Об отношении естественных наук к знанию вообще, Гельмгольц Герман, Год: 1862 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

**Объ отношеніи естественныхъ наукъ къ знанію вообще *).**

(Ueber das Verhltniss der Naturwissenschaften zur Gesammtheit der Wissenschaft).

Г. Гельмгольца.

*) Рчь эта произнесена въ Гейдельбергскомъ университет 22 ноября 1862 года, слдовательно 32 года тому назадъ, но все же и до сихъ поръ не утратила своего глубокаго значенія. Краткія біографическія свднія о Гельмгольц были помщены въ октябрьской книжк нашего журнала, подробную характеристику и оцнку значенія въ исторіи науки этого выдающагося ученаго нашего вка мы дадимъ въ одномъ изъ ближайшихъ нумеровъ.

Въ настоящее время могло бы казаться, что взаимныя отношенія всхъ наукъ между собою, въ силу которыхъ мы соединяемъ эти послднія подъ общимъ названіемъ Universitas litterarum, слабе, чмъ когда-либо. Мы видимъ, что современные ученые погружены въ изученіе деталей, занимающихъ такія обширныя области, что величайшій энциклопедистъ не въ состояніи удержать въ своей памяти больше ограниченнаго участка современной науки. Лингвистъ послднихъ трехъ столтій совершенно удовлетворялся изученіемъ латинскаго и греческаго языковъ и разв только для непосредственно практическихъ цлей онъ изучалъ нсколько европейскихъ языковъ. Въ настоящее время сравнительное языковдніе ставитъ себ задачей ознакомленіе со всми языками всхъ человческихъ племенъ, для того, чтобы вывести отсюда законы образованія языка. Даже въ предлахъ классической филологіи теперь боле не ограничиваются изученіемъ только тхъ сочиненій, которыя, благодаря своей художественности, яркости мысли, или глубин содержанія сдлались образцами поэзіи и прозы во вс вка. Теперь знаютъ, что каждый потерянный отрывокъ древняго писателя, каждая замтка педантичнаго грамматика-или византійскаго придворнаго поэта, каждый сломанный надгробный памятникъ римскаго чиновника, найденный въ какомъ-нибудь глухомъ углу Венгріи, Испаніи или Африки, можетъ быть, содержатъ въ себ какія-нибудь важныя указанія. И вотъ другой рядъ ученыхъ занимается собираніемъ и приведеніемъ въ систему всхъ остатковъ классической древности. Прибавимъ сюда изученіе историческихъ источниковъ, пересмотръ бумагъ, хранящихся въ архивахъ, собираніе замтокъ, разсянныхъ въ мемуарахъ, собраніяхъ писемъ и біографіяхъ, разборъ іероглифовъ и клиновидныхъ надписей, постоянно возростающіе по своему объему систематическіе перечни минераловъ, растеній и животныхъ, какъ нын живущихъ, такъ и доисторическихъ — и передъ нами развернется перспектива знаній, отъ которой можетъ закружиться голова. Во всхъ этихъ наукахъ область изслдованія продолжаетъ расширяться въ той же степени, въ какой совершенствуются способы наблюденія, и не видать конца этому. Зоологъ прошлыхъ столтій большей частью вполн удовлетворялся, описавши зубы, наружные покровы, строеніе конечностей и прочіе вншніе признаки какого-нибудь животнаго. Анатомъ ограничивался анатоміей человка, насколько она была ему доступна при помощи ножа, пилы, долота или, наконецъ, посредствомъ инъекціи сосудовъ. Изученіе человческой анатоміи считалось чрезвычайно обширнымъ и труднымъ предметомъ. Теперь не ограничиваются боле грубой анатоміей человка, область которой совершенно справедливо считается уже исчерпанной, а присоединяютъ сюда сравнительную анатомію, т. е. анатомію всхъ животныхъ и микроскопическую анатомію, однимъ словомъ, науки съ несравненно боле широкимъ содержаніемъ.

Четыре элемента древности и средневковой алхиміи разрослись въ современной химіи до 64 основныхъ тлъ. Но не только увеличилось число простыхъ тлъ, а и методы полученія изъ нихъ сложныхъ соединеній сдлали такіе успхи, что выдлилась отдльная наука — органическая химія, занимающаяся исключительно соединеніями углерода съ водородомъ, кислородомъ, азотомъ и нкоторыми другими простыми тлами.

Выраженіе: ‘сколько звздъ на неб’ употреблялось въ прежнія времена, когда рчь шла о цифр, превосходящей вс наши представленія. Плиній былъ того мннія, что намреніе Гиппарха (remetiam Deo improbam) сосчитать звзды и опредлить ихъ мста, граничитъ съ дерзостью. И не смотря на это, въ указателяхъ звздъ, изготовленныхъ до XVII столтія безъ помощи телескоповъ, находимъ отъ 1.000 до 1.500 звздъ отъ первой до пятой величины. Въ настоящее время астрономы заняты расширеніемъ этихъ каталоговъ и внесеніемъ въ нихъ звздъ до 10-й величины, что дастъ въ общей сложности около 200.000 неподвижныхъ звздъ. Ближайшимъ слдствіенъ этихъ изслдованій оказалось открытіе большого числа новыхъ планетъ. Въ 1781 году ихъ было извстно только 6. а въ настоящее время — 75.

Обозрвая эту гигантскую дятельность во всхъ областяхъ знанія, мы невольно изумляемся и готовы воскликнуть вмст съ хоромъ въ Антигон:

‘Многое удивительно, но нтъ ничего удивительне человка’.

Кто можетъ при такихъ условіяхъ охватить всю совокупность знанія, удержать въ своихъ рукахъ вс отдльныя нити и оріентироваться въ нихъ? Естественно вытекающее отсюда слдствіе состоитъ прежде всего въ томъ, что каждый изслдователь въ отдльности вынужденъ Избрать для себя все боле съуживающуюся область изслдованій и можетъ имть лишь неполныя свднія о сосднихъ областяхъ. Намъ теперь смшно слышать, что въ XVII столтіи Кепилеръ былъ приглашенъ въ Грецъ профессоромъ математики и морали, или что въ начал XVIII столтія Берггафъ въ Лейден занималъ одновременно каедры ботаники, химіи и клинической медицины, куда входила въ то время, конечно, и фармація. Теперь для этихъ предметовъ намъ нужно, по меньшей мр, четыре, а въ хорошо обставленныхъ университетахъ. даже восемь, лекторовъ.

