Общественные и политические взгляды Н. И. Тургенева в Александровскую эпоху, Шебунин Андрей Николаевич, Год: 1913 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 58 минут(ы)

Общественные и политическіе взгляды Н. И. Тургенева въ Александровскую эпоху.

(По неизданнымъ матеріаламъ) ¹).

¹) Авторъ для своей статьи пользовался неизданными матеріалами Тургеневскаго архива, хранящагося въ Академіи Наукъ. Дневники Ник. Ив. появились въ свтъ только въ апрл мсяц 1913 года.

Н. И. Тургеневъ въ послдніе годы обратилъ на себя серьезное вниманіе нашихъ изслдователей и историковъ. Немило статей и замтокъ посвящали анализу его дневниковъ, статей и знаменитой его работы ‘La Russie et les Russes’. Громадный Тургеневскій архивъ, изданіе котораго только начато Академіей Наукъ, привлекаетъ вниманіе не одного изслдователя. Но до сихъ поръ нельзя считать выясненнымъ вопросъ, какое именно мсто занимаетъ Н. И. Тургеневъ въ исторіи нашей политической мысли, и какихъ именно теченій ея онъ оказался предшественникомъ и піонеромъ. Довольно распространенъ взглядъ на Н. И. Тургенева, какъ на ‘благороднаго борща противъ крпостного права’, піонера освобожденія крестьянъ и т. д. Это, дйствительно, такъ. Но тутъ еще нтъ никакого объективнаго выясненія. Обычное содержаніе статей объ И. И. Тургенев: изложеніе его взглядовъ, восхищеніе передъ его ‘благородствомъ, сожалніе объ его умренности въ вопрос о надленіи крестьянъ землей, объясненія этой умренности ‘духомъ времени’, который будто бы не давалъ возможности предвидть всхъ ужасовъ обезземеленія, и въ заключеніе новые восхищенія и восторги.

Слова ‘Н. И. Тургеневъ — благородный борецъ противъ крпостного права’ не даютъ яснаго представленія объ этомъ дятел. Къ противникамъ крпостного права можно отнести и императора Александра І-го, и графовъ Канкрана и Киселева, и Н. Тургенева, и Пестеля, и Герцена, но неужели же одинъ фактъ отрицательнаго отношенія къ крпостному праву можетъ объединить всхъ этихъ людей въ одну группу ‘благородныхъ борцовъ’ {Объединяетъ же проф. Довнаръ-Запольскій Радищева въ одну группу съ гр. Н. И. Панинымъ, кн. М. М. Щербатовымъ и кн. Е. Р. Дашковой!}, независимо отъ уясненія вопроса объ общихъ системахъ ихъ политическаго міросозерцанія и въ частности о мотивахъ, заставлявшихъ ихъ отрицательно относиться къ крпостничеству? Оправданіе умренности Тургенева въ вопрос о надленіи крестьянъ землей ‘духомъ времени’ не служитъ объясненіемъ, такъ какъ и тогда Пестель выдвигалъ вопросъ о радикальномъ пересмотр земельныхъ, отношеній, и тогда крестьяне Якушкина предпочли крпостное состояніе свобод умирать съ голоду, которую предложилъ имъ ихъ господинъ. Да и вообще взгляды Н. И. Тургенева, какъ и всякаго другого политическаго дятеля, врядъ ли нуждаются въ оправданіи или обвиненіи, а требуютъ лишь объясненія и объективной оцнки сообразно той или иной ихъ связи съ общественными отношеніями. Мы полагали, что только подобное выясненіе всей системы политическихъ взглядовъ Н. И. Тургенева, чуждое предвзятыхъ мнній, можетъ способствовать пониманію дйствительной роли и заслуги нашего публициста въ исторіи русской политической мысли вообще и въ исторіи крестьянскаго вопроса — въ частности.

Мы ограничиваемъ свою работу рамками Александровской эпохи, такъ какъ работы Н. И. Тургенева позднйшаго времени (‘La Russie et les Russes’ и публицистика »эпохи великихъ реформъ’) неоднократно уже разбирались въ нашей исторической литератур, да и намъ пришлось бы неоднократно повторяться. Громадный же неизданный матеріалъ дневниковъ и писемъ Александровской эпохи дастъ намъ возможность прослдить постепенное формированіе политическаго міросозерцанія Н. И. Тургенева и поможетъ намъ опредлить направленіе его мысли въ эпоху ея наиболе интенсивной работы.

Николай Иванычъ — сынъ знаменитаго масона и директора московскаго университета Ивана Петровича Тургенева — провелъ свою юность въ Москв, гд окончилъ университетскій пансіонъ въ 1806 году и университетъ, и въ Гёттинген, гд слушалъ университетскія лекціи въ 1808—1811 г.

Обращаясь къ этому періоду, мы не много найдемъ матеріаловъ о политическихъ взглядахъ молодого Тургенева. Сюда относятся дневники и письма, опубликованные въ 1-мъ выпуск издаваемаго Академіей Наукъ ‘Архива братьевъ Тургеневыхъ’. Повидимому, въ ранней юности Н. И. Тургеневъ не особенно интересовался политикой, но въ этотъ періодъ онъ учился и мыслилъ и такимъ образомъ проходилъ первыя начала политическаго воспитанія. Поэтому мы не имли права проходить мимо этого періода.

Всякій, знающій Н. И. Тургенева по его работамъ ‘Опытъ теоріи налоговъ’ и ‘La Russie et les Russes’, удивится, узнавъ, что будущій финансистъ и экономистъ немало занимался въ юности поэзіей и не былъ чуждъ моднаго тогда сентиментально-пессимистическаго настроенія. вотъ, напримръ, образецъ его поэтическихъ опытовъ:

‘Доверши, Судьба, мученье

Надъ несчастной головой,

Ускори ты золъ стремленье,

Перестань играть ты мной!

Коль на то, Природа злая,

Ты меня произвела,

Чтобъ, въ несчастьяхъ утопая,

Проклиналъ всегда себя,

Коль на то ты сотворила,

Чтобъ влачить мн жизнь стеня,

Горе скуку довершило,

Нтъ несчастне меня’ и т. д. ¹).

¹) Архивъ братьевъ Тургеневыхъ. Вып. І-й. Дневники и письма Н. И. Тургенева за 1806—1811 годы (I томъ), подъ ред. и съ примч. Е. И. Тарасова. Изд. Отд. Рус. яз. и слов. Имп. Акад. Наукъ. СПБ., 1911 г., стр. 8.

Мы напрасно бы думали, что молодой Тургеневъ лишь въ минуты поэтическаго вдохновенія пессимистически относился къ жизни. Дневникъ его доказываетъ, что и въ другіе моменты онъ смотрлъ мрачно на жизнь вообще и на свою судьбу въ частности, мы сейчасъ въ этомъ убдимся. Теперь же пока остановимся на его занятіяхъ этого времени.

Въ этотъ моментъ онъ въ гораздо большей степени интересуется философіей, чмъ другими науками. На страницахъ его дневника мы находимъ замтки о стоикахъ, скептикахъ и др. школахъ, но не замчаемъ стремленія выработать философское міросозерцаніе. Замтки о философскихъ школахъ лишь конспекты прилежнаго ученика, критической работы ума тутъ не замтно. Зато молодого Тургенева живо интересуетъ вопросъ о Бог и о загробной жизни. Минутами овладваетъ имъ сомнніе въ существованіи Бога. Такъ въ дневник отъ 14 января 1807 года онъ сообщаетъ, что ‘мысли атеистическія’ отравляли его молитву, ‘бесдованіе съ Творцомъ Природы. Я рыдалъ, просилъ Всемогущаго, чтобъ научилъ меня врить. Я говорилъ въ величайшемъ волненіи духа: Теб ли, о слабый смертный, испытывать неисповдимое?’ {Ibid., стр. 17.} И дале вопросъ о существованіи Бога волнуетъ и смущаетъ юношу. Съ радостью ухватившись за Вольтера, котораго, кстати сказать, тупые невжды того времени считали атеистомъ, молодой Тургеневъ выдвигаетъ одно за другимъ возраженія противъ атеизма, смущавшаго его душу. 20-го апрля того же года онъ записываетъ въ дневник: ‘Во всемъ, что существуетъ, есть выборъ. Для чего есть извстное число родовъ, для чего не боле и не мене? Для чего, говорить справедливый Кларкъ, планеты обращаются такимъ, а не инымъ образомъ? Я признаюсь, что между прочими доказательствами слдующее меня боле поражаетъ: Есть выборъ, слдственное есть существо, управляющее по Своей вол? (Вольтеръ изъ Homelie sur, Pateisme). Вотъ доказательство наисильнйшее всмъ безбожникамъ, и Дидеротъ не могъ бы опровергнуть его’ {Ibid., стр. 59.}. Но чтеніе же Вольтера направляетъ религіозныя убжденія молодого Тургенева въ сторону деизма и заставляетъ его относиться безразлично къ офиціальнымъ церквамъ и отрицательно къ религіозному фанатизму. Онъ находить, что довольно того, что ‘вс врятъ въ Единаго Бога’, и объясняетъ возникновеніе религіознаго разномыслія тмъ, что ‘одни люди заставляли другихъ врить еще ихъ выдумкамъ, которыя они почитали справедливыми, и думали, что вс, неврящіе тому, чему они сами врятъ,— вс будутъ посл смерти осуждены, гнали ихъ’ ‘Несчастные!’ обращается Тургеневъ къ религіознымъ фанатикамъ: ‘вспомните, что врите вс одному и тому же Богу, Творцу вашему и всей вселенной! Что же нужды, что одинъ поклоняется и благодаритъ его такъ, другой иначе? Наружность ничего не значитъ, лишь бы внутренность была чиста. Вы вс почитаете его Творцомъ своимъ и Природы, почитайте и щадите кровь вашихъ несчастныхъ собратій {Ibid., стр. 65.}. Эти разсужденія довольно наивны, но какъ нельзя боле характерны для раціоналистическаго деизма. Единственное религіозное убжденіе юноши заключается, какъ видимъ, въ признаніи существованія Бога и, какъ увидимъ дале, загробной жизни. Всякое отрицаніе въ этой области, а равно и разработка вопросовъ культа и дале — отъ лукаваго, т. е. принадлежитъ къ числу человческихъ заблужденій. Въ другомъ мст онъ разражается проклятіями по адресу монаховъ, называя ихъ ‘глупыми и злыми тунеядцами’ (хотя неожиданно заключаетъ: ‘Но въ Россіи монахи полезны, по причин семинарій’ {Ibid., стр. 56.}. Изъ всхъ этихъ разсужденій было бы ошибочно, однако, заключать о какомъ-то особомъ религіозномъ свободомысліи Тургенева, такъ какъ въ эпоху, нами изучаемую, высшее общество въ Россіи, включая и наиболе консервативные его круги, было сплошь исполнено равнодушія къ господствующей церкви, и наиболе популярной религіи былъ деизмъ. Свои религіозные взгляды, такимъ образомъ, молодой Тургеневъ получилъ въ готовомъ вид изъ окружающей среды.

Мы упомянули выше, что другой стороной религіозныхъ убжденій Тургенева было признаніе имъ загробной жизни. Въ дневник отъ 13 февраля 1807 года онъ говоритъ: ‘Брошенный неумолимымъ рокомъ въ безконечное пространство міра, человкъ везд встрчаетъ скуку (въ самомъ обширномъ смысл), для того разв не надобно жениться, чтобы не производить на свтъ себ подобныхъ несчастныхъ, бдныхъ смертныхъ. Скажи, философъ, гд счастіе, гд спокойствіе? Для того надобно думать, что будетъ другой свтъ, другая жизнь, для того, говорю, что этотъ свта, столь… но что скажу? нтъ словъ для выраженія всей скуки, всхъ ужасовъ, испытываемыхъ человками, несчастными произведеніями для сего міра’ {Ibid., стр. 32.}. Мы видимъ, что молодой Тургеневъ тяготится несовершенствомъ окружающей жизни и именно потому вритъ въ жизнь за гробомъ. Юноша вполн зараженъ модной тогда сентиментально-романтической тоской по ‘небесной отчизн’ и убжденіемъ въ современной безцльности человческаго существованія. Но мы бы ошиблись, если бы думали, что только слдованіе за модой опредляетъ это пессимистическое настроеніе молодого Тургенева. Нкоторыя мста изъ юношескихъ дневниковъ показываютъ, что Николай Ивановичъ прежде всего тяготился безцльностью личнаго своего существованія, а сопоставленіе этихъ мстъ съ аналогичными мстами изъ дневниковъ послдующихъ лтъ, когда отъ юношескаго сентиментализма не было и слда, показываетъ, что въ продолженіе многихъ и многихъ лта, основой личныхъ переживаній Тургенева была тоска по полной и дятельной жизни и неудовлетворенность срымъ обыденнымъ существованіемъ. Въ дневник 5 ноября 1806 года онъ спрашиваетъ: ‘Что длать отъ скуки? Философствовать? наскучило.— Надяться? не на что.— Стрляться?— слишкомъ много, но самое врное лекарство отъ скуки. Желать же нечего, да и нельзя. Скучно!’ {Ibid., стр. 10.}.

Итакъ, въ общемъ и цломъ міросозерцаніе юнаго Тургенева складывалось подъ непосредственнымъ вліяніемъ окружающей среды. Деизмъ, вра въ загробную жизнь, мрачный взглядъ на ‘юдоль плача’ — были восприняты отъ окружающей среды. Но, вмст съ тмъ, отсутствіе сколько-нибудь дятельнаго стремленія къ выработк цльнаго философскаго міровоззрнія навсегда наложило печать на Тургенева: онъ всю жизнь остался чуждъ склонности къ такъ называемому ‘отвлеченному умозрнію’. Воспринялъ молодой Тургеневъ нкоторыя другія модныя тогда воззрнія. Таково ходячее мнніе о жизни, сотласной съ природой. Въ дневник отъ 1 апр. 1807 г. читаемъ: ‘Мн кажется, что люди до тхъ поръ но могутъ быть счастливы (я разумю вообще, а не въ особенности, т. е. родъ человческій), пока они не придутъ въ натуральное существованіе, т. е. ножа вс ихъ поступки, дла важныя и мелкія, однимъ словомъ, все не будетъ согласоваться съ Природой’ {Ibid., стр. 50.}. Не остался чуждъ молодой Тургеневъ и обычному въ то время въ средней дворянской сред отношенію къ французской революціи. Въ тотъ же день, къ которому относится только что приведенная цитата, онъ пишетъ въ дневник: ‘Философъ, какъ мн случалось замчать изъ книгъ, никогда не былъ вреденъ ни обществу, ни вообще роду человческому’, и тутъ же приписываетъ на поляхъ: ‘Я не разумю здсь философовъ Французской Революціи. Это особенный родъ философовъ’ {Ibid., стр. 51.}. Даже годы пребыванія въ Гёттингенскомъ университет не измнили этого отношенія. 25 дек. 1808 года посл лекцій проф. Герена о французской революціи ему приходятъ въ голову слдующія мысли: ‘Какъ подумаешь о людяхъ, что за зври! Если-бъ было теперь на свт какое-нибудь другое существо съ разсудкомъ, непричастное всмъ людскимъ порокамъ, и если бы разсказать ему различныя подобныя дла человковъ,— что бы оно подумало о существахъ, которыя имютъ такую душу, какъ люди?’ {Ibid., стр. 207.}. Итакъ, размышленія о великомъ движеніи XVIII вка лишь наводятъ Николая Ивановича на мысли о ‘зврств’ человческаго рода, сущность же движенія остается совершенно отъ него скрытой.

Но дневники этихъ лтъ свидтельствуютъ намъ уже о сложившемся отрицательномъ отношеніи молодого Тургенева къ крпостному праву. Дневникъ 1808 года полонъ замтокъ и конспектовъ по исторіи. И вотъ, 8 мая, говоря о положеніи невольниковъ въ древней Греціи, онъ невольно сравниваетъ его съ положеніемъ русскихъ крпостныхъ крестьянъ. Такъ, говоря о томъ, что рабы, нашедшіе убжище въ храм Тезея, могли мнять господъ, онъ въ скобкахъ замчаетъ: ‘У насъ и этого нтъ!’, дале, касаясь запрещенія бить чужихъ невольниковъ, восклицаетъ: ‘Также и этого у насъ нтъ!’. По позднйшему свидтельству самого Н. И. Тургенева, геттингенскіе годы только укрпили въ немъ сложившееся у него уже съ дтства отрицательное отношеніе къ крпостничеству. У насъ нтъ основаній отрицать правдоподобность этого сообщенія. Умный и чуткій юноша могъ уже въ дом своего отца, масона и друга Новикова, почерпнуть отрицательное отношеніе къ рабству: несомннно, повліяло и чтеніе Радищева, слды котораго находимъ уже въ раннихъ дневникахъ. Но мы ршительно утверждаемъ, что ни въ дневникахъ, ни въ письмахъ этого періода нтъ и слдовъ того, чтобы эта идея уже тогда стала доминирующей въ его настроеніи и занимала бы все его воображеніе. Слдовъ не только увлеченія, но и сколько-нибудь замтнаго интереса къ конституціоннымъ вяніямъ первыхъ лтъ царствованія Александра І-го также ршительно никакихъ нтъ. Да оно и неудивительно: ‘вянія’ эти задвали лишь верхніе слои аристократіи и, такъ сказать, скользили по поверхности жизни. Среднее же дворянство, къ которому принадлежалъ и Н. И. Тургеневъ, было имъ совершенно чуждо.

Не касаясь здсь подробно вопроса о занятіяхъ молодого Тургенева въ Гёттингенскомъ университет, отмтимъ лишь, что къ этимъ годамъ относятся занятія политическими и экономическими вопросами. Въ дневникахъ мы находимъ указаніе на увлеченіе Адамомъ Смятомъ и принятіе, такимъ образомъ, взглядовъ классической политической экономіи. Въ этомъ отношеніи — надо это здсь отмтить — Гёттингенъ оказался хорошей школой для молодого Тургенева {Этотъ вопросъ разработанъ г. Вишницеромъ въ стать ‘Геттингенскій годъ. Н. И. Тургенева’. (Минувшіе годы’ 1908 г., NoNo 4—5).}. Экономическихъ взглядовъ его мы коснемся дале, теперь же отмтимъ лишь, что именно либеральная политическая экономія съ ея лозунгами ‘Laissez faire, laissez passer’, углубила отрицательное отношеніе Николая Ивановича ко всякаго рода принужденію въ производительной дятельности и зародила въ немъ симпатію къ экономическимъ реформамъ.

