Профессор Н. Н. Бурденко
Профессор Н. Н. Бурденко
ОБ ‘ЕГОРЕ БУЛЫЧЕВЕ’
ОБ ‘ЕГОРЕ БУЛЫЧЕВЕ’
‘Литературные газеты’, No 26, 1933
Об ‘Егоре Булычеве’, Бурденко Н. Н., Год: 1933
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Недавно мне привелось посмотреть в театре им. Вахтангова пьесу М. Горького ‘Егор Булычев и другие’. После шекспировской драматургии это лучшее, что я видел в последние годы на театре. Это спектакль большого эмоционального воздействия. Талантливо сделанный образ Булычева производит на зрителя громадное впечатление.
Этот незаурядный человек, не получивший в свое время никакого образования, никакой теоретической подготовки, к концу своей жизни приходит к переоценке ценностей: религии, морали, человеческого авторитета. Он стихийно приходит к выводам, к которым многих приводят целые стройные концепции философских учений.
Со свойственной ему беспощадностью, безудержностью, далекой, однако, от какого бы то ни было самодурства, осмысленной критической силой своего ума он разоблачает лицемерие окружающих его людей, ханжество церкви, жульничество знахарства. Почти весь раскрывается он в сцене с игуменьей, в сцене с трубачом, где ,кстати, его вопрос: ‘Жулик ты или дурак’ может быть отнесен к той медицине, которая оторвана от науки.
Вполне закономерно, что у такого отца, как Булычев, именно такая дочь, как Шурка. Она сформировалась под сильным влиянием его ревизионистского отношения к жизни. Будучи привязана к отцу, она многое впитала от его идеологии.
Меньше верится в то, что Егор Булычев при его идейном уровне мог прожить всю жизнь с такой женой. Образ Булычевой, на мой взгляд, несколько вульгаризован.
Щукин, исполняющий роль Булычева, создает незабываемый, блестящий образ, к которому зритель относится с большим интересом.
В работе над образом у Щукина есть и ошибки. Егор Булычев болен раком печени. Эта болезнь всегда сопровождается душевной депрессией. Щукин же строит весь образ на колоссальной экспрессии, на такой силе реакций, которая мало вероятна при его физическом состоянии. Я допускаю, что рисунок роли и законы сценичности требовали именно такого разрешения образа, но я не могу не сказать, что для меня, медика, это звучит неубедительно. Экспрессия, которой пронизана вся игра Щукина, привела к тому, что, давая очень яркие картины ‘трагедии души’, он не довел до зрителя страданий тела. Физические страдания, которые при раке совершенно истощают человека, почти не причиняют беспокойства Булычеву.
Мне хочется еще отметить, что образ игуменьи, свояченицы Булычева, очень ярко и выпукло сделанный автором и актрисой, страдает также одним недостатком: он чересчур обнажен. Мне думается, что игуменья была большей ханжой, она не раскрывала себя так цинично, как это сделано в спектакле.
Все это, впрочем, незначительные недостатки, детали, мимо которых можно легко пройти. Основное остается неоспоримым: то громадное впечатление, которое производит спектакль ‘Егор Булычев и др.’, приводит к тому, что после спектакля много думаешь о пьесе, о проблемах, ею поставленных. Это не всегда бывает в театре. Большая часть спектаклей кончается в тот момент, когда опускается занавес в последнем действии. И то, что спектакль ‘Булычева’ заставляет зрителя думать, свидетельствует о том большом достижении автора и театра, которые возможны лишь при философски углубленной, вдумчивой работе большого художника.
От редакции: Помещая высказывание проф. Н. Бурденко о ‘Егоре Булычеве’ как документ отношения к пьесе и спектаклю одного : из крупных деятелей пауки, редакция считает нужным отметить, что о ‘Егоре Булычеве’ были напечатаны статьи в ряде номеров ‘Литгазеты’ (NoNo 48, 49, 54 за 1932 г.).