Я тмъ боле считаю возможнымъ обсудить здсь вопросъ о взаимной связи между различными науками, что самъ принадлежу къ изслдователямъ естественныхъ наукъ, противъ которыхъ въ послднее время раздавалось особенно много обвиненій въ изолированности и отчужденности отъ прочихъ наукъ, соединенныхъ между собою общими историческими и филологическими изслдованіями. Подобное отчужденіе дйствительно обнаруживалось въ теченіе извстнаго времени и мн кажется, что оно развилось, главнымъ образомъ, подъ вліяніемъ Гегелевской философіи. Въ конц прошлаго столтія, подъ вліяніемъ ученія Канта, еще не существовало подобнаго раздленія, наоборотъ, эта философія стояла на одной почв съ естественными науками, что лучше всего доказывается собственными работами Канта въ области естественныхъ наукъ, въ особенности же его космогонической теоріей, опирающейся на законъ притяженія Ньютона и получившей впослдствіи всеобщее признаніе подъ именемъ теоріи Лапласа. Критическая философія Канта имла своей цлью только проврку источниковъ и основаній нашего знанія и установленіе масштаба умственной работы по отношенію къ отдльнымъ наукамъ. Положеніе, выведенное а priori, какъ результатъ чистаго мышленія, могло служить, по его ученію, лишь правиломъ для метода мышленія, но не могло имть никакого положительнаго и реальнаго содержанія. Гегелевская философія тождества была смле. Она исходила изъ той гипотезы, что дйствительный міръ, природа и человческая жизнь являются результатомъ мышленія творческаго духа, сущность котораго тождественна съ человческимъ. Поэтому, человческій разумъ могъ, повидимому, и безъ руководительства вншняго опыта, только путемъ собственной внутренней дятельности, прослдить мысли творческаго духа. Въ этомъ смысл философія тождества поставила себ цлью а priori построить главнйшіе результаты всхъ наукъ. Это могло оказаться боле или мене удачнымъ по отношенію къ религіи, праву, государству, языку, искусству, исторіи, однимъ словомъ, ко всмъ тмъ наукамъ, сущность которыхъ развивается, главнымъ образомъ, изъ психологической основы, и которыя извстны подъ общимъ названіемъ умозрительныхъ.

Гегель въ своихъ попыткахъ разршить эту задачу нашелъ себ существенную поддержку въ глубокомъ философскомъ пониманіи исторіи и науки со стороны философовъ и поэтовъ непосредственно предшествовавшей ему эпохи. Ему оставалось только привести въ порядокъ и соединить между собою эти данныя для того, чтобы получить систему, весьма интересную во многихъ отношеніяхъ. Она вызвала энтузіазмъ среди большинства образованныхъ современниковъ, питавшихъ преувеличенныя надежды на разршеніе глубочайшихъ загадокъ человческой жизни, тмъ боле, что смыслъ системы затемнялся своеобразнымъ абстрактнымъ языкомъ и, вроятно, былъ понятъ лишь немногими изъ его почитателей.

То обстоятельство, что построеніе главнйшихъ результатовъ умозрительныхъ наукъ оказалось боле или мене удачнымъ, отнюдь не служило доказательствомъ врности гипотезы идентичности, изъ которой исходила философія Гегеля. Ршительнымъ пробнымъ камнемъ для нея могли быть только факты природы. Само собою понятно, что въ умозрительныхъ наукахъ должны были обнаруживаться слды дятельности человческаго духа и хода его развитія. Но если природа дйствительно отражаетъ въ себ результаты мышленія творческаго духа, подобнаго человческому, то относительно простйшія формы и явленія природы должны были тмъ легче подойти подъ эту систему. Но здсь именно стремленія философіи тождества потерпли полное пораженіе. Натуръ-философія Гегеля казалась, по крайней мр, естествоиспытателямъ совершенно безсмысленной. Изъ многихъ выдающихся естествоиспытателей того времени не нашлось ни одного, который принялъ бы идеи Гегеля. Но такъ, какъ съ другой стороны, для Гегеля было чрезвычайно важно встртить признаніе именно въ этой области, то съ его стороны послдовала необыкновенно страстная и ожесточенная полемика, направленная, главнымъ образомъ, противъ Ньютона, перваго и величайшаго представителя научнаго изслдованія, природы. Философы обвиняли естествоиспытателей въ ограниченности, а послдніе, въ свою очередь, обвиняли ихъ въ безтолковости. Тогда естествоиспытатели начали придавать особенное значеніе тому, чтобы ихъ работы были свободны отъ всякаго философскаго вліянія и скоро дло дошло до того, что многіе изъ нихъ — даже выдающіеся люди — начали отвергать философію, признавая ее не только безполезной, но даже прямо вредной.

Почти такіе же результаты, хотя и совершенно инымъ путемъ, получились въ конц концовъ и въ умозрительныхъ наукахъ. Во всхъ отрасляхъ науки — въ религіи, государств, прав, искусств, язык появились горячіе поборники гегелевской философія и каждый изъ нихъ стремился преобразовать свою область въ смысл этого ученія и поскоре собрать на пути отвлеченнаго мышленія плоды, составлявшіе до сихъ поръ лишь результатъ продолжительной и кропотливой работы. Такимъ образомъ, въ теченіе извстнаго времени поддерживалась рзкая рознь между естественными науками съ одной стороны и умозрительными — съ другой, причемъ первыя нердко даже не признавались науками.

Правда, эта рознь скоро утратила свой первоначальный острый характеръ. Цлый рядъ быстро слдовавшихъ другъ за другомъ блестящихъ открытій и техническихъ примненій въ области естественныхъ наукъ показалъ всмъ ихъ необыкновенную плодотворность и заставилъ внушить къ себ уваженіе. Скоро и въ остальныхъ областяхъ знанія добросовстные изслдователи фактовъ тоже выступили противъ слишкомъ смлаго полета спекулятивнаго мышленія. Вмст съ тмъ, нельзя, однако, отрицать и благотворнаго вліянія этихъ философскихъ системъ, мы не можемъ не признать, что со времени Гегеля и Шеллинга вниманіе изслдователей въ различнйшихъ областяхъ умозрительныхъ наукъ начало усиленне направляться на ихъ духовное содержаніе и цль, чмъ это, можетъ быть, имло мсто въ предыдущія столтія, великая работа этой философіи была, слдовательно, не совсмъ напрасна.

По мр того, какъ эмпирическое изслдованіе фактовъ начало снова выступать на первый планъ и въ остальныхъ наукахъ, стала ослабвать также рознь между ними и естественными науками. Однако, хотя эта рознь и проявилась съ преувеличенной силой вслдствіе вліянія названныхъ философскихъ системъ, нельзя все-таки не признать, что такое различіе существуетъ и что оно вытекаетъ изъ самой сущности вещей. Оно обусловливается отчасти различіемъ въ самомъ род умственной дятельности, отчасти же въ содержаніи естественныхъ и умозрительныхъ наукъ. Физику будетъ нсколько затруднительно разъяснить филологу или юристу запутанный, естественный процессъ, потому что у нихъ нтъ необходимаго для этого навыка въ пользованіи геометрическими и механическими представленіями. Съ другой стороны, эстетикъ и теологъ найдутъ, что естествоиспытатель обнаруживаетъ слишкомъ большую склонность къ механическимъ и матеріалистическимъ объясненіямъ, которыя покажутся имъ тривіальными и расхолодятъ ихъ чувство. Филологъ и историкъ, тсно связанные съ юристомъ и теологомъ общимъ изученіемъ филологическихъ и историческихъ наукъ, будутъ удивлены равнодушіемъ естествоиспытателя къ литературнымъ сокровищамъ, простирающимся въ боле чмъ должной степени даже на исторію его собственной науки. Наконецъ, нельзя отрицать, что умозрительныя науки имютъ прямое отношеніе къ драгоцннйшимъ интересамъ человческаго духа, между тмъ какъ предметомъ естественныхъ наукъ служитъ вншній, безразличный матеріалъ, котораго мы, повидимому, не можемъ обойти только вслдствіе его практической пользы, и который, можетъ быть, и не представляетъ непосредственнаго значенія для образованія ума.

При такомъ положеніи вещей, когда наука раздлилась на безконечное число втвей и развтвленій, когда между ними проявляется рзко выраженная рознь, когда ни одинъ умъ не въ силахъ обхватить знаніе въ цломъ или даже значительной его части, возникаетъ вопросъ: благоразумно ли соединять ихъ вс въ одномъ и токъ же учрежденіи? Не является ли соединеніе четырехъ факультетовъ въ одинъ общій университетъ лишь остаткомъ среднихъ вковъ? Нижеслдующее краткое разсмотрніе покажетъ намъ, насколько необходима подобная связь не только въ формальномъ отношеніи для сохраненія научной рабочей силы, но и въ матеріальномъ отношеніи — для споспшествованія результатамъ этой работы.

Прежде всего два слова о формальномъ отношеніи. Я сказалъ бы, что соединеніе различныхъ наукъ необходимо для сохраненія здороваго равновсія умственныхъ силъ. Каждая отдльная наука требуетъ, преимущественно, дятельности извстныхъ умственныхъ способностей и соотвтственно этому развиваетъ ихъ путемъ упражненіи. Но всякое одностороннее развитіе влечетъ за собою извстныя опасности, оно длаетъ человка неспособнымъ къ тмъ родамъ дятельности, въ которыхъ онъ мене упражнялся, ограничиваетъ передъ его умственнымъ взоромъ пониманіе общей связи, въ особенности же легко можетъ вызвать самомнніе. Когда человкъ замчаетъ, что онъ лучше выполняетъ извстный родъ умственной работы, чмъ другіе люди, то легко забываетъ, что онъ не въ состояніи ‘зато выполнить многое изъ того, что другіе умютъ длать лучше его — а преувеличенное мнніе о себ есть величайшій и опаснйшій врагъ всякой научной дятельности. Какъ много талантливыхъ людей лишены, всего боле необходимой для ученаго, способности критически относиться къ самому себ, или же совершенно опустили руки, потому что считаютъ сухую, кропотливую работу ниже своего достоинства и стремились только создать геніальныя комбинаціи идей или сдлать такія открытія, которыя произвели бы переворотъ въ мір! Сколькіе изъ нихъ кончила свою жизнь озлобленными мизантропами, потому что не добились признанія со стороны людей, которое пріобртается цной работы и успховъ, а не расточается передъ влюбленнымъ только въ себя геніемъ. И чмъ изолированне отдльная личность, тмъ легче ей угрожаетъ подобная опасность, между тмъ какъ, наоборотъ, ничто не дйствуетъ такимъ оживляющимъ образомъ, какъ необходимость съ напряженіемъ всхъ силъ добиваться признанія со стороны такихъ людей, которые сами заслуживаютъ полнаго признанія.

Если мы произведемъ сравненіе между родами умственной дятельности по различнымъ отраслямъ знанія, то соотвтственно каждой изъ нихъ получатся извстныя различія, хотя вмст съ тмъ не слдуетъ упускать изъ виду, что каждому выдающемуся таланту присуще особое индивидуальное направленіе ума, длающее его преимущественно способнымъ именно къ его дятельности. Стоитъ только сравнить работы двухъ изслдователей, занимающихся одновременно въ тсно соприкасающихся одна съ другой областяхъ, для того, чтобы убдиться, что чмъ это боле выдающіеся люди, тмъ рзче выражена ихъ умственная индивидуальность и тмъ мене каждый изъ нихъ былъ бы способенъ произвести работу другого.

Я упомянулъ уже объ огромной масс матеріала, представляемаго нашими науками. Прежде всего ясно, что чмъ больше объемъ этого матеріала, тмъ боле точная и совершенная организація и распредленіе требуется для того, чтобы не затеряться въ лабиринт учености. Чмъ совершенне систематизація, тмъ большее можетъ произойти накопленіе частностей безъ ущерба для общей связи. Мы теперь только потому можемъ совершить такъ многое въ области частностей, что наши предшественники научили ‘асъ организаціи знанія.

