О задачах еврейско-социалистической интеллигенции, Аксельрод Павел Борисович, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 23 минут(ы)

Р. С. Ф. С. Р.

МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ РУССКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ

Т. II

РУССКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ АРХИВ/БЕРЛИН

Типография ‘Vorwrts’, март 1924 г.
Alle Rechte, insbesondere
das der Uebersetzung, vorbehalten
Copyright by ‘Russisches Revolutions
archiv’ Berlin — Charlottenburg
Mommsenstrasse 46.

ИЗ АРХИВА П. Б. АКСЕЛЬРОДА

1881-1896

О ЗАДАЧАХ ЕВРЕЙСКО-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Печатаемая ниже статья ‘О задачах еврейско-социалистической интеллигенции’ была задумана П. Аксельродом в начале 1882 г. под впечатлением прокатившихся по югу России еврейских погромов и тех откликов, которые были вызваны этими погромами в еврейской радикальной среде.

Погромы начались вскоре после дела 1-го марта и не без внутренней связи с этим делом (см. в примечании 57-ом к 3-му письму П. Лаврова выдержки из ‘письма крестьянина’, помещенного в ‘Отечественных Записках’). В апреле 1881 г. еврейские погромы имели место в Елисаветграде, Голте, Знаменке, Киеве, Кишиневе и. др. местах, в мае — в Николаеве, Одессе, Смеле, и др., в июне — в Нежине, Лубнах, в ноябре — в Одессе (вторично), в декабре — в Варшаве. Всего за время от 15 апреля до конца 1881 г. было отмечено свыше 200 погромов (см. ‘Матерьялы для истории антиеврейских погромов в России’, т. II, Госиздат, 1923 г.). В 1882 г. погромы произошли в Балте, Дубоссарах, Летичеве, Межибужье, Березновятке, Пирятине и др. городах и местечках.

Для революционных кругов русского общества это широкое и бурное движение явилось совершенной неожиданностью, и они не сразу определили свое отношение к нему. Вначале значительная часть революционеров склонялась к положительному, сочувственному отношению к погромам. Это отношение не имело, впрочем, ничего общего с антисемитизмом: большинством революционеров погромы воспринимались не как проявление национальной вражды, не как насилие над людьми определенной национальности, а как широкое народное социальное движение, как выступление массы бедняков против угнетателей-эксплуататоров, за которым должны последовать другие выступления, разрастающиеся в социальную революцию. Действия полиции и властей против погромщиков рассматривались, как произвол и насилие. ‘Жертвами погромов’ представлялись не подвергшиеся погрому евреи, а погромщики, пострадавшие при вмешательстве полиции или воинской силы. Эта точка зрения, вытекавшая из сохранившихся еще в то время в русской революционной среде остатков бакунистских взглядов, в первое время объединяла народников-евреев с народниками других национальностей. Она определяет поражающий современного читателя тон сообщений об еврейских погромах в революционной печати начала 80-ых годов. Из революционных органов того времени решительно против погромов выступило лишь ‘Зерно’ (чернопередельческая газета для рабочих), писавшее: ‘Между евреями не все богаты, не все кулаки… За что разорены бедные лачуги ремесленников-евреев?… Отбросьте вражду к иноплеменникам и иноверцам. Помните, что все трудящиеся, какой бы религии и нации они ни были, должны соединиться, чтобы действовать против общего врага’.

Да еще южно-русский рабочий союз в Киеве (П. Орлов, Н. Щедрин, Е. Ковальская-Солнцева и др.) в самом начале погромов выпустил такую прокламацию:

‘Братья рабочие. Бьете вы жидов, да не разбираючи. Не за то надо бить жида, что он жид и по своему Богу молится, — Бог ведь один для всех, — а за то его надо бить, что он грабит народ, что он кровь сосет из рабочего человека. Судя по совести, иной наш купец или фабрикант хуже жида грабит и разоряет рабочего, высасывает из него последние соки и сколачивает себе капитал, да растит свое брюхо толстое. Так неужели же такого кровопийцу оставлять в покое, а жида иного, который, может, не легче нашего добывает насущный хлеб тяжким трудом, ремеслом каким или черной работой — ужли его и грабить? Если уж бить, так бить зауряд всякого кулака грабителя… бить всякое начальство, что грабителей наших защищает, что стреляет в народ за какого-нибудь подлого миллионщика Бродского и убивает невинных…’ (Матерьялы’, стр. 225).

Но это был единичный голос своеобразно настроенного чернопередельческого кружка, связанного с рабочими. В руководящих органах (в газете ‘Народная Воля’, в ‘Листке Народной Воли’ и даже в ‘Черном Переделе’) преобладала иная точка зрения на погромы. В приложении к ‘Листку Народной Воли’ No 1 была даже помещена статья ‘По поводу еврейских беспорядков’, в которой высказывалась мысль, что существует ‘какой-то печальный фатум, которого, повидимому, не избежишь’, и в силу которого революции начинаются с избиения евреев. Исполнительный Комитет ‘Народной Воли’ выпустил 30 августа 1881 г. обращение (‘Объяснение’) к украинскому народу, прямо оправдывавшее и восхвалявшее погромы. Я. Стефанович отмечает, что эта прокламация была написана Р-о (Гер. Романенко-Тарновским, позже ставшим черносотенцем и сподвижником кишиневского Крушевана) и что горячим сторонником выраженной в ней точки зрения был Л. Тихомиров (‘Дневник карийца’, стр. 59).

Правда, эта прокламация вызвала сильное неудовольствие со стороны части народовольцев, и были даже случаи отказа от распространения ее. Но в No 6 ‘Народной Воли’ (октябрь 1881 г.) мы находим ссылку на прокламацию 30 августа 1881 г., как на официальное выражение взгляда Исполнительного Комитета на еврейские погромы, и здесь же читаем: ‘Относиться не только отрицательно, но даже индифферентно к чисто народному движению мы не в праве’, причем под ‘чисто-народным движением’ автор понимает погромы. И еще осенью 1882 г. Л.Тихомиров продолжал отстаивать выраженную в ‘Объяснении’ точку зрения против нападок Г. Плеханова, В. Засулич, Н. Жуковского и Эльсница (см. статью Г. Плеханова ‘Неудачная история партии Народной Воли’ в ‘Современном Мире’, 1912 г., No 5).

