Валерій Брюсовъ
Объ одномъ вопрос ритма
(по поводу книги Андрея Благо ‘Символизмъ’)
I
II
III
Об одном вопросе ритма, Брюсов Валерий Яковлевич, Год: 1911
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Аполлонъ, No 11, 1910
‘Символизмъ’ Андрея Благо — одна изъ тхъ книгъ, въ которыхъ говорится de omni rescibili et quibusdam aliis! Оглавленіе предлагаетъ читателю ‘проблему культуры’, вопросы ‘о научномъ догматизм’ и ‘о границахъ психологіи’, ‘эмблематику смысла’, ‘принципъ формы въ эстетик’, ‘сравнительную морфологію ритма русскихъ лириковъ’, ‘магію словъ’ и т. под. Но оглавленіе слишкомъ скромно и содержаніе книги гораздо разнообразне. Такъ, мы находимъ въ ней еще разсужденія о теософіи, о китайскомъ язык, о коэффиціент расширенія газовъ, о ведійской литератур, о инструментализм Ренэ Гиля, о вихревомъ движеніи жидкостей, о каббалистик и астрологіи, о прагматизм и прагматистахъ, о памятникахъ египетской письменности, о психофизическомъ параллелизм, о термохиміи и о многомъ другомъ. Попутно Андрей Блый разсказываетъ біографіи великихъ людей, какъ, напр., Гельмгольца, составляетъ списки пособій для самообразованія и еще находитъ мсто для полемическихъ выпадовъ и для лирическихъ автобіографическихъ признаній.
Собственно говоря, огромный томъ, боле чмъ въ 600 страницъ, представляетъ собою дв книги, произвольно-соединенныхъ подъ одной обложкой. Об книги, въ большей своей части, посвящены вопросамъ весьма спеціальнымъ.. Первая (или первая часть тома) занята философскимъ и историческимъ оправданіемъ символизма. Въ ряд статей, критикующихъ различные распространенные (въ философіи, въ наук, въ обществ) взгляды на природу истины. Андрей Блый старается установить, что истина доступна человку только въ символахъ. Статьи написаны тяжело и языкомъ труднымъ. Вторая книга (вторая часть тома) занята исключительно вопросами русской метрики, и къ ‘символизму’ отношеніе иметъ лишь самое отдаленное, какое вообще не можетъ не имть теорія стиха къ теоріи поэзіи. Отъ читателя эти статьи требуютъ исключительнаго вниманія къ вопросамъ ритма и стихосложенія.
Какого, однако, читателя имлъ въ виду самъ Андрей Блый, сказать трудно. Тогда какъ въ текст онъ разбираетъ сложные вопросы теоріи познанія, приводитъ математическія формулы, длаетъ ссылки на рдчайшія изданія,— въ комментаріяхъ, присоединенныхъ къ книг, онъ беретъ на себя роль популяризатора. Здсь онъ считаетъ нужнымъ сообщать читателю, что Кантъ — это ‘основатель критической философіи’, ‘Вундтъ — извстный нмецкій психологъ’, ‘Гартманъ — модный въ свое время философъ’, и объяснять, что такое ‘рондо’ и ‘тріолетъ’ или что такое ‘метафора’ и ‘метонимія’. Въ этихъ же комментаріяхъ длаются длинныя выписки изъ ‘Критики чистаго разума’, чтобы доказать апріорность пространства, a также выписки общеизвстныхъ страницъ Шопенгауера и Ницше. Затмъ, по поводу всякаго вопроса, затронутаго въ книг, приводится его ‘литература’ и въ томъ числ то перечень книгъ для лицъ, ‘съ философіей вовсе незнакомыхъ и желающихъ оріентироваться въ философскихъ проблемахъ’, то, — сочиненій, касающихся ‘санскритской письменности’…
Оцнить всю эту ученость Андрея Благо подъ силу только человку съ познаніями поистин энциклопедическими. Мы же только можемъ замтить, что въ тхъ вопросахъ, которые намъ боле или мене извстны, свднія, даваемыя ‘Символизмомъ’, оказываются небезупречными. Такъ, напримръ, перечни книгъ, ‘касающихся теоріи и стиля символистовъ’, и ‘журналовъ, въ которыхъ дебатировались вопросы символизма’, безспорно состоятъ изъ случайнаго набора заглавій. Въ перечень журналовъ внесены такія популярныя, ничего общаго съ ‘символизмомъ’ не имющія изданія, какъ ‘Revue Hebdomadaire’, ‘La Nouvelle revue moderne’, ‘Freistadt’, ‘Nuova Antologia’, ‘Nuova Parola’, и пропущены ‘Revue Blanche’, ‘Pan’, ‘Insel’, ‘Ver Sacrum’ и т. под. Среди книгъ указана вовсе не существующая книга Ренэ Гиля ‘Notes sur le Symbolisme’, и книга Гиммельштерна ‘Rhythmik-Studien’, o ‘символизм’ и не поминающая, и т. п. Столь же небезупречны сообщенія Андрея Благо (на которыя онъ очень щедръ) о различныхъ явленіяхъ античной жизни. Характеристики ученій греческихъ философовъ сдланы имъ крайне сбивчиво и неточно. ‘Пеонъ’ на протяженіи всей книги называется ‘пэаномъ’, a въ одномъ примчаніи, гд Андрей Блый пытается эту свою явную ошибку оправдать, онъ увряетъ, что ‘пэаны’ были гимны въ честь Діониса (въ дйствительности — въ честь Аполлона). Названіе ‘Иліады’ во всей книг упорно пишется черезъ два л. И т. д.
