлали нкоторые изъ нашихъ ученыхъ — нельзя, и пока должно ограничиться предположеніями. Очень-возможно, что переводъ псевдо-Каллисена или ‘Книга Александръ’ ( ) былъ внесенъ въ хронографъ и въ ХІІІ-мъ столтіи, или и во время самаго перевода Малалы. Судя по описанію, въ рукописи итого перевода, принадлежащей XIII—XV вку, нтъ собственнаго разсказа Малалы объ Александр (р. 189—196 ed. Bonn.), такъ-что вставка Александріи служитъ замной этого разсказа, и общія манеры и привычки переписчиковъ нашей старины могутъ допустить предположеніе, что въ такомъ вид текстъ находился и въ древнйшемъ подлинник. Быть-можетъ даже, что многія изъ тхъ вставокъ, которыя отмчаетъ кн. Оболенскій въ текст хронографа, и вовсе не принадлежатъ переводчику, а находились уже въ греческомъ подлинник, гд къ лтописи Малалы сдланы были исправленія и дополненія по другимъ книгамъ и писателямъ {Напр., мсто хронографа на л. 354, которое кн. Оболенскій приписываетъ Малал (р. 215, ed. Bonn.), принадлежитъ вовсе не ему, а взято изъ ‘Сокращенной Хронографіи’ Іоиля, напечатанной въ нибуровскомъ изданіи въ одномъ том съ Малалой (pag. 24). Вставка изъ Іоиля, была, вроятно, уже въ греческомъ текст, а не сдлана болгарскимъ переводчикомъ.}. Была ли исторія псевдо-Каллисена составною частью наго хронографа или вставлена въ него переводчикомъ — результатъ былъ бы для насъ одинъ, то-есть, что переводъ ея относится еще къ Х-му вку, слдовательно къ началу нашей письменности.
Но если этотъ вопросъ еще темень, то, съ другой стороны, нтъ никакого сомннія въ томъ, что переводъ былъ не одинъ. Сказанія встрчаются въ старинныхъ рукописяхъ въ двухъ видахъ: или они внесены въ хронографы и помщены тамъ но хронологическому порядку событій, такъ, что составляютъ часть старинной нашей всеобщей исторіи, или же заключаются въ сборникахъ смшаннаго содержанія и отдльныхъ рукописяхъ. И т и другія представляютъ, впрочемъ, одно произведеніе, но видоизмненія и варіанты его довольно-многочисленны и касаются не только вншней формы, но и содержанія. Различіе по языку и вообще по вншности, напримръ, въ раздленіи главъ и отдловъ, опущеніи нкоторыхъ мстъ и пр., объясняется очень-легко, потому-что нердко зависло отъ одного произвола переписчика, по разница въ содержаніи и разсказ должна была произойдти иначе. Русскія вставки могли быть общи всмъ спискамъ, или только нкоторымъ, потому-что происхожденіе ихъ было случайное, появившись одинъ разъ въ рукописи, вставки удерживались въ тхъ спискахъ, которые съ нея были сдланы, тогда-какъ въ другихъ сохранялось прежнее чтеніе и основная Форма произведенія не была нарушаема. Но и русскія и греческія редакціи отличаются иногда между собою и сущностью разсказа, такъ-что одинъ и тотъ же фактъ излагается въ разныхъ рукописяхъ различно. Возьмемъ одинъ примръ. По кодексамъ, напечатаннымъ у Мюллера, убійцею Филиппа называется ессалоникскій вельможа Павзанія, онъ совершилъ убійство въ театр, но Александръ тотчасъ же захватилъ преступника и предалъ его казни, въ другихъ спискахъ дйствующимъ лицомъ является Анаксархъ, царь (‘пеланольскія’), который усплъ похитить Олимпіаду и бжать съ нею, Александръ преслдуетъ его съ войскомъ и побждаетъ въ сраженіи. Нкоторые греческіе списки соединяютъ оба эти разсказа или, лучше сказать, представляютъ Анаксарха и Павзанію однимъ лицомъ {Анаксархъ, онъ же и Павзанія, , Mller xvj. Pseudo-Callisth. I, 24.}, но очевидно, что это соединеніе чисто-вншнее. Въ латинской исторіи de preliis и у Юлія Валерія названъ только Павзанія, но наши редакціи приводятъ и тотъ и другой разсказъ, раздляя Анаксарха и Павзанію на два отдльныя лица, такъ-что необходимо признать два независимые перевода, въ основаніи которыхъ лежали греческіе списки, въ этомъ случа ‘ несходные: совмстное существованіе обоихъ разсказовъ въ одномъ списк было невозможно. Если мы вспомнимъ при этомъ, что Александрія включена и въ болгарскій переводъ Малалы, я что языкъ извстныхъ отрывковъ ея здсь носитъ скоре болгарскіе, нежели сербскіе оттнки, и, кажется, не противорчитъ общему характеру языка въ труд мниха Григорія, то существованіе двухъ разныхъ редакціи, сербской {Которую кн. Оболенскій неврно называетъ болгарской, тамъ же стр. xvj.} и болгарской, которыми воспользовались русскіе передлыватели, становится вн всякаго сомннія. Быть-можетъ, переводовъ было и нсколько, но вообще разница русскихъ списковъ объясняется этимъ безъ труда: переписчикъ могъ имть подъ-рукою об, не везд-сходныя, редакціи и въ новомъ списк измнялъ и дополнялъ одну по другой. Полнаго опредленія русскихъ видовъ исторіи и отличій ихъ въ состав но описываемымъ событіямъ и языку можно достигнуть только подробнымъ пересмотромъ многихъ списковъ, но изъ приведеннаго примра достаточно видно, что переводъ во всякомъ случа былъ не единственный. Такія же отличія встрчаются и въ другихъ мстахъ исторіи, напр. въ разсказ о поход въ Пису олимпійскую, въ Италіи, и Западную Европу, о приход къ рахманамъ и др., Особенно-интересная сторона нашихъ редакцій заключается въ томъ, что многіе варіанты ихъ неизвстны изъ напечатанныхъ греческихъ списковъ, и для изученія греческихъ текстовъ псевдо-Каллисена необходимо познакомиться съ старинными нашими текстами.
