Изъ газеты ‘Русь’.
Изъ газеты ‘Русь’.
Объ украйнофильской агитаціи львовской газеты ‘Дло’.
Объ украйнофильской агитаціи львовской газеты ‘Дло’.
Москва, 20-го ноября 1882 г.
Об украйнофильской агитации львовской газеты ‘Дело’, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1882
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Мы въ долгу предъ газетой ‘Дло’ (читай: Дило), напечатавшей въ своемъ No 83-мъ, 27-го жовтня (т. е. октября: можно побиться объ закладъ, что современный галицкій народъ никакого ‘жовтня’ не знаетъ) цлую ‘отповдь’ 41-му No ‘Руси’. Газета ‘Дло’ издается во Львов. Она служитъ органомъ тхъ недальновидныхъ и мало остроумныхъ русскихъ Галичанъ, которые въ свою очередь (конечно безсознательно, по крайней мр мы желаемъ такъ думать) служатъ орудіемъ тайнаго австрійско-польскаго замысла, направленнаго противъ единства и цлости Русской державы,— орудіемъ безсмысленной и безплодной агитаціи въ смысл малороссійскаго сепаратизма, образованія общаго союза или выдленія изъ Русской державы и Русскаго народа 18-ти (!?) милліоновъ ‘Русиновъ’ на федеративномъ начал! Попытаемся объяснить читателямъ историческое происхожденіе этой дятельной въ настоящее время агитаціи.
Извстно, что при первомъ раздл Польши въ 1772 г. императрица Австрійская Марія-Терезія, хотя и обронила нсколько слезъ по поводу расчлененія сосдняго государства, тмъ не мене согласилась насиловать свою робкую совсть и захватила (даже очень поспшно, ране подписи раздльнаго акта,— захватила войсками) Галицію, населенную почти сплошь, за исключеніемъ валидной ея части, тмъ русскимъ племенемъ, которое по говору и по быту подходитъ къ малороссійской его разновидности. Впрочемъ о замн польскаго подданства австрійскимъ Галицкая Русь въ ту пору конечно не пожалла, да и повода къ тому не было: господствующимъ классомъ были Поляки, и русское на- селеніе, т. е. народныя массы, могло надяться (и не ошиблось) на защиту австрійскаго правительства отъ несноснаго польскаго помщичьяго гнета… Россія тогда только слагалась и еще не собрала всю Русскую землю, но съ послднимъ раздломъ Польши вс разновидности Русскаго племени, исключая Руси Угорской и Галицкой, слились въ одинъ великій Русскій народъ и вошли въ составъ единой Русской державы, ставшей такимъ образомъ непосредственнымъ сосдомъ и Галича. Сосдство для Австріи, съ точки зрнія ея правительства, весьма неудобное. Оно не могло не будить въ Галичанахъ сознанія ихъ племеннаго единства съ тмъ Русскимъ народомъ, духомъ котораго созиждено одно изъ могущественнйшихъ въ свт государствъ и который, особенно посл изгнанія изъ предловъ Россіи Наполеона, наполнилъ славою своихъ подвиговъ весь міръ, явился спасителемъ цлой Европы. Къ счастію однакожъ для Австріи, русское правительство не только никогда не употребило во зло своего сосдства, но, казалось, поставило себ особливою задачею блюсти и поддерживать цлость Австрійской монархіи столъ же ревниво, какъ и австрійскіе государственные люди. Оно какъ бы отказывалось признавать даже фактъ единоплеменности съ Россіей значительной части австромадьярскихъ подданныхъ} (Да и до сихъ поръ на картахъ русскаго генеральнаго штаба и даже въ оффиціальныхъ гимназическихъ учебникахъ географіи русскіе и славянскіе въ Австрія города красуются подъ нмецкими кличками, а не подъ ихъ русскими или славянскими, употребительными въ народ именованіями, напр, Лембергъ вмсто Львовъ,— Аграмъ, вмсто Загребъ, Лайбахъ вмсто, и. т. д.).
