Общественно-исторические очерки, Каутский Карл, Год: 1894

Время на прочтение: 35 минут(ы)

Общественно-историческіе очерки.

К. Каутскаго.

I.
Общественность въ первобытныя времена.

Говорятъ, что въ первобытныя времена обыкновенно существовало, такъ-называемое, ‘непосредственное народное законодательство’. Сторонники этого взгляда любятъ останавливаться на германцахъ, какъ они описаны Тацитомъ и Цезаремъ, и рисовать картину того вольнаго и счастливаго общественнаго строя, который существовалъ, по ихъ увреніямъ, до тхъ поръ, пока насиліе и коварство не уничтожили непосредственнаго народнаго законодательства.
Остановимся и мы на тхъ временахъ. Если мы разсмотримъ основы народнаго законодательства и причины его паденія, то намъ уяснятся также нкоторыя обстоятельства, имющія значеніе и для современнаго движенія въ пользу народнаго законодательства,
О народномъ законодательств, въ собственномъ смысл этого слова, у германцевъ временъ Цезаря, также какъ у другихъ народовъ, стоящихъ на той же ступени развитія, не можетъ быть и рчи. Дло въ томъ, что на этой ступени развитія законовъ вовсе не существуетъ. Дятельность древне-германскихъ народныхъ собраній иметъ очень мало общаго съ тмъ, что теперь называютъ законодательствомъ. Дйствительно, собраніе всхъ свободныхъ воиновъ племени представляло собой высшую инстанцію для ршенія всхъ длъ, интересовавшихъ племя. Оно избирало должностныхъ лицъ, судило провинившихся, ршало споры, возникавшіе среди членовъ племени, регулировало отношенія къ другимъ племенамъ и т. д. Такъ какъ общественныя отношеніи въ т времена почти совершенно не измнялись и въ теченіе цлыхъ столтій оставались одинаковыми, то и дла, поступавшія на ршеніе племени, были обыкновенно одни, и т же. Поэтому въ ршеніи длъ на собраніи большую роль играли традиціи и старики, сохранявшіе ихъ въ своей памяти.
Какъ для длъ, охватывавшихъ все племя, высшую инстанцію составляетъ племенное собраніе, такъ и для какой-нибудь части племени подобной же инстанціей служитъ собраніе ея воиновъ.
Возьмемъ еще боле раннюю ступень развитія,— ту, напримръ, на которой находились сверо-американскіе индйцы во время открытія Америки. Здсь мы найдемъ еще боле демократическіе порядки: доступъ въ народныя собранія имютъ здсь даже женщины. Такимъ образомъ, у германцевъ временъ Цезаря, и даже Тацита, сравнительно съ индйцами, понятіе ‘народа’ уже съужено: оно обнимаетъ только мужчинъ, да и то не всхъ безъ исключенія, попадаются уже и несвободные мужчины, лишенные политическихъ правъ.
Какъ же произошло, что женщины оказались исключенными изъ народа? Традиціонный отвтъ на этотъ вопросъ состоитъ въ ссылк на теорію насилія, которой вообще любятъ объяснять всякое подчиненіе одного класса другимъ. Говорятъ, что мужчины, какъ боле сильные, поработили женщинъ. Многіе принимаютъ эту теорію, какъ слдствіе теоріи Дарвина. Если, говорятъ они, неравенство въ сил и умственныхъ способностяхъ индивидовъ всегда существовало и всегда будетъ существовать, то значитъ общественныя различія имютъ основаніе въ самой природ и должны остаться на вки вковъ, измненіямъ же можетъ подвергаться разв лишь ихъ форма. Но, въ виду такихъ выводовъ теоріи насилія, непонятно, отчего ее съ особенной любовью приняли противники классовыхъ различій. Теорія насилія не только безутшна, но и ничего не объясняетъ. Ибо если изъ нея можно сдлать выводъ, что классовыя различія имютъ основаніе въ самой природ, что они вчны, то, принимая ее, необходимо также принять, что они существовали испоконъ вковъ, съ тхъ поръ, какъ существуютъ люди. Однако, мы знаемъ, что это неврно. Мы знаемъ, что первоначальное равенство лишь постепенно уступило мсто неравенству и что каждый шагъ въ этомъ отношеніи свойствененъ каждой отдльной ступени развитія. Различія между боле сильными и мене сильными, между боле способными и мене способными, которыя всегда были и всегда будутъ, нисколько не могутъ намъ разъяснить, отчего у всхъ народовъ на той или иной ступени культурнаго развитія тотъ или иной сортъ якобы боле сильныхъ и умныхъ людей почувствовалъ потребность поработить слабыхъ и недалекихъ и отчего это удалось именно на такой-то ступени развитія? Разъясненія тутъ надо искать, конечно, не въ ‘природ человка’, а въ особенностяхъ соотвтствующей ступени культурнаго развитія. Не теорія насилія, а только эти особенности могутъ дать намъ ключъ для пониманія классовыхъ различій, образовавшихся въ ихъ время.
Основу особенностей каждой ступени культурнаго развитія составляетъ свойственный ей способъ производства. Имъ объясняется особое общественное значеніе различныхъ классовъ, а общественное значеніе каждаго класса опредляетъ ту роль, которую онъ играетъ въ обществ.
Первое раздленіе труда, на которое мы наталкиваемся въ исторіи, произошло между мужчиной и женщиной. Лишь только начала развиваться домашняя жизнь на высшихъ ступеняхъ дикаго состоянія, завдываніе ею становится удломъ женщины. Пріобртеніе вн дома все боле и боле переходитъ въ вдніе мужчины. Какія причины здсь дйствовали,— объ этомъ мы можемъ длать одни лишь предположенія.
Во время всего длиннаго періода варварства техническій прогрессъ совершался, главнымъ образомъ, въ области домашнихъ работъ, падавшихъ на женщинъ. Поэтому область женскаго труда чрезвычайно расширяется. Къ ‘женственнымъ’ занятіямъ относились тогда скотоводство и земледліе, дале, сюда относилась обработка только большинства сырыхъ матеріаловъ, тканье и плетеніе, приготовленіе глиняной посуды и т. д. У многихъ народовъ даже трудное дло постройки хижинъ было возложено исключительно на женщинъ.
Работа же мужчины въ періодъ варварства увеличивалась лишь медленно, или даже вовсе не увеличивалась. Онъ остается тмъ же, чмъ былъ и раньше: воиномъ и охотникомъ. Только тамъ, гд скотоводство развивается до боле значительныхъ размровъ, занятіе имъ распространяется также и на мужчинъ, но по большей часта лишь на молодежь, не достигшую возраста воина. Неудивительно, что женщина, сравнительно съ мужчиной, представляется вьючнымъ животнымъ. Она такъ заведена работой, что у нея совершенно нтъ времени для того, чтобы принимать участіе въ общественной жизни. Да ей и невозможно оставлять домъ на боле или мене продолжительное время, потому что присутстіе ея здсь необходимо по цлымъ днямъ и часамъ. Отъ этого-то и происходитъ, что женщина въ періодъ варварства все боле и боле исчезаетъ съ поля общественной жизни, принимаетъ въ ней участіе лишь чрезъ посредство мужчинъ-представителей и, наконецъ, не принимаетъ уже никакого участія.
Совершенно иное положеніе мужчины. Присутствіе его дома необходимо, онъ можетъ уходить на цлые дни и недли: домашнія дла отъ этого нисколько не страдаютъ. И на этой ступени развитія онъ можетъ посвящать свое время общественной жизни также, какъ и въ періодъ дикаго состоянія,— насколько вообще можно говорить объ общественной жизни въ дикомъ состояніи. Для этого у него теперь даже больше времени, чмъ было прежде, вслдствіе того, что увеличился трудъ женщины, при которой на высшихъ ступеняхъ развитія уже имются рабы-помощники. Такимъ образомъ, мы находимъ здсь крайне оживленную, демократическую жизнь мужчинъ, многочисленныя собранія всякаго рода, продолжающіяся часто по нскольку дней и сопровождающіяся пиршествами,— собранія, на которыхъ народъ обсуждаетъ и ршаетъ всевозможныя дла.
Чмъ меньше мужчина становился связаннымъ съ домомъ, тмъ боле широкіе размры могла принимать общественная жизнь, нисколько не теряя своей демократической подкладки. Прогрессъ въ способ производства доставилъ возможность на одной и той же территоріи кормиться большему количеству людей, чмъ прежде, а увеличивающаяся независимость мужчины отъ дома позволяла ему предпринимать все боле и боле, отдаленныя путешествія для посщенія народныхъ собраній,
Такимъ образомъ, въ періодъ варварства предлы племенные боле и боле расширяются. Это въ конц концовъ приводитъ къ тому, что нсколько племенъ сливаются въ одинъ народъ, у котораго, также какъ у племени и рода, народное собраніе составляетъ высшую инстанцію для всхъ общественныхъ длъ.

II.
Общественность въ періодъ цивилизаціи.

Но на этой ступени развитіе не останавливается. Многіе народы прошли ее и достигли цивилизаціи.
Важнйшимъ средствомъ къ этому послужило развитіе земледлія. Оно все боле и боле выступало на первый планъ, охота, а по большей части и скотоводство (за исключеніемъ мстностей, слишкомъ неудобныхъ для земледлія), играютъ мене важную роль, наконецъ, охота изъ средства добыванія пищи превращается въ спортъ, въ простое развлеченіе. Особенно быстро произошелъ этотъ переворотъ, подъ вліяніемъ римской культуры, у германцевъ во время переселенія народовъ. Но мы не будемъ касаться тхъ особенностей, которыя были вызваны вліяніемъ римской культуры, а остановимся лишь на типичныхъ сторонахъ развитія германскихъ народовъ.
Чмъ больше земледліе, а рядомъ съ нимъ и скотоводство, становилось главнымъ источникомъ доходовъ мелкихъ общинъ или патріархальныхъ семействъ, тмъ боле недостаточными оказывались силы женщины для выполненія хозяйственныхъ работъ. Во времена Тацита ей уже должны были помогать въ занятіяхъ по земледлію рабы, а также и свободные, но, неспособные къ ношенію оружія, мужскіе члены семьи: дти, подростки и старики. Скоро должны были принять участіе въ этихъ работахъ и воины. Охотникъ и воинъ превратились во время переселенія народовъ въ земледльцевъ, они, подобно женщинамъ, прикрпляются теперь къ дому, а такъ какъ сравнительно высокая ступень развитія, достигнутая теперь земледліемъ, не позволяетъ уже переносить жилище съ мста на мсто, то люди съ этихъ поръ становятся ‘крпкими земл’, осдлыми.
Этотъ переворотъ въ способ производства приводитъ къ перевороту и во всемъ политическомъ и соціальномъ стро.
На боле раннихъ ступеняхъ культурнаго развитія война играла выдающуюся роль въ производств: она обыкновенно была борьбой за самое важное средство производства, территорію, необходимую для охоты или скотоводства, которую надо было защищать или завоевать. Гд дикое племя жило по сосдству съ цивилизованнымъ, тамъ къ войн за спорную область присоединялся еще хищническій набгъ,— предпріятіе, приносившее воинственнымъ варварамъ богатую добычу. Были такія варварскія племена, у которыхъ грабежъ цивилизованныхъ сосдей составлялъ главный способъ пріобртенія. Быть воиномъ при подобныхъ обстоятельствахъ было очень выгодно, и это стоило очень мало. Оружіе, необходимое для войны, было по большей части то же самое, которое употреблялось на охот, бывшей самой важной отраслью пріобртенія. А во времени для военныхъ предпріятій, какъ мы видли, недостатка не было.
Иной оборотъ принимаютъ дла, когда пастушескія или охотничьи племена переходятъ къ земледлію. Отъ войны земледлецъ не можетъ получить какихъ-либо значительныхъ выгодъ. Сидя на своей земл, онъ не нуждается въ чужой территоріи. Чтобы занять новую землю, ему пришлось бы бросить то, что онъ съ большимъ трудомъ пріобрлъ. Грабежъ тоже не общаетъ ему особенно привлекательной добычи, сосди его стоять или на той же ступени культурнаго развитія, что и онъ, или даже на низшей. Но если польза, которую можно извлечь изъ войны, для него уменьшается, то тяготы ея увеличиваются. Новыя орудія производства не годятся для военнаго ремесла. Одновременно съ техникой земледлія развивается также и техника войны, война начинаетъ уже требовать дорогого вооруженія, которое для трудовой жизни совершенно непригодно.
Но важнйшее обстоятельство здсь состоитъ въ слдующемъ. Земледлецъ прикрпленъ къ своему дому и земл, бываютъ времена, когда онъ не можетъ оставить земли безъ огромнаго ущерба своему длу. Поэтому, продолжительный походъ подвергаетъ опасности все существованіе, какъ его, такъ и его семьи.
Воинское право свободнаго человка, которымъ онъ такъ гордился, превращается теперь въ воинскую повинность, эта повинность становится все боле и боле тяжелой, ввергаетъ земледльца въ бездну долговъ, въ нищету и разоряетъ его.
Но вести ли войну, или нтъ, это вовсе не зависитъ отъ воли земледльца. Не говоря уже о причинахъ завоевательныхъ войнъ того времени — останавливаться на которыхъ мы не будемъ, чтобы не осложнять дла — одно благосостояніе, доставляемое земледліемъ, постоянно подстрекаетъ варварскія, пастушескія подвижныя племена на хищническіе набги, земледльцу приходится бросать полевыя работы и готовиться къ защит.
Что длать въ такомъ положеніи? Чтобы не потерять всего, земледлецъ долженъ пожертвовать частью своего достоянія. Трудъ достигъ на этой ступени развитія уже такой производительности, что онъ даетъ больше, чмъ безусловно необходимо для содержанія производителя и его семьи. Этотъ излишекъ позволяетъ земледльцу нанять себ защитниковъ. Снабжая средствами къ существованію особый классъ людей, земледльцы даютъ этому классу возможность предаться военному ремеслу безъ ущерба хозяйству, какъ въ періодъ варварства трудъ женщины давалъ мужчин возможность совершать отдаленныя и продолжительныя странствованія съ охотничьими или военными цлями. Этотъ классъ снимаетъ съ земледльцевъ воинскую повинность и защищаетъ страну и ея населеніе.
Такова экономическая основа касты воиновъ. Каста эта, подъ вліяніемъ разнообразныхъ историческихъ условій, при которыхъ она складывается, принимаетъ самыя разнообразныя формы: то вожди племенъ и родовъ и другія должностныя лица общинъ съ свитою и слугами превращаются въ военную аристократію, то роль дворянства принимаетъ на себя какое-нибудь варварское племя, вторгшееся въ страну, то роль эта выполняется ордами наемниковъ, и т. д. Но какъ ни разнообразны формы военныхъ кастъ, появленіе ихъ можно замтить всюду, гд земледліе становится главной отраслью производства: военная каста на этой ступени развитія является экономической необходимостью. Что при возникновеніи ея по большей части дло не обходится безъ насилія,— это ничего не доказываетъ: сила — не мать, а лишь акушерка новаго общества.
Но то, что случилось съ воинской повинностью, постигло также и общественное управленіе, законодательство и судъ. Общество все боле и боле осложнялось, развивалось раздленіе труда, возникало раздленіе населенія по занятіямъ и классамъ, частная собственность увеличивалась по размрамъ и значенію, управленіе обществомъ, законодательство и судъ становились все сложне и трудне. Народныя собранія, устраивавшіяся время отъ времени для ршенія этихъ длъ и руководившіяся традиціями, не могли уже удовлетворять общественнымъ потребностямъ. И когда задачи народныхъ собраній возрастали, у массы населенія исчезала склонность, даже возможность посщать ихъ въ надлежащей степени.
Также какъ воинскую повинность, земледлецъ все боле и боле наровилъ перенесть на другихъ и свои политическія и судебныя обязанности,— понятно, не безъ соотвтствующаго вознагражденія.
Естественне всего было передать ихъ тмъ людямъ, которые взяли на себя и воинскую повинность. Дйствительно, мы видимъ, что везд, гд это развитіе совершалось безъ воздйствія боле высокой культуры, какъ, напр., въ Египт, первоначально существовалъ только одинъ господствующій классъ или каста. Позже этотъ классъ обыкновенно распадаесся на два: классъ воиновъ и классъ жрецовъ, которые выполняютъ важнйшія задачи управленія, законодательства и суда.
Такимъ образомъ, въ начал періода цивилизаціи древне-народныя вольности все боле и боле исчезаютъ. Ихъ устраняло не коварство и властолюбіе сильныхъ міра, а развитіе способа производства.
Такъ, напримръ, мы видимъ, что во время паденія народныхъ вольностей у западныхъ германцевъ короли и ихъ чиновники не только не стремятся подавить и ограничить собранія, а напротивъ, стараются усилить участіе въ нихъ народа, лицъ, не являющихся на тинги (народныя собранія), они подвергаютъ штрафамъ.
Дйствительно, пока у германцевъ не образовались организацій, взявшихъ на себя обязанности народныхъ собраній, отсутствіе или недятельность ихъ должны были пагубно отзываться на всей общественной жизни. Понятно, когда эти организаціи образовались и стали источникомъ власти и богатства, то картина измнилась. Тогда уже каждая попытка возстановить старинныя вольности становится посягательствомъ на основы власти и богатства этихъ организацій. Но все же корень господства жрецовъ и военной аристократіи лежалъ въ ихъ экономической необходимости.
Тмъ не мене, народная свобода не вполн уничтожается въ періодъ господства жрецовъ и аристократіи, область народной свободы только съуживается. Крестьяне уже не имютъ ни случая, ни времени принимать участіе въ регулированіи длъ племени и народа. Но управленіе длами общины остается въ ихъ рукахъ. Этого для нихъ достаточно. Каждая крестьянская община становится теперь самодовлющей экономической единицей, которой обыкновенно живется тмъ лучше, чмъ меньше она соприкасается съ вншнимъ міромъ. Интересъ къ государственнымъ дламъ, племенное чувство все боле и боле исчезаютъ, община становится міромъ для крестьянина, политика его становится боле ограниченной, приходской политикой.
По мр того, какъ совершается это развитіе, новыя общества, государства, возникшія изъ одного или нсколькихъ старыхъ племенъ, теряютъ свою органическую цльность. Во времена предшествовавшія цивилизаціи, племя основывалось на неразрывной связи всхъ его членовъ, государство же, о которомъ мы теперь говоримъ, какое представляетъ собой, напр., средневковое феодальное государство или большинство восточныхъ государствъ, основывается почти исключительно на связи господствующихъ классовъ, аристократіи и жрецовъ. Отдльная община не иметъ съ государствомъ никакой органической связи.
Племя можно уничтожить или прогнать, но отъ него нельзя было отрзывать части по произволу и включать ихъ въ другія племена. Средневковыя же и восточныя государства представляютъ собой лишь простые аггрегаты общинъ, каждую изъ которыхъ можно отдлить и включить въ другой аггрегатъ, и это не произведетъ существеннаго измненія въ ея жизни. Счастливый завоеватель или ловкій спекулянтъ — съ величайшей легкостью можетъ на этой ступени развитія основывать или ‘свнчать’ {Авторъ иметъ въ виду тотъ порядокъ, при которомъ цлыя области отдавались въ приданное за дочерями владтельныхъ особъ. Изъ большихъ государствъ, существующихъ теперь, такъ образовалась Австрія. Пр. переводчика.} большое государство. Но также легко оно и распадается подъ натискомъ враговъ.
Члены сельской общины нисколько не интересуются измненіями, происходящими среди господствующихъ классовъ. Измненія эти и не особенно затрагиваютъ ихъ, потому что для нихъ, можетъ быть, ршительно все равно, отбывать барщину, или платить оброкъ Петру, или Ивану. Но если бы они даже и захотли воспротивиться какому-нибудь измненію, то пользы бы имъ отъ этого было немного, такъ какъ сельская община въ своей изолированности почти совершенно беззащитна передъ сильной организаціей господствующихъ классовъ всего государства.

П—скій.

(Продолженіе слдуетъ).

‘Міръ Божій’, No 5, 1894

ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ.

К. Каутскаго.

(Продолженіе*).

*) См. ‘Міръ Божій’, No 5.

III. Городская демократія въ древности.

При благопріятныхъ обстоятельствахъ общинная жизнь служила основой для новаго подъема демократіи.
Дальнйшее развитіе экономическихъ отношеній привело къ возникновенію и укрпленію ремеслъ и торговли въ тхъ поселеніяхъ, которыя занимали особенно выгодное географическое положеніе или находились въ благопріятныхъ политическихъ условіяхъ. Населеніе и благосостояніе въ нихъ увеличивалось, для большей безопасности и защиты богатствъ, скоплявшихся въ нихъ, они окружили себя стнами и стали городами. Города эти при особенно благопріятныхъ условіяхъ достигали большой силы и вліянія. Многимъ изъ нихъ удалось сохранить свою независимость или снова пріобрсти ее, если она раньше была потеряна. А нкоторые достигли того, что даже сами стали властелинами {Напомнимъ, что на русской земл одинъ изъ такихъ городовъ (правда, въ позднйшія времена), Новгородъ-Великій, даже носилъ титулъ ‘государя’. Онъ такъ и писался: ‘Государь Великій Новгородъ’. П—скій.}, подчинили себ другія общины, основали государства, которыя по размрамъ иногда не уступали монархіямъ,—таково, напримръ, Аинское государство. Всмъ извстно, какое огромное, всемірное государство образовала римская городская община.
Рука объ руку съ этимъ увеличеніемъ силы и богатства шла жестокая борьба внутри самихъ городовъ.
Крестьянскій поселокъ былъ первоначально тожественъ съ сельской общиной. Земли и угодья, не перешедшія еще въ частную собственность, принадлежали общин. Вс жители были общинниками и пользовались общинной землей или сообща, или каждый въ отдльности, но согласно съ правилами, устанавливаемыми общиной.
Если въ такую общину являлся чужеземецъ,—что случалось довольно рдко, такъ какъ хозяйство привязываетъ земледльца къ мсту,—и если община принимала его, то онъ становился полноправнымъ общинникомъ. Земли, вдь, тогда было больше, чмъ нужно.
Порядокъ этотъ перемнился сперва въ городахъ. Выгоды, представляемыя ими, были обыкновенно такъ велики, что они сильно привлекали къ себ жителей сосднихъ и дальнихъ мстностей, а иногда даже и иностранцевъ. Число пришельцевъ возрастало. Въ земл начинала чувствоваться тснота. Земля получила стоимость. Вслдствіе этого старые общинники перестали давать землю новымъ пришельцамъ. Община превратилась въ замкнутую организацію, и полноправными общинниками остались только ея старые члены. Такимъ образомъ, въ самомъ город возникалъ антагонизмъ между общинниками, превратившимися въ землевладльческую, а часто и торговую аристократію — патриціатъ, и остальными обывателями — плебеями, которые не имли права не только на пользованіе общинной землей, но и на участіе въ мірскихъ сходахъ, обладавшихъ законодательной, отчасти еще и судебной властью и надзиравшихъ за общественнымъ управленіемъ.
Населеніе, такъ сказать, исключенное изъ общины, сперва спокойно мирилось со своимъ безправіемъ, пока оно было только терпимымъ въ город, пока общинники подавляли его, если и не всегда своей численностью, то своимъ экономическимъ значеніемъ. Но экономическое значеніе патриціевъ постепенно уменьшалось, значеніе же безправныхъ все возростало вслдствіе увеличенія ихъ численности и экономическаго вліянія. Земледліе перестало служить основой городской жизни, на первый планъ выступили торговля и промышленность, экономическій центръ тяжести перешелъ отъ землевладльцевъ къ купцамъ и ремесленникамъ. Чмъ дальше шло это развитіе, тмъ сильне чувствовали себя купцы и ремесленники, тмъ тягостне было для нихъ ихъ безправіе и тмъ ршительне возставали плебеи противъ патриціевъ. Патриціи принуждены были длать уступки. Плебеи получили право участія въ городскомъ управленіи и пользованіи общинными землями. Это участіе плебеевъ въ городскомъ управленіи достигало боле или мене значительныхъ размровъ въ зависимости отъ относительной силы различныхъ классовъ. При благопріятныхъ обстоятельствахъ дло доходило до того, что державное собраніе,— которое не только издавало законы, но также избирало должностныхъ лицъ и чинило судъ,— снова, какъ въ прежнія времена, становилось собраніемъ всего народа.
Самымъ блестящимъ примромъ такого возрожденія старинной демократіи на новыхъ основахъ служитъ городъ Аины, ставшій центральнымъ пунктомъ большого государства.
Къ чему же привело это непосредственное народное законодательство?
Управленіе большимъ государствомъ — дло очень хлопотливое и сложное, аинскій народъ показалъ, что онъ вполн способенъ управлять страной. Но онъ долженъ былъ употреблять на дла управленія почти все свое время.
Естественнымъ слдствіемъ этого было то, что политическая власть фактически перешла въ руки тхъ слоевъ, которые могли ?освящать все свое время дламъ управленія. Но къ этимъ не принадлежали ни крестьяне сосднихъ селъ, насколько они обладали правомъ гражданства въ Аинахъ, ни городскіе ремесленники. Государственное управленіе, законодательство и верховный судъ попали въ руки лицъ, жившихъ на счетъ другихъ, въ руки паразитствующихъ богачей и паразитствующихъ бдняковъ: крупныхъ землевладльцевъ, крупныхъ торговцевъ и фабрикантовъ {Въ Аинахъ было много фабрикъ, Ergasteria, на которыхъ работала рабы. Во время пелопенесской войны однажды бжало явь Аинъ въ Деколію, занятую спартанцами, ее мене 20.000 рабовъ: большинство ихъ было — фабричные рабы. Демократическій политикъ Клеонъ ‘кожевникъ’ былъ не ремесленникъ, а владлецъ кожевенной фабрики.}— съ одной стороны, и пролетаріевъ — съ другой.
Слой деклассированныхъ {Этимъ словомъ обозначаютъ лицъ, выбитыхъ изъ своей колеи, изъ своего класса и не вошедшихъ ни въ какой другой классъ. П—скій.} пролетаріевъ чуждъ всякихъ классовыхъ интересовъ. Политическая власть въ его рукахъ никогда не можетъ стать рычагомъ для того, чтобы вести государственное управленіе въ интересахъ какого-нибудь опредленнаго класса, а служитъ лишь средствомъ для удовлетворенія личныхъ и временныхъ интересовъ его членовъ. Пролетаріатъ пользовался своимъ политическимъ вліяніемъ лишь затмъ, чтобы продавать его тому, кто больше дастъ, т. е. богачамъ, покупавшимъ расположеніе неимущихъ посредствомъ подачекъ и празднествъ,—‘хлба и зрлищъ’, какъ и въ Рим, только зрлища здсь были иныя. Средства для этого давало рабство.
Отчасти вслдствіе стремленія среднихъ классовъ ослабить вліяніе богачей на пролетаріевъ, а отчасти вслдствіе стремленія послднихъ извлекать для себя выгоды непосредственно изъ государства, возникли самые разнообразные виды государственнаго вознагражденія, которые постепенно вводились за участіе въ общественныхъ длахъ: въ судебныхъ собраніяхъ (жалованье геліастовъ), въ народныхъ собраніяхъ (жалованье эклезіастовъ), даже за присутствіе на зрлищахъ (theorikon). Откуда же получались средства на эти расходы? Отчасти съ налоговъ на состоятельныхъ,— слдовательно, съ труда рабовъ, которые здсь снова являются кормильцами державнаго народа аинскаго,—а отчасти изъ взносовъ, которые уплачивали подчиненныя общины, ‘союзники’.
Но это еще не все. Со временъ Перикла излюбленнымъ средствомъ аинскихъ государственныхъ дятелей для пріобртенія популярности стада конфискація земли побжденныхъ враговъ и раздача ея аинянамъ. Конфискованная земля длилась на участки, клры (kleroi), и раздавалась частнымъ лицамъ изъ аинскихъ гражданъ: получившіе такіе участки назывались вслдствіе этого клерками (владльцами участковъ). Если этой мрой желали превратить неимущихъ гражданъ въ земледльцевъ, то нужно сознаться, что она была совершенно неудачна. Пролетаріямъ было гораздо пріятне безъ всякаго труда веселиться въ Аинахъ, чмъ въ пот лица своего вести однообразную жизнь въ деревн. Они предпочитали оставаться въ город, а землю сдавать въ аренду тмъ людямъ, которые раньше владли ею. Такимъ образомъ, клерухія была, въ сущности, только средствомъ надлять пролетаріевъ оброчными крестьянами, которые и работали на нихъ. Это установленіе въ значительной степени объясняетъ чрезмрное стремленіе Аинъ къ захвату земель, но оно также объясняетъ и ту страшную ненависть къ Аинамъ, которая накопилась у подвластныхъ имъ общинъ.
Такія мры привели не къ ослабленію вліянія богачей на бднйшіе и экономически праздные слои народа, а къ тому, что и для среднихъ, трудящихся классовъ явился соблазнъ бросить работу и искать поживы въ политической дятельности. Такой порядокъ вещей въ буквальномъ смысл воспитывалъ все новыхъ и новыхъ пролетаріевъ.
До возникновенія наемнаго пролетаріата демократія имла поддержку только въ трудящихся среднихъ классахъ: крестьянахъ и ремесленникахъ. Пролетаріатъ лишь продавалъ свои права и вольности и никогда не дерзалъ принимать участіе въ серьезной борьб. Поэтому, лишь только масса аинскаго населенія превратилась въ пролетаріевъ, гибель народной свободы стала неизбжной.
Подобное же развитіе, какъ извстно, совершалось и въ Рим.
И такъ, мы видимъ, что ‘непосредственное народное законодательство?’ здсь, какъ и во времена варварства, основывалось на труд другихъ людей: въ варварств на труд женщинъ, въ цивилизаціи на труд рабовъ и данниковъ. И какъ первобытная всеобщая свобода пришла къ деспотизму, такъ деспотизмомъ окончился и новый подъемъ демократіи въ городскихъ общинахъ.

IV. Представительная система.

Слды представительныхъ учрежденій встрчаются очень рано, еще въ періодъ варварства. Дйствительно, лишь только область нкоторыхъ общественныхъ длъ расширилась, лишь только она начала охватывать боле значительную сферу, такъ что стало невозможнымъ ршать эти дла въ собраніи, на которомъ бы присутствовали вс заинтересованные, естественне всего было замнить собраніе всхъ заинтересованныхъ собраніемъ немногихъ лицъ, ихъ представителей.
Такія собранія мы встрчаемъ, напр., у ирокезовъ. Однако, между этими собраніями представителей и ныншними парламентами есть громадная разница не только по вншности, но и по существу. Возьмемъ, напр., федерацію ирокезовъ. Изъ временныхъ соглашеній постепенно возникъ прочный союзъ пяти ирокезскихъ племенъ — собственно для военныхъ цлей. Этотъ союзъ былъ слишкомъ великъ для того, чтобы дла его могли обсуждаться на общемъ народномъ собраніи. Дла его регулировало немногочисленное собраніе представителей родовъ всхъ пяти племенъ. Но это собраніе не было державнымъ. Оно не имло права навязывать свои постановленія меньшинству. Дла ршались не по числу голосовъ, а по племенамъ, и обязательнымъ было только — гласное ршеніе. Каждый членъ его былъ представителемъ не интересовъ всего общества, какъ (по крайней мр, въ теоріи) членъ современнаго парламента, а только особыхъ интересовъ того племени, которое послало его въ собраніе.
Такого же рода были и представительныя собранія, возникшія въ періодъ цивилизаціи вслдствіе соединенія самостоятельныхъ городовъ и общинъ или земель. Напримръ, въ швейцарскомъ союз сеймъ {Tagsatzung. Въ половин настоящаго столтія это учрежденіе замнено двухпалатнымъ парламентомъ, который ршаетъ дла большинствомъ голосовъ. П—скій.}, собраніе представителей отдльныхъ кантоновъ, могъ раньше только устраивать соглашенія относительно общихъ длъ, но онъ не имлъ права постановлять ршенія большинствомъ голосовъ. Ни одинъ кантонъ не былъ обязанъ подчиняться ршенію, котораго онъ не принималъ.
Отъ этого сейма мало чмъ отличались и собранія земскихъ чиновъ, получившія въ конц среднихъ вковъ боле или мене опредленную форму въ монархическихъ государствахъ феодальной Европы. Они были дальнйшимъ развитіемъ старинныхъ народныхъ собраній, въ которыя проникали федеративные элементы по мр того, какъ исчезало племенное единство и племенное самосознаніе, а отдльныя поселенія и общины изолировались другъ отъ друга.
Мы видли, какъ погибли старинныя народныя вольности. Общегосударственныя, провинціальныя и земскія собранія, занявшія съ наступленіемъ осдлости населенія мсто всенародныхъ, племенныхъ и родовыхъ собраній, не были уничтожены. Они по прежнему продолжали созываться для выбора должностныхъ лицъ, ршенія общественныхъ длъ, споровъ, но число свободныхъ людей, которые одни только могли принимать участіе въ собраніяхъ, быстро уменьшалось. А среди этихъ свободныхъ людей также быстро уменьшалось число лицъ, которыя имли возможность являться на собранія.
Во Франціи каждый свободный и совершеннолтній обыватель имлъ право участвовать въ общегосударственныхъ собраніяхъ.
‘Но фактически на собранія являлись, кром приведенныхъ съ собой королемъ или особо приглашенныхъ духовныхъ и свтскихъ сановниковъ, лишь знатные люди, а изъ простыхъ обывателей только т, которые жили близъ мста собранія или имли какое-нибудь особенное дло къ нему’ {F. Dahn. Urgeschichte der germanischen und romanischen Vlker. IV t., стр. 48.}.
Въ конц концовъ, простые люди совершенно перестали являться на собранія. Король, вдь, нисколько не интересовался ихъ присутствіемъ, для него важны были лишь т, голосъ которыхъ имлъ всъ, отъ которыхъ онъ фактически завислъ, — крупные землевладльцы) епископы и аббаты, герцоги и графы.
Государственныя и земскія собранія христіанско-германскихъ странъ все боле и боле превращались въ дворянскіе създы, устраивавшіеся при дворахъ королей или иныхъ государей. Значеніе ихъ быстро падало. Они потеряли право избирать должностныхъ лицъ, такъ какъ должности стали, наслдственными, или же ихъ раздавалъ самъ король. Задачи верховнаго суда стали столь сложными, что дворянскія собранія такъ же мало могли управиться съ ними, какъ раньше народныя собранія. Судебное дло все больше и больше переходило въ руки судей по проффессіи.
Но вмст съ выполненіемъ законовъ къ профессіональнымъ судьямъ въ значительной степени перешло и изданіе новыхъ законовъ. Рзкое раздленіе судебной и законодательной власти очень недавняго происхожденія, оно еще и теперь не вполн проведено. Раньше судьи ршали дла въ большинств случаевъ по старин, по традиціямъ. Если же случалось какое-нибудь необычайное, безпримрное дло, то ршеніе судьи имло здсь силу закона.
Но рядомъ съ традиціями общественныя отношенія регулировались тогда не общими законами, а особыми договорами, которые заключали отдльныя общины или индивиды съ другими такими же общинами или индивидами. Поэтому дворянскимъ собраніямъ не было надобности заниматься законодательствомъ.
Если мы, наконецъ, примемъ во вниманіе, что государство или король получали въ т времена свои обычные доходы не съ налоговъ на обывателей, а со своихъ земель, то намъ станетъ яснымъ, что правильныя, періодическія, собранія дворянства становились все боле и боле излишними. Король созывалъ дворянство лишь при чрезвычайныхъ обстоятельствахъ, когда ему нужно было предъявить какія-нибудь особенныя требованія къ ‘своему народу’ и обезпечить за собой его помощь и содйствіе.
Новый подъемъ земскихъ собраній вызвало развитіе городовъ со временъ крестовыхъ походовъ. Развилась торговля и промышленность, возникло много городовъ, которые быстро достигли большой силы. Нкоторымъ изъ этихъ городовъ удалось стать даже самостоятельными республиками, а иные изъ нихъ не только свергли съ себя постороннюю власть, но и сами, подобно городскимъ республикамъ древняго міра, о которыхъ мы говорили раньше, стали властелинами, иногда даже очень сильными властелинами, владыками большихъ государствъ,— укажемъ для примра на Венеціанскую республику. Но и тамъ, гд города не добились такого высокаго положенія,—и тамъ они стали силой, которой нельзя было пренебрегать. Съ теченіемъ времени государи почувствовали необходимость обращаться рядомъ съ дворянствомъ и въ представителямъ городовъ, лишь только случались какія-нибудь особенно- важныя дла, въ которыхъ король хотлъ обезпечить за собой необходимую поддержку.
Теперь въ верховныя собранія вошелъ новый элементъ, или, врне, два новыхъ элемента, потому что духовенство не особенно интересовалось дворянскими собраніями, хотя оно и имло право участвовать въ нихъ. У него, помимо дворянскихъ собраній, были совершенно иныя средства для того, чтобы отстаивать свои интересы въ государств. Теперь же, когда представительныя собранія,—а ихъ теперь дйствительно можно назвать представительными,—получили вслдствіе участія городскихъ депутатовъ новую силу и новое значеніе, духовенство снова обратило на нихъ большое вниманіе.
Такимъ образомъ, эти представительныя собранія стали собраніями земскихъ чиновъ. Они принимали самыя разнообразныя формы. Иногда дворянство и духовенство соединялось въ одну палату, а городскіе депутаты составляли вторую палату. Иногда же дворянство и духовенство раздлялись—тогда было три палаты. Бывало и такъ, что дворянство раздлялось на высшее и низшее, иногда случалось, что представители низшаго дворянства засдали вмст съ представителями мщанъ. При благопріятныхъ же обстоятельствахъ и крестьяне успли уже стряхнуть съ себя феодальное иго — превратились въ вольныхъ земледльцевъ и пріобрли такое значеніе, что и ихъ нельзя было игнорировать. Въ такихъ случаяхъ и крестьянскіе уполномоченные принимали участіе въ собраніяхъ земскихъ чиновъ: они или засдали вмст съ представителями мщанъ, или составляли особый чинъ,— четвертое сословіе.
Эти сословныя собранія скоро пріобрли силу и вліяніе, потому что, чмъ больше развивались ремесла и торговля, тмъ больше и больше доходы съ королевскихъ земель оказывались недостаточными для покрытія государственныхъ расходовъ. Судьи по профессіи, получавшіе жалованье — преимущественно римскіе юристы — становились все многочисленне, рядомъ съ верховнымъ судомъ въ ихъ руки вскор стали переходить также т или иныя отрасли и низшаго суда. Въ т времена — приблизительно въ XIV вк — начало распространяться наемное войско. Судъ и война, бывшіе тогда главными задачами государственной власти, становились все дороже и дороже, возрастали также расходы на роскошь, процвтавшую при дворахъ государей. Государи стали нуждаться въ деньгахъ, и эта нужда все увеличивалась. Началось ‘оскудніе’ государей Западной Европы.
Они, подобно современнымъ крупнымъ землевладльцамъ, употребляли вс средства для улучшенія своихъ длъ. Самое простое средство состояло въ томъ, чтобы длать долги, а сверхъ того, они обратились къ мошенническимъ спекуляціямъ, фальсификаціи монеты, обиранію богатыхъ гражданъ, преимущественно богатыхъ евреевъ и т. д.
Но вс эти средства финансовой политики, какъ ни прибыльны они были иногда, оказались недостаточными для покрытія возрастившихъ расходовъ на государство и дворъ. Все настоятельне и настоятельне сказывалась надобность привлечь подданныхъ къ взносамъ въ государственную казну. Тутъ-то и были изобртены денежные налоги.
Но государи получали эти налоги не всегда безъ уступокъ съ своей стороны! Передъ сильными классами, имвшими представительство въ сословныхъ собраніяхъ, они должны были часто смиряться. Иногда дло доходило до того, что государственное управленіе фактически всецло велось комитетомъ, избираемымъ собраніемъ чиновъ, и государь былъ только пассивнымъ орудіемъ въ рукахъ этого комитета.
Эти собранія были предшественниками современныхъ парламентовъ. Но они, въ сущности, стояли еще на той же почв, что и вышеупомянутыя собранія представителей державныхъ государствъ и племенъ.
Каждый отдльный членъ собранія чиновъ являлся не представителемъ всей націи (или одного класса данной націи), а представителемъ особой, строго ограниченной, корпораціи и особой территоріи, которая послала его, отчасти потому, что онъ именно для этого избирался (какъ уполномоченный такого-то города или церковной корпораціи), а отчасти въ силу унаслдованнаго или пріобртеннаго имъ положенія (какъ свтскій или духовный землевладлецъ). Обязанности каждой корпораціи или территоріи относительно государства устанавливались особыми договорами и на организацію или землю нельзя было возлагать новыхъ повинностей безъ согласія ея членовъ или господина. Подавленія меньшинства большинствомъ первоначально не было въ собраніяхъ чиновъ, но, конечно, случалось и такъ, что меньшинство силой принуждали присоединиться къ большинству.
Если членъ собранія участвовалъ въ немъ не вслдствіе своего соціальнаго положенія, а въ качеств выборнаго какой-нибудь корпораціи или земли, то его голосъ получалъ иногда силу лишь въ томъ случа, когда его подтверждали лица, пославшія выборнаго. Прелаты должны были имть согласіе своего конвента иди капитула, депутаты отъ городовъ должны были спрашивать согласія городского совта или общиннаго собранія.
Для того, чтобы собраніе земскихъ чиновъ могло превратиться въ современный парламентъ, союзное собраніе — въ національное, для этого прежде всего должно было возникнуть единое государство и занять мсто конгломерата общинъ и корпорацій, составлявшаго государство среднихъ вковъ, затмъ, узкій партикуляризмъ этихъ мелкихъ организацій долженъ былъ уступить мсто національности.
Это и было совершено капиталистическимъ способомъ производства.

V. Монархическій и парламентскій абсолютизмъ.

При капиталистическомъ способ производства, который начинаетъ развиваться съ XVI столтія, приготовленіе товаровъ, производство для продажи получаетъ всеобщее распространеніе. Производство для собственнаго потребленія самихъ производителей и ихъ господъ, у кого есть господа, все боле и боле исчезаетъ. Вмст съ нимъ исчезаетъ также самостоятельность и исключительность сельскихъ и городскихъ общинъ, составлявшая отличительную черту среднихъ вковъ. Различныя отрасли производства становятся въ зависимость отъ внутренняго рынка, а черезъ его посредство или даже непосредственно — и отъ всемірнаго рынка.
Но внутренній рынокъ есть ничто иное, какъ вся территорія даннаго государства. Государство въ предлахъ своей земли защищаетъ производителей товаровъ и торговцевъ, принадлежащихъ къ нему, отъ конкурренціи иностранныхъ производителей и торговцевъ, но оно также стремится къ тому, чтобы сдлать возможно боле выгодными условія сбыта и на заграничныхъ рынкахъ. Чмъ больше государство, чмъ сильне государственная власть, тмъ больше шансовъ имютъ производители товаровъ и торговцы на охрану своихъ интересовъ.
Съ этихъ поръ государства получаютъ прочную экономическую основу. Въ средніе вка мы видимъ безпрестанное измненіе предловъ владній различныхъ царствующихъ фамилій — вслдствіе завоеваній, наслдованій, браковъ, покупки, обмна и даже залоговъ {Основаніе монархій Гогенцолерновъ, какъ извстно, положено именно такимъ залогомъ. Авторъ.}. Такъ какъ каждая община или, по крайности каждая мстность представляла собой самодовлющее цлое, то не было никакой надобности въ томъ, чтобы владнія государя находились рядомъ. Габсбурги, напр., имли въ XIV вк владнія не только въ нмецко-австрійскихъ областяхъ, но и въ Швейцаріи, Швабіи и Эльзас.
Современныя же государства представляютъ собою экономически сплоченныя области, связь между которыми становится тмъ тсне, чмъ дольше существуетъ данное государство, чмъ больше экономическая жизнь въ его предлахъ проникается капитализмомъ и чмъ больше производство приспособляется къ условіямъ и потребностямъ внутренняго рынка, находящагося въ его распоряженіи.
Вмст съ этимъ расширеніе предловъ государства перестаетъ быть дломъ только царствующей фамиліи изъ военной касты. Въ такомъ расширенія становятся заинтересованными и производительные классы. Династическое государство превращается въ государство національное.
Въ конц среднихъ вковъ для жителей селъ и городовъ могло быть, приблизительно, столь же безразлично, находятся ли подъ властью ихъ государя еще и другія общины, какъ теперь для сельскихъ рабочихъ какого-нибудь помщика можетъ безразличнымъ, иметъ ли онъ еще и другія помстья, или нтъ. Для населенія же современнаго государства всякое уменьшеніе государственной территоріи означаетъ стсненіе экономической жизни, между тмъ какъ расширеніе государства представляетъ расширеніе внутренняго рынка и улучшеніе положенія на всемірномъ рынк.
Чмъ сплоченне и сильне становится новое государство, тмъ больше теряютъ въ немъ силу и значеніе старинныя политическія и соціальныя организаціи. Функціи ихъ одна за другой переходятъ къ государству, а эти организаціи превращаются въ одн лишь руины, стоящія на дорог, которыя необходимо устранить. Общество ‘атомизируется’, отношенія людей другъ къ другу перестаютъ регулироваться взаимными отношеніями корпорацій.
Рука объ руку съ этой ‘атомизаціей’, т.-е. разрушеніемъ традиціонныхъ организацій въ самомъ государств, идетъ централизація государства и общества.
Торговля издавна иметъ стремленіе къ централизаціи. Она вызываетъ стеченіе товаровъ, а также продавцовъ и покупателей въ опредленные пункты, отличающіеся особенно выгоднымъ географическимъ положеніемъ или политическими условіями. При капиталистическомъ способ производства, который все производство превращаетъ въ товарное и ставитъ его въ зависимость отъ торговли,— централизація торговли ведетъ къ централизаціи всей экономической жизни. Вся страна въ большей или меньшей степени, прямо или косвенно становится въ экономическую зависимость отъ главнаго города, также какъ и отъ класса капиталистовъ. Главный городъ, центръ торговли, является также сборнымъ пунктомъ прибавочныхъ стоимостей, излишковъ страны, за роскошью слдуютъ искусства и науки.
Экономической централизаціи соотвтствуетъ централизація политическая и центральный пунктъ торговли становится центральнымъ пунктомъ управленія.
Мы уже указывали на то, что новые классы, живущіе товарнымъ производствомъ или торговлей, нуждаются въ сильной государственной власти, которая могла бы защищать ихъ интересы какъ въ самой стран, такъ и заграницей.
Король, преемникъ стариннаго вождя племени, былъ и въ средніе вка только вождемъ: въ качеств военачальника — вождемъ военной касты, въ качеств верховнаго судьи—вождемъ касты духовной. Даже если должность его становилась наслдственной, что было далеко не везд, онъ все-таки оставался въ зависимости отъ доброй воли своихъ упрямыхъ и самостоятельныхъ вассаловъ и столь же самостоятельной и упрямой іерархіи. Развитіе городовъ, какъ мы видли, не улучшило его положенія: оно поставило его въ зависимость, вмсто двухъ — отъ трехъ классовъ.
Развитіе всемірной торговли и капиталистическаго производства измнило положеніе длъ — въ пользу короля. Оно создало армію неимущихъ, изъ которыхъ, пока промышленность еще недостаточно развилась, — лишь часть могла стать наемными рабочими. Большинство же превращалось въ пролетаріевъ, которые, какъ и пролетаріи древняго Рима, становились опорой деспотизма. Только теперь они продавали государямъ не политическое право голоса, а — собственные кулаки. Наемныя войска на служб государевой быстро увеличивались {Наемныя войска въ XIV в. были совершенно не таковы, какъ въ XVII в. Первыя состояли изъ крестьянъ, имвшихъ землю, которые занимались военной службой, какъ побочнымъ отхожимъ промысломъ, улучшеніе земледлія и увеличеніе населенія дали тогда въ нкоторыхъ мстахъ уже избытокъ рабочихъ силъ. Вслдствіе этого часть крестьянской молодежи становилась дома ненужной, она уходила на чужбину, но съ намреніемъ потомъ снова вернуться домой и ссть на отцовскую землю. Военное искусство, пріобртенное этими полчищами крестьянъ на служб чужихъ государей, служило имъ средствомъ къ тому, чтобы избавиться отъ своихъ собственныхъ владыкъ. На этой основ возникла свобода швейцарцевъ и чешскихъ гусаитовъ. Наемникъ же XVII в. былъ нищій, и военное ремесло было единственнымъ источникомъ его дохода, дломъ всей его жизни. Ему нечего было защищать свободу,— разв лишь свободу грабежа. Все его существованіе зависло отъ жалованья. Авторъ.}.
Одновременно съ этимъ исчезали рыцарскія войска, бывшія почти совершенно независимыми отъ государей. Феодальные источники доходовъ уничтожались или, врне, теряли свое значеніе. Не на барщин, не на даняхъ, вносимыхъ сельскохозяйственными продуктами, основывалось теперь вліяніе въ обществ, а на деньгахъ. Но, какъ ни обирай крестьянина, денегъ у него не много найдешь. Поэтому землевладльцы, дворянство и духовенство, для полученія денегъ, должны были свои функціи, въ которыхъ они усовершенствовались, превратить въ товары: католическое духовенство продавало исполненіе своихъ пастырскихъ обязанностей, своихъ святыхъ, отпущеніе грховъ и реликвіи, дворяне продавали себя на военную службу каждому, кто только давалъ подходящую плату: изъ экономически-самостоятельныхъ вассаловъ они превратились въ наемниковъ, королевскихъ офицеровъ.
Но торговля духовенства священными предметами стала, наконецъ, столь наглой, что противъ нея поднялся народъ. Духовенство, также какъ и дворянство, не могло отстоять своей независимости. Съ этихъ поръ всми имуществами и доходами, какія оно еще сохранило или впослдствіи получило,— какъ въ католическихъ, такъ и въ протестантскихъ странахъ,— оно было обязано лишь милости государей, за что и должно было служить имъ.
Новый способъ производства, новое государство предъявляли суду и управленію обществомъ такія требованія, что выполненія ихъ оказалось совершенно не по силамъ старымъ организаціямъ, въ которыхъ дворянство и духовенство играли столь важную роль. Въ суд съ этихъ поръ стали господствовать ученые правовды (во всей Западной Европ, кром Англіи,—римскіе юристы), которые назначались и оплачивались королемъ, слдовательно, были въ полной зависимости отъ него. Завдываніе финансами тоже перешло теперь къ королевской или концессіонируемой королемъ бюрократіи. Въ средніе вка землевладльцы и вольные города сами платили королю подати, взятыя ими на себя. Какъ землевладлецъ собиралъ подати со своихъ крестьянъ, а городъ со своихъ гражданъ и иныхъ обывателей, до этого государственной власти не было ршительно никакого дла. Теперь же податное обложеніе было отнято отъ землевладльцевъ и городскихъ магистратовъ и передано откупщикамъ или особымъ чиновникамъ.
Дворянство и духовенство, какъ таковыя, потеряли всякое значеніе для государственнаго управленія, суда и военнаго дла. Эти сословія получаютъ свои привилегіи и богатства уже не вслдствіе своихъ общественныхъ функцій, а лишь благодаря милостямъ двора. Ихъ задача состоитъ теперь только въ содйствіи королевской власти.
Съ паденіемъ самостоятельности дворянства и духовенства, пали дв важныя опоры сословныхъ собраній.
Но въ теченіе XVII и XVIII вковъ все боле и боле падала и третья опора этихъ собраній: города. Правда, капиталистическій способъ производства привелъ къ сильному увеличенію городского населенія—буржуазіи и пролетаріата, но населеніе это концентрировалось въ немногихъ крупныхъ городахъ, которыхъ, въ свою очередь, совершенно затмила своимъ вліяніемъ и богатствомъ столица. Значительное большинство городовъ остановилось въ своемъ развитіи, многіе изъ нихъ опустились до положенія ‘гнилыхъ мстечекъ’, какъ ихъ называли въ Англіи.
Эти мстечки не могли противодйствовать сил развивающагося абсолютизма.
Понятно, тмъ больше значенія пріобртала столица въ современныхъ государствахъ съ XVI вка. Уже Генрихъ IV зналъ, что Парижъ стоитъ мессы, король подчинился вол столицы и перешелъ въ католичество, а какое значеніе въ государственной политик имлъ Лондонъ, это Карлъ I испыталъ на самомъ себ {‘Можно безъ преувеличенія сказать, что если бы не враждебное настроеніе Сити, Карлъ I никогда не потерплъ бы пораженія, а безъ помощи Сити Карлъ II никогда не вступилъ бы на престолъ’. Макколей. Исторія Англія. I, ст. 260 (по нм. перев. Лембке). Авторъ.}.
Но большинство столичныхъ жителей вовсе не было заинтересовано въ сохраненіи вліянія земскихъ чиновъ, потому что это вліяніе означало только господство захолустныхъ дворянъ и филистеровъ. Чего же могла ждать столица отъ этихъ чиновъ? Прежде всего, отказа въ введеніи налоговъ, стремленія къ бережливости. Но это обыкновенно было вовсе не въ интересахъ столичнаго населенія тхъ временъ. Значительная часть жителей столицы извлекала средства къ существованію изъ удовлетворенія запросовъ двора. Чмъ больше денегъ расходуетъ дворъ, тмъ лучше было для столицы. Людей, производившихъ предметы роскоши и торговавшихъ ими, мало смущало то обстоятельство, что придворные не создавали богатствъ, расточаемыхъ ими въ столиц.
Элементы, пріобртшіе теперь вліяніе на королевскую власть, а черезъ нее и на государство, были не т, которые имли представительство въ собраніяхъ чиновъ. Это были новые элементы, дйствовавшіе на короля непосредственно своимъ личнымъ вліяніемъ: прежде всего придворное дворянство и духовенство съ арміей чиновниковъ — ихъ орудіемъ была интрига, затмъ, столичное населеніе, иногда добивавшееся своего, посредствомъ возмущеній, и, наконецъ, капиталисты, кредитъ которыхъ сталъ главной основой новаго государства.
Дйствительно, безъ помощи капиталистовъ королевская власть никогда бы не могла развиться до абсолютизма. Чтобы выдержать борьбу со своими противниками, чтобы побдить или купить ихъ, чтобы платить своимъ сторонникамъ и защитникамъ, чтобы выполнять т функціи, которыя раньше выполнялись общинами и корпораціями или феодальными господами, а теперь перешли къ государству, какъ охрана личной безопасности и путей сообщенія, проведеніе дорогъ и каналовъ, устройство крпостей, военныхъ складовъ и т. д.,—для всего этого государямъ нужны были деньги, гораздо больше денегъ, чмъ они могли получить отъ своихъ подданныхъ въ вид податей, таможенныхъ пошлинъ и т. п. Поэтому они постоянно должны были занимать деньги у богатыхъ купцовъ,— понятно, за соотвтствующее вознагражденіе. Съ этихъ поръ и до нашихъ дней кредитъ остался главной опорой государства. Повышенія и паденія биржевыхъ курсовъ ршали въ послднія два столтія судьбу не одного правительства.
Таковы были важнйшіе факторы, опредлявшіе политику западноевропейскихъ монархій до французской революціи и часто даже посл нея, а иногда опредляющіе эту политику и по сей день. Ихъ вліяніе было громадно, но неопредленно, не урегулирована. Фактически управлялъ не государь, а иныя лица, и кружки заинтересованныхъ лицъ, но они могли управлять только посредствомъ государя. Власть монарха была неограничена: разныя лица и клики пользовались ею- въ своихъ интересахъ, но никто во всемъ государств не могъ противустоять ей.
Собранія же земскихъ чиновъ становились все ничтожне и ничтожне. Въ нкоторыхъ странахъ они совершенно прекратились, въ другихъ же играли такую роль, какую теперь играютъ рабочіе комитеты на европейскихъ фабрикахъ: они должны были давать свое почтительное согласіе на все, а въ нкоторыхъ мелочахъ имъ позволялось оказывать содйствіе всемогущей полиціи.
Таковы общія черты политическаго развитія Европы въ XVII и XVIII вкахъ.
Но изъ этого правила были и исключенія. Были страны, въ которыхъ королевской власти не удалось управиться съ собраніями земскихъ чиновъ, въ которыхъ, напротивъ, эти послднія стали хозяевами въ государств. Самый выдающійся примръ такого уклоненія отъ общей тенденціи къ абсолютизму государей представляетъ Англія.
Много было причинъ, вслдствіе которыхъ Англія составила исключеніе въ этомъ отношеніи. Важнйшими изъ нихъ мы считаемъ слдующія. Именно въ конц XVII вка, когда абсолютизмъ въ Англіи долженъ былъ выдержать послднюю, ршительную борьбу, англійская королевская власть перешла къ королямъ Шотландіи, экономически-отсталой страны, въ которой еще удержался даже родовой строй и государи находились еще въ полной зависимости отъ чиновъ. Въ теченіе XVII вка Шотландія была причиной слабости королей изъ дома Стюартовъ, стремившихся въ Англіи къ абсолютизму, подобно тому, какъ Венгрія до самаго послдняго времени постоянно служила помхой самодержавнымъ стремленіямъ Габсбурговъ.
Еще большее значеніе имло островное положеніе Англіи. Сила и безопасность ея основывались не на арміи, а на флот. Поэтому, буржуазія, производящая товары и торгующая ими, не имла никакихъ основаній поддерживать стремленія монарховъ къ созданію сильной постоянной арміи.
Но островное положеніе Англіи имло еще чрезвычайно важное значеніе въ томъ отношеніи, что съ XVI вка оно особенно благопріятствовало развитію здсь современной, капиталистической буржуазіи,— съ тхъ поръ, какъ открытіе Америки и морского пути въ Индію перенесло центръ тяжести европейской торговли съ Средиземнаго моря на берега Атлантическаго океана. Вначал Англія принимала участіе въ цвтущей міровой торговл Португаліи, Испаніи, Нидерландовъ посредствомъ грабежа торговыхъ судовъ, отъ котораго особенно сильно страдалъ испанскій флотъ. Но скоро она уже настолько усилилась, что могла придать своимъ грабительскимъ предпріятіямъ законный характеръ: она сама стала завоевывать колоніи и развила обширную морскую торговлю — не только ту, которую теперь называютъ законной торговлей, но, главнымъ образомъ, контрабанду и торговлю рабами. Скоро Лондонъ сталъ центромъ всемірной торговли, затмилъ собою Лиссабонъ и въ конц XVII вка у него былъ только одинъ соперникъ въ коммерческомъ отношеніи — Амстердамъ. По численности народонаселенія онъ уже тогда сталъ во глав всхъ европейскихъ большихъ городовъ: въ немъ насчитывалось полмилліона жителей и онъ могъ выставить очень солидную городскую милицію. Но при этомъ онъ гораздо меньше былъ городомъ роскоши, чмъ Парижъ, богатство его больше зависло отъ развитія торговли, чмъ отъ расточительности двора и придворныхъ, ему нужно было сильное правительство, но сильное не дома, а заграницей. Стюарты же тратили вс свои силы на попытки возстановленія абсолютнаго образа правленія и не могли вести энергичной вншней политики для охраны и развитія англійской торговли.
Англійская и прежде всего лондонская крупная буржуазія была такъ сильна, такъ смла и самоувренна, что еще въ первой половин XVII вка, она подъ давленіемъ вншнихъ обстоятельствъ, ршилась вмст съ частью дворянства, мелкимъ мщанствомъ и остатками крестьянъ объявить войну королевской власти, на сторон которой стояла другая часть дворянства и придворное духовенство. Изъ этой борьбы буржуазія вышла побдительницей, но она сейчасъ же подпала диктатур арміи мщанъ и крестьянъ. Тутъ вышло то же самое, что впослдствіи подобнымъ образомъ произошло на континент во время французской революціи 1848 г.: испуганная и подавленная диктатурой трудящихся классовъ, буржуазія снова бросилась въ объятія королевской власти и землевладльческой аристократіи, пережившей времена французской революціи.
Что крупная буржуазія и крупные землевладльцы такъ долго могли идти рука объ руку, это объясняется тмъ своеобразнымъ характеромъ, который приняло въ Англіи крупное землевладніе. Тридцатилтняя война блой и алой розы совершенно истребила высшую аристократію. На развалинахъ ея возникъ новый слой крупныхъ землевладльцевъ, его создалъ Генрихъ VII, положившій конецъ гражданской войн, а Генрихъ VIII и Эдуардъ VI увеличили и обогатили на счетъ церкви и гильдій, имущества которыхъ были конфискованы.
Второе обновленіе крупнаго землевладнія произвела гражданская война между Карломъ I и парламентомъ. Многіе изъ дворянъ тогда потеряли свои имнія — частью вслдствіе конфискаціи, а частью вслдствіе разоренія. Имнія ихъ достались разбогатвшимъ буржуа. Возстановленіе Стюартовъ далеко не всмъ дворянамъ возвратило утраченныя имнія.
Неудивительно, что аристократія въ Англіи имла совершенно не такой характеръ, какъ на материк, напр., во Франціи. Французская аристократія настолько сохранила традиціи феодальнаго времени, что она съ презрніемъ смотрла на производительные и торгующіе классы. Зарабатывать деньги она считала позоромъ. Но доходы, получаемые ею изъ помстій, становились все скромне и скромне, стойкое чувство чести мшало ей заниматься раціональнымъ земледліемъ, но это чувство не препятствовало аристократамъ сокращать свой дефицитъ при помощи попрошайства (у короля), кражъ (у казны) и долговъ (у капиталистовъ). Въ теченіе XVII вка французское дворянство стало полнымъ банкротомъ.
Большинство англійскихъ крупныхъ землевладльцевъ состояло изъ выскочекъ, уже проникшихся духомъ капитализма. Они заботились о капиталистической эксплуатаціи своихъ имній посредствомъ богатыхъ арендаторовъ, они не считали ниже своего достоинства принимать участіе въ торговыхъ предпріятіяхъ и умли цнить богатую буржуазію. Въ томъ самомъ столтіи, въ которомъ французская аристократія пришла къ полному банкротству, аристократія англійская стала денежной силой.
Англійское дворянство, энергичное и предпріимчивое, подобно буржуазіи того времени, не только умло вести свои частныя дла, но и принимало самое живое участіе въ государственной дятельности. Везд, гд возможно, оно отстаивало свою роль въ государственномъ управленіи, такъ что бюрократія развилась въ Англіи меньше, чмъ въ другихъ современныхъ европейскихъ государствахъ. И при управленіи аристократія принимала въ разсчетъ интересы крупной буржуазіи, къ которой она стояла такъ близко.
Благодаря своему обновленію въ XV и XVII вкахъ, англійская аристократія гораздо дольше сохранила энергію молодости, чмъ аристократія какой-либо иной страны, а вмст съ тмъ, капиталистическая буржуазія Англіи развилась особенно рано.
Союзъ этихъ двухъ классовъ, заключенный въ Англіи при столь благопріятныхъ обстоятельствахъ, сталъ непреоборимой силой: королевская власть должна была преклониться передъ этими классами и ихъ представительствомъ — парламентомъ.
Въ Англіи преобладаніе аристократіи надъ королевской властью основывалось на томъ, что крупное землевладніе примнилось къ капиталистическому способу производства и соединилось съ классомъ капиталистовъ. Атомизирующія и централизирующія тенденціи современнаго государства дйствовали въ Англіи совершенно такъ же, какъ и въ остальныхъ монархіяхъ Западной Европы. Здсь, также какъ, напр., и во Франціи, он привели къ безусловному господству центральной власти, которая не терпла никакого противодйствія, никакой критики. Разница между Англіей и Франціей состояла лишь въ томъ, что этой абсолютной властью во Франціи былъ король, а въ Англіи — парламентъ {Всемогущество парламента очень удачно характеризуется англійской пословицей: ‘Парламентъ все можетъ,— онъ не можетъ только сдлать мужчину женщиной’. Авторъ.}.
По мр того, какъ парламентъ въ борьб съ короной укрплялъ и увеличивалъ свою власть, а отдльные графства и города сливались въ одну націю, характеръ парламента измнялся. Каждый членъ его пересталъ чувствовать себя представителемъ отдльной территоріи или корпораціи и свое вліяніе производить отъ силы и вліянія пославшей его земли или корпораціи. Парламентъ пересталъ быть собраніемъ мелкихъ державцевъ (или представителей державныхъ организацій) и превратился въ единое цлое, онъ былъ державенъ во всей своей совокупности и представлялъ собою первоисточникъ всякой власти въ государств. Но господство парламента есть не что иное, какъ господство большинства въ самомъ парламент. Вмст съ экономической и политической независимостью отъ государства отдльныхъ обществъ и земель исчезаетъ также и самостоятельность отдльныхъ депутатовъ въ парламент. Парламентское меньшинство должно такъ же безусловно подчиняться большинству, какъ вся страна подчиняется парламенту. Воля большинства въ парламент становится верховнымъ закономъ, оно тоже могло бы сказать о себ, какъ Людовикъ XIV: государство—это я! Короли и министры становятся его рабами.
Какъ и всякіе иные рабы, они иногда могли оказывать вліяніе на своихъ господъ (по большей части самыми низменными средствами) и пользоваться ими въ своихъ интересахъ. Но если рабу удается помыкать своимъ господиномъ, то сущность ихъ отношеній отъ этого все-таки не измняется.
Большинство и меньшинство парламента превращаются въ XVII столтіи въ сплоченныя партіи: виговъ и торіевъ.
Прочныя, сплоченныя партіи были невозможны въ старыхъ сословныхъ собраніяхъ. Вслдствіе преобладанія мстныхъ и корпоративныхъ интересовъ не только государство, но и партіи, возникавшія въ немъ, неизбжно являлись крайне непрочными, партіи постоянно измнялись. Современный способъ производства и современное государство должны были предварительно одержать верхъ надъ партикуляризмомъ сословій, цеховъ, общинъ и т. д., раньше чмъ члены даннаго класса во всей стран могли придти къ сознанію своихъ общихъ классовыхъ интересовъ, раньше чмъ могли образоваться національные классы, распространенные по всей стран, а на почв національныхъ классовъ и классовыхъ интересовъ — сплоченныя партіи.
Но чмъ больше силы и вліянія пріобртаетъ парламентъ, чмъ больше онъ подчиняетъ себ государственную власть, тмъ значительне выгоды, ожидающія ту партію, которой удается стать большинствомъ въ парламент. Этимъ вызывается стремленіе политиковъ объединить въ одну партію вс т элементы, которые сходятся въ главныхъ цляхъ, хотя бы они далеко расходились другъ съ другомъ во второстепенныхъ вопросахъ. Этимъ вызывается стремленіе подавить разноголосицу взглядовъ въ побочныхъ вопросахъ. Возникаетъ партійная дисциплина, ‘партійная тиранія’, рядомъ съ парламентскимъ абсолютизмомъ начинаетъ сказываться и абсолютизмъ партійный..

(Окончаніе слдуетъ).

‘Міръ Божій’, No 6, 1894

ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ.

К. Каутскаго.

(Окончаніе).

VI.
Современная демократія.

XVIII-ый вкъ представляетъ собою высшій пунктъ развитія абсолютизма. Но этотъ же вкъ создалъ также и силы, которыя должны были положить конецъ абсолютизму.
Государство XVIII вка, какъ въ Англіи, такъ и въ остальной Западной Европ, съ одной стороны, было теплицей для воспитанія торговыхъ и промышленныхъ капиталистовъ, а слдовательно, также и пролетаріевъ,— съ другой, грандіознымъ аппаратомъ для грабежа народа въ пользу нкоторой части дворянства: въ Англіи той, которая зав ды вала государственнымъ управленіемъ, въ остальной же Европ въ пользу придворнаго дворянства — и крупныхъ финансистовъ.
Противъ обихъ этихъ сторонъ государства въ теченіе XVIII вка все боле и боле возрастало сильное возмущеніе народа. Торговля и промышленность развились до такихъ размровъ и приняли такой характеръ, что заботливая опека бюрократіи являлась препятствіемъ для дальнйшаго развитія способовъ производства, и среди ожесточенной конкурренціи побда доставалась тому изъ соперниковъ, кто лучше и скоре всхъ могъ пустить въ ходъ новое открытіе или изобртеніе и примниться къ каждому настроенію рынка.
Теперь уже не государственная охрана, а свобода стала лозунгомъ капиталистовъ.
Не одной лишь экономической свободы требовала буржуазія, но также и свободы политической. Какъ по своей численности, такъ и по умственному развитію, а еще боле по экономическому значенію, буржуазія чувствовала себя (во Франціи и Англіи) достаточно сильной для низверженія ига аристократіи и соединенной съ нею королевской власти.
Въ XVI, XVII и еще въ первой половин XVIII вка крупная торговля и промышленность служили, главнымъ образомъ, роскоши. Вслдствіе несовершенства средствъ сообщенія перевозка товаровъ на дальнія разстоянія вознаграждалась лишь въ томъ случа, если они имли сравнительно высокую цну. Морская торговля доставляла въ Европу золотыя и серебряныя издлія, дорогія пряности, роскошныя ткани и т. п. Капиталистическая промышленность Европы, т.-е. промышленность, работающая для всемірнаго рынка, производила шелковыя матеріи, гобелены, фарфоръ и т. п. Капитализмъ въ т времена получалъ свои барыши отъ расточительности аристократіи.
Но мало-по-малу, вслдствіе улучшенія путей сообщенія и способовъ производства, рядомъ съ предметами роскоши, выступаетъ на первый планъ и производство предметовъ народнаго потребленія. Если производство предметовъ роскоши нуждалось для своего процвтанія въ богатомъ и расточительномъ класс, то производство предметовъ народнаго потребленія могло развиваться тмъ лучше, чмъ выше была покупательная сила массы населенія, т.-е., чмъ меньше эксплуатировали ее высшіе классы. И по мр того, какъ промышленность превращалась въ производство предметовъ народнаго потребленія, все невыносиме становилось для буржуазіи система аристократическаго хищенія, а въ то же время возрасталъ спросъ на жизненные припасы (для промышленныхъ рабочихъ) и сырые матеріалы. Туземное производство уже не. могло удовлетворять этому спросу. Ввозъ дешевыхъ предметовъ первой необходимости и сырыхъ матеріаловъ пріобрталъ такимъ образомъ все большее и большее значеніе для промышленныхъ классовъ. Интересы же землевладльцевъ были совершенно противоположны.
Эти обстоятельства, сначала въ Англіи и Франціи, а затмъ, и въ другихъ странахъ Западной Европы явились основной причиной ненависти буржуазіи къ аристократическому строю, въ какихъ бы формахъ послдній ни проявлялся: въ парламентарномъ ли государств, или въ неограниченной монархіи.
Но рядомъ съ буржуазіей пришли въ движеніе и низшіе классы: крестьяне и мщане, къ которымъ присоединился и пролетаріатъ, этотъ послдній классъ еще не обнаруживалъ самостоятельности, а шелъ рука объ рукъ съ самыми революціонными слоями мелкой буржуазіи. На этихъ классахъ лежало государство XVIII вка всей своей тяжестью, изъ нихъ извлекало средства для покрытія расходовъ на бюрократію, войско, государственные долги и кормленіе двора.
Крестьяне, мелкое мщанство и пролетаріи?— насколько вообще можно говорить о пролетаріяхъ въ прежніе вка — были съ самаго начала враждебны возникавшей абсолютной государственной власти и эксплуатаціи народа государствомъ при посредств аристократіи. Но повсюду, гд только они пытались оказывать противодйствіе, они обыкновенно терпли пораженіе вслдствіе своей разрозненности, отсутствія связи между отдльными общинами и землями.
Съ теченіемъ времени государственное единство и капитализмъ — торговля, налоги, милитаризмъ и т. д.— оказали свое дйствіе и на эти классы. Ихъ мстная приходская политика постепенно исчезала, конечно, въ однихъ мстахъ быстре, въ другихъ медленне, начало положили мщане и пролетаріи, которые даже въ мелкихъ городахъ вступали въ тсную связь со своими товарищами изъ большихъ городовъ. Примръ ихъ сталъ образцомъ для трудящагося населенія всей страны. А капиталистическая промышленность собирала теперь въ большіе города массы пролетаріевъ вмст съ кормившимися около нихъ торговцами и ремесленниками, которые жили теперь уже не только насчетъ пышности двора. Эта пышность лишь рзче оттняла въ ихъ сознаніи ихъ собственную нищету — и ненависть, злоба, накопившаяся въ бдствующемъ народ, обрушивалась на королевскій дворъ.
Подъ водительствомъ трудящихся классовъ большихъ городовъ мщане и пролетаріи всей страны, а мстами даже и крестьяне, начали приходить къ сознанію, что, кром мстныхъ интересовъ, у нихъ есть и общіе, государственные интересы. По мр того, какъ исчезала ихъ мстная политика и выступали на первый планъ стремленія, охватывавшія всю территорію націи, сила и вліяніе этихъ низшихъ классовъ быстро возростали.
Рядомъ съ капиталистами и трудящимися классами, у аристократическаго строя появился еще третій противникъ: буржуазная интеллигенція — адвокаты, профессора, врачи, писатели, художники и т. п.
Въ XVI и XVII столтіяхъ эти классы находились еще въ прямой или косвенной зависимости отъ придворной аристократіи. Въ средніе вка убжищемъ наукъ и искусствъ служила церковь. Съ тхъ же поръ, какъ она, со времени реформаціи, оставила эту роль, каждый мыслитель, каждый художникъ, каждый поэтъ, не обладавшій независимыми средствами, могъ заниматься своей наукой или искусствомъ только при помощи какого-нибудь знатнаго покровителя, который имлъ благосклонность принять его въ число своихъ лакеевъ. Но по мр усиленія буржуазіи, возрастаетъ и досугъ ея членовъ, развиваются ихъ потребности и образованные люди становятся необходимыми и для буржуазіи — создается, такъ сказать, рынокъ для адвокатовъ, врачей, инженеровъ, учителей и т. д., съ того же момента, когда, наконецъ, и низшіе классы большихъ городовъ начали принимать участіе въ политической и умственной жизни націи, читать книги, газеты и т. д.,— интеллигенція становится все боле и боле независимой отъ двора и аристократіи, въ наук и искусств могутъ уже проявляться и тенденціи, враждебныя этимъ общественнымъ силамъ. Скоро эти тенденціи заняли господствующее мсто въ наук и искусств: логика фактовъ говорила противъ аристократическяго строя, да и сама интеллигенція, по большей части, происходила изъ буржуазіи и по своему соціальному положенію и интересамъ ближе всего стояла къ ней.
Но интеллигенція по широт своего кругозора была выше всхъ остальныхъ слоевъ буржуазіи и ее обыкновенно не особенно затрагивали временные и случайные интересы членовъ этого класса. Такимъ образомъ, буржуазная интеллигенція имла возможность стать передовымъ борцомъ буржуазіи, истолковательницей и представительницей ея основныхъ классовыхъ интересовъ. Но требованія классовыхъ интересовъ буржуазіи тогда совпадали съ требованіями всего общественнаго развитія, даже съ интересами низшихъ классовъ, которые вмст съ высшими имли передъ собой одного общаго врага: аристократическій строй.
Гнетъ этого строя былъ такъ великъ, эксплуатація была такъ чрезмрна, что передъ ними отступили на задній планъ противурчія, существовавшія между отдльными классами населенія: между городомъ и деревней, наемнымъ рабочимъ и капиталистомъ, ремеслами и крупной промышленностью, промышленностью и торговлей и т. д.
