Объ Елегіи.
(Изъ Словаря древнй и новой Поезіи.)
I. О происхожденіи Елегіи.
T. e.
T. е.
T. e.
II. O свойствахъ Елегіи.
Despartes El. 2.
T. е.
T. е.
*
*
Н. Остолоповъ.
‘Встникъ Европы’, No 22, 1815
Об Элегии, Остолопов Николай Федорович, Год: 1815
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Грамматики, обыкновенно не столько счастливые, сколько плодовитые въ етимологическихъ изысканіяхъ, предлагаютъ разныя происхожденія Слова Елегія. — Діомедъ производитъ оное отъ хвалить {Gram. 1, 3.}, и основываетъ мнніе свое на первомъ улотребленіи сей поемы, состоящемъ, какъ онъ полагаетъ, въ похвал умершихъ. Иные производятъ слово Елегія отъ глагола , быть въ безуміи, въ изступленіи, {Marian. Victorin. Gram. 1, 5.}, другіе отъ , сострадать, сожалть,— отъ , жалобу говорить, жаловаться, или жалобами возбуждать сожалніе, отъ слова {Gyrald. de Pot. I, 1.}, служившаго припвомъ нжныхъ и жалобныхъ псень любовниковъ, a иные, упоминаемые Скалигеромъ {Potic. I. 1.}, производятъ сіе слово отъ (ulula), сова, по причинъ печальнаго крика сей птицы. Но лучше, кажется, вмст съ Воссіемъ {Simplic. in Epictet.} принять мнніе Дидима, который производитъ сіе слово отъ , говорить увы, и думаетъ, что Елегію назвали такъ по употребленію въ ней сихъ жалобныхъ восклицаній. Овидій также полагалъ сіе происхожденіе, онъ всегда придавалъ Елегіи епитетъ: жалобная, печальная, что видно изъ его восклицанія при оплакиваніи смерти Тибулла: ‘Ахъ! печальная Елегія!’ говоритъ онъ: ‘никогда не принадлежало теб съ такою справедливостію твое имя: Ah! nimis et vero nunc tibi nomen erit.’
Теренціанъ Мавръ и Боецій имли такое же мнніе, какъ Овидій {Ars metric. Consol. Philos.}, и описывали Елегію съ нимъ согласно.
И такъ Елегія, слдуя истинному словопроизведенію, есть Поема, посвященная слезамъ и жалобамъ.
Тотъ же приведенные выше Дидимъ называетъ Елегію печальною пснію, которую поютъ съ флейтою, . Плутархъ удостовряетъ, что дйствительно такое была употребленіе первыхъ Елегій, и что сіе означено въ денныхъ запискахъ Пиическихъ игръ {Optisc. mus.}, сіе обстоятельство заставляетъ думать, что Элегія въ началъ своемъ была не иное что, какъ причитаніе при похоронахъ, столь обыкновенное во всхъ временахъ и у всхъ народовъ. Римляне, по древнему закону, переданному намъ Цицерономъ {Сіс. de Leg, 1, 2.}, такое же длали употребленіе изъ флейты, что подтверждаетъ и бывшая у нихъ пословица: jam licet ad tibicines mittas, посылай за флейтщиками, для означенія, что въ больномъ нтъ надежды къ выздоровленію. Проклъ также ясно говоритъ {In Phot.}, что въ началъ своемъ Елегія была употребляема только при похоронахъ. Можно однакожъ догадываться, что сіи похоронныя причитанія не имли той формы Елегіи, какую видимъ въ Мимнерм и въ его послдователяхъ {Въ примръ такихъ Елегій можно привести слдующій плачь Давида при извстіи о смерти Саула, сына его онаана: ‘Воздвигни столпъ, зраилю, надъ умершими на высокихъ твоихъ язвенными, како падоша сильніи? не возвщайте въ Ге, ниже повдайше на исходищахъ Аскалонихъ, да не возвеселятся дщери иноплеменичи, ни да возрадуются дщери необрзанныхъ. Горы Гелвуйскія! да не снидетъ роса, ниже дождь на васъ: и села начатковъ (житныхъ), яко тамо поверженъ бысть щитъ силныхъ, щитъ Сауловъ не бысть помазанъ елеемъ. Отъ крове язвенныхъ, и отъ тука силныхъ, лукъ онаановъ не возвратися тощь вопять, и мечь ауловъ невозвратися тощь. Саулъ и онаанъ возлюбленніи и прекрасніи неразлучни, благолпни въ живот своемъ, и въ смерти своей неразлучишася, паче орловъ легцы, и паче львовъ крпцы. — Плачите по Саул дщери зраилевы, иже васъ облачаше въ червленицы со украшеніемъ вашимъ, и возлагаше украшеніе злато на ризы вашя. Како падоша силніи посред брани, онаане до смерти на высокихъ твоихъ язвенъ еси: болзную о теб, брате мой онаане, красный ми зло, удивися любовь твоя отъ мене паче любви женскія. Како падоша силніи и погибоша оружія бранная?.. (2. Кн. Цар. гл. 1.)}.