Мало того: когда Австрія, въ 1849 г, была на краю гибели, угрожаемая взбунтовавшимися Мадьярами (при участіи того самаго графа Андраши, который еще недавно былъ первымъ министромъ Австріи, остается и теперь главнымъ вдохновителемъ австрійской политики), она была спасена и возстановлена во всхъ своихъ государственныхъ правахъ, въ своемъ господств надъ входящими въ ея составъ племенами, ни кмъ инымъ, какъ русскими же войсками, вслдствіе мольбы юнаго австрійскаго императора. Изъ разсказа объ этомъ спасительномъ для Австріи русскомъ поход, напечатаннаго въ 50-хъ годахъ въ ‘Русской Бесд’, видно, какому диву дались русскіе солдаты, не подозрвавшіе о существованіи Русскихъ вн предловъ Русской державы: ‘какъ же это такъ — спрашивали они офицеровъ — люди одного съ нами языка, какъ есть наши, да не подъ нашимъ царемъ?’ Несмотря на такое недоумніе, русскія войска не только не пытались колебать подданнической врности въ. подвластномъ Австріи русскомъ населеніи, но, какъ сказано выше, возстановили надъ нимъ поколебавшуюся было австрійскую власть. Однакожъ все это ревностное, безкорыстное, доблестно-честное служеніе русскаго правительства интересамъ австрійскимъ не спасло его отъ самыхъ низкихъ подозрній въ тайныхъ козняхъ и проискахъ. Этого мало: долгъ благодарности за оказанное благодяніе (нисколько не затруднительный для великихъ духомъ и силой народовъ) оказался слишкомъ тяжелъ для монархіи, въ которой и народа-то нтъ,— народа, опредляющаго своею народною личностью характеръ и бытіе государства,— а имется лишь случайная совокупность различныхъ и духовно-разрозненныхъ племенъ. Въ Австріи, какъ извстно, единство національной души, ходъ и развитіе органической цльной національной жизни замняются механизмомъ управленія и искусствомъ взаимнаго сочетанія и противопоставленія или балансированія племенныхъ эгоизмовъ и интересовъ. Подобному правительству нравственныя обязательства и не подъ силу. Какъ ни смирна и смиренна наша Россія, но сознавать себя спасенною именно ею было нисколько не лестно для австрійской государственной власти при единоплеменности большинства австрійскихъ подданныхъ съ Русскимъ народомъ, и Австрія воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ — Крымской войною, чтобъ отплатить намъ самою ‘черною’, какъ тогда выражались, ‘неблагодарностью’, поразившею на смерть рыцарское сердце императора Николая. Мы, впрочемъ, нисколько не расположены винить ее за такой образъ дйствій. Онъ обусловливается самыми условіями бытія этой монархіи, именно съ той поры, какъ Наполеонъ I сдвинулъ ее съ исторической ея основы и изъ священной Римской имперіи низвелъ на степень имперіи Австрійской. Эти условія самыя печальныя и способны вчуж внушить сожалніе. Несчастной имперіи приходится ежечасно томиться заботой и страхомъ, постоянно ломать голову надъ вопросомъ: ‘чмъ ей быть’, вчно заниматься эквилибристикой съ вчнымъ опасеніемъ потерять равновсіе и упасть. Изъ Австрійской она обратилась теперь уже въ Астро-Венгерскую имперію, но и эта форма едвали долго продержится. Она въ постоянныхъ поискахъ за тмъ соусомъ, подъ которымъ долженъ быть изготовленъ тотъ пестрый винегретъ, на который такъ похожъ ея внутренній племенной составъ, или говоря безъ сравненій — за началомъ объединяющимъ. Она не можетъ существовать сама о себ. Утративъ поддержку Россіи, она утратила вслдъ за тмъ свои итальянскія владнія и безъ особеннаго труда была вышвырнута изъ состава Германіи, чмъ и былъ ослабленъ нмецкій, до той поры главный связующій Австрію цементъ. И теперь она сильна единственно лишь поддержкою Пруссіи, или пожалуй ‘Германской имперіи’, которая указала ей новую политическую перспективу — на Славянскомъ Юг, за Дунаемъ, и уврила ее, что поглощеніе Славянскихъ племенъ, претвореніе ихъ въ ‘австрійскую національность’ — вотъ отнын призваніе Австріи. Австрія и поврила, но, за неимніемъ единой физіологической національной основы, пытается возсоздать эту національность на основ католическаго единства. Торжество ея въ этомъ направленіи будетъ вмст и торжествомъ католицизма. Впрочемъ, до торжества еще далеко. Какъ ни уврена Австрія въ германской поддержк, тмъ не мене самою могучею помхою, самымъ грознымъ пугаломъ для нея по прежнему остается Россія съ ея естественною, нравственною центростремительною для Славянъ силою, при полномъ, отсутствіи какихъ бы то ни было властолюбивыхъ не только происковъ и умысловъ, но даже и помышленій. Отъ того и это постоянное недовріе, постоянная враждебность австрійскаго правительства къ Россіи,— враждебность, особенно распалившаяся съ той поры, какъ цлью всей его политики стали захватъ и претвореніе Славянъ, даже православныхъ и на Балканскомъ полуостров, въ австрійско-католическую національность. Изъ-подъ пасти медвдя, даже тихаго какъ овечка, не совсмъ-то безопасно красть медвжатъ… Вотъ почему, даже противъ желанія государственныхъ правителей Австро-Венгріи, въ ней снуютъ въ воздух предчувствія и ожиданія войны съ Россіей, которая сама настроена вовсе не воинственно и ни на кого нападать не собирается, вотъ почему Австро-Венгрія только о томъ и заботится, да и не можетъ, по самой политической природ своей, не заботиться — какъ бы, тмъ или другимъ способомъ, ослабить внутреннюю цлость и крпость Россіи и силу внутренней, духовной и нравственной ея связи съ міромъ Славянскимъ… Въ безумной слпот своей австро-мадьярскія власти, сами готовятся поставить Россіи вопросъ: быть ей или не быть, и вынудить ее на отвтъ… Лучше бы не вынуждали…
Но мы зашли далеко впередъ и возвратимся къ Галиціи. Конечно, первою заботою Австріи, по пріобртеніи этой русской области, было подточить узы единоплеменности ея съ Россіей, хотя впрочемъ, вслдствіе звачительнаго различія историческихъ судебъ Галича и нашей Украйны, узы эти и не представляли тогда особенно жизненной силы. Съ этою цлью, даже предваряя пробужденіе національнаго сознанія въ массахъ галицкаго русскаго населенія, австрійское правительство дало Галичанамъ оффиціальное именованіе Рутеновъ и старалось установить мнніе, что они народъ совершенно особый,— не Русскіе, а ‘Русины’. И это ей отчасти удалось. Если въ Галиціи каждый русскій крестьянинъ въ отдльности и называетъ себя Русиномъ, то во множественномъ числ, по духу русскаго языка, можно сказать ужъ никакъ не Русины, а Руссы, или Русскіе, точно также какъ Болгаринъ, Турчинъ во множественномъ не Болгарины и не Турчины. Тмъ не мене, такое отеческое внушеніе правительства пришлось теперь, какъ видно, по сердцу партіи одержимой страстью выдлить малорусскую разновидность Русскаго племени со всми ея подраздленіями изъ Русской державы. Газета ‘Дло’, въ своемъ отвт намъ, зачисляетъ въ Русины жителей не только Волыни, Подола, Кіевской. Полтавской, Черниговской, но и Новороссійскихъ, и Харьковской, чуть даже не Воронежской губерніи, и число таковыхъ ‘Русиновъ’, обособляя ихъ отъ остальной Россіи, опредляетъ въ 18 милліоновъ, которые вс дескать призваны къ отдльному розвою (развитію) и будущности! Вотъ подивятся не только жители Харькова или Одессы, но и полтавскіе кабаки такой новой, неслыханной для нихъ кличк! Какъ ни забавно-нелпо такое усердіе издателей ‘Дла’, оно совершенно на руку и австрійскимъ правителямъ, и Полякамъ… Авось-либо, такъ или иначе, удастся помутить и безъ того не очень крпкій смыслъ юной русской интеллигенціи, и произвести путаницу въ ея понятіяхъ — выдавши такое названіе за одну изъ принадлежностей ‘либеральной’ программы будущаго съ федераціею включительно! Не знаемъ только, на чемъ остановились наши домашніе сепаратисты: на ‘Южноруссахъ’ или ‘Русинахъ’?!
Въ своей неусыпной забот объ огражденіи русскаго Галицкаго населенія отъ вліянія Россіи, австрійскія власти зорко слдили за тмъ возбужденіемъ народнаго сознанія, которое естественно проявилось въ Галиціи вмст съ подъемомъ образованія, но на которое — въ этомъ нельзя не сознаться — особенно сильно воздйствовалъ духовный и политическій ростъ самой Россіи, широкое и блестящее развитіе русской литературы, и боле всего — возникновеніе въ самомъ нашемъ отечеств народнаго направленія какъ въ словесности, такъ и въ наук. Это воздйствіе нисколько не касалось области политической, а выразилось лишь въ области языка и литературы, но для предусмотрительности австрійской никакія мелочи не были слишкомъ мелки. Независимо отъ грозныхъ репрессивныхъ мръ противъ всякаго открытаго сочувствія Русскому народу въ Россіи (мръ, въ которыхъ, конечно, главными пособниками Австріи были Поляки), кажется еще гораздо ране появленія у насъ ‘украйнофиловъ’, австрійское правительство начало заботиться объ удержаніи въ русской галицкой письменной рчи особенностей малорусскаго нарчія. Предметами министерскихъ распоряженій стали и буква ъ, которую циркулярами велно было одно время выкинуть, и разныя отдльныя частички, фонетика и грамматика, и синтаксисъ… Понятно поэтому, что возникновеніе въ самой Россіи ‘украйнофильства’ было какъ разъ кстати для австрійской власти, которая въ дальновидности своей очень хорошо понимала, что оно не грозитъ Австрія никакою серьезною опасностью, а сослужить службу можетъ. Однако же долго, очень долго ‘украйнофильство’ не находило себ почвы въ Галиціи и не въ силахъ было ослабить того литературнаго и духовнаго единенія съ великою цлостью всего политически-самостоятельнаго Русскаго народа, къ которому стремились лучшіе люди несамостоятельной Руси Галицкой.
