И. И. Горбачевский
[Объединение южного и славянского обществ]
ПРИМЕЧАНИЯ
[Объединение южного и славянского обществ], Горбачевский Иван Иванович, Год: 1869
Время на прочтение: 16 минут(ы)
И дум высокое стремленье… / Сост. Н. А. Арзуманова, примечания И. А. Мироновой.— М., ‘Советская Россия’, 1980 (Библиотека русской художественной публицистики)
3 или 4 сентября большая часть членов Славянского общества собрались в назначенном месте и в ожидании приезда членов Южного общества рассуждали снова о предложении соединить два Общества, но мысль безусловного соединения уже начинала преобладать над умами славян, которых желание действовать обращалось в непреодолимую страсть. Появление Бестужева1 прекратило сии прения.
— Важные дела,— сказал он после обыкновенных приветствий,— помешали Муравьеву2 сдержать данное им обещание, но он поручил мне кончить наши общие дела. Я должен объявить вам о намерениях и цели Южного общества и предложить присоединение к оному Славянского.
Потом начал говорить он о силе своего Общества, об управлении оного Верховною думою, о готовности Москвы и Петербурга начать переворот, об участии в сих намерениях 2-й армии, гвардейского корпуса и многих полков 3-го и 4-го корпусов. Из его слов видно было, что конституция3, заключающая в себе формы республиканского правления для России и получившая одобрение многих знаменитых публицистов — английских, французских и германских, принята была единодушно членами Южного общества {Бестужев, увидя на сем совещании Полтавского полка поручика Усовского, удивился, что в 9-й дивизии есть члены тайного общества: он обрадовался сему, но его радость, но замечанию других, была притворная. Причину увидим после.— Примеч. Горбачевского.}. Бестужев обещал немедленно доставить им копию с конституции, объяснить цели, меры и управление оного Общества, и при окончательном соединении даже наименовать главных членов, но объявил, что правила Общества запрещают ему открыть местопребывание Верховной думы и членов, составляющих оную.
Сии неудовлетворительные ответы поколебали большую часть славян, сомнение вкралось в сердца многих, требовали доказательств, делали возражения, — одним словом, с обеих сторон ожидали взаимной доверенности, но никто первый не хотел быть откровенным. Бестужев отложил дальнейшие объяснения до другого времени, надеясь, что время не охладит порыва, но еще более усилит его — и в этом он ошибся. На другой день поутру он дал Пестову4 извлечение из ‘Русской правды’5 и просил его сообщить оное всем славянам. В тот же день было сделано несколько списков с помянутого, извлечения, и ввечеру уже всем славянам была известна будущая форма русского правления {Некоторые славяне спрашивали у С. Муравьева: Неужели Верховная дума хочет принудить Россию взять для себя ту конституцию, которую она написала и извлечения из коей находятся у них в руках. Муравьев отвечал, что Верховная дума только предложит, но что народ может ее принять или отвергнуть.— Примеч. Горбачевского.}. Ввечеру того же дня Горбачевский и Борисов 2-й виделись с Муравьевым, который, подтверждая все сказанное Бестужевым, просил их снова собраться и кончить скорее дело соединением двух Обществ.
По прошествии двух или трех дней после первого сообщения все славяне, исключая офицеров Черниговского полка {Черниговского полка офицеры не могли быть на сем совещании по делам службы.— Примеч. Горбачевскою.}, собрались на квартире подпоручика Андреевича6, в деревне Млинищах. Сие собрание было многочисленное. Бестужев приехал вместе с Тютчевым и начал разговор требованием неограниченной доверенности к Верховной думе,— во имя любви к отечеству просил славян соединиться с Южным обществом без дальнейших с его стороны объяснений. Громкий ропот и изъявление негодования служили ему ответом.
— Нам нужны доказательства! Мы требуем объяснения! — выкрикнуло несколько голосов. Бестужев начал объяснять чертежом управление Южного общества, говорил о различных управах (ventes), существующих в разных местах России {Как-то: в Каменке, в Василькове, в Тульчине, в Москве, в Петербурге, в Киеве, в Вильне, в Варшаве и прочих.— Примеч. Горбачевского.}, об образе их сношения с Верховною думою, о силе своего Общества, наименовал членов оного: кн. Волконского7, кн. Трубецкого, ген. Раевского, ген. Орлова, ген. Киселева, Юшневского8, Пестеля, Давыдова, Тизенгаузена9, Повало-Швейковского, Александра и Артамона Муравьевых, Фролова10, Пыхачева, Враницкого11, Габбе12 (Граббе?), Набокова13 и многих других штаб- и обер-офицеров разных корпусов и дивизий и полков.
