Переводъ Н. И. Шульгина.— Вступительная статья В. В. Чуйко.— Изъ Декамерона Боккачіо.— На родин Шекспира.
БЕЗПЛАТНАЯ ПРЕМІЯ ЖУРНАЛА
ТИПОГРАФіЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМІИ НАУКЪ.
(Bac. Остр., 9 л., No 12.)
ИЗЪ ДЕКАМЕРОНА. БОКАЧІО *)
(ПЕРЕВОДЪ Н. И. ШУЛЬГИНА.)
*) Помщаемъ здсь эту сказку Бокачіо, отчасти послужившую Шекспиру для созданія Иможены въ трагедіи ‘Цимбелинъ’ Пр. Ред.
(Разсказанная г-жею Филоменой.)
Торговыя дла привели нсколько итальянскихъ купцовъ въ Парижъ и они поселились вмст въ одной гостинниц и имли общій столъ. Разъ, посл ужина, когда вино развеселило ихъ боле обыкновеннаго, они избрали темой для своего разговора любовныя приключенія. Этотъ разговоръ невольно привелъ ихъ къ воспоминанію объ ихъ женахъ, такъ какъ вс они, безъ исключенія, были женаты.
— Не знаю, какъ поступаетъ моя жена, сказалъ одинъ изъ собесдниковъ, — но я согршилъ противъ нея. Да и какъ устоять противъ иностранки? Я совершилъ неврность.
— И я также, сказалъ другой.— Я думаю, что и жена моя не безгршна. Но буду-ли я убжденъ въ ея врности или нтъ, отъ этого, конечно, ничто не измнится.
— Я держусь такого же мннія, прибавилъ третій.
Съ большимъ мы меньшимъ недовріемъ къ своимъ женамъ отнеслись и вс остальные, исключая только генуэзца Бернабо Ломелина, который сказалъ, что онъ вполн убжденъ въ врности своей жены, хотя она замчательная красавица и равная ей по красот едва-ли сыщется во всей Италіи. Затмъ онъ перечислилъ ея выдающіяся качества: красоту лица, прекрасное сложеніе, грацію, молодость, живость и веселость характера, любовь къ труду, искуство въ женскихъ работахъ, удивительныя способности хозяйки, онъ прибавилъ, что она уметъ управлять лошадьми, дресировать для охоты птицъ, что она мастерица читать, писать, вести конторскія книги и вообще торговыя дла. Описавъ ея качества, онъ возвратился къ обсуждаемому вопросу и заявилъ, что его жена высокочестная, цломудренная и добродтельная женщина, и онъ убжденъ, что будь онъ въ отсутствіи десять лтъ, цлую жизнь, она все-таки осталась бы безусловно врна ему.
Едва произнесъ онъ послднія слова, какъ молодой человкъ изъ Піаченцы, по имени Амброджіоло, покатился со смху. Желая поднять на смхъ Бернабо, онъ спросилъ его, ужь не императоръ-ли далъ ему такую странную привилегію? Бернабо отвчалъ съ досадой, что этой милостью онъ обязанъ не императору, а боле его могущественному — господу Богу.
— Я не сомнваюсь, возразилъ Амброджіоло, — что вы искренно врите въ то, что говорите. Но мн кажется, вы мало свдущи и мало опытны въ дл, которое служитъ предметомъ нашего обсужденія. Еслибъ вы откинула свое предубжденіе, вы заговорили бы иначе. Не заключайте изъ того, что мы говорили о нашихъ женахъ, что насъ слдуетъ пожалть, а передъ вашей женой преклониться. Сообразите, что если мы ршаемся говорить о нашихъ женахъ такъ неблагопріятно, то это потому, что мы хорошо ознакомились вообще съ женской натурой. Не станете же вы отрицать того, что признаетъ цлый свтъ, что мужчина совершеннйшее твореніе, вышедшее изъ рукъ Творца, а женщина занимаетъ второе мсто. Не станете вы также отрицать и того, что мужчина отличается мужествомъ, силой и твердостью характера, а женщина робка и измнчива. Я бы могъ подробне развить вамъ, откуда идетъ и въ чемъ состоитъ различіе между обоими полами, но безполезно входить въ такое обсужденіе, потому что это завело бы насъ слишкомъ далеко. Согласитесь же, если боле твердый, мужественный и разумный мужчина часто не въ силахъ противиться одолвающей его страсти, то что же думать о боле хрупкой и слабой женщин? Въ силахъ-ли устоять она противъ лести, противъ подарковъ, противъ поклоненія, которыми завлекаетъ ее влюбленный въ нее мужчина? Думаете-ли вы, что она можетъ долго противостоять такому обольщенію? Вы все-таки скажете, что уврены въ своей жен, а я отвчу вамъ, что съ трудомъ врю вашему убжденію, или долженъ заключить, что вы слишкомъ просты и доврчивы. Какъ ни достойна уваженія ваша жена, но она создана такъ же, какъ и вс другія женщины, у нея тже средства защиты противъ страстей и ухаживаній. Слдовательно, если ежедневный опытъ доказываетъ, что другія женщины не могутъ устоять противъ соблазна, то возможно и очень вроятно, что и ваша жена, какъ ни добродтельна она, падетъ подобно своимъ сестрамъ. Но если мы допустимъ, что ея паденіе возможно, то вы не имете основанія такъ настойчиво поддерживать ваше мнніе о ея безусловной врности {Во времена Бокачіо сильно было распространено ученіе о слабости и безнравственности женской натуры, исходящее изъ Рима, противъ котораго возставали сильные умы, въ род автора ‘Декамерона’. Пр. перев.}.