Написанъ ‘Символизмъ’ поразительно неровно: нкоторыя страницы сильно и выразительно, другія — крайне небрежнымъ, можно сказать неряшливымъ языкомъ. Мы уже не говоримъ о томъ, что отъ книги подобнаго рода можно требовать крайне осмотрительнаго обращенія съ терминами (чего въ ‘Символизм’ нтъ вовсе), но въ цломъ ряд мстъ простая ясность изложенія оставляетъ желать многаго. Иныя статьи написаны такъ плохо, что надо только удивляться, какъ позволилъ это себ Андрей Блый, одинъ изъ нашихъ лучшихъ стилистовъ. Въ книг на каждомъ шагу встрчаются выраженія несообразныя, почти комическія: ‘въ ряд теченій переносится центръ тяжести на вопросы’, ‘путь чреватъ будущими обобщеніями’, ‘условной моделью перекидываемъ мы мостъ’, ‘освщать педантизмъ въ свт сложнаго дерева браманизма’, ‘Тритгеймъ, учениками котораго явились два такихъ имени’ и т. под. Такая неряшливость особенно непріятна въ книг, гд много говорится о слог и проповдуется величайшее вниманіе къ языку.
Предоставляя разборъ всей книги лицамъ, боле къ тому подготовленнымъ и боле освдомленнымъ въ спеціальныхъ философскихъ вопросахъ, мы остановимся только на одной ея сторон, точне на одномъ изъ поднятыхъ Андреемъ Блымъ вопросовъ.
Значительная часть второй половины ,Символизма* посвящена изслдованію русскаго четырехстопнаго ямба.
Дло въ томъ, что Андрей Блый, въ ‘Символизм’, выступаетъ сторонникомъ ‘научной эстетики’. На мсто субъективной критики произведеній искусства, руководимой личнымъ вкусомъ критика, онъ хочетъ поставить критику научную, отправляющуюся отъ экспериментальныхъ данныхъ. Предметомъ такого эксперимента въ области искусствъ, по мннію Андрея Благо, можетъ быть только ихъ ‘форма’. Въ поэзіи ‘формой’ является ритмъ рчи, въ частности стиха, т.-е. ‘слова, расположенныя въ своеобразныхъ фонетическихъ, метрическихъ и ритмическихъ сочетаніяхъ’.
Какъ примръ такого эксперимента въ области поэзіи, Андрей Блый приводитъ свои наблюденія надъ ритмомъ четырехстопнаго ямба и свои выводы изъ этихъ наблюденій. Спеціально этому вопросу посвящены въ ‘Символизм’ дв статьи: ‘Сравнительная морфологія ритма русскихъ лириковъ’ и ‘Опытъ характеристики русскаго четырехстопнаго ямба’, но тми же наблюденіями не разъ пользуется Андрей Блый и въ другихъ статьяхъ. Съ вншней стороны эти изслдованія Андрея Благо имютъ всю видимость ‘научности’. Онъ приводитъ въ нихъ составленныя имъ статистическія таблицы, постоянно оперируетъ цифрами, засыпаетъ терминами. Свои выводы относительно сравнительной ритмичности стиха тхъ и другихъ поэтовъ онъ заканчиваетъ заявленіемъ, что это — ‘не субъективная оцнка’, но ‘безпристрастное описаніе’. Мы, однако, склонны думать, что Андрей Блый заблуждается, что дйствительной научности въ его статьяхъ весьма немного и что его выводы все же остаются его ‘субъективными’ догадками.