Характерно, что и само правительство в первое время не знало, как относиться к погромам, считать ли их за проявление бунтарского духа, или, наоборот, за выражение антиреволюционных, охранительных настроений в народных массах. Этим определялись резкие колебания правительственной политики. 9 августа 1881 г. гр. Кутайсов, производивший расследование по поводу еврейских погромов на юге России, писал гр. Н. П. Игнатьеву: ‘Антиеврейское движение проявилось вследствие различных экономических причин, и если оно, с одной стороны, показало, что народ русский вполне предан царю, то, с другой стороны, оно выяснило, до какой степени легко самыми нелепыми рассказами вызвать народное движение. Социально-революционная партия, по счастью, не сумела и не успела вмешаться в антиеврейское движение, но если допустить ее существование, то нельзя не предположить, что, увидав на деле, до какой степени легко поднять народные массы, и насколько администрация и войска неопытны в предупреждении и пресечении беспорядков, партия эта может воспользоваться существующею ненавистью к евреям и снова произвести народное волнение’ (‘Матерьялы’, стр. 385).

Лишь с осени 1881 г. по учреждении ‘комиссий по еврейскому вопросу’ началось систематическое использование реакцией антисемитизма и погромов. Но и после этого органы прогрессивной печати, касаясь вопроса о погромах, старались сохранить видимость нейтралитета между погромщиками и громимыми евреями, — см. статью -ова (по-видимому, Южакова) в мартовской книжке ‘От Зап.’ за 1883 г.

Между тем, в еврейском обществе, в особенности, среди еврейской интеллигентной, радикально настроенной молодежи, погромы и отношение к погромам русских кругов вызвали небывалое обострение национального чувства. Возникло движение в пользу выселения евреев в Палестину или в Америку.

В такой обстановке П. Аксельрод пытался наметить задачи еврейско-социалистической интеллигенции в борьбе с погромами, с породившими их причинами и с вызванными ими последствиями. Но мысль о литературной обработке еврейского вопроса с социалистической точки зрения не встретила сочувствия в революционно-эмигрантской среде. Из 3-го письма П. Лаврова (от 14 апреля 1882 г.) видно, какие возражения выдвигались против такого литературного выступления.

Мысль П. Аксельрода встретила возражения и в наиболее близкой ему среде бывших чернопередельцев. ‘Нам всем очень больно, что ты остаешься при своем решении на счет еврейской брошюры’ писал ему Л. Дейч 26 мая 1882 г. (см. также приписку Л. Дейча к 3-ему письму П. Лаврова).

Хотя чернопередельческая группа все же согласилась отпечатать брошюру П. Аксельрода в своей типографии (на ‘финансовых’ основаниях), но, в конце концов, П. Аксельрод от издания брошюры отказался, и даже рукопись ее осталась у него незаконченной (и без заглавия). По-видимому, сопротивление, которое встретили взгляды автора в окружавшей его среде, оказалось слишком сильным.

Помещаем здесь эту незаконченную работу, как исторически ценный документ, освещающий взгляды автора в переходный период от бакунизма к марксизму.

Прежде чем приступить к главному предмету брошюры, я считаю небесполезным в нескольких словах очертить здесь, как мотивы и ход окончательного оставления евреями-социалистами всяких забот об еврейской массе, так и теперешнее нравственное настроение значительной части еврейско-социалистической молодежи.

Вероятно, многие из русских социалистов-евреев носились до выступления на путь революционной деятельности [с] мечтами о посвящении своих сил делу социального и интеллектуального возрождения еврейского народа. Но, как известно, почти все они или, по крайней мере, все те, кто развился на русской литературе, бросили свои помышления относительно еврейской массы при первом проникновении в их ум ослепительного света социалистических идей. Я еще теперь помню, как, прочитав книгу Лассаля, я почувствовал как бы стыд за свое увлечение интересами еврейского народа[1]. Какое значение, казалось мне, могут иметь интересы горсти евреев по сравнению с всемирными интересами, охватываемыми социализмом и ‘идеей рабочего сословия!’ Ведь, собственно говоря, вопроса еврейского не существует, а есть только вопрос освобождения рабочих масс всех наций, в том числе и еврейской. Вместе с наступлением торжества социализма и так называемый еврейский вопрос разрешится. Не бессмысленно ли и не грешно ли отдавать свой силы еврейству, которое есть не более, как один из составных элементов обширного населения русской империи! Фактическая же оторванность молодой еврейской интеллигенции от еврейской массы, исключительное посвящение первой, во всем своем составе, общерусским революционным кружкам и организациям, не имевшим и не могшим тогда иметь в виду еврейскую среду, последовавшие затем преследования лучших представителей этих революционных групп, ряд героев-мучеников, выдвинутых революционным движением, — все это не только упрочило моральную и умственную связь еврейских социалистических элементов с прочими социалистическими элементами России, не только окончательно слило первые с последними, но и потушило в нас последние искры участия и интереса к судьбе бедной массы наших соплеменников, столь же нуждавшейся в помощи интеллигенции, как и прочие низшие классы империи. Мы, наконец, забыли, что значительная часть русских евреев — пролетарии в буквальном смысле слова, и что даже их мелко-буржуазные элементы, хотя и являются относительно крестьянства в роли паразитов-эксплуататоров, в громадном своем большинстве сами чрезвычайно бедствуют и, в свою очередь, до крайности эксплуатируемы средней и крупной буржуазией (всяких наций), с одной стороны, и правительством — с другой.