Различные слои буржуазіи, мщанства, крестьянъ и пролетаріата соединились для низверженія абсолютной государственной власти и развнчанія дворянства. И тмъ классомъ, который боле всего содйствовалъ образованію этого союза и который оказался самымъ прочнымъ элементомъ единенія, была буржуазная интеллигенція Она мене всего подвергалась вліянію тхъ моментовъ, которые поселяли рознь между отдльными слоями различныхъ классовъ, Она лучше всего чувствовала и понимала объединяющіе ихъ интересы, потому мы видимъ, что и на демократическое движеніе, явившееся плодомъ этого союза въ послднія десятилтія прошлаго вка, наложила свою печать интеллигенція: она дала ему своихъ вождей и передовыхъ борцовъ.
Демократія имла предъ собою дв задачи. Она должна была, по мр возможности, ослабить всемогущество центральной государственной власти надъ народомъ — все равно, была-ли эта власть въ рукахъ монарха, или парламента. Но выполненіе этой задачи возможно было лишь въ извстныхъ предлахъ, потому что капиталистическое общество тоже нуждалось для своего развитія въ сильной центральной власти. Поэтому демократія должна была, рядомъ съ первой задачей, поставить и вторую: превратить государственную власть изъ оружія аристократіи въ оружіе народа.
Ршеніе первой задачи требовало свободной критики государственной власти и ея органовъ: гласности засданій Парламента, свободы слова и печати. Она требовала дале передачи нкоторыхъ функцій и принудительныхъ средствъ государственной власти и ея чиновниковъ — общинамъ и провинціямъ, которымъ нужно было дать самоуправленіе. Но это самоуправленіе не означаетъ возстановленія средневковой общины, община не можетъ уже снова стать самодовлющимъ цлымъ, какимъ она была въ прежнія времена, она остается членомъ всей націи и въ своихъ предлахъ дйствуетъ въ ея интересахъ. Права и обязанности отдльныхъ общинъ относительно государства устанавливаются теперь не особыми договорами, а являются продуктомъ одинаковаго для всхъ законодательства центральной государственной власти: они опредляются не интересами отдльныхъ общинъ, а интересами всего государства или націи.
Вмст съ тмъ демократія должна была требовать уничтоженія самаго важнаго принудительнаго средства государственной власти — распущенія постоянной арміи и замны ея народнымъ ополченіемъ-милиціей. Наконецъ, она должна была требовать прекращенія принудительнаго раздробленія націи, насколько это раздробленіе было продуктомъ не экономическаго развитія, а произвола полицейскаго государства. Нужно было положить конецъ насильственному изолированію гражданъ другъ отъ друга, граждане должны были получить право соединяться въ общества для защиты своихъ общихъ интересовъ, чтобы имть возможность оказывать вліяніе на государство. Отсюда требованіе свободы собраній, союзовъ и коалицій.
Вторая задача демократіи состояла въ томъ, чтобы поставить центральную власть въ зависимость отъ города. Въ этомъ отношеніи примромъ служила Англія. Тамъ королевская власть была совершенно безсильна передъ парламентомъ. Представительное собраніе, снабженное правами англійскаго парламента, оказалось единственно-дйствительнымъ и единственно-возможнымъ средствомъ къ тому, чтобы поставить власть, находящуюся въ рукахъ правительства современнаго централизованнаго государева, подъ контроль народа, заставить эту власть служить масс населенія.
Поэтому борьба за парламентскія учрежденія неразрывно связана съ пробужденіемъ политической жизни въ европейскихъ государствахъ. Эта борьба, какъ извстно, почти повсюду привела къ завоеванію представительныхъ учрежденій, хотя правительства длали все отъ нихъ зависвшее, чтобы отнять одной рукой то, что давалось другой, и обезсилить парламенты. Даже Турція во время послдней русско-турецкой войны ввела было нкій призракъ парламента. Конституція вообще лишь вопросъ времени.
Но если Англія показала, какъ опасенъ для абсолютной королевской власти парламентаризмъ, то она обнаружила также, что парламентъ отнюдь не обязательно является представительствомъ народа.
Столь же важной, какъ борьба за парламентскія учрежденія, стала и борьба за избирательное право. Отъ избирательнаго права зависитъ, будетъ, ли парламентъ орудіемъ классоваго господства аристократіи, или буржуазіи, или онъ станетъ центромъ классовой борьбы между буржуазіей и пролетаріатомъ. Борьба за избирательное право гораздо трудне и ожесточенне борьбы за ‘конституціонный образъ правленія’.
Всеобщее, прямое и для всхъ одинаковое избирательное право есть важнйшее средство къ тому, чтобы заставить парламентъ служить масс населенія, сдлать его врнымъ отраженіемъ теченій, господствующихъ въ народ. Это важнйшее средство, но не единственное. Къ этой же цли ведетъ еще рядъ другихъ, мене существенныхъ, но отнюдь не лишенныхъ, большой важности установленій,— напр., сокращеніе періодовъ, на которые избирается парламентъ, назначеніе выборовъ въ праздничные дни и т. п. Изъ за мропріятій этого рода партіи повсюду ведутъ ожесточенную борьбу.
Къ этимъ установленіямъ относятся также референдумъ и иниціатива, достигшіе извстнаго значенія въ демократической Швейцаріи. Референдумомъ называется право народа подвергать, при извстныхъ условіяхъ, всеобщему голосованію проекты законовъ, предлагаемые представительными учрежденіями, иниціатива же есть право народа подвергать голосованію проекты законовъ, исходящіе изъ его среды.
Въ Швейцаріи, по 89 ст. союзной конституціи 1874 г., законы по союзнымъ дламъ, а также постановленія, обязательныя для всего союза, предаются на утвержденіе народу посредствомъ всеобщаго голосованія, если этого потребуетъ 30,000 швейцарскихъ, гражданъ или восемь кантоновъ.
123 ст. союзной конституціи длаетъ народное голосованіе обязательнымъ при пересмотрахъ конституціи (Постановленіе отъ. 8 апрля 1891 г. распространяетъ это требованіе и на частичные пересмотры).
Права народной иниціативы относительно обыкновенныхъ, частныхъ законовъ нтъ въ союзной конституціи {За введеніе этого права уже началась въ Швейцаріи довольно энергичная борьба.}. Но союзное собраніе обязано назначить всеобщее голосованіе, если 50.000 гражданъ потребуютъ общаго или частичнаго пересмотра конституціи (ст. 120 и 121 союзы, констит.).
Еще шире права населенія относительно представительныхъ учрежденій въ нкоторыхъ кантональныхъ конституціяхъ Швейцаріи. Во многихъ кантонахъ референдумъ не только возможенъ, какъ въ союзной конституціи, а обязателенъ. Новые законы и постановленія (въ особенности же финансоваго содержанія) обязательно должны передаваться на всеобщее голосованіе въ Цюрих, Берн, Швиц, Солотурн, Граубюнден, Аарау, Тургау, Валисс и Базельской Земл {Базельскій кантонъ состоитъ изъ двухъ автономныхъ частей: Вазшгородъ и Базельская Земля.}. Большинство остальныхъ кантоновъ имютъ только факультативный (не обязательный) референдумъ и иниціативу. Фрайбургъ — единственный швейцарскій кантонъ, въ которомъ нтъ ни референдума, ни иниціативы. Женева, Ваадть (Во) и Нейенбургъ (Нейшатель) ввели у себя только факультативный референдумъ.
Нигд, однако, референдумъ и иниціатива не обнаруживаютъ тенденціи упразднить представительныя учрежденія: напротивъ, они везд связаны съ существованіемъ послднихъ. Составленіе законовъ почти везд возложено на эти учрежденія. Референдумъ даетъ народу лишь право голосовать относительно законовъ, составленныхъ кантональнымъ совтомъ или союзнымъ собраніемъ. Иниціатива же даетъ народу лишь право — иногда точно формулированное или, по крайней мр, фактически установившееся — требовать изданія закона извстнаго содержанія, выработка же самаго текста закона возлагается на собраніе {Авторъ выражается здсь нсколько неточно, въ другомъ мст онъ исправляетъ эту неточность. Въ дйствительности иниціатива предоставляетъ народу право не только указывать общій смыслъ требуемаго закона, но и вырабатывать точный текстъ этого закона. Если такой текстъ выработанъ иниціаторами и снабженъ узаконеннымъ числомъ подписей, то, напр., союзное собраніе обязательно должно передать его на всеобщее голосованіе, хотя бы оно и не одобряло его.}.
Референдумъ и иниціатива имютъ въ виду не упразднить законодательную центральную власть — парламентъ, а только усилить вліяніе народа на эту власть, поставить ее въ возможно большую зависимость отъ народа.
Об эти конституціи представляютъ собою послднее слово современной демократіи.

П—скій.

‘Міръ Божій’, No 7, 1894

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека