Объ экономическомъ видніи и предвиденіи*).
Объ экономическомъ видніи и предвиденіи*).
Петръ Струве.
‘Русская Мысль’, кн.X, 1908
Об экономическом видении и предвидении, Струве Петр Бернгардович, Год: 1908
Время на прочтение: 13 минут(ы)
*) Вступительная лекція, прочитанная авторомъ въ ноябр 1906 г. посл избранія его преподавателемъ экономіи торговли и промышленности въ С.-Петербургскомъ политехническомъ институт. Характеръ живой рчи, соотвтствующій первоначальной записи, всюду намренно сохраненъ.
М. Гг.! Мн предстоитъ излагать передъ вами соціально-экономическія ученія о промышленности и торговл. Позвольте мн въ вид вступленія въ мои курсы подлиться съ вами нкоторыми общими размышленіями, которыя попутно дадутъ вамъ извстное представленіе о природ и значеніи тхъ экономическихъ отношеній, изученію которыхъ мы будемъ посвящать время нашихъ занятій.
Соотвтственно моимъ общимъ воззрніямъ, я буду излагать вамъ предметъ моихъ чтеній въ историческомъ освщеніи и строить курсъ на историческомъ основаніи.
Въ пользу такого характера курса говорятъ какъ т общія соображенія, которыми обосновывается вообще историческое направленіе въ экономической наук, такъ и спеціальныя соображенія о чрезвычайной сложности подлежащихъ нашему изученію экономическихъ явленій. Изученіе это должно быть боле пристальное, боле считающееся съ цвтами и оттнками дйствительности, чмъ курсы общіе. Сложность, характеризующая какъ современность, такъ и прошлое въ области экономическихъ отношеній, диктуетъ намъ эту необходимость детальнаго знакомства съ живыми проявленіями экономической дйствительности, съ фактами во всей ихъ единственности и конкретности.
Всякій изъ васъ, помимо знакомства съ основными понятіями экономической науки, уже усвоенными изъ боле общихъ курсовъ, приступитъ къ нашему предмету несомннно съ большимъ запасомъ общихъ мстъ и сентенцій, которыя переходятъ изъ устъ въ уста, переписываются изъ одной книги въ другую и представляютъ,— да позволено будетъ такъ выразиться,— хорошо прозженныя колеи или рельсы, въ которыхъ или по которымъ удобно и подчасъ пріятно, безъ всякихъ сопротивленій и треній, движется наша направленная на экономическіе предметы мысль.
Мысль, конечно, нуждается въ воспитаніи, въ извстной тренировк и въ извстныхъ традиціяхъ. Но ей опасны, въ высокой степени опасны всякіе колеи и рельсы, по нимъ она часто не движется и не работаетъ, а, наоборотъ, на нихъ она бездйствуетъ и спитъ.
Намекъ, который заключается въ сказанномъ, я постараюсь сейчасъ же подвергнуть дальнйшему раскрытію. Экономическая дйствительность чрезвычайно сложна, и передъ этой сложностью, въ которую вы должны проникать въ ход постепенной спеціализаціи вашихъ изученій, одинаково пасуютъ и отвлеченная безкровная доктрина, и грубый эмпиризмъ чисто фактическаго разсмотрнія.
Спеціальное экономическое изученіе во всякой своей стадіи должно слагаться изъ умлой комбинаціи общихъ теоретическихъ понятій съ яснымъ непосредственнымъ видніемъ конкретныхъ фактовъ. Что это значитъ, я сейчасъ постараюсь пояснить на примр, заимствованномъ изъ одной изъ труднйшихъ областей, подлежащихъ вднію экономиста, — изъ экономической исторіи. Изъ общихъ курсовъ вамъ извстна схема ступеней развитія хозяйства и формъ промышленности, предложенная Карломъ Бюхеромъ. Эта схема, намченная еще въ одномъ изъ трудовъ Шмоллера и отчасти подготовленная Родбертусомъ и Марксомъ, въ извстномъ смысл вошла въ желзный инвентарь нашей науки и во всякомъ случа содйствовала расширенію ея горизонтовъ. Но вы знаете также, какую оппозицію эта схема вызвала со стороны историковъ съ Эдуардомъ Мейеромъ во глав. Долженъ оговориться, что Бюхеръ самъ, такъ сказать, по своему научному происхожденію — историкъ, перешедшій отъ изученія древней исторіи къ политической экономіи. Бюхеръ конструировалъ экономическій строй древняго міра, какъ глубоко отличный отъ современнаго народнаго хозяйства укладъ хозяйственной жизни. Историки, антагонисты Бюхера, въ противоположность ему модернизируютъ экономическій бытъ древности. Я не буду доказывать вамъ, почему въ общемъ и цломъ правымъ въ спор слдуетъ, на мой взглядъ, считать Бюхера. Замчу только, что Бюхеръ разбилъ своихъ антагонистовъ, какъ мн кажется, не только какъ экономистъ и историкъ, но и какъ филологъ путемъ реальнаго анализа древнихъ авторовъ, на извстія которыхъ опирались его противники {Въ замчательной по критическому остроумію стать ‘Zur Griechischen Wirtschaftsgeschichte’, напечатанной въ сборник ‘Festgaben fr Albert Schaffte’ (Tbingen, 1901).}. Для меня въ настоящій моментъ, въ настоящемъ контекст разсужденій, важно только подчеркнуть, почему, на мой взглядъ, Бюхеръ оказался сильне свомхъ оппонентовъ. Отъ модернизаціи экономическаго быта древняго міра Бюхера уберегло теоретически ясное пониманіе и совершенно живое видніе экономической современности. Часто, думается мн, историки бываютъ поверхностно образованными въ экономическихъ вопросахъ и потому они гораздо легче могутъ оказаться, какъ это ни кажется парадоксальнымъ на первый взглядъ, мене историчными, чмъ экономисты. Вдь истинный историзмъ предполагаетъ широкій матеріалъ для сравненія, и такой матеріалъ можетъ дать экономисту-историку лишь глубокое проникновеніе въ сложную экономическую дйствительность современности. Это проникновеніе есть не только теоретическій процессъ, но и эстетическая интуиція, есть именно живое видніе. Дать отвлеченную формулу этого виднія невозможно. Значеніе его можно познать и понять только въ его плодахъ.
Вотъ примръ. Извстный историкъ Белохъ въ своей историко-статистической работ о вншней торговл Аинъ {‘Die Handelshewegung im Altertum’ въ Conrads Jahrbcher III F. В. XVIII.} пришелъ къ выводу, что по расчету на душу населенія ввозъ и вывозъ Аинъ около 400 г. до Р. Хр. былъ немного ниже вншней торговли Даніи и значительно выше вншней торговли Германіи въ наше время. Бюхеръ въ цитированной выше работ показалъ, что Белохъ въ своихъ расчетахъ аинской вншней торговли забылъ не боле не мене какъ о такой мелочи, какъ рабы, — товаръ завдомо игравшій крупную роль на рынк Аинъ и въ ихъ импорт. Если бы онъ принялъ во вниманіе эту статью вншней торговли (и обложенія), его представленіе о торговл ‘продуктами промышленности для массоваго потребленія’ въ Аинахъ того времени должно было бы претерпть весьма существенное измненіе. Въ то же время совершенно ясно, что именно наличность такого товара, какъ рабы, на аинскомъ рынк проводитъ глубокую демаркаціонную черту между хозяйствомъ древнихъ Аинъ и современной Даніи. Историкъ въ своей погон за точными статистическими сопоставленіями и сближеніями между древностью и нашимъ временемъ просмотрлъ такіе факты, какъ рабство и торговлю живымъ товаромъ! Я не говорю о томъ, что самый методъ полученія цифровыхъ величинъ, характеризующихъ хозяйственную жизнь древности, даже у такого историка, какъ Белохъ, въ душ экономиста, понимающаго вс трудности и опасности статистики, вызываетъ величайшее смущеніе.
И мы можемъ сказать: въ древнее время, такъ же, какъ и въ нашу эпоху, покупали и продавали, возили, привозили и вывозили товары, эксплоатировали чужой трудъ и вели борьбу за цны. За этимъ общимъ сходствомъ нкоторыхъ самыхъ элементарныхъ и самыхъ общихъ экономическихъ отношеній только изощренное изученіемъ реальныхъ явленій живое видніе конкретныхъ фактовъ современности можетъ уловить глубокія различія между разными эпохами экономической исторіи.