— Я только купецъ, а не философъ, отвчалъ Бернабо, — и, какъ купецъ, отвчаю вамъ что если то, что вы говорите, случается съ женщинами, то только съ такими, которыя имютъ смутное понятіе о чести. Но я знаю хорошо, что истинно честныя женщины тверже, разумне и непреклонне мужчинъ, которые, какъ вы знаете, непрестанно ставятъ западни ихъ добродтели. Моя жена принадлежитъ къ числу такихъ честныхъ женщинъ.
— Конечно, отвчалъ Амброджіоло, — еслибы каждый разъ, какъ женщина измнитъ своему мужу, у нея выросталъ рогъ на лбу, я не сомнвался бы, что случаи измны были бы очень рдки, но какъ нтъ наружнаго признака, отличающаго разумныхъ женъ отъ легкомысленныхъ, то ихъ чести не грозитъ опасность. Ихъ губитъ только гласность ихъ поступка. Поврьте, если женщина убждена, что тайна ея проступка будетъ тщательно скрыта, она не задумается совершить его. Я увренъ, что если есть между женами врныя своимъ мужьямъ, то он остались таковыми только потому, что никто не пытался совратить ихъ, а слдовательно, имъ не представлялось случая совершить измну, Хотя я знаю, что мое мнніе раздляетъ большинство людей, но я не говорилъ бы такъ утвердительно, еслибы самъ много разъ не производилъ опыта. Говорю смло, что если бы я находится теперь тамъ, гд живетъ ваша честная и добродтельная жена, черезъ короткое время она поддалась бы моему соблазну такъ же легко, какъ поддавались другія, которыхъ тоже считали честными, добродтельными и врными женами.
— Нашъ споръ можетъ завести насъ слишкомъ далеко, возразилъ Бернабо сердито,— мы будемъ возражать одинъ другому и никогда не кончимъ. Но такъ какъ вы слишкомъ предубждены противъ женской добродтели и думаете, что ни одна изъ женщинъ не можетъ устоять противъ вашего соблазна, я готовъ согласиться на опытъ и прозакладываю мою голову, что при всемъ вашемъ искуств вы не въ состояніи будете соблазнить моей жены, вы же отвтите мн тысячью дукатами, если вернетесь пораженнымъ.
— На кой прахъ мн ваша голова? отвчалъ съ раздраженіемъ Амброджіоло: — не солить же ее? Но если вы такъ уврены въ моей неудач, отвчайте противъ моей тысячи пятью тысячами дукатовъ, которые, конечно, для васъ имютъ меньшую цну, чмъ ваша собственная голова. Отъ такого заклада я не откажусь. О времени мы не упомянули, назначимъ три мсяца отъ настоящаго дня, боле мн не нужно. Чтобы заставить вашу жену провиниться въ томъ же, чмъ гршатъ другія женщины. Я требую только, чтобы вы въ это время не прізжали въ Геную, а также, чтобы вы ни слова не писали вашей жен о нашемъ заклад.
Бернабо отвчалъ, что онъ согласенъ на вс эти условія. Прочіе купцы, опасаясь, какъ бы этотъ закладъ не повлекъ за собой пагубныхъ послдствій, тщетно старались отговорить спорщиковъ. Но и Бернабо, и Амброджіоло до того разгорячились, что не хотли уже слышать никакихъ благоразумныхъ доводовъ и свой договоръ совершили формальнымъ порядкомъ на бумаг.
На другой день Амброджіоло ухалъ изъ Парижа въ Геную. Едва пріхалъ онъ туда, какъ тотчасъ же принялся за развдки. Изъ общаго говора онъ убдился, что жена Бернабо дйствительно вполн добродтельная и недоступная соблазну женщина. Онъ увидлъ теперь ясно, что взялся за невыполнимое предпріятіе и что пораженіе его несомннно. Однакожъ, онъ ршился сдлать попытку и началъ съ знакомства съ старухой, бывавшей часто у жены Бернабо, которую та очень любила. Старуха сперва отказала во всякой помощи молодому человку, но предложенное ей денежное вознагражденіе соблазнило ее и она согласилась провести Амброджіоло тайно въ комнату добродтельной жены. Амброджіоло долженъ былъ ссть въ сундукъ, а старуха, объявивъ жен Бернабо, что принуждена ухать на нсколько дней изъ Генуи, попроситъ молодую женщину поставивъ этотъ сундукъ, для лучшей сохранности, въ ея спальню. Какъ сказано, такъ и сдлано. Въ полночь, когда дама уснула крпкимъ сномъ, Амброджіоло, открывъ извнутри крышку сундука, вышелъ изъ него. Ночникъ горлъ довольно ярко и при его свт Амброджіоло легко могъ осмотрть убранство комнаты, мебель, картины и пр., и вс эти подробности запечатлть въ своей памяти. Потомъ онъ подошелъ къ кровати: дама спала крпкимъ сномъ рядомъ съ маленькой двочкой. Женщина была поразительной красоты и хотя, конечно, она взволновала молодого человка, но ему некогда было восхищаться ею, онъ помышлялъ теперь не о красот, а o средствахъ выиграть закладъ, для этого ему надо было убдиться, нтъ ли на тл дамы какого-нибудь знака, знакомство съ которымъ могло бы послужить доказательствомъ, что онъ, утверждая о выигрыш заклада, говоритъ правду. Амброджіоло осторожно открылъ одяло и замтилъ на лвой сторон груди у дамы небольшую родинку, обрамленную нсколькими русыми волосками. Осмотрвъ внимательно этотъ значскъ, Амброджіоло подошелъ къ отпертому комоду, взялъ тамъ кошелекъ, поясъ, кольцо и старое платье, вс эти вещи сложилъ въ сундукъ, въ которой вошелъ самъ и заперся, не произведя ни малйшаго шума. Онъ пробылъ въ сундук еще день и ночь, которой воспользовался, чтобы лучше осмотрть все, что было необходимо для его цли. На слдующее же утро посл второй ночи, какъ было условлено, возвратилась старуха и взяла свой сундукъ. Амброджіоло, выйдя изъ своей узкой тюрьмы, поблагодарилъ старуху за оказанное одолженіе и поспшилъ въ Парижъ, куда прибылъ ране истеченія трехъ мсяцевъ съ вещами, украденными имъ у жены Бернабо, которую звали Жиневра. Разумется, онъ остановился въ гостинниц, гд квартировалъ передъ своимъ отъздомъ. Когда по обыкновенію къ ужину собрались вс купцы, присутствовавшіе во время спора Бернабо съ Амброджіоло, послдній заявилъ, что онъ выигралъ закладъ, исполнивъ все, что общалъ. Для доказательства, что онъ говоритъ правду, онъ подробно описалъ спальню дамы, разсказалъ сюжеты картинъ, въ ней развшанныхъ, и показалъ украденныя вещи, объявивъ, что получилъ ихъ въ подарокъ отъ дамы.
Бернабо, нсколько озадаченный, отвчалъ, что Амброджіоло вполн точно описалъ спальню въ его дом и что привезенныя вещи дйствительно принадлежатъ его жен, но эти доказательства они считаетъ еще недостаточными, потому что Амброджіоло могъ купить вещи у слуги, который также точно могъ сообщить ему и подробное описаніе спальни.
— Я бы думалъ, что ихъ достаточно, сказалъ Амброджіоло, — но если вы желаете еще другихъ, боле убдительныхъ доказательствъ, я дамъ вамъ ихъ. У вашей жены, г-жи Жиневры, на лвой сторон груди находится крупная родинка, обрамленная пятью или шестью русыми волосами, цвтомъ своимъ похожими на золотые нити.
Бернабо былъ пораженъ въ самое сердце. Онъ поспшно выхалъ изъ Франціи въ Италію и остановился въ своемъ загородномъ дом, находящемся въ нсколькихъ часахъ растоянія отъ Генуи. Отсюда онъ написалъ жен, приглашая ее пріхать къ нему. Онъ послалъ за ней преданнаго слугу съ двумя лошадьми. Онъ далъ порученіе слуг убить ее, какъ только они въдутъ въ какое-нибудь глухое мсто, а исполнивъ это, вернуться къ нему.
Посланный, пріхавъ въ Геную, вручилъ письмо г-ж Жиневр, которая, узнавъ, изъ него о возвращеніи своего мужа, видимо обрадовалась. Она выхала на другой день только въ сопровожденіи слуги, доставившаго письмо. Имъ пришлось прозжать черезъ густой лсъ. Эта глухая мстность была очень удобна для совершенія убійства. Слуга, вынувъ изъ ноженъ мечъ, схватилъ Жиневру за руку.
— Сударыня, сказалъ онъ, — поручите вашу душу Богу, вы должны умереть.
— Боже! вскричала Жиневра съ ужасомъ, — разв я сдлала теб, жестокій человкъ, какое нибудь зло, что ты хочешь умертвить меня. Но прежде, чмъ ты совершишь убійство, скажи мн, какое оскорбленіе я нанесла теб?
— Сударыня, кром добрая ничего отъ васъ не видлъ, отвчалъ слуга,— не знаю, что сдлала ни своему мужу, но только онъ приказалъ мн убить васъ безъ всякой жалости, угрожая повсить меня, если я не выполню точно его приказа. Вы видите, мн невозможно ослушаться его приказаній. Богъ свидтель, что я горюю о вашей несчастной участи. Приготовьтесь же къ смерти,
— Боже мой! Боже! говорила, рыдая, Жиневра,— беру въ свидтели ангеловъ и угодниковъ Божіихъ, что я не знаю за собою ни одного проступка противъ моего мужа, который бы заслуживалъ такого варварскаго наказанія. Прошу тебя, мой другъ, оставь мн жизнь. Не беря на свою душу грха человкоубійства, совершаемаго тобою изъ угожденія своему господину. Если бы ты могъ прочесть въ глубин моего сердца, ты убдился бы, что я невинна, и почувствовалъ бы ко мн жалость. Слушай же, ты можешь спасти меня и удовлетворить твоего господина: возьми мое платье и дай мн кое-что изъ твоего дорожнаго мшка. Мой мужъ безъ труда повритъ, что ты убилъ меня. Я же, клянусь теб, уйду такъ далеко, что ни ты, ни онъ и никто въ Гену никогда не услышите обо мн.
Лакей, чувствовавшій отвращеніе къ убійству, легко согласился на это предложеніе. Онъ взялъ у Жиневры ея платье и взамнъ отдалъ ей старую куртку и мужскую шляпу, а также вручилъ ей небольшую сумму денегъ и оставилъ ее въ лсу, прося ее удалиться отсюда поскоре и подальше. Возвратясь къ своему господину, онъ доложилъ ему, что его приказаніе исполнено, причемъ сказалъ, что видлъ самъ, какъ волки напали на трупъ его жены,
Бернабо вскор посл этого вернулся въ Геную. Внезапное исчезновеніе его жены вызвало толки о преступленіи. Подозрніе въ совершенія его пало на Бернабо и вс честные люди отвернулись отъ него.
Между тмъ несчастная Жиневра пробыла, скрываясь, въ лсу до наступленія вечера, какъ только стемнло, она вошла въ небольшую деревушку, лежавшую за лсомъ. Добрая женщина, у которой она попросила пріюта, помогла ей, съ помощью иглы и нитокъ, перешить по ея росту и таліи куртку и панталоны, которымъ она придала покрой матроскаго платья. Затмъ Жиневра пожертвовала своими длинными прекрасными волосами, которые обрзала ей ея гостепріимная хозяйка.
На другой день, переодтая матросомъ, Жиневра направилась къ морскому берегу. Здсь они встртилась съ каталонскимъ дворяниномъ, по фамиліи Энкарарчъ, владльцемъ корабля, бросившаго якорь въ недалекомъ разстояніи отъ порта Альба. Энкарарчъ сошелъ на берегъ, желая освжиться у фонтана. Жиневра, узнавъ, что онъ хозяинъ и капитанъ корабля, подошла къ нему и стала просить, чтобы онъ принялъ ее къ себ на службу. Энкарарчъ, восхищенный ея умомъ и наружностію, согласился принять ее къ себ въ качеств слуги. Онъ перевезъ ее къ себ на корабль и далъ ей новый хорошій костюмъ. Понятно, что Жиневра тщательно скрыла свой полъ и назвалась другимъ именемъ. Она поступила на службу подъ именемъ Сикурана Финале. Энкарарчъ такъ былъ доволенъ ловкостью и способностью своего слуги, что благодарилъ случай, столкнувшій его съ Сикураномъ.
Корабль шелъ въ Александрію, куда и прибылъ безъ всякихъ приключеній, благодаря попутному втру и хорошей погод. Энкарарчъ, выгодно продавшій грузъ корабля, представился султану, которому привезъ въ подарокъ нсколько дресированныхъ для охоты соколовъ. Монархъ принялъ его милостиво и нсколько разъ пригласилъ къ своему обду. Сикуранъ во время обда каждый разъ служилъ своему господину. Его ловкость и наружность настолько понравилась султану, что онъ попросилъ каталонскаго дворянина уступить ему молодого слугу. Энкарарчъ не осмлился отказать въ просьб султану, хотя усплъ уже привязаться въ Сикурану. Въ короткое время Сикуранъ такъ полюбился султану, что онъ сдлалъ его капитаномъ своей гвардіи и безпрестанно давалъ ему подарки.
Ежегодно въ город Акр, находящемся въ зависимости отъ султана, происходила ярмарка, на которую со всхъ странъ стекалось множество купцовъ, христіанъ и сарациновъ. Хотя въ город была своя достаточная военная сила, но султанъ имлъ обыкновеніе посылать туда часть своей гвардіи подъ командой офицера, пользовавшагося его особымъ довріемъ. На этотъ отрядъ возлагалась спеціальная обязанность охранять прізжихъ купцовъ и ихъ товары. Разъ, когда пришло время ярмарки, Сикурану, успвшему изучить языкъ страны, было поручено командованіе надъ гвардейскимъ отрядомъ. Возложенное на него порученіе онъ исполнилъ прекрасно. По обязанности ему часто проходилось вступать въ переговоры съ купцами, между которыми было боле всего сициліянцевъ, пизанцевъ, генуэзцевъ и венейіянцевъ. Съ особенной охотой бесдовалъ онъ съ ними, такъ какъ ему было слишкомъ дорого воспоминаніе объ отечеств.
Войдя разъ въ лавку венеціянскихъ купцовъ, Сикуранъ увидлъ между товаромъ принадлежавшій ему кошелекъ и поясъ, что его очень удивило. Скрывъ свое удивленіе, онъ спросилъ самымъ естественнымъ голосомъ, кому принадлежатъ эти вещи и продажныя-ли он? Амброджіоло, прибывшій на ярмарку на венеціянскомъ корабл и находившійся въ лавк, услышавъ вопросъ начальника султанской гвардіи, отвчалъ:
— Эти вещи принадлежатъ мн и я не думаю продавать ихъ, но если они вамъ понравились, мессеръ, позвольте предложить ихъ вамъ въ подарокъ.
Замтя ироническую улыбку Амброджіоло. Сикуранъ сдлалъ невольно жестъ досады, однакожъ тотчасъ овладлъ собою и сказалъ по итальянски:
— Ты, вроятно, смешься тому, что меня, султанскаго гвардейца, интересуютъ бездлушки женскаго наряда?
— О нтъ, мессеръ, отвчалъ Амброджіою, — я смюсь, припоминая, какъ достались мн эти вещи.
— Не будетъ нескромностью съ моей стороны, сказалъ капитанъ, — если я попрошу тебя разсказать, какъ это случилось
— Эти бездлушки, отвчалъ Амброджіоло, — какъ и нсколько другихъ, мессеръ, подарены мн красавицей генуэзкой, по имени Жиневрой, во время любовнаго свиданія со мной. Она просила меня хранить ихъ въ память любви ея ко мн и потому мн неловко продать ихъ, но я могу подарить ихъ вамъ, если эти вещи вамъ нравятся. Я не могу смотрть на нихъ безъ смха потому, что мн всегда приходитъ на память глупость мужа этой дамы, побившагося объ закладъ на пять тысячъ дукатовъ противъ моей тысяча, что я никогда не добьюсь расположенія его жены, врность которой къ нему непоколебима. Я, конечно, принялъ закладъ и, какъ видите, выигралъ. Глупецъ, вмсто того, чтобы наказать самого себя за дурацкую доврчивость и не сердиться на свою жену, провинившуюся тмъ, чмъ гршны ея подруги, — этотъ глупецъ, какъ мн разсказывали, приказалъ умертвить ее, чмъ и отмстилъ ей за ея неврность.
Сикуранъ узналъ теперь, что послужило причиной гнва Бернабо противъ жены и кто былъ настоящимъ виновникомъ печальнаго происшествія. Ршившись непремнно наказать преступника, онъ началъ съ того, что посмялся надъ обманутымъ мужемъ и пригласилъ Амброджіоло къ себ. Вскор онъ такъ сошелся съ итальянцемъ, что Амброджіоло, по окончанія ярмарки, ухалъ домой съ тмъ, чтобы вскор вернуться въ Александрію, куда онъ намревался перенести свою дятельность: Сикуранъ не только общалъ ему свое покровительство, но еще далъ ему денегъ для расширенія торговли. Амброджіоло, видя, что переселеніе принесетъ ему больныя выгоды, поспшилъ окончить свои дла въ Италіи и не замедлилъ переселиться въ Александрію.
Между тмъ Сикуранъ, страстно желавшій доказать Бернабо невинность его жены, постарался привлечь генуэзца въ Александрію, что ему удалось сдлать при помощи генуэзскихъ купцовъ, тамъ поселившихся. Дла Бернабо шли плохо, онъ совсмъ обднлъ и охотно принялъ приглашеніе поразвдать, нельзя-ли ему устроиться въ Александріи. Онъ остановился у друга Сикурана, который и послалъ ему приглашеніе пріхать во владнія александрійскаго султана.
Для исполненія своего замысла Сикуранъ заставилъ Амброджіоло разсказать самому султану о его любовномъ приключеніи съ Жиневрой. Этотъ разсказъ позабавилъ монарха. Когда же Бернабо пріхалъ въ Александрію, Сикуранъ просилъ султана, который ни въ чемъ ему не отказывалъ, приказать Амброджіоло, чтобы онъ разсказалъ о своемъ приключеніи въ присутствіи обманутаго мужа, который, какъ извстился онъ, Сикуранъ, въ настоящее время находится въ Александріи.
— Мн кажется, прибавилъ Сикуранъ, — что Амброджіоло скрываетъ истину и что генуэзецъ поторопился осудить свою жену. Я полагаю, что если ваше величество строго прикажете ему сказать истину, онъ повинуется, если же онъ будетъ упрямо поддерживать ложь, у меня есть средство заставить его сказать правду.
Когда Амброджіоло и Бернабо явились передъ султаномъ, онъ суровымъ тономъ приказалъ первому, не скрывая ничего, разсказать, какимъ образомъ онъ пріобрлъ пять тысячъ дукатовъ, угрожая въ противномъ случа подвергнуть его пытк. Заключивъ изъ этого, что султанъ откуда-нибудь узналъ истину и испуганный угрозою, не смотря на присутствіе Бернабо и всего двора, Амброджіоло передалъ все, какъ было, оправдывая свое преступленіе тмъ, что его соблазнило желаніе выиграть крупный закладъ.
Когда онъ закончилъ свое признаніе, Сикуранъ, въ качеств лица, приближеннаго къ султану, обратился къ Бернабо.
— А что сдлалъ ты съ своей женою? спросилъ онъ генуэзца.
— Увлекаемый гнвомъ и ревностію, отвчалъ онъ, — въ отчаяніи, что я потерялъ свою честь и деньги, я приказалъ своему слуг умертвить ее.
— А что сдлалъ слуга съ трупомъ?
— Онъ доложилъ мн, что на его глазахъ на трупъ накинулись волки.