— Все они благородные люди,— сказал он в заключение,— забывая почести и богатство, поклялись освободить Россию от постыдного рабства и готовы умереть за благо своего отечества {Чтобы более убедить в силе своего Общества, Бестужев присовокупил, что полки 3-й гусарской дивизии, конные роты 5-я и 6-я, многие командиры пехотных полков 3-го и 4-го корпусов разделяют образ мыслей (Общества) и совершенно уже готовы принять участие в замышляемом перевороте.— Примеч. Горбачевского.}.
Видя, что его слова произвели сильное впечатление на умы славян, он присовокупил, что многочисленное польское общество, коего члены рассеяны не только в Царстве польском и присоединенных к России губерниях, но в Галиции и воеводстве Познанском, готовы разделить с русскими опасность переворота и содействовать оному всеми своими силами и способами, — что оно уже соединилось с Южным обществом, и что для сношения сих двух Обществ назначены с польской стороны князь Яблоновский, граф Мошинский и полковник Крыжановский, а с русской — Сергей Муравьев и он, Бестужев-Рюмин. Тут же он объявил, что открыты следы существования тайного общества между офицерами Литовского корпуса и что Повало-Швейковскому поручено войти в сношения с членами оного,— и в особенности действовать на сей корпус.
Откровенность Бестужева обворожила славян, немногие могли противиться всеобщему влечению, согласие соединиться с Обществом благонамеренных людей, поклявшихся умереть за благо своего отечества, выражалось в их взорах, в их телодвижениях. Каждый требовал скорейшего окончания дела. Только Борисов 2-й и некоторые из присутствующих на сем совещании славян почитали невозможным безусловное соединение двух Обществ. По мнению Борисова 2-го, славяне, обязавшись клятвою посвятить всю свою жизнь освобождению славянских племен, искоренению существующей между некоторыми из них вражды и водворению свободы, равенства и братской любви, не вправе нарушить сих обязательств. Нарушение это влечет за собою всеобщее порицание и упреки совести.
— Тем более, подчинив себя безусловно Верховной думе Южного общества,— продолжал он,— будем ли мы в состоянии исполнить в точности принятые нами обязательства? Наша подчиненность не подвергнет ли нас произволу сей таинственной думы, которая, может быть, высокую [цель] Славянского союза найдет маловажную и, для настоящих выгод жертвуя будущими, запретит нам иметь сношения с другими иноплеменными народами? {При первом свидании с Борисовым и Горбачевским Бестужев обнаружил свои мысли относительно цели славян и сношений русских с поляками. Борисов не мог забыть сего.— Примеч. Горбачевского.}
Бестужев-Рюмин всеми силами старался опровергнуть сие возражение, он доказывал, что преобразование России необходимо откроет всем славянским племенам путь к свободе и благоденствию, что соединенные Общества удобнее могут произвести сие преобразование, что Россия, освобожденная от тиранства, будет открыто споспешествовать цели Славянского союза: освободить Польшу, Богемию, Моравию и другие славянские земли, учредить в них свободные правления и соединить всех федеральным союзом.
— Таким образом, — сказал он,— наше соединение не только не удалит вас от цели, но, напротив того, приблизит к оной.