Прежде всего возбуждаетъ сомнніе объемъ того матеріала, которымъ Андрей Блый пользовался. Оказывается, что его наблюденія были сдланы не только не надъ всмъ количествомъ четырехстопнаго ямба, какое имется въ русской литератур (что врядъ ли и возможно), но даже не надъ всми тми поэтами, которыхъ должно считать создателями русскаго стиха и которымъ въ исторіи русской поэзіи принадлежитъ почетное мсто. Такъ, вн наблюденій Андрея Благо остались: бар. Дельвигъ, кн. Вяземскій, Веневитиновъ, Крыловъ, Грибодовъ, Щербина, Кольцовъ, Огаревъ и мн. др., a изъ боле новыхъ — Голенищевъ-Кутузовъ, Фофановъ, Ив. Коневской (хотя изученъ, напримръ, Городецкій). Мало этого: изъ тхъ поэтовъ, стихи которыхъ были подвергнуты изслдованію, взято было не все количество стиховъ, написанныхъ ими даннымъ размромъ, но, какъ выражается Андрей Блый, ‘опредленная порція’, именно 596 стиховъ. Какъ была выбрана эта порція, случайно или по нкоторымъ соображеніямъ, почему одни стихи были обслдованы, другіе нтъ, объ этомъ Андрей Блый не упоминаетъ нигд.
Дале оказывается, что о ритм стиховъ Андрей Блый судилъ не по всей совокупности тхъ элементовъ, которые образуютъ ритмъ стиха, a только по одному единственному элементу, именно по количеству и по положенію въ стихахъ даннаго поэта пиррихіевъ.
Какъ извстно, чистыхъ ямбовъ и хореевъ въ русскомъ стих почти не бываетъ. Ударенія тоническія далеко не всегда совпадаютъ съ удареніями логическими, и на многихъ слогахъ, въ слов, собственно говоря, не ударяемыхъ, въ стих стоитъ условное удареніе, называемое обычно второстепеннымъ.
Такъ, въ стих:
Цыганы шумною толпой
главныхъ удареній только три, по числу словъ, но къ нимъ присоединяется четвертое, на третьей, пиррихической, стоп, на послднемъ слог слова ‘шумною’. Поэтому нашъ четырехстопный ямбъ, смотря по мсту, занимаемому второстепеннымъ удареніемъ, можетъ имть 6 основныхъ (наиболе употребимыхъ) модуляцій:
Наблюденія Андрея Благо сводятся къ подсчету количества тхъ или иныхъ модуляцій и тхъ или иныхъ комбинацій изъ этихъ модуляцій y различныхъ лириковъ. Его статистическія таблицы показываютъ, какую изъ этихъ модуляцій и въ какихъ сочетаніяхъ данный поэтъ предпочитаетъ (все — въ опредленной ‘порціи’ стиховъ). Сопоставляя цифры своихъ таблицъ и принимая большую цифру пиррихіевъ и большее количество комбинацій изъ различныхъ модуляцій за большую ритмичность, Андрей Блый длаетъ выводы о сравнительномъ ‘богатств’ ритма различныхъ поэтовъ.
Между тмъ, въ дйствительности, пиррихіи ни въ какомъ случа не опредляютъ сами по себ ритма стиха. Ритмъ слагается изъ комбинаціи цлаго ряда факторовъ, среди которыхъ пиррихіи занимаютъ лишь одно, опредленное мсто. Въ число этихъ факторовъ, кром пиррихіевъ, входятъ еще: цезуры, логическій строй стиха, словесная инструментовка (аллитерація, внутреннія римы, ассонансы и т. под.), расположеніе римъ, построеніе строфы, структура образовъ и т. д. Въ зависимости отъ вліянія всхъ этихъ элементовъ, однихъ въ большей, другихъ въ меньшей степени, шесть указанныхъ выше модуляцій, въ свою очередь, распадаются на рядъ весьма различныхъ ритмическихъ формъ (варіантовъ).
Особенно тсно значеніе пиррихіевъ зависитъ отъ цезуръ стиха. Возьмемъ два стиха:
Тиха украинская ночь.
Богатъ и славенъ Кочубей.
