Имя Михаила Александровича Чехова тесно связано с Первой студией Художественного театра и МХАТ 2-м. Огромную роль в формировании Чехова и как актера, и как режиссера, и как педагога сыграла ‘школа’ Станиславского, его театральные уроки. По собственному признанию Чехова (в его известной книге ‘Путь актера’. Л., 1928), Станиславский тщательно следил за его театральным развитием и немало времени уделял ему, знакомя ‘с начатками своей системы’. Известны отзывы Станиславского об игре Чехова во многих спектаклях: ‘Гибель ‘Надежды’, ‘Сверчок на печи’, ‘Ревизор’ и др. Чехов создал и свое собственное направление в театре. Его всегда отличали стремление к правде в искусстве, тщательная отделка образа, богатство воображения, умение прекрасно импровизировать, глубокий психологизм.
Еще до недавнего времени архива Чехова в ЦГАЛИ не было. Архив Чехова хранился за границей, в Лос-Анджелесе, у вдовы артиста К. К. Чеховой. Создание фонда Чехова началось в ЦГАЛИ в 1959 году.
Несмотря на то, что фонд Чехова поступил в ЦГАЛИ только частично, мы можем представить себе по его материалам некоторые стороны и актерской, и режиссерской, и педагогической деятельности Чехова. О сложном актерском пути исканий и открытий нам говорят записи Чехова, фотографии в ролях (Калеб — ‘Сверчок на печи’, Эрик XIV в одноименном спектакле, Хлестаков — ‘Ревизор’, Гамлет и др.), большое количество рецензий и отзывов прессы советской и зарубежной, переписка (с Андреем Белым, В. Э. Мейерхольдом, Вл. И. Немировичем-Данченко, И. Н. Берсеневым и др.), в которой отразились его взгляды на искусство театра. Так, письмо А. Белого о постановке ‘Петербурга’ — это целый трактат о творческой лаборатории драматурга. А Мейерхольд на маленьком клочке бумаги пишет записку о спектакле ‘Дело’ настолько важную для Чехова, что он хранит ее всю жизнь: ‘Дорогой Мих[аил] Александро[вич], Вы чудесны в роли Муромского. Поздравляю Вас с новой победой. И спектакль в целом — превосходный спектакль. Привет. В. Мейерхольд. 7-II-1927’ (ф. 2316, оп. 1, ед. хр. 5).
Педагогическая работа Чехова, начатая еще в период создания так называемой ‘Чеховской’ студии и продолжавшаяся до последних дней его жизни, отразилась в лекциях об актерском и режиссерском мастерстве. В них анализируется творчество Станиславского, Немировича-Данченко, Мейерхольда, Таирова. Разбор сделан с обычных для Чехова психологических позиций, в чем-то субъективно, но очень интересно. Жизненная правда, проникновение в суть предмета, воображение, выходящее за пределы того, что мы можем увидеть или представить, красота на сцене, свобода и смелость в выборе творческого метода — вот вопросы, которые поставлены в этих лекциях.
Исследователь может также по имеющимся материалам создать впечатление о Чехове-художнике: в архиве много эскизов декораций и набросков костюмов к спектаклям, рисунков, шаржей.
Нельзя не отметить литературную часть архива Чехова — его инсценировки сказки Л. Н. Толстого ‘Об Иване-дураке и его двух братьях’, повести Ч. Диккенса ‘Сверчок на печи’, романа Сервантеса ‘Дон Кихот’ и даже киносценарий ‘Угрюм-река’ по повести Вячеслава Шишкова. Здесь сказывается широта творческих интересов Чехова, умение увидеть нужный материал у самых, казалось бы, разных авторов самых различных исторических эпох. В фонде есть также воспоминания о Рахманинове, шуточные стихи.
Публикуемый ниже набросок о Венеции очень характерен для литературной манеры Чехова, он написан Чеховым после поездки в Италию летом 1925 года и является, возможно, черновым материалом для уже упоминавшейся книги ‘Путь актера’ (ф. 2316, оп. 2, ед. хр. 38).
Следует напомнить, что тема Италии, образы ее культуры являются одной из приметных тем русской литературы и русского искусства. Мы знаем многих русских писателей и поэтов, художников и скульпторов, композиторов и артистов, так или иначе рассказавших миру об Италии. В Италии был Гоголь, творил Александр Иванов, итальянская тема заняла большое место в живописи Карла Брюллова и Ореста Кипренского. Немало лет прожил на Капри и А. М. Горький. Все мы знаем итальянские стихи Александра Блока. На подмостках итальянских театров звучали голоса Шаляпина и Собинова.
По-своему увидел Италию и Михаил Чехов.
— — —
Я влюблен! Моя возлюбленная — прекрасная, стройная девушка в черном. Но это не траур. Это стиль ее. Она не знает, почему она носит черное платье, но знает, что оно к ней идет. Она стройная, тонкая, нежная, гордая и тоже влюбленная — она любит свою красоту и не может, не хочет, не смеет забыть ее. Из всех стран приезжают к моей возлюбленной на поклон. К ней приближаются трепетно. Зачарованные, стоят, стоят перед ней мои соперники и хоть на мгновение, но забывают себя совершенно. Она же встречает всех одинаково спокойно, приветливо, с улыбкой, но гордо. Я впервые приехал к ней ночью, и ночью она приняла меня. Она зажгла таинственные огни и позволила мне пройти в свои покои. Я полюбил ее сразу, всем сердцем, до мучительных слез и до боли. Имя моей возлюбленной известно всему миру — ее зовут _В_е_н_е_ц_и_я! Каждое утро выпускает она своих голубей на площадь Святого Марка и смотрит на нас, на всю толпу влюбленных, смотрит, как мы кормим голубей, стараясь выразить этим нашу любовь, обожание, страсть! Она слушает восторженный, но затаенный шепот и тысячи вздохов, которые мы посылаем ей с площади Марка. И мы все, не стыдясь, улыбаемся. И друг на друга мы смотрим с улыбкой, мы не ревнуем ее, мы понимаем, что нельзя не любить ее.