Энтузиазм Бестужева-Рюмина походил на вдохновение, уверенность в успехе предприятия вдыхала в сердце каждого несомненную надежду счастливой будущности. Он восторжествовал над холодным скептицизмом Борисова 2-го, ожидавшего успеха от одних усилий ума и приписывавшего все постоянной воле людей. Мысль о силе Южного общества, надежда видеть при своей жизни освобождение отечества и других славянских народов увлекла совершенно славян, в общем пылу благородных страстей своих они согласились немедленно соединиться с Южным обществом, разделять с ним труды и опасности для блага своей родины, и от сей минуты цель, правила и меры, принятые сим Обществом, почитать своими собственными. Таким образом окончательно объединились два Общества: судьба славян была решена. С сего времени Славянский союз существовал только в мыслях и сердцах немногих, которые не могли забыть возвышенной и великой (хотя, может быть, по мнению некоторых, мечтательной) идеи федеративного Союза славянских народов {Все сказанное Бестужевым о силе Южного общества и содействии сего Общества к освобождению других народов, о силе оного и пр.,— после сего совещания было подтверждено многими членами Южного общества, а особливо с ужасным хладнокровием, отличным красноречием и умом — Сергеем Муравьевым, который не только подтвердил, но еще более объяснил все сказанное Бестужевым на совещании. Но некоторых из славян это не утешило: они скорбели об участи Славянского союза, и даже двое из них после сего соединения не хотели дальше быть на совещаниях, другие с сожалением согласились с большинством. Достойно замечания, что соединение двух Обществ воспоследовало в том же самом месяце (сентябрь), когда Майборода14 донес правительству о существовании Южного.— Примеч. Горбачевского.}. Получив от славян согласие на соединение с Южным обществом, Бестужев-Рюмин предложил им избрать из среды своей посредника и составить особенную управу {Члены Славянского общества на случай соединения двух Обществ положили следующие условия: они имеют право выбрать посредника из среды своей для сношения с Верховною думою, состоять в отдельной управе и принимать членов по своим правилам. Муравьев согласился на сии условия, но вспоследствии славяне, соединившись с Южным обществом, в принятии новых членов не следовали уже формам Славянского общества.— Примеч. Горбачевского.}.
— Избранный посредник, — сказал он,— должен заведывать делами управы и относиться во всем ко мне или к С. Муравьеву, мы обязываемся, с своей стороны, доставлять ему предписания от Верховной думы и уведомлять его о всех делах Общества, славяне могут принимать новых членов не иначе как с дозволения посредника, который должен будет, хотя один раз в год, отдавать отчет Верховной думе о распространении и делах Славянской управы.
Бестужев-Рюмин продолжал: Южное общество уже так сильно, что не нуждается даже в приобретении новых членов. Посему гораздо лучше славянам заняться постепенным, осторожным и медленным приготовлением солдат. Они могут принимать также в Общество офицеров, если найдут таких, которые заслуживают сию честь. Относительно гражданских чиновников он был вовсе противного мнения: в его глазах эти люди были не только бесполезны, но даже вредны, преобразование России должно было быть следствием чисто военной революции. Поляки подверглись сему исключению. Бестужев-Рюмин требовал от славян, чтобы они умалчивали о существовании Южного общества даже перед теми, которые уже несколько лет были членами Славянского общества. Сие исключение Бестужев основывал на том, что в Польше существует особенное общество, и что каждый из поляков должен думать прежде о своем отечестве, а потом уже о России.
Изложив помянутые условия и не дожидая принятия оных, Бестужев требовал, чтобы все бумаги, касающиеся до Славянского союза, и списки членов оного были представлены ему как лицу, уполномоченному Верховною думою. Против сего не было сделано никакого возражения, но за то члены Славянского общества, не почитая себя обязанными следовать первому условию, на которое Бестужев не требовал изъявления их согласия, действовали по своим правилам, т. е. объявили всем гражданским чиновникам и полякам о соединении двух Обществ и принимали новых членов на прежнем основании.
Совещание кончилось предложением съехаться на другой день для избрания посредника и приготовления требуемых Бестужевым бумаг…
…Рассмотрев бумаги и проверив список {В оном списке находились и гражданские чиновники, и не служащие нигде дворяне.— Примеч. Горбачевского.}, представленный Борисовым 2-м, члены Славянского союза поручили доставить оные Бестужеву и приступили к предположенному избранию посредника. Пензенского пехотного полка майор Спиридов13 получил большинство голосов. Тотчас после избрания он предложил и взялся сам составить правила, которые могли бы служить руководством членам тайного общества в их будущих действиях. Предложение Свиридова было принято без малейшего возражения. После непродолжительных прений славяне предоставили право другим изложить мысли о Сем предмете и предложить их к следующему собранию на общее утверждение.
С сего уже времени характер Славянского союза начинал приметно изменяться, действия и намерения членов принимали вид решительных и даже слишком смелых мер. Нельзя не заметить, что дух Васильковской управы находил отголоски в пылких страстях славян и увлекал их за пределы благоразумия. Одна искра могла произвести пожар. Приведем примеры.