А между тем, при более реальном отношении к жизненным явлениям, из космополитической идеи социализма совсем не вытекала разумность полного индифферентизма к жизненным условиям и интеллектуальному развитию еврейских масс. Следовало только, вместо более или менее общих гуманитарных идей и идеалов либерального пошиба с национальной окраской, выступить перед еврейской массой с пропагандой классового антагонизма и тесной солидарности интересов рабочих и угнетенных масс без различия национальностей и веры. Оставаясь в самой тесной связи с общерусскими революционными группами, состоя даже в их среде в качестве деятельных членов, — евреи-социалисты, несомненно, могли бы в то же время образовать социально-революционные кадры в центрах еврейского населения и в таких городах, как Одесса, Харьков и Киев, сблизить их с рабочими кружками христианского населения. Что такие кадры оказали бы очень существенную пользу всей социально-революционной борьбе в России, в этом едва ли можно сомневаться в виду тех единичных фактов, которые известны некоторым революционерам относительно поведения длиннополых евреев, когда им представлялись случаи быть полезными бежавшим из России ‘политическим преступникам’ и т. п. (Попытка Либермана[2] организовать пропаганду — и то, главным образом, литературную — среди евреев не была поддержана деятельными элементами из еврейских социалистов и потому не привела ни к каким серьезным результатам..). Мало того, я ничего невероятного не вижу в том, что десятилетняя систематическая пропаганда среди евреев и тесное сближение еврейских социалистических кружков с чисто русскими рабочими кружками [с]делали бы возможным заметно ослабить односторонний, безобразно-национальный характер ‘антиеврейских беспорядков’, подготовив элементы, которые могли бы, хоть в некоторых случаях, отклонить толпу от нападения на бедняков и направить ее, если не против центров народной эксплуатации вообще, то, по крайней мере, против еврейских богачей.

Как бы то ни было, еврейская масса оставлена была своей социалистической интеллигенцией ‘естественному течению вещей’. Естественное же течение вещей разразилось еврейскими погромами, обрушившимися, главным образом, на беднейшую часть евреев. Отчаянные зрелища повального разорения и насилия над десятками тысяч еврейских семейств, последовавшие затем цинические науськивания со стороны значительной части русской прессы на евреев, как нацию, — словом, ряд безобразных проявлений чисто средневекового отношения к евреям в России раскрыли наконец еврейско-социалистической интеллигенции глаза на ее ошибку по отношению к еврейской массе и пробудили в ней интерес и участие к последней.

Приведу здесь некоторые извлечения из частных писем, предоставленных в мое распоряжение, в которых довольно наглядно обрисовывается нравственное настроение значительной части еврейской социалистической молодежи в последнее время.

‘Среди белого дня… в Елисаветграде впервые раздался гул, крик бедной городской массы: долой жидов! И начала она грабить без всякого разбора… не было пощады никому — ни бедным, ни женщинам, детей бросали… всюду стон, вздохи, крики… Мы (кружок), как народники, радовались, думали, что это признак русской революции, что сначала она отразилась на евреях, а потом пойдет дальше вглубь и вширь’.

Начались затем киевские беспорядки, описание которых нельзя было, по словам, автора письма, читать без содрогания. И все-таки ‘мы были убеждены, что все евреи мошенники…, что наше дело сторона’.

‘Мы принадлежим русскому народу, на его поте воспитались, на его литературе поумнели… Мы, интеллигенция, братья русскому народу… Русское общество, русская интеллигенция с нами заодно’. ‘Как это смешно, ребячески наивно!’ — с горечью замечает по поводу этих слов автор письма.

В это время в Питере среди еврейского студенчества уже началась агитация в пользу ‘хождения в народ’ еврейский. Но в ответ на этот призыв из Питера, сопровождавшийся программой деятельности, провинциальный кружок, к которому принадлежит автор письма, ответил с негодованием: ‘Еврейского вопроса нет, существует один только общерусский вопрос. Раз мы решим этот общерусский вопрос, все детальные вопросы сами собою решатся. Русское общество за нас’. Общерусский же вопрос, это — перемены политические, экономические реформы, распространение просвещения… Достижение их поведет к тому, что русский, еврей, поляк, татарин и цыган — все это единое…

‘Но вот студенты начали подавать прошения, записки, что евреи везде гадят, что они забирают в свои руки все: кафедры, лаборатории, просвещение, профессора резали евреев на экзаменах’. И все-таки, утешаясь мыслью, что это делают подонки русского общества, ‘что все хорошее за нас… каждый из нас продолжал спокойно заниматься своими делами’.

А вот что пишут в другом письме. ‘Кровь застывает в жилах, глядя на этих несчастных униженных и оскорбленных, это какие-то едва движущиеся фигуры с мертвено-бледными лицами, которые ожидают чего-то, сами на зная чего. Во всех слоях общества, начиная с образованнейшей интеллигенции и кончая невежественным мужиком, замечаются какие-то дикие отношения к несчастным сынам Израиля. Все это вызвало сильное движение как в массе еврейской, так и в учащейся еврейской молодежи. Первая уезжает группами в Америку, а вторые образовывают кр[ужки] для выработки программы, что делать, куда двинуться. Образовываются также комитеты для вспомоществования бедным эмигрантам. Многие студенты, не будучи в состоянии перенести такого унижения, когда на тебя смотрят, как на собаку, нет, хуже — как на ненужное животное, уезжают отсюда, бросая учебные заведения. Я читал письма В. и Б. и других из Питера’. Волоса дыбом становятся, когда читаешь такие письма. Б. думает оставить институт, Майд. тоже думает оставить инст[итут] и поступить в Петровско-Разумовскую академию, чтобы сделаться хорошим земледельцем и потом уехать из России туда, куда все поедут, так многие думают делать’. Будет ли что-нибудь нужное изо всего этого движения, трудно предсказать. Пока ты объят каким-то сердце щемящим ужасом, чувствуешь какую-то душевную боль, страшный нравственный гнет…’ ‘Теперь же, когда все еврейство волнуется, когда всякий еврей, чувствующий в себе человеческое достоинство, считает невозможным оставаться здесь, где это достоинство доведено до минимума, где на тебя смотрят, как на выродка человеческого рода, и где, наконец, часто подвергаешься опасности’.

Такого же рода известия приходят из разных мест южной России. Во всех них проглядывает тягостное настроение всей еврейской интеллигенции, считавшей, по крайней мере, себя вполне слившейся с русским обществом[3]. Но больше всего, по-видимому, поражены евреи-социалисты. Погромы, а в еще большей степени проявившееся затем ‘общественное мнение’ русских образованных классов, явились для них как бы откровением, смысл которого они решились откровенно формулировать перед собою и другими только постепенно, после тяжелой внутренней борьбы. Сжившись с мыслью, что евреев, как особой нации в действительности нет, что составляя ныне часть русских подданных, а впоследствии русских граждан, евреи считаются, смотря по своим сословным и культурным подразделениям, неразрывной частью соответствующих элементов ‘коренного’ населения, еврейская социалистическая интеллигенция вдруг увидела, что громадное большинство ‘русского общества’ и народа считает евреев именно особою нацией, все элементы которой — длиннополый ли еврей-пролетарий, мелкий буржуа, ростовщик, обрусевший адвокат и готовящийся к каторге или ссылке социалист — все безразлично ‘жиды’, безусловно вредные для России, которая должна избавиться от них во что бы то ни стало и какими бы то ни было средствами.

Но самое страшное разочарование испытала в многих местах учащаяся еврейская молодежь, когда увидела, что и социалистически настроенные элементы в средних и высших учебных заведениях относятся не только сочувственно к крестовому походу против еврейской массы, но и в своих отношениях к товарищам-евреям, в деле распространения революционных изданий и поддержки революционной партии, проявляют такое же грубое юдофобство, как их папеньки и маменьки с Аксаковыми[4] во главе. Зрелище поистине позорное! В то время, как немецкие рабочие на собраниях и десятками тысяч голосов, поданных ими в пользу социалистических кандидатов-евреев в Рейхстаг, спешат выразить свой протест против правительственно-поповской попытки возбудить население против евреев, заявляя, что они враги всех эксплуататоров без различия веры и нации, в то время, как австрийские рабочие в многотысячных собраниях поднимают такие же энергические протесты против попыток реакции подменить классовый космополитический антагонизм национальной враждой против ‘семитов’, либеральничающие и радикальствующие русские гимназисты и студенты присоединяются к хору Аксаковых и Разуваевых[5] под средневековым девизом: истребить жидов!

Таким образом, благодаря ‘антиеврейским погромам’ для еврейско-социалистической интеллигенции выяснилось, что, во-первых, евреи, как нация, занимают в России совершенно исключительное положение и ненавидимы громадным большинством самых разнообразных слоев христианского населения, что, во-вторых, евреи-социалисты, исходя из совершенно верного положения об интернациональном характере социализма и классовой борьбы, сделали, однако, ошибку, упустив из виду реальное положение евреев в России, как нации, противополагаемой остальному населению, что поэтому, в-третьих, в противоположность евреям-социалистам в Германии и т. п., русско-еврейским социалистам никоим образом нельзя было так игнорировать в своей деятельности специально еврейскую массу -на основании космополитических соображений — и именно потому, что масса ‘коренного’ населения еще очень далека не только от космополитических чувств и воззрений, но и от понятий о солидарности низших классов разных национальностей в пределах самой империи. К таким или приблизительно таким выводам пришла значительная часть (а может быть, и громадное большинство) еврейской молодежи.

Вот уже больше года, как ‘погромы’ против евреев почти не прекращаются и с каждым разом усиливаются в размерах и интенсивности. Видя эту продолжительность и распространенность антиеврейских ‘беспорядков’, мы уже a priori [заранее] должны предположить в основании их действие какой-нибудь причины, скрытой в жизненных условиях еврейской массы, с одной стороны, и остального населения, с другой. Как бы ни велика была роль религиозных и национальных предрассудков в проявившихся насилиях над еврейской массой, как бы ни было велико влияние Игнатьева[6] с его шайкой в организации варварского похода на целую нацию — одними этими факторами трудно, даже просто невозможно объяснить себе такое продолжительное и распространенное явление, как еврейские погромы. Глубокая ненависть разнообразных классов христианского населения — вплоть до ‘интеллигенции’, — выступившая с цинической откровенностью наружу в период ‘беспорядков’, и самая мотивировка этой ненависти прямо указывают, что основная причина гонений на евреев в России заключается прямо в их столкновении с коренным населением на почве борьбы за материальные интересы. Иначе говоря, ключ к пониманию ненормального отношения к евреям со стороны христианской массы заключается в особенностях их экономической роли в России.

Посмотрим же, не прикрашивая действительности, что представляют собою в России евреи, как экономическая сила.

Здесь не место входить в разбор причин, сделавших из евреев то, что они теперь есть. Для нашей цели важно констатировать здесь, что под влиянием более десятка веков преследований, гонений и систематического устранения от производительного труда, в особенности, от земледелия, евреи сделались по преимуществу посредническим элементом в европейском обществе и поныне сохраняют этот характер в России, Румынии и Австрии. История как бы обрекла их играть роль олицетворения торгашества и ростовщичества — этих неразрывно связанных с буржуазным строем принципов. Я не хочу этим сказать, что вся еврейская масса состоит из торговцев, ростовщиков и т. п. С тех пор, как евреи получили хотя некоторые гражданские права, и не смотря на скученность их в ‘черте оседлости'[7], значительная часть их перешла уже к ремесленному труду. Но относительно они, по преимуществу, занимаются посредническими промыслами и потому являются и теперь еще в некоторых странах как бы национальным воплощением буржуазно-паразитствующего элемента — не смотря на то, что большинство этой мнимой буржуазии состоит из полуголодных и полуоборванных пролетариев.

Что касается специально России, то я из личного опыта знаю, какая страшная бедность господствует в громадном большинстве тамошнего еврейского населения[8]. Свое раннее детство я провел в деревне, где родители мои содержали кабак. И я весьма отчетливо помню, в какой вечной нужде, слезах и заботах проводили они жизнь. В годовые праздники шинкари довольно большого района (не помню уж в точности, из скольких волостей) собирались в один центральный пункт, где находилась синагога. Я имел здесь случай видеть 15-20 этих несчастных еврейских ‘буржуа’, и я очень хорошо помню — из их рассказов друг другу о себе и о своих соседях, — что, по крайней мере, 4/5 из них буквально бедствовали. И все же, вся эта голь, все эти бедняки относительно мужика являлись эксплуататорами и сидели тяжелым бременем на его и без них согнутой спине. Кто имел случай наблюдать, хоть в детстве, жизнь еврейской массы, тот знает, какая масса лишений и страданий господствует в ее среде. й тем не менее, весьма значительная часть даже этих полуголодных семейств живет посредническими промыслами — факторством, торговлей (содержат лавочку с товаром на 5-10 рублей, а то просто разносят свой так называемый товар на 50 копеек), шинкарством и т. д. Эта непропорциональность между непроизводительными элементами еврейства и производительными в гораздо большей степени выступает в Малороссии, чем в литовско-белорусских губерниях, где, по крайней мере, в городах, едва ли не значительное большинство евреев занимается физическим трудом, — состоит или из ремесленников-хозяев и их подмастерьев, или просто из чернорабочих. Громадное большинство евр[ейского] населения в этих губерниях составляет объект жесточайшей эксплуатации для кулацко-торгового меньшинства из евреев же точно так же, как в Великороссии масса населения составляет объект для эксплоатации тамошних высших и средних христианских классов. На юге и юго-западе России, наоборот, заметное большинство евреев, в некоторых местах чуть не ²/₃ и больше, занимается всевозможными видами посреднических функций, вплоть до содержательства кабаков и ростовщичества, как в селах, так и в городах. Над массой мелкого еврейского люда, большинство которого по необеспеченности и скудости своих доходов подходит под категорию пролетариев, возвышается немногочисленная группа средних и крупных капиталистов-евреев в роли подрядчиков, крупных землевладельцев или арендаторов, заводчиков, банкиров и т. п., эксплуатирующих, разумеется, безразлично как христианскую, так и еврейскую массу. Очевидно, что, если по отношению к крестьянству и вообще рабочему люду евреи являются одним из наиболее бросающихся ему в глаза элементов эксплуатации его труда, то по отношению к христианско-буржуазному населению они являются очень неприятными конкурентами, именно в области эксплуатации народного труда. Мещанство и весь мелкий торгово-кулацкий мир ‘коренного’ (а греки и немцы!) населения естественно должен ненавидеть всю массу еврейских содержателей шинков, трактиров, лавок и т. д., точно так же, как средняя и крупная ‘коренная’ буржуазия должна ненавидеть еврейских землевладельцев, заводчиков, банкиров, железнодорожных тузов и т. п. классов, прикрыва[я] грубо-эгоистические мотивы своей ненависти к еврейскому народу en masse [в целом] лицемерными фразами о народном благе и т. п. прекрасных вещах.

Таким образом, отношение евреев в ‘черте оседлости’ к остальному населению может быть резюмировано в следующих словах: в лице капиталистов и представителей профессионально и научно образованной интеллигенции еврейство сталкивается в сфере материальных интересов [с] средней и крупной буржуазией христианского населения, в лице своих мелко-буржуазных элементов евреи являются конкуррентами мещанства, так и для мироедских слоев деревни. Наконец, по отношению к рабочим массам евреи, и в лице своих капиталистов и в лице своей полупролетарской мелкой буржуазии являются одной из наиболее выдающихся категорий эксплуататоров народного труда, эксплуататоров, сталкивающихся повседневно с рабочими массами. Евреи являются, таким образом, в России экономической силой, сталкивающейся на почве борьбы за существование и богатство с самыми разнокалиберными слоями остального населения. И если борьба из-за материальных интересов в рамках буржуазного строя повсюду способна усиливаться в своей интенсивности, когда факторами борьбы являются разноплеменные м а с с ы с различной культурой, то весьма естественно, что в стране (как Россия) сравнительно бедной и измученной многовековым рабством и деспотизмом, где, сверх того, еврейская масса резко отличается своим образом жизни от остального населения и при том скучена в одном районе, что в такой стране экономическая борьба против евреев должна была принять особенно грубую форму, преимущественно характер национально-религиозной ненависти. Не та или другая категория евреев заслуживает повального истребления, а вообще все, что кровно связано с еврейством, все ‘жиды’ поголовно, как нация.

Таким образом, высшими и средними классами евреи ненавидимы, как конкуренты в деле всевозможных видов эксплоатации народного труда, народными же массами они ненавидимы, как одна из наиболее близких и осязательных сил, экономически враждебных [им]. Как ни велики бедствия и лишения еврейской массы, как ни близка она даже в лице своих мелкобуржуазных слоев к классу пролетариев, она, в среднем выводе, чуть не на половину функционирует в роли непроизводительного элемента, сидящего на шее низших классов России. Сталкиваясь, главным образом, с этой непроизводительной частью евреев и терпя от нее, или как от эксплуатирующей силы, или как от конкурента (в мелкой торговле и т. п.), низшие классы естественно видят во всем еврействе олицетворение паразитства и ненавидят его, как целую нацию, как ‘жидов’ вообще. Ненависть народных масс к ‘жидам’, в особенности на юге и юго-западе России, не впервые проявляется в истории. Само собою разумеется, что, при более высоком развитии народных масс, при более широкой политической свободе в России и полной равноправности евреев, негодование первых на свое экономически угнетенное положение не приняло бы столь односторонний характер и не вылилось бы в такую варварскую форму грубых насилий над целой нацией, когда эксплуатирующие слои последней — только необходимый продукт гораздо более общих причин, порождающих повсюду, рядом и помимо евреев, целую массу угнетателей всяких степеней и всякого рода. Но как бы то ни было, при теперешнем состоянии рабочих масс в России и специально бесправном положении евреев, они являются в глазах первых главными виновниками всех страданий народа, от которых во что бы то ни стало следует прежде всего избавиться.

