В. Немирович-Данченко
В. Немирович-Данченко
ОАЗИС ПРОХЛАДНЫХ ВОД
ОАЗИС ПРОХЛАДНЫХ ВОД
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
Комментарии
Комментарии
Оазис прохладных вод, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1923
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I. Сост. и комм. М. Фоменко.
Б.м.: Salamandra P.V.V., 2016. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. CLXVIII).
Мы шли по высохшему руслу Уэд-эль-Амра.
Солнце, точно чудовищный воспаленный глаз, уже налилось кровью.
Горячею кровью заката.
Гребни и холмы бурых песков запылали раскаленною медью.
Меланхолически звучали бубенчики верблюдов и медлительно вытягивались их змеиные шеи. Корабли пустыни точно пили воздух, обдававший невыносимым жаром наши обгоревшие лица. Животные хотели уловить первое свежее дыхание оазиса.
Багровое солнце слепило.
Целый день обманывали миражи до того, что под конец мы зажмуривались, стараясь не видеть их. Зато теперь мы не отводили глаз от огнистого запада. На нем должны были четко и резко обрисоваться черными профилями пальмовые рощи Аль-Гаруана.
Но пока в ровном полыме Магреба еще не выступали их очертания.
Мы, как сосуды, были полны до краев горючим светом.
Помню только одно: покачиваясь на своем дромадере вправо и влево, вперед и назад, я переставал сознавать, что делается кругом и, брось меня спутники, я бы не нашел силы сопротивляться, пожалуй, не понял бы, в чем дело и умер без всякого представления о том, что через минуту меня уже не будет.
Солнце быстро уходило за раскаленные пески. Там точно припал к земле пожар. Затягивались синею тенью только что пламеневшие гребни, как вдруг (я едва удержался) наши верблюды как струна вытянулись и, отмеривая саженными шагами пространство, стремительно понеслись вперед.
Скоро на алом рубчике дня выступило что-то.
— Гаруана!
Радостно крикнул Ибраим-бен-Саид.
— Оазис прохладных вод.
— Куба святого старца.
— Да будет благословенна память Эль-Даима.
Точно в мутной дали мне вспоминаются теперь последние минуты мучительной дороги. Но я помню первые выбежавшие нам навстречу приземистые искривленные пальмы, полусожженные и почти занесенные песками пустыни. Несколько таких и совсем высохли в ее жгучих объятиях. Но чем дальше, тем выше подымалась эта ‘радость Аллаха’. Выше и стройнее и вместе с этим повеяло свежестью.
Казалось, чья-то нежная рука едва-едва касается наших лиц.
— Там, где вода и пальмы, носятся незримые смертным души. Добрые, они все-таки не знали пророка и не поклонялись Единому. Но он справедлив. Он избавил их от адской муки и уничтожения. Когда вся земля будет очищена огнем — его спасительного гнева — тогда и эти блуждающие души внидут в небесный оазис Его рая облеченными в прекрасные тела. А пока им дано витать в пальмах, в их прохладе, у чистых вод ‘Нарушенной клятвы’.
— Что значит это имя?
— Есть и другое: Эль-Даим. Так назывался последний праведный шейх оазиса, этого и лежащих к западу до самого Тафилета.
Давно это было.
Эль-Даим слышал о великом пророке.
Сердце шейха склонялось на восток, к великой тайне чудесного черного камня, упавшего с неба и повисшего в воздухе над землею.
Чудеса священной Каабы пленяли его воображение и он часто во сне над златыми песками видел синюю тень тысячебашенных Мекки и Медины.
Между ними и оазисом Эль-Даима был халифат Великого Амру.
Праведный шейх послал к нему мудрых старцев, чтобы те узнали божественные заповеди Аль-Корана.
Амру принял их достойно.
— Я сам иду к вам с своими улемами, чтобы научить народы пустыни, как в любви и смирении надо чтить аллаха. Укажите мне только путь, через раскаленную область его гнева, которою как огненным кольцом надежнее стен и крепостей он окружил Эдем ваших прохладных вод.