Кто же первый далъ ей извстню форму? Дабы разршить сіе, надлежитъ врно знать и творца елегическаго стиха и тотъ вкъ, въ которомъ онъ жилъ, но сіе неизвстно, и самые Грамматики въ ономъ не были согласны, такъ что распри ихъ о семъ продолжались до временъ Горація:
Quis tarnen exiguos, elegos emiserat autor,
Grammatici certant, et adhuc sub judice lis est.—
Horat. Ars. pot. ver. 77.
Грамматики до нынъ спорятъ, кто былъ изобртателемъ елегическаго стиха (или Елегіи), но распря: ихъ еще не ршена,
Если поврить Суиду, то или безумный еоклесъ, или славный Мидасъ, были изобртателями стиха елигическаго {Suidas in voce .},— еоклесъ во время своего изступленія или сумасшествія, a Мидасъ при оплакиваніи смерти матери своей. Если же послдовать Теренціану Мавру {In Arte metr.}, то слава сего изобртенія принадлежитъ Каллиною. Ахиллъ Стацій {Achilю. Stat. in Potic. Horat.}, приписавъ честь сію Архилоху, колеблется потомъ между Клонасомъ и Терпандромъ, и боле склоняется на сторону Клонаса. Гермезіанаксъ {Heimes, an, Athen. 1, 13.} полагаетъ на конецъ Мимнерма изобртателемъ элегическаго стиха. Но вс сіи догадки не могутъ быть удовлетворительны. Предположеніе Гермезіанакса, должно быть нсколько основательне, ибо онъ самъ упражнялся въ Елегіяхъ: но можетъ бытъ Мимнермъ только усовершенствовалъ сей родъ Поезіи, можетъ быть онъ первый началъ описывать въ Елегіи любовь. Пропаерцій даетъ ему въ нжности преимущетво предъ Гомеромъ:
Plus in amore valet Mimnermi versus Homero.
Lil. I, el. 9.
Въ любви Мимнермовъ стихъ Гомерова приятнй.
Вотъ все, что можно узнать объ Елегіи древнихъ до того времени, какъ Тибуллъ, Овидіи и Проперціи назначили ее для изображенія однхъ только несчастныхъ любовниковъ.
Горацій показалъ намъ различныя употребленія сей поемы {Uersibus impari ter junctis querimonia primum,
Post etiam inclusa est yoti sententia compos.
Vers. 75.
T. e. Елегія въ неравныхъ стихахъ своихъ служила прежде для стенаній, но посл включено въ нее и полученіе желанія.}, изображенныя еще подробне y Буало:
La plaintive, lgie, en longs habits de deuil ,
Sait, les cheveux pars, gmir sur un cercueil.
Elle peint des amans la joie et la tristesse,
Flatte, menace, irrite, appaise une matresse.
L’art potique.
‘Плачевная Елегія, въ длинномъ траурномъ одяніи, съ распущенными волосами, уметъ стенать на гроб, она описываетъ радость и печаль любовниковъ ласкаетъ, грозитъ, раздражаетъ, успокоиваетъ любовницу.’