Число рукописей, въ которыхъ сохранились русскія сказанія, очень-велико: каждое значительное собраніе иметъ нсколько списковъ Александріи въ хронографахъ, сборникахъ и отдльно. Не говоря о библіотекахъ Московскаго Общества, графа Уварова, Румянцовскомъ Музе, одна Публичная Библіотека иметъ, вроятно, около ста списковъ, если не боле. Во многихъ рукописяхъ оставлены большіе проблы для картинъ, въ другихъ нарисованы и самыя картины извстной живописи, слды которой уцлли до-сихъ-поръ въ лубочныхъ изданіяхъ. Любопытный образчикъ подобнаго dition illustre нашей старины представляетъ одна рукопись Публичной Библіотеки, въ которой помщенъ одинъ псевдо-Каллисенъ {Изъ толстовскаго собранія 1, 34 но каталогу Публ. Библіот., Отд. XVII, F. No 8, рукопись, безъ конца, иметъ 307 листовъ. Вообще эта рукопись можетъ дать самое ясное понятіе о старинныхъ потшныхъ книгахъ, о которыхъ говоритъ г. Заблинъ въ послдней изъ его статей ‘Отеч. Зап.’ 1864. Декабрь. Рисовали и раскрашивали или знаменили картинки обыкновенно иконописцы, этимъ и объясняется характеръ живописи подобныхъ картинокъ, строго-опредленный и однообразный. Такъ-какъ ‘потшныя книги’, или старинныя иллюстрированныя изданія, были первообразомъ ныншнихъ лубочныхъ картинокъ, то вншность и живопись послднихъ иметъ съ ними большое сходство.}, она писана in-folio красивымъ полууставомъ XVII-го вка, съ искусно-нарисованными виньетками въ заглавіяхъ, и заключаетъ около трехсотъ-пятидесяти картинокъ, рисованныхъ очень- старательно и раскрашенныхъ яркими, но немногосложными красками, каждая картинка занимаетъ больше половины страницы и снабжена подписью. Вотъ нсколько изъ нихъ:
Л. 8. Нектанавъ пріиде къ цариц Алимніад.
Л. 13. Филипъ царь въ шатр спитъ, явися ему во они богъ Аммонъ.
Л. 14 обор. Филипъ царь призва великого мужа Аристотеля учителя и даетъ сына своего Александра въ наученіе грамоты.
Л. 23. Александръ царь созда градъ съ витязи македонскими и нарече имя ему Драимъ.
Л. 28. Александръ макидонскій царь поби Куманъ много множество живыхъ поймалъ и въ Макидонію къ отцу своему приведе.
Л. 36 обор. Послы идутъ отъ Дарія ко Александру царю з грамотою (у одного изъ пословъ въ рукахъ пика со значкомъ, у другаго — ружье).
Л. 39. Александръ царь макидонскій со властели своими въ полат своей сидятъ, к Дарію царю свою грамоту писать хочетъ.
Л. 61 обор. Александръ макидонскій царь бесдуетъ съ римляны, піютъ и ядятъ и веселятся.
Л. 86 обор. Дареи царь нерскій з бою бжитъ во градъ свои не со многимъ войскомъ…
Картинки изображаютъ каждое замчательное событіе въ исторіи Александра: походъ, сраженіе съ персами, дивіими людьми, Порочь, который представленъ въ вид нескладнаго великана, разговоръ съ рахманами, заключеніе въ гор ‘поганыхъ языкъ’ и т. д. Наивность рисовальщика доходитъ до-того, что на одной картинк знамя Александра Македонскаго украшено русскимъ гербомъ.
Заглавіе исторіи въ нашихъ рукописяхъ гораздо-обширне, нежели въ извстныхъ греческихъ кодексахъ. Въ этихъ послднихъ она называется ‘Книга Александра’, ‘Жизнь и дла Александра Македонскаго’, ‘Каллиоеновъ… разсказъ о длахъ Александра’ и т. п. { , , … и пр. Mller vij—viij.}, у насъ ей придаются обыкновенно два отдльныя заглавія и родъ введенія, котораго также недостаетъ въ греческихъ рукописяхъ. Они приведены г. Востоковымъ при описаніи румянцовскихъ списковъ, въ названной нами рукописи Публичной Библіотеки заглавіе читается такимъ образомъ: ‘Книга, глаголемая Александрія, полезно и честно слышати добродтелнаго и велеумна мужа Александра великаго македонскаго царя, и како и откуду бысть и… докол пріиде, сихъ ради добродтелей всей подсолнечной царь и самодержецъ назвася, подобаетъ же сего чтучи разумти и разумющимъ сего воинствомъ и добродтелемъ уподобится, смысла елицы разумютъ чтучи (умре же Александръ царь до Рож. Х-ва за 332 лта въ 42-е лто возраста своего)’ {Годы означены неправильно, вмсто 323 и 33.}. Затмъ слдуетъ ‘Предисловіе’ (нач. ‘бысть великое божіе промышленіе’), написанное довольно-высокопарно, потомъ новое заглавіе: ‘Сказаніе и хоженіе славнаго царя Александра великія Македоніи, наказаніе храбрымъ людемъ ныншняго времени, чюдно и полезно слышати — аще кто хощетъ послушати, повсть творимъ о рожденіи и храбрости его’ (нач. ‘глаголютъ бо его быти сына царя Филиппа, нсть то тако, но ложь’ Pseud. 1, 1). Эти заглавія варьируются почти во всхъ нашихъ рукописяхъ. Карамзинъ сообщаетъ другое, гд названо имя Арріана: ‘Повсть о храбрости Александра, царя македонскаго, къ воинствомъ устремляющимся полезно есть слышати. Створивый есть Аріанъ, ученикъ Епиктита философа’, но это взято изъ самой исторіи, и Аріанъ, какъ авторъ исторіи, поставленъ просто по ошибк {Карамз. М, пр. 427. Ср. выписку у Востокова, Оп. Р. Муз. 756, но надобно замтить, что точно такъ же стоитъ и въ греческомъ текст, р. 106, мы думаемъ, что и заглавія просто переведены съ греческаго. Иногда, въ начал или въ середин исторіи, прибавляется родословная персидскихъ царей, предшественниковъ Александра на персидскомъ престол, эта генеалогія взята изъ византійскихъ хронографовъ. Собственныя имена въ позднихъ спискахъ очень изуродованы: ‘Дарій арсумуянинъ’ въ румянцовскомъ хронограф, No 456 — конечно византійцевъ, напр. Малалы, р. 193 ed. Bonn. Ксерксъ передлывается въ Крикса или Криса т. п.}. Сокращенный видъ псевдо-Каллисена, встрчающіеся отдльно и въ хронографахъ, называется обыкновенно ‘избраніе отъ хоженія царя Александра Македонскаго’, какъ въ хронограф Румянцовскаго Музея No 454, толстовской рукописи II, 104 и другихъ. Исторія раздляется большею-частью на главы, по очень-произвольно, такъ-что рдко можно встртить списки одинаковые.