И выступил во главе сильного отряда. Старцы недоумевали.
— Зачем тебе столько вооруженных людей? Мы мирные землеробы. Наши боги, которым мы до сих пор поклонялись, избавили нас от хищного зверя и ядовитой змеи. Наши стада плодятся и множатся, не зная страха, потому что о львах нам только рассказывали странники, посетившие горы Атласа и Таирана. И мы таких львов увидели только здесь, на золотых цепях у врат твоего Алькасара. Сердца наши преисполнились ужасом, потому что у нас нет цепей даже на зверя. Мы кротки и свободны….
— Да не смущается ваша душа! Султану и халифу солнечного восхода не пристало, как простому блуждающему дервишу, идти к своему далекому другу — повелителю солнечнаго заката! Или у вас не хватит воды и фиников для моих воинов?
Старцы успокоились.
И повели Амру через огненное кольцо Аллаха. Просты и доверчивы были их умы.
В обителях прохладных вод Эль-Даима неведома была ложь.
Но зато лукаво и черно было сердце Султана и Халифа.
Мудрые старцы хорошо знали дорогу.
Всадники Амру, под раскаленным оком беспощадного солнца, всюду находили полузанесенные песками оазисы, где глубоко таились живоносные воды.
Черные шатры Халифа ненадолго бросали тень на золотое блюдо пустыни.
Часто на пути ему попадались, как скелеты павших верблюдов,— останки древних городов, самое имя которых было забыто.
— Жил тут великий народ и дали ему боги много богатства и силы. Но не на добро были они. Выше храмов он воздвигал темницы и жаждущую землю поил горячею кровью рабов. Безжалостны и свирепы были его повелители и когда с той стороны, откуда к нам ползут иногда темные тучи — пришли суровые чужестранные воины, народ-невольник не хотел защищать своих жестоких царей и шейхов. И все погибли! Боги одинаково карают и рабство и насилие.
Милостивый Даим встретил Аиру как старшего брата.
Отвел ему свой дворец, где в сквозные белые арки струилась воскрешающая прохлада…
А сам ушел в пастушьи шатры.
Дал его воинам стада жирных овец.
Тем, у кого в пустыне пали верблюды — показал своих, чтобы они сами выбрали себе сильнейших.
Всем подвластным оазисам приказал принять как отцов и старших братьев улемов Халифа, дабы те могли преподать им учение великого пророка.
И прежде всего Султан спросил Царя и Шейха:
— Какого бога вы чтите?
— Мы поклоняемся богам земли и воздуха, огня и воды.
— Я видел их капища. И в капищах золотые идолы. Слово пророка не может звучать на оскверненной ими земле. Сначала сожги капища, отдай мне идолов и перебей их жрецов.
Шейх вскинул руки вверх.
— Тебя ли я слышу, Амру! Как я могу перебить жрецов, которые в течение тысячелетий молились о благополучии моего народа, моих отцов и прадедов? Знай, о великий брат мой: нам в оазисах восходящего солнца неведомо убийство. Мы считаем его великим грехом перед нашими кроткими богами. Не они ли повелели не осквернять их алтарей, даже кровью перворожденных агнцев… Как же, еще не зная твоего бога, мы уничтожим своих и сожжем их капища, отверстые днем и ночью для странников, не имеющих иного крова.
Ничего не ответил Амру.
Собрал своих вождей и заперся гневный в чужом дворце.
Только вечером в огненный час заката они вышли оттуда и каждый направился к палаткам своего отряда.
И в ту же ночь их воины изменнически напали на Даима и истребили не только его и его шейхов, но и весь род и племя его.
Три дня земля еще накануне счастливых оазисов пила кровь своих детей.
Три дня под благословенными пальмами не прекращались вопли. Женщин воины за волосы влекли под мечи усталых палачей. Младенцам разбивали головы об углы их домов.
И когда розовая заря четвертого дня розовым сиянием легла на венцы пальм — в их благословенной тени не осталось никого из мирных обитателей прохладных вод.
И рассудил Аллах:
— ‘Амру погрешил из любви ко мне!
Но любовь, не согласная с совестью, беспощадна, как сброшенная змеею кожа, как горючие пески пустыни. Он вернется назад через огненное кольцо ее и не увидит ни своего дома, ни царства.
Ибо я опустошу их голодом и моровою язвой и отдам все жившее на его земле в наследие гиенам, разрывающим могилы, и воронам, питающимся трупами.
Не за то, что он истребил неверных, нет.
Неверные — древо, обреченное огню и секире.
Но за то, что он обманул, хотя любя меня, гостеприимство царя и шейха Даима, открывшего ему не только двери своих обителей, но и сокровища праведной души своей.
За нетерпеливую ревность его обо мне, ослепившую его.
Ибо он не хотел ждать ни дня, ни часа, чтобы приобщить царя и его подданных к благоверной пастве моего пророка.
Да будет меч покорен разуму, а не гневу, застилающему кровью очи владык земных!
И да поразит Ангел моей правды и Амру и его воинов.
Они не найдут в отечестве своем ни пшеничного колоса, ни пригоршни воды. Трупы, вырытые шакалами, заразят их — и они умрут в великой муке.
Но только земным страданием будет искуплено содеянное ими зло.
Земным и на земле.
Рай мой открыт — любящим меня и ревнующим обо мне!..’
‘Даим не может войти в мой рай — ибо врата его отверсты только для верных.
Его разума не коснулось учение моего пророка. Но душа его и души его подданных чисты предо мною.
Нет на них духовной скверны.
Но и они не те, кои угодны мне.
Я дал их мужам сильные руки и ноги. Их вождям — разум. У них было довольно железа, чтобы сковать из него рала. В их садах росли гибкие гасис и твердые и тонкие мехреджи.
Но они не опоясались перевязями с острыми мечами, не стянули податливые и крепкие ветви тетивами, не отточили стрел и не напоили их острия смертоносным соком мандрагоры.
Будьте добры с добрыми, но умирайте, защищая очаги свои от злых.
А родина есть общий очаг всего народа и горе племени, не знающему ее.
Не для трусливых и малодушных благоуханные сады и прохлада моих оазисов.
Эль-Даим и его народ выше черного яда преисподней, но они еще не поднялись и до убежища верных.
Пусть их души витают в тиши вечнозеленых оазисов до тех пор, пока я не очищу огнем всего лика земли.
Пусть ласковым дыханием они встречают измученных странников, проникающих к ним сквозь пламенное кольцо пустыни, и отгоняют веянием незримых крыл злые сны от усталых, расстилающих свои кошмы у моих чистых вод
В день последнего суда моего и они, облаченные лучезарными телами, обретут мою милость’.
— Это их невидимые руки касаются наших лиц.
Веяние их крыл наполняет наши воспаленные груди свежестью.
И жестокий Амру и благородный Даим нужны Аллаху.
Как нужны ему меч воина и улыбка ребенка, клюв орла и когти льва и воркование голубки, и блеяние агнца, и мощные кедры восточных гор, и нежные лилии южных долин.
Венцы пальм уже сплетались над нами, заслоняя путников от ночного неба, в котором неугасимыми лампадами вечного храма Аллаха висели бесчисленные миры.
Еще несколько минут и мы услышали ласковый лепет вод и из тихих шалашей около к нам донесся пряный запах сжигаемых в кострах веток.
Скоро и наш дымок сизою струей вознесся над цвету-шими берегами и, заснув в ласковом покое Эль-Даима, мы видели в ночных грезах только светлое, радостное, прекрасное.
Души его народа витали над странниками.
И веянием незримых крыл отгоняли от их изголовья черных призраков, рождающихся от мрачного союза страха с усталостью в огненном кольце злой пустыни.
Сегодня (Рига), 1923, No 10, 14 января.