Такое настроение христианской рабочей массы (крестьян и промышленных рабочих), разумеется, как нельзя более на руку и правительству и разным категориям ‘коренной’ буржуазии: правительство надеется таким путем отклонить народное недовольство в сторону крайне второстепенных и частных явлений и дать исход возбуждению масс без всякого ущерба, как оно полагает, для существующего социально-политического режима, буржуазия рада избиению ‘жидов’, рассчитывая таким образом избавиться от неприятных конкурентов в торговле, промышленности, адвокатуре, вплоть до научно-педагогической деятельности на университетских кафедрах и т. п. Словом, в области жидофобии оказались солидарными элементы, самые разнохарактерные, самые противоположные по тенденциям и материальному положению и сочувствующие друг другу только в одном — в истреблении или в изгнании из России ‘жидовской’ нации. Что агенты правительства и разные элементы христианской буржуазии не только прямо поддерживали антиеврейское движение, а во многих местах вызывали и руководили им — в этом едва ли можно сомневаться (из Балты сообщают, что там руководили толпой полицмейстер и городской голова.). Но, признавая этот факт, не следует, однако, преувеличивать его значение и упускать из виду, что такие обширные движения искусственно не могут быть вызваны, что для их возникновения и распространения необходима благоприятная почва в материальном положении и нравственном настроении народных масс. В Германии, например, юнкерская, партия с попами и правительством во главе, также стремилась вызвать в массах антиеврейское движение, но встретила со стороны рабочих резкий отпор, а в одном из ультрамонтанских центров социалист-еврей получил при выборах в Рейхстаг больше 11000 голосов. Но в то время, как в Германии рабочий класс, при высоком уровне классового сознания и политической и гражданской равноправности всех элементов населения, встречается лицом к лицу не только с евреем-эксплуататором, но и с тысячами евреев-рабочих, в своих культурных привычках социально-политических стремлениях вполне слившихся с остальными рабочими, в России — низшие классы христианского населения (особенно, на юге и юго-западе) сталкиваются с евреями, фигурирующими преимущественно или в роли крупных или мелких капиталистов, или в роли мелких кабатчиков, ростовщиков, вплоть до торговцев товарами на 50 копеек — словом, в роли непроизводительных элементов, резко отличающихся при этом, в своем огромном большинстве, по всему своему образу жизни от остального населения страны. Название ‘еврей’ сделалось для массы синонимом паразитизма. Именно на почве этого положения еврейской массы по отношению к христианской народной массе, в связи с политическими условиями России, и могут только правительство и русская буржуазия направлять народное недовольство — до поры до времени — исключительно на еврейский народ.

В состоянии ли русско-еврейские социалисты помочь еврейской массе выйти из этого безвыходного положения? И если да, то в каких пределах и какими путями могут они сделать это? Рассмотрение этих вопросов составит предмет следующей главы.

III

Для социалистов-евреев на первом плане должны стоять, очевидно, интересы низших классов еврейского населения, а отнюдь не вопросы о ‘националь-ном возрождении еврейства’ или о восстановлении еврейского государства. Исходя из факта классового антагонизма, существующего в среде евреев не в меньшей степени, чем у других народов, социалисты могут в так называемом ‘еврейском вопросе’ принять участие лишь настолько, насколько он затрагивает непосредственно интересы низших слоев еврейства. Раз последние обеспечены будут от гонений и преследований со стороны христианского населения, для евреев-социалистов совершенно безразлична судьба их соплеменников-капиталистов, составляющих один из элементов буржуазного класса в России. Будут ли они в мире со своими христианскими конкурентами в деле обирания народа или ненавидимы ими — это для нас совершенно безразлично, как домашний спор имущ[их] классов, — лишь только в глазах рабочих масс бедная часть евреев перестанет считаться ответственной за эксплуататорскую роль богатых.

Что интересы кармана для еврейской буржуазии несравненно дороже интересов ‘еврейской нации’, — это она прекрасно доказала своим поведением в течение всего периода антиеврейских беспорядков. И это вполне естественно, — как проявление классовых инстинктов современной буржуазии. Социалисты-евреи должны, в свою очередь, в ‘еврейском вопросе’ стать на почву классовых интересов, и именно интересов евреев-бедняков. С этой точки зрения, очевидно, самое радикальное решение ‘еврейского вопроса’ состоит, во-первых, в превращении еврейской массы пролетариев в оболочке мелкого буржуа и просто пролетариев из посреднического и непроизводительного элемента в класс представителей разнообразных отраслей физического труда, во-вторых, в возможно полном слиянии этой массы с соответствующими слоями ‘коренного’ населения.

Осуществление этих условий зависит, само собою разумеется, прежде всего, от массы внешних обстоятельств. Но еврейско-социалистическая интеллигенция может до известной степени содействовать возникновению этих благоприятных обстоятельств. Во всяком случае, еврейско-социалистические элементы ни принципиально, ни по своим средствам не могут на другом пути оказать помощи еврейской массе. В деле организации переселения евреев в Америку, которое могло бы иметь серьезное значение только в том случае, если бы охватило по меньшей мере около половины еврейско-русского населения, в организации этого дела социалисты, очевидно, могут оказать очень ничтожную материальную поддержку. Но и в эмиграционном вопросе их участие, по моему, должно обосновываться вышеуказанными условиями, т. е. стремлением превратить массу переселенцев в производительный класс, с одной стороны, и слить ее с туземным населением, с другой. Эти два пункта должны составлять главную цель и руководящую нить деятельности социалистов в еврейской среде.

Всмотримся же теперь поближе в реальные условия, необходимые для осуществления этих пунктов. Прежде всего ясно, что превращение значительного населения в экономически-производительный элемент не может быть совершено в короткий промежуток времени, что для этого, при самых лучших условиях и страстном желании самого населения, потребуется период в 10-15 лет, в течение которого может вырасти новое поколение, более способное к приспособлению к физическому труду. Но для того, чтобы евреи просто могли приступить к процессу самопреобразований в своем быту, абсолютно необходимы два условия: 1) право свободного переселения и жительства по всей России, 2) замена абсолютизма в России свободными политическими учреждениями.