Распространеніе сказаній объ Александр въ старинной нашей литератур прямо опредляется огромнымъ количествомъ рукописей, изящество нкоторыхъ изъ нихъ показываетъ, что книга принадлежала къ числу любимаго чтенія. Имя Александра было знакомо у насъ издавна, писатель ХІІ-го вка желаетъ князю ‘силу Самсонову, храбрость Александрову’, лтопись нердко упоминаетъ македонскаго героя, Иванъ Пересвтовъ говоритъ въ письм къ Іоанну, ‘пишутъ мудрые философы, что будетъ о теб слава великая, яко о цесар Август и Александр Македонскомъ’, Павелъ Іовій замчаетъ, что, кром отечественныхъ лтописей, русскіе имютъ на своемъ язык и исторію Александра Македонскаго {‘Библіотека иностр. писат. о Россіи’. Спб. 1836. I, 47. Одерборнъ, Ioannis Bas. vita, объ Іоанн: cum ab aulicis quibusdam Alexandri Macedonis titulo per adulalionem salutatus fuisset, mirum in modum animo contumuit… у Старчевскаго, Hist. Ruth, script, exteri II, 227.}.
Несмотря, однако, на несомннную давность перевода этой исторія, нкоторыя обстоятельства какъ-будто противорчатъ ея извстности. Лтопись паша не разъ приводитъ одно преданіе, разсказанное псевдо-Каллисеномъ, но заимствуетъ его не изъ Александріи, а изъ другаго источника. Говоря подъ 1096 годомъ о побдахъ Владиміра надъ половцами, Несторъ въ длинномъ отступленіи передаетъ различные слухи объ этомъ народ, вроятно, ходившіе въ его время. Одни называли ихъ потомками Амона, другіе — Моава, это ‘безбожніи сынове измаилеви, пущени бо на казнь хрестьяномъ. Исшьли бо суть си отъ пустыня Нитривьскыя, межю встокомъ и сверомъ, исшьли же суть ихъ колнъ 4: торкьмени и печензи, торци, половци… и по сихъ 8 колнъ къ кончин вка изидуть, заклепеніи Александромъ Македоньскымъ, нечистыя человкы’. То же преданіе повторяетъ Несторъ, приводя разсказъ Гюряты Роговича, Новгородца. Югра, народъ, платившій дань Новгороду, сказывали его отроку, что нашли дивное чудо, ‘его же псмы слышали прежде сихъ лтъ (говорили они), се же третьее лто поча быти. Суть горы, зайдуче луку моря, имъ ліе высота ако до небесе, и въ горахъ тхъ кличь великъ и говоръ, и скутъ гору, хотяще высчися, и въ гор той просчено оконце мало, и туд молвять, и есть не разумти языку ихъ’… Лтописецъ думаетъ, что это были ‘людье, заклепеніи Александромъ, Македоньскымъ царемъ’, потому-что, разсказываетъ онъ сходно съ псевдо-Каллисеномъ, Александръ ‘взиде на всточныя страны до моря, наричемое солнче мсто, и вид ту человкы нечистыя… то видвъ Александръ убояся, еда како умножаться и осквернять землю, и загна ихъ на полунощныя страны, въ горы высокія, и Богу повелвшю, сступишася о нихъ горы полунощныя токмо не ступишася о нихъ горы на 12 локотъ, и ту створишася врата мдяна, и помазашася сунклитомъ, и аще хотягь огнемъ взяти, не взмогутъ и жещи, вещь бо сунклитова сица есть: ни огнь можетъ вжещи его, ни желзо его приметъ, въ послдняя же дни… изидуть и си скверніи языкы, яже суть въ горахъ полунощныхъ’. Такимъ-образомъ извстный всмъ разсказъ прилагался и къ половцамъ и къ дивнымъ людямъ, которыхъ видли Югра, его отнесли и еще къ одному темному и удивительному народу — татарамъ. Вс лтописи, упоминая о первомъ ихъ нашествіи подъ 1223—24 годамъ, говорятъ о нихъ одними словами. Мы видли, что и псевдо-Каллисенъ приводитъ преданіе о томъ, какъ Александръ загналъ нечистыхъ народовъ въ горы и заключилъ ихъ сунклитомъ, котораго не можетъ разрушить ни желзо, ни огонь {Pseudo-Callisth. 138—139. Ср. съ этимъ, и особенно съ Pseud, р. 142—143 выписку изъ Меодія Натарскаго, которымъ пользовались наши лтописцы, у Черткова въ Рус. Истор. Сборн. VI, 154—156. Карамзинъ II, пр. 64. Это мсто лтописи переводитъ и Герберштейнъ. Указываемъ также на любопытную статью въ румянцовской рук. No 363 л. 454 и слд., которая касается тхъ же преданій. Он распространены были и у мухамеданскихъ народовъ, но получили у нихъ національное значеніе и связаны съ именемъ героя Дзуль-Карнеина, подвиги котораго смшивали съ подвигами Александра. Spiegel 57 fg.}. Въ томъ источник, откуда почерпнула свои свднія наша лтопись, это мсто было заимствовано изъ Александріи или, можетъ-быть, изъ тхъ преданій, которыми воспользовался и псевдо-Каллисенъ, и содержаніе разсказа такъ тсно связано съ Александріей, что, зная ее, лтописецъ непремнно упомянулъ бы о ней. Напротивъ, онъ выписываетъ изъ другаго сочиненія, гд Александръ не былъ спеціальнымъ сюжетомъ, такъ-что это упоминаніе лтописи объ Александр не говоритъ въ пользу извстности у насъ псевдо-каллисеновой исторіи. Изъ такого же посторонняго источника, изъ Епифанія, могла быть взята и другая вставка лтописи, говорящая объ Александр (Лавр. 122). Но, пріурочивая знакомое преданіе о ‘нечистыхъ народахъ’ къ событіямъ своей исторія, читатели наши съ большимъ интересомъ встрчали его у псевдо-Каллисена, и потому, быть-можетъ, въ нашихъ редакціяхъ это мсто всегда приводится въ обширномъ перевод, тогда- какъ латинская исторія de prelds передаетъ его въ нсколькихъ словахъ, или оно подвергается особеннымъ толкованіямъ.
Общій характеръ русскихъ редакцій остался тотъ же, какъ и въ ихъ источник, здсь также отражаются особенности византійскаго литературнаго вліянія. Въ византійскихъ редакціяхъ, какъ и въ другихъ, забывалось историческое значеніе Александра, и уже въ первые вка нашей эры этотъ герой облекается иными чертами, принадлежавшими жизни и понятіямъ христіанскимъ. Правда, иногда исторія удерживала прежній колоритъ нкоторыхъ подробностей, но онъ терялся въ глазахъ читателей, которые подчинялись новому взгляду на подвиги героя. Какъ-будто олицетворяя вражду грековъ съ ихъ вчными врагами на Восток, Александръ вооружается противъ языческихъ народовъ, дйствуетъ по высшимъ опредленіямъ, отличается уваженіемъ къ святын и, среди славы своихъ завоеваній, смиренно признаетъ ихъ ничтожность {Ср. Оп. Рум. Муз. 756 о бесдахъ Александра съ рахманами.}. Византійскія редакціи уже сильно развили этотъ элементъ въ исторіи Александра, такъ-что, при переход ихъ въ нашу литературу, этой послдней оставалось только сохранить вс византійскіе оттнки, чтобъ вполн соотвтствовать идеаламъ и удовлетворить любопытству русскихъ читателей. Сравнивъ варіанты нашей исторіи съ извстнымъ греческимъ текстомъ, мы найдемъ, что у насъ число вставокъ такого характера боле-значительно и он развиваютъ предметъ полне, но мы не считаемъ ихъ русскимъ явленіемъ и думаемъ, что русскіе передлыватели здсь только слдовали византійскому подлиннику, не прибавляя ничего, или почти ничего, сами. Притомъ напечатанные греческіе списки не принадлежатъ къ числу тхъ, какіе были подлинниками нашихъ редакцій, они относятся, правда, къ XI и затмъ XV—XVI столтіямъ, но не выражаютъ вполн-византійскій характеръ псевдо-Каллисена, гораздо-рзче выступающій въ русскихъ редакціяхъ. Въ этихъ послднихъ Александръ стоитъ въ связи и съ исторіей самого Царьграда: мать Александра, Олимпіада, дочь эіопскаго царя Фола, вышла, по смерти Филиппа, за царя Виза, отъ котораго Византія и получила свое названіе. Въ другомъ случа разсказывается, что, по завоеваніи Рима и всей Европы, Александръ отправился въ морское путешествіе и поручилъ три тысячи ладей воевод Византу, самъ царь основалъ при устьяхъ Нила городъ ‘во имя свое’ Александрію, Антіохъ построилъ Антіохію, а Византъ прибылъ съ флотомъ своимъ ‘въ тсноту трахинскаго моря’ и основалъ городъ Византію. Очевидно, что эта вставка, которой нтъ въ текстахъ Мюллера (Pseud. I, 31, 36), могла быть сочинена только византійцемъ, потому-что только для него имла національный интересъ, исторически же извстію, что Византія, хотя и соединенная съ именемъ Виза, основана еще въ половин VII вка до P. X., а съ Филиппомъ и Александромъ была въ постоянной вражд. Такимъ-образомъ въ этомъ и другихъ подобныхъ, разсказахъ наши редакціи отражаютъ въ себ неизвстный еще вполн-византійскій видъ псевдо-Каллисена, и только отчасти, можетъ-быть, придали ему большее развитіе. Основный характеръ, приданный здсь псевдо-Каллисену, много способствовалъ тому, что исторія его, преимущественно передъ другими произведеніями фантастическаго содержанія, находила у насъ большое сочувствіе, она имла для читателей двойной интересъ, потому-что въ то же время давала обильную пищу воображенію разсказами о чудесахъ природы, встрченныхъ Александромъ. Преданія, подобныя тому, которое лтопись наша сообщаетъ о половцахъ и татарахъ, будто-бы заключенныхъ Александромъ въ ущельяхъ горъ и снова вышедшихъ на гибель народовъ, повторялись и въ другихъ уважаемыхъ сочиненіяхъ, авторитетъ ихъ отражался и на псевдо-Каллисен, который чрезъ то боле-и-боле выигрывалъ въ общемъ мнніи. Это можно замтить потому, на что особенно обращали читатели вниманіе, исторія и во вншнемъ вид мнялась довольно-оригинально {См. напр. въ каталог гр. Толстова отд. I, No 34 оглавленіе рукописи. Ср. въ описаніи румянц. хронографа No 434, гл. 98, 3, гл. 99, гл. 100, 1 и соотвтствующее мсто въ Полн. Собр. Лтоп. VI, 87. Александръ въ своихъ странствованіяхъ видлъ и Адама.}.