Такое видніе экономической современности не только даетъ намъ способность и живе представлять, и ясне понимать экономическое прошлое. Въ связи съ знаніемъ и пониманіемъ этого прошлаго оно даетъ намъ возможность измрить границы экономическаго предвиднія. И позвольте сразу сказать то, подтвержденіемъ чего будетъ служить все содержаніе настоящаго чтенія: чмъ больше у насъ виднія, чмъ больше мы накопляемъ знаній, тмъ ясне раскрывается передъ нами, какъ мало мы можемъ предвидть въ экономическихъ длахъ. Контовское: ‘Savoir c’est prvoir’ къ нашей наук мало приложимо. Въ исторіи экономической мысли многочисленне, замчательне и поучительне неудачныя предсказанія, чмъ геніальныя предвиднія. Именно экономія промышленности и торговли учитъ насъ этому.
Теорія крушенія капиталистическаго строя есть сплошная цпь неудавшихся предсказаній. Въ 1845 году соратникъ Карла Маркса Энгельсъ произнесъ въ Эльберфельд замчательную рчь, въ которой, точь въ точь какъ у насъ черезъ 40 приблизительно лтъ наши народники-экономисты, доказывалъ невозможность развитія капитализма въ Германіи. Протекціонистскимъ планамъ Листа Энгельсъ противопоставилъ слдующую аргументацію: ‘допустимъ на минуту, что эти планы будутъ приведены въ исполненіе. Промышленность подымется… Спросъ на трудъ и заработная плата повысятся… наступитъ по всей видимости цвтущее состояніе. Это продолжится до тхъ поръ, пока наша промышленность можетъ расширяться на счетъ удовлетворенія внутренняго рынка. Дальше же она не можетъ расширяться, ибо не будучи въ силахъ безъ таможенной охраны отстаивать за собой внутренній рынокъ, она еще мене будетъ способна бороться съ иностранной конкуренціей на рынкахъ нейтральныхъ’.
Ровно черезъ 50 лтъ Энгельсъ вынужденъ былъ признать, что ‘исторія уяснила, что тогда (въ сороковыхъ годахъ) европейскій континентъ вовсе не достигъ еще той степени экономическаго развитія, на которой возможно устраненіе капиталистическаго производства: оно доказало это экономическимъ переворотомъ, который съ 1848 года охватилъ весь континентъ и, дйствительно, насадилъ крупную промышленность во Франціи, Австріи, Венгріи и за послднее время въ Россіи, а изъ Германіи сдлалъ прямо-таки первоклассную промышленную страну’ {Цитаты изъ Энгельса взяты изъ моей статьи ‘Наши утописты’ въ сборник ‘На разныя темы’ (Спб., 1902 г.).}.
Ошибка въ предсказаніи проистекла не только оттого, что Энгельсъ недостаточно вдумался въ теоретическую проблему промышленнаго развитія и расширенія международнаго обмна. Она объясняется объективными измненіями въ процесс самого экономическаго развитія, усложненіемъ міровой хозяйственной жизни.
Французъ Ледрю Ролленъ, извстный политическій дятель 1848 года, въ своемъ англійскомъ изгнаніи написалъ цлый большой трактатъ ‘De la decadence de l’Angleterre’ (2 тома, Paris 1850), въ которомъ пророчилъ ближайшій упадокъ Англіи и ея искусственной промышленности. Какъ извстно, вмсто упадка, пятидесятые и шестидесятые годы XIX вка знаменуются колоссальнымъ расцвтомъ и промышленности, и сельскаго хозяйства Англіи.
Въ 1848 году знаменитый экономистъ Бруно Гильдебрандъ подвергъ подробнйшей критик вышедшую въ 1845 г. книгу Энгельса ‘О положеніи рабочаго класса въ Англіи’. Эта критика {Въ книг ‘Die Nationalkonomie der Gegenwart und Zukunft’. Цитируемъ эту нын ставшую рдкой книгой по русскому переводу В. П. Безобразова, изданному подъ заглавіемъ ‘Историческое обозрніе политико-экономическихъ системъ’ (Спб., 1861 г.).} навсегда останется памятникомъ глубокаго пониманія и историческаго оправданія индустріализма. Но въ то же время самъ Гильдебрандтъ впалъ въ пророчества и опять-таки — неудачныя. Задавшись вопросомъ, что станется въ будущемъ съ фабричнымъ населеніемъ Англіи, оставшимся безъ работы вслдствіе увеличившагося употребленія машинъ, Гильдебрандъ чрезвычайно увренно отвчалъ: ‘Рабочій классъ, покинувшій землю и нахлынувшій на фабрики, мало-по-малу въ продолженіе ныншняго столтія снова обратится къ сельскому хозяйству… Небольшіе самостоятельные сельскіе хозяева заступятъ мсто большихъ поземельныхъ собственниковъ. Громадные парки, служащіе для прогулокъ и для удовольствія нсколькихъ семействъ, уменьшатся и превратятся въ плодоносныя пахотныя поля и необработанная раньше земля пробороздится плугомъ англійскаго сельскаго хозяина! Населеніе, занимающееся земледліемъ, снова сравнится съ населеніемъ промышленнымъ. Англійская почва не только будетъ прокармливать собственное свое населеніе и сдлаетъ Британію независимою отъ заграничнаго привоза, но и распространитъ произведенія свои на заграничныхъ рынкахъ’ {Назв. соч., стр. 150.}.
Въ Англіи не наступили ни т соціальныя и политическія катастрофы, которыя предсказывали врующій соціалистъ Энгельсъ и пылкій радикалъ. Ледрю Ролленъ, ни та земледльческо-промышленная идиллія, которую такъ увренно пророчилъ осторожный экономистъ и историкъ Гильдебрандъ {Замчу кстати, что еще задолго до Гильдебранда, Рикардо выразилъ увренность, что Англія, ставъ промышленнымъ государствомъ на основ свободной торговли, что въ его дни было только идеаломъ, останется въ то же время государствомъ земледльческимъ.}.
Дйствительность избрала третій путь, который не былъ предвиднъ никмъ.
Это объясняется очень просто тмъ, что въ первую половину XIX в., къ которой относятся заявленія Рикардо, Энгельса, Гильдебранда, никто или почти никто не ожидалъ, что наступитъ длительная эпоха паденія хлбныхъ цнъ. А между тмъ она наступила, и въ связи съ ней обнаружился тотъ хроническій аграрный кризисъ, который обрушился съ особой тяжестью на страны боле или мене старой сельско-хозяйственной культуры. И въ Англіи при этомъ случилось совсмъ не то, чего ожидалъ Гильдебрандъ. Крупная земельная собственность не исчезла, наоборотъ, ея существованіе, какъ это ни кажется на первый взглядъ невроятнымъ, помогло Англіи переносить аграрный кризисъ. Благодаря существованію богатыхъ, экономически тсно связанныхъ съ торговлей и промышленностью земельныхъ собственниковъ, оказался налицо классъ, который сравнительно легко могъ перенести паденіе чистаго дохода земледлія. Главная тяжесть аграрнаго кризиса была переложена на лэндлордовъ {Ср. статью Paasche ‘Die Entwickelung der britischen Landwirtschaft unter dem Drucke auslndischer Konkurrenz’ въ Conrads Jahrbcher III F. III B.}. Это явленіе любопытно въ томъ отношеніи, что оно показываетъ, какъ при извстныхъ конъюнктурахъ даже такой антисоціальный аграрный строй, какъ капиталистическое земледліе, основанное на привилегированной крупной собственности, можетъ оказаться выгоднымъ для народа съ соціально-политической точки зрнія.
Почему же пророчества, основанныя на теоріи крушенія капиталистическаго строя вслдствіе узости рынка, оказались неврными? Помимо всхъ другихъ ошибокъ, лежащихъ въ основ всхъ этихъ построеній, противъ нихъ оказался одинъ фактъ, съ которымъ вамъ придется ближе познакомиться при изученіи теоріи и исторіи международной торговли, а именно, что промышленныя страны не только конкурируютъ между собой, но и образуютъ одна для другой важнйшій рынокъ. Это врно въ наше время по отношенію къ тремъ великимъ промышленнымъ странамъ: Англіи, Соединеннымъ Штатамъ и Германіи. Между тмъ промышленное развитіе и промышленное соперничество — безъ детальнаго ознакомленія съ фактами — представляли и до сихъ поръ представляютъ себ въ слишкомъ упрощенномъ вид, несмотря на то, что отмченный фактъ достаточно ясно сознавался уже такими классическими писателями, какъ Давидъ Юмъ и Адамъ Смитъ.
