Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Объ основахъ и тип народной школы.
‘Русь’ 16-го октября 1882 года.
Въ послднее время много говорилось въ газетахъ о какомъ-то проект церковно-приходскихъ школъ, разсматриваемомъ и разрабатываемомъ особою спеціальною коммиссіей при высшемъ церковномъ управленіи въ Петербург. Сущность проекта оставалась еще вполн неизвстною, какъ уже образовались дв рзко противоположныя партіи — какъ и всегда съ третьею, умренною, по середк. Защитники проекта понимали его по своему, какъ передачу народной школы въ полное и исключительное вдніе духовенства, съ устраненіемъ земства отъ всякаго иного участія въ дл народнаго образованія кром денежнаго, т. е. съ предоставленіемъ ему права и обязанности выдлять на школы часть суммъ, собираемыхъ имъ съ народа, при этомъ, конечно, современное положеніе земскихъ училищъ подвергалось самой озлобленной критик — и все сплошь окрашивалось не то красною, не то черною краскою нигилизма. Не меньше озлобленія проявили въ своихъ статьяхъ и противники предполагаемаго проекта, съ ужасомъ усматривая въ немъ зарю якобы восходящаго надъ Россіей, т. е. политическаго господства церковной іерархіи, подчиненіе всхъ отправленій государственной и общественной жизни вліянію и власти лицъ духовнаго званія. Впрочемъ, несмотря на явное, не однажды прежде высказанное сочувствіе къ новому французскому закону о народномъ обученіи (не только къ вншней, формальной его сторон, но и внутренней, т. е. къ самой программ и духу обученія), эти господа однакоже, съ благоразумнымъ снисхожденіемъ соглашались на допущеніе духовенства или ‘батюшекъ’ къ преподаванію въ школ ‘Закона Божія’, другими словами, ограничивали отношеніе священника къ школ только обученіемъ ‘катехизису’ или ‘догматик’: на этомъ-де коньк, по ихъ мннію, ‘клерикализмъ’ далеко не удетъ! Наконецъ третіе выражали полное удовольствіе настоящею постановкою и ходомъ школьнаго земскаго дла, отрицали какую бы то ни было злостную предусмотрительность со стороны земцевъ въ устраненіи отъ учительства мстныхъ священниковъ и указывали не безъ основанія, а нкоторые и съ искреннимъ соболзнованіемъ, на причины слабаго участія духовенства въ дл народнаго просвщенія. Конечно, въ этомъ серединномъ мнніи несравненно боле правды, чмъ въ мнніяхъ другихъ двухъ враждующихъ сторонъ, оно свободне отъ предвзятыхъ теорій и опирается большею частью на практическихъ данныхъ,— но на наши глаза оно гршитъ нкоторымъ оптимизмомъ, слишкомъ обобщаетъ мстныя, подчасъ случайныя указанія опыта и какъ бы совсмъ отвергаетъ возможность вредныхъ откуда бы то ни было на школу вліяній и чьихъ-либо недобрыхъ на нее умысловъ. Такъ какъ никакого проекта въ томъ вид, въ какомъ онъ представляется въ газетныхъ словопреніяхъ,— насколько намъ извстно,— не существуетъ, а коммиссія разсуждаетъ лишь о способахъ привлеченія духовенства къ боле живому участію въ дл народнаго образованія, такъ какъ въ этой коммиссіи, если не ошибаемся, приглашены подать свой голосъ нкоторыя лица принадлежащія къ составу земства и стоящія во глав ими основанныхъ и ими же руководимыхъ и одушевляемыхъ, прекрасныхъ народныхъ школъ (очевидно, что сами себя, свое участіе и свое право они ужъ никакъ отрицать не станутъ!), то споръ о церковноприходскихъ школахъ естественно утрачиваетъ свою практическую жгучую сторону и получаетъ значеніе уже нсколько теоретическое. Думаемъ однако, что газетная полемика не останется безъ пользы и для синодальной коммиссіи, и расширитъ ея кругозоръ, всегда роковымъ образомъ, какъ-то невольно суживающійся въ петербугскомъ бюрократическомъ далек. Скажемъ и мы наше замчаніе по поводу всхъ трехъ вышеуказанныхъ точекъ зрнія.
