З. Н. Гиппиус
Об одной книжке
КОММЕНТАРИИ
Об одной книжке, Гиппиус Зинаида Николаевна, Год: 1939
Время на прочтение: 3 минут(ы)
З. Н. Гиппиус. Арифметика любви (1931-1939)
СПб., ООО ‘Издательство ‘Росток», 2003
Германец, если он ‘наци’, может не возбуждать в нас никаких особенных чувств. Другое дело, когда таким ‘националистом’ становится русский, постепенно вбирая в себя характерные черты известной ‘идеологии’. Заранее можно сказать, что это человек или вообще не способный относиться с пониманием и уважением к русским культурным ценностям, или потерявший эту способность. Эти ценности — явления и люди — годятся ему лишь для того, чтобы ‘использовать’ то или другое имя, исказив образ человека, его носившего.
Пример такого использования — берлинская тоненькая книжка ‘Розанов в последние годы’ неизвестного русского автора. Задача ясна: показать, что ‘Розанов — наш!’, так как был яростным ‘антисемитом’ и ‘православным’.
С автором я, конечно, разговаривать не буду. Но хочу обратиться к тем, кому книжка попадет в руки и кто Розанова, может быть, мало знают (кто ныне — что знает!). Не защитить Розанова перед ними хочу я, а скорее их защитить от искаженного образа одного из гениальных наших писателей, притом исключительно своебытного. Я, конечно, понимаю, что о таком сложном явлении, как Розанов, в нескольких строках не расскажешь. Ограничусь, поэтому, самым главным, без чего к Розанову подойти нельзя и что надо помнить: это был человек величайших и самых редких внутренних антиномий (‘ноуменальных’, как он говорил). А притом необходимо еще знать, что писанье у него было не писательством, а, по его выражению, функцией, как бы дыханьем, ‘выговариванием’ полноты ощущения каждой своей минуты. Так он сам определил, и потому ‘стиль’ его (если это стиль) воистину не подражаем: читаешь не рассуждения писателя, а слышишь человеческий голос. (‘Разве я рассуждаю? Я только плачу и смеюсь’.)
Если, при глубине антиномичности, ‘выговаривается’ у него каждая его минута, — не ясно ли, что ловким подбором цитат можно сделать из Розанова что угодно?
Вот еврейский вопрос. Всю жизнь Розанов ходил около евреев, как завороженный. Не забудем: весь он жил только Богом — и миром, Его плотью, Его теплотой. В еврейской религии для Розанова так ощутительна была связь Бога с плотью мира, с полом, с рождением, что евреи не могли его не влечь к себе. Он был к евреям ‘страстен’… часто пристрастен.
А Христос? К Личности Его он тоже был страстен. Тоже, как к евреям, то прилипал — то отталкивался от Него. Он, казалось Розанову, обидел людей, отнял у мира его светлость и теплоту. Выгнал из дома в стужу: иди, не оглядывайся, оставь жену, мать, детей… Отсюда его христоборчество, книга ‘Темный Лик’.
Церковь? Православие? Духовные отцы считали его ‘еретиком’, иные ‘безбожником’, но относились к нему с благодушной приязнью: он любил плоть Церкви (обряды), жена такая православная, сам Розанов, пророчески предсказав, что умрет ‘с ними’, добавил: ‘…конечно, духовенство мне всех (сословий) милее… Но, среди них умирая, я все же умру с какой-то мукой о них’.
И вот мое последнее утверждение: Розанов, каким всю жизнь был — таким и остался до смертной минуты. Внешние катастрофы, и тяжкие личные, и та общая, русская, которая и убила его, — только углубляли внутреннюю трагедию этой души. Для тех, кто вздумает поверить, что если, мол, Розанов и был ‘когда-то’ за евреев, то в последние годы покаялся, изменился, перешел в православие и стал убежденным гонителем евреев, — я приведу два свидетельства, два ‘выговариванья’ его души:
‘Услуги еврейские, как гвозди в руки мои, ласковость еврейская, как пламя обжигает меня. Ибо пользуясь этими услугами, погибнет народ мой, ибо обвеянный этой ласковостью, задохнется народ мой’.
Не написано ли это после ‘раскаяния’, в Лавре? О, нет! До войны, в самый разгар розановского ‘юдофильства’, до Флоренского (умного и жестокого лаврского священника, о нем Розанов сказал однажды: ‘в нем что-то ползучее…’). А что писалось-выговаривалось в Лавре, в последние месяцы жизни?
‘Евреи — самый утонченный народ в Европе. Все европейское грубо, жестко по сравнению с еврейским… И везде они несут благородную и святую идею ‘греха’ (я плачу), без которой нет религии… Они. Они. Они. Они… всунули в руки пресловутому человечеству в руки молитвенник: на, болван, помолись. Дали псалмы. И чудная Дева из евреек… Социализм? Но ведь он выражает мысль о братстве народов, и они в него уперлись’.
Что же, переменился Розанов? Нет, он верен себе. Автор берлинской книжки не приводит, конечно, этой предсмертной цитаты. Ему нужна одна первая. Ему нужен Розанов-юдофоб, вернее — нужна юдофобия, а попалось ‘имя’, которым кое-как можно ее подпереть — тем лучше.
Порадуемся, что подобные книги у нас редки. Слишком все это чуждо не только розановской, но каждой русской душе.
Впервые: Современные Записки. Париж, 1939. No 69 <,июль>,. С. 397— 398 под псевдонимом Антон Крайний.
‘Розанов в последние годы’ — книга М. М. Спасовского ‘В. В. Розанов в последние годы своей жизни: Среди неопубликованных писем и рукописей’. Берлин, [1939].
‘Темный Лик’ — книга В. В. Розанова, вышедшая в 1911г. как часть запрещенной цензурой книги ‘В темных религиозных лучах’ (впервые издана в 1994 г. в Собрании сочинений Розанова).
‘Услуги еврейские, как гвозди в руки мои…’ — см. комментарии к статье ‘Не нравится — нравится’ (1928).