‘Русская Мысль’, кн.II, 1891
Очерк развития религиозно-философской мысли в исламе. С. И. Уманца. Спб., 1890 г, Уманец Сергей Игнатьевич, Год: 1891
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Очеркъ развитія религіозно-философской мысли въ ислам. С. И. Уманца. Спб., 1890 г. Цна 1 р. 25 к. Въ предисловіи къ своей книг авторъ нсколько претенціозно называетъ ее ‘первымъ на русскомъ язык опытомъ систематической исторіи важнйшихъ мусульманскихъ сектъ Востока и Запада’. На самомъ дл книга г. Уманца представляетъ собою несовсмъ удачную компиляцію изъ трудовъ различныхъ западныхъ оріенталистовъ. Недостатокъ общей научной подготовки отражается на всей книг г. Уманца. Причины развитія сектъ выяснены крайне слабо. По автору, он сводятся, главнымъ образомъ, къ тому, что исламъ ‘своею сухою обрядовою стороной и смутною слаборазвитою догматикой мало давалъ уму и сердцу’ (стр. 1). Движенію способствовало покореніе и обращеніе въ исламъ персовъ, ‘внесшихъ съ собою въ мусульманскій міръ философскія идеи Заратустры, Будды и греческихъ мыслителей, и давшихъ началу тотъ толчокъ, которому онъ обязанъ своимъ послдующимъ развитіемъ и силою’. На этомъ г. Уманецъ и останавливается, не выясняя, въ какомъ состояніи находились народы, принявшіе исламъ передъ его появленіемъ, и какъ они его приняли (за исключеніемъ берберовъ и отчасти персовъ). Излагая исторію сектъ, г. Уманецъ, въ большинств случаевъ (гл. I, II, II, IV и VI), обходитъ какъ причины ихъ происхожденія, такъ и условія, при которыхъ он развивались. Боле удовлетворительны дв послднія главы (VII и VIII), относящіяся къ исторіи XVIII и XIX вка и посвященныя реформаторскимъ попыткамъ вагабитовъ въ Аравіи и бабидовъ въ Персіи. Мстами г. Уманецъ сжимаетъ свое изложеніе до поразительной краткости. Ученіе буддистовъ, наприм., изложено слдующимъ образомъ: ‘Они утверждали, что Будда былъ посланникомъ Божіимъ, посредникомъ между Творцомъ и Его твореніями, и что нужно заботиться не объ этомъ мір, а о будущемъ’ (стр. 3). Итого — 3 строчки. Исторіи ислама съ XII по XVIII вкъ посвящена всего одна страничка (126). А, между тмъ, въ нкоторыхъ случаяхъ было бы особенно любопытно, чтобы авторъ обстоятельне развилъ свои положенія, ‘Нужно замтить,— говоритъ, наприм., г. Уманецъ,— что исламъ съ своимъ міровоззрніемъ не былъ чуждъ персамъ. Напротивъ, между обими религіями было много точекъ соприкосновенія. Еще больше общаго исламъ имлъ съ сектами, какъ, наприм., манихеями и послдователями Маздака’ (стр. 4). Какія точки соприкосновенія авторъ отыскалъ между дуалистическимъ парсисмомъ и исламомъ и что было общаго между ученіемъ Магомета и ученіемъ Мани или Маздака, для читателя остается загадкой.
Въ заключеніе нсколько словъ о правописаніи собственныхъ именъ. Авторъ держится ново-арабскаго произношенія и пишетъ: ‘Буранъ’, ‘курайшиты’, ‘Мухаммедъ’ и т. д., но не везд его выдерживаетъ. Мы не видимъ особенной надобности отступать отъ произношенія обычнаго: для арабистовъ такая транскрипція излишня, для обыкновеннаго читателя — и затруднительна, и сбивчива.