Пред закрытием описываемого собрания один из членов объявил, что командир 1-й гвардейской роты Саратовского полка притесняет своих подчиненных, что несправедливости и жестокости его превышают всякую меру, и что даже запрещает своим солдатам иметь сношение с солдатами бывшего Семеновского полка, которые по своему положению были ревностными агентами тайного общества, возбуждая в своих товарищах ненависть и презрение к правительству.
— Он должен быть наказан за свою жестокость, — закричали немедленно многие. Борисов 2-й и еще некоторые из славян хотели остановить сей порыв негодования, их усилия остались тщетными. — Взбунтовать роту,— вскрикнул в исступлении поручик Кузьмин16. Многие его поддержали. Собрание поручило тотчас члену Общества Саратовского же полка юнкеру Шеколле привести предложение Кузьмина в исполнение. Отчаянный Шеколла с радостью принял сие поручение, и на другой же день осуществил желание своих сочленов {Саратовского полка юнкер Шеколла имел от роду 20 лет, росту высокого, лицо страшное, обросшее волосами, глаза большие, черные, физиогномия изображала всю пылкость его души. Был испытанной храбрости и решительности, родом серб, уважаемый сочленами и любимый солдатами.— Примеч. Горбачевского.}…
…По окончании выше описанного совещания Свиридов возвратился в лагерь, посетил Муравьева и между прочими разговорами сказал ему, что успехи Славянского общества невероятны.
— Каждый день, — говорил он, — Общество усиливается новыми членами, кроме прежних офицеров Черниговского полка, приобретено еще несколько новых в том же полку, в других полках обеих дивизий и артиллерии.
К удивлению Спиридова, Муравьев начал осуждать сию деятельность, находил ее неуместною и сказал, что он вовсе не желает, чтобы принимали в Общество его полка офицеров, которых, он лично знает, и коих, по его мнению, можно возбудить к восстанию, объявив об этом накануне дела. В ответ на сие Спиридов сказал ему, что Кузьмин и Соловьев17 состоят в Обществе соединенных славян уже два года, и что им невозможно воспрепятствовать прямо действовать, ибо прежние правила не только дают им на сие право, но даже обязывают умножать Общество новыми приобретениями, налагая на них ответственность за принимаемых членов.
— Эти правила,— сказал Муравьев,— уничтожены соединением Обществ, они могут быть пагубны нашему делу. План наших действий совсем иной, солдаты и офицеры должны быть приготовляемы, но не должны знать ничего, они будут орудиями и произведут переворот. Вы знаете — что за люди русские солдаты и офицеры?!.
Заметя такое ложное понятие о русских солдатах и офицерах и видя, каким образом С. Муравьев, а, следовательно, и другие главные члены Южного общества полагают делать переворот, Спиридов не хотел входить в дальнейшие споры и с прискорбным молчанием удалился.
На другой день, после репетиции смотра, С. Муравьев пригласил к себе некоторых славян. Мы не знаем, с какими именно намерениями сие было сделано, но кажется, что он хотел показать славянам на самом деле силу Южного общества и совершенно разрушить сомнение, которое обозначалось в словах многих относительно сего предмета. Догадка сия подтверждается тем, что даже большая часть членов Южного общества не знала причины собрания {Почти все офицеры конной артиллерии спрашивали у славян, зачем звал их к себе Муравьев. Они отвечали, что ничего не знают.— Примеч. Горбачевского.}.
Киреев18, Горбачевский, Андреевич, Веденяпин 1-й19, Борисов 2-й, Громницкий и прочие тотчас по окончании репетиции пришли к Муравьеву и застали там: Артамона Муравьева, Тизенгаузена, Швейковского, Враницко-го, Фролова, Пыхачева, Врангеля20, Нащокина, Бестужева-Рюмина и прочих. С. Муравьев знакомил своих сочленов с славянами и старался дружескими разговорами сгладить разницу в летах и чинах и внушить им взаимную доверенность. Как С. Муравьев, так и прочие члены Южного общества говорили только о злоупотреблениях правительства. Каждый из них уверял в готовности искоренить зло, доказывал необходимость переворота и убеждал в силе Общества, составленного из благонамеренных людей, поклявшихся улучшить жребий своего отечества. Артамон Муравьев произносил беспрестанно страшные клятвы — купить свободу своею кровью. Славяне видели в нем не только решительного республиканца, но и ужасного террориста. Аполлон Веденяпин 1-й, одаренный проницательным умом и никогда не доверявший словам, особенно в столь важных случаях, заметил некоторым из своих товарищей, что не должно полагаться на слова сих господ, что их поведение совершенно несогласно с тем, что они говорят: что, по его мнению, каждый член, какого бы то он звания ни был, необходимо должен представить доказательства преданности к священному делу не на словах, но на самых действиях, что, сколько ему известно, полковые командиры, состоящие в Обществе, не только не действуют на солдат, но даже не стараются принимать в Общество достойных офицеров своих полков, и что без сего никогда нельзя ожидать успеха. Аполлон Веденяпин сии самые слова повторил С. Муравьеву и Бестужеву, прибавляя, что для успеха в предпринимаемом перевороте необходимо, чтобы все члены без изъятия отдавали отчеты в своих действиях. С. Муравьев отвечал ему, что, вероятно, Верховная дума, управляющая Южным обществом, приняла меры, и что не должно сомневаться в чувствах тех, которые уже своими делами доказали возвышенность и благородство своей души. Веденяпин возразил, что он не знает никаких дел, и потому судить о них не может, но для побуждения к действию недостаточно одних чувств, к сему необходимо обдуманная и твердая решительность, что в борьбе против гигантской власти мало одной военной храбрости, потребно еще гражданское мужество, что надобно заранее приучить себя к сей мысли: я погибну, если начну действовать, пусть другие доканчивают. Для достижения цели, сказал он, наконец, нужна сила, без единства же, совокупности и подчиненности нет силы, которая сверх того тогда только может быть известна, когда есть отчетливость.
Никто не поддержал Веденяпина, и разговор снова обратился на предметы общие, и снова начались восклицания! Горбачевский спросил Муравьева, по какой причине Южное общество не воспользуется настоящим сбором корпуса и не начнет действовать.
— Я и мои товарищи,— продолжал он, — могут ручаться за себя и за своих подчиненных, вы сами сему свидетели. По вашим словам, большая часть полковых командиров разделяют наши мысли и готовы на все, если <...>
В это время командир 5-й Конной роты Пыхачев схватил Горбачевского за руку и сказал с жаром:
— Нет, милостивые государи, я никому не позволю первому выстрелить за свободу моего отечества! Эта честь должна принадлежать 5-й Конной роте, я начну, да, я.
С. Муравьев бросился Пыхачеву на шею и оставил Горбачевского без ответа. Разговор снова переменился.
Последствия покажут, до какой степени можно было считать на сии мгновенные порывы и взаимные уверения некоторых лиц, имевших случай делом доказать прочность своих мнений и оправдать надежды общества…
…Выходя от Муравьева, Бестужев-Рюмин остановил Борисова 2-го и Бечаснова21, спросил их, выбрали ли они посредника и, не дождавшись ответа, прибавил в рассеянности:
— Сделайте милость, не выбирайте Борисова 2-го.
— Мы выбрали Спиридова, — сказал хладнокровно сей последний,— вы, вероятно, уже об этом знаете.
— А я именно хотел сказать, чтобы его не выбирали,— подхватил Бестужев-Рюмин с замешательством и начал извиняться в своей ошибке.
Борисов 2-й улыбнулся вместо ответа.
— Нельзя ли как-нибудь переменить избрания? — продолжал Бестужев-Рюмин {Причина сей недоверчивости к Свиридову Бестужева никому не известна.— Примеч. Горбачевского.}.
— Я убежден в невозможности,— отвечал Борисов 2-й.— Избрание происходило в присутствии избранного, почти все голоса были в его пользу, устранить его — значит нанести оскорбление не только ему, но всем избирателям, впрочем, если вы имеете на сие достаточную причину, объясните ее и при будущем совещании предложите новый выбор.
— Я не имею никакой причины,— прервал Бестужев с досадою,— но мне бы хотелось <...>
Бечаснов вывел его из сего затруднительного положения, предложив разделить Славянское общество на два округа таким образом, что артиллерия будет составлять одну управу, а пехота другую, из коих каждая будет иметь своего посредника.
Эта мысль чрезвычайно понравилась Бестужеву, он и Муравьев просили славян собраться на другой же день и осуществить оную. Аполлон Веденяпин предложил съехаться на его квартиру, которая находилась в уединенном месте на берегу реки, на что и согласились…
За несколько часов до назначенного времени Бестужев просил славян переменить избранное ими место для совещаний и собраться опять у Андреевича. Сию перемену он основывал на каком-то особенном затруднении, после некоторых возражений он получил, наконец, согласие и взялся уведомить о последовавшей перемене офицеров Черниговского полка.
Славяне собрались у Андреевича гораздо позже назначенного времени. Принятые в общество члены — поручики Шультен22, Тихонов (9-й артиллерийской бригады) а старший адъютант 9-й дивизии Шахирев23 приехали с Пестовым. Вслед за ними явился Бестужев-Рюмин и пригласил собрание, не дожидая отсутствующих членов, заняться немедленно делами {Отсутствующие члены были офицеры Черниговского полка и Черноглазов.— Примеч. Горбачевского.}.
Спиридов тотчас представил составленные им правила. Они заключались в том, что каждый член подвергался ответственности за свое бездействие и должен был отдавать отчет в своих поступках кому следует, подвергаясь за нескромность, неосторожность и упущение по делам Общества удалению от совещаний и прочее. За значительную же вину наказывался немедленно смертию.
Во время чтения сего проекта сильное большинство оказалось против сих правил, во главе коего был Бестужев-Рюмин. Но Борисов 2-й, Горбачевский, Аполлон Веденяпин и Драгоманов24 думали, что сии правила необходимы и поддерживали Спиридова. Они доказывали, что заговорщики не могут быть свободны в своих действиях, что, принимая на себя священные, необходимые, вместе с тем и ужасные обязанности, они более, нежели кто-либо, должны сами подчинять Обществу личную свою свободу и соблюдать с точностью правила и постановления, служащие к достижению цели, к сохранению союза и к безопасности членов оного, безнаказанное нарушение каких бы то ни было обязательств неминуемо разрушает всякое сообщество, и совесть каждого не всегда может быть верным и надежным блюстителем принятых обязательств.
Бестужев-Рюмин с жаром отвергал сии доводы, говорил о неограниченной свободе, о благородстве цели, о высокости намерений.
— Для приобретения свободы,— вскричал он,— не нужно никаких сект, никаких правил, никакого принуждения,— нужен один энтузиазм. Энтузиазм, — продолжал он в исступлении,— пигмея делает гигантом, он разрушает все и он создает новое.
Ему делали возражения, он опять отвечал, наконец, стал собирать голоса, и предложение Спиридова было отвергнуто сильным большинством. Большинство сие вполне разделяло мнение Бестужева и не хотело слышать ни о каких правилах.
Тотчас же после сего Бестужев предложил новое разделение Славянского общества на две управы, опять сделаны были возражения, но большинство снова взяло верх, причем он прибавил, что члены 9-й артиллерийской бригады будут относиться к Пестову, который, находясь при корпусной квартире, имеет возможность вести с Южным обществом постоянные сношения, а члены 9-й дивизии непосредственно поступят в ведение Муравьева. Это предложение было одобрено, противники оного не могли даже замедлить его принятия и тотчас приступили к новому избранию. Спиридов был снова избран (хотя Бестужев тайно противился сему) 8-ю пехотного дивизиею, мнения артиллеристов пали на двух кандидатов: Борисова 2-го и Горбачевского. Первый уклонился сам, а последний был выбран посредником.
Посредники сии обязаны были сохранять порядок, последовательность и единство в действиях управы, наблюдать за поведением и поступками членов. Они одни имели право сноситься с Верховною думою через С. Муравьева или Бестужева-Рюмина и представлять думе разные проекты и мнения членов, которые через них получали предписания думы относительно действий, восстания и проч. Равным образом для принятия кого-либо в члены Общества необходимо было согласие посредника, который, впрочем, сам имел право принимать не только в члены Общества, но даже из них назначать в заговорщики25.
Объяснив права и обязанности посредников, безусловное и слепое повиновение членов предписаниям Верховной думы, Бестужев-Рюмин читал речь. В сей речи он доказывал пользу соединения двух Обществ, сильно говорил о необходимости переворота в России и красноречиво убеждал в несомненном успехе оного. По окончании чтения он объявил собранию о полученных им от Борисова 2-го бумагах, которые он взялся доставить Верховной думе, восхищался намерением и целью Славянского общества, но постепенное стремление и отдаленность цели ему не нравились. Сделать народ участником переворота казалось ему весьма опасным.
— Наша революция,— сказал он,— будет подобна революции испанской (1820 г.), она не будет стоить ни одной капли крови, ибо произведется одною армией) без участия народа. Москва и Петербург с нетерпением ожидают восстания войск. Наша конституция утвердит навсегда свободу и благоденствие народа. Будущего 1826 года в августе месяце император будет смотреть 3-й корпус, и в это время решится судьба деспотизма, тогда ненавистный тиран падет под нашими ударами, мы поднимем знамя свободы и пойдем на Москву, провозглашая конституцию.
— Но какие меры приняты Верховною думою для введения предположенной конституции,— спросил его Борисов 2-й,— кто и каким образом будет управлять Россией до совершенного образования нового конституционного правления? Вы еще ничего нам не сказали об этом.
— До тех пор пока конституция не примет надлежащей силы,— отвечал Бестужев. — Временное правление будет заниматься внешними и внутренними делами государства, и это может продолжаться десять лет.
— По вашим словам,— возразил Борисов 2-й,— для избежания кровопролития и удержания порядка народ будет вовсе устранен от участия в перевороте, что революция будет совершена военная, что одни военные люди произведут и утвердят ее. Кто же назначит членов Временного правления? Ужели одни военные люди примут в этом участие? По какому праву, с чьего согласия и одобрения будет оно управлять десять лет целою Россией)? Что составит его силу и какие ограждения представит в том, что один из членов вашего правления, избранный воинством и поддерживаемый штыками, не похитит самовластия?
Вопросы Борисова 2-го произвели страшное действие на Бестужева-Рюмина, негодование изобразилось во всех чертах его лица.
— Как можете вы меня об этом спрашивать! — вскричал он с сверкающими глазами.— Мы, которые убьем некоторым образом законного государя, потерпим ли власть похитителей?! Никогда! Никогда!
— Это правда,— сказал Борисов 2-й с притворным хладнокровием и с улыбкою сомнения, — но Юлий Цезарь был убит среди Рима, пораженного его величием и славою, а над убийцами, над пламенными патриотами восторжествовал малодушный Октавий, юноша 18-ти лет.
Борисов хотел продолжать, но был прерван другими вопросами, сделанными Бестужеву, о предметах вовсе незначительных. Бестужев-Рюмин сим воспользовался и не отвечал ничего Борисову 2-му, потом, поспешая домой, просил избранных посредников назначить день последнего собрания для утверждения клятвою соединения двух Обществ и готовности умереть за Россию…
Отрывок из ‘Записок’ И. И. Горбачевского, написанных не только по личным воспоминаниям Горбачевского, но и других членов Славянского общества, с которыми он был в каторжной тюрьме Петровского Завода.
Публикуется по изд.: И. И. Горбачевский. Записки, письма. М., Изд-во АН СССР, 1963.
Горбачевский Иван Иванович (1800—1869) — член Общества соединенных славян. Приговором Верховного уголовного суда был осужден к смертной казни, замененной ссылкой в каторжные работы с лишением чинов и дворянства. Отбывал каторгу в Читинском остроге, а с 1830 года — в специальной тюрьме, построенной для декабристов при Петровском Заводе. В 1839 году вышел па поселение. После амнистии 1856 года остался в Петровском Заводе, где и умер.
1 Имеется в виду М. П. Бестужев-Рюмин.
2 С. И. Муравьев-Апостол.
3 Речь идет о ‘Русской Правде’ П. И. Пестеля. Выступление Бестужева-Рюмина не вполне соответствовало действительности: работа над конституцией не была завершена, за границей ее никто не знал, число сторонников Южного общества явно преувеличено.
4 Пестов Александр Семенович (1802—1833) — подпоручик 2-й артиллерийской бригады, один из активных членов Общества соединенных славян, осужден к пожизненной каторге, умер в Петровском Заводе.
5 Под извлечением из ‘Русской Правды’ имеется в виду ‘Конституция — государственный завет’ П. И. Пестеля.
6 Андреевич Яков Максимович (1800—1840) — подпоручик, член Общества соединенных славян, один из наиболее активных деятелей декабристского движения, осужден к двадцатилетней каторге, на поселении жил в Верхнеудинске, где и умер.
7 Волконский Сергей Григорьевич (1788—1865) — генерал-майор, участник войн с Наполеоном и Отечественной войны 1812 года. Награжден многими русскими и иностранными орденами. Член Южного общества. Вместе с В. Л. Давыдовым возглавлял Каменскую управу. Сторонник введения в России республики. Осуществлял связь с Северным обществом, по заданию П. И. Пестеля ездил в Петербург с ответственными поручениями. Приговорен к двадцати годам каторжных работ. На поселении жил под Иркутском. После амнистии вернулся в Европейскую Россию. В 1861 году за границей сблизился с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. Автор воспоминаний, которые остались незаконченными.
8 Юшневский Алексей Петрович (1786—1844) — генерал-интендант 2-й армии. Член тайного общества с 1819 года, был избран в состав директории Южного общества и участвовал в руководстве организацией вместе с П. И. Пестелем. Сторонник введения республики в России, принимал некоторое участие в подготовке ‘Русской Правды’. Верховным уголовным судом приговорен к смертной казни, замененной двадцатью годами каторжных работ с последующим оставлением на поселении в Сибири. /Кил в селе Малая Разводная (Иркутской губернии), где и умер.
9 Тизентаузен Василий Карлович (1781—1857) — полковник, командир Полтавского пехотного полка, член Южного общества. Осужден на два года каторги, которую отбывал в Чпте, на веселении в Тобольске и Ялуторовске. Умер в Нарве.
10 Фролов Александр Филиппович (1804—1885) — подпоручик. Пензенского пехотного полка, член Общества соединенных славян, осужден к двадцатилетней каторге, жил на поселении в селе Шушенском. Умер в Москве.
11 Враницкий Василий Иванович (179?—1832) — полковник, член Южного общества, сослан в г. Пелым, умер в Ялуторовске.
12 Габбе М. А. — полковник. Членом тайного общества не был, поэтому к следствию не привлекался.
13 Набоков Петр Александрович (179?—1847) — полковник, командир Кременчугского пехотного полка, друг братьев С. и М. Муравьевых-Апостолов.
14 Майборода А. И. — капитан Вятского пехотного полка, член Южного общества, оказавшийся предателем.
15 Спиридов Михаил Матвеевич (1796—1854) — майор Пензенского полка, член Общества соединенных славян, активный участник восстания Черниговского полка, вел большую агитационную работу среди солдат. Осужден на каторжные работы. Каторгу отбывал в Чите и Петровском Заводе, на поселении жил в Красноярске, где и умер.
16 Кузьмин Анастасий Дмитриевич (1791—1826) — поручик Черниговского полка. Во время восстания был ранен и застрелился.
17 Соловьев Вениамин Николаевич (1798—1871) — штабс-капитан Черниговского полка, член Общества соединенных славян, один из активных участников восстания Черниговского полка, осужден к смертной казни, замененной вечной каторгой. В 1840 году вышел на поселение. После амнистии жил в Рязанской губернии, где и умер.
18 Киреев Иван Васильевич (1803—1866) — прапорщик 8-й артиллерийской бригады, член Общества соединенных славян, участник восстания Черниговского полка, осужден к двадцати годам каторги, на поселении жил в Минусинске, умер в Туле.
19 Веденяпин 1-й Аполлон Васильевич (1803—1873) — подпоручик 9-й артиллерийской бригады, член Общества соединенных славян, участник восстания Черниговского полка. Осужден к ссылке, которую отбывал в Киренске и Иркутске.
20 Врангель Ф. Е. — поручик артиллерии. В тайном обществе не состоял.
21 Бечаснов (Бесчасный) Владимир Александрович (1802—1859) — прапорщик 8-й артиллерийской бригады, член Общества соединенных славян. Активный пропагандист, был в списке лиц, предназначенных для покушения на жизнь Александра I. Осужден на вечную каторгу. Каторгу отбывал в Чите и Петровском Заводе, на поселении жил под Иркутском. Умер в Иркутске.
22 Шультен — подпоручик 9-й артиллерийской бригады.
23 Шахирев Андрей Иванович (1799—1828) — поручик Черниговского полка, член Общества соединенных славян, осужден к ссылке.
24 Драгоманов Яков Акимович (1803—?) — подпрапорщик Полтавского пехотного полка, член Общества соединенных славян. Привлекался к следствию, переведен в другую часть.
25 Заговорщиками называли членов Общества соединенных славян, которым поручалось убить Александра I.