Кром мистическихъ оттнковъ, произведеніе псевдо-Каллисена получало у насъ и историческія примненія. Такимъ-образомъ осмысленъ былъ русскимъ, а можетъ-быть еще и болгарскимъ передлывателемъ походъ Александра въ Скиію. Разсказами объ этомъ поход воспользовались и польскіе лтописцы, повторявшіе, одинъ за другимъ, повсть о томъ, какъ Александръ сносился со скиами, которыхъ они превращали въ славянъ, или даже поляковъ, точно также, какъ изъ Крака длали Гракха, но гораздо-боле они пользовались другими историками македонскаго царя: псевдо-Каллисенъ не представляетъ ни столькихъ подробностей, ни въ такомъ свт. Наши компиляторы XVI и XVII-го вковъ не мало заимствовали у баснословящихъ польскихъ анналистовъ и по слдамъ ихъ вводили Александра Македонскаго въ русскую исторію {Таковъ разсказъ о построеніи Новгорода у Карамз. I, пр. 70. Оп. Рум. Муз. 767.}, но усвоенію такихъ сказокъ способствовала извстность Александра по псевдо-Каллисену. Здсь эта война представлена была иначе, и какъ въ древнйшихъ видахъ исторіи Александра называютъ ‘сыномъ Поруна великаго’ (Юпитера), такъ и скиы замнены древнимъ народомъ — куманами. Имя ихъ уцлло и въ позднихъ спискахъ. Приводимъ отрывокъ изъ иллюстрированной рукописи Публичной Библіотеки {То же мсто у псевдо-Каллисена I, 23 notae. Въ приведенномъ отрывк много противъ него варіантовъ и ошибокъ переписчика.}.
Въ Македоніи произошло смятеніе, потому-что Филиппъ несправедливо поступалъ съ Олимпіадой, развелся съ нею и хотлъ, въ отсутствіе Александра, вступить въ другой бракъ съ Клеопатрой, Александръ возвратился, разстроилъ это дло и наказалъ злыхъ совтниковъ.
‘Слышавъ же той мятежъ, скверная страна Кумане и собраша воинства на Македонію пять сотъ тысящь и пріидоша. Сіе же царю Филиппу возвстиша, онъ же наипаче въ скорбь велику впаде, и Александра повел призвати к себ и рече ему: ‘о любимый мой сыне Александре! се время пришло есть битися за отечество свое и за землю, вземъ убо воинства елико хощеши и на бои пойди’. И поимъ съ собою Александръ воинства четыреста тысящь и с ними на стртеніе поиде. Самъ же обозрвъ Куманское воинство, истинно урядно стояше, и въ нощи своему воинству повел предложити арганы многи и огни около ихъ, и вострубити повел во многогласные трубы, и ударити повел и варганы, и приставцы ихъ около бити повел. Сіе же видвше Куманяне ненадемаго убояшася, и бгати начата съ полунощи и до солнечнаго восхожденія, замсившеся вкуп Македоняне и Кумане. Свту же наставшу и солнцу восіявшу, и убіенно бысть Куманъ двст тысящь, и побгоша. Александръ же с воинствомъ своимъ въ слдъ ихъ гнашася три дни и три нощи, и уби у нихъ сто тысящь и пятьдесятъ. Коней же множество и оружія отъ нихъ вземъ, и яко побдоносецъ къ отцу своему возвратися и съ собою 10 тысящь приведе Куманъ живыхъ.
‘Сихъ же пред царемъ Филиппомъ поставити повел и пред всми людми македоняны рече к нимъ Александръ: ‘видите ли, о друзи, яко божіимъ промысломъ предаю васъ въ руки македонянамъ. Мечь бо вашъ наостриша на макидонское царство, днесь поразишася отъ маки- донскихъ рукъ, царя же вашего Тактамыша убиша…’ Александръ же сихъ увривъ, и царя имъ постави Тура именемъ, малъ убо возрастомъ бяше, но помысломъ и храбростію великъ’.
Латинская исторія de preliis и Юлій Валерій ничего не говорятъ объ этомъ поход. Скиы переведены у насъ куманами и въ другихъ мстахъ исторіи: они вступили въ войско Александра и были его переводчиками {Pseud. I, 26 not.}, но въ греческомъ текст нтъ именъ скискихъ царей. Имя Тохтамыша поставлено, разумется, догадливымъ переписчикомъ, въ другихъ рукописяхъ читается ‘Атламыша’, ‘Атымыша’, и другихъ.
Разсказъ о поход Александра въ Палестину и встрч, ему тамъ сдланной, въ русскихъ редакціяхъ обширне, нежели въ извстныхъ греческихъ рукописяхъ. Къ нему прибавляется иногда цлая отдльная статья о двнадцати камняхъ, вроятно, уже русскимъ передлывателемъ. Въ ‘Александріи’ Румянцовскаго Музея No 456 она снова помщена въ конц рукописи, съ нкоторыми варіантами и толкованіями на поляхъ, и вообще встрчается нердко. Эти описанія камней любопытны для насъ потому, что, вмст съ другими подобными произведеніями, они получали видное мсто въ азбуковникахъ и отсюда переходили въ область народныхъ знаній и поврій {Сочиненіе о двнадцати камняхъ ( ) издано въ геснеровомъ De omnium fossilium genere. 1565, и потомъ одинъ древній латинскій переводъ напечатанъ Фоджини въ Рим, 1743.}. ‘Александрія’ доставила азбуковникамъ и нсколько другихъ словъ, напримръ въ той же румянцовской рукописи записаны изъ нея слова: ‘аннивалариксъ, аракійскій царь (Александря)’, ‘грионесъ — ногъ птица, его же гнздо на 15 древесехъ’, ‘еклъсплораторе (sic) — лазущики’, ‘каламандра — черви, ни во огни ражаются, во огни и живутъ, а без огня не могутъ жити’ и др.
Авторитетъ ‘Александріи’ поддерживался, какъ мы замтили, и связью ея содержанія съ другими сочиненіями, нкоторыя личности ея упоминаются въ историческомъ разсказ хронографовъ. Космографіи описываютъ и ‘страну муринскую’ (Эіопію), мнимую родину царицы Олимпіады, и стеклянныя горы подъ востокомъ солнца, гд людямъ нельзя жить отъ ‘корванъ, великихъ змій крылатыхъ’, и куда ‘доходилъ царь храбрый Александръ Македонскій и возвратился’. Они упоминаютъ и о макарійскихъ островахъ, гд живутъ счастливые рахмане ‘нагіе, подъ самымъ востокомъ солнца, и царя у себя имютъ, вруютъ же на небо къ Богу, а нын крещена (то-есть, страна ихъ). Житіе ихъ таково: одваютца листвіемъ древянымъ, а питаются овощемъ, и жены и дти имютъ, а ризъ, и скота, и хлба не имютъ, ни градовъ, ни войны не имютъ же’ {Въ румянц. рук. No 380, л. 84 обор., л. 85 обор., л. 90. Въ Рум. Александріи любопытная вставка: ‘иное отъ лнисаика о рихъманех’, No 456, л. 167 об. О брахманахъ или гимнософистэхъ упоминаютъ и другіе историки Александра — Онезикритъ, Неархъ, Арріанъ, Кв. Курцій и пр., новйшія изслдованія о нихъ у Болена, Das alte Indien I, 319, Крейцера Symbolik (3-te Aufl.) I, 482о fg., Лассена въ Rhein. Mus. 1, 170. Mller, ibid. Fragm. 106.}. Вс подобныя замтки напоминали читателямъ исторію похожденіи Александра, и они съ большимъ вниманіемъ прочитывали разсказъ о чудномъ народ. Вопросы Александра мудрымъ рахманамъ о томъ: ‘кого больше: живыхъ или мертвыхъ? что крпче: смерть или животъ? что больше: земля или море? чмъ началось время: днемъ или ночью?’ и т. п. переносили читателей въ кругъ ихъ собственныхъ загадокъ, затрогивали эту любимую тогда сторону умственныхъ развлеченій. Немудрено, поэтому, что съ такими же чертами рахмане являются и въ народныхъ преданіяхъ, какъ въ исторіи псевдо-Каллисена: первоначальное происхожденіе этихъ преданій было здсь чисто-книжное, такъ-что имя ихъ не представляетъ никакихъ затрудненій при объясненіи миа, и если мы находимъ въ немъ новыя особенности, то он происходили уже отъ смшенія съ другими преданіями {Cp. статью г. Буслаева въ ‘Архив’ Калачова II, 2, 45.}.
Сдлавшись любимой книгой старинныхъ грамотевъ, ‘Александрія’ часто переписывалась самымъ старательнымъ образомъ, украшалась виньетами и картинами. Она переписывалась и въ XVIII-мъ столтіи, иныя картинки ея перешли въ число лубочныхъ изданій и принадлежатъ, слдовательно, къ древнйшимъ изъ нихъ. Одна, ‘О бою Александра с Поромъ, индйскимъ царемъ’, на большомъ лист, представляетъ два войска съ копьями, знаменами и трубами, нападающія другъ на друга. Наверху листа приложено описаніе александрова похода противъ индійскаго царя, а внизу короткое перечисленіе главныхъ подвиговъ Александра. На другой картин изображены ‘люди дивыя, найденныя царемъ Александромъ Македонскимъ’, съ объясненіемъ {До какой степени испортились эти объясненія, переходя съ самыхъ старинныхъ лубочныхъ изданій до ныншнихъ, можно видть особенно изъ подписи, помщенной на второй картинк и неимющей почти никакого смысла.}, фантазія рисовальщика сильно разъигралась на этой картин: онъ нарисовалъ этихъ чудесныхъ людей такъ мудрено, что ихъ невозможно разобрать, и кое-что прибавилъ отъ себя. ‘Александрія’ оставила слды даже въ устной народной словесности: для скептиковъ, которымъ это можетъ показаться страннымъ, замтимъ, что подобныя заимствованія въ народной словесности возможны везд, а у насъ и очень-нердки. Между сербскими ‘приповдками’, изданными Букомъ Стефановичемъ, одна, о цар Троян, принадлежитъ именно къ этому разряду. Въ ней приписанъ Трояну извстный у древнихъ анекдотъ о Мидас и его бородобр, который, замтивъ у Мидаса ослиныя уши и поклявшись не нарушать этой займы, никакъ не могъ утерпть, чтобъ не разсказать кому-нибудь такого любопытнаго обстоятельства, вырылъ ямку и сказалъ въ нее: ‘у Мидаса ослиныя уши’, и потомъ зарылъ, но на мст ея выросъ тростникъ и сталъ безпрестанно нтъ эту псню… Имя Караджича ручается, что сказка принадлежитъ народу и иметъ у него обширную извстность, а не выписана изъ книги, и между-тмъ всякому понятно, что она могла произойдти только книжнымъ путемъ. Существованіе лубочныхъ картинокъ изъ ‘Александріи’ также показываетъ, что для народнаго воображенія была возможность воспользоваться сюжетомъ изъ этой исторіи, взять изъ нея ея главныя черты и развить ихъ но своей собственной манер и привычкамъ. Такъ зашло къ народу преданіе о рахманахъ и рахмаискомъ праздник. Въ одной изъ нашихъ сказокъ Александру приписано первое изобртеніе и разведеніе садовъ, она разсказываетъ, что Александръ Македонскій, которому все хотлось узнать и всего достигнуть, старался, во время своихъ похожденій, найти рай, но это было сопряжено съ величайшими трудностями. На дорог встрчались ему разныя препятствія: его окружалъ непроницаемый мракъ, передъ нимъ разверзались пропасти — Александръ все преодолвалъ. Наконецъ силъ его недостало и гордость его была побждена, Александръ отказался отъ своего намренія и утшился тмъ, что развелъ себ обширный и великолпный садъ: съ тхъ-поръ и пошли сады. Это разсказъ, вполн-самостоятелыіый, но основа его содержанія, характеръ героя, очевидно принадлежатъ ‘Александріи’, придающей ему т же особенности.