Впрочемъ и неудивительно, если Елегія, посл стенанія на могилахъ, стала оплакивать несчастія отъ любовной страсти, сей переходъ весьма естественъ. Безпрестанный плачь и стонъ любовниковъ не есть ли нкоторый родъ смерти? Ибо, говоря ихъ языкомъ, они живутъ только обожаемымъ ими существомъ, и лишаются жизни при несчастіяхъ, отъ онаго происходящихъ. И то также естественно, что они посл стенанія начали употреблять Елегію, какъ бы изъ благодарности, для изображенія радости и для воспванія своихъ побдъ.
Римляне, выключая Овидія, незнали другаго употребленія сей поемы. Когда прославляли они удовольствія сельской жизни, или оплакивали несчастія, причиняемыя войною, всегда говорили объ ономъ въ отношеніи только къ любви своей. Описываетъ ли, на примръ, Тибуллъ прелестную долину, прохладную тнь дерева, защищающаго его отъ солнечнаго зноя, или чистый и прозрачный источникъ, — онъ обращается къ Деліи и говоритъ ей: ‘Только бы мн быть съ тобою, моя Делія! готовъ я сдлаться и земледльцемъ и пастухомъ!
Ipse boves, modo sim tecum, mea Della, possita
Jungere, et in solo pascere monte pecus.
Елегія, опредленная въ начал своего изобртенія къ стенанію и слезамъ, занималась только однми несчастіями, она не выражала другихъ чувствій, не говорила другимъ языкомъ, сохраняя небрежность свою, столь свойственную людямъ огорченнымъ, она старалась боле трогать, чмъ нравиться, искала боле состраданія, нежели удивленія. Она удержала сей характеръ и въ жалобахъ любовниковъ и въ радостныхъ ихъ пснопніяхъ, ея мысли были всегда живы и натуральны, чувствія нжны, выраженія просты.
Обыкновенно думаютъ, что для сочиненія Елегіи довольно быть страстнымъ, и что съ одною любовію, безъ науки и дарованій, можно писать прекрасныя Елегіи. Такое мнніе разв на томъ только основывается, что сами стихотворцы въ елегическихъ твореніяхъ своихъ не къ Аполлону и не къ Калліоп обращались, и единственно къ владычицамъ ихъ сердецъ {Non haet Calliope, non haec mihi cantat Apollo,
Ingenium nobis ipsa puella facit.
Propert. Lid. 27 El. 1.}, но еслибы jни не имли другой Музы другаго Аполлона, кром своихъ любимицъ то безъ сомннія недостигли бы до того совершенства, которое имъ приобрло похвалу всхъ вковъ. Одна страсть произведетъ нсколько смлыхъ и натуральныхъ мыслей, но сіи мысли, будучи или не на своемъ мст, или неприлично выражены, могутъ много потерять сваей цны. Страсть доставляетъ чувствія, но искусству предоставлено изъяснить ихъ и присовокупить красоты выраженія.
Сіе не то значитъ, чтобы искусство нужно было для приведенія въ порядокъ мыслей, въ Елегіи, и чтобы она требовала рчи непрерывной, нтъ, ея свойство не принимаетъ методы геометрической, постепенная точность въ изображеніи чувствованій не можетъ быть прилична людямъ, исполненнымъ скорби, или радости (ибо сіи только страсти служатъ предметомъ Елегіи), но искусство нужно въ ней для содланія въ мысляхъ нкотораго безпорядка, столь сообразнаго съ натурою и однимъ только славнымъ писателямъ извстнаго. Тибуллъ въ етомъ превосходенъ: его Елегіи исполнены замысловатыхъ отступленій, онъ принимается за свой предметъ, оставляетъ его, и снова принимается. Ежели, на примръ {Кн. 1, Ел. 10.}, изображаетъ онъ зло, отъ воины происходящее, то, приписавъ вс ненавистныя имена изобртшему кованіе мечей, непосредственно присовокупляетъ, что причиною воины и всхъ народныхъ раздоровъ есть скупость, любостяжаніе, потомъ завидуетъ счастію тхъ, кои жили въ спокойное царствованіе Сатурна, на конецъ, какъ бы увидвъ въ рукахъ врага обращенное на себя смертоносное оружіе, онъ умоляетъ боговъ отвратить отъ него сію опасность. Посл новаго отступленія, гд хвалитъ воздержаніе первобытныхъ человковъ, и опять начинаетъ бранить воину, описываетъ адъ, низвергаетъ въ оный любителей раздоровъ, и оканчиваетъ прославленіемъ мира и спокойствія. Иногда же сей самый Поетъ, жалуясь на болзнь {Кн. 1, Ел. 3.}, удерживающую его въ чуждой земл и препятствующую сопутствовать Мессал, начинаетъ вдругъ сожалть о златомъ вкъ, въ которомъ никакое зло не было извстно, потомъ возвращается въ своей болзни и проситъ Юпитера объ излченіи, посл сего описываетъ Елисейскіе поля, куда должна провождать его сама. Венера, ежели Парка прерветъ нить его жизни, наконецъ, почувствовавъ возрождающуюся въ сердц надежду, утшаетъ себя тою мыслію, что Боги, всегда милостивые къ любовникамъ, позволятъ ему еще увидть Делію, которая по разлук съ нимъ не иметъ ни малйшаго спокойствія.
Кажется, еслибы кто другой былъ въ описываемомъ Тибулломъ положеніи, то имлъ бы т же самыя мысли, и тамъ же бы соединилъ и объяснилъ ихъ. У него видна только натура, a искусства, какого требуютъ отступленія, совсмъ непримтно.
Всякая принужденность противна свойствамъ Елегіи. Принужденность съ печалію неможетъ быть вмст, и способна только отвратить состраданіе, a не возбудить оное. Я сомнваюсь, чтобы Г. Николевъ могъ кого нибудь тронуть слдующими стихами въ написанной имъ Елегіи:
Лишаюсь силъ моихъ отъ вздоховъ тоски,
Ужь смшанъ съ кровію токъ слезныя рки,
Котору извлекла изъ глазъ моихъ разлука (*).
(*) См. Твореній Николева 5 Часть, стр. 28.
Рка, смшанная съ кровію и протекшая изъ глазъ отъ разлуки, a дале уподобленіе рока змію, который вселилъ въ него адъ, вселя любовъ, который наполнилъ кровь его горечью и пр, и пр. не могутъ почтены быть мыслями, происшедшими прямо отъ чувствъ сердечныхъ.— Французъ Депортъ еще странне написалъ въ одной своей Елегіи: ‘Небо доставило мн случай увидть тебя (говоритъ онъ своей любовниц) ‘для того только, чтобы вдругъ поразить меня всми своими стрлами, однакожъ, казалося, что оно чувствовало приготовляемое мн бдствіе: ибо въ тотъ несчастный день, когда явилась ты столь прелестною, безпрестанно шелъ дождь.’ Потомъ присовокупляетъ сіе разсуждбніе: Soit qu’il le fist d’cimuy de ma perte,prochaine, Soit qu’il portast le deuil de ma mort inhumaine.
‘Оно сдлало сіе или отъ скуки, что приближается моя погибель или потому, что надло трауръ отъ безчеловчной моей смерти.’ — Жаль, что Г. Депортъ не выдумалъ еще какой нибудь причины! При семъ случа можно повторить сказанное объ Елегіи Сумароковымъ:
Противне всего Елегіи притворство,
И хладно въ ней всегда безъ страсти стихотворство.
Разсужденія могутъ быть приличны Елегіи, но т только кои какъ будто сами отъ себя раждаются, чрезъ сію легкость они боле кажутся чувствами, нежели разсужденіями. Такъ Тибуллъ, описывая прекрасную долину и сказавъ, что въ ней родился Амуръ и научился стрлять изъ лука, прибавляетъ съ обыкновенною своею простотою:
Hei mihi quam doctas nunc habet ille manus!
Lib. II, El. 1.