Сикуранъ, скрывшій отъ своего государя истинную причину, заставившую его просить объ очной ставк обоихъ купцовъ, обратился къ султану и сказалъ:
— Вы видите, государь, какъ эта дама была несчастлива. Назвавшійся ея любовникомъ наглой клеветой лишилъ ее чести и разорилъ ея мужа. Слишкомъ легковрный ея мужъ приказалъ убить ее и ея трупъ отдалъ на съденіе волкамъ. Вотъ они, нжные любовникъ и мужъ. Бьюсь объ закладъ, что еслибы случаю угодно было, чтобы Жиневра явилась здсь передъ вами, ни одинъ изъ нихъ не узналъ бы ее, такъ велика ихъ любовь къ ней! Вы справедливы, государь, и ршите, какого наказанія заслуживаютъ они оба. Нтъ надобности просить васъ о наказаніи клеветника, его преступленіе слишкомъ велико, чтобы онъ могъ заслужить пощаду, что же касается обманутаго, хотя онъ и недостоинъ прощенія, я все осмлюсь умолять васъ даровать ему прощеніе и, если согласитесь на это, представить сюда его жену.
Султанъ, горячо любившій Сикурана, тотчасъ же согласился исполнить сто желаніе и приказалъ привести жену. Легко вообразить, каково было изумленіе Бернабо, считавшаго свою жену умершей, а также отчаяніе Амброджіоло, который понялъ, что теперь ему уже невозможно ожидать пощады.
Сикуранъ бросился къ ногамъ султана.
— Это я, государь, сказалъ онъ, плача, — я несчастная Жиневра, жена Бернабо. Шесть лтъ, переодтая въ мужское платье, я живу вн отечества, недостойно оклеветанная подлымъ Амброджіоло, — это я, которую жестокій мужъ осудилъ умереть подъ ножемъ убійцы, а тло отдать на растерзаніе дикимъ зврямъ.
Говоря это, она раскрыла грудь, чтобы султанъ могъ убдиться, что передъ нимъ не мужчина, а женщина. Затмъ она обратилась къ Амброджіоло съ упреками за его подлость. Узнавшій ее Амброджіоло не зналъ, что отвтить: стыдъ и угрызенія совсти сковали ему уста.
Султанъ, никогда не подозрвавшій, что Сикуранъ женщина, крайне удивился всему, что онъ видлъ и слышалъ. Ему казалось, что все это происходитъ не наяву, а посл. Придя въ себя, онъ воздалъ торжественно похвалу поведенію, мужеству и добродтели Жиневры. Онъ подарилъ ей нсколько дорогихъ платьевъ и назначилъ нсколькихъ женщинъ къ ней въ качеств прислужницъ. Во вниманіе къ ея просьб, онъ простилъ Бернабо его жестокость, вызванную его легковріемъ. Бернабо, проливая слезы радости и раскаянія, бросился къ ногамъ своей жены, умоляя, чтобы и она простила его.
Добродтельная Жиневра cъ нжностью упрекнула его, затмъ сказала, что все позабыла, подняла его и поцловала, какъ мужа.
Амброджіоло подучилъ тяжкое наказаніе. Султанъ приказалъ привязать его нагого къ столбу, вбитому на холм, посреди города, обмазать его тло медомъ и оставить его тамъ до тхъ поръ, пока онъ не умретъ отъ жалъ наскомыхъ. Все имущество Амброджіоло, цнностью въ двадцать тысячъ дукатовъ, было конфисковано въ пользу оклеветанной имъ Жиневры. Затмъ султанъ далъ большой пиръ, на которой пригласилъ Бернабо, какъ мужа Жиневры, а г-жу Жиневру, какъ женщину, которую онъ уважаетъ боле всхъ женщинъ въ мір. Снова онъ публично воздалъ должную похвалу ея добродтели и подарилъ ей много драгоцнностей, цнность которыхъ превышала десять тысячъ двойныхъ дукатовъ. Потомъ онъ позволили соединившимся супругамъ возвратиться въ Геную. Для ихъ путешествія онъ снарядилъ прекрасный корабль, въ короткое время доставившій ихъ на родину. Бернабо и его жена вернулись въ Геную людьми богатыми и радостно были встрчены своими земляками. Жиневра, которую вс считали умершею, получала со всхъ сторонъ знаки любви и глубокаго уваженія. О ней иначе не говорили, какъ о женщин примрной добродтели.
Амброджіоло былъ пожранъ осами и слпнями, тысячами насвшими на его обмазанное медомъ тло. Его скелетъ долго еще оставался привязаннымъ къ столбу, чтобы прохожіе помнили о его преступленіи. Его участь показываетъ, что клеветникъ, рано или поздно, будетъ непремнно обличенъ и наказанъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