Намъ представляется несомнннымъ, что еслибъ дйствительно состоялся законъ о передач всхъ существующихъ сельскихъ школъ въ исключительное завдываніе сельскихъ священниковъ съ устраненіемъ участія земства и всхъ такъназываемыхъ е свтскихъ’ лицъ, то ничего кром крупнаго вреда отъ такого бы закона не вышло. Дло народнаго образованія мигомъ бы упало, попятилось бы сильно назадъ, и тогда бы именно возникъ,— не ‘клерикализмъ’, конечно,— а довольно сильный антагонизмъ между ‘церковью’ и обществомъ или въ частности земствомъ, теперь пока, слава Богу, не существующій. О ‘клерикализм’ и толковать нечего: это пугало можетъ мерещиться только печальному невжеству нашихъ мнимыхъ либераловъ, которые, отрицая въ русской жизни ‘всякую самобытность въ сфер религіозныхъ идей’ (sic), смотрятъ на эту жизнь сквозь призму самобытности французской! Имъ и не вдомекъ, что Русское государство лучшими сторонами своего бытія, своимъ внутреннимъ единствомъ, цлостью и крпостью духовною, обязано именно церкви, что іерархи православные были въ то же время и главными зиждителями нашего государственнаго строя и величія, что политическое властолюбіе противно самому духу православной церкви, и что если въ позднйшія времена и явилось у насъ какъ бы уклоненіе отъ нормальныхъ отношеній между церковью и государствомъ, такъ въ смысл совершенно противоположномъ понятію о ‘клерикализм’, т. е. не стремленіе церкви захватить себ государственную власть и не вражда духовенства съ государствомъ, а скоре наоборотъ: нкоторое вторженіе государства въ предлы области церковной и излишняя уступчивость со стороны представителей церкви передъ государственной властью… Но устраняя этотъ общій вопросъ о церкви и государств, нельзя не видть, что исключительное право народнаго обученія, перенесенное государственною властью на духовенство, вышло бы какою-то сословною привилегіею, а вс прочіе міряне, точно также входящіе въ составъ церкви, оказались бы словно подъ интердиктомъ или подъ отлученіемъ, повально заподозрнные въ противоцерковномъ и въ противоевангельскомъ направленіи. Такое взаимное отношеніе мірянъ и духовенства, такая обособленность послдняго, конечно, никакихъ иныхъ результатовъ дать не можетъ, кром взаимной вражды и разрозненности нравственныхъ силъ, ко вреду для дла народной школы и для народнаго воспитанія вообще — въ самомъ широкомъ смысл слова. Кто же по совсти станетъ отрицать, что одновременно съ достойнйшими сельскими пастырями, способными учить и воспитывать народъ, передавать ему первоначальное необходимое образованіе, выводить его изъ бытовой духовной непосредственности въ область сознанія безъ разрыва съ церковью, въ свт истинной вры, во всеооружіи заповдей Христовыхъ,— одновременно и такъ сказать рядомъ съ подобными, въ полномъ значеніи слова ‘учительными священниками’, имется множество и такихъ, которые при всхъ своихъ достоинствахъ лишены всякаго педагогическаго умнья? Многіе же обременены семействами и потому озабочены хозяйствомъ, приносящимъ боле выгодъ идя средствъ къ жизни, чмъ скудное вознагражденіе за занятія въ школ,— многіе въ малочисленныхъ приходахъ отвлечены отъ училищнаго дла требами. Есть и такіе, и не мало ихъ, которые уже вовсе не стоятъ на высот пастырскаго призванія и пренебрегаютъ уже не только школой въ буквальномъ смысл, которой пока у нихъ и нтъ, но и тою, высшаго значенія школой, въ которой безъ всякихъ вншнихъ формъ обученія, посредствомъ лишь одного церковнаго богослуженія, изливается свтъ духовный на всхъ безъ различія, юныхъ и старыхъ, невждъ и ученыхъ,— которая одна и соблюла въ нашемъ народ сквозь тысячелтіе житейской тьмы и удушья, гнетущихъ нуждъ и всяческихъ испытаній, христіанскую душу. Мы вотъ еще на дняхъ получили письмо изъ одного села Ярославской губерніи, гд въ отвтъ на призывъ В. С. Соловьева и нашъ (въ 40 No), обращенный къ раскольникамъ о возсоединеніи съ церковью, намъ съ искреннею скорбью указываютъ, что главною помхою къ возсоединенію служитъ небреженіе священниковъ къ храму Божію, ‘разстройство богослужебнаго чина’… Съ другой стороны, кто же, кром самыхъ отчаянныхъ анархистовъ, могъ бы пожелать исчезновенія такого, напримръ, училища, какое учреждено и ведется непосредственно самимъ С. А. Рачинскимъ, бывшимъ профессоромъ Московскаго университета? Скромный свтильникъ, зажженный имъ въ сел Татев Смоленской губерніи для крестьянскихъ дтей, озарилъ много душъ — не дтскихъ, не крестьянскихъ только,— но въ сред такъ-называемаго образованнаго общества, въ разныхъ концахъ Россіи, возжегъ во многихъ молодыхъ людяхъ доброе пламя, благородную жажду посвятить себя такому же трудному, самоотверженному, мирному, не громкому, подвигу школьнаго учительства. И слава Богу! Неужели нужно останавливать, охлаждать такое стремленіе, возбранять людямъ такой благой подвигъ только потому, что они не въ ряс?… Но не говоря уже о С. А. Рачинскомъ и его школ, а равно и о тхъ, которыхъ его примръ подвигнулъ на подражаніе, мы можемъ указать на десятокъ такъ-называемыхъ земскихъ школъ, намъ лично извстныхъ, гд народное обученіе, благодаря именно попечителямъ и попечительницамъ, идетъ очень и очень порядочно, гд оно происходитъ въ полномъ союз съ церковью, гд учители, учительницы и приходскій священникъ-законоучитель ведутъ совмстно, дружно общее школьное дло. Тотъ учитель хорошъ, кто хорошо учитъ и добру учитъ, будь онъ въ сюртук, или въ юбк, или въ ряс. Слдовательно дло не въ званіи или сословіи преподающаго, и не въ одномъ его умніи, а въ томъ: и что преподаютъ, другими словами — задача въ содержаніи и характер преподаванія, въ его основахъ и тип.
Можно ли сказать, однако, что основы и типъ первоначальной народной школы вполн опредлились въ Россіи и не оставляютъ желать ничего лучшаго? Станутъ ли утверждать, что она застрахована отъ всякихъ вредныхъ случайностей, что ей ни откуда не грозитъ опасность? Если захотимъ отвчать по совсти,— отстранись отъ постороннихъ соображеній: къ какимъ-де послдствіямъ, при данныхъ условіяхъ современности, могъ бы повести нашъ отвтъ,— мы скажемъ прямо: нтъ. Основы народнаго обученія еще не опредлились у насъ съ точностью ни на практик, ни даже въ нашемъ общественномъ сознаніи, желанный общій типъ его еще не выработался, не сталъ господствующимъ. Наша школа не только не застрахована отъ случайностей, но, напротивъ, въ ней пока все боле или мене случайно, и доброе и дурное, все зависитъ отъ личности главныхъ участниковъ школьнаго дла. Объ его ход нельзя, конечно судить по однимъ оффиціальнымъ отчетамъ, можетъ-быть, при тщательной поврк, дйствительно бы оказалось, что большинство дятелей ведетъ школу въ направленіи самомъ добромъ,— но это лишь ‘можетъ-быть’. Можетъ-быть, оказалось бы и иное. Намъ укажутъ на училищный совтъ съ предводителемъ дворянства во глав и съ правительственнымъ инспекторомъ, представляющій достаточныя гарантіи. Но на практик, какъ извстно, правительственная инспекція рдко гд достигаетъ предназначенной ей цли, такъ какъ для инспектора, заваленнаго письменною отчетностью, нтъ практической возможности даже объхать въ теченіи года вс школы его округа,— да и не ищутъ ли вс земства освободиться отъ этой инспекціи? Въ этомъ смысл по крайней мр сплошь и рядомъ появляются статьи въ газетахъ. Самый ‘училищный совтъ’, навязанный земствамъ сверху и выставляемый теперь гарантіей, не возбуждалъ ли онъ въ свое время сильнаго негодованія земствъ и одушевленныхъ протестовъ?…
Мы вовсе не думаемъ подрывать довріе правительства къ земству, а желали бы ослабить самодовольное довріе къ себ въ сред самихъ земскихъ людей и убдить ихъ самихъ, что вопросъ объ основахъ и тип народной школы вовсе нельзя признать вполн разршеннымъ, а напротивъ подлежащимъ строгому, съ ихъ стороны, разсмотрнію. Оставимъ въ сторон опошленное слово ‘нигилизмъ’, ни о немъ, ни о политической неблагонадежности не поведемъ здсь рчи, а обратимся… ну хоть къ тому кочеванью русской мысли въ общественной сред, которое всего видне въ періодической печати и преимущественно въ той, что именуетъ себя почетнымъ именемъ будто бы ‘либеральной’ и ‘прогрессивной’. Не можемъ же мы предположить, что направленіе газетъ этого лагеря принадлежитъ лишь тсному литературному кружку, сами он хвалятся, что оно распространено въ масс публики и въ сильномъ ходу между такъ-называемыми ‘земскими дятелями’. Если это такъ, то приходится признать, что дло народной первоначальной школы покоятся еще на непрочномъ основаніи. Спрашиваемъ: возможно ли доврить ее такимъ педагогамъ, которые отрицаютъ въ Русскомъ народ его духовную личность, всякое право на самобытное развитіе ‘въ сфер политическихъ, религіозныхъ и нравственныхъ идей’? Дале: имемъ ли мы право вручить воспитаніе крестьянскихъ дтей — малыхъ сихъ — такимъ педагогамъ, которые гласно выражаютъ сочувствіе программ народнаго обученія, деспотически навязанной Франціи послднимъ закономъ о народныхъ школахъ,— программ насильственнаго систематическаго воспитанія народа въ безбожіи? Конечно нтъ, и ‘Русь’ всми силами слова будетъ противиться вторженію такихъ учителей въ народную школу. Намъ замтятъ, что ни одна русская газета, какого бы она радикальнаго направленія ни держалась, не требовала до сихъ поръ, явно и открыто, исключенія Закона Божія изъ программы преподаванія,— даже вс он прямо допускаютъ это преподаваніе. Правда, но французская программа все-таки остается, да и чистосердечно заявлена ихъ идеаломъ. Не могутъ же он обидться, если мы предположимъ въ нихъ и нкоторую послдовательность! Позволительно думать, что поклонникъ какого-либо идеала невольно всегда будетъ стремиться къ его осуществленію. Содйствовать однако успху таковыхъ стремленій въ нашемъ отечеств мы не желаемъ,— да и не только такимъ рзко заявленнымъ поползновеніямъ, но и тому напору ‘интеллигенціи’ проникнуть въ народъ, который выражается въ статьяхъ гг. Введенскихъ, Эртелей и К. Просимъ у читателя минуту терпнія и познакомимъ его съ воззрніемъ на воспитаніе народныхъ массъ г. Введенскаго, изложенномъ въ ‘серьезномъ’ журнал — ‘Встник Европы’ (за сентябрь мсяцъ). Пусть самъ читатель ршитъ — годился ли бы для народнаго умственнаго здоровья велемудрый ‘интеллигентъ’, настойчиво домогающійся прежде всего ‘свободы для интеллигенціи, могущей вносить въ народъ свтъ просвщенія’? Посмотримъ, какова же эта интеллигенція и каковъ этотъ свтъ. Вотъ, напримръ, чего требуетъ этотъ писатель (авторъ знаменитаго изреченія ‘гуманизмъ человчности’) отъ всхъ пекущихся о нашемъ народ: ‘ознакомьте — говоритъ онъ народъ — съ результатами настоящей всечеловческой вковой дятельности мысли’… Зачмъ — спрашиваетъ онъ съ негодованіемъ — ‘постоянный отказъ ему (т. е. народу) въ образованіи, въ дйствительной возможности постигнуть истинную суть политическихъ и общественныхъ отношеній’?… ‘Развивайте умъ народа и знакомьте его съ міровымъ умомъ, дайте ему знаніе, возможность оріентироваться въ природ и обществ’... ‘Дайте народу ознакомиться съ результатами мысли всего человчества’ (шутка вымолвить!) Однимъ словомъ: дайте ему ‘послднія слова науки’ и всевозможныя гипотезы! И такъ какъ, по мысли г. Введенскаго, свтъ просвщенія можетъ быть внесенъ въ народъ только ‘интеллигенціей’ (если ей будетъ предоставлена свобода), то стало быть эта интеллигенція сама вполн уже постигла ‘истинную суть общественныхъ и политическихъ отношеній‘ (такъ что эта статья выходитъ уже вн вопроса,— давно поршена, и мучиться надъ ея разршеніемъ, какъ это длаетъ современное человчество хоть бы на Запад, совершенно нечего: стоитъ только справиться у г. Введенскаго!). Впрочемъ авторъ вритъ въ способность Русскаго народа къ развитію и воспитанію, несмотря — говоритъ онъ — на то, что ‘на всей жизни народной лежитъ печать умственной неподвижности, отсутствіе развитой умственной жизни и истиннаго критическаго отношенія къ окружающей дйствительности’,— несмотря даже и на то, что, по его словамъ, ‘вковыя преданія, упрямое воспоминаніе о протекшихъ дняхъ лежитъ камнемъ на ум народа, мало развитомъ и потому не умющемъ истинно критически отнестись къ заблужденіямъ своимъ’ (это относится, по объясненію самого г. Введенскаго, къ сфер ‘религіозной независимости’ народа). ‘Винить народъ по этому поводу въ умственной несостоятельности — прибавляетъ великодушно авторъ — никто не будетъ’, и дйствительно извиняетъ народъ… примромъ Декарта. Если даже, говоритъ онъ, ‘философъ Декартъ, отказавшійся отъ всхъ понятій и знаній, данныхъ ему опытомъ и жизнью, и бравшійся построить строго логическій циклъ понятій, все-таки приходитъ въ немъ ко многимъ заблужденіямъ времени’ (т. е. къ признанію бытія Божія? это дйствительно составляетъ характеристическую черту Декартова ученія),— то — продолжаетъ дале сотрудникъ ‘серьезнаго’ журнала, ‘Встника Европы’,— ‘нельзя же требовать отъ народа такой умственной свободы и независимости отъ вковыхъ понятій, насквозь пропитавшихъ всю его жизнь и все его ‘міровоззрніе’!.. Закончимъ вс эти цитаты слдующимъ афоризмомъ г. Введенскаго: ‘Безъ образованнаго народа не будетъ никогда устойчивой образованной интеллигенціи’… Гд нашелъ въ мір ‘образованный народъ’ г. Введенскій, т. е. ‘образованныя’ массы, ибо иного смысла здсь слово ‘народъ’ и не иметъ,— это мы предоставляемъ ршить ему самому.
Что же? допустить г. Введенскаго въ русскую народную школу?..
Сдланныя нами выписки говорятъ сами за себя. Мы потому и ршились утомить вниманіе читателя изреченіями г Введенскаго, что они служатъ типическимъ обращикомъ многаго множества тхъ разглагольствій, которыми наполняются наши газеты и журналы извстнаго оттнка, пользующіеся, по ихъ же увренію, въ публик и въ сред земцевъ не малымъ сочувствіемъ. И точно. Десятки тысячъ гг. Введенскихъ проникнуты тмъ же умственнымъ сумбуромъ и рвутся всею душой ‘освобождать народъ отъ вковыхъ понятій, насквозь пропитавшихъ его міровозрніе’, не хуже чмъ французскаго философа Декарта,— сообщить народу ‘вковые результаты человческой мысли’ и ‘истинную суть политическихъ и общественныхъ отношеній’… другими словами: просто сбить съ толку крестьянскій умъ, навести на его душу пущую тьму, растлить и умъ и душу его фразой!..Разв не вредно это внесеніе въ міръ крестьянина массы пустопорожнихъ понятій, пустозвонства, фразерства, самодовольства мнимымъ всезнаніемъ, напр. всхъ результатовъ общечеловческой мысли и послднихъ словъ ‘науки’,— вообще это превозношеніе ‘науки’,— которой въ ея полнот никакая, особенно первоначальная народная школа дать не можетъ,— превыше всякаго иного духовнаго свта,— это модное у насъ суевріе науки’ свойственное только жалкой полуобразованности!?
Мы бы впрочемъ никогда не кончили, еслибъ стали распространяться о всхъ разнообразныхъ видахъ той вздорной педагогіи, которою намреваются угощать, а частью уже угощаютъ у насъ простой народъ многіе, даже препрославленные ‘земскіе дятели’… Замтимъ теперь только одно. Совершенно недостаточно довольствоваться преподаваніемъ народу одной ‘нравственной доктрины Евангелія’, которая нердко находитъ себ мсто даже при педагогическихъ системахъ, имющихъ въ виду одну практическую пользу — ‘утилитаризмъ’ и ‘реальное направленіе’. Нравственное ученіе христіанства не отвергается или рдко отвергается не только атеистами, но даже и матеріалистами, большая часть ихъ даже предъявляетъ претензію, что они стали выше Евангелія, усовершенствовали его, очистивъ отъ понятія о возмездіи за добро и зло (т. е. отъ понятія о правд и правосудіи), отъ догматической и вообще отъ ‘мистической’ стороны. Было бы неумстно пускаться здсь съ ними въ споръ и доказывать, что педагогу, совлекшему съ человка образъ Божій, уподобившему его скотин, даже прямо провозгласившему его скотомъ, происходящимъ отъ обезьяны, не къ чему прочно прикрпить и самое ученіе или точне сказать вкусъ къ ‘гуманизму человчности’, а въ конц-концовъ необходимо дойти, совершенно логически, до положенія: скотъ есмь и ничто скотское мн не чуждо. Да ни къ чему другому и придти нельзя, если желаешь быть строго послдовательнымъ. Къ такой послдовательности человкъ, благодареніе Богу, мало способенъ, но на этой благородной неспособности успокоиваться нельзя, особенно же въ дл народнаго воспитанія. Ученіе Евангельское не ‘доктрина’ только, а заповдь, и именно какъ заповдь Божія должна вндряться въ сердца учащихся.
Нтъ, въ основу народнаго обученія и воспитанія, вмст съ сообщеніемъ не проблематическаго знанія, а положительныхъ, простыхъ, такъ-сказать аксіоматическихъ, необходимыхъ свдній, должно быть положено водвореніе въ душу неразрывной живой связи съ Богомъ и Христомъ, не только непосредственной личной, но и чрезъ братскій союзъ вры, единомыслія и любви о Христ людей между собою. Другими словами — народъ долженъ быть воспитанъ въ дух церковномъ, т. е. въ сознаніи и чувств принадлежности своей къ тому великому, святому всецлому, къ тому ‘организму любви’ (какъ выразился Ю. . Самаринъ, опредляя понятіе Хомякова о церкви), объемлющему и воплощеннаго Бога и врующее въ него человчество, единому во времени и въ пространств, которое называется церковью и котораго вншнимъ выраженіемъ, при всей своей земной исторической случайности, является видимый церковный строй. Съ этимъ церковнымъ строемъ крестьянскій мальчикъ находится и безъ того въ привычной бытовой связи посредствомъ обрядовъ, общественнаго въ храм богослуженія и совершенія священныхъ таинствъ,— слдовательно школ остается только осмыслить и освтить для него эти бытовыя увы, укрпить ихъ въ его чувств и сознаніи, еще крпче связать его съ храмомъ, который для народа былъ и пребываетъ сокровищницею высшихъ нравственныхъ назиданій, святыхъ впечатлній и благихъ эстетическихъ наслажденій. Белико значеніе храма и всего богослужебнаго чина въ жизни народной. Вступая въ храмъ, крестьянинъ вступаетъ такъ-сказать на почву вселенскую, почву всемірнаго братства, а вмст съ тмъ и на почву національно-историческую, чувствуетъ себя едино не только со всми ‘православными христіанами’ вообще, настоящими, прошлыми и будущими, съ призванными и любовно призываемыми, хотя еще и не просвтленными,— но и въ частности (что чувствуется имъ еще ощутительне, реальне) со всею русскою семьею, настоящею и прошлою, не только съ живущими современниками, но и съ отдаленнйшими предками. Внимая въ церкви ‘глаголы жмени’, онъ внемлетъ вмст съ тмъ и отеческому преданію. Но теменъ онъ, крестьянинъ, тщетно напрягаетъ слухъ,— смыслъ множества словъ, символическое значеніе обрядовъ, послдовательность и полнота Божьяго откровенія отъ него ускользаютъ при богослуженіи — даже и не небрежномъ, какое зачастую бываетъ. И говоритъ онъ себ: неученье тьма, а ученье — свтъ. И съ радостью встртитъ онъ всякую школу, которая во истину поведетъ его къ свту, приподниметъ его въ высшій духовный міръ, сдлаетъ ему доступнымъ разумніе слова Божія. Напротивъ, съ недоврчивостью отнесется онъ въ школ, по возвращеніи изъ которой его мальчишка на вопросъ: чему его тамъ научили? разскажетъ ему пустйшую побасенку или же такую и подобную ей премудрость, выдаваемую за ‘науку’, что у ‘овцы есть шерсть’, что ‘у коровы четыре ноги’, что ‘изъ овечьяго мяса можно сдлать жаркое и борщъ’, что ‘овечья шкура часть а ‘сно — засушенная трава’. А вдь этими пустяками, возведенными въ методу, преисполнены, вмст съ изображеніями ‘самки’ и ‘самца’, блохи и другихъ, неудобоназываемыхъ въ печати ‘животныхъ’, даже книги такого почтеннаго и горячо преданнаго длу народнаго образованія педагога, какъ баронъ Корфъ! Конечно, въ его руководствахъ есть и хорошія страницы, не все посвящено одной задач ‘утилитаризма’, но и самый идеализмъ, вн положительной церковной основы, едвали къ чему пригоденъ — именно въ дл народнаго обученія. Ну что толковаго дадутъ народной школ такія, напримръ, фразы, что первою задачею учителя — возбудить превысочайшее, ‘истинное уваженіе къ наук’, и что главнйшая цль обученія: вселить, между прочимъ, въ дтяхъ’ любовь къ человчеству, какъ къ носителю науки‘, т. е. что человчество слдуетъ любить — не потому что люди братья, а что оно ‘носитель науки’ — и какой еще? той, которой образцы приведены выше!! (См. книгу ‘Русская начальная школа’).
Но довольно. О томъ, чего мы желаемъ отъ школы, читатели знаютъ изъ статей С. А. Рачинскаго, помщенныхъ въ ‘Руси’ прошлаго года и въ послднихъ трехъ NoNo текущаго мсяца. Не вс училища, конечно, могутъ быть обставлены такъ исключительно счастливо, какъ училище въ Татев, но оно можетъ служить тмъ высшимъ образцомъ, въ дух и смысл котораго желательно видть вс народныя школы и установить общій училищный типъ.
Обращаемся теперь собственно къ мысли о церковно-приходскихъ школахъ. Везъ малйшаго сомннія, вс наши общія усилія должны направляться къ тому, чтобы въ каждомъ приход была своя школа, и если приходовъ въ Россіи 40,000, то стало-быть и школъ должно быть не мене. Чего же лучше, какъ пріурочить школу къ приходскому храму! 40 т. школъ — это значитъ 40 т. священниковъ, другими словами: 40 т. готовыхъ (и къ тому еще дешевыхъ) учителей. Вполн ли оно удобно и исполнимо на практик — это вопросъ другой, но въ принцип, въ теоріи, это именно то, чего слдовало бы желать и достигать всми возможными способами. Конечно, званіе учителя только бы возвысилось въ глазахъ народа, еслибъ былъ учитель въ то же время и священнослужитель, и отецъ духовный. Конечно, еслибы даже учителемъ было и иное лицо, эти 40 т. пастырей могли быть наилучшими инспекторами училищъ, потому что вдь нельзя же ни въ принцип, ни на самой практик отрицать у пастыря не только право, но и обязанность: наблюдать надъ тмъ, какъ и въ какомъ дух воспитываютъ паству, за которую онъ отвтственъ предъ Богомъ. Если же священники наши ни къ педагогической дятельности, ни даже къ надлежащему за школой контролю въ большинств своемъ, какъ увряютъ, неспособны и вообще не обнаруживаютъ достаточно пастырскаго рвенія, не ‘горяще духомъ’,— то обязанность церковнаго управленія заняться тщательнымъ подготовленіемъ пастырей къ исполненію пастырскаго долга и измнить т условія жизни, при которыхъ священники лишены возможности стать и стоять на высот своего призванія.
Но измненіе этихъ условій, равно какъ и правильное разршеніе вопроса о церковно-приходскихъ школахъ, невозможно, немыслимо безъ возсозданія приходской общины, какъ ячейки всего церковнаго организма. Только при живомъ воздйствіи соборнаго здсь начала, можно надяться и на иную постановку бытовыхъ условій, которыми теперь такъ тяготится духовенство и унижается его значеніе. Только тогда возможна и правильная постановка школьнаго вопроса, ибо школа будетъ находиться тогда подъ непосредственнымъ надзоромъ всего прихода: шкода станетъ живымъ приходскимъ ддомъ. Разъ возникнетъ самостоятельное бытіе приходской общины, она, эта община, не замедлитъ сдлаться ячейкой и общественнаго или земскаго организма, Въ приходской общин самъ собою разршается вопросъ и о всесословности и равенств,— разршается въ высшемъ нравственномъ начал братства и равенства религіознаго. Можетъ-быть приходомъ замнится со временемъ и настоящая волость,— но сперва слдуетъ возстановить приходъ въ смысл чисто церковномъ, а тамъ уже дло само покажетъ — станетъ ли онъ вмст съ тмъ и земскою единицей. И если станетъ, какъ мы на это надемся, то отчего же и учрежденіе церковно-приходскихъ школъ не можетъ стать общимъ дломъ церкви и земства?— и почему, по общему усмотрнію священника, прихожанъ и земства, въ тхъ случаяхъ, гд священнику учить неудобно, задача учительства не можетъ быть тогда поручена кому-либо изъ прихожанъ или иному лицу, по ихъ общему выбору?.. И такъ, вопросъ о ‘церковно-приходскихъ школахъ’, по нашему убжденію, тсно связанъ съ вопросомъ о самихъ приходахъ, а для содйствія къ разршенію э то то послдняго вопроса мы и начинаемъ съ ныншняго No печатанье статей, присланныхъ намъ изъ дальней провинціи и такъ врно и разумно, съ своеобразною выразительностью рчи, дополняющихъ ‘устройствомъ прихода’ рядъ статей г. Ив.-П. о церковномъ управленіи помщенныхъ въ ‘Руси’ прошлаго года…