Эта организація состоитъ прежде всего въ томъ вншнемъ механическомъ порядк, который мы находимъ въ нашихъ каталогахъ, лексиконахъ, справочныхъ указателяхъ, литературныхъ обзорахъ, годичныхъ отчетахъ, собраніяхъ законовъ, естественно-историческихъ системахъ и т. п. При помощи этихъ пособій достигается прежде всего лишь то, что т знанія, которыя не хранятся непосредственно въ памяти, могутъ быть разысканы немедленно, какъ только въ нихъ представится надобность. При помощи хорошаго лексикона гимназистъ можетъ теперь достигнуть въ пониманіи классиковъ многаго такого, что представляло трудности для Эразма несмотря на всю его начитанность. Сочиненія подобнаго рода образуютъ какъ бы основной фондъ научнаго имущества человчества, процентами съ котораго оно пользуется, его можно сравнить съ капиталомъ, обращеннымъ въ земельную собственность. Подобно земл, изъ которой состоитъ почва, и знаніе, заключенное въ каталоги, лексиконы и указатели, иметъ мало привлекательный видъ, непосвященный не знаетъ и не цнитъ труда и затратъ, вложенныхъ въ эту ниву, работа пахаря безконечно кропотлива, медленна и тяжела. Но если работа лексикографа и систематика и требуетъ такого же неутомимаго и упорнаго труда, какъ работа пахаря, то отнюдь не слдуетъ все-таки думать, что это работа низшаго достоинства, такая же сухая и механическая, какой она выглядитъ въ готовомъ, отпечатанномъ вид. Каждый отдльный фактъ долженъ быть найденъ путемъ внимательнаго наблюденія, подвергнуть проврк и сравненію, существенное должно быть отдлено отъ второстепеннаго — все это, очевидно, можетъ выполнить только тотъ, кто вполн освоился съ цлью, во имя которой собираются вс эти данныя, съ внутреннимъ содержаніемъ соотвтствующей науки и съ ея методами, и для такого человка каждый отдльный фактъ предстанетъ въ его связи съ цлымъ и получитъ свой особый интересъ. Поступательный ходъ науки оказываетъ свое вліяніе и на подобныя сочиненія, что лучше всего доказывается тмъ обстоятельствомъ, что безпрестанно приходится составлять новые лексиконы, новыя естественно-историческія системы, новыя собранія законовъ, новые звздные каталоги. Въ этомъ выражается прогрессирующее развитіе искусства метода и организація знанія.

Но наше знаніе не должно оставаться только въ форм каталоговъ, уже одно то обстоятельство, что мы должны хранить его въ этой форм, показываетъ, что мы умственно не одолли его. Недостаточно знать факты, наука возникаетъ лишь, тогда, когда открываются ея законы и причины. Логическая переработка даннаго матеріала состоитъ прежде всего въ томъ, что мы соединяемъ все сходное и подводимъ его подъ одно общее понятіе. Подобное понятіе включаетъ въ себ множество частностей и заступаетъ ихъ мсто въ нашемъ сознаніи. Мы называемъ его родовымъ понятіемъ, когда оно вмщаетъ въ себ множество существующихъ предметовъ, и закономъ, когда оно обнимаетъ собою множество явленій. Если я нашелъ, что вс млекопитающія, т. е. вс теплокровныя животныя, производящія на свтъ живыхъ дтенышей, вмст съ тмъ дышать легкими, имютъ дв сердечныя полости и, по меньшей мр, три слуховыя косточки, то мн нтъ надобности запомнить существованіе этихъ анатомическихъ особенностей отдльно для обезьяны, лошади, собаки и кита. Общее правило вмщаетъ въ себ массу отдльныхъ случаевъ и заступаетъ ихъ мсто въ сознаніи. Когда я высказываю законъ переломленія свтовыхъ лучей, то этотъ законъ заключаетъ въ себ не только случаи, гд лучи падаютъ подъ различнйшими углами на плоскую водную поверхность, но включаетъ вообще вс случаи, гд свтовые лучи какого бы то ни было цвта падаютъ на поверхность любой формы, отграничивающую любую прозрачную среду. Слдовательно, этотъ законъ включаетъ въ себ дйствительно безконечную массу случаевъ, изъ которыхъ каждый въ отдльности невозможно было бы удержать въ памяти. Притомъ слдуетъ замтить, что этотъ законъ примнимъ не только къ тмъ случаямъ, которые наблюдали мы сами или кто-нибудь другой, но что его можно примнить и къ новымъ, еще не подвергнувшимся наблюденію случаямъ и предсказать эффектъ переломленія лучей — и что мы не ошибемся въ нашихъ ожиданіяхъ. Точно также, если мы найдемъ неизвстное, еще неизслдованное въ анатомическомъ отношеніи млекопитающее, то мы можемъ предположить со степенью вроятности, граничащей съ увренностью, что у этого животнаго есть легкія, дв сердечныя полости и три или боле слуховыхъ косточекъ.

Итакъ, соединяя данныя опыта и образуя понятія, будутъ ли это родовыя понятія или законы, мы не только придаемъ нашему знанію форму, благодаря которой имъ легко можно пользоваться и сохранять его, но мы также расширяемъ его, имя возможность примнять найденныя правила и законы ко всмъ сходнымъ, еще не найденнымъ случаямъ.

Вс названные случаи такого рода, что соединеніе отдльныхъ случаевъ въ понятія не представляется никакихъ трудностей и сущность всего процесса совершенно ясна. Но въ сложныхъ случаяхъ не такъ-то легко отдлить сходное отъ несходнаго и соединить его въ рзко обособленномъ понятіи. Предположимъ, что мы знаемъ извстнаго человка за честолюбиваго, мы можемъ предсказать съ большимъ вроятіемъ, что этотъ человкъ, поставленный въ необходимость дйствовать при извстныхъ условіяхъ, послдуетъ своему честолюбію и изберетъ извстный способъ дйствій. Но мы не можемъ ни опредлить съ полной достоврностью, почему можно узнать честолюбиваго человка, ни сказать — какимъ мриломъ можно измрять его честолюбіе, ни сказать съ опредленностью, какая степень честолюбія требуется для того, чтобы при соотвтствующихъ условіяхъ придать дйствіямъ человка соотвтствующее направленіе. Мы, слдовательно, производимъ сравненіе между поступками человка, которые мы имли случай наблюдать и между. поступками другихъ людей, дйствовавшихъ подобнымъ образомъ при подобныхъ условіяхъ, и выводимъ отсюда наше заключеніе о результатахъ будущихъ поступковъ, можетъ быть, даже сами того не сознавая, что наше предсказаніе основывается на описанномъ сравненіи. Въ этомъ случа ваше сужденіе вытекаетъ изъ извстнаго психологическаго чутья, а не изъ сознательныхъ умозаключеній, хотя въ существенныхъ чертахъ умственный процессъ здсь тотъ же самый, какъ и въ томъ случа, когда мы приписываемъ неизслдованному млекопитающему существованіе легкихъ.

Этотъ послдній видъ индукціи, которая не можетъ быть доведена до законченной формы логическаго умозаключенія, до построенія законовъ, играетъ въ человческой жизни чрезвычайно обширную роль. На немъ покоится все развитіе воспріятій нашихъ органовъ чувствъ, что особенно ярко доказывается изслдованіемъ такъ называемыхъ обмановъ чувствъ. Когда, напр., въ нашемъ глазу нервныя окончанія раздражаются толчкомъ, то у насъ создается представленіи о появленіи свта въ пол зрнія, потому что мы въ теченіи всей жизни всегда чувствовали раздраженіе въ волокнахъ нашего зрительнаго нерва только въ томъ случа, когда въ пол зрнія появлялся свтъ, и привыкли отождествлять ощущеніе волоконъ зрительнаго нерва съ появленіемъ свта въ пол зрнія. Тотъ же видъ индукціи играетъ существенную роль во всхъ психологическихъ процессахъ, благодаря необычайной запутанности вліяній, обусловливающихъ образованіе характера и возникновеніе минутнаго душевнаго настроенія человка. А такъ какъ мы приписываемъ себ свободную волю, т. е. способность дйствовать по собственному побужденію, не будучи вынуждены къ тому строгимъ и неотвратимымъ закономъ причинности, то мы тмъ самымъ вообще совершенно отвергаемъ возможность выводить по крайней мр, часть проявленій нашей душевной дятельности изъ безусловно дйствующаго закона.

Этотъ видъ индукціи, въ противоположность логической, вырабатывающей рзко опредленныя общія положенія, можно было бы назвать художественной индукціей, потому что она проявляется всего ярче въ выдающихся художественныхъ произведеніяхъ. Существенная доля художественнаго таланта состоитъ въ умньи передать вншніе признаки характера или настроенія словами, образами, красками или звуками и угадывать чутьемъ, безъ руководства какими-либо опредленными правилами, каково должно быть дальнйшее развитіе душевныхъ состояній. Наоборотъ, тамъ гд мы замчаемъ, что работа художника совершалась, сознательно, по общимъ правиламъ и отвлеченнымъ понятіямъ, его твореніе производитъ на насъ впечатлніе бдности и тривіальности и не вызываетъ нашего восторга. Творенія же великихъ художниковъ воспроизводятъ передъ ними картины характеровъ и настроеній съ яркостью, богатствомъ индивидуальными чертами и жизненностью, почти превосходящими дйствительность, такъ какъ здсь отсутствуютъ моменты, могущіе нарушить впечатлніе.

Если мы станемъ разсматривать рядъ наукъ по отношенію къ способамъ, которыми он пользуются для полученія своихъ результатовъ, то сейчасъ же обнаружится различіе между естественными и умозрительными науками. Естественныя науки по большей части въ состояніи довести свои индукціи до рзко выраженныхъ общихъ правилъ и законовъ, умозрительныя же науки преимущественно имютъ дло съ сужденіями на основаніи психологическаго чутья. Такъ, напр., историческія науки прежде всего должны удостовриться въ томъ, насколько заслуживаютъ доврія источники, изъ которыхъ передаются факты, посл того, какъ установлены факты, начинается слдующая, боле трудная и важная задача — разобраться въ часто весьма запутанныхъ и сложныхъ мотивахъ дйствій народовъ и индивидуумовъ, то и другое ршается главнымъ образомъ психологическимъ чутьемъ. Филологическія науки, поскольку он занимаются разъясненіемъ и исправленіемъ дошедшихъ до насъ текстовъ, исторіей литературъ и искусствъ, должны уловить смыслъ, который хотлъ придать писатель своимъ словамъ, они должны исходить изъ правильнаго взгляда какъ на индивидуальность автора, такъ и на духъ языка, на которомъ онъ писалъ. Все это случаи художественной, а не собственно логической индукціи. Здсь сужденіе можетъ быть сдлано только тогда, когда въ памяти имется наготов большое количество отдльныхъ, сходныхъ между собою фактовъ, которые можно привести немедленно въ соотношеніе съ возникающимъ въ данную минуту вопросомъ. Поэтому, однимъ изъ первыхъ требованій для этого рода наукъ является хорошая память. Дйствительно, многіе изъ знаменитыхъ историковъ и филологовъ возбуждали удивленіе своихъ современниковъ силой своей памяти. Конечно, для изученія этихъ наукъ недостаточно одной только памяти — нужна еще способность быстро схватывать и выдлять сходныя черты, тонко развитое пониманіе душевныхъ движеній человка, пониманіе, котораго трудно было бы достигнуть безъ извстной теплоты чувства и интереса къ наблюденію душевныхъ состояній. Въ то время, какъ повседневныя сношенія съ людьми даютъ намъ основу для этого психологическаго пониманія, изученіе исторіи и искусства обогащаютъ и дополняютъ его, потому что оба они показываютъ намъ дйствія людей при боле необыкновенныхъ условіяхъ и даютъ возможность судить обо всемъ объем силъ, скрытыхъ въ нашей душ.

Названные отдлы знанія, за исключеніемъ грамматики, не доходятъ до формулировки общихъ, безусловныхъ законовъ. Законы грамматики установлены человческой волей, хотя и не были выработаны по заране обдуманному плану, а развились постепенно, по мр надобности. Поэтому, для того, кто изучаетъ языкъ, они являются законами, постановленіями, установленными чужимъ авторитетомъ.

Къ историческимъ и филологическимъ наукамъ примыкаютъ теологія и юриспруденція, предварительныя и вспомогательныя знанія которыхъ относятся преимущественно къ области первыхъ двухъ. Общіе законы, съ которыми мы встрчаемся въ богословскихъ и юридическихъ наукахъ, суть тоже постановленія, законы, установленные чужимъ авторитетомъ для поступковъ въ нравственномъ и юридическомъ отношеніи, а не такіе законы, которые, подобно естественнымъ, заключали бы въ себ обобщеніе множества фактовъ.

Изученіе грамматики и права представляетъ извстныя преимущества для образованія ума въ томъ отношеніи, что довольно равномрно упражняются различныя стороны умственной дятельности. Поэтому-то въ школьномъ образованіи европейскихъ народовъ занимаетъ такое большое мсто изученіе чужихъ языковъ и грамматикъ. Родной языкъ и т изъ иностранныхъ языковъ, которые изучаешь на практик, не требуютъ сознательнаго логическаго мышленія, зато они могутъ развивать чувство художественной красоты. Оба классическіе языка, греческій и латинскій, подобно большинству древнихъ языковъ, имютъ то преимущество, что, благодаря полнымъ и яснымъ флексіямъ, весьма точно обозначаютъ грамматическія отношенія между собою словъ и фразъ. При долгомъ употребленіи языки шлифуются, грамматическія опредленія для быстроты и краткости сокращаются и теряютъ вслдствіе этого свою опредленность. Это ясно обнаруживается при сравненіи современныхъ европейскихъ языковъ съ латинскимъ, всего больше такой шлифовк подвергся англійскій языкъ.

Полную противоположность филолого-историческимъ наукамъ по отношенію къ роду умственной дятельности представляютъ естественныя науки. Правда, и здсь есть нкоторыя области, гд инстинктивное чувство аналогій — извстное художественное чутье играютъ нкоторую роль. Характерно и то, что художникъ, а именно Гёте, далъ толчокъ къ сравнительно анатомическимъ изслдованіямъ соотвтственныхъ органовъ у различныхъ животныхъ и къ ученію о метаморфоз листьевъ въ царств растеній и что онъ указалъ направленіе, которое приняла съ тхъ поръ сравнительная анатомія. Но даже и въ тхъ областяхъ естественныхъ наукъ, которыя имютъ дло съ непонятными еще дйствіями жизненныхъ процессовъ, въ общемъ гораздо легче найти общія положенія и понятія, чмъ въ тхъ наукахъ, гд мы должны основывать наше сужденіе на анализ душевной дятельности. Всего рзче, однако, обнаруживается особый характеръ естественныхъ наукъ въ тхъ отдлахъ ихъ, гд разработана экспериментальная и математическая сторона, главнымъ образомъ въ области чистой математики.

Существенное отличіе этихъ наукъ состоитъ, мн кажется, въ томъ, что здсь сравнительно легче соединить отдльные случаи, подвергнутые наблюденію и опыту въ общіе, безусловно дйствующіе и чрезвычайно обширные, законы, между тмъ какъ именно въ умозрительныхъ наукахъ этотъ процессъ представляетъ непреодолимыя препятствія. Въ математик общія положенія, выставляемыя ею какъ аксіомы, такъ немногочисленны, такъ безконечно обширны и такъ непосредственно очевидны, что вовсе не нуждаются въ доказательствахъ. Вспомнимъ только, что вся чистая математика (ариметика) развивается изъ трехъ аксіомъ:

‘Дв величины порознь равныя третьей равны между собою’.

‘Если къ двумъ равнымъ величинамъ прибавить одну и ту же величину, он будутъ равны между собою’.

‘Если къ двумъ равнымъ величинамъ прибавить неравныя величины, он будутъ неравны между собою’.

Такъ же немногочисленны аксіомы геометріи и теоретической механики. Названныя науки развиваются изъ этихъ немногихъ положеній такимъ образомъ, что заключенія изъ нихъ примняются къ постепенно усложняющимся случаямъ. Ариметика не ограничивается сложеніемъ разнообразнйшихъ аггрегатовъ конечнаго числа величинъ, въ высшемъ анализ она показываетъ, какъ складывать даже безконечный рядъ слагаемыхъ, величина которыхъ возростаетъ или убываетъ по различнйшимъ законамъ, т. е. какъ ршать задачи, которыя никогда не могли бы быть ршены прямымъ путемъ. Здсь мы видимъ сознательную логическую дятельность нашего ума въ ея наиболе чистой и совершенной форм и научаемся цнить всю врность и плодотворность этой умственной работы.

Послднее еще рзче выступаетъ въ прикладныхъ математическихъ наукахъ, къ которымъ относится и физическая астрономія. Съ тхъ поръ, какъ Ньютонъ вывелъ изъ механическаго анализа движенія планетъ, что вся всомая матерія обладаетъ силой притяженія обратно пропорціональной квадрату разстоянія, этого простого закона достаточно для того, чтобы вполн и съ величайшей точностью вычислить движеніе планетъ какъ въ будущемъ, такъ и въ отдаленномъ прошедшемъ, если только даны мсто, скорость и масса отдльныхъ тлъ нашей системы для любого момента. Боле того, мы опредляемъ, что вліянію той же силы подвержены и движенія двойныхъ звздъ, разстояніе которыхъ такъ велико, что нужны годы для того, чтобы свтъ ихъ могъ достигнуть до насъ.

Открытіе закона притяженія представляетъ самый поразительный результатъ, на который когда-либо была способна логическая сила человческаго ума. Я не хочу этимъ сказать, что никогда не было людей съ такой же или даже съ большей силой отвлеченнаго мышленія, чмъ у Ньютона или прочихъ астрономовъ, частью подготовившихъ, частью воспользовавшихся его открытіемъ. Но никогда еще не представлялся такой подходящій матеріалъ, какъ запутанныя и сложныя движенія планетъ, вызывавшія въ прежнія времена у необразованныхъ зрителей лишь астрологическія суеврія, а теперь подведенныя подъ законъ, который оказался въ состояніи выяснить точнйшимъ образомъ мельчайшія частности ихъ движеній.

По этому величайшему образцу развился цлый рядъ другихъ отраслей физики, изъ которыхъ слдуетъ назвать въ особенности оптику и ученіе объ электричеств и магнетизм. При отыскиваніи общихъ законовъ природы опытныя науки имютъ то несравненное преимущество передъ науками, ограничивающимися простымъ наблюденіемъ, что он произвольно могутъ измнять условія, при которыхъ получается извстное явленіе и, слдовательно могутъ ограничиться лишь не большимъ числомъ характерныхъ случаевъ для того, чтобы найти законъ. Врность закона, конечно, должна быть проврена и въ боле сложныхъ случаяхъ. Посл того какъ были найдены врные методы, физическія науки стали длать сравнительно быстрые успхи. Он не только дали намъ возможность заглянуть въ первобытныя эпохи, когда міровая туманность начинала сгущаться въ звздныя тла, он не только дозволили намъ опредлить химическія составныя части солнечной атмосферы, он научили насъ пользоваться силами окружающей природы и подчинить ихъ себ.

Изъ сказаннаго ясно, на сколько умственная дятельность въ этихъ областяхъ знанія отличается отъ разсмотрнной уже нами.

Въ математик вовсе не требуется удерживать въ памяти отдльные факты, въ физик — лишь весьма немногіе. Предположенія, основанныя на воспоминаніи сходныхъ случаевъ, конечно, могутъ оказаться полезными для того, чтобы навести на врный путь, но пріобртаютъ значеніе лишь въ томъ случа, если привели къ строго формулированному и точному закону. По отношенію къ природ нтъ никакого сомннія, что мы имемъ дло съ строгой причинностью, не допускающей никакихъ исключеній. Поэтому мы и обязаны искать до тхъ поръ, пока мы не найдемъ законовъ, дйствующихъ безусловно, безъ какихъ-либо исключеній, только въ этой форм наши знанія пріобртаютъ побдоносную силу надъ временемъ, пространствомъ и силами природы.

Подобнаго рода трудъ требуетъ большого упорства и осторожности, онъ совершается обыкновенно лишь крайне медленно. Существенное условіе для методическаго успха мышленія состоитъ въ томъ, чтобы мысль сосредоточивалась на одномъ пункт, не отвлекаемая никакими второстепенными соображеніями. Знаменитый логикъ, Стюартъ Милль, говорить, что, по его убжденію, индуктивныя науки сдлали въ новйшее время больше для успха логическихъ методовъ, чмъ философія. Это объясняется, главнымъ образомъ, тмъ обстоятельствомъ, что ни въ какой другой области знаній ошибка въ ход мыслей не обнаруживается такъ легко неврными результатами, какъ въ этихъ наукахъ, гд результаты умственной работы по большей части могутъ быть подвергнуты прямому сравненію съ дйствительностью.

Высказывая мнніе, что въ разработанныхъ математически отдлахъ естественныхъ наукъ разршеніе научныхъ задачъ подошло ближе къ цли, чмъ въ прочихъ наукахъ, я отнюдь не хочу тмъ самымъ умалить значеніе послднихъ. Если естественныя науки и обладаютъ большимъ совершенствомъ научной формы, то зато умозрительныя науки имютъ то преимущество, что предметомъ ихъ является боле богатый матеріалъ, ближе стоящій къ интересамъ людей и ихъ чувствамъ, а именно человческій духъ въ его различныхъ стремленіяхъ и многообразной дятельности. На этихъ наукахъ лежитъ боле высокая и боле трудная задача, но ясно, что для нихъ не долженъ пройти незамченнымъ примръ тхъ отдловъ знанія, которые дальше ушли впередъ въ формальномъ отношеніи, благодаря тому, что матеріалъ ихъ представляетъ меньше трудностей для разработки. Он могутъ учиться у этихъ послднихъ методу и черпать ободреніе въ богатств ихъ результатовъ. Мн кажется, что наше время дйствительно заимствовало кое-что у естественныхъ наукъ. Безусловное уваженіе къ фактамъ и добросовстность въ ихъ собираніи, извстное недовріе ко всему кажущемуся, стремленіе повсюду найти причинность и предполагать ее — вс эти черты, отличающія нашу эпоху отъ предыдущихъ, говорятъ въ пользу подобнаго вліянія.

Вотъ и все, что касается различныхъ, взаимно дополняющихъ другъ друга сторонъ умственной дятельности въ различныхъ отрасляхъ знанія.

Знаніе само по себ не составляетъ цли человка на земл. Хотя науки и вызываютъ къ дятельности лучшія силы человческаго духа, но тотъ, кто занимается наукой только ради пріобртенія знаній, едва ли выполняетъ свое назначеніе на земл. Только дятельность даетъ человку достойное существованіе, поэтому цлью его должно быть или практическое примненіе знанія, или же обогащеніе науки, которое иметъ своимъ результатомъ прогрессъ человчества.

Знаніе — сила. Это положеніе ни въ одну эпоху не проявилась съ большей наглядностью, чмъ въ нашу. Мы заставили неорганическія силы природы подчиниться потребностямъ человческой жизни и цлямъ человческаго духа. Примненіе пара увеличило силу человка въ тысячи и милліоны разъ, ткацкія и прядильныя машины взяли на себя работу, единственнымъ достоинствомъ которыхъ было — притупляющее мозгъ однообразіе. Сообщенія между людьми и вытекающіе изъ нихъ матеріальные и духовные результаты возрасли въ такой степени, которой даже нельзя было себ представить. Но не только машины, умножившія силы человка, не только пушки и броненосцы, не только запасы жизненныхъ средствъ и денегъ составляютъ основу, на которой покоится могущество націи,— политическая и юридическая организація государства, моральная дисциплина единичныхъ лицъ — вотъ что даетъ перевсъ образованнымъ націямъ надъ необразованными, заставляя послднія или принять культуру, или подвергнуться неизбжному уничтоженію.

Поэтому каждая нація, руководствуясь даже только вншними цлями самосохраненія, не говоря уже о высшихъ идеальныхъ требованіяхъ, заинтересована не только въ развитіи естественныхъ наукъ и ихъ техническаго примненія, но также и въ разработк политическихъ, юридическихъ и этическихъ наукъ и всхъ историческихъ и филологическихъ званій, являющихся вспомогательными пособіями для нихъ. Выше уже было упомянуто о все возрастающемъ раздленіи и организаціи научнаго труда. Дйствительно, люди науки образуютъ въ нкоторомъ род организованную армію, дйствующую на пользу всей націи и большей частью по ея полномочію и на ея средства, старающуюся умножить знанія, служащія для поднятія промышленности, увеличенія богатства, улучшенія жизни, политической организаціи и нравственнаго развитія индивидуумовъ. Прайда, здсь не можетъ быть рчи о непосредственной польз. Все, что разъясняетъ намъ сущность силъ природы или человческаго духа иметъ свою цнность и въ свое время можетъ принести пользу — по большей части тамъ, гд этого всего мене ожидаешь. Кому могло придти въ голову, когда Гальвани приводилъ въ соприкосновеніе ноги лягушки съ разнородными металлами и получалъ при этомъ сотрясеніе, что черезъ 30 лтъ Европа будетъ покрыта стью проволокъ, по которымъ съ быстротой молніи будутъ передаваться извстія изъ Мадрида въ Петербургъ въ силу того же процесса, первыя проявленія котораго наблюдалъ названный анатомъ! Въ его рукахъ, а впослдствіи также и въ рукахъ Вольты, электрическіе токи давали лишь крайне незначительную силу, для проявленія которой нужны были самые тонкіе способы наблюденія. Если бы эти опыты были оставлены на томъ основаніи, что они не общали никакой пользы, то въ физик недоставало бы важнйшихъ и интереснйшихъ связующихъ звеньевъ между разнородными силами природы. Когда молодой Галилей, будучи студентомъ въ Пиз, наблюдалъ во время богослуженія качающуюся лампаду и убдился сравненіемъ съ ударами своего пульса, что продолжительность колебаній не находится въ зависимости отъ величины розмаховъ, то кто могъ тогда предвидть, что это открытіе сдлаетъ возможнымъ измреніе времени помощью часовъ съ маятниками съ такой точностью, которая казалась немыслимой въ то время, и что она дастъ возможность моряку, заброшенному бурей въ отдаленнйшія воды земли, опредлить, подъ какимъ градусомъ долготы онъ находится!

Кто при изученіи науки преслдуетъ лишь непосредственно практическую пользу, тотъ можетъ быть увренъ въ томъ, что онъ никогда не достигнетъ своей цли. Совершенное знаніе и пониманіе силъ природы и духа — вотъ все, чего можетъ достигнуть наука. Единичный изслдователь находитъ свою награду въ новыхъ открытіяхъ, въ новыхъ побдахъ мысли надъ враждебной матеріей, въ красот систематизированной области знаній, въ которой видна духовная связь между отдльными частями, гд одно вытекаетъ изъ другого и все вмст носитъ на себ слды господства духа. Онъ находитъ себ награду въ сознаніи, что и онъ внесъ свою лепту въ наростающій капиталъ знанія, на которомъ основывается господство человчества надъ силами, враждебными духу.

Въ этомъ отношеніи вс науки имютъ одну общую цль — доставить духу господство надъ міромъ. Въ то время, какъ умозрительныя науки непосредственно стремятся къ тому, чтобы сдлать богаче и интересне содержаніе умственной жизни, естественныя науки косвенно имютъ въ виду ту же цль, стремясь все боле и боле освободить человка отъ той зависимости, въ которой онъ находится по отношенію къ вншнему міру. Каждый единичный изслдователь работаетъ въ своей области, избирая себ т задачи, къ разршенію которыхъ онъ чувствуетъ себя наиболе способнымъ въ силу своей умственной организаціи и своего образованія. Каждый единичный работникъ долженъ помнить, что только совокупныя усилія всхъ могутъ подвинуть впередъ великое дло, и поэтому долженъ излагать результаты своихъ работъ въ доступной, по возможности, форм. Лтописи науки полны фактами, доказывающими взаимодйствіе между самыми отдаленными, повидимому, областями. Историческая хронологія зачастую опирается на астрономическихъ вычисленіяхъ солнечныхъ и лунныхъ затмній, указанія на которыя содержатся въ древнихъ историческихъ сочиненіяхъ. И обратно, многія важныя астрономическія данныя, напримръ, время обращенія нкоторыхъ кометъ, основаны на свдніяхъ, дошедшихъ до насъ въ древнихъ историческихъ сочиненіяхъ. Общее языковдніе даетъ указанія о древнихъ родственныхъ отношеніяхъ, раздленіяхъ и переселеніяхъ племенъ въ доисторическія времена и о степени культуры, на которой они находились въ моментъ раздлейя, потому что въ позднйшихъ языкахъ находятся общія названія тхъ предметовъ, которые эти племена уже умли называть въ то время. Такимъ образомъ, изученіе языковъ являете для насъ источникомъ историческихъ свдній о такихъ эпохамъ, отъ которыхъ не сохранилось никакихъ другихъ историческихъ документовъ. Укажемъ еще на помощь, которую оказываетъ анатомія искусству ваянія, или археологіи, изслдующей древнія скульптурныя произведенія. Если въ заключеніе мн дозволено будетъ упомянуть о своихъ собственныхъ работахъ, то я укажу на то, что физика звука и физіологія звуковыхъ ощущеній даютъ возможность построитъ основы нашей музыкальной системы, каковая задача преимущественно относится къ области эстетики.

Я коснулся здсь лишь въ немногихъ словахъ самыхъ рзкихъ примровъ взаимодйствія между самыми отдаленными областями знанія. Что касается родственныхъ отдловъ науки, то взаимная связь между ними такъ очевидна, что я считаю лишнимъ останавливаться на ней.

Итакъ, слдовательно, каждый долженъ смотрть на себя, какъ на работника, участвующаго въ общемъ великомъ дл, которое затрагиваетъ благороднйшіе интересы всего человчества, а не стремиться только къ тому, чтобы удовлетворять свою любознательность, преслдовать собственныя выгоды или блистать своими способностями. Великая задача университетовъ и состоитъ въ томъ, чтобы поддерживать живую связь между всми изслдователями и всми отраслями знанія, какъ между собою, такъ и по отношенію къ ихъ общей цли.

Пер. А. М.

‘Міръ Божій’, No 11, 1894

Объ отношеніи естественныхъ наукъ къ знанію вообще *).

Г. Гельмгольца.

Читайте также:

**Объ отношеніи естественныхъ наукъ къ знанію вообще *).**