Приводимъ, въ заключеніе, отрывокъ изъ этого произведенія, чтобъ познакомить читателя съ характеромъ языка и изложенія, и дать возможность сравнить текстъ съ греческимъ подлинникомъ псевдо-Каллисена. Разсказъ приведеннаго отрывка начинается съ того, что Александръ пришелъ къ ‘сладкому озеру’ и увидлъ столбъ даря Сесонхозиса (въ русскомъ текст Сонхоса), и какъ встрчался потомъ съ разными чудными людьми {Отрывокъ взятъ изъ той же рукописи Публ. Библ. Отд. XVII. F. No 8, л. 158—171. Чтеніе наше сохраняетъ вс черты языка, передаетъ и ошибки подлинника, хотя мы не считаемъ нужнымъ приводить его со всею палеографическою точностью (напр. сохранять вс ошибки въ букв и т. п.), которая была бы здсь излишнею роскошью, такъ- какъ мы пользовались позднею рукописью. Греческій текстъ Pseud. II, 31 и слд.}.

——

‘…Александръ борзо на кон к столпу тому скочивъ, и ко образу златому пріиде, и слова греческія у образа на столп обрте, имюще писаніе сицево: ‘человче, аще кто хощетъ на востокъ итти,— до сего ‘мста дошедъ, вспять возвратися, не имаши отъ сего мста дале ‘итти Азъ бо есть Сонхосъ царь, иже всему свту царь быхъ, край ‘земли восхотхъ видти, и со всмъ своимъ воинствомъ на се поле ‘великое пришедъ, и восташа на мя дивіи человцы и воинство ‘мое великое разбиша, и мене на семъ пол убиша’. И сія слова прочетъ Александръ, убоявся зло и рече к себ — ‘яко да македоняне сихъ не прочтутъ’, и поставецъ златъ вземъ, и тло Сонхосово огнувъ портящемъ многоцннымъ, и ту станомъ ставъ. Македоняне же вопрошаху его, что писано у образа того златаго на столп, онъ же рече: ‘красну и овощну землю впереди возвщаетъ намъ быти’. И отгол два дни прешедши, и къ гор нкоей дошедъ и к ней поидоша, и вид люди дивіи и гор той горды и страшны видніемъ: высота ихъ — единому дв сажени, косматы и дерзы зло, все воинство видятъ, а не бжать. Александръ же на конь всдъ, на видніе ихъ изыде, и видвъ ихъ отъ мста на мсто преходяще и лукаво на воинство позирающе, Александръ же видвъ ихъ и убоявся зло, глаголя: ‘сіи суть людіе, иже нкогда Сонхоса царя разбиша’, и воинству своему вооружатися повел. И отъ то горы отвади единаго человка, и посла к нему жену, она же близъ его ставши, сяде: онъ же, ухвативъ, нача ясти сію, жена же та гласомъ великимъ возопи к воинству алексаи- дрову, они же притекши, отнята жену отъ дившхъ людей, единаго же человка копіемъ удариша. Онъ же гласомъ великимъ крикнувъ, и услышаша гласъ его дивіи людіе, нападоша на Александра множество много безчисленно з древіемъ и каменіемъ, и александрово воинство разбиша, и во околъ погнаша, дондеже Антіохъ е своимъ полкомъ присп, и тако ихъ погнаша до широкого поля. Александръ же на своемъ кон вмшався, единаго отъ нихъ за власы ухвативъ и во околъ свои вомча: бяше же десяти лтъ дтища — выше всхъ людей питомыхъ.

‘(Статья). Александръ царь македонскій бьется з дивіими людьми —

‘И ту Александръ ихъ уби тысящу тысящь, александровыхъ же дв тысящи конникъ убита, Таковъ же законъ бяше у дивіихъ людей: егда коего отъ нихъ окрововляху, они же похвативше живаго и сндаху.— Во утріи же день велможй и воеводы рекоша: ‘Александре царю, до- ‘волно есть смерти, иже отъ вселенскихъ царей пріяли есмя, а ты ‘повелвавши намъ ногибпути отъ дившхъ людей, всею землею пріялъ ‘еси овладніе, а намъ въ чюжихъ земляхъ погибнути и безпамятнымъ ‘быти’. Александръ же умилився рече к нимъ: ‘о любиміи мои вел- ‘мояіи и воеводи и македоняне, не будите маломощи, весь бо свтъ ‘пріемъ и нын наконецъ приспли есмя, и тако почесть имамы’, и мало оттуду шедъ, дивіихъ людей землю прешедши.

‘Сказаніе о цари Иракліи и о Серамид цариц его, и о столп и о людехъ дивіихъ — бяше бо у всякого человка шесть рукъ и шесть ногъ, и о людехъ псоглавыхъ, и о рацехъ, и о людехъ многихъ, иже суть рохмани —

‘Въ землю нкую дивну и красну пришедъ Александръ е воинствомъ своимъ — та же б земля полна овощія различнаго, и ту два столпа обртоша, златомъ искуснымъ сотворены, Ираклія царя образъ и Серамиды царицы его. И к симъ столпомъ пришедъ Александръ, проплакавъ много и рече: ‘о дивніи и человцхъ, Иракліи царю и Сера- ‘мида царица, како добр и мстхъ сихъ царствовасте и добр умресте, и память ваша по смерти пребываетъ’. И дворове ту пусты Иракліевы, златомъ и бисеромъ и каменіемъ украшены. И тако во внутреннюю пустыню внидоша шестію дніи, и тамо чюдныхъ людей обртоша: у всякого человка шесть рукъ и шесть ногъ, и всякъ отъ нихъ имяше рожны, и ко Александру направишася на бой битися е нимъ, и не могоша. Александръ же сихъ уби множество, и много отъ нихъ живыхъ ухватиша — хотяше ихъ во вселенную вести на диво, обычая же ихъ не вдаху, что ядятъ, и вс отъ нихъ неурядно умроша. И землю ихъ за шесть дней прешедъ, и во псоглавые люди пріиде, бяше же тіи человцы таковы: все тло ихъ человческое бяше, главы же у нихъ песьи, гласи же ихъ бяху человчестіи — глаголаху человчески, а друзіи яко пси лаяху. И сихъ Александръ много изби, и землю ихъ за десять дней пройде. И на мсто нкое пріиде Александръ и ту обрте людей предивныхъ, рогатыхъ… и на море нкое прінде, и ту воинству своему почивати повел: и у нкоего воина конь умре, господинъ же его отволокъ въ море, ракъ же мореніи, нашедъ его, нача ясти, а другій ракъ облазинея с нимъ, и абіе мнози рацы из моря извіедше, людей и коней много похвативше и и море утекоша. Сіе же Александръ видвъ и