По строю пиррихіевъ оба стиха принадлежатъ къ 4-ой изъ указанныхъ нами модуляцій, и въ изслдованіяхъ Андрея Благо такіе стихи считаются ритмически тождественными. Но, вроятно, наимене изощренное въ ритмахъ ухо различитъ все громадное ритмическое различіе этихъ двухъ стиховъ. Ритмъ перваго нженъ и гибокъ, второго — твердъ и суровъ. Это различіе опредлено различіемъ цезуръ. Въ первомъ стих пиррихическая стопа не отдлена цезурой, и второстепенное удареніе падаетъ на предпослдній слогъ слова, во второмъ — пиррихическая стопа начинается непосредственно посл цезуры, и второстепенное удареніе падаетъ на первый слогъ слова. Возьмемъ другой примръ. Какъ образцы довольно рдкой 6-ой модуляціи, Андрей Блый приводитъ стихи 3. Гиппіусъ и свои. Вотъ стихъ З. Гиппіусъ:
Безрадостно-благополучно.
Ритмъ легкій, красивый. A вотъ стихъ Благо:
Надъ памятниками дрожатъ.
Неуклюжій, несуразный (ритмически) стихъ, который едва можно выговорить. Но вся разница между этими стихами — только въ расположеніи цезуръ. У З. Гиппіусъ выбраны наиболе легкія цезуры (второстепенное удареніе на послднемъ слог и на второмъ отъ начала), a y Андрея Благо — самыя тяжелыя, наимене позволительныя. Точно также два стиха:
Шведъ, русскій, колетъ, рубитъ, ржетъ.
Печальный демонъ, духъ изгнанья.—
по характеристик Андрея Благо принадлежатъ ритмически къ одному типу, какъ полные ямбы (безъ пиррихіевъ). Между тмъ ритмически они прямо противоположны.
Такое же значеніе имютъ цезуры и въ стихахъ хореическихъ. Вотъ два двустишія:
Выхожу одинъ я на дорогу,
Сквозь туманъ кремнистый путь блеститъ…
Это было въ средніе вка,
На высотахъ Умбріи лсистой…
По расположенію пиррихіевъ эти стихи тождественны. Но различіе цезуръ длаетъ стихи Лермонтова музыкой грусти и торжественности, a стихи Мережковскаго легкой повствовательной рчью.
Вліяніе цезуръ видоизмняется расположеніемъ въ стих логическихъ удареній. Вотъ два стиха:
И разрзающе-остра…
Я, хитроумный Одиссей…
Въ этихъ стихахъ совершенно одинаково и расположеніе пиррихіевъ и расположеніе цезуръ. Однако, ритмъ второго стиха боле сложенъ, что зависитъ отъ того, что въ немъ на слабую (неударяемую) часть первой стопы падаетъ логическое удареніе. Сходнымъ примромъ могутъ служить стихи:
Ночь! ночь! о гд твои покровы!
О, врь мн, я одинъ понын…
Приведенные примры, какъ намъ кажется, достаточно доказываютъ, что судить о ритм и ритмичности стиха только на основаніи строя его пиррихіевъ — неосновательно. Еще мене основательно богатство стиха пиррихіями и различными комбинаціями пиррихическихъ модуляцій — отожествлять съ ритмическимъ богатствомъ стиха. Пиррихіи обогащаютъ ритмъ стиха только въ удачныхъ соединеніяхъ съ цезурами стиха и съ другими его элементами. Въ другихъ же случаяхъ пиррихіи могутъ тяжелить ритмъ стиха. Въ статистическихъ таблицахъ, составленныхъ Андреемъ Блымъ, и въ его разсужденіяхъ о ритм четырехстопнаго ямба мы видимъ слдующіе недостатки.
Во-первыхъ, имъ отожествляются, какъ имющіе одинаковый ритмъ, стихи ритмически различные (онъ не принимаетъ въ расчетъ варіантовъ, образуемыхъ въ пиррихическихъ модуляціяхъ — цезурами).
Во-вторыхъ, рядъ явленій въ стих имъ оцнивается неврно (за показатель ритмическаго богатства признаются такія явленія, которыя могутъ и не обогащать ритма).
Въ-третьихъ, рядъ явленій ритмической жизни стиха имъ вовсе не оцнивается (напр., видоизмненіе ритма, происходящее подъ вліяніемъ логическаго строя стиха).
Эти недостатки, по нашему мннію, лишаютъ выводы Андрея Благо научнаго значенія. Вотъ почему мы никакъ не можемъ согласиться съ утвержденіемъ Андрея Благо, что его характеристики ритма различныхъ лириковъ суть ‘безпристрастныя’ т. е. объективныя описанія: научной почвы подъ построеніями Андрея Благо — нтъ.