Вы съ этимъ соотношеніемъ встрчаетесь на каждомъ шагу. Подъемъ русской промышленности въ послднемъ десятилтіи прошлаго столтія былъ факторомъ и промышленнаго развитія Германіи, ибо русскій подъемъ требовалъ ввоза машинъ и другихъ продуктовъ германскаго производства.
Кром того новйшее индустріальное развитіе обнаружило черту, которая оказалась уже въ полномъ противорчіи съ ходячими представленіями. А именно въ высоко-развитыхъ промышленныхъ странахъ, по мр ихъ промышленнаго развитія и абсолютнаго роста вывоза въ другія страны,— значеніе для промышленности внутренняго рынка растетъ не только абсолютно, но и относительно. А это значитъ, что въ общемъ производств такихъ странъ доля, приходящаяся на вывозъ, относительно падаетъ. Зомбартъ первый обратилъ вниманіе на эту черту и сдлалъ изъ нея выводъ даже слишкомъ широкій, а именно, что ‘связь между культурными народами… въ настоящее время, взятая въ отношеніи къ ихъ хозяйству въ его цломъ, не сильне, а скоре слабе, чмъ прежде. Каждое отдльное народное хозяйство въ настоящее время мене вовлечено въ міровой рынокъ, чмъ сто или пятьдесятъ лтъ тому назадъ. По меньшей мр неправильно предполагать, что международныя торговыя сношенія пріобртаютъ для современнаго народнаго хозяйства относительно все растущее значеніе. Врно обратное. Развитіе послднихъ десятилтій, но крайней мр для германскаго народнаго хозяйства, привело къ уменьшенію доли вншней торговли въ совокупномъ результат хозяйственной дятельности’ {Sombart. Die deutsche Volkswirtschaft im neunzehnten Jahrhunderte. Berlin 1903. S. 428.}.
Несомннно, что прежнее популярное представленіе о томъ, что существованіе промышленной страны основано исключительно или главнымъ образомъ на экспорт и на ‘вншнемъ рынк’, есть не боле не мене какъ исторически понятное, но крайне вредное и въ теоріи, и въ практик упрощеніе сложной экономической дйствительности современности. Но если Зомбартъ правъ, подчеркивая огромную роль внутренняго рынка и для современныхъ промышленныхъ странъ, развившихъ огромный экспортъ, то въ его словахъ, что теперь каждое отдльное народное хозяйство, и въ частности германское, на примр котораго онъ доказываетъ свой тезисъ, мене вовлечено въ міровой рынокъ, чмъ пятьдесятъ или сто лтъ тому назадъ, заключается не только преувеличеніе, но и прямо весьма странная ошибка. Вдь всякому извстно, что Германія есть страна съ весьма крупнымъ ввозомъ хлба и съ пассивнымъ торговымъ балансомъ, т.-е. съ превышеніемъ, и притомъ значительнымъ, ввоза надъ вывозомъ. Для вовлеченія страны въ міровой оборотъ совершенно безразлично, есть ли она страна съ преобладаніемъ экспорта, или, наоборотъ, страна съ преобладаніемъ импорта. Страна можетъ, разсуждая теоретически, не вывозя ничего, имть огромный ввозъ. Это будетъ случай страны-кредитора, которая весь свой ввозъ оплачиваетъ процентами, получаемыми ею съ капиталовъ, помщенныхъ въ другихъ странахъ. Такая страна будетъ въ огромной мр вовлечена въ міровой оборотъ, не будучи вовсе экспортной страной.
Кром того, общій тезисъ Зомбарта страдаетъ тмъ, что можно назвать статистической отвлеченностью. Относительныя величины не могутъ выражать собою всего реальнаго значенія того или другого явленія. Вдь въ конц-концовъ вовлеченіе въ міровой оборотъ есть реальное явленіе человческаго хозяйства, и значеніе такого явленія для хозяйственнаго бытія живыхъ людей не можетъ быть адъэкватно выражено процентнымъ отношеніемъ экспорта ко всему производству страны. Не надо забывать, что когда Германія была, по Зомбарту, больше, чмъ теперь, вовлечена въ міровой оборотъ, отъ экспорта зависло существованіе гораздо меньшаго числа людей, чмъ въ настоящее время. Пять милліоновъ человкъ могутъ составлять меньшій процентъ какой-нибудь другой величины, но они во всякомъ случа больше пятисотъ тысячъ, и это часто забывается при отвлеченномъ оперированіи съ процентными отношеніями.
Вообще же ясно, что доля экспорта не есть, какъ я уже показалъ, сама по себ мрило вовлеченія страны въ міровой оборотъ.
Было время, когда указаніе на зависимость промышленныхъ странъ отъ экспорта служило главнымъ аргументомъ противъ законодательной охраны рабочихъ. Именно поэтому проблема законодательной охраны рабочихъ первоначально ставилась сразу въ широкихъ рамкахъ, какъ международное регулированіе условій труда. Да и до сихъ поръ противъ національной законодательной охраны рабочихъ выдвигается ссылка на конкуренцію странъ, свободныхъ отъ экономическихъ стсненій и жертвъ, связанныхъ съ такой охраной.
Однако развитіе соціальной политики за послднія десятилтія заключается въ созданіи не международныхъ соглашеній объ охран труда, а автономныхъ національныхъ законодательствъ въ этой области. Такимъ образомъ все это развитіе до 1906 г., когда было заключено первое международное соглашеніе объ охран труда, было сплошнымъ практическимъ игнорированіемъ и опроверженіемъ мысли, что надлежащая законодательная охрана рабочихъ возможна только въ международныхъ рамкахъ. Между тмъ всецло подъ властью этой мысли находился эльзасскій фабрикантъ Даніэль Легранъ, отецъ идеи международной охраны труда, который въ эпоху Наполеона III утверждалъ, что ‘международный законъ, регулирующій промышленный трудъ, есть единственное возможное ршеніе великой соціальной проблемы — доставить рабочему классу желательныя моральныя и матеріальныя блага, безъ вреда для предпринимателя и безъ того, чтобы условія конкуренціи между разными странами были нарушены въ ущербъ которой-нибудь изъ нихъ’.
Исходя изъ этой мысли Легранъ выставилъ, какъ нормы международнаго рабочаго законодательства, такія требованія, которыя въ общемъ проведены теперь всми культурными странами самостоятельно, безъ всякаго международнаго регулированія. Кром того, въ нкоторыхъ странахъ осуществлены соціально-политическія мропріятія, которыя Леграну и во сн не снились. Международнымъ регулированіемъ условій труда не начинается законодательная охрана рабочихъ, это регулированіе, поскольку оно стало реальнымъ фактомъ, есть плодъ долгаго развитія рабочаго законодательства въ національныхъ рамкахъ. Эта историческая справка еще разъ показываетъ, какія узкія границы поставлены нашему экономическому предвиднію и какъ осторожно слдуетъ пророчествовать въ этой области.
Замчу кстати, что экономической возможности и необходимости рабочаго законодательства не понималъ въ 1850 году и Энгельсъ, который знаменитый англійскій десятичасовой билль 1847 года охарактеризовалъ, какъ реакціонную мру, задержавшую экономическій прогрессъ и ростъ богатства и потому долженствующую пасть {Ср. мою статью ‘Международный конгрессъ по вопросамъ законодательной охраны рабочихъ’ въ сборник ‘На разныя темы’.}.
Страсть къ пророчествамъ, несмотря на довольно печальную исторію экономическаго прорицанія, до сихъ поръ не вывелась изъ умственнаго обихода экономистовъ.
Такъ, до сихъ поръ находятся ученые экономисты, которые въ мрачныхъ краскахъ рисуютъ будущность промышленныхъ государствъ, существованіе которыхъ якобы основано цликомъ на экспорт. Въ этомъ отношеніи любопытны и характерны недавніе споры о таможенномъ тариф Германіи. Эти споры не прошли безслдно для науки. Они дали толчокъ къ живйшему научному обсужденію проблемы земледльческаго и промышленнаго государства и пролили на нее новый свтъ.
Превращеніе Германіи въ живущее въ значительной мр экспортомъ товаровъ и капиталовъ торгово-промышленное государство нашло себ въ нмецкой экономической наук двоякую оцнку. Одни ученые, съ Брентано и Дитцелемъ во глав, видятъ въ этомъ развитіи явленіе и исторически безусловно необходимое, и вполн прогрессивное, не подающее поводовъ ни къ какимъ опасеніямъ, другіе, съ Адольфомъ Вагнеромъ и Ольденбергомъ во глав, наоборотъ, усматриваютъ въ такомъ развитіи нездоровую гипертрофію индустріализма, внушающую самыя серьезныя опасенія. Первые всячески оспаривали цлесообразность закрпленія и повышенія таможенныхъ пошлинъ вообще, и въ частности пошлинъ сельскохозяйственныхъ, въ нмецкомъ таможенномъ тариф. Вторые, наоборотъ, привтствовали и обосновывали съ народно-хозяйственной точки зрнія такое направленіе торговой политики. Такъ, въ связи съ вопросомъ о германскомъ таможенномъ тариф возникла цлая научная литература, внесшая новую жизнь въ застоявшуюся теорію и политику международной торговли.
Въ построеніяхъ противниковъ и друзей промышленнаго государства не было прямыхъ и категорическихъ предсказаній, но элементъ пессимистическаго предвиднія довольно сильно окрашивалъ ихъ разсужденія. Въ особенности это сказалось у старика Вагнера, который, какъ ршительный мальтузіанецъ, считаетъ быстрое промышленное развитіе на основ ввоза изъ земледльческихъ странъ дешевыхъ пищевыхъ продуктовъ опаснымъ въ силу того, что оно поощряетъ ростъ населенія. Рядомъ съ этимъ аграрные пессимисты подчеркивали чисто политическую опасность, а именно возможность для Германіи въ случа войны быть отрзанной отъ странъ, снабжающихъ ее пищей, въ особенности отъ странъ, лежащихъ за океаномъ. Съ другой стороны, въ политической борьб противъ новаго таможеннаго тарифа со стороны противниковъ этого тарифа сыпались самыя мрачныя предсказанія относительно его пагубнаго вліянія на промышленную будущность Германіи. Въ этомъ отношеніи характерныя сужденія раздавались на соціалъ-демократическихъ партейтагахъ.
На пессимистическія предчувствія противниковъ безостановочнаго промышленнаго развитія и на окрашенное столь же мрачнымъ пессимизмомъ возмущеніе, которымъ вся недовольная аграрнымъ протекціонизмомъ часть нмецкаго народа встртила торжество новаго тарифа,— дйствительность отвтила… новой волной промышленнаго подъема. Аграрный протекціонизмъ оказался безсиленъ остановить индустріализацію страны, а пессимизмъ и аграріевъ и ихъ враговъ получилъ поразительное опроверженіе.
И тутъ мы можемъ сдлать одно важное наблюденіе. Вопросъ о таможенномъ тариф волновалъ въ Германіи въ 1900—1902 году и аграріевъ, и фритрэдеровъ. Но въ сущности субъективно-психологическое значеніе этого вопроса въ огромной мр превосходило его реальное значеніе.
Большинство людей не знаетъ, а значительная часть экономистовъ легко забываетъ — и это подтверждается на каждомъ шагу,— что таможенныя пошлины играютъ въ огромномъ числ случаевъ гораздо меньшую роль, чмъ другіе факторы хозяйственнаго развитія, и чмъ развите экономическая жизнь, тмъ меньшую роль он неизбжно играютъ.
И я спрошу васъ: разв ошибки въ экономическомъ предвидніи столь удивительны, разъ мы такъ часто просто плохо видимъ въ экономическихъ длахъ, разъ мы многаго не знаемъ и о многомъ судимъ съ плеча? Если это такъ, то приходится ли изумляться тому, что въ экономической литератур такъ много неудачныхъ предсказаній и что литература эта совсмъ не предвидла многихъ крупнйшихъ явленій современной экономической жизни? Мн неизвстно, напримръ, чтобы какой-либо экономистъ предсказалъ такія явленія, какъ промышленные картели или какъ коллективный договоръ. На возможную роль картелей нтъ, насколько я знаю, ни малйшаго намека во всхъ трехъ томахъ ‘Капитала’ Маркса, изъ всхъ видовъ коопераціи Марксъ придавалъ значеніе только производительнымъ товариществамъ, блестящаго развитія гораздо боле жизнеспособной потребительной коопераціи онъ совершенно не предвидлъ.
Изъ всхъ, сдланныхъ мною указаній, вытекаетъ тотъ выводъ, что первая наша научная забота должна состоять въ томъ, чтобы бороться противъ всякихъ догматическихъ предвзятостей, которыя способны только затемнять взоръ. Это не значитъ отказываться отъ теоретическихъ построеній, но это значитъ подходить къ нимъ съ тмъ здоровымъ критицизмомъ, который долженъ составлять жизненный нервъ всякой науки. Рядомъ съ борьбой противъ догматической предвзятости и предразсудковъ должно стоять изощреніе — одинаково и теоріей, и фактическимъ изученіемъ — нашего экономическаго зрнія. Фактовъ въ нашей области, именно въ силу богатства и сложности хозяйственной дйствительности, накопилось почти необозримое множество. Но не слдуетъ этого пугаться, не слдуетъ опасаться того, что въ этомъ множеств фактовъ мы утеряемъ всякія широкія перспективы. Наоборотъ, чмъ внимательне мы будемъ относиться къ фактамъ, подлежащимъ нашему изученію, тмъ ясне раскроется намъ та связь, въ которой они стоятъ со всей совокупностью культурнаго развитія.
Въ частности, возьмемъ торговую политику.
Если подъ нею разумть не только и не просто распоряженія правительства по таможенной части, а вообще всякое планомрное и организованное воздйствіе людей на ихъ собственныя отношенія въ процесс товарнаго обмна, то въ торговой политик мы найдемъ узелъ, въ который сплетаются нити всего культурно-политическаго развитія данной страны. Въ торговой политик отпечатлвается не только экономическій укладъ, но и вся духовная физіономія даннаго народа. Носители торгово-политическихъ идеаловъ суть въ разныя эпохи крупнйшіе представители цлыхъ культурныхъ и культурно-философскихъ теченій. Достаточно назвать для Англіи имена Смита, Кобдэна, Карлейля и Чемберлэна, для Германіи Фридриха Листа и пастора Наумана. Подъ руками новйшаго изслдователя послдняго фазиса англійской торговой политики ея исторія превратилась въ соціальную и культурную философію исторіи Англіи вообще, начиная съ пуританской революціи {G. v. Schulze-Gvernitz. Britischer Imperialismus und englicher Freihandel zu Beginn des zwanzigsten Jahrhunderts. Leipzig. 1906.}. Изъ этого вы видите, что при разсмотрніи фактовъ, подлежащихъ нашему изученію, могутъ открываться самыя широкія и отдаленныя перспективы.
И позвольте мн заключить настоящее чтеніе одной общей мыслью, которая для меня тоже есть плодъ размышленій надъ той областью фактовъ, которую мы будемъ совмстно изучать. Въ международной экономической борьб первое мсто занимаютъ т народы, которые развили въ себ наивысшую мру свободной экономической дисциплины. Для экономическихъ и, обще, культурныхъ судебъ народа нтъ ничего важне этого сочетанія свободы съ дисциплиной именно въ приложеніи къ хозяйству и труду.
Если наше русское народное хозяйство находится въ такомъ глубокомъ упадк, то коренной причиной этого упадка является именно то, что вся наша исторія мшала и продолжаетъ мшать процессу свободнаго дисциплинированія человка, какъ творца хозяйства.
И ничто не можетъ такъ глубоко печалить насъ, какъ сознаніе, что въ эпоху, когда всюду кипитъ, развивается и совершенствуется хозяйственная жизнь, какой-то злой рокъ отбросилъ Россію назадъ, и мы переживаемъ полосу совершенно исключительнаго хозяйственнаго упадка и оскуднія.
Пусть мои слова не будутъ приняты за политическую фразу. То, о чемъ я говорю, лежитъ въ тхъ глубинахъ духовной, культурной и хозяйственной жизни, которыя несутъ на себ всю политику и ее опредляютъ. Надо имть мужество заглянуть въ эти глубины и сказать себ: безъ свободной дисциплины, какъ основы хозяйства и труда, Россія придетъ къ упадку, вырожденію и разложенію. И вс поколнія русскихъ образованныхъ людей должны сомкнуться въ дружной работ, чтобы выковать въ себ и для всего народа эту главную основу національнаго бытія.