тростіе запалити повел, и ту множество раковъ згорша. И оттуду на ино мсто повдоша, и при томъ же мори овощія много обртоша различнаго, и ту воинству ночивати повел. Островъ же внутрь моря узрвше, и голіи сотвориша много, и ко острову плыти хотяше Александръ, Птоломей же рече к нему: царю Александре, не ходи ты прежде мене во островъ сіи, не вси бо тамо что обршъ и погибнеши, но азъ прежде тебя иду, а ты по мн идеши’. Александръ же к нему рече: да аще ты тамо погибнеши, любимый мои друже, Птоломее — кто мене послушати имать сице, а твоя бо мн глава выше всхъ земскихъ главъ’. Птоломей же рче к нему: о, царю Александре, аще Птоломей умретъ, другаго Птоломея обрящеши, а Александра другаго Птоломей не можетъ обрсти’. И сіе рекъ Птоломей, въ галію вшедъ и плавати начатъ ко острову отъ утра до нощи, доплы же тамо и обрте тамо люди греческимъ языкомъ глаголкнце, мудры и красны зло, нази же вс. Видвъ же ихъ, Птоломей ко Александру возвратися и сказа ему вся, яже тамо вид. Александръ же, вшедъ въ галію и другихъ галей вземъ съ собою 30, и острова того дошедъ, людіе же острова того вегртиша и поклонишася ему, глаголюще: ‘Александре, почто пришелъ еси к намъ, и что хощеши взяти у насъ? нази бо есмя всегда, яко же видиши насъ, овощемъ же острова того питаемся’. Александръ же к нимъ рече: ‘ничто же требуемъ отъ васъ, но пріидохомъ видти васъ, возстите мы, како имя мое знаете вы и греческимъ языкомъ глаголеше, зд и чюжихъ земляхъ обртостеся?’ Они же к нему рекоша: имя твое прежде многихъ лтъ возвсти Иракліи царь с Серамидою царицею, царствованія еллинскою и стратинскою землею, иже отъ насъ наричется Макидонія. Неправд же мноз землю ту постигше, жи и клятвопреступленіе и кровосмшеніе и поганыхъ языкъ нашествіе на землю, и ту Ираклій царь, не могіи человческаго беззаконія терпти, царьскіе дворы оставивъ и въ пустыняхъ изволи(хъ) жити, помышляя реченное отъ Бога: лутчи отъ великія немощи странствовати, нежели человческаго беззаконія тернти — тысящу гали сотворити повел, и правыя истинныя люди земли той избравый з женами и з дтми, и и гали посадивъ, и самъ с царицею своего, неправды ради, цло убо годище по морю плававъ, и до земли дойде, ид же, Александре, столпы обрте и образы изваянны видлъ еси. И ту много лтъ царствованіе Иракліи с Серамидою царицею и любвни мноз, и оба умроста, насъ же на земли оставивъ безъглавны {Догадливый рисовальщикъ, принявъ слово ‘безславный’ (то-есть безначальный, неимющій начальника) въ буквальномъ смысл, изобразилъ на картинк романъ, съ которыми Александръ разсуждаетъ — безъ головъ. Къ выписанному здсь тексту, принадлежатъ въ рукописи шестнадцать картинокъ.}, и гали вс запалити повел, яко да и беззаконную землю не возвратимся. Мы же, согршивше, первому обычаю послдовавше злому, и тако Богъ разгнвася на насъ за беззаконія наша — дивіи люди, яже ‘видлъ есть ты, тхъ на насъ пусти, и они царство наше разориша, и многихъ отъ насъ убиша. Мы же недоумяхомся, куды во вселенную изыти, въ царствіи томъ не могуще намъ жити отъ дивіихъ людей, вс вселихомся во островъ сей, и пребываемъ зд, и разумомъ ‘философскимъ потшаемся — да ничто же отъ насъ взяти, точно отъ мудрыхъ нашихъ: аще требуеши, возми, елико хощеши, болзни бо будутъ нвкое время’. Видвъ же ихъ Александръ, подивися житію ихъ, глаголя: ‘поистинн Соломонъ рече — мужъ мудръ источникъ не изчерпаемъ есть, единъ мужь мудръ, множествомъ людей обладаетъ, и единъ мужъ безуменъ множество людей погубляетъ’. И сіе рекъ, Александръ шесть философовъ вземъ отъ нихъ и е собою моимъ. От- ходящу же ему, воспроси ихъ, глаголя: ‘что отсюду напреди есть?’ Они же к нему рекоша: ‘ничто же ино, токмо макорійскій нашъ островъ акіянскаго моря, и(д)же людіе блаженни суть, иже нагомудрецы нарицаются, иже (мы) всякія страсти нази суть’.

——

Кром интереса для изученія исторіи народныхъ преданій, ‘Александрія’ важна особенно, какъ одинъ изъ главныхъ фактовъ того вліянія, которое имла свтская греческая литература на древнюю нашу словесность. Обширная извстность ея показываетъ, какъ великъ былъ кругъ этого вліянія и какъ далеко проникали иногда въ народное сознаніе чуждые миы и разсказы, облекаясь въ немъ новыми, національными чертами. ‘Александрія’ любопытна, наконецъ, въ томъ отношеніи, что служитъ однимъ изъ самыхъ характерическихъ указаній на то, какое значеніе для старой русской образованности имла сербская и болгарская письменность, изъ которыхъ она пріобрла первоначальное знакомство съ произведеніями византійской литературы.

А. ПЫПИНЪ.

‘Отечественныя Записки’, т. 102, 1855

Пыпин Александр Николаевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Очерки из старинной русской литературы, Пыпин Александр Николаевич, Год: 1855
  2. Славяно-романские повести, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1888
  3. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1898
  4. Сравнительная мифология и ее метод, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1873
  5. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1868
  6. О методе и задачах истории литературы как науки, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1870
  7. Задача исторической поэтики, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1908
  8. Из черновых рукописей А. Н. Веселовского, Веселовский Александр Николаевич, Год: 1900
Электронная библиотека