Мы уже довольно говорили объ ‘украйнофильств’ и прежде, прибавимъ къ тому лишь нсколько словъ. Малороссы всегда отличались особенно сильною, прочною любовью къ своей родин, эта любовь заслуживаетъ только уваженія и всегда встрчала себ полное сочувствіе въ русскомъ обществ вообще, а въ частности именно у представителей того направленія, къ которому принадлежитъ и наша газета. Бодянскій, Максимовичъ, Гоголь и многіе другіе щирые Малороссы были близкими людьми въ дом отца редактора ‘Руси’, въ теченіи десятковъ лтъ. Въ конц сороковыхъ и въ начал пятидесятыхъ годовъ, сбираясь у автора ‘Семейной Хроники’, Гоголь и другіе Малороссы вмст съ нимъ проводили цлые вечера въ дружномъ, подъ аккомпанементъ рояли, пніи малороссійскихъ псенъ (которыхъ въ дом имлось обильное собраніе съ записанными на нотахъ мотивами). Особеннымъ одушевленіемъ отличался всегда Гоголь, обыкновенно сумрачный, задумчивый, а тутъ притопывавшій и прискакивавшій… Но никому изъ этихъ Малороссовъ и въ голову никогда не всходило назваться ‘украйнофиломъ’. Всякій изъ нихъ съ негодованіемъ отвергъ бы мысль о какомъ-либо’ сепаратизм или федераціи, и ужъ конечно ни Гоголь, ни Максимовичъ ни за что въ мір не отказались бы отъ литературнаго русскаго языка, ими такъ страстно любимаго и лелемаго! Съ какимъ бы ужасомъ, какъ отъ святотатства, отпрянули они отъ уродованія полнозвучныхъ гармоническихъ стиховъ_ Пушкина иди Лермонтова чрезъ переложеніе ихъ на говоръ мужиковъ изъ-подъ Гадяча или Л у бенъ! Замчательно, что вс эти горячіе Малороссы были наиболе связаны дружбой и сочувствіемъ съ кругомъ такъ-называемыхъ славянофиловъ,— людей, для которыхъ единство, цльность и величіе всей нераздльной Руси было всегда одною изъ самыхъ дорогихъ заповдей. Допуская полную свободу любви къ родин, полный просторъ мстнымъ обычаямъ и народному говору, вс они, и Москвичи и Малороссы, дружно и братски обнявшись, стремились къ одной цли, слагали общія усилія, дабы единымъ путемъ, широкимъ братскимъ союзомъ, всею Русскою землею подвигать свое общее отечество къ исполненію его міроваго историческаго призванія, къ высшему просвщенію, къ познанію самого себя, къ проявленію въ сил всхъ сокровищъ народнаго духа, таящагося во всхъ разновидностяхъ Русскаго племени… А возможно ли это безъ высшаго выраженія духовнаго единства — единаго литературнаго языка? Разв высшее развитіе призвано не обобщать, а рознить? не поглощать провниціализмы, а укрплять ихъ?
Въ конц сороковыхъ годовъ, кажется, возникъ въ Кіев небольшой кружокъ, которому, въ подобіе кличк славянофиловъ’, данной Блинскимъ небольшому кружку людей, преданныхъ длу нашего народнаго самосознанія, кто-то и когда-то присвоилъ названіе ‘украйнофиловъ’. Въ нихъ любовь къ Малороссіи доходила до нкоторыхъ излишествъ, выражалась преимущественно въ увлеченіи ‘казачиной’, да ‘гетманщиной’, что все объяснялось пыломъ юности и не представляло ничего серьезно предосудительнаго, кром лишь нкоторыхъ неосторожныхъ, необдуманныхъ рчей. Къ сожалнію, правительство той поры отнеслось къ такимъ неосторожностямъ слишкомъ строго: нкоторые изъ этихъ ‘украйнофиловъ’ были высланы, а Шевченко попалъ въ солдаты, въ Закаспійскую степь. Когда, во второй половин 50-хъ годовъ, Шевченко былъ возвращенъ и довольно долго прожилъ въ Москв, мы имли возможность узнать его довольно близко. Онъ часто посщалъ больнаго въ то время автора ‘Семейной Хроники’, сердечно полюбилъ его, и въ настоящую минуту предъ глазами нашими — подаренный ему, съ собственноручною надписью Шевченка, оттискъ (едвали не единственный) портрета, снятаго поэтомъ съ себя самого и вырзаннаго имъ на мди или на дерев… Мы можемъ свидтельствовать, что ни малйшаго озлобленія на насъ, ‘москалей’, Тарасъ Шевченко въ то время не питалъ, восхищался,— какъ у мы вс и притомъ какъ своими, родными,— мастерскими созданіями русскаго литературнаго языка, да, наконецъ, онъ и самъ свой собственный дневникъ въ ‘ степи писалъ не по малорусски и не по ‘русински’, а по русски или ‘по россійски’, какъ любитъ выражаться газета ‘Дло’… Для насъ нтъ ни малйшаго сомннія, что то варварское искаженіе, которому подвергаютъ Пушкина и другихъ писателей, въ томъ числ и самого Гоголя, усердные переводчики ихъ твореній на ‘русинскій’ или ‘украиньскій’ языкъ, привело бы его въ ужасъ и негодованіе, и не только какъ сына Русской земля, а даже просто какъ художника: эти переводы вдь — верхъ безвкусія и безобразія, и мы думаемъ, что даже Гте переведенный на плятъ-дейтшъ или Корнель на бретонское патуа — выходятъ лучше. Ничего общаго не иметъ кобзарь Тарасъ съ его малосмысленными и притомъ, очевидно, лишенными всякаго художественнаго чутья поклонниками, пытающимися сдлать изъ его имени какой-то политическій символъ! Кстати: въ 85 No газета ‘Дло’ мещетъ громы за то, что могила Шевченка упала отъ старости и курганъ, въ которомъ онъ положенъ, разсыпается. Газета разсказываетъ — и то конечно совершеннйшій вздоръ — что всякій разъ, какъ ‘врны сыны Руси подносили гадку реставраціи могилы’, то за это одно несли ‘тяжкія кары’. Никто, вроятно, никогда и не препятствовалъ исправленію могилы, а обсыпалась она оттого, что поставлена въ такомъ мст, гд надзирать за него некому. Вроятно, препятствія исправленію не послдуютъ и теперь, если только такое исправленіе не послужитъ предлогомъ для глуповатыхъ манифестацій. Однакожъ ‘Дло’, въ заносчивости своей, а можетъ-быть и въ сознаніи своей связи съ австрійскою властью, грозитъ Россіи, что если ‘закордоннымъ’ (т. е. нашимъ, украинскимъ) Русинамъ (?!) не позволятъ привесть въ порядокъ могилу Шевченка, то львовскіе Русины положили ‘отнестись до кою слдуетъ съ просьбою о дозволеніи реставраціи’… До кого же именно? Ужъ не до австрійскаго ли правительства, дипломатическимъ путемъ?!
Но это мимоходомъ.— Вся эта приверженность Малороссовъ къ Малороссіи, даже подъ именемъ ‘украйнофильства’, не представляла никакой вредной стороны вплоть до самаго конца пятидесятыхъ и начала шестидесятыхъ годовъ, когда, одновременно съ распространеніемъ ученія Чернышевскаго и съ зарожденіемъ вигилизма, стали чинитъ смуту въ русскомъ обществ и преимущественно въ сред молодежи — Поляки, при ихъ именно тайномъ содйствіи начали проявляться у насъ первыя попытки практическаго революціонерства. Фальшивыя либеральныя вліянія, какъ извстно, были тогда въ особенно сильномъ ходу, властвовали деспотически умами во всхъ слояхъ общества, и многіе, не мысля даже ничего алаго, а такъ, увлеченные призракомъ ‘либерализма’, сослпу попадались въ ловушку. Просимъ извиненія у читателей, что обращаемся снова къ личнымъ воспоминаніямъ, но они кое-что поясняютъ. Осенью 1861 г. Поляки, уже подготовлявшіе возстаніе (что въ то время отрицалось съ паосомъ благороднаго негодованія какъ всми начальствами, такъ я публикою, одинаково либеральничавшими), учинили торжественное публичное собраніе въ Городл, въ память Люблинской уніи, составили и обнародовали протоколъ о томъ, что требуютъ возстановленія Польши въ старыхъ предлахъ, которые тутъ же и перечислили, включивъ туда не только Блоруссію, но и всю Малороссію, Кіевъ, Черниговъ и даже Смоленскъ. Эта наглая выходка возмутила насъ, и мы, во 2-мъ No только-что начавшагося ‘Дня’, 21 октября 1861 г, сказали по этому поводу нсколько искреннихъ словъ Полякамъ, назвавъ ихъ — по нашему мннію еще очень умренно — только ‘безумными’, ‘безуміемъ какъ Божіей карой пораженными, спшащими затушить всякую искру возможнаго къ нимъ сочувствія’. Такое не изысканно-деликатное отношеніе къ Полякамъ было тогда не въ обыча и произвело взрывъ ‘либеральнаго’ негодованія въ русскомъ обществ — противъ редактора ‘Дня’!.. Со всхъ сторонъ получили мы бранныя, даже ругательныя письма и записки, и. между прочимъ длинное посланіе отъ малороссійской колоніи въ Петербург, издававшей тамъ ‘Основу’ частью на русскомъ литературномъ язык, частью на украинской мови. (Журналъ этотъ черезъ годъ или два зачахъ, за недостаткомъ подписчиковъ).
Это посланіе было покрыто множествомъ подписей, въ томъ числ двухъ профессоровъ Петербургскаго университета, одна подпись гласила: ‘православный Полякъ’… Оно содержало въ себ строгій намъ нагоняй отъ имени или во имя Малороссійскаго народа, объясняло съ задоромъ, что между Малороссами и Поляками нтъ теперь ни вражды, ни ровни, что прежній антагонизмъ истекалъ единственно изъ соціальныхъ условій, но что съ уничтоженіемъ крпостнаго права условія эти рушились, и нтъ-де отнын у Малорусскаго народа никакого повода къ непріязненному отношенію къ Полякамъ! напротивъ, Поляки и Малороссы должны и могутъ теперь соединиться вмст для созданія новыхъ формъ политическаго бытія… Въ заключеніе высказывалось презрительное сожалніе, что редакторъ ‘Дня’, очевидно, не способенъ даже и возвыситься мыслью до понятія о федераціи. Однимъ словомъ — это посланіе мало чмъ отличалось отъ позднйшихъ программъ Драгоманова и К, и самой газеты ‘Дло’… Мы конечно не замедлили отвтить федералистскому собору также посланіемъ, хотя и единоличнымъ, въ которомъ вступились за Малорусскій народъ, такъ безсовстно оклеветанный его самозванными глашатаями, и на основаніи псенъ и историческихъ фактовъ доказали — кажется несомннно — что поводъ къ возстаніямъ казаковъ заключался вовсе не въ соціальныхъ только условіяхъ, а главнымъ образомъ въ антагонизм національномъ и вроисповдномъ, мы напомнили о притсненіяхъ и насиліяхъ религіозныхъ, чинимыхъ въ былыя времена Поляками, которые и до сихъ поръ не измнили своихъ воззрній на ‘хлопью’ или ‘песью’, т. е. русскую православную, вру, и до сихъ поръ такіе же фанатики папизма, какъ и встарь, мы указали на извстный фактъ, что малороссійскій крестьянинъ готовъ убить каждаго, кто назоветъ его Мазепой, т. е. именемъ излюбленнаго сепаратистами героя, мы утверждали наконецъ, что отдлять Малороссію отъ Россіи, хотя бы въ вид какой-то федераціи, это все равно что рзать ножомъ по живому тлу, или кроить живой цльный организмъ, что авторы посланія измняютъ завтамъ того самого народа, которому думаютъ служить или увряютъ, что служатъ… Увы! пришлось ждать не долго и наши слова съ яркостью оправдались. Какъ только вспыхнуло (чрезъ годъ съ небольшимъ) польское возстаніе въ Малороссіи, народъ справился съ нимъ самъ, въ два дня,— перевязалъ бунтующихъ Поляковъ и явилъ предъ всмъ свтомъ — на чьей онъ, народъ, сторон. Сколько мы знаемъ, у большей части подписавшихъ посланіе глава въ ту пору раскрылись и опростались отъ напущеннаго въ нихъ Поляками тумана. Въ сердце ‘православнаго Поляка’ мы не проникали. Но думаемъ, что для него, какъ и вообще для Поляковъ, никакіе уроки исторіи не вразумительны. Впрочемъ, мало вразумительны они и для нашихъ русскихъ глаголемыхъ ‘либераловъ’. Ничто не могло ихъ отрезвить, ни даже обнародованіе секретной инструкціи знаменитаго Мрославскаго, который, выражая глубочайшее презрніе къ русскому модному либерализму, поучалъ своихъ Поляковъ, что русскому юнош слдуетъ только помахать предъ носомъ погремушкой либеральнаго тона,— онъ такъ ее, по простот своей, и цапнетъ и попадется на польскую уду, т. е. послужитъ, самъ того не подозрвая, польскимъ цлямъ, поможетъ Полякамъ доставъ своего: а разъ мы своего достигнемъ, поясняетъ Мрославскій, такъ мы съ этимъ русскимъ пустоголовьемъ легко справимся,— покуда же станемъ толковать имъ и о федераціи, и о соціализм,— о чемъ угодно!
Что бы ни говорило ‘Дло’ на своемъ уродливомъ язык, будто мы напрасно позволяемъ себ ‘обвиновачувата и засуджувати цлые 18-ть милліоновъ Русиновъ’ въ солидарности съ польскими и разными революціонными замыслами, что эти 18 милліоновъ желаютъ только своей особой литературы, просвты и т. д, что мы принадлежимъ къ ворогамъ, которые пхаютъ державу (т. е. нашу Россію) на ‘неприродный путь’, но оно говоритъ неискренно. Не мы пхаемъ, а ‘Дло’, партія федералистовъ и Поляки пхаютъ Русскую державу на путь неприродный, неисторическій и ведущій къ гибели. Не народъ обвиняемъ мы, а тхъ, которые, составляя интеллигенцію въ своемъ народ, всячески стараются искривить его инстинкты и сознаніе. Что Полякамъ ‘пханіе’ ‘Русиновъ’ къ обособленію отъ Россіи и къ федераціи на руку — это мы выше доказали. Осуществленія федераціи они не чаютъ, во всякомъ случа этой угрозы не опасаются, ни отъ Волыни и Подола, ни отъ Блоруссіи отказаться не хотятъ: краковская гавота ‘Часъ’ на дняхъ исчислила Поляковъ въ количеств 22-хъ милліоновъ, включивъ сюда, конечно, и 18 милліоновъ ‘Русиновъ’! Но по врнымъ польскимъ соображеніямъ, насколько въ русской молодежи федералистовъ, настолько мене у Россіи полезныхъ гражданъ и врныхъ слугъ… Что федералистическія зати не чужды связи съ нашими революціонными партіями, это подтверждается тмъ, что на знамени послднихъ федерализмъ состоитъ въ числ трехъ сакраментальныхъ словъ вмст съ е коммунизмомъ’ и коллективизмомъ’… Это не значитъ, конечно, что каждый мечтающій о федераціи въ то же время террористъ и революціонеръ, это значитъ только, что каждый федералистъ, переходящій отъ мечты къ проповди, служитъ въ то же время, самъ того не понимая, программ революціонной, и во всякомъ случа сетъ смуту,— а это понимать онъ обязанъ, если въ его голов хоть на одинъ летъ смысла.
Мы достаточно, кажется, пояснили, что уважаемъ въ каждомъ любовь къ родин и къ народному творчеству, но мы, конечно, со всмъ Малорусскимъ народомъ, такъ жестоко оклеветаннымъ ‘Дломъ’, г. Драгомановымъ и всми современными ‘украйнофилами’, будемъ всми силами противиться всякому посягательству на то единство Русской земли, которое жило въ ея сознаніи еще до Татаръ, когда, по выраженію лтописца, сходилась въ Кіев ‘вся земля просто русская’ (т. е. не одни ‘Русины’, но и Новгородъ, и Смоленскъ, и Курскъ, и Ростовъ, и прочія области) и которое, посл раздленія Русской земли временно на два русла (западное и восточное), предносилось предъ нею въ теченіи долгихъ многострадальныхъ вковъ, пока дружными усиліями не было вновь созиждено въ вид всея Россіи. Мы не видимъ никакой надобности препятствовать безплодной и смшной забав сочинять и издавать сочиненія и переводы на малороссійскомъ крестьянскомъ говор. Жаль, конечно, что на это тратятся время и силы, впрочемъ объ утрат подобныхъ силъ, обличающихъ такое совершенное отсутствіе художественнаго вкуса и такую скудость пониманія, и жалть-то едвали стоитъ. Къ подобной скудости пониманія слдовало бы обвинить и самое ‘Дло’, но на.это, по нкоторымъ даннымъ, не имемъ права, и потому вынуждены предположить нчто совсмъ другое. Можемъ ли мы поврить искренности ‘Дла’, когда оно выражаетъ негодованіе, что въ Одесс и Харьков не даютъ ‘жизненнаго права мсцевой (т. е. мстной) русской (т. е. малорусской, не на е россійскомъ’ язык) литератур’? Мстный языкъ Одесситовъ и Харьковцевъ — Явы къ газеты ‘Дло’! Зачмъ такъ жестоко ихъ пхати, обвинотчувати и засуджувати?!. Во всемъ этомъ кривоблужданіи мысли и вкуса можно, пожалуй, не усматривать никакой политической опасности, мы и не усматриваемъ, но не можемъ оставаться равнодушными къ тому, что можетъ-быть нсколько сотенъ юношескихъ головъ набиваются дурью, длающею ихъ непригодными для серьезнаго труда на пользу Россіи и въ то же время пролагающею имъ торную дорожку въ станъ враговъ Русскаго народа и государства…
При чемъ же тутъ Австрія? А вотъ при чемъ. Вся ея задача въ томъ, чтобъ искоренить въ сердц русскаго галицкаго населенія сочувствіе и тяготніе, хотя бы только духовное, къ Россіи. Прилагала она къ ршенію этой задачи разные способы, такъ какъ одною грубостью репрессивныхъ мръ можно было бы достичь только обратнаго результата, т. е. усилить въ народ симпатію къ Русской держав. Австрія то льстила населенію, допуская развитіе національнаго элемента въ умренной степени и подъ строгимъ надзоромъ, то отдавала Галицкую Русь подъ тяжкую опеку польскаго класса, къ которому принадлежитъ все галицкое дворянство. Польская автономія въ Галиціи совершенно подкупила Поляковъ въ пользу Австріи и дала имъ возможность легально, всми конституціонными, хотя и въ высшей степени неправедными способами двигать впередъ, и не безъ успха, дло ополяченія и окатоличенія Галицкой Руси. Лучшихъ церберовъ на страж ‘московскаго вліянія’ конечно и придумать было нельзя. Однакожъ австрійская центральная власть, особенно въ послднее время, не обезнадеживаетъ совсмъ и русскую часть Галиціи, находя въ ней все же не безполезный противовсъ крайней заносчивости польскихъ притязаній: об стороны такимъ образомъ чаютъ себ каждая отъ правительства защиты и поддержки для укрощенія своего противника. Но если Австрія и соглашается поддерживать противъ Поляковъ русскій элементъ въ Галиціи, то конечно въ той только степени, во сколько это для Австріи безопасно, а въ настоящее время, можно сказать, и выгодно, благодаря тому направленію, которое въ ‘Дд’ обртаетъ себ голосъ. Было въ Галиціи и несмотря на вс препятствія возростало русское направленіе иное, старавшееся приблизиться къ литературному русскому языку, хранившее память о древнемъ чистомъ православіи, были между людьми этого направленія имена, пользовавшіяся въ Галиціи всеобщею извстностью и почетомъ. Надлежало сломить это направленіе, обезславить, измучить, устрашить этихъ людей. И вотъ, благодаря Полякамъ, поддерживаемымъ центральною австрійскою властью, цль достигнута — посредствомъ слишкомъ хорошо извстнаго нашимъ читателямъ процесса 11-ти Русскихъ во Львов. Упомянутое направленіе подломлено, люди устрашены и измучены, къ великому утшенію для Австріи, для Поляковъ, для всяческихъ сепаратистовъ и федералистовъ, а также (трудно бы и поврить!) и для нашихъ истинно дикихъ такъ-называемыхъ либераловъ. Понятно, что взамнъ этого направленія Австрія всми силами готова поддерживать мсцевой литературы и федеративную похоть. ‘Дло’ можетъ служить образцомъ такого отъ него достается и ‘Россіи’, и всмъ истиннымъ Русскимъ Галиціи. Правда, оно какъ будто воюетъ иногда и съ Поляками, но Поляки однакожъ за это нисколько не гнваются, благо ‘Дло’ такъ усердно служитъ ихъ справ! На случай же войны Австріи съ Россіей у Австріи конечно все пойдетъ въ дло, все пригодится,— и мечты польскія, и мечты ‘русинскія’: он пріобртутъ ей лишнюю горсть союзниковъ!..
Такъ что же намъ и толковать съ газетою ‘Дло’! Если подъ снью австрійской конституціи оно не можетъ выражать свою мысль иначе чмъ выражаетъ, было бы разумне замолчать, нежели пть хоромъ заодно съ врагами Русскаго народа. Ибо, какъ бы ни хитрили и ни мудрили польскіе, австрійскіе и русинскіе интеллигенты, они будутъ посрамлены Русской землею, и скоре Днпръ потечетъ вспять, чмъ поколеблется ея, созданное вками народное единство…