Намъ остается добавить, что самъ Андрей Блый не неосвдомленъ о тсной связи, существующей между пиррихіями и цезурами. Въ одномъ мст своей книги (стр. 276—278) онъ опредленно признаетъ ее. ‘Звуковая особенность пиррихической стопы, — говоритъ онъ,— зависитъ не только отъ самой стопы, но и отъ слова, которое эту стопу образуетъ’. Нсколько дале онъ говоритъ, что ритмическій характеръ пиррихической стопы ‘рзко измняется’ въ зависимости отъ мстоположенія цезуры. Но потомъ, на протяженіи всей своей книги, Андрей Блый нигд объ этомъ своемъ утвержденіи не вспоминаетъ и нигд не принимаетъ въ расчетъ зависимости пиррихіевъ отъ цезуръ. Такъ какъ многіе выводы Андрея Благо ршительно невозможны, если эту зависимость признавать,— приходится предположить, что все разсужденіе объ ней (указанныя выше страницы) есть позднйшая вставка, обязанная своимъ появленіемъ въ книг какому-либо постороннему вліянію.
Мы должны, однако, сказать, что самые выводы Андрея Благо (о ритм различныхъ поэтовъ), если не искать въ нихъ исключительной научной обоснованности, представляютъ много интереснаго. Андрей Блый ошибается, думая, что длаетъ свои заключенія на основаніи экспериментальныхъ данныхъ, но его критическое чутье подсказываетъ ему рядъ любопытныхъ соображеній.
Такъ,напримръ, очень любопытно утвержденіе Андрея Благо, что поэты 50-хъ и 60-хъ годовъ, слдуя за Пушкинымъ въ общихъ чертахъ ритма, выродили русскій ямбъ въ стихъ ‘прилизанный’ и ‘благополучно гладкій’, обладающій призрачной легкостью. Не мене любопытно замчаніе, что y Сологуба и Блока ‘ритмъ пробуждается отъ Пушкиноподобной версификаторской гладкости наслдія Майкова и А. Толстого къ подлинному ритмическому дыханію’. Заслуживаютъ вниманія и вс другія характеристики ритма разныхъ поэтовъ, старыхъ и новыхъ.
Мы полагаемъ, что y Андрея Благо есть вс данныя, чтобы выполнить ту задачу, которую онъ себ поставилъ: заложить основанія ‘науки о стих’, a тмъ самымъ и ‘научной эстетики’. Неудачу, постигшую Андрея Благо на этомъ пути, мы склонны объяснять исключительно той спшностью, съ какой, по всмъ признакамъ, писался ‘Символизмъ’. Для осуществленія замысла Андрея Благо нужны были многіе годы предварительныхъ изысканій и собиранія матеріала. Между тмъ Андрею Блому хотлось, повидимому, безъ промедленія, связать нкоторыя свои бглыя наблюденія съ нкоторыми своими, можетъ быть, преждевременными догадками. Ему хотлось теперь же перекинуть мостъ отъ законовъ стихосложенія и къ символизму, и къ теософіи, и ко многому другому… Это торопливое желаніе скоре перейти къ общимъ выводамъ и повело къ указаннымъ нами недостаткамъ изслдованія. Впрочемъ, при всхъ слабыхъ сторонахъ, книга Андрея Благо представляетъ собою явленіе не заурядное, и т ея части, которыя посвящены ритмик, имютъ большое значеніе. Здсь поставлено много важныхъ вопросовъ, разсыпано не мало дльныхъ замчаній, и, главное, рзко и твердо выдвинута важная проблема о созданіи ‘научной эстетики’. Надо пожелать, чтобы Андрей Блый вновь вернулся къ разработк тхъ вопросовъ, которые онъ, слишкомъ поспшно, думалъ разршить въ ‘Символизм’. Если Андрей Блый пожелаетъ работать боле методически, не будетъ торопиться съ красивыми обобщеніями, согласится довольствоваться тми выводами, на которые уполномочиваютъ сдланныя наблюденія, — онъ, безъ сомннія, окажетъ значительныя услуги молодой ‘наук о стих’. Теперь же, читая грузный ‘Символизмъ’, иной разъ думаешь, что напрасно Андрей Блый съ такимъ негодованіемъ говоритъ о ‘пучин газетнаго легкомыслія’: довольно часто отваживается онъ самъ нырять въ эту ‘пучину’.