Какую мткую Амуръ иметъ руку!
Елегія нелюбитъ мыслей выисканныхъ (называемыхъ Французами rcherches), ни тхъ, кои только замысловаты. Сіи послднія могутъ быть приличны другому роду Поезіи, a тамъ, гд требуется одного чувства, остроуміе не должно имть мста. Когда Проперцій призывалъ тни Каллимаха и Филетаса, то онъ не спрашивалъ у нихъ, какимъ образомъ внушили имъ Музы громкіе стихи, a требовалъ только, чтобъ они сказали ему, гд нашли простоту, свойственную Елегіи.
Dicite, quo pariter Carmen tenuastis in antro?
Lib, ШШШ, El. 1.
Изображенія похоронъ совершенно приличествуютъ свойству Елегіи, — Древніе очень часто представляли собственную свою кончину, и даже учреждали иногда обрядъ погребенія, a иногда оканчивали свои Елегти надгробною надписью. Тибуллъ сказавъ, что онъ неможетъ пережить потери Нееры {Кн. III, Ел. 2.}, которая была уже съ нимъ обручена и которую похитилъ его соперникъ, тотчасъ устроиваетъ свои похороны. Онъ желаетъ, чтобы Неера, съ роспущенными волосами, плакала передъ его костромъ, чтобъ непремнно она была вмст съ своею матерью, чтобы об, надвъ черныя платья, собрали его прахъ, оросили бы оный виномъ и молокомъ, и сокрыли бы въ мраморной урн съ драгоцннйшими благовоніями, онъ сочиняетъ еще надгробную надпись, показывающую, что причина смерти его послдовала отъ потери Нееры:
Ligdamus feie situs est, dolor bunc et cuira Neerae
Conjugоs ereptae, causa perire fuit,
Предметы веселые имютъ въ Елегіи особенную свою приятность, когда противополагаются состоянію поета, или представляемыхъ имъ лицъ. Петрарка, лишась своей Лауры, писалъ:
Zephiro torna: e’l bel tempo rimena
E i fiori, e l’herbe sua dolce famiglia…
Ridono i prati, e’l ciel si rasserena,
L’aria e l’acqua e la terra è, d’amor piena:
Ogni animal d’amar si riconsiglia.
Ma per me, lasso i tornano i piu gravi
Sospiri…..
Sonetto XLII.
‘Уже Зефиръ возвращается, онъ приводитъ съ собою приятную погоду, цвты и зелень, любезныхъ ему товарищей, луга смются и небо яснетъ, воздухъ, вода, земля и вс животныя соединяются любовію. Но, увы! для меня возвращаются мой стенанія, вздохи…..’ и пр.
Какой натуральный и горестный переходъ! Впрочемъ сей родъ описанія долженъ быть употребляемъ съ великою осторожностію, Елегія не столько требуетъ изображенія приятныхъ предметовъ, сколько выраженія нжныхъ чувствъ.
И такъ, дабы собрать вмст вс помщенныя здсь изслдованія, скажемъ, что Елегія одолжена происхожденіемъ своимъ причитанію при похоронахъ, и что соединясь потомъ съ любовною страстію, стала употребляться любовниками для изображенія скорби и радости, что она требуетъ мыслей нжныхъ и натуральныхъ, выраженій простыхъ и непринужденныхъ, описаній плачевныхъ и удаленныхъ отъ всякой напыщенности.
Елегію раздляютъ еще на треническую и еротическую {Аполлосъ въ Правилахъ піитическихь.}. Треническая описываетъ печаль, болзнь, и всякое несчастливое приключеніе, еротическая занимается одною только любовію и всми отъ любви происходящими слдствіями.
Древніе употребляли въ Елегіяхъ стихъ екзаметръ вмст съ пентаметромъ, что можно видть въ приведенныхъ выше Латинскихъ примрахъ. — На Русскомъ язык употребляются въ Елегіяхъ по большей части шестистопные ямбическіе стихи, однакожъ сіе не должно быть правиломъ непремннымъ: въ Елегіи всякой размръ употребленъ быть можетъ.