Что касается до слияния евреев с остальным населением, то ясное дело, что при теперешнем уровне развития последнего слияние это ни к чему хорошему в смысле культурном не привело [бы]. В Западной Европе и в Америке слияние это имеет в результате то, что еврейская масса входит в круг высшей культуры — материальной и интеллектуальной. Относительно же массы христ[ианского] населения в России этого отнюдь сказать нельзя: наоборот, можно положительно утверждать, что русские евреи, в среднем выводе, по своим умственным и политическим потребностям, выше массы крестьянства и даже городского мещанства. Стало быть, говоря о слиянии еврейской массы с христианским населением, мы не имеем в виду простое слияние ее с существующими элементами, как они есть. Слияние это будет мыслимо и целесообразно, когда крупные социально-политические реформы откроют некоторый простор для более быстрого политического и интеллек[туального] развития низших классов в России вообще.

Таким образом, мы опять сталкиваемся с вопросом о теперешнем соц[иально]-полит[ическом] строе России. Очевидно, стало быть, что для скорого и более или менее полного осуществления указанных двух условий необходимо, прежде всего, низвергнуть абсолютистский режим и связанную с ним безурядицу в России. Но если нельзя до тех пор осуществить эти условия, то что же остается делать евреям-социалистам по отношению к еврейской массе? Работать в среде этой массы и в союзе с русскими революционерами на произведение возможно скорее полит[ической] и соц[иальной] перемены и на этой почве подготовлять солидарность, а затем и слияние еврейской массы с туземным населением. Евреи-социалисты должны поэтому употребить все усилия на образование социально-революц[ионных] кадров среди низших классов своих единомышленников и установить, при помощи русских революционеров, тесную связь между этими кадрами и революц[ионными] рабочими группами[9]. Рядом с пропагандой и агитацией в еврейской среде против абсолютизма, социально-революц[ионные] кружки должны выяснять своим соплем[енникам] главные причины антиевр[ейских] беспорядков и тесную связь последних с существующ[ими] соц[иально]-политическими условиями.

Само собою разумеется, что они должны выяснить еврейской массе гораздо большую солидарность ее интересов с интересами низших классов остального населения, чем с богатыми евреями. С другой ‘стороны, христианские рабочие кружки должны начать систематическую агитацию в народе против исключительно антиеврейского характера последних ‘беспорядков’ и совместно с еврейскими кружками подготовить элементы, которые способны были [бы], в случае повторения беспорядков, направить толпу, если не [на] центры эксплуатации вообще, то, по крайней мере, на одни богатые еврейские квартиры и преимущественно на таких богачей, как Бродские, Поляковы, Гинцбурги и т. д.

——

[1] О впечатлении, произведенном на П. Аксельрода речами Лассаля, см. ‘Пережитое и передуманное’, кн. 1-ая, стр. 71-73.

[2] Лев Либерман — родоначальник еврейской социалистической агитации, начал революционную пропаганду среди учащихся Вильны в начале 70-х годов, в 1873 г., после провала кружка учащихся, бежал заграницу, в Лондоне вошел в кружок П. Лаврова, работал в ‘Впереде’, где поместил ряд статей о Белоруссии, в 1877-1878 г. г. издавал в Вене социалистический журнал ‘Гоэмэс’ (‘Правда’), — первый социалистический орган на древне-еврейском языке.

В 1878 г. был арестован, судился австрийским судем, был оправдан, но передан австрийским правительством в руки германского правительства для суда по обвинению в составлении заговора по делу арестованных в Берлине ‘русских нигилистов’. Берлинский суд приговорил Либермана к тюрьме. После освобождения из тюрьмы он переехал в Лондон, где организовал еврейский социалистический кружок. Позже, переехав в Америку, в 1880 г. покончил с собой.

[3] О настроении еврейской интеллигенции этого времени свидетельствует сохранившееся в архиве П. Аксельрода письмо, полученное одним учившимся заграницей студентом-евреем и помеченное ‘Киев, 18 февраля 1882 г.’. Очевидно, это одно из упоминаемых П. Аксельродом ‘частных писем, предоставленных в его распоряжение’, использованное им, как материал для статьи и случайно оставшееся в его бумагах. Приводим полностью это письмо.

Борис Аронович!

‘Итак, ты интересуешься знать, каково положение еврейского вопроса теперь, вообще, как относится к этому вопросу еврейская учащаяся молодежь и, наконец, как простой класс смотрит на дело эмиграции. Изволь: что положение евреев в России теперь хуже, чем скверно, в этом нет никакого сомнения, с одной стороны, вместо тех надежд на равноправие евреев, которые после погромов, казалось, будут осуществлены, выдвинулись целые ряды новых исключительных для евреев законов, которые таким образом еще больше суживают и до того уже узкие рамки, в пределах которых еврей мог барахтаться в борьбе за существование: это одно и, по-видимому, самое главное влияние, которое такие исключительные законы могут оказать, но, с другой стороны, эти же исключительные законы, направленные, главным образом, на экономическую сторону еврейства, так принизили еврейство вообще, так игнорируют в них какое бы то ни было человеческое достоинство, что любой самый простой еврей и тот чувствует себя глубоко оскорбленным, и вот почему не удивительно, что масса ищет, ‘где оскорбленному есть чувству уголок’, и охотно готова переселиться куда угодно, хоть в Америку, хоть в Палестину, хотя бы за тридевять земель, но подальше от России. К сожалению, сытые буржуа мало что-то энергии выказывают в этом деле, а между тем они-то, главным образом, имеют в этом вопросе решающее значение, как обладатели больших капиталов, без чего эмиграция невозможна. Но народ более или менее зажиточный, повторяю, обивает, так сказать, двери [пороги] у людей, занимающихся эмиграционным вопросом, чтобы сформировать их и направить, куда следует. Впрочем, по словам Игнатьева, сказанным Драбкину (Петербургский казенный раввин), видно, что эмиграция не только не будет поощряться правительством, но даже получит своего рода противодействие (это перемена политики), выходит так, что бьют и плакать не дают.

Что касается молодежи, то прежде всего откликнулись петербургские студенты евреи, они, во-первых, сделали известную обрядовую формальность, именно явились в синагогу в назначенный евреями день поста, это был своего рода первый выход в народ, затем они окунулись в житейское еврейское море со всеми его треволнениями, работают над практическим и теоретическим решением этого вопроса. Затем заявили о себе киевские студенты, они также после очень бурных и длинных дебатов, длившихся два вечера (сходки от 5 часов вечера до 2 часов ночи), решили явиться всем составом в синагогу, но не с тем, чтобы молча присутствовать во время богослужения, а с тем, чтобы ободрить упавших духом, заявить им, что готовы служить им и душой и телом, лишь бы взяться за дело всем сообща, были заранее приготовлены речи на русском языке и на жаргоне, один студент написал и отпечатал по этому поводу стихотворение (очень дельное). Присутствие студентов в синагоге, их задушевные, теплые и к тому же зажигательные речи, это стихотворение — собрали десятками тысяч евреев в синагоге, но за неимением места приходилось стоять на улице. Явление было необыкновенное, полиция не могла этого, конечно, не заметить, демонстрация вышла довольно удачная, так что генерал-губернатор требовал к себе раввина, сделал нагоняй цензору за то, что он позволил напечатать стихотворение. Одним словом, был сделан сообразно с средствами борьбы своего рода протест. А затем пошли посты по всей России, что заставило правительство обратить на себя внимание, так что Игнатьев по этому поводу призвал раввина Драбкина, долго с ним беседовал и велел успокоить народ. Как мне кажется, теперь происходит перемена во взглядах правительства в пользу евреев. Теперь у нас студенты учреждают общество эмигрантское, много студентов желает уехать вместе с евреями, чтобы устроиться с ними на месте, а остальные будут содействовать и направлять ее отсюда. Уже собирают деньги в пользу эмиграции (в понедельник концерт), списываются с кем нужно и т. д. и т. д. Вчера была у нас сходка, длившаяся до 1 часу ночи, дело в том, что в Петербурге теперь образовались две партии: одна за эмиграцию (во главе [с] ‘Рассвет[ом]’), а другая буржуазная в лице Гинцбурга (во главе [с] ‘Русск[им] Евре[ем]’) против, собственно говоря, Гинцбургу (он, видишь ли, служит в банке, где получает до 30 тыс. в год) желательно,

чтобы масса евреев эмигрировала, но он хочет, чтобы это было сделано так себе, тайком, для того, чтобы он мог заявить свои верноподданнические чувства и привязанность к России и тем получить равноправие, для этого он через своих агентов собирает подписи со всей России и думает подать докладную записку Игнатьеву, что евреи вовсе не желают эмигрировать. И вот по этому поводу мы решили уяснить народу, все коварные помыслы Гинцбурга и тем помешать его плану и затем официально протестовать против этого (в газете письмо напечатать от студентов). Почти то же сделали петербургские студенты. (Ну, я право уж устал от этого письма). Конец письма (с подписью) утерян.

[4] Аксаков — Ив. Сер. (1823-1886 г.) — публицист, вождь славянофильства, редактор газеты ‘Русь’.

[5] Разуваев — герой очерков Глеба Успенского, деревенский кулак-эксплуататор.

[6] Гр. Н. П. Игнатьев — министр внутренних дел в начале царствования Александра III. При нем были созданы комиссии по еврейскому вопросу, превратившие антисемитизм в один из элементов правительственной политики, и были изданы знаменитые ‘временные правила’ 1882 г., закрепившие бесправие евреев, под предлогом ограждения их от народной ярости и погромов.

[7] ‘Черта оседлости’ охватывала при царизме 11 западных и юго-западных губерний. Евреи имели право проживать лишь в пределах этих губерний. Вне ‘черты’ могли селиться лишь евреи, получившие высшее образование, купцы 1-й гильдии и т. п.

[8] О быте еврейской бедноты, в кругу которой вырос П. Аксельрод, см. ‘Пережитое и передуманное’, кн. 1-я, глава первая.

[9] Интересно отметить, что мысли, близкие к развиваемым здесь П. Аксельродом, были высказаны около того же времени М. Драгомановым. В No 28 ‘Вольного Слова’ он поместил заметку по поводу реферата об антиеврейском движении в России, прочитанного П. Кропоткиным на митинге, устроенном славянским социалистическим кружком в Лондоне. Останавливаясь на принятой митингом резолюции, отмечавшей, что в ходу погромов ‘бедные христиане разоряли имущество таких же бедняков-евреев’, и приглашавшей пролетариев всех рас к объединению, М. Драгоманов писал:

‘Приглашению этому нельзя, конечно, не сочувствовать, но, при положении евреев в России, таких слишком общих приглашений очень недостаточно. Теперь необходимо поставить вопрос об объединении пролетариев-евреев и христиан как можно более конкретно и детально. В особенности, необходимо поставить перед пролетариатом еврейским вопрос о необходимости для него разрыва с капиталистическим элементом между их соплеменниками и единения с эксплуатируемым этим последним бедным людом христианским… Нужна деятельная пропаганда этой мысли среди пролетариев еврейской нации, нужно, прежде всего, образование специального корпуса пропагандистов для этой нации’ (ввиду отсутствия No 28 ‘Вольного Слова’ в комплекте журнала, имеющемся в нашем распоряжении, заимствуем цитату из книги В. Я. Богучарского ‘Из истории политической борьбы’, стр. 224).

Мысли, высказанные здесь М. Драгомановым, представляются тем более замечательными, что в его других статьях нередко проступал антисемитский дух, которым было в значительной мере окрашено украинофильское движение. Представляется вероятным, что в данном случае точка зрения автора на задачи еврейско-социалисти-ческого движения вытекала из его национально-федералистических взглядов, являвшихся теоретическим обоснованием украинофильства: появление, наряду с украинским федерализмом, еврейского (как и всякого другого) национального федерализма, соответствовало интересам движения, главой которого был М. Драгоманов.