Заканчивая обзоръ этого періода жизни Н. И. Тургенева, повторяемъ, что первые зачатки міровоззрнія были имъ всецло восприняты отъ окружающей среды. Таковы его деизмъ, взгляды на загробную жизнь, отношеніе къ французской революціи и отрицательное отношеніе къ рабству. (Это послднее уже, конечно, не было тогда сильно распространено и усвоено Н. И. Тургеневымъ отъ наиболе близкихъ ему людей). Жившая же въ немъ потребность осмысленной жизни и занятія экономическими вопросами предохранили его отъ тупого консерватизма и зародили въ немъ симпатію, хотя пока очень неясную, къ экономическимъ реформамъ. Вмст съ тмъ и характеръ ума молодого Тургенева окончательно формируется именно въ гёттингенскій періодъ: подъ вліяніемъ занятій политической экономіей онъ освобождается отъ моднаго сентиментализма, теряетъ интересъ къ религіознымъ размышленіямъ и сосредоточивается на земныхъ интересахъ, хотя и продолжаетъ тяготиться своимъ личнымъ существованіемъ.

II.

Окончивъ Гёттингенскій университетъ, Н. И. Тургеневъ появляется въ Россіи и назначается въ 1812 году членомъ ученаго бюро министерства финансовъ и комиссіи составленія законовъ. Его финансовыя и экономическія познанія уже тогда обращаютъ на себя вниманіе. Но въ конц 1813 года онъ получаетъ назначеніе русскимъ комиссаромъ въ центральный административный департаментъ, учрежденный союзными правительствами посл лейпцигской битвы, мстопребываніе котораго было въ главной квартир. Предсдателемъ департамента былъ бывшій прусскій министръ и государственный дятель баронъ Штейнъ. Н.. И. Тургеневъ все время состоялъ при немъ и имлъ съ нимъ такимъ образомъ непосредственное общеніе.

Мы не имемъ возможности удлить здсь много мста изложенію государственныхъ идей Штейна, но въ виду необходимости прослдить вліяніе его на Н. И. Тургенева, скажемъ о немъ нсколько словъ.

Въ лиц Штейна мы видимъ государственнаго дятеля — попреимуществу практика. Принадлежа къ классу имперскихъ рыцарей, Штейнъ съ дтства унаслдовалъ отъ своей семьи религіозное чувство, уваженіе къ правамъ и привилегіямъ аристократіи и благоговніе передъ императорской властью. Изученіе англійскихъ порядковъ сдлало Штейна сторонникомъ идеи мстнаго самоуправленія, сначала въ форм нмецкихъ ‘историческихъ основъ’: имперскихъ рыцарей, городовъ и, въ особенности, русскихъ чиновъ, англійскій же парламентаризмъ остался имъ совершенно не замченъ. Какъ практикъ по-преимуществу, Штейнъ принялъ и ученіе Ад. Смита, лишь съ извстной оговоркой о необходимости считаться съ особенностями отдльныхъ странъ при проведеніи въ жизнь либеральной экономической политики, и, въ частности,— не одобрялъ полнаго уничтоженія цеховъ. Тяжелое положеніе Пруссіи, вызванное войнами, вынуждаетъ Штейна выступитъ на путь реформъ въ дух просвщеннаго абсолютизма. Теперь предпринимается реформа земскаго самоуправленія уже въ дух безсословности (допущеніе собственниковъ), а эдиктомъ 9 октября 1807 года устанавливается а) свободный переходъ земель и уничтоженіе различія между дворянскими и не дворянскими землями, б) уничтоженіе личной зависимости крестьянъ отъ помщиковъ. Тяжелое же положеніе Пруссіи въ 1808—1809 гг. длало Штейна сторонникомъ идеи подоходнаго налога, уравненія въ правахъ и національнаго представительства. Объ аристократическихъ симпатіяхъ Штейна и своеобразномъ сочетаніи ихъ съ идеей безсословности Н. И. Тургеневъ впослдствіи писалъ: ‘Человкъ въ высшей степени образованный, въ совершенств знакомый съ интересами -своей страны, г. Штейнъ могъ думать, что аристократическій принципъ съ успхомъ подошелъ бы къ учрежденіямъ нмецкаго народа. Онъ сохранилъ, безъ сомннія, воспоминанія о древнихъ привилегіяхъ сословія, къ которому принадлежалъ, онъ вспоминалъ положеніе дворянъ въ имперіи тогда, когда они зависли лишь непосредственно отъ императора, онъ не пренебрегалъ, быть можетъ, древностью рода и владнія, онъ могъ гордиться подвигами предковъ, этихъ древнихъ рыцарей, которые представляются воображенію въ столь поэтическомъ вид’. Но надо замтить, что никогда г. Штейнъ не былъ исключительнымъ поборникомъ аристократизма. Вс его идеи имли цлью общее благо всей страны, всего нмецкаго народа. Въ конц концовъ, вс совершенныя имъ реформы были реформы демократическія, т. е. благопріятствовали интересамъ огромнаго числа людей, и это лучшій отвтъ, на длаемые ему упреки {‘La Russie et les Russes’ par N. Tourgeueff. T. I. Bruxelles, 1847, pp. 299—300.}.

Такъ вотъ съ какимъ человкомъ судьба столкнула Н. И. Тургенева, вотъ какого рода дятель оказалъ на него, по общепринятому воззрнію, вліяніе. По дневникамъ Николая Ивановича мы можемъ прослдить, что Штейнъ произвелъ на него большое впечатлніе, онъ тамъ и сямъ именуетъ его ‘очень умнымъ человкомъ’ и считаетъ его однимъ изъ наиболе полезныхъ людей того времени. Это же мнніе онъ сохранялъ о Штейн и впослдствіи. Уже 31 октября 1819 года онъ писалъ брату Сергю Ивановичу о Штейн: ‘увидвъ его, скажи ему отъ меня сердечный поклонъ и то, что я чмъ боле живу, тмъ боле увеличивается къ нему моя любовь и почтеніе. Долго будешь жить, а другого Штейна не найдешь’ {Архивъ братьевъ Тургеневыхъ, храя. въ рукой, отд. Акад. Наукъ (неизд.), No 384.}. Такого же рода отзывы находятся и въ ‘La Russie et les Russes’. Но чмъ же именно Штейнъ оказалъ вліяніе на Тургенева?

Прежде всего, мы думаемъ, что не Штейнъ способствовалъ оживленію политическихъ интересовъ Тургенева, а наступившая бурная эпоха войнъ. Война 1812 года, заставившая весь русскій народъ взяться за оружіе, имла сильное вліяніе на средніе слои дворянства. Тотъ фактъ, что правительство для борьбы съ вншнимъ врагомъ вынуждено было обратиться къ населенію, не могъ не произвести впечатлнія на современниковъ. Вотъ что, напримръ, впослдствіи писалъ къ императору Николаю Павловичу декабристъ Ал. Ал. Бестужевъ: ‘Наполеонъ вторгся въ Москву, и тогда-то народъ русскій впервые ощутилъ свою силу, тогда-то пробудилось во всхъ сердцахъ чувство независимости, сперва политической, а потомъ и народной. Вотъ начало свободомыслія въ Россіи. Правительство само произнесло слова: свобода, освобожденіе’ {Изъ писемъ и показаній декабристовъ. Критика совр. состоянія Россіи и планы будущаго устройства. Под. ред. А. К. Бороздина. СПБ. 1906. Стр. 35.}. Войны 1813—15 г.г., поставившія Россію лицомъ къ лицу съ Европой, имли также большое вліяніе на умы русской молодежи. Пребываніе заграницей, обиліе впечатлній и серьезная работа по политической экономіи (онъ именно въ это время работалъ надъ своей книгой ‘Опытъ теоріи налоговъ’) — вотъ что прежде всего углубило и расширило политическій горизонтъ Н. И. Тургенева. Но ошибочно было бы предполагать, что у него теперь образовались радикальныя убжденія. Обратившись къ дневникамъ, увидимъ прежде всего лишь ростъ интереса къ политик и затмъ, подъ вліяніемъ политическихъ событій, размышленія надъ вопросомъ о реформахъ. Обилію впечатлній, конечно, способствовали и бесды съ Штейномъ (вопросъ объ его идейномъ вліяніи мы пока оставляемъ въ сторон) и съ другими интересными людьми. Вотъ, напримръ, 21 дек. 1813 г. у Н. И. со Штейномъ происходитъ первый серьезный разговоръ. ‘Штейнъ весьма умный человкъ’,— записываетъ Николай Ивановичъ:— ‘и я съ любопытствомъ слышалъ, какъ такой человкъ разсуждаетъ о Россіи, хотя онъ и самъ говоритъ, что, не зная языка, онъ не можетъ имть яснато понятія о Россіи. Онъ говоритъ, что надобно удержать или возстановить все національное — даже русскіе кафтаны и бороды, и что надобно отвращать вліяніе иностраннаго (иностранной литературы) и проч., что по-французски русскимъ совсмъ не надобно учиться, разв только по-англійски и по-нмецки по причин торговыхъ сношеній съ Англіей и сосдства съ Германіей’. Дале разговоръ коснулся сперанскаго. Штейнъ отмтилъ его финансовыя заслуги: умноженіе доходовъ государства и прекращеніе выпуска ассигнацій. ‘Я, отдавая справедливость Сперанскому относительно его доброй воли, утверждалъ, что Сперанскій невдніемъ своимъ финансовъ и охотою къ перемнамъ сдлалъ много вреда, и что удаленіе его полезно для Россіи. Онъ-утверждалъ сему противное, говоря, что теперь для теченія длъ но внутренней части Сперанскій былъ бы полезенъ въ главной квартир. Какъ трудно судить о Россіи, думалъ я, даже и умнымъ людямъ’ {‘Дневникъ 1813—1814 гг. (неизд.). Рукоп. отд. Акад. Наукъ, No 209. Архива братьевъ Тургеневыхъ.}. Изъ этого разговора видно, что въ начал пребыванія заграницей настроеніе Тургенева не было не только радикальнымъ, но даже и либеральнымъ. Н. И. раздлялъ общедворянское убжденіе о вредномъ направленіи дятельности Сперанскаго и ставилъ ему въ вину именно его ‘охоту къ перемнамъ’. Но рядомъ съ этимъ Тургеневъ испытываетъ старую тоску по дятельной жизни, такъ какъ, очевидно, служба его не удовлетворяетъ, и продолжаетъ интересоваться вопросомъ о крпостномъ прав, благодаря чему его настроеніе также, какъ мы сказали выше, далеко отъ тупого консерватизма. 2 марта 1814 г. онъ обдаетъ у Штейна вмст съ знаменитымъ сподвижникомъ первыхъ лтъ царствованія императора Александра, княземъ Адамомъ Чарторижскимъ. За столомъ происходитъ бесда о процесс ір. Орлова съ мужиками гр. Салтыкова, и, по впечатлнію Тургенева, собесдники сошлись на томъ, что врядъ ли ‘угнетеніе одного класса гражданъ другимъ можетъ когда-либо быть залогомъ благосостоянія великаго и нравственнаго добраго государства. 3 марта онъ встрчается у Штейна съ Лагарпомъ. Этотъ послдній заинтересовываетъ его, какъ воспитатель государя. 21-го апрля въ Париж Тургеневъ обдаетъ у Лагарпа, и тотъ показываетъ ему письма къ нему императора Александра и заражаетъ это врой въ реформаторскія намренія послдняго. Такимъ образомъ общеніе съ такими людьми, каковы были прусскій министръ, польскій аристократъ и швейцарскій ‘республиканецъ’, воспитавшій русскаго самодержца, поддерживаетъ въ Тургенев его стремленія къ реформамъ.

Невидимому, просвщенный абсолютизмъ вначал наиболе симпатиченъ Н. И. Тургеневу. Въ дневник отъ 7 янв. 1814 г. онъ заявляетъ, что государь долженъ управлять по извстной систем, что система его должна быть извстна народу, и тогда общественное мнніе можетъ оказать ему поддержку. ‘Бапр., пусть правительство серьезно примется за исправленіе нашихъ чиновниковъ, за отученіе ихъ отъ взятокъ.— Пусть оно примется за возвышеніе званія простого солдата и земледльца. Сначала мало. будетъ партизановъ, но посл нсколькихъ сильныхъ и, можетъ быть, крупныхъ поступковъ, доказывающихъ твердую волю правительства, общее мнніе обратится къ мннію правительства, и сіе послднее найдетъ дятельнйшаго сотрудника въ томъ народ, котораго благо оно созидать желаетъ’.

Но центромъ политическихъ вопросовъ момента былъ вопросъ о новомъ устройств Франціи, и Тургеневъ тоже къ нему обращается. Онъ раздляетъ общее мнніе пострадавшихъ отъ континентальной блокады русскихъ помщиковъ о необходимости обузданія этой страны, раздляетъ ненависть къ Наполеону и вначал ни на волосъ не подвигается! впередъ въ пониманіи французской революціи. Еще въ дневник отъ 17 дек. 1913 г. онъ чертитъ планъ ‘обезопасенія Европы отъ Франціи’. ‘Какое вліяніе имла Франція на судьбу Европы не только въ политическомъ, но и въ нравственномъ отношеніи! Итакъ, надобно, такъ сказать, обложить Францію, сколь возможно, боле непреодолимыми границами. Такая граница всего нужне со стороны Германіи. Для этого на берегахъ Рейна должна быть создана германская держава 1-го класса подъ властью династіи, связанной родственными узами съ русскимъ царствующимъ домомъ. Такая же держава подъ управленіемъ императора австрійскаго должна быть создана въ, Италіи. Голландія тоже должна управляться родственной Россіи династіей. 5-го апрля въ Дилкон Тургеневъ записываетъ: ‘Vive le Roi!’

Этотъ крикъ раздался вчера, 4, апрля, первый разъ въ Дижон, въ первый разъ посл 25 лтъ-. Я, иностранецъ, не могъ хладнокровно видть и слышатъ французовъ, ходящихъ съ радостными лицами по улицамъ и восклицающихъ: ‘Vive le Roi!’, въ особенности нсколько даже тронулъ меня одинъ французъ, который, какъ ни(дно отъ радости, выпилъ лишній стаканъ за здоровье своего короля, пришелъ въ театръ съ пляскою, крича: ‘Vive le Roi! Vivent les allis!’ Итакъ, возвращеніе Бурбоновъ ничего другого не возбуждаетъ въ Тургенев, кром восторга передъ криками роялистовъ и умиленія передъ подвыпившими врноподданными. Въ Париж въ апрл того же года парадъ русской гвардіи на мст казни Людовика XVI вызываетъ у него слдующую тираду негодованія по адресу революціи и умилительный гимнъ союзникамъ: ‘За 25 лтъ народъ, пренебрегшій религію, святость нравовъ и законовъ, казнилъ тутъ невиннаго короля своего. Теперь сильнйшій Государь въ свт, боле всхъ прочихъ почитающій религію, на той же самой площади, окруженный своимъ воинствомъ, благодаритъ Творца вселенной за ниспосланіе силы и крпости оружію его, и на мст казни курится иміамъ благодарности, и дымъ, возлетающій къ небесамъ, примиряя, наконецъ, небо съ землею, показуетъ знакъ совершеннаго избавленія и свободы свта. Религія и свобода восторжествовали’. Итакъ, по адресу совершившаго революцію народа ничего, кром словъ, о пренебреженіи религіею, нравами и законами, ни капли пониманія исторической сущности революціи, ни шага впередъ отъ. старыхъ разсужденій о ‘зврств!’ И въ томъ же году часто повторяющіеся моменты тоски при мысли о своей будущности и мечты о реформахъ въ Россіи. Еще 31 декабря 1813 года онъ жалуется на скуку вслдствіе того, что у Штейна для него мало работы, и съ тоской думаетъ ‘о будущей безцвтной жизни’. 5-го же марта 1814 г. онъ приходить въ отчаяніе при мысли о Петербург. онъ спрашиваетъ себя: что его тамъ ожидаетъ, и отвчаетъ: ‘холодная зима, боле еще холодные люди, прямыя улицы, рабство! Вотъ, гд надоло жить мн безъ радости, безъ Природы! Это не пустыя слова. Сердце обливается кровью, слезы навертываются на глазахъ при одной мысли о Петербург…’ Итакъ, теперь мы уже ясно видимъ, какъ мрачное настроеніе Тургенева, освободившись отъ сентиментализма, принимаетъ опредленную общественную окраску. Это — знакомая тоска ‘умной ненужности’, которая впослдствіи такъ ярко была выражена Чаадаевымъ въ его 1-мъ ‘философическомъ письм’, и Герценомъ въ его дневник. И рядомъ съ этимъ растетъ интересъ Н. И. къ внутреннимъ дламъ Россіи. Слава русскаго оружія обязываетъ, по его мннію, правительство въ вступленію на путь реформъ. 25-го апрля, какъ разъ въ то самое время, когда онъ въ Париж умилялся возвращенію Бурбоновъ и не находилъ ни одного слова оправданія для революціи, онъ подчеркиваетъ освободительную миссію русскаго самодержавія и ждетъ отъ него, разршенія крестьянскаго вопроса. онъ предвидитъ испугъ дворянства передъ возможными безпорядками, но онъ въ нихъ не вритъ. ‘Посл того, что русскій народъ сдлалъ, что сдлалъ Государь, что случилось въ Европ, освобожденіе крестьянъ, мн кажется весьма легкимъ^ и я поручился бы за успхъ даже скораго переворота. Духъ разума, которымъ русскій народъ стынетъ вмст съ атмосферою, предупредитъ безпорядки. Вотъ внецъ, которымъ русскій императоръ можетъ увнчать вс дла свои. Если онъ этого не сдлаетъ, то нельзя и надяться на такую перемну. Надо быть одушевленну тмъ духомъ, которымъ Привидніе одарило Александра’.

Но обиліе впечатлній, условія возвращенія Бурбоновъ, которыхъ союзники должны были ограничить конституціонной хартіей, чтобы подсластить пилюлю, быстро двигали политическое развитіе Тургенева. Въ начал 1815 года, находясь въ Вн, онъ склоненъ уже нсколько иначе объяснять самую побду надъ Франціей. 25-го февраля онъ пишетъ въ своемъ дневник: ‘Цари восторжествовали надъ народомъ: но неблагодарность будетъ пятномъ ихъ, если они, вступая въ прежнія права свои, принесутъ съ собою и прежніе предразсудки, и прежнія несправедливости. Если народъ отдался на произволъ ихъ., то они не должны мстить такому добродушію утшеніемъ и хитростью…’ Теперь уже Тургеневъ понимаетъ, что революціи родятся не отъ забвенія, ‘религіи и святости нравовъ’, а отъ боле глубокихъ причинъ. Въ тотъ же день онъ пишетъ: ‘Боятся свободы книгопечатанія! Но сколько человкъ въ государств читаютъ? Достаточно ли число ихъ для бунта? Нтъ. А народъ можетъ взбунтоваться не отъ брошюръ, а отъ долговременнаго угнетенія, которое онъ чувствуетъ сильне, чмъ доводы писателей’. Но онъ еще боле теперь превозносить русскаго царя, какъ иниціатора ограниченія власти Бурбоновъ, и думаетъ, что добрая воля монарха можетъ предупредить революцію. ‘Александръ утвердилъ эту свободу Франціи и сіе прежде, нежели онъ возвратилъ ей Бурбоновъ. Сіи вступили вслдствіе сего на французскую- землю, уже очищенные отъ всхъ желаній и порывовъ деспотизма, бывшаго, такъ сказать, наслдственнымъ достояніемъ ихъ праотцевъ. О, славная эпоха для Россіи и для русскаго царя’! Итакъ, добрая воля монарха можетъ предупредить революцію, которая родится отъ угнетенія и реакціонной политики. Въ ма Тургеневъ записываетъ: ‘Я замчаю, что глупыя постановленія длаютъ людей глупыми. Несправедливыя и варварскія постановленія и обыкновенія бываютъ причиной бунтовъ. Т лжецы или невжды, которые думаютъ, что, длая народу добро, напр., длая его свободнымъ,— можно подвинуть это къ возмущенію. Благодянія -со стороны правительствъ никогда не возмущаютъ народы противъ нихъ’. Мы легко можемъ убдиться, что политическое міросозерцаніе Н. И. Тургенева насквозь раціоналистично. Реакціонную политику онъ склоненъ считать просто ‘глупой’ и такой же ‘глупостью’ считаетъ революцію, но полагаетъ, что вторая есть слдствіе первой, и что для того, чтобы избжать этой второй ‘глупости’, надо не длать первой, а вести себя ‘умно’, т. е. либерально. Александръ I, воспитанникъ Лагарда, другъ Чарторижскаго,— центръ надеждъ Н. И. Тургенева. И, однако, несмотря на блестящія надежды, подаваемыя Александромъ., червь сомннія гложетъ Тургенева, и 8-го апрля у него вырывается слдующее признаніе: ‘Печально думать объ отечеств! Ужасная мысль!— Что длать? До чего доживемъ мы? Что мы увидимъ? Неизвстно! Но предчувствую мало хорошаго’. Но, несмотря на это предчувствіе, все же ожиданіе безъ конца. Абсолютизмъ, вступающій на путь реформъ,— таково ныншнее политическое credo Тургенева. Мы видли, что, несмотря на боле глубокое, чмъ прежде, пониманіе революціи, она все же кажется Тургеневу ‘глупостью’, хотя и вытекающей изъ ‘глупыхъ постановленій’. революція продолжаетъ его путать, и когда онъ чувствуетъ непрочность Бурбоновъ на французскомъ трон, онъ даетъ имъ совтъ ‘править роялистами и строгостью’, такъ какъ ‘много безпокойныхъ умовъ, мало приверженцевъ къ Бурбонамъ’. Г. Вишницеръ, приводя эти слова, находитъ ихъ ‘не лишенными интереса’ {См. статью г. Вишницера ‘Баронъ Штейнъ и Николай Ивановичъ Тургеневъ’ въ ‘Минувшихъ годахъ’ 1908 г. No 10, стр. 264.}, повидимому, потому, что Н. И. ‘замчаетъ слабую привязанность къ Бурбонамъ’. Но почему г. Вишницеръ, ‘столь аккуратно отмчающій все характерное для ‘истиннаго либерала’, не увидлъ въ этомъ мст не мене характерной боязни революціи, въ виду которой рекомендуется Бурбонамъ править ‘роялистами и строгостью’, т. е. именно вести ‘глупую’ политику? Не потому ли, что г. Вишницеръ зараженъ предвзятымъ отношеніемъ ко всему либеральному?

Итакъ, въ общемъ, несмотря на нкоторыя сомннія, вс надежды на самодержавную власть. И дале почти вс страницы дневника 1815 и 1816 г.г. {No 210 — Арх. бр. Тургеневыхъ. Рукоп. отд. Акад. Наукъ.} посвящаются Россіи и возможнымъ въ ней реформамъ. Въ дневник 26 мая Тургеневъ говорить о своемъ намреніи написать что-нибудь о положеніи Россіи и средствахъ къ его улучшенію. Въ введеніи къ этой работ онъ хочетъ сказать объ обиліи у насъ предразсудковъ, которыми полны часто даже почтенные и хорошіе люди, благодаря чему у насъ весьма трудно исповдывать либеральныя идеи. Планъ работы слдующій: ‘1. Прежде можно говорить о теперешнемъ состояніи Россіи. 2. Готовъ ли народъ къ перемнамъ. Здсь надобно въ лоскъ убдить неимущихъ вры. Говорить о достоинств человка. 3. О средствахъ улучшить состояніе гражданскаго образованія и народа. 4. О слдствіяхъ, отъ того произойти долженствующихъ’. Вопросъ о реформахъ въ Россіи такъ интересуетъ Тургенева, что 19 октября, находясь въ Нанси, онъ уже записываетъ въ дневник цлый планъ реформъ. ‘Начать должно введеніемъ законовъ, оставляя неопредленными состояніе крпостныхъ людей и предоставивъ правительству право опредлить отношенія крпостныхъ людей тогда, когда они будутъ вольными. Посл сего должно слдовать образованіе внутренняго и, въ особенности, земскаго управленія. Когда вслдствіе сего должности губернаторовъ и капитанъ-исправниковъ будутъ заняты порядочными людьми, тогда предоставить богатымъ дворянамъ пріобртать права перовъ освобожденіемъ своихъ крестьянъ. Какую прекрасную славу русскіе вельможи симъ заслужить могутъ! Чрезъ то богатые люди соединяются съ правительствомъ для достиженія великой цли освобожденія. Все это надлежитъ длать постепенно и такъ, чтобы предпріятіе не казалось неотмнно влекущимъ за собою другое. Въ особенности, не нужно терять ни мало силы державной власти прежде уничтоженія рабства. Перы не ограничатъ ея, но усилятъ’. Первое, что бросается здсь въ глаза, это — страхъ Н. И. Тургенева передъ рзкой и внезапной реформой: все должно вводиться такъ, чтобы никто не замчалъ происходящихъ перемнъ. (Сравн. съ этимъ намреніе ‘негласнато комитета’ 1801—1804 г.г. также вести дло въ темную). Николай Ивановичъ, какъ будто, забылъ, что онъ самъ только что уврялъ, что нововведенія никогда не бываютъ причиной бунтовъ. Постепенность реформъ такъ и бьетъ въ глаза. Освобожденіе крестьянъ, которое въ минуту увлеченія казалось Тургеневу чмъ-то весьма мягкимъ, теперь отодвигается вдаль. Первое мсто занимаетъ ‘образованіе внутренняго и въ особенности земскаго управленія’, совершенно неясно, въ чемъ заключается эта реформа. Ужъ не въ том ли только, что ‘должности губернаторовъ и капитанъ-исправниковъ будутъ заняты порядочными людьми’, т. е. въ вдомственной чистк? Мысль о перахъ тоже совершенно не ясна. Первое предположеніе, приходящее въ голову, заключается въ томъ, что дворяне, освобождающіе своихъ крестьянъ, получатъ въ награду политическія права перовъ, т. е. ограничатъ самодержавную власть монарха. Но это предположеніе разбивается категорическимъ утвержденіемъ Тургенева, что самодержавіе должно остаться неограниченнымъ. Но тогда вопросъ: въ чемъ же права сословія перовъ, какъ такового? Оно призывается для содйствія длу освобожденія крестьянъ, но какъ и въ какой мр можетъ оно ему содйствовать? Въ этомъ план ясно только слдующее: а) реформы должны производиться постепенно, б) дло освобожденія крестьянъ принадлежитъ правительству и дворянству въ лиц перовъ, в) самодержавіе остается неограниченнымъ, по крайней мр, до уничтоженія крпостного права. Крестьянскій вопросъ все боле занимаетъ Тургенева. Въ дневник отъ 30-го декабря онъ чертитъ фантастическій планъ учрежденія заемныхъ банковъ, ссужающихъ крестьянъ деньгами на выкупъ, а 31-го декабря ему приходитъ въ голову возможность другихъ средствъ. ‘Не помню, писалъ ли я уже въ сей книг о негативныхъ средствахъ освобожденія крестьянъ. Он часто представляются и легки въ исполненіи. Напримръ: отдленіе крестьянина отъ земли длаетъ его свободнымъ. (Это средство еще самое строгое изъ прочихъ). Такимъ образомъ, помщики или совсмъ не будутъ брать крестьянъ къ себ во дворъ, или будутъ брать людей, которымъ будутъ за службу ихъ платить’.

Медлительность правительства въ дл реформы и первые шаги реакціи заставляютъ Тургенева размышлять теоретически надъ вопросомъ о преимуществ конституціоннаго строя передъ самодержавнымъ. Онъ сравниваетъ конституціоннаго государя съ Богомъ, управляющимъ посредствомъ божественныхъ законовъ, начертанныхъ въ сердц каждаго, а самодержавнаго — съ пастухомъ, правящимъ посредствомъ собакъ. Для перехода къ конституціонному строю надо ‘чтобы правители убдились въ сей истин и чтобы предпочли быть боле подобными Богу, нежели пастухамъ’. ‘Но когда Государи будутъ одинаковаго мннія съ народами? Я увренъ, что нашъ Государь одинъ изъ благороднйшихъ людей міра. Я увренъ, что онъ думаетъ такъ, какъ должны думать избранные народа, русскаго. Но почему онъ теперь такъ не поступаетъ, какъ требуетъ честь и счастье Россіи? Почему мы видимъ еще бичъ своевольства и жестокости, безпрестанно содержащій въ трепет, униженіи и нищет добрый и умный народъ?’ Ошибся бы, однако, тотъ, кто подумалъ бы, что сомннія эти заставили Н. И. Тургенева склониться въ сторону борьбы за измненіе политическаго строя. Онъ попрежнему все-таки возлагаетъ надежды на самодержавіе. Въ дневник отъ 2-го іюня 1816 г. онъ чертить планъ реформъ на 25 лтъ. Періодъ этотъ долженъ быть раздленъ на 5 частей. Въ теченіе першаго пятилтія надлежитъ заняться: 1. Составленіемъ кодекса всхъ законовъ. 2. Образованіемъ внутренняго управленія. 3. Исправленіемъ системы финансовъ. Для осуществленія этого надо посылать молодыхъ людей заграницу учиться юриспруденціи. Законы, составленные этими молодыми людьми, войдутъ въ силу въ теченіе 2-го періода. 3-ій періодъ — образованіе перовъ, но — здсь опять подчеркивается — не для ограниченія самодержавія, а лишь для содйствія освобожденію крестьянъ. ‘Все въ Россіи должно быть сдлано правительствомъ, ничто — самимъ народомъ… Такимъ образомъ, черезъ пятнадцать лтъ мы имемъ законы, финансы, внутренній порядокъ и перовъ. Сіи должны вмст съ правительствомъ провести главнйшее дло въ теченіе 4-го періода — полное уничтоженіе рабства. Въ теченія 5-го періода введется народопредставленіе. Самодержавная власть ограничится, но не такъ, какъ въ Англіи и во Франціи, и проч.: у насъ всегда должна быть сильне. Могущество, сила и вншняя слава Россіи сего требуютъ. Боже! Когда я это на яву увижу!’ Итакъ, прежде всего постепенность реформъ такъ велика., что по проекту все улучшеніе администраціи, финансовъ, положенія крестьянъ проводится чисто бюрократическимъ путемъ на протяженіи 20 лтъ! Основная идея Тургенева — освобожденіе крестьянъ — отодвигается лишь на третье пятилтіе. Самодержавная власть, которая только что приравнивалась власти пастуха, ограничивается лишь по истеченіи 25 лтъ, да и то весьма умренно. Конечно, по сравненію съ этимъ умреннымъ проектомъ даже планъ Сперанскаго представляется опасною ‘охотою къ перемнамъ’. Г. Вишницеру непонятно, почему Тургеневъ ‘такъ отрицательно относится къ участію народа или общества въ дл реформы, и почему онъ всю работу предоставляетъ правительству съ идеальными порами, которые отказались бы отъ владнія крпостными’ {См. цитир. статью Вишницера. ‘Минувшіе Годы’. Окт. 1908 г. стр. 269.}. Непонятно это г. Вишницеру, вслдствіе его предвзятаго отношенія къ либерализму Туртенева, мшающаго ему понять вполн естественную для умреннаго либерала боязнь народнаго движенія и возможности чрезмрныхъ народныхъ требованій.

Источникъ боязни преждевременнаго ограниченія самодержавной власти, думается намъ, объясняется замчаніями, сдланными Н. И. въ дневник отъ 20 іюля на книгу Делольма ‘La constitution d’Angleterre’. Здсь оказывается, что* отъ англійской конституціи выиграли не только высшіе, но и низшіе классы, и въ этомъ ея преимущество передъ другими конституціями. Отсюда слдуетъ, что Н. И. Тургеневъ боится преждевременнаго ограниченія самодержавія именно потому, что при крпостномъ прав отъ этого выиграетъ только дворянство. Но какъ же совмстить это съ предоставленіемъ права голоса при ршеніи судьбы крестьянъ лишь дворянству и правительству? Остается предположить, что Н. И. Тургеневъ считаетъ освобожденіе выгоднымъ для крестьянъ, независимо отъ тхъ условій, въ которыхъ оно произойдетъ. Но заслуживаетъ быть теперь же отмченнымъ, что Н. И. и теперь не присоединяется къ моднымъ тогда сторонникамъ аристократической конституціи, какъ былъ къ нимъ равнодушенъ въ ранней юности, и ставитъ на первый планъ реформу -административную и соціальную.

23-го іюня Тургеневъ сообщаетъ о впечатлнія, произведенномъ на него извстіемъ объ освобожденіи крестьянъ въ Эстляндской губерніи: ‘Боже мой! Какъ обрадовался я вчера, прочтя въ Гамбургскихъ газетахъ, что министръ внутреннихъ длъ сообщилъ Сенату подтвержденіе или узаконеніе, что рабство въ Эстляндской губерніи уничтожается… Не знаю, что -во мн происходило, во я всмъ хотлъ читать эту статью и всмъ говорить: вотъ онъ! Я всегда на него надялся:, какъ на Существо, опредленное сдлать счастье своего народа и славу своего отечества! Узнаете ли вы, избранные міра сего, добрыя, возвышенныя души, узнаете ли вы здсь Александра, коего дла всегда были ясны для чувствъ вашихъ и всегда въ восторгъ васъ приводили? Одно жаль, что естляндцы подали первый примръ, а не русскіе’.

Наконецъ, 20 іюля Тургеневъ уже задумывается надъ вопросомъ объ освобожденіи- крестьянъ съ землею. Прежде всего надо начать съ казенныхъ крестьянъ, давая имъ землю, на которой они живутъ, во владніе. Дворянамъ надо давать вольныхъ крестьянъ вмсто крпостныхъ, чтобы отпускать Noтихъ послднихъ на волю. Долженъ быть опредленъ maximum участка крестьянина.

Теперь пора опредлить, какіе же политическіе взгляды сложились у Н. И. Тургенева въ результат этого вторичнаго заграничнаго пребыванія, и какую роль въ ихъ опредленіи сыгралъ Штейнъ. Мы видли выше, что въ юности Николай Ивановичъ не очень интересовался политикой и имлъ по цлому ряду вопросовъ взгляды,— вполн обычные въ тогдашней средней дворянской сред. Лишь по вопросу о крпостномъ прав у него уже съ юности сложился взглядъ, раздлявшійся лишь ничтожными единицами въ дворянскомъ обществ. Геттингенскія занятія только углубили это отношеніе. Войны 1812—15 г.г., встрчи со Штейномъ, Лагарпомъ и др. расширили и углубили интересъ къ политик у Тургенева, но измненіе взглядовъ, завщанныхъ русской дворянской средой, шло медленно. Лишь постепенно онъ пришелъ къ выводу, что революціи бываютъ слдствіемъ угнетенія, не не только не сталъ симпатизировать имъ, а, наоборотъ, боялся ихъ попрежнему, какъ боялся и всякаго ршенія самимъ народомъ его участи. Симпатіи его привлекъ просвщенный абсолютизмъ, хотя въ конечномъ счет отъ него требовалъ перехода къ конституціи. Мы думаемъ, что вопросъ объ освобожденіи крестьянъ Тургеневъ выдвигалъ все боле въ результат самостоятельнаго изученія экономическихъ вопросовъ, что отрицательное отношеніе къ аристократической конституціи проистекаетъ отсюда же. Объ этомъ рчь подробне будетъ дале, теперь же выскажемъ свое мнніе, что, настаивая на освобожденіи крестьянъ въ интересахъ экономическаго развитія страны, Тургеневъ всего боле желалъ совершенія этой реформы руками дворянства, всего боле боялся ршенія этого вопроса въ ущербъ интересамъ крупнаго дворянскаго землевладнія, и хотлъ согласить выгоды этого послдняго съ хозяйственнымъ прогрессомъ страны. Оттого то, желая перехода отъ крпостническаго къ крупнокапиталистическому хозяйству, онъ и боялся усиленія крпостническихъ элементовъ аристократической конституціей. Это лишь подтвердится дале анализомъ экономическихъ взглядовъ Тургенева. Однимъ словомъ, въ результат этого пребыванія заграницей взгляды И. И. Тургенева приняли окраску умреннаго либерализма, враждебнаго не только крпостничеству и реакціи, но я демократическимъ теченіямъ. Сущность же и основу этого либерализма мы разберемъ подробне дале.

Личное вліяніе Штейна сказалось въ этой надежд на абсолютную власть и, пожалуй, еще въ той крайней ‘практичности’, которая отнын стала -свойственна всмъ политическимъ проектамъ Н. И. Тургенева. Читая записки и проекты Тургенева, мы всегда въ немъ чувствуемъ ученика, государственнаго человка, очень легко становящагося на министерскую точку зрнія.

III.

Въ октябр 1816 г. Н. И. Тургеневъ вернулся въ Петербургъ, на этотъ разъ вполн охотно, ожидая новой и интересной эры. 30-го октября Александръ Ивановичъ Тургеневъ писалъ брату Сергю Ивановичу объ его возвращеніи: ‘Онъ возвратился сюда въ цвтущемъ состояніи здоровья и съ либеральными идеями, которыя желалъ бы немедленно употребить въ пользу отечества, но надъ бднымъ отечествомъ столько уже было всякаго рода операцій, что новому оператору надобно быть еще осторожне, ибо одно уже прикосновеніе къ больному мсту весьма чувствительно’ {‘Архивъ бр. Тургеневыхъ’ (неизд.) Письма А. и Н. И. Тургеневыхъ къ С. И. Тургеневу. Рукоп. Отд. Акад. Наукъ, No 383.}. Впослдствіи Н. И. Тургеневъ такъ вспоминалъ о настроеніи умовъ въ эту эпоху: ‘Импульсъ, данный умамъ только что совершившимися событіями, или, врнй, возбужденіемъ, порожденнымъ этими событіями, былъ очевиденъ. Это именно но возвращеніи русскихъ войскъ на родину либеральныя идеи, какъ говорили тогда, начали распространяться въ Россіи. Независимо отъ регулярныхъ войскъ, громадныя массы ополченцевъ также побывали заграницей: эти ополченцы всхъ ранговъ, переходя границу, возвращались домой, гд они разсказывали все виднное ими въ Европ. Событія имъ самимъ говорили громче всякаго человческаго голоса. Вотъ гд была настоящая пропаганда {‘La Russie et les Russes’ t. I, p. 64.}.

Мы извиняемся передъ читателемъ за отступленіе отъ хронологическаго порядка нашего изложенія, и просимъ ‘то на минуту перенестись въ 1818-й годъ. Съ этому году относится появленіе книги Н. И. Тургенева ‘Опытъ теоріи налоговъ’. Мы намрены остановиться на этой книг именно сейчасъ, такъ какъ это будетъ удобне для пониманія связи экономическихъ и политическихъ взглядовъ Николая Ивановича въ теченіе изучаемаго періода. Именно тогда для насъ будетъ ясне сущность либерализма нашего автора.

Въ первой глав книги, названной ‘Происхожденіе налоговъ’, есть нсколько любопытныхъ страницъ, характеризующихъ историческіе взгляды автора. ‘Въ начал политическаго существованія народовъ среднихъ вковъ ничтожность ихъ финансовыхъ постановленій была неразлучна съ ничтожностью ихъ нравственной и гражданской образованности. Верховная власть, основанная по большей части не на положительныхъ законахъ, но на прав сильнаго, жестокое рабство, коимъ были угнетены бдные поселяне, буйная независимость сильныхъ вассаловъ довольно свидтельствуютъ недостатокъ въ хорошемъ внутреннемъ устройств и управленіи. Потребности государственныя, или, лучше сказать, потребности самихъ Государей, были удовлетворяемы или изъ удльныхъ имній, принадлежавшихъ Государямъ, или посредствомъ единовременнаго сбора податей съ подданныхъ. Духъ феодальнаго правленія грозно владычествовалъ тогда въ Европ {‘Опытъ теоріи налоговъ’. Сочиненіе Николая Тургенева. СПБ, 1818 г., стр. 3.}. Но феодальный строй соотвтствовалъ духу того времени. ‘На что суровость феодальнаго правленія не могла подйствовать, на то имли сильное вліяніе происхожденіе городовъ, сдлавшихся убжищемъ независимости, распространеніе торговли, заведеніе фабрикъ и мануфактуръ, произведенное тмъ усовершенствованіе земледлія и, наконецъ, образованіе средняго состоянія гражданъ, сдлавшагося весьма важнымъ въ состав государственномъ {Курсивъ мой.}: постепенныя и мирныя происшествія имютъ дйствіе боле благодтельное, нежели сильные и мгновенные перевороты’ {Ibid, стр. 6.}. Это мсто не оставляетъ никакого сомннія, что Н. И. Тургеневъ считаетъ самымъ крупнымъ явленіемъ въ новйшей исторіи развитіе капитализма и переходъ политическаго господства къ среднимъ классамъ. Успхи образованія повлекли за собою и усовершенствованіе системы налоговъ. О степени просвщенія народа можно судить по способу назначенія, распредленія и собиранія налоговъ, о степени благосостоянія — но количеству собираемыхъ налоговъ. ‘Многіе политики и статистики искали признаковъ благостоянія народнаго въ другихъ предметахъ. Но что лучше системы налоговъ можетъ означить истинное благосостояніе народа, благосостояніе, основанное на законахъ ненарушаемыхъ, на свобод гражданской? Въ тхъ государствахъ, гд существуютъ и такіе законы, и такая свобода, налоги назначаются съ согласія представителей народа. Нельзя не согласиться, что тотъ, кто долженъ платить, лучше всхъ можетъ избрать образъ платежа, боле для него приличный, боле выгодный. Итакъ, если мы видимъ, что собираніе налоговъ въ одномъ государств боле согласуется съ выгодами народа, нежели въ другомъ, то мы смло можемъ сказать, что въ семъ первомъ государств народъ пользуется лучшими законами, большею свободою и, слдственно, большимъ благосостояніемъ, нежели въ послднемъ’ {Ibid., стр. 8—9.}. Итакъ, ясна прямая связь между развитіемъ капитализма, благосостояніемъ народа и существованіемъ народнаго представительства. Въ дневник отъ 26-го февраля того же года Н. Тургеневъ прямо отмчаетъ связь науки политической -экономіи съ развитіемъ политической свободы. ‘Политическая экономія интересна и потому уже, что она родилась вмст съ конституціонной свободой народовъ Европы, или, что она неразлучна -съ сей свободой, что свобода новйшихъ народовъ не такъ, какъ древнихъ, основывается на финансахъ, которые суть основаніе и орудіе ея’. Здсь ясно устанавливается связь между развитіемъ политической свободы, т. е. политическимъ преобладаніемъ ‘средняго состоянія гражданъ’, и успхами экономической и финансовой науки. Въ связи съ этимъ стоитъ и отношеніе Тургенева къ различнымъ экономическимъ теоріямъ. Меркантилисты не пользуются -его симпатіями. ‘Казалось бы, что, при введеніи налоговъ, цль правительства должна ограничиваться полученіемъ отъ того дохода. Между тмъ, собирая деньги, правительства. соединяютъ иногда съ симъ и цль направленія народной промышленности. Нигд сія -цль такъ не замтна, нигд она не является столь валенокъ для правительства, какъ при учрежденіи пошлинъ на границахъ. Системы пошлинъ во всхъ государствахъ основываются боле или мене на сложныхъ правилахъ системы меркантильной. Чего не ожидаютъ меркантилисты отъ сихъ пошлинъ? Посредствомъ пошлинъ на иностранные товары они хотятъ привести въ самое цвтущее состояніе собственныя фабрики и мануфактуры, возвышая цну привозимыхъ товаровъ и, такимъ образомъ, доставляя преимущество своимъ фабрикантамъ и мануфактуристамъ противъ иностранныхъ, и заставляя при томъ своихъ потребителей платить большія деньги за дурныя домашнія издлія, посредствомъ пошлинъ, какъ при ввоз, такъ и при вывоз, налагая на одни товары боле, на другіе мене и чрезъ то доставляя преимущество первымъ въ сравненіи съ послдними, они заставляютъ народъ обращаться къ такимъ издліямъ, которыхъ обрабатываніе, по словамъ министровъ, для него всего выгодне. Тщетная заботливость. Гораздо лучше предоставить произволу частныхъ людей выборъ ихъ занятій и употребленіе ихъ капиталовъ, когда они чрезъ то никому, кром себя, вредить не могутъ, ибо они всегда лучше министровъ разумютъ собственныя свои выгоды’ {Ibid., стр. 179 и дале.}. За системой физіократовъ Тургеневъ признаетъ большую заслугу, т. к. она проповдывала свободу промышленности и торговли. Но главныя его симпатіи на сторон ученія Ад. Смита, который ‘самымъ блистательнымъ образомъ доказалъ ложность меркантильной системы’. И именно въ связи съ этимъ Тургеневъ былъ убжденъ въ противорчіи крпостной системы интересамъ экономическаго развитія. Въ примчаніи къ стр. 34 онъ говоритъ: ‘Что касается до крпостного состоянія крестьянъ въ Россіи, то о семъ въ послднія.времена довольно много говорили и писали, къ сожалнію, безъ пользы, ибо противъ крпостного состоянія говорили и писали по большей Части такіе люди, въ особенности иностранцы, кои, находя съ справедливостью самую вещь нехорошею, не имли однако же надлежащихъ свдній ни о Россіи вообще, ни о состояніи русскихъ крестьянъ въ особенности, въ пользу же крпостного состоянія говорили такіе люди, которые воображаютъ, что крестьянинъ не можетъ приноситъ дохода помщику иначе, какъ составляя его собственность. Противники не понимали другъ друга. Первые въ невдніи своемъ сравнивали русскихъ крестьянъ съ американскими невольниками, другіе, напротивъ того, сравнивали господина въ управленіи крестьянъ его съ отцомъ семейства и власть перваго съ. властью сего послдняго.

l’ose dir.e pourtant, qu’ils n’ont pas mrit

Ni cet excs d’honneur., ni cette indignit.

Безпристрастные люди могли однако же чаще вразумлять и направлять сужденія первыхъ, нежели послднихъ. Если послднимъ говорено было о необходимости постепеннаго дарованія крестьянамъ нкоторыхъ личныхъ правъ, если говорено было о необходимости постепеннаго ограниченія власти помщиковъ, которая въ дйствіяхъ своихъ часто бываетъ противна религіи и человчеству, то они длали восклицанія противъ царства разума во Франціи, какъ будто права собственности и личной свободы, на коихъ созидается благосостояніе государствъ, должно влещи за собою уничтоженіе религіи и законовъ! Пусть сіи люди заглянутъ въ исторію. Гд найдутъ они, чтобы народъ, которому правительство даровало священныя права человчества и гражданства, возставалъ противъ виновниковъ своего благополучія?’ Что-же мы (видимъ въ этомъ мст? Мы видли, что Тургеневъ отмежевывается не только отъ крпостниковъ, но и отъ тхъ иностранцевъ, которые, по его мннію,— судили слишкомъ рзко, что онъ увренъ въ соотвтствіи необходимости отмны крпостного права интересамъ самихъ помщиковъ. То же самое читаемъ въ дневник отъ 28-го марта того же года. Какъ-бы испугавшись, что будущій читатель его дневниковъ заподозритъ его въ ненависти къ помщикамъ, Тургеневъ заявляетъ, что ему было бы непріятно, еслибы кто-нибудь подумалъ объ этомъ. ‘Улучшеніе состоянія крестьянъ не всегда зависитъ отъ власти помщика и часто зависитъ отъ причинъ постороннихъ. Я увренъ, что многіе изъ дворянъ отказались бы отъ незавиднаго права владть себ подобными, если бы они съ своей стороны были несомннно уврены, что сія перемна не уменьшитъ ихъ благосостоянія. Распространенію здравыхъ идей о свободномъ состояніи крестьянъ, которое равно выгодно и для помщиковъ {Курсивъ мой.}, можетъ споспшествовать сей увренности’. Намъ кажется, что приведенныя цитаты въ достаточной степени выясняютъ сущность и основу отрицательнаго отношенія Тургенева къ крпостному праву. Изученіе экономическихъ вопросовъ сдлало его сторонникомъ капиталистическаго хозяйства. Крпостное право справедливо представлялось ему вреднымъ для экономическаго развитія въ сторону капитализма. Онъ убждался, что интересы самихъ помщиковъ требуютъ отмны крпостной системы, такъ какъ опытъ училъ о несравненно большей доходности фермерскаго хозяйства передъ крпостническими. Это доказала именно та Англія, горячимъ поклонникомъ которой былъ Тургеневъ. Переходъ къ новымъ условіямъ сельской жизни, по млнію Тургенева, долженъ быть вполн безболзненнымъ и даже незамтнымъ, онъ долженъ совершиться руками правительства и самихъ помщиковъ: иначе, чего, не дай Богъ, вопросъ будетъ ршенъ самими крестьянами въ ихъ пользу. Интересы помщиковъ Тургеневу были гораздо ближе крестьянскихъ, и самымъ главнымъ препятствіемъ для паденія рабства онъ считалъ ‘предразсудки’, мшавшіе помщикамъ понять собственную выгоду, а ‘распространеніе здоровыхъ идей о свободномъ состояніи крестьянъ, которое равно выгодно и для помщиковъ’ — считалъ необходимымъ средствомъ борьбы съ этими ‘предразсудками’.

Но тяготя всей душой къ буржуазному строю, Тургеневъ желалъ и его политическихъ послдствій, т. е. того, чтобы ‘среднее состояніе гражданъ’ стало ‘весьма важнымъ въ состав Государственномъ’ {Какъ будетъ видно дале, мечтамъ о просвщенномъ абсолютизм въ это время уже былъ нанесенъ ударъ.}. Именно потому онъ считалъ, что реформа сельскаго быта должна предшествовать переходу къ конституціонному строю, чтобы не усилить этимъ привилегій дворянъ-крпостниковъ. Не желая жертвовать классовыми привилегіями дворянства, Тургеневъ охотно ставилъ крестъ надъ его сословными преимуществами. Эволюція отъ сословно-крпостническаго общества къ безсословно-капиталистическому — таковъ идеалъ Тургенева.

На Н. И. Тургенева слдуетъ смотрть, такимъ образомъ, какъ на перваго провозвстника русскаго буржуазнаго либерализма. Не надо, однако, забывать, что либерализмъ его отдавалъ аграрными симпатіями, что огромную роль въ его чаяніяхъ играло сохраненіе крупнаго землевладнія въ старыхъ рукахъ, а ‘городъ’ не игралъ почти никакой роли. Въ этой основ либерализма Тургенева мы легко убдимся, сравнивъ его взгляды со взглядами представителей другихъ современныхъ ему публицистовъ по вопросамъ экономической политики. Въ самомъ дл вся экономическая политика, которой должно было придерживаться, по его мннію, правительство, весьма просто имъ формулирована въ вид предписаній въ слдующихъ словахъ дневника отъ 24 ноября 1817 г.: ‘Тмъ, кои должны управлять промышленностію: Не мшайте никому искать своей прибыли такъ, какъ онъ хочетъ. 2. Надзирающимъ за порядкомъ торговли: пропускай все, не останавливай ничего. Однимъ словомъ: ‘Laissez faire, laissez passer’. Раскроемъ теперь ‘Духъ Журналовъ, или собраніе всего, что есть лучшаго, во всхъ другихъ журналахъ не части исторіи, политики, государственнаго хозяйства, литературы, разныхъ искусствъ, сельскаго домоводства и проч.’ — это періодическое изданіе, наиболе чутко отражавшее чаянія русскаго дворянства. Въ 1816 году въ виду пересмотра тарифа въ печати поднялись дебаты на тему: свобода торговли или протекціонизмъ? И ‘Духъ Журналовъ’ явился ревностнымъ защитникомъ свободы торговли противъ H. С. Мордвинова, защищавшаго протекціонизмъ. На замчанія H. С. Мордвинова, что фабрики у насъ мало основываются, такъ какъ у насъ отдаютъ предпочтеніе иностраннымъ издліямъ, ‘Духъ Журналовъ’ отвчалъ, что это неправда, что виной этому недостатокъ капиталовъ у помщиковъ и крестьянъ для заведенія фабрикъ. Протекціонизмъ ‘Духъ Журналовъ’ считаетъ вреднымъ, такъ какъ при усиленномъ покровительств національной промышленности онъ заставляетъ страдать земледліе и закрываетъ потребителю доступъ къ лучшимъ иностраннымъ издліямъ. По мннію ‘Духа Журналовъ’ Кольберъ ‘весьма заблуждалъ, отдавая мануфактурамъ и коммерціи предпочтеніе предъ земледліемъ’ {См. ‘Духъ Журналовъ’ 1815 г., ч. 6-я, ст. ‘Заблужденія Колбера’.}. Изданіе тарифа 1816 года ‘Духъ Журналовъ’ торжествовалъ, какъ побду ‘праваго дла’. И не надо забывать, что вмст съ этимъ ‘Духъ Журналовъ’ былъ опредленно крпостническимъ органномъ. Вотъ, напримръ, въ 1817 году въ немъ помщается статья ‘О переселеніяхъ (Выписка изъ частнаго письма, изъ Рейнскихъ областей)’. Авторъ статьи ужасается голодной жизни свободныхъ крестьянъ Рейнскихъ областей и разсказываетъ, что, когда онъ, въ бесдахъ съ тамошними помщиками, арендаторами и крестьянами о русскихъ, ‘присовокупляя, что помщикъ защищаетъ ихъ отъ обидъ, помогаетъ имъ въ нуждахъ, печется о нихъ и объ ихъ семействахъ, наставляетъ ихъ, остерегаетъ, а ежели они развратны, то и наказаніемъ исправляетъ ихъ — тогда мн отвчали: это дти, а помщикъ ихъ отецъ‘ {‘Духъ Журналовъ’, 1817 г., ч. 20.}. Неправда ли, трогательная идиллія? Итакъ сторонниками свободы торговли и промышленности были и крпостники. Кто же были ея противники? Тарифъ 1811 года, проникнутый духомъ протекціонизма., былъ изданъ въ эпоху ослабленія вліянія дворянства на дла и буржуазныхъ проектовъ Сперанскаго, однимъ изъ наиболе ревностныхъ защитниковъ протекціонизма былъ бывшій министръ коммерціи, самъ крупный фабрикантъ, графъ Н. П. Румянцевъ. Русская промышленность нуждалась еще въ покровительств, сторонники свободы торговли и промышленности выходили изъ среды аграріевъ. Такъ не случайно это совпаденіе взглядовъ аболиціониста Тургенева и крпостниковъ изъ ‘Духа Журналовъ’: и онъ и они представляли лишь дв фракціи одного и того же класса {Насъ не должно удивлять, что первое проявленіе буржуазнаго либерализма въ Россіи было на аграрной почв. Эта именно эпоха характерна развитіемъ въ Россіи помщичьяго предпринимательства, въ связи съ кризисомъ крпостного хозяйства.}.

Чтобы покончить съ экономическими взглядами Н. И. Тургенева, остановимся еще на нкоторыхъ положеніяхъ ‘Опыта теоріи налоговъ’. Н. Тургеневъ устанавливаетъ слдующія правила взиманія налоговъ: 1) Равное распредленіе налоговъ. ‘Исключенія въ пользу нкоторыхъ частныхъ лицъ всегда вредны для общества. Между тмъ мы видимъ, что не только нкоторые изъ гражданъ, но даже цлые классы народа бывали освобождаемы отъ налоговъ’ {‘Опытъ’, стр. 25.}. Напр., дворянство и духовенство во Франціи передъ революціей. 2) Опредленность налоговъ. Количество налога, время и способъ платежа должны быть строго опредлены. 3) собираніе налоговъ въ наиболе удобное время для платящаго. 4) Дешевое собираніе налоговъ. (Издержки по собиранію налоговъ должны быть возможно мене). 5) Общее правило при взиманіи налоговъ: налогъ долженъ быть взимаемъ всегда съ чистаго дохода. Касаясь налога съ чистаго дохода отъ земли, И. И. Тургеневъ находитъ здсь боле удобной подать ‘непремнную’, т. е. опредленную разъ навсегда, выгоды ея заключаются: а) въ ея опредленности, б) въ томъ, что она можетъ быть взимаема въ удобнйшее время, в) въ томъ, что она требуетъ мало издержекъ, невыгода же только въ томъ, что съ теченіемъ времени она становится источникомъ неравенства, если одинъ увеличиваетъ свой доходъ, а другой остается при прежнемъ. Но невыгода возмщается выгодами, а также продажей земли. Выгода же перемщающейся подати только въ томъ, что она сообразуется съ измненіемъ дохода, невыгода же, состоящая въ томъ, что землевладлецъ, зная напередъ, что подать будетъ прогрессировать, вмст съ ростомъ дохода, не заботится объ увеличеніи дохода. (Итакъ, все-таки ‘равное распредленіе’ должно свестись къ нулю?) Обозрвъ налоги съ капиталовъ, Тургеневъ переходитъ къ налогу съ ‘работной платы’ и ршительно высказывается противъ него. При обсужденіи налоговъ съ предметовъ потребленія, Тургеневъ высказывается противъ налоговъ съ предметовъ необходимости. Изъ слдующихъ словъ Тургенева можемъ заключить, какое значеніе онъ придавалъ успхамъ земледлія: ‘Состояніе дохода отъ земли легко знать можно. Если сей доходъ великъ, если помщикъ, и въ особенности земледльцы, на коихъ созидается благосостояніе народное, находятся въ хорошемъ положеніи, то можно заключить, что и Государство находится въ цвтущемъ или успвающемъ состояніи. Если доходъ отъ земли незначителенъ, если помщики живутъ не въ изобиліи, если земледльцы отказываются отъ пріятностей жизни, то Государство находится въ неперемняющемся состояніи. Если же помщики съ трудомъ могутъ содержать себя своими доходами, если земледльцы находятся въ нищет, и не имютъ довольно способовъ работать столько, сколько они могли, то въ такомъ случа государство, конечно, находится въ упадающемъ состояніи’ {Ibid, стр. 284.}. Въ послдней глав ‘О бумажныхъ деньгахъ, какъ о налог’ Тургеневъ обсуждаетъ вопросъ о средствахъ для ‘поправленія курса государственныхъ ассигнацій’ и находитъ, что единственное средство состоитъ въ уменьшеніи ихъ количества. Для этого должны быть проданы за ассигнаціи государственныя имнія, а ассигнаціи, вырученныя за нихъ, должны быть уничтожаемы. ‘При продаж Государственныхъ имуществъ, вмст съ крестьянами, въ тхъ земляхъ, гд послдніе не пользуются еще совершенною свободою, Правительство можетъ закономъ опредлить права и обязанности, какъ сихъ крестьянъ, такъ и новыхъ ихъ помщиковъ. Симъ даетъ оно прекрасный и благодтельный примръ всмъ помщикамъ вообще, сотворивъ новый массъ гражданъ въ государств, классъ, въ составъ коего современемъ вошли бы вс крестьяне, принадлежащіе помщикамъ, и который рано или поздно долженъ произойти, вслдствіе успховъ образованности и просвщенія {Ibid стр. 8—9.}. Мы ничего не можемъ сказать по поводу этого фантастическаго плана, особаго значенія которому, повидимому, не придавалъ и самъ Тургеневъ, такъ какъ онъ больше нигд его не касался.

Мы кончаемъ обзоръ экономическихъ взглядовъ Тургенева, полагая, что онъ все же выяснилъ сущность либерализма нашего автора, и возвращаемся снова къ моменту его прізда въ Петербургъ въ 1816 году.

IV.

Мрачное настроеніе овладло Тургеневымъ очень скоро по прізд. Онъ былъ назначенъ помощникомъ статсъ-секретаря департамента Экономія Государственнаго Совта и такимъ образомъ сталъ близко къ правящимъ сферамъ. Здсь его сразу охватило впечатлніе мрака. Русская дйствительность слишкомъ мало располагала къ иллюзіямъ, и вра въ реформаторскую миссію самодержавія начинаетъ падать. 30-го ноября Николай Ивановичъ пишетъ Сергю Ивановичу: ‘все, что я здсь вижу, состояніе администраціи, патріотизма и патріотовъ и т. п.— все это весьма меня печалитъ и тмъ сильне, что не вижу и не нахожу даже подобныхъ или одинаковыхъ мнній въ другихъ. Невжество и въ особенности эгоизмъ одержатъ всхъ. Вс хлопочутъ, вс стараются, вс ищутъ, но вс, каждый для себя въ особенности — никто для блага общаго. Надъ теоріею, надъ нравственностью, надъ закономъ, надъ точнымъ и справедливымъ порядrомъ вещей смются и имютъ уваженіе только къ вол, къ власти и къ тому, что длается, несмотря на то, что длается дурно’. Такъ встртила русская дйствительность либерала Тургенева.

Однако, въ 1817 году, начинаютъ ходить слухи о предстоящемъ освобожденіи крестьянъ. 10-го мая Николай Ивановичъ пишетъ къ С. И.: ‘Вс эти слухи основываются на постановленіяхъ о Лифляндскихъ крестьянахъ. О нашихъ русскихъ ничего здсь не слышно, и ничего, кажется, не длается. Если бы было что-нибуць о семъ sur le tapis, и если бы я зналъ объ этомъ, то это усладило бы теперешнее мое существованіе скучное и ничтожное. Если бы что-нибудь было на то похоже, то это вселило бы въ меня надежду. Но нтъ ничего, а fiat justitia — справедливо… Но правительство все-же, хотя очень медленно, распространяло новое положеніе о крестьянахъ на вс губерніи Прибалтійскаго края, и это невольно способствовало слухамъ о предстоящемъ освобожденіи крестьянъ въ Россіи. 2-го сентября Н. И. пишетъ по этому поводу брату: ‘Дай, Богъ, чтобы это боле и боле распространялось. О рабств мужиковъ нашихъ нельзя вспомнить безъ ужаса, а вмст безъ удивленія, что въ Россіи оно существовать еще можетъ въ XIX вк я посл того, что Россія сдлала’. Вопросъ объ освобожденіи крестьянъ все боле интересуетъ Н. И., и онъ уже не относитъ его третье пятилтіе, а относится къ нему боле нетерпливо, хотя продолжаетъ настаивать на необходимости постепенныхъ мръ. Къ концу сентября слухи настолько уже распространились, что Тургеневъ въ дневник отъ 24-го сентября уже сообщаетъ, что, по слухамъ, объ этомъ будетъ объявлено при будущихъ выборахъ предводителямъ. Но онъ боится, что это слишкомъ ршительное средство, такъ какъ неизвстно, что скажутъ предводители. ‘Лучше бы,— говорить онъ,— кажется, начать множествомъ мелкихъ средствъ и, наконецъ, уже употребить главное. Напр., запретить отдлять крестьянъ отъ земли, объявивъ, что такое отдленіе длаетъ ихъ свободными. Запретить заводчикамъ, откупщикамъ и вообще разбогатвшимъ не-дворянамъ покупать деревни не иначе, какъ съ свободными крстья-нами, запретить имъ даже имть крпостныхъ. Потомъ постановить, чтобы и дворяне покупали имнія не иначе, какъ безъ крестьянъ, коихъ каждая продажа длаетъ свободными’. Но слухи скоро замолкли, и ни въ дневникахъ, ни въ письмахъ конца 1817 года не находимъ на нихъ указанія. И вмсто этого ужасные слухи о военныхъ поселеніяхъ, которые впервые заставляютъ Тургенева съ болью сознаться, что обожаемый имъ Александръ далеко не всегда хочетъ быть либеральнымъ. Въ дневник отъ 4 ноября онъ записываетъ: ‘Права собственности, права человчества забыты, а видовъ политики не замтно. Мн горько и то, что эти поселенія длаютъ по вол Государя. Я замчаю, что, несмотря на многое, я имю къ нему какое-то особенное чувство приверженности’. Это былъ первый серьезный ударъ нанесенный императоромъ Александромъ Тургеневу.

Въ связи съ этимъ Тургеневъ становится гораздо нетерпливе и въ своемъ отношеніи къ вопросу о конституціи. 20 октября онъ пишетъ въ своемъ дневник: ‘Меня гнететъ, уничтожаетъ мысль, что я при жизни своей не увижу Россію свободной на правилахъ мудрой конструкціи’. Теперь Николай Ивановичъ ищетъ почвы для проведенія въ жизнь своихъ взглядовъ. Онъ особенно сближается въ этотъ періодъ съ Н. И. Кривцовымъ и М. . Орловымъ. Съ этимъ послднимъ онъ пытается создавать нчто въ род органовъ общественнаго мннія. Для этого они избираютъ литературное общество ‘Арзамасъ’, включившее въ себя цвтъ тогдашней литературной интеллигенціи, сторонниковъ ‘новаго слога’, карамзинистовъ, и стараются заинтересовать это общество политикой. Въ письм Н. И. къ С. И. отъ 8 сентября содержится слдующее весьма любопытное сообщеніе: ‘Третьяго дня былъ у насъ еще Арзамасъ. Были предлагаемы программы, вс исключительно литературныя, и эта исключительность мн совсмъ не нравится, я предложилъ слдующую: ‘полазать заслуги Англіи и Франціи передъ Европою’. Тутъ будетъ говориться въ особенности о томъ, что Англія заставила любить свободу, а Франція ее ненавидть. Но надобно также упомянуть, что Франція своею революціею прочла такъ сказать для Европы полный курсъ управленія государственнаго и т. д. Я самъ взялъ обработать сію программу. Вижу, что это весьма трудно, и не надюсь за успхъ. Попробую. Орловъ предъ отъздомъ своимъ также предложилъ программу: ‘показать, что представительная система заключаетъ въ себ вс выгоды другихъ формъ правленія, существовавшихъ въ древнихъ и новыхъ временахъ, не имя ихъ недостатковъ и невыгодъ. За сію программу взялся также самъ Орловъ’.

Слухи объ освобожденіи крестьянъ заставляютъ Тургенева поднять этотъ вопросъ на засданіи Арзамаса. Въ дневник отъ 29 сентября (день рожденія Николая Ивановича — ему исполнилось 28 лтъ) читаемъ: ‘Третьяго дня былъ у насъ Арзамасъ. Нечаянно мы отклонились отъ литературы и начали говорить о политик внутренней. Вс согласны въ необходимости уничтожить рабство, но средства предлагаемыя не всмъ нравятся’. Н. И. тоже хотлъ-бы другихъ средствъ, ею, если нтъ выбора, готовъ примириться и съ этими. ‘Надобно всмъ благороднымъ людямъ споспшествовать правительству] въ семъ добромъ, дл мыслію и словомъ и дломъ. Цль добрая, но надобно, чтобы средства были сколь можно безвредны. Споспшествованіе не для правительства, а для самой вещи. Я, который не люблю хвалить никого по-пустому, еще мене правительство, всегда буду хвалить за желаніе уничтожить рабство, если, впрочемъ, это желаніе будетъ имть исполненіе’. Въ письм отъ 15 ноября къ Сергю Ивановичу Н. И. снова касается своей работы для Арзамаса. ‘Я написалъ объ этой программ кое-что, но безъ системы, безъ порядка. Орлова программа также хороша. Но я думаю, что онъ такъ же неудачно можетъ ее обработать, какъ я свою. Другіе члены наши лучше насъ пишутъ, но не лучше думаютъ, т. е. думаютъ боле всего о литератур’. Эти попытки внесенія политики въ засданія Арзамаса очень интересны: он показываютъ, что Тургеневъ находилъ уже нужнымъ нкоторую организацію общественнаго мннія. Въ письм отъ 15 декабря къ Сергю Ивановичу Н. И. говоритъ, что Арзамасъ въ послднее время не собирается. Попытка такимъ образомъ не увнчалась успхомъ.

И новый 1818 годъ Тургеневъ въ совершенно безнадежномъ состояніи. 3-го января онъ записываетъ въ своемъ дневник: ‘новый годъ встртилъ я безъ всякаго впечатлнія. Напротивъ того, мн что-то это число 1818 не нравится, и мн кажется, что этотъ годъ, подобно 1817-му, проведу я самымъ пустымъ и ничтожнымъ образомъ’, дкая иронія и негодованіе по поводу политики правительства звучитъ въ письм въ брату Сергю отъ 3-го февраля: ‘Кривцовъ разскажетъ теб о нашихъ успхахъ въ образованности, въ просвщеніи и вообще въ европеизм, разскажетъ о нашихъ невинныхъ мистикахъ, или попросту сказать, святошахъ, общество которыхъ недавно кто-то назвалъ русской Tugendbund! А ты ожидаешь успховъ ланкастеровой метод! Но, правда, есть способъ сдлать ихъ о ней заботливыми: представить, что она будетъ споспшествовать распространенію библіи. Полюбопытствуй и о новыхъ военныхъ поселеніяхъ, другой признакъ нашего цивизма и плодъ христолюбиваго девятнадцатаго віка. Все это, въ особенноси послднее, даетъ теб мру благополучія Россіи и счастья, ее постигшаго и впредь ожидающаго!’ Служба въ Государственномъ Совт оставляетъ только горькія впечатлнія въ душ Тургенева. 25 февраля онъ записываетъ одно изъ такихъ впечатлній: ‘Сего,дня по утру былъ я въ Совт, разсуждалъ о дл трафини Потоцкой. Министръ юстиціи князь Лобановъ длалъ странныя, или лучше сказать, справедливыя, но нсколько колкія, хотя и смшнымъ тономъ, замчанія свтлйшему и подлйшему президенту. Этотъ, бывъ прежде противнаго съ обоими Лобановыми мннія, сказалъ теперь, что подаетъ особое мнніе, желая согласить прежде свое мнніе съ мнніемъ министра такъ,— чтобы и овцы были цлы, и волки сыты. И это президентъ перваго мста въ Имперіи, но въ Имперіи самодержавной’! Чувство презрнія — вотъ что внушаетъ Тургеневу ‘высокое собраніе’ Государственнаго Совта. Поэтому съ удивленіемъ записываетъ онъ въ дневник 23-го сентября: ‘Сегодня въ Совт я былъ пріятно пораженъ разсужденіями графа. Милорадовича о рабств и о свобод. Онъ возставалъ противъ рабства, говоря съ Шишковымъ — этимъ идеаломъ откровенной глупости и откровенной подлости! Совтъ рдко меня такъ поражаетъ’!

Въ 1818 году снова поднялись слухи и шумъ. Совершенно неожиданно для всхъ раздались слдующія слова императора въ рчи передъ варшавскимъ сеймомъ: »Образованіе, существовавшее въ вашемъ краю, дозволило мн ввести немедленно то, которое я вамъ даровалъ, руководствуясь правилами законно-свободныхъ учрежденій, бывшихъ непрестанно предметомъ моихъ помышленій, и которыхъ спасительное вліяніе надюсь я при помощи Божіей распространить и на вс страны, Провидніемъ попеченію моему ввренныя’. Въ этихъ словахъ вс увидли общаніе конституціи для Россіи. 28-го марта Н. И. Тургеневъ записывалъ въ своемъ дневник первое свое впечатлніе съ чтенія этой рчи: ‘Вчера получили здсь рчь Государя въ Варшав при открытіи засданія представителей народныхъ. Въ ней много прекраснаго и такого, чего мы не ожидали, и что должно нравиться людямъ здравомыслящимъ. Нельзя не любить Государя, но нельзя и говорить, что его любишь, ибо не вс его за то же любятъ, за что я. Одно печально: чистйшая вода, проходя черезъ нечистые водопроводы, длается невкусной. Что если свобода придетъ въ Россію черезъ Польшу?’. Первое сомнніе, приходящее въ голову Тургеневу отъ варшавской рчи, это: какъ бы нечистый водопроводъ, т. е. Польша, не заразила чистую воду, т. е. русскую свободу. Мы не должны удивляться такому уподобленію: время посл 1812 года богато развитіемъ націонализма именно въ передовыхъ кругахъ.

Но нсколько дней спустя появились и другія сомннія. Такъ въ письм къ брату Сергю отъ 2-го апрля Николай Ивановичъ пишетъ: ‘У васъ врно извстна уже рчь Государя, произнесенная въ собраніи представителей Царства Польскаго. Вотъ и офиціально говорится о представительств! А у насъ чорта знаетъ, что каждый себ представляетъ! Англійскіе клубисты толкуютъ рчь по своему. ‘Добираются до насъ’ — говорятъ они, а я имъ отвчаю: ‘къ несчастью врядъ-ли доберутся’. Можно, по крайней мр, надяться, что можно будетъ объ этомъ писать, если кто захочетъ, къ тому-же и хамство {Это выраженіе Н. И. систематически употребляетъ на адресу реакціонеровъ} не будетъ такъ возставать на либеральныя идеи по расчетамъ не убжденія, а подлости. Однако и за то спасибо, въ ожиданіи дйствительной пищи мы хоть фразами питаемся. Я теперь желаю полякамъ всякаго благополучія въ ихъ теперешнихъ предлахъ, дабы Государь могъ съ успхомъ исполнить свое общаніе относительно Россіи. Хотя, впрочемъ, и чувствительно видть поляковъ, получающихъ то, чего нтъ у русскихъ, но у насъ есть рабство, которое не должно и слдовъ оставить, прежде, нежели народъ россійскій получитъ свободу политическую: сперва вс должны быть равны въ правахъ человческихъ. Это равенство важне и существенне всякаго другого’.

Итакъ, прежде всего Тургеневъ сомнвается въ исполненіи общаннаго, а затмъ снова подчеркиваетъ необходимость предварительнаго освобожденія крестьянъ. Скоро, однако, пошли снова слухи и объ этомъ. Но Тургеневъ теперь уже скептически относится къ нимъ. Вота что онъ пишетъ по этому поводу въ письм отъ 29 мая къ брату (Сергю: ‘Теперь опять возобновились здсь и въ Москв слухи объ освобожденіи крестьянъ. Поговорятъ, да перестанутъ, а порядокъ или, лучше сказать, безпорядокъ вещей остается все въ томъ же положеніи. Ты теперь врно уже прочелъ статью объ иностранныхъ крестьянахъ въ 17 No ‘Сына Отечества’. Ее писалъ одинъ мой пріятель {Статья принадлежала перу проф. А. П. Купицына.} и по моей просьб, но не я самъ, какъ думаетъ здшняя и московская публика. Хамы меня бранятъ. Порядочные люди говорятъ спасибо, хотя первыхъ и боле. Авторъ не хочетъ быть извстнымъ. А я говорю, что хотя и не я писалъ статью, но раздляю мысли сочинителя. Однако же начальство запретило цензур пропускать подобныя статьи какъ pour, такъ и contre. Охотники видть во всемъ успхи разума человческаго намчаютъ сіе и въ семъ запрещеніи, равно распространяющемся на pour и на contre. Но я этого ничего не замчаю. Впрочемъ, если бы правительство (не начальство) хотло что-нибудь длать, то можно согласиться и не пиратъ’. Такъ скептицизмъ по отношенію къ реформаторскимъ намреніямъ правительства ршительно торжествуетъ надъ врой и ожиданіемъ. И однако, въ конц года, опять умиленіе передъ новыми заявленіями императора. Въ дневник отъ 25 октября читаемъ: ‘читалъ я въ Гамбургскихъ газетахъ, что Государь нашъ сказалъ генералу Мезону: ‘наконецъ, вс народы должны освободиться отъ самовластія. Вы видите, что я длаю въ Польш и что хочу сдлать и въ другихъ моихъ владніяхъ’. Спасибо Государю, если справедливо, что онъ это сказалъ. Спасибо, спасибо, если точно иметъ сіи намренія’. И всего только за 4 дня до этого — 21-го — крикъ отчаянія: ‘Я спрашиваю у потомства, если оно будетъ счастливе насъ, можно ли было хоть на минуту вздохнуть свободно при такихъ обстоятельствахъ’?

Лтомъ 1818 года Н. И. Тургеневъ отправляется въ Москву, а оттуда въ свое имніе Симбирской губерніи. По дорог въ Москву онъ имлъ случай наблюдать военныя поселенія, он внушаютъ ему мысль, что вся наша русская жизнь состоитъ въ однхъ формахъ, пустыхъ и безсодержательныхъ. 3 іюля, находясь въ Москв, онъ записываетъ въ дневник: ‘Далеко отъ меня осуждать того, кто отчасти предписалъ сіи формы. Нтъ! право, нтъ! ласковое его обращеніе съ женщинами въ поселенныхъ деревняхъ представляетъ мн новое доказательство его добросердечія. Онъ думаетъ, что поселенія нужны, но видитъ также, что и крестьяне отъ того Терпятъ, онъ старается утшить ихъ ласкою, полагая, что благосостояніе сихъ несчастныхъ приноситъ въ жертву великаго цлаго. Такъ и здсь. Онъ веллъ открыть каналы, но не могъ знать того, что земля вынутая выбросится на дорогу и испортитъ ее еще боле. Нельзя довольно твердить людямъ, что laissez faire — laissez passer хорошо везд, въ особенности, у насъ, гд почти только то и хорошо, что длается само собой. Пусть эгоисты и глупцы смются надъ тми, кто желаетъ и любить конституціи. Слово не вещь. Говоря: мы хотимъ конституціи, мы не говоримъ: мы хотимъ того, что въ Англіи, въ Америк, но мы хотимъ порядка, справедливости, устройства, не разумемъ того, чтобы сіе устройство было доставлено тми же средствами, какъ въ Англіи и Америк, но средствами, удобными и нужными для Россіи…’ Такъ мысль о конституціи, какъ, результатъ разочарованія въ либеральной политик самодержавія, все боле занимаетъ Тургенева.

Пріхавъ въ Симбирскую губернію, Тургеневъ приходитъ къ зіажлюченію о необходимости перевести своихъ крестьянъ на оброкъ, на что осенью получаетъ согласіе братьевъ.

Петербургская жизнь снова обнаружила передъ Тургеневымъ господство реакціи во всей ея отвратительной нагот, а потребность дятельности для осуществленія своихъ идей попрежнему говорила въ немъ громко. 31-го декабря ему приходитъ въ голову мысль объ основаніи новаго общества. Онъ пишетъ въ дневник: ‘Часто мы думаемъ: вотъ объ этомъ хорошо что-нибудь написать, объ этомъ хорошо что-нибудь сдлать и т. д., и мысль наша пропадаетъ съ желаніемъ. Часто мы почитаемъ полезнымъ, чтобы Россія узнала что-нибудь о такомъ-то кра, о такомъ-то народ, часто мы желаемъ, чтобы кто-нибудь занялся такимъ-то предметомъ. Но все сіе остается безъ дйствія, и потому единственно, что желаній мы можемъ имть много, между тмъ, какъ средства къ исполненію всегда недостаточны или ограничены. Для того, чтобы полезныя идеи не пропадали для Россіи, надобно, чтобы он были излагаемы на бумаг и сообщаемы публик, и для сего нужно, чтобы средства, исполненія соотвтствовали намреніямъ. Одинъ человкъ въ отдльности навсегда останется при однихъ желаніяхъ, потому что одинъ иметъ всегда весьма мало средствъ въ исполніенію, т. о. что одинъ можетъ имть много идей, но мало можетъ написать сообщить публик. Иногда даже великое множество идей, представляющихся каждому размышляющему человку, препятствуетъ, изложенію хотя одной изъ нихъ, потому самому, что, затрудняясь въ выбор изъ множества, обыкновенно человкъ не выбираетъ ничего. Такимъ образомъ, все остается въ идеяхъ, ничто не переходитъ въ дйствительность. Одно только соединеніе людей въ одно цлое можетъ дать усиліямъ каждаго въ особенности силу и дйствіе, раздленіе работы учредитъ порядокъ въ занятіяхъ и будетъ залогомъ возможнаго успха’. Организаціей такого общества, служащаго органомъ пропаганды либеральныхъ идей, Тургеневъ предлагаетъ заняться людямъ, ‘любящимъ свое отечество и желающимъ ему блага’.

Мысль эта въ конц концовъ приняла опредленную форму намренія издавать журналъ. Въ январ 1819 года Тургеневъ уже принимаетъ мры къ осуществленію этого намренія: онъ организуетъ журнальное общество. 21-го января состоялось уже первое собраніе общества. Тургеневъ записываетъ въ дневник въ тотъ-же день: ‘Сегодня мы собирались. Я пришелъ прежде всхъ. Мало-помалу собрались и другіе. Я усталъ, говоря сперва однимъ, потомъ другимъ о журнал. Результатъ всего тотъ, что по каждой части есть одинъ главный редакторъ, хотя три части и представляются только двумя: мною и Куницынымъ. Шуму было немного. Черезъ дв недли положено опять собраться, а между тмъ, работать, приготовлять статьи. Что-то изъ всего этого выйдетъ!’ О программ этого журнала Николай Ивановичъ пишетъ брату Сергю 24 января: ‘Мн пришла мысль издавать журналъ. Главная цль сего состоитъ въ томъ, чтобы распространить у насъ здравыя идеи политическія. Для сего составныя части журнала будутъ: Политика, Политическая Экономія, Финансы, Юриспруденція, Исторія, Философія. Сія послдняя статья будетъ состоять изъ разсужденій о воспитаніи и изъ литературы. Я сообщилъ мою идею Куницыну. Онъ ее принялъ. Сверхъ того, присоединились къ намъ нсколько молодыхъ людей, бывшихъ воспитанниковъ лицея, и нсколько офицеровъ. Изъ нихъ мало умющихъ писать хорошо. — Но вс вообще имютъ хорошія правила и охоту. Жуковскій участвуетъ по литератур. Я много надюсь на корреспондентовъ, въ особенности, на кн. вяземскаго… Вс статьи должны имть цлью свободомысліе’… Такимъ образомъ, журналъ долженъ былъ способствовать распространенію либеральныхъ идей. Однако, уже въ письм къ С. И. отъ 23-го февраля Николай Ивановичъ жалуется, ‘что цензура теперь здсь слишкомъ строга., или, хуже сказать, правила ея совершенно неизвстны, потому что цензурному Уставу не слдуютъ, а боле руководствуются предписаніями министра’. Въ письм отъ 3-го марта Николай Ивановичъ сообщаетъ, что онъ взялъ темой себ ‘обозрніе теперешняго состоянія государствъ европейскихъ’, но что служба его ршительно мшаетъ ‘такого рода спекулятивнымъ занятіямъ’. И въ письм отъ 23-го марта Тургеневъ не можетъ ничего сообщить утшительнаго о журнал. ‘Общество наше’,— пишетъ онъ,— ‘которое, впрочемъ, еще не есть общество, собиралось раза два. Мы слушали три или четыре піесы. Одна изъ нихъ только хороша. Другія слишкомъ ученическія. Да иначе и быть не можетъ, потому что охотники-издатели вс молодые люди, по большей части офицеры, имютъ мало опытности въ литератур’. Такъ постепенно дло съ изданіемъ журнала заглохло. Тургеневу-же мшало работать еще взятіе имъ въ ма 1819 года на себя новой должности — начальника 3-го отдленія канцеляріи министра финансовъ.

Мсто это предложилъ Тургеневу самъ министръ финансовъ графъ Гурьевъ, черезъ своего зятя, графа Нессельроде. Служба ота отнимала у него очень много времени. Гд же тутъ было заниматься журналомъ! И, однако, политическая реакція и неисполненіе общаній все боле способствуютъ росту радикальнаго настроенія Тургенева. Въ дневник отъ 21 іюня онъ пишетъ: ‘Политическій горизонтъ въ Россіи боле и боле темнетъ, и, скучая, ходить во тьм, я боюсь, чтобы къ этой тьм не привыкнуть. Но надобно-ли этого бояться? Конечно! Лучше, видя несчастіе отечества, чувствовать это несчастіе, нежели оставаться хладнокровнымъ’… Въ тотъ-же день у него вырываются слдующія строки: ‘Неужели славный, умный, добрый народъ нашъ не возвысится до истиннаго своего достоинства? Вс люди, чувствующіе добро, любящіе честь отечества, должны сдлаться жертвою какого-то остервеннія, къ которому ведутъ тоска, негодованіе, неудачи въ добрыхъ предпріятіяхъ’… Все боле и боле Тургеневымъ овладваетъ мысль, что либеральная программа и политика несовмстимы съ самодержавнымъ образомъ правленія. 24-го мая онъ пишетъ Сергю Ивановичу: ‘Ты можешь узнать отъ Н. С., какіе гигантскіе планы приводятся у насъ въ исполненіе относительно управленія города. Ломаютъ, строють и т. д., а при всемъ томъ, мы хотимъ и погашенія долговъ, и улучшенія администраціи. Я думалъ, что министръ финансовъ, устроившій новую комиссію погашенія долговъ, длающую займы и проч., забылъ простую истину, или думалъ, что эта истина не сбудется у насъ, а именно: ‘что въ самодержавномъ правленіи столь-же трудно имть систему кредитную, какъ развить виноградники и лимонные сады на берегахъ Невы’. Въ этомъ не люди виноваты, но самая вещь. Институціи — все, люди — ничего. Каковы институціи, таковъ и каждый гражданинъ. Береза никогда не принесетъ апельсиновъ. Это не многіе понимаютъ, потому что люди самолюбивы и думаютъ, что они могутъ длать все, когда они, при лучшей вол, сами собою ничего длать не могутъ. Поэтому, если хотятъ плода, должны насаждать, если хотятъ имть хорошее управленіе, кредитъ и проч., должны ввести конституцію. Люди могутъ только насаждать, но, не посявъ, не могутъ собирать. самодержавное правленіе такъ несогласно съ счастіемъ гражданскимъ, что самыя великія качества Государя самодержавнаго не дйствительны для пользы государства, между тмъ, какъ малйшія слабости, отъ которыхъ никто не свободенъ, причиняютъ невроятный вредъ’. Такую окраску подъ вліяніемъ реакціи принимаетъ политическое настроеніе Тургенева. Вмсто прежней мысли, что самодержавіе можетъ дать хорошіе законы, реформировать внутреннее управленіе и освободить крестьянъ, теперь утвержденіе, что самодержавіе ‘не согласно съ счастіемъ гражданскимъ’. Вмсто прежней надежды на добрую волю монарха, теперь утвержденіе, что ‘самыя великія качества Государя самодержавнаго не дйствительны для пользы Государства’…

Въ письм къ Сергю Ивановичу отъ 26 іюня Николай Ивановичъ опять критикуетъ политику своего новаго начальника — министра, финансовъ. ‘Система кредита, нын у насъ основанная, есть игрушка въ сравненіи съ тми важнйшими перемнами, которыя должны бы у насъ быть. (Министръ финансовъ иметъ въ своемъ вдомств казенныхъ удльныхъ и арендныхъ крестьянъ. Лучше бы кредита основать ихъ благоденствіе. Арендные въ особенности несчастливы и хуже даже помщичьихъ. На горныхъ заводахъ продолжаютъ работать казенными работниками, т. е. рекрутами и солдатами. Надобно намъ прежде основать свой кредитъ въ отношеніи жъ человчеству. Впрочемъ, и уменьшеніе количества ассигнацій хорошо) и нужно. Но бда въ томъ, что расходы у насъ зависятъ не отъ закона, а отъ произвола. Слд., министръ финансовъ долженъ бы боле сообразоваться съ этимъ обстоятельствомъ. Онъ гаситъ или жжетъ ассигнаціи, а вмст съ тмъ перестраиваютъ половину Петербурга и содержатъ 1 м. войскъ. Что тутъ за система и въ особенности кредитная’! Отрицательное отношеніе къ политик правительства вызываетъ временно у Тургенева даже озлобленіе по поводу все еще продолжающагося сверху произнесенія либеральныхъ фразъ, столь противорчившихъ истинному положенію длъ. 7-го августа, вспомнивъ слова Екатерины II: ‘лучше простить 10 виновныхъ, нежели наказать одного невиннаго’, онъ пишетъ: ‘въ то время, когда Императрица Екатерина II произнесла сія незабвенныя слова, владычество фразы не было еще распространено въ такой степени, какъ впослдствіи. Въ то время фразы укрывались въ скромныхъ рчахъ академическихъ, въ описаніи красотъ природы, въ одахъ на торжественные случаи и т. п. Французская революція, ниспровергнувшая нсколько престоловъ, на развалинахъ ихъ соорудила блестящій тронъ фразы, и даже тогда, когда счастіе основало для солдата-деспота новый тронъ во Франціи, фраза удержала свое могущество и вновь воцарилась вмст съ грознымъ питомцемъ Беллоны. Нельзя не удивляться важности вліянія, которое имли фразы на важнйшія происшествія Европы въ послднія времена, особливо въ отношеніи къ французамъ… Фразы не спасли того, чему предопредлено было погибнуть. Т, которымъ нравилось легкое искусство управлять умами посредствомъ фразы, хотли поддержать ея владычество, продолжали говорить попрежнему, но усилія ихъ быки тщетны, и, наконецъ, дошло до того, что нын никто фразамъ не вритъ. Не надобно однако же думать, чтобы отъ сего охота говорить фразы уменьшилась. Опытъ намъ доказываетъ совершенно противное. Разница состоитъ въ томъ, что прежде фразы имли свое дйствіе: нын он только что скучны’.

Такое опредленно-отрицательное отношеніе къ либеральнымъ фразамъ реакціоннаго правительства и не мене опредленное, какъ будто, разочарованіе въ самой возможности для самодержавія либеральной политики повлекли за собой вступленіе Н. Тургенева въ тайное общество ‘Союзъ Благоденствія’.

Мы не будемъ касаться здсь обстоятельствъ этого вступленія и вообще роли Тургенева въ тайномъ обществ, а также и вопроса о цнности его воспоминаній, объ этомъ, столь роковомъ для него эпизод его жизни. Мы коснемся лишь настроенія Тургенева въ этотъ моментъ. Впослдствіи въ своихъ воспоминаніяхъ Н. И. Тургеневъ говорилъ, что онъ поднималъ въ Союз Благоденствія вопросъ объ освобожденіи крестьянъ. О своемъ же отношеніи къ политической свобод онъ говоритъ слдующее: ‘Что касается до дискуссій о политической свобод и о конституціяхъ, то я былъ слишкомъ поглощенъ вопросомъ о рабств, чтобы много заниматься ими. Если мы могли сдлать упрекъ по этому поводу, то это могло бы коснуться лишь равнодушія къ этимъ дискуссіямъ. Я, конечно, имлъ опредленныя убжденія но главнымъ вопросамъ политической организаціи, о представительств, о свобод печати, равенств предъ закономъ, объ организаціи законодательной, исполнительной и судебной власти, я не отказался бы дйствовать, даже жертвовать собою, чтобы мы получили учрежденія, могущія гарантировать эти великіе интересы, какъ только было бы уничтожено рабство, но при существованіи рабства вс мои мысли единственно были сосредоточены надъ тмъ, что я считалъ наибольшимъ зломъ,(требовавшимъ наиболе быстрыхъ средствъ {‘La Russie et les Russes’ t. I, p. 38.}’. Приведенныя нами выдержки изъ дневниковъ и писемъ свидтельствуютъ о чемъ угодно, но только не о равнодушіи къ политической свобод. Если Тургеневъ дйствительно напиралъ на вопросъ объ освобожденіи крестьянъ, то это потому, что многіе члены общества затушевывали этотъ вопросъ, но онъ совсмъ не отодвигалъ вопроса о конституціи, какъ длалъ это въ 1816 году. Также и къ заговорамъ и бунтамъ Тургеневъ не относился, какъ къ ‘тупости въ эту эпоху, хотя нкоторая доля скептицизма и неврія въ ихъ результатъ въ немъ жила, но онъ какъ будто цнитъ ихъ независимо отъ результата. Въ письм къ брату Сергю отъ 26 іюня мы находимъ безнадежный отзывъ о правительств и нкоторую надежду на ‘силу обстоятельствъ’. ‘… бдная масса русскаго народа терпитъ ужасныя бдствія. Разспроси только о военныхъ поселеніяхъ. А тотъ, которымъ восхищалась Европа, и который былъ для Россіи нкогда надеждою — какъ онъ измнился!— однимъ словомъ теперь нельзя ничего предвидть хорошаго для Россіи. Можетъ быть сила обстоятельствъ что-нибудь сдлаетъ. Но кто можетъ знать, что это что-нибудь будетъ и когда!’ А въ дневник отъ 2 октября: Тургеневъ какъ будто признаетъ, что, если онъ и его единомышленники ничего не добьются, то все же надо жертвовать, чмъ могутъ. ‘Мы должны длать то, что можемъ. Если мы ничего длать не можемъ, то мы можемъ длать пожертвованія: этого никто намъ запретить не можетъ. Но дабы длать дйствительныя пожертвованія, для сего надобно имть силу духа и энтузіазмъ къ добру. Мы теряемся въ мечтаніяхъ, въ фразахъ. Дйствуй, дйствуй по возможности и — тогда только получишь право говорить. Но есть ли въ насъ сила духа, есть ли энтузіазмъ? Словамъ врить нельзя и не должно. Должно врить дламъ. Если мы не насладимся плодами дйствій нашихъ, то мое утшеніе, о, сограждане, любящее отечество! омы утшимся нашими пожертвованіями, ею для сего нужно, чтобы они были, для насъ чувствительны’. Ничто такимъ образомъ не показываетъ, чтобы въ этотъ моментъ Н. И. Тургеневъ такъ же третировалъ, какъ ‘ребячество’, мечты своихъ тогдашнихъ товарищей, какъ онъ это длалъ впослдствіи, когда вдали отъ родины къ нему вернулось ‘трезвое’ настроеніе. Въ этотъ моментъ, наоборотъ, мысль о томъ или иномъ выступленіи ему, повидимому, совсмъ не была чужда. Онъ уже не думалъ, какъ прежде, что народъ долженъ молча ждать благодяній правительства, хотя надо помнить, что и теперь не было рчи о народномъ движеніи, а подготовлялось революціонное выступленіе того же дворянства въ форм военнаго заговора. Ставъ заговорщикомъ, Н. И. Тургеневъ не сталъ демократомъ. А симпатіи будущихъ декабристовъ — въ томъ числ и Н. Тургенева — къ военному заговору были подогрты военной революціей въ Испаніи.

5 января 1820 года Тургеневъ заноситъ въ свой дневникъ слдующія строки, вызванныя первыми извстіями о возстаніи:. ‘Въ Гишпаніи возстало нсколько полковъ. Опять ли все погибнетъ? И надолго ли?’ 28 февраля онъ творитъ съ негодованіемъ, что убійство герцога Беррійскаго во Франціи отвлекаетъ вниманіе русской публики отъ испанскихъ событій. ‘Ужасное происшествіе парижское отвлекло вниманіе нашей публики отъ Гишпаніи. Вообще для этой истинной черни понятне смертоубійство, нежели народъ, возставшій къ свобод. Какъ и глупа и смшна эта русская публика!’ Намъ кажется, что эти слова о ‘народ, возставшемъ къ свобод’, сказанныя съ несомнннымъ сочувствіемъ, ясно знаменуютъ перемну отношенія Н. И. Тургенева къ революціоннымъ выступленіямъ. Наконецъ, объявленіе конституціи кортесовъ вызываетъ еще боле сочувственныя строки въ дневник отъ 24 марта: ‘вчера получили здсь извстіе, что король гишпанскій объявилъ конституцію кортесовъ. Слава теб, славная армія гишпанская! Слава гишпанскому народу! во второй разъ Гишпанія доказываетъ, что значилъ духъ народный, что значитъ любовь къ отечеству. Бывшіе ныншніе инсургенты (какъ теперь назовутъ ихъ? Надобно спроситъ у Фуше), сколько можно судить по газетамъ, вели себя весьма благородно. Объявили народу, что они хотятъ конституціи, безъ которой Гипшанія не можетъ быть благополучна, объявили, что, можетъ быть, предпріятіе ихъ не удастся, (они погибнутъ вс жертвами за свою любовь къ отечеству, но что память объ ихъ предпріятіи, память о конституціи, о свобод будетъ жить, останется въ сердц гипшанскаго народа’. Врядъ ли можно сомнваться, что эти строки заключаютъ въ себ, помимо оцнки испанскаго возстанія, апологію уже назрвшаго военнаго заговора въ Россіи.

Но не слдуетъ думать, что Н. И. Тургеневъ уже совершенно отказался отъ мысли воздйствовать на абсолютную власть. Мы говорили уже, что, склоняясь къ мысли о возможности революціоннаго выступленія, онъ все же относится нсколько скептически къ вопросу о возможныхъ его результатахъ. Хотя онъ и считалъ цннымъ такое выступленіе независимо отъ его результатовъ, ею, какъ практикъ по, преимуществу, хотлъ достичь чего-нибудь осязательнаго. Имъ владло лишь минутное настроеніе, по существу же въ его натур не было ничего того, что нужно для участія въ движеніи, могущее оказать лишь идейное вліяніе на послдующія поколнія и завдомо безнадежномъ въ смысл непосредственныхъ результатовъ, онъ не былъ революціонеромъ по духу, и потому готовъ былъ при первомъ удобномъ случа снова обратиться къ ‘либеральному’ воспитаннику Лагарда. Такой случай представился. Въ конц 1819 года графъ Міилорадовичъ предложилъ И. И. Тургеневу составить записку по крестьянскому вопросу для представленія государю. Тургеневъ принялъ предложеніе, и результатомъ явилось ‘Нчто о крпостномъ состояніи въ Россіи’, куда Николай Ивановичъ вложилъ вс свои старыя любимыя мысли по крестьянскому вопросу. Записка эта — квинтъ-эссенція его взглядовъ на этотъ вопросъ въ ту эпоху. И, конечно, когда онъ обращается къ царю, онъ говоритъ снова, какъ ученикъ Штейна долженъ былъ говорить русскому самодержцу.

Остановимся на этой записк. Вотъ ея основныя мысли. Существуютъ двоякаго рода права: политическія и человческія.

Дворянство, купечество, мщанство и даже крестьяне свободные, т. е. казенные, пользуются въ Россіи правами человческими, первые два класса отчасти и политическими. ‘Надобно ли желать распространенія сихъ правъ политическихъ? Дабы но совсти разршить вопросъ сей, надобно вспомнить, что Россія съ горестью взираетъ на нсколько милліоновъ сыновъ своихъ, которые не имютъ даже и правъ человческихъ. Всякое распространеніе политическихъ правъ дворянства было бы неминуемо сопряжено съ пагубою для крестьянъ, въ крпостномъ состояніи находящихся. Въ семъ то смысл власть самодержавная есть якорь спасенія для отечества вашего. Отъ нея, и отъ нея одной мы можемъ надяться освобожденія вашихъ братій отъ рабства, столь же несправедливаго, сколь и безполезнаго. Гршно помышлять о политической свобод тамъ, гд милліоны не знаютъ даже и свободы естественной’ {Цит. по Русскому Заграничному Сборнику, ч. V, тетр. II, 1862 г. стр. X—XI. Вс дальнйшія цитаты этой записки оттуда-же.}. Касаясь положенія крпостныхъ крестьянъ, Тургеневъ прежде всего говоритъ о крестьянахъ, приписанныхъ къ фабрикамъ и заводамъ. И здсь онъ, какъ сторонникъ идей либеральной политической экономіи, возстаетъ противъ принудительнаго труда. ‘Пренія, на ложныхъ умствованіяхъ основанныя, понятія о государственномъ хозяйств, извиняютъ сей порядокъ вещей. Не только у насъ, но и во всей Европ правительства жертвовали прежде всмъ для учрежденія фабрики мануфактуръ. Разлившійся свтъ наукъ политическихъ убдилъ Европу, что богатства народныя рождаются не отъ фабрикъ, а отъ свободы промышленности и торговли. Россійское правительство лучше многихъ другихъ постигло сію великую истину и приводитъ ее въ дйство, но слды ложной системы остались, и крестьяне продолжаютъ принужденно, безъ добровольной платы, часто и совсмъ безъ платы, работать на фабрикахъ, которыя никому нигд, кром самихъ фабрикантовъ, никакой прибыли не приносятъ’. Переходя къ вопросу о положеніи крестьянъ оброчныхъ и пахотныхъ, онъ указываетъ, что положеніе оброчныхъ лучше. Это доказывается хотя бы тмъ, что русское законодательство ими почти не занимается, тогда какъ Павелъ I обратилъ вниманіе на пахотныхъ, ограничивъ барщину тремя днями въ недлю. Въ вопрос о происхожденіи въ Россіи крпостного права Тургеневъ (какъ и Сперанскій) весьма справедливо разграничиваетъ прикрпленіе къ земл — съ одной стороны — и крпость помщику — съ другой. Онъ пишетъ: ‘никогда законъ не водворялъ рабства въ Россіи, что еще за 150 лтъ вс крестьяне были свободны, что сначала они для порядка, котораго тогдашнее правительство не могло утвердить иными, боле справедливыми средствами, что для сего порядка крестьяне были приписаны къ земл, но еще не отданы чрезъ то въ собственность помщикамъ, которымъ принадлежала одна только земля, что впослдствіи сіе приписаніе къ земл мало-по-малу и совсмъ не по законамъ, а по нраву сильнаго обратилось въ рабство. Если же сія часть исторіи нашего отечества обработана несовершенно и не въ настоящемъ вид, то сіе происходитъ только отъ того, что исторію пишутъ не крестьяне, а помщики’. Послднее замчаніе очень мтко и справедливо. Положеніе крестьянъ пахотныхъ, по словамъ Тургенева, ужасно. Законъ Павла I о трехдневной барщин не соблюдается. ‘На защиту предводителей дворянства крестьяне, особенно въ губерніяхъ, мало могутъ имть надежды. Предводитель избирается дворянами, дворянамъ не могутъ быть пріятны жалобы на одного или нсколькихъ членовъ ихъ сословія, ложный esprit de corps скоре побудитъ ихъ къ несправедливости, нежели къ обвиненію ихъ собрата’. И это справедливо. Также тяжело и ужасно, по словамъ Тургенева, и положеніе дворовыхъ людей. Переходя къ необходимости для улучшенія положенія крестьянъ къ мрамъ, Тургеневъ прежде, всего останавливается на необходимости оградить крестьянъ отъ изнуренія работою. Для этого надо: 1) подтвердить законъ Павла I о трехдневной барщин съ присовокупленіемъ, что крестьянинъ, работающій три дня въ недлю на помщика, боле никакими повинностями ему не обязанъ, 2) не допускать къ работ дтей отъ 10—12 лтъ, 3) обязать помщиковъ ежегодно представлять предводителю точныя свднія о повинностяхъ ихъ крестьянъ, предводитель обязанъ разсматривать ихъ вмст съ губернаторомъ, который представляетъ ихъ министру внутреннихъ длъ, посл чего он печатаются.

Затмъ Тургеневъ переходитъ къ вопросу о продаж крестьянъ безъ земли. ‘Весьма полезно было бы,— говоритъ онъ,— запретить совершенью всякую продажу людей, иначе, какъ цлыми селеніями. Вмст съ симъ надлежало бы постановить, что и за казенныя взысканія люди продаваемы быть не могутъ, или, что еще лучше, такихъ людей, кои по казеннымъ взысканіямъ должны быть подвергаемы продаж съ публичнаго торга, отпускать на волю, каин же зачитать за нихъ но взыскиваемой сумм положенныя рекрутскія деньги. Дале должно постановить, что человкъ, не имющій недвижимой собственности въ деревняхъ, не можетъ покупать, ‘законъ долженъ опредлить, что каждый человкъ, проданный или купленный или закабаленный несогласно съ симъ закономъ, чрезъ сіе самое длается свободнымъ’. Вмст съ этимъ надо запретить вообще какое бы то ни было отдленіе крестьянъ отъ земли, напр., взятіе ихъ во дворъ, объявивъ, что такое отдленіе длаетъ ихъ свободными. Касаясь затмъ вопроса о дурномъ обращеніи съ крестьянами, Тургеневъ предлагаетъ совершенно освободить отъ домашнихъ наказаній дворовыхъ, живущихъ въ городахъ, предоставивъ это дло полиціи. Для обезпеченія крестьянъ въ деревняхъ отъ произвола помщика долженъ быть порученъ надзоръ особому правительственному чиновнику, подъ именемъ комиссара министерства внутреннихъ длъ, назначаемому самимъ министромъ. Жалобы крестьянъ поступаютъ на разсмотрніе къ комиссару, который докладываетъ ихъ особому комитету, состоящему, кром него самого, изъ губернатора и губернскаго предводителя дворянства. Здсь комиссаръ представляетъ интересы крестьянъ, предводитель — дворянъ, а губернаторъ — безпристрастной власти. Если жалоба будетъ признана справедливой, предводитель принимаетъ мры къ защит крестьянъ. Затмъ Тургеневъ считаетъ необходимымъ допустить обсужденіе вопроса о крпостномъ прав въ печати. ‘Вообще весьма нужно и полезно было бы допустить разсужденія въ журналахъ и въ книгахъ относительно крпостного состоянія и способовъ улучшенія онаго, съ тмъ, однако же, чтобы сіи разсужденія, согласно съ правилами цензурнаго устава, были излагаемы съ умренностью и приличіемъ’ {Курсивъ мой.}. Касаясь вопроса освобожденія крестьянъ вообще, Тургеневъ говоритъ: ‘Правительство могло бы издать полныя правша, по коимъ помщики могли бы обращать крестьянъ въ вольныхъ хлбопашцевъ. Сіи правила, ограждая выгоды крестьянъ, должны оградить и выгоды помщиковъ и предоставить, какъ крестьянамъ, такъ равно и помщику, законные способы и возможность искать и получать удовлетвореніе, скорое и полное, во взаимныхъ ихъ жалобахъ и неудовольствіяхъ’.

‘Въ семъ предлагаемомъ новомъ устройств вольныхъ хлбопашцевъ правительство могло бы взять на себя большую часть обязанностей помщиковъ въ отношеніи къ крестьянамъ, какъ-то: управленія ими, разбора, взаимныхъ споровъ, длъ и такъ дале. Помщикъ же, удержавъ за собою собственность земли {Курсивъ мой.}, заключалъ бы съ живущими на ней крестьянами добровольныя условія, которыя состояли бы подъ защитою и покровительствомъ правительства. Тогда нужно было бы опредлить точне право перехода крестьянъ съ одного мста на другое, право, которымъ наши крестьяне, конечно, не воспользуются безъ крайней нужды, потому что привязанность къ мсту рожденія, свойственная вообще всмъ людямъ, свойственна и нашимъ крестьянамъ даже до суеврія’. Подчеркивая снова важность обсужденія этого вопроса въ печати, Тургеневъ увряетъ, что ‘благонамренныя и пристойныя сужденія о предметахъ сего рода въ журналахъ и книгахъ могли бы принести великую пользу, вреда же никакого, какъ потому, что читатели состоятъ изъ людей, не принадлежащихъ къ крпостному состоянію, такъ особенно потому, что обнаруженія таковыхъ истинъ, и обнаруженіе скромное и безпристрастное, никогда никакого вреда причинить не можетъ: такъ какъ лучи солнца не вредятъ темнот ночной, хотя, конечно, тьма исчезаетъ передъ свтомъ’. Кончаетъ Тургеневъ увренностью, что рано или поздно рабство падетъ.

Такимъ образомъ, основныя положенія записки слдующія: 1) Расширеніе политическихъ правъ дворянъ было бы вредно для крестьянъ. Самодержавіе должно взять на себя иниціативу освобожденія крестьянъ. 2) Принудительный трудъ на фабрикахъ и заводахъ противорчитъ свобод промышленности и торговли. 3) Положеніе крестьянъ оброчныхъ лучше, чмъ пахотныхъ. 4) Интересы крестьянъ предводителемъ дворянства не защищаются. 5) По закону крестьяне крпки земл, а не лицу. Вслдствіе этого предлагается: 1) оградить крестьянъ отъ злоупотребленій по изнуренію ихъ работой подтвержденіемъ закона Павла I, ограниченіемъ дтскаго труда и оглашеніемъ ежегоднаго списка крестьянскихъ повинностей, 2) запретить какое бы то ни было отдленіе крестьянъ отъ земли, объявивъ, что такое отдленіе длаетъ ихъ свободными, 3) вврить охрану крестьянскихъ интересовъ правительственному чиновнику, 4) допустить возможность умреннаго обсужденія вопроса въ печати, 5) составить правила объ условіяхъ освобожденія отдльными помщиками своихъ крестьянъ, сохраняя ври этомъ землю за помщикомъ.

Не вдаваясь въ лишнія разсужденія по поводу записки, скажемъ, что предварительныя объясненія въ ней лишь подтверждаютъ высказанное нами раньше мнніе, что именно интересы экономическаго развитія побуждали Тургенева относиться отрицательно къ крпостному праву, и это же обстоятельство настраивало его враждебно къ мысли о сословной дворянской конституціи. Вс же предлагаемыя мры лишній разъ подчеркиваютъ боязнь радикальнаго разршенія крестьянскаго вопроса: 1) предлагается рядъ постепенныхъ мръ, лишь подготовляющихъ освобожденіе, 2) нтъ освобожденія, какъ общегосударственной мры, а предлагается лишь переработка стараго закона о вольныхъ хлбопашцахъ, 3) освобожденіе, когда оно происходитъ, совершается ршительно безъ земли, 4) охрана крестьянскихъ интересовъ ввряется бюрократіи, 5) обсужденіе вопроса въ печати отнюдь не должно быть радикальнымъ, а должно руководствоваться цензурнымъ уставомъ и 6) умренное обсужденіе не вредитъ, такъ какъ крестьяне статей не читаютъ. Нужны ли еще комментаріи? Неужели еще не ясно, что защита крестьянскихъ интересовъ совершенно чужда Н. И. Тургеневу, и что мотивы, заставлявшіе его относиться отрицательно къ крпостничеству, совсмъ другіе?

Какъ же отнесся государь къ записк Н. И. Тургенева? Прочитавъ ее, онъ поручилъ графу Милорадовичу передать его благоволеніе автору и сказалъ, что онъ выберетъ самое лучшее изъ поданныхъ ему записокъ по этому вопросу и что-нибудь сдлаетъ для крпостныхъ. Это, конечно, такъ и осталось общаніемъ.

Однако, къ маю 1820 года относится еще одна попытка оказать вліяніе на императора въ этомъ направленіи. Группа весьма вліятельныхъ аристократовъ, къ которой принадлежали гр. М. С. Воронцовъ, кн. А. С. Меньшиковъ, гр. С. С. Потоцкій, кн. П. А. Вяземскій, и къ которой примкнули и братья Тургеневы, Александръ и Николай Ивановичи, ршили открыть подписку подъ прошеніемъ государю о разршеніи имъ составить общество для содйствія освобожденію крестьянъ. Предварительно Воронцовъ предупредилъ государя, и запасся его сочувствіемъ. Записку было поручено составить Н. И. Тургеневу.

Когда, однако, Воронцовъ явился второй разъ къ государю, Александръ Павловичъ объявилъ ему, что подписка не нужна, общество излишне, каждый изъ нихъ можетъ дйствовать за себя я подавать соотвтствующіе проекты министру внутреннихъ длъ {См. въ извстіяхъ отд. рус. яз. и слов. Имп. Академіи Наукъ т. XII кн. I Спб. 1908. Статья H. К. Кулымана. Изъ исторіи общественнаго движенія при Александр I стр. 100—101. Статья съ исчерпывающей полнотой освщаетъ этотъ эпизодъ и особенно разрушаетъ легенду, пущенную въ оборотъ Герценомъ, объ участіи въ этомъ дл В. Н. Каразина.}. Тяжелое впечатлніе, произведенное этимъ на Тургенева, вылилось въ слдующихъ строкахъ въ дневник отъ 1 іюня: ‘Безнадежность моя достигла высочайшей степени. Пусть сдлаютъ обстоятельства то, чего мы сдлать и даже начать не можемъ’. Вслдъ за этимъ по всмъ петербургскимъ великосвтскимъ салонамъ стали выливать цлые ушаты грязи на участниковъ подписки- и въ особенности на братьевъ Тургеневыхъ. Въ дневник отъ 7 іюня Тургеневъ ищетъ причинъ этого особеннаго озлобленія противъ нихъ предлогомъ выставлялась сравнительная незажиточность Тургеневыхъ, которымъ не было такимъ образомъ ущерба это освобожденія. Но Николай Ивановичъ думаетъ, что этой причины недостаточно, и ищетъ ее,-въ аристократическомъ образ мыслей нашихъ богатыхъ или знатныхъ людей, если, впрочемъ, эти архихамы имютъ что-нибудь общее съ аристократами. Наконецъ, слышавъ и то, и другое, и покуда уврился, что о насъ разуметъ эта публика, какъ о людяхъ опасныхъ, о якобинцахъ. И рядомъ съ этимъ до Тургенева доходитъ всть о благопріятномъ отзыв о нихъ государя. Этотъ отзывъ Тургеневъ противопоставляетъ салонной болтовн. ‘Человкъ, повелвающій 40 милліонами людей, милліономъ штыковъ, которому Европа мнніемъ вручила нкотораго рода диктаторство, говоритъ о людяхъ или о человк, совершенно ему неизвстномъ, съ справедливостью, съ одобреніемъ. Не знаю, то ли онъ говорилъ, то ли онъ думалъ, но, отстраняя себя, этотъ поступокъ слишкомъ много длаетъ ему чести, слишкомъ прекрасенъ, чтобы не желать достоврности онаго. А вы, хамы! для моего самолюбія не достаетъ только того, чтобы вы стали нсколько мене презрительны, дабы я мотъ гордиться вашимъ негодованіемъ, вашей ненавистью!’ Скоро посл отношенія Тургенева съ его начальникомъ по служб, министромъ финансовъ, ухудшаются. За годъ передъ этимъ министръ поручилъ ему работу надъ проектомъ о гербовой бумаг, теперь Тургеневъ, еще не кончившій работы,— случайно узналъ, что проектъ, представленный другимъ, уже разсматривается министромъ. Это задло его самолюбіе, и онъ 30 іюля подалъ въ отставку. Министръ его не удерживалъ, и такимъ образомъ служебная дятельность Тургенева снова ограничилась Государственнымъ Совтомъ.

Въ Государственномъ Совт въ 1820 году обсуждался вопросъ объ отмн продажи людей безъ земли, послдняя правительственная попытка поднять крестьянскій вопросъ въ царствованіи Александра I. Объ обстоятельствахъ внесенія этого проекта Тургеневъ разсказываетъ еще въ дневник отъ 28 февраля: ‘Не знаю, что выйдетъ изъ проекта о запрещеніи продажи людей безъ земли. Розенкамифъ представилъ князю Л. (Лопухину, предсдателю Государственнаго Совта. А. Ш.), а этотъ отправилъ въ Совтъ первый проектъ, ни на что не похожій. Вратъ остановилъ это въ совт. Я написалъ другой, и Розенкампфъ, возвративъ первый, собирался представить новый проектъ, сходно съ моимъ изложенный. Вдругъ старый гршникъ Л. объявилъ Оленину (‘государственному секретарю. А. Ш.), что Розенкампфъ безъ его вдома взялъ первый проектъ изъ Совта и возвратилъ это Оленину. Такъ какъ братъ не подписали! сего перваго проекта, то ничего не остается боле, какъ представить второй отъ его имени. Бездушная свтлость можетъ очень этимъ повредить доброму длу. Между тмъ я различными способами стараюсь приготовить двухъ или трехъ членовъ въ пользу новаго проекта. Надюсь, но мало. Надежда, впрочемъ, не m Совть, а на Государя. Графъ Милорадовичъ думаетъ, что Государь согласится на уничтоженіе продажи. Voilа а quoi nous eu sommes!’ Въ своихъ воспоминаніяхъ Тургеневъ сообщаетъ, что государь даже не зналъ, что въ Россіи еще существуетъ продажа людей безъ земли. И въ самомъ дл, вдь, Александръ I этотъ вопросъ обсуждалъ еще въ 1801 году въ ‘негласномъ комитет’. А теперь вдругъ опять этотъ вопросъ всплылъ наружу. Яркая картина безнадежнаго топтанья на одномъ мст! Въ конц года вопросъ былъ поднятъ въ Департамент Законовъ, который разршилъ его въ отрицательномъ смысл, высказавъ къ тому же курьезное мнніе, что выраженіе указа Петра I Сенату о продаж людей, какъ скотовъ, не правильно, ибо людей продаютъ не какъ скотовъ, а какъ людей. Дале, конечно, по трафарету слдовали ссылки на мятежный духъ времени. 2 декабря адмиралъ H.. С. Мордвиновъ представилъ въ Государственный Совтъ свое мнніе но вопросу, гд, одобряя мнніе Департамента Законовъ, исходитъ отъ ‘философіи’. Существуютъ права собственности и зависимости. Пра.во собственности — законъ Божій, зависимости — человческій. ‘Чтобы быть праведными, законъ человческій долженъ согласоваться съ закономъ Божіимъ’. Отмна продажи людей безъ земли есть нарушеніе права собственности, слдовательно, закона Божія. Зависимость крестьянъ отъ помщиковъ въ Россіи должна быть въ высшей степени, чмъ въ Англіи, Швейцаріи и Италіи. 8 декабря мнніе Мордвинова было заслушано въ общемъ собраніи Государственнаго Совта, и въ тотъ же день Тургеневъ записалъ, что Мордвиновъ ‘гнусно умничаетъ’ и прибавилъ къ этому: ‘Вотъ новое доказательство плодовъ, которые приносятъ установленія государственныя! Мордвиновъ во всякомъ другомъ государств былъ бы порядочнымъ человкомъ. Здсь онъ помщикъ, защищаетъ, такъ называемыя, права помщичьи, и я не могъ смотрть на него безъ глубокаго презрнія’.

Мы считаемъ необходимымъ сказать нсколько словъ здсь объ отношеніи Тургенева къ адмиралу Мордвинову, такъ какъ это лишній разъ поможетъ намъ уяснить себ политическіе взгляды Тургенева въ эту эпоху. Отношеніе это отнюдь не было отрицательнымъ: въ Государственномъ совт Мордвиновъ ‘былъ наиболе независимымъ членомъ, онъ принадлежалъ къ тмъ немногимъ членамъ ‘высокаго собранія’, съ которыми Тургеневъ любилъ встрчаться и говорить. Къ тому же по служб имъ приходилось имть дло, такъ -какъ Мордвиновъ былъ какъ разъ предсдателемъ Департамента экономіи. Но они глубоко расходились во взглядахъ на политическіе вопросы, и потому всегда спорили между собой. Мордвиновъ еще въ начал царствованія императора Александра I принадлежалъ къ той групп старыхъ екатерининскихъ сановниковъ, которые выдвигали вопросъ объ ограниченіи власти императора аристократическимъ сенатомъ. Въ 1802 году Мордвиновъ писалъ: ‘желательно, чтобы Сенатъ сдлался тломъ политическимъ. Права политическія должны быть основаны на знатномъ сословіи, весьма уважаемомъ, дабы, и самыя права воспріяли такое же уваженіе’. сдлавшись въ 1810 году членомъ Государственнаго Совта, Мордвиновъ все время настаивалъ на его законодательныхъ правахъ и съ этой точки зрнія требовалъ отъ него независимости въ сужденіяхъ. Въ одномъ письм къ Аракчееву онъ прямо писалъ: ‘Мы не наши, засдающіе въ Диван, но члены законодательнаго сословія, и гд частной вол нашей нтъ мста’. Но, какъ мы видимъ, въ крестьянскомъ вопрос Мордвиновъ былъ настоящимъ крпостникомъ, хотя въ 1818 году и онъ представилъ императору проектъ освобожденія крестьянъ, но неимоврныя суммы, положенныя имъ на выкупъ крестьянами личной свободы, явно длали этотъ проектъ неосуществимымъ, а вступительная часть не мене явно говорила о несочувствіи автора самому длу освобожденія. Разумется, буржуазныя убжденія Тургенева, готоваго скоре помириться съ самодержавіемъ, чмъ съ основанной на крпостномъ прав сословной аристократической конституціей, не мирились съ этимъ, и между ними постоянно были споры. Объ этихъ спорахъ самъ Тургеневъ впослдствіи разсказывалъ въ ‘La Russie eit les Russes’. Прежде всего, вотъ характеристика адмирала: ‘Уважаемый адмиралъ Мордвиновъ не стснялся говорить (конечно, не мн — онъ покраснлъ бы,— а другимъ), что богатая и могущественная аристократія прежде всего необходима въ Россіи, что для того, чтобы создать ее, императору слдовало только раздлять между знатными семьями государства вс казенныя земли, чтобы палата перовъ или лордовъ, составленная изъ соединенія этихъ семействъ, была бы могущественной основой для организаціи страною и для созданія конституціи. Это аристократическое ослпленіе меня возмущало гораздо боле, чмъ вс крайнія и рзкія заявленія нкоторыхъ энтузіастовъ {La Russie et les Russes t. I, p. 84.}. А вотъ и о спорахъ: ‘Для меня главнымъ неисчерпаемымъ тезисомъ было всегда освобожденіе крестьянъ. Добрый адмиралъ не придавалъ достаточной важности громадному злу рабства. Онъ хотлъ политической свободы, особенно верхней палаты, организованной аристократіи, онъ возставалъ съ благороднымъ и горячимъ негодованіемъ противъ неограниченности императорской власти. Я же говорилъ, что въ ожиданіи освобожденія я готовъ былъ бы примириться съ этой властью, лишь бы она была употреблена на освобожденіе страны отъ ужасной эксплоатаціи человка человкомъ. ‘Нтъ’,— отвчалъ адмиралъ:— ‘надо начинать съ трона, а не съ крпостныхъ. Пословица говоритъ, что лстницу метутъ сверху’ {La Russie et les Russes t. I, p.p. 92—93.}. На это я отвчалъ: ‘Великолпно! Метите, если можете! Вы этого не можете, тогда работайте для освобожденія¹, такъ какъ это въ вашей власти. Вы владете крпостными, старайтесь освободить ихъ. Разв хорошо ничего не длать, если нельзя сдлать все?’ Но этотъ аргументъ не трогалъ адмирала’ {Выраженіе Сперанскаго въ письм къ Столыпину.}. Собесдники не были, конечно, вполн искренни другъ съ другомъ. Выше мы видли, что Мордвиновъ, по словамъ Тургенева же, другимъ высказывалъ еще боле рзко аристократическіе взгляды. Что же карается до Тургенева, то мы видли выше, что, хотя онъ и не прочь былъ попрежнему обращаться къ самодержавной власти, однако, въ этотъ періодъ, въ общемъ, далеко не такъ примирительно къ ней относился. Но, конечно, могъ ли членъ тайнаго общества всмъ говорить открыто, что онъ думалъ? А затмъ, разумется, что противъ аристократовъ-крпостниковъ у Тургенева былъ всегда одинъ аргументъ: лучше самодержавіе, но освобожденіе крестьянъ. Какъ сторонникъ буржуазной конституціи, Тургеневъ считалъ, что таковая возможна лишь по уничтоженіи рабства, или, по крайней мр, одновременно съ его уничтоженіемъ. Вс данныя говорятъ за то, что въ эти годы онъ склонялся именно къ этому послднему взгляду. Потому онъ и въ тайномъ обществ выдвигалъ крестьянскую реформу, когда замчалъ равнодушіе къ ней со стороны многихъ членовъ общества.

Въ дневник своемъ Тургеневъ попрежнему продолжаетъ отзываться на вс боле или мене крупныя политическія событія. И попрежнему мы видимъ довольно отрицательное отношеніе ко всему политическому строю. Осенью 1820 года государь снова открылъ своей рчью варшавскій сеймъ, но въ рчи уже не было общаній, а наоборотъ, звучали жалобы на распространеніе въ Европ революціоннаго духа. 14 сент. Тургеневъ записываетъ свое впечатлніе отъ рчи. Онъ въ ней ничего не замнилъ, кром негодованія, на новйшія происшествія въ Европ’. Онъ полагаеть, что ‘польскимъ депутатамъ интересне было-бы слышать что-нибудь о своемъ’. Приведемъ еще одну выдержку изъ дневника Н. И. Тургенева, характеризующую его тогдашнее политическое настроеніе. Бунтъ Семеновскаго полиса вызываетъ сочувствіе Тургенева. 18 октября онъ пишетъ: ‘Въ Совт говорили о происшествіи Семеновскаго полка. Вс съ негодованіемъ, съ ужасомъ отзываются о Шварц. Въ клоб только объ этомъ и говорили. Весь полкъ въ крпости. Офицеры также. Все это кончится бездйствіемъ многихъ солдатъ. солдаты показали необыкновенное благородство во время сего происшествія. Вс имъ удивляются, вс о нихъ сожалютъ. Члены клоба, часто столь пустые, въ семъ смысл изъявляютъ свои мннія. Я не могу безъ душевной горести думать о солдатахъ. По утру полкъ проходилъ по Фонтанк. ‘Куда?’ — спрашивали у солдатъ. ‘Въ крпость’. ‘Зачмъ?’ ‘подъ арестъ’. ‘За что?’ ‘За Шварца’.— Тысячи людей, исполненныхъ благородства, гибнутъ за человка, котораго человчество отвергнетъ’.

При изученіи періода 1821—1824 тг. необходимо разршить вопросъ, принималъ-ли Н. И. Тургеневъ въ это время участіе въ тайномъ обществ. Но этотъ вопросъ, какъ и вообще все, касающееся его участія въ тайномъ обществ, выходить изъ рамокъ настоящей статьи.

Подведемъ итоги.

Заграничная жизнь и занятія экономическими вопросами склонили Н. И. Тургенева въ сторону буржуазнаго либерализма съ аграрнымъ оттнкомъ, при чемъ первоначально его симпатіи были на сторон просвщеннаго абсолютизма, лишь впослдствіи мирно эволюціонирующаго въ конституціонную монархію. Но русская реакція сдлала это на время боле ршительнымъ сторонникомъ конституціи и заставила примкнуть къ людямъ, подготовлявшимъ военный заговоръ. Наиболе энергично боролся Н. И. Тургеневъ противъ крпостного права, но значеніе этой борьбы должно теперь выступить передъ нами въ новомъ свт. Въ послдующіе годы Н. И. Тургеневъ призналъ необходимымъ мизерное надленіе крестьянъ землей, ее вернулся на старую позицію по отношенію къ абсолютизму. Соціальная-же основа его политическихъ симпатій всегда оставалась той-же. Мы полагаемъ, что дали посильный отвтъ на поставленный нами въ начал статьи вопросъ о значеніи И. И. Тургенева въ исторіи нашей политической мысли. Н. И. Тургеневъ — родоначальникъ русскаго буржуазно-помщичьяго либерализма.

А. Шебунинъ.

‘Современникъ’, кн. V—VI. 1913 г.

Общественные и политическіе взгляды Н. И. Тургенева въ Александровскую эпоху.

Читайте также: