Очерки из русской истории XVIII века. С приложением очерков из древне-русской жизни и из истории до-петровского переходного времени. Составил В. Водовозов. Спб. 1882 г., Водовозов Василий Васильевич, Год: 1882

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Очерки изъ русской исторіи XVIII вка. Съ приложеніемъ очерковъ изъ древне-русской жизни и изъ исторіи до-петровскаго переходнаго времени. Составилъ В. Водовозовъ. Спб. 1882 г.

Не только вс наши учебники по русской исторіи, но даже и капитальные труды, каковы — исторія Карамзина и многотомный ученый трудъ покойнаго Соловьева, подъ исторіей обычно разумютъ развитіе государственной власти, учрежденій, описаніе общественныхъ событій, въ род войнъ, и вполн игнорируютъ жизнь и бытъ самого народа. Но что исторія не есть повсть только о государств и его формахъ, это поняли еще многіе изъ писателей старины, каковы — Посошковъ, Радищевъ, а въ наше время — Костомаровъ, Бляевъ, Семевскій и др.
Благодаря все боле и боле укрпляющемуся въ послднее время врному пониманію слова исторія, стало возможно появленіе и такихъ книжекъ, какъ данные ‘Очерки’ В. Водовозова. Не государство и его формы составляютъ интересъ данной книги, а положеніе народа въ широкомъ смысл — вотъ предметъ ‘Очерковъ’. Отношеніе къ народу бюрократіи, администраціи, матеріальное и нравственное положеніе народа, желаніе раскрыть т несомннныя причины, которыя порождали такія тяжелыя общественныя явленія, какъ бунтъ въ Москв въ царствованіе императрицы Екатерины II, такое быстрое увлеченіе манифестами Пугачова, какое представляетъ это волжское и казацкое возстаніе, вотъ что составляетъ главную задачу автора.
Давая въ своей книг обзоръ русской жизни, начиная съ Петра I и кончая восшествіемъ на престолъ императора Александра Павловича, г. Водовозовъ не утомляетъ читателя -описаніемъ войнъ, годами, обиліемъ собственныхъ именъ и т. д. О войнахъ онъ передаетъ настолько, поскольку он имли значеніе для народной жизни и поскольку на ней отражались. При этомъ онъ вводитъ и въ курсъ жизни того народа, съ. которымъ сталкиваются русскіе полки на пол брани. Желая по сил возможности перенести читателя въ изучаемое имъ время, не ограничиваясь только, какъ это обычно длается во всхъ учебникахъ, отмткою года и мсяца, г. Водовозовъ нердко даетъ картину вншней и внутренней жизни общества въ описываемый моментъ. Вотъ, напримръ, приведенное имъ любопытное описаніе Петербурга во времена Петра Великаго:
‘На Петербургской сторон самое видное мсто занимала Троицкая площадь, вокругъ которой стояли длинное зданіе сената, большой мазанковый гостиный дворъ и трактиры, а посереди церковь Св. Троицы. Противъ крпости находился Сытный рынокъ. На башн Петропавловской церкви въ полдень искусный мастеръ по нмецкому обычаю вызванивалъ, молоточками на 35 колоколахъ часы и разную музыку, въ большіе праздники на ней выкидывали знамя, гд изображенъ былъ орелъ, держащій въ когтяхъ 4 моря. На другомъ берегу Невы уже существовалъ Лтній садъ и подл него большой лугъ, гд Петръ давалъ смотры своей гвардіи и въ праздники угощалъ ее водкой’ и т. д. (стр. 130).
Случается, что авторъ даетъ не только вншній видъ города, но и самого общества. Онъ довольно подробно описываетъ костюмы мужчинъ и дамъ того времени, уборку дамскихъ волосъ. При этомъ сообщаетъ, чтобъ Москв въ то время была только одна уборщица, а желающихъ убирать головы было много, потому многія убирались у нея за три дня до’ торжественнаго вечера ‘и спали сидя, боясь испортить прическу’. (Послднее, впрочемъ, иногда случается и въ наше время и, къ стыду нашему, не въ одномъ Замоскворчьи.)
Когда господа собирались въ ассаблеи и занимались музыкой, народъ, въ это время тоже развлекался, ходилъ въ герберги (трактиры), въ балаганы, гд давались кукольныя представленія, потшался кулачными боями. ‘Эти бои совершались съ дозволенія полиціи, подъ присмотромъ, сотскихъ и пятидесятскихъ: предписано было не сыпать въ глаза песку, не прятать въ рукавицы камней и ядеръ’. (Къ числу характерныхъ явленій того времени относится также и законъ, предписывавшій не мыться женщинамъ въ баняхъ вмст съ мужчинами.)
Желая дать дйствительно живое изображеніе прошлаго и не ограничиться только громкими словами въ род: одержали побду, непріятель побитъ, былъ праздникъ, тріумфальный въздъ и т. п., авторъ старается разъяснить читателю причину побды, ясно указать на т силы, на т способы, которые дйствовали и пускались въ ходъ героемъ побды.
Такъ извстно, какъ въ учебникахъ исторіи восхваляется Алексй Юрловъ за одержанную побду въ Чесменской бухт. Г. Водовозовъ, вмсто восторженныхъ похвалъ, предлагаетъ читателю пройтись съ нимъ рука объ руку по берегу моря и посмотрть на приготовленія русскихъ къ этой побд. Вотъ начинили 4 греческихъ судна бомбами, ночью, тайкомъ, врасплохъ подвели ихъ къ непріятельскому флоту и пустили брандеры въ самую середину флота. Передъ читателемъ ясно рисуется картина этого ужаснаго, адскаго разрушенія. ‘Вся Чесменская бухта обратилась въ огненное море. Когда пламя утихло,— вода помутнла отъ крови, отъ золы, отъ обугленныхъ корабельныхъ обломковъ. Въ ней плавали обгорлые трупы въ такомъ количеств, что трудно было разъзжать на лодк. За эту побду Алексй Орловъ прозванъ чесменскимъ‘ (стр. 289).
Авторъ до возможности старается обрисовать нравственный обликъ не только правителей разсматриваемаго имъ времени, а и тхъ общественныхъ дятелей, которые имли то или другое вліяніе на общественную жизнь, жизнь народа. Правда, выполненіе этой задачи не всегда ему одинаково удается. Насколько, напримръ, цленъ и удаченъ вышелъ у него обликъ императора Павла Петровича, настолько неопредленна и сбивчива представляется личность Пугачова. Только-что она начнетъ укладываться въ опредленныя рамки и принимать опредленныя очертанія, какъ вдругъ подъ вліяніемъ комментарій самого автора понемногу расшатывается и* въ конц концовъ расплывается совсмъ, на мсто утраченнаго облика не выступаетъ ничего опредленнаго новаго, факты какъ разъ одинъ за другимъ стираютъ т штрихи, которые начали было ложиться подъ вліяніемъ комментарій автора. Вотъ, напримръ, что онъ говоритъ о личности Пугачова: ‘По своей природ онъ не былъ кровожаденъ, въ его лиц многіе находили даже какое-то добродушіе’ (стр. 419).
Эти слова кажутся злой ироніей, когда вслдъ за ними передъ читателемъ начинаютъ мелькать вислицы, воздвигнутыя по приказанію того же Пугачова, какъ по его же манію руки разомъ слетаетъ съ плечъ 60 башкирскихъ головъ, когда то и дло мелькаютъ въ лсу трупы убитыхъ офицеровъ, посаженныхъ на колъ: трудно длается разобрать, что это — комъ снгу, или посаженный человческій трупъ…
Трупы, казни, смерть, отрубленныя головы, колесованье такъ и тянутся. тяжелой, подавляющею панорамой черезъ всю исторію передъ глазами читателя. Хоть и сжимается сердце отъ такихъ чудовищныхъ картинъ, но тмъ не мене жаль длается оторваться, отъ книги, которая желаетъ безъ прикрасъ, излюбленныхъ нашими историками, дать картину жизни прошлаго. Книга оканчивается слдующими словами: ‘Что касается поднятія народной жизни, то она рядомъ съ дарованными народу правами не можетъ иначе совершиться, какъ и поднятіе въ XVIII вк дворянскаго сословія, т.-е. путемъ наибольшаго распространенія въ немъ образованія’ (стр. 548).
Данные ‘Очерки’ представляютъ прекрасное чтеніе, какъ дополненіе школьнаго учебника, но, наврно, они найдутъ себ читателей и среди публики, интересующейся жизнью прошлаго своего народа.

К.

‘Русская Мысль’, No 6, 1882

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека