Голодный бедуин увидел араба, который спокойно сидел за обедом. Он подошел к нему и нежно поглядывал на жирный плов, который дымился и прельщал его своим ароматическим запахом. — ‘Откуда ты?’ спросил араб. — Из твоего селения. — ‘Видел ли ты моего сына, Османа’. — Видел! здоров и бодр, как молодой лев! — ‘А мать его Фатиму?’ — Она в своей богатой одежде, как светлое солнце, час от часу становится дороднее и полнее. — ‘А моего красного верблюда?’ — Верблюд твой здоров и бегает быстрее молнии! — ‘А мою собаку?’ — Она раздобрела и лает на всех проходящих. — ‘А мой прекрасный дом?’ — Подлинно прекрасный! он светел и просторен… Но бедуин заметил, что араб, задавая ему вопросы, почти докончил обед свой, и не имел в мыслях потчевать его пловом. — Постой, дружок, сказал он, сердись или нет, а я отведаю этого блюда. — Пробежала мимо их собака — ‘И это собака, сказал араб, но как сравнить ее с моею!’ Да, хороша была, покойница! — ‘Как покойница!’ воскликнул араб, бросив ложку. — Вечная ей память, она очень весело бегала по улице в тот самый день, в который я выехал из вашего селения, но мой приятель, который через час после меня оттуда же выехал, сказывал мне, что она умерла, объевшись твоего верблюда.— ‘Ах, Боже! верблюда! каким образом?’ — Да, его принесли в жертву на гробе Фатимы, твоей жены! — ‘Милосердый Творец! Фатима умерла? О я невластный! Но что же было причиною смерти ее?’ — Нечаянное известие о смерти сына твоего Османа. — ‘О жребий! и Осман, и сын мой Осман!’ — Да, и сын твой Осман! Его вытащили мертвым из-под развалин дома твоего, который обрушился. — Тут бедный араб повалился на землю, начал рвать на себе одежду и волосы, плакать, кричать, а бедуин между тем, расположившись весьма хладнокровно на его месте, доел и сорочинское пшено и весь остаток его обеда.
——
Обед бедуина: [Вост. сказка] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